Беспомощный перед лицом твоей красоты 39 страница



Поэтому они заложили бомбу в Большом павильоне и взвели взрыватель, а потом принялись пререкаться насчет того, правильно это или нет. Они спорили о том, где им ждать последствий и что делать, если армия вообще обойдет город. А также о том, отступят ли в ужасе другие армии после предполагаемого События или разделятся на части, которые продолжат вторжение, – или же, зная, что бомба лишь одна, противник продолжит наступление в прежнем темпе и с усилившейся жаждой возмездия. Они спорили о том, не предпримут ли захватчики бомбардировку города, прежде чем войти в него, не пошлют ли разведчиков, а если случится артобстрел, куда станут падать снаряды. Они заключили пари на этот счет.

Оба сошлись только в одном: все, что они делают, приведет к бесполезной потере единственного атомного заряда, имеющегося у них (вернее, у обоих противников): ведь даже если их предположения относительно действий захватчиков оправдаются, можно рассчитывать максимум на уничтожение одной вражеской армии. При этом останется три других, и любая из них вполне способна довершить завоевание. Атомный заряд и людские жизни будут потрачены впустую.

Они дали радиограмму начальству, сообщив обо всем при помощи единственного кодового слова. Чуть позже они получили «добро» от высшего командования – другое кодовое слово. На самом деле начальство не верило, что оружие сработает.

Старик – Куллис – убедил своего товарища, что ждать следует в высокой, величественной цитадели. Так они и поступили, обнаружив там много оружия и вина. Они напились и завели пьяный разговор, шутя и рассказывая немыслимые истории о покорении женщин и городов. Один спросил, что такое счастье, и получил довольно легкомысленный ответ, но потом ни тот ни другой не могли вспомнить, кто спрашивал и кто отвечал.

Они улеглись спать, проснулись, снова напились и стали обмениваться шутками вперемежку с небывальщиной. На город пролился легкий дождь. Молодой иногда проводил пятерней по своей бритой голове, по длинным густым волосам, которых больше не было.

Так они ждали и ждали, и когда начали падать первые снаряды, стало ясно, что место для ожидания выбрано неудачно. Они кое-как спустились по лестнице во двор, сели в полугусеничный автомобиль и укатили в пустыню. В сумерках они устроили привал и снова напились, но в эту ночь не ложились спать – хотели увидеть ослепительный взрыв.

 

Песня Закалве

 

 

Смотришь в окно,

Как идут войска.

 

И глазом опытным

По пустотам в строю

Ты определяешь, на фронт они идут

Иль возвращаются с позиций.

 

Ты глуп, сказала я

И повернулась, чтобы уйти.

А может, чтобы смешать коктейль

Для ненасытной глотки – пусть глотает,

Как ложь мою до этого глотал.

 

Я вглядывалась в тень вещей,

Ты у окна стоял,

Уставясь в ничто.

Когда же мы уйдем?

А то застрянем здесь,

Завязнем,

Если будем оставаться слишком долго

(поворачиваясь).

Так почему мы не уходим?

 

Я в ответ молчу

И глажу треснутый стакан,

В молчании добывается бесценное знание.

 

Бомба жива, пока летит.

 

Шиас Энжин

Полное собрание сочинений (посмертное издание).

Месяц 18, 355-й Великий год (Шталлер, Пророческий календарь).

Том IX: «Ранние произведения и черновики»

 

Война не кончается

 

 

Пролог

 

Тропинка, ведущая к самой высокой террасе, выписывала невероятные зигзаги, чтобы кресла-каталки могли преодолевать склон. Ему потребовалось шесть с половиной минут тяжелого труда, чтобы добраться до самого верха. Когда он оказался там, с него капал пот, но он побил свой предыдущий рекорд, а потому был доволен. Дыхание его задымилось в холодном воздухе, когда он расстегнул тяжелую стеганую куртку и покатил кресло к одной из высоких клумб.

Он взял корзиночку с колен и поставил ее на подпорную стенку, потом вытащил из кармана куртки садовые ножницы и стал внимательно вглядываться в ряд маленьких растений, пытаясь понять, какие побеги проросли лучше. Он не успел выбрать и одного, когда заметил какое-то движение вверху на склоне.

Он посмотрел на темно-зеленый лес по другую сторону высокой ограды. Далекие пики гор белели на фоне голубого неба. Поначалу он решил, что там прыгает какое-то животное, но потом из-за деревьев показался человеческий силуэт. Незнакомец направился к калитке по траве, покрытой инеем.

Женщина прошла через калитку и закрыла ее за собой. На ней были тонкий плащ и брюки. Он немного удивился, увидев, что женщина без рюкзака. Возможно, она оставила рюкзак в одном из зданий института, а теперь возвращалась туда. Врач-консультант? Он собирался махнуть ей, рассчитывая, что она увидит его, спускаясь к институту. Но женщина от калитки направилась прямо к нему. Она была высокой, темноволосой, со слегка загорелым лицом под забавной меховой шапочкой.

– Господин Эскоэреа… – сказала она, протягивая руку.

Он положил ножницы и пожал протянутую руку.

– Доброе утро, госпожа… э?…

Она не ответила, села на стенку, хлопнула руками, на которых не было перчаток, затем окинула взглядом долину, горы и лес, реку, здания института внизу.

– Как поживаете, господин Эскоэреа? Чувствуете себя хорошо?

Он посмотрел на то, что оставалось от его ног, ампутированных выше колен.

– То, что от меня осталось, мадам, чувствует себя хорошо.

Таков был теперь обычный его ответ. Он знал, что в этих словах может послышаться горечь. На самом же деле он давал понять людям: «Не хочу прикидываться, будто со мной все в порядке».

Она посмотрела на его культи под брюками с такой непосредственностью, какую он прежде видел только у детей.

– Это был танк, да?

– Да, – ответил он, снова беря ножницы. – Хотел подорвать его на дороге к Бальзейту, только не получилось.

Он нагнулся, срезал веточку и положил ее в корзину, потом написал на бирке, с какого побега сделан срез, и прикрепил бирку к веточке.

– Прошу прощения… – сказал он и проехал чуть дальше. Женщина посторонилась, а он срезал еще одну веточку.

Она обошла кресло-каталку и снова встала перед ним:

– Вы, как рассказывают, вытаскивали своего товарища из…

– Да, – оборвал он ее. – Рассказывают. Я, конечно, не знал тогда, что проявленное милосердие приводит к укреплению мышц рук.

– Вам дали медаль?

Женщина присела на корточки и положила одну руку на колесо кресла. Он посмотрел на ее руку, потом на лицо, но она только улыбнулась.

Он расстегнул свою стеганую куртку, под которой оказался мундир со всеми наградными планками.

– Дали.

Не обращая внимания на ее руку, он крутанул колесо, двигаясь дальше. Женщина поднялась и снова присела перед ним.

– Впечатляющее зрелище – ведь вы еще так молоды. Меня удивляет, что вас не повысили в звании раньше. А правду говорят, что вы относились к начальству без должного уважения? И поэтому…

Он бросил ножницы в корзину и развернул кресло так, чтобы оказаться к ней лицом.

– Да, милочка, – ухмыльнулся он. – Я говорил малоприятные вещи. У моей родни никогда не было высоких покровителей, а теперь нет и самой родни, за что нужно благодарить авиацию империи Гласин. Ну а это…

Он ухватился за лацканы мундира, выставляя напоказ все свои наградные планки.

– …могу вам уступить все это за пару ботинок. А теперь, – он наклонился к ней и взял ножницы, – мне нужно работать. В институте есть один парень, который наступил на мину. У него ноги оторвало под корень. И одну руку в придачу. С ним вам будет еще забавнее. Прошу меня простить.

Он развернул кресло, отъехал на несколько метров и срезал две-три веточки, выбрав растения почти наобум. Он услышал у себя за спиной шаги женщины по тропинке и крутанул колеса своего кресла.

Женщина остановила кресло, взявшись за спинку, – она оказалась сильнее, чем можно было подумать. Руки инвалида напряглись, но тщетно – колеса принялись буксовать на каменистой тропинке, а кресло осталось на месте. Он отпустил колеса и обратил лицо к небу. Женщина обошла кресло и снова присела перед ним на корточки.

Он вздохнул:

– Чего вы хотите, милочка?

– Вас, господин Эскоэреа.

Лицо женщины сияло прекрасной улыбкой. Она кивнула, показывая глазами на его культи.

– Кстати, насчет обмена медалей на ботинки – это несложно устроить, – добавила она, пожав плечами. – Правда, медали вы можете оставить себе.

Она сунула руку в корзину, вытащила оттуда ножницы и вонзила их в землю под кустами, потом положила сцепленные руки на передок кресла.

– А теперь, господин Эскоэреа, – сказала Сма, слегка дрожа, – как насчет настоящей работы?

 

 

Последнее слово техники

 

Джону Джерролду посвящается

 

Дорога Черепов

 

Езда по Дороге Черепов – дело тряское…

– Мой бог, что такое?! – воскликнул, проснувшись, Саммил Мак9.

Телега, на которой их согласились подвезти, прыгала, как при землетрясении.

Мак9 ухватился грязными руками за подгнившую деревянную планку – один из бортиков телеги – и посмотрел на знаменитую Дорогу, спрашивая себя, с чего вдруг телега, которую всего лишь малоприятно трясло, вдруг стала выделывать зубодробительные кульбиты. Можно было подумать, что отвалилось колесо или сонливый возчик съехал с Дороги на поле, усеянное валунами, – но ничего такого Мак9 не увидел. Выпучив глаза, он несколько мгновений смотрел на поверхность Дороги, а потом рухнул назад в телегу.

«Ну и ну, – сказал он себе, – я и не подозревал, что у Империи есть враги с такими громадными головами. Возмездие из могилы – вот как это называется». Он поглядел вперед. Маразматический возчик по-прежнему спал, хотя телегу кидало то вверх, то вниз. Впереди него старое вислоухое четвероногое между оглоблей с трудом находило, куда ставить ноги среди огромных черепов, устилавших эту часть Дороги, которая вела – Мак9 проследил за белой линией, уходившей вдаль, – к Городу.

Город – на горизонте, за пустошью, – был едва виден в мерцающей дымке. Большая часть легендарного мегаполиса все еще находилась за линией горизонта, но его островерхие сверкающие башни были видны издалека, даже сквозь голубоватое колеблющееся марево. Мак9 ухмыльнулся, увидев его, потом посмотрел на безответную клячу, которая с трудом, спотыкаясь и постукивая копытами, тащила телегу по Дороге. Лошадь обильно потела, окруженная облачком мух: хотя кобыла непрерывно прядала ушами, те жужжали рядом с ее головой, как настырные электроны вокруг несговорчивого ядра.

Старый возчик проснулся, неуверенно хлестнул клячу между оглоблей и тут же снова погрузился в дремоту. Мак9 отвернулся и перевел взгляд на пустошь.

Обычно пустошь являла собой холодное, безлюдное место, где гуляли ветра и шли дожди, но сегодня здесь было жарко до одурения; в воздухе стояли болотные газы, и все вокруг было усыпано крохотными яркими цветами. Мак9 снова улегся на солому; он скреб себя и ерзал, подлаживаясь под безумную тряску телеги. Он попытался сгрести солому и комья засохшего навоза так, чтобы расположиться поудобнее, но ему это не удалось. Ему уже начало казаться, что путешествие, похоже, затягивается и будет воистину не из приятных, если эти немыслимые скачки продолжатся, но тут тряска уменьшилась и телега поехала с обычным дребезжанием и поскрипыванием. «Слава богу, эти не смогли продержаться слишком долго», – пробормотал под нос Мак9 и, снова улегшись, закрыл глаза.

…он ведет телегу с сеном по усыпанной листьями дорожке. Щебет птиц, холодное вино, деньги позвякивают в кармане…

Он даже не спал – так, дремал, когда его попутчик, чье имя, хотя они немало поработали вместе, Мак9 так и не удосужился узнать, выбрался из соломы и навоза и спросил:

– Возмездие?

– А? Что? – вздрогнул Мак9.

– Что за возмездие?

– А-а, – сказал Мак9, потер лицо и сморщился, щурясь от лучей солнца, высоко висевшего в голубовато-зеленом небе. – Возмездие нам, верноподданным, со стороны мертвых врагов Возлюбленной Империи.

Его маленький спутник – настолько чумазый, что это было заметно даже за условно менее грязной соломой, яростно заморгал и затряс головой.

– Нет, моя спрашивать, что значит «Возмездие».

– Я тебе только что сказал, – ответил Мак9, – то же самое, что месть.

– Ах так, – произнес его спутник и сел, переваривая услышанное, а Мак9 снова погрузился в дремоту.

…впереди его телеги идут три молоденькие доярки; он догоняет их, те соглашаются сесть в телегу. Он тянется к…

Спутник толкнул его в бок:

– Это как если моя брать много спальный белья, а ты выкидывать меня из кровать, или как я пить твое вино, а ты поить меня три кувшин слабительный, или когда ты обрюхатить дочь хозяин, а он напустить на тебя Сборщиков стратегических долгов, или если какой область не платить налог, а Их Величеств приказывать, чтобы в свидетельств о рождении всех первенцев в их семьях делать пометка. Или…

Мак9, уже привыкнув к тому, что его спутник использует словесный эквивалент разведки огнем, поднял руку, останавливая поток примеров. Его спутник продолжал бормотать, несмотря на прижатую к его рту руку. Наконец бормотание прекратилось.

– Да, – сказал ему Мак9. – Ты прав. – Он убрал руку.

– Или это как если?…

– Слушай, хочешь, я расскажу тебе одну историю?

– А-а, историю , – засиял его спутник, радостно хватая Мак9 за рукав. – История – это очень… – Черты его мрачного лица исказились, как высыхающий песчаный берег после отлива: он подыскивал подходящее прилагательное. – Мило.

– Ну хорошо. Отпусти мой рукав и дай мне вина, промочить горло.

– Ай-ай, – сказал спутник Мак9, и вид его вдруг стал настороженным и сомневающимся.

Он посмотрел в сторону передка, где похрапывал возчик, где, напрягаясь изо всех сил, перебирала ногами кляча, – и увидел Город, все еще окруженный переливчатой дымкой, в конце выбеленной ленты костей, устилавших Дорогу.

– Ну хорошо, – вздохнул он.

Он протянул Мак9 мех с вином, и тот, с жадностью приложившись, выпил почти половину того, что оставалось. Затем его спутник протестующе заверещал и вырвал мех, отчего почти весь остаток пролился на них обоих, да еще струя жидкости обдала шею похрапывающего возчика и даже долетела до головы лошадеобразного животного (оно благодарно запрядало ушами, когда капли жидкости пролились по его потной морде).

Престарелый возчик, вздрогнув, проснулся и огляделся с безумным видом, потер свою мокрую шею, взмахнул растрепавшимся кнутом, явно полагая, что сейчас ему придется отбиваться от грабителей, головорезов и разбойников.

Мак9 и его спутник смущенно ухмыльнулись возчику, когда тот повернулся и посмотрел на них. Возница нахмурился, протер шею тряпкой, потом уселся в прежней позе и снова погрузился в дремоту.

– Спасибо, – сказал Мак9 своему спутнику, протер лицо и лизнул одно из свежих винных пятен на рубашке.

Его спутник сделал маленький глоток, смакуя напиток, вставил на место пробку и, растянувшись на телеге, сунул мех себе под шею. Мак9 рыгнул, потом зевнул.

– Ну? – серьезным тоном сказал его спутник. – Расскажи моя история. Моя любить слушать истории. Расскажи история про любовь, ненависть, смерть, трагедия, комедия, ужас, радость и сарказм, расскажи моя о великих делах и мелких делах, об отважных людях и трусливых людях, о громадных гигантах и карликах, расскажи моя о смелых женщинах и красивых мужчинах, о великих волшебникахниках… и о расколдованных мечах, а еще о странных, древних зверях и ужасных, таких страшных вещах, который, гм… не должны жить и… гм, о забавных болезнях и всеобщих бедствиях. Да, моя любить. Расскажи моя. Моя хотеть.

Мак9 снова засыпал, без малейшего намерения рассказывать своему спутнику какие-либо истории. Тот ткнул его в спину.

– Эй! – второй тычок, сильнее первого. – Эй! История! Не спать. Ты обещать история.

– В задницу твою историю, – сонным голосом сказал Мак9, не открывая глаз.

– ААА! – воскликнул его спутник.

Возчик проснулся и, развернувшись, влепил ему затрещину. Тот замолчал и сел, потирая ухо, затем снова ткнул Мак9 и прошептал:

– Ты обещал рассказать мне историю.

– Почитай-ка книгу, – пробормотал Мак9, зарываясь в солому.

Его маленький спутник произвел какой-то шипящий звук и сел, плотно сжав губы и засунув руки себе под мышки. Он уставился на Дорогу, тянущуюся до самого горизонта в подрагивающем мареве.

Немного спустя его спутник пожал плечами, засунул руку под мех с вином, вытащил оттуда свою сумку, а из нее – маленькую толстую черную книгу. Он еще раз толкнул Мак9:

– У нас только и есть что эта Библия. Что моя читать?

– Да открой в любом месте, – пробормотал, не просыпаясь, Мак9.

Его спутник открыл Библию наугад – на шестой главе и прочел:

 

«Да, да, да, истинно вам говорю; не забывайте, что у любой истории есть две стороны – верная сторона и неправильная сторона».

 

Спутник тряхнул головой и выкинул книгу за бортик телеги.

Дорога тянулась все дальше и дальше. Возчик шмыгал носом и похрапывал, потеющий одр, тяжело дыша, волок телегу, а Мак9 улыбался во сне и постанывал. Его спутник убивал время, выдавливая угри на кончике носа, а потом втыкая их обратно.

…они остановились у брода через тенистую речушку, где он уговорил искупаться доярок, на которых были только тоненькие, облегающие тело…

 

Лошадеобразное животное, тащившее телегу, вообще-то, было знаменитым поэтом Абрусци с планеты Пардонлейтенантеенетнамоей карте, и оно могло бы рассказать скучающему спутнику Мак9 сколько угодно захватывающих историй из тех времен, когда политика Замирения и Освобождения, проводимая Империей, еще не распространилась на его планету.

Оно могло бы также сказать им, что Город удаляется от них с такой же скоростью, с какой они приближаются к нему, что он катится через бескрайнюю вересковую пустошь на миллионах гигантских колес, по мере того как бесконечной чередой поступают побежденные враги Империи, выстилая своими костями все новые и новые мили знаменитой Дороги Черепов…

Но это, как говорится, совсем другая история.

 

Дар Культуры

 

Деньги – признак нищеты. Это старая мудрость Культуры, которую я вспоминаю время от времени, в особенности если меня искушают сделать что-то такое, чего точно делать не следует, и связано это с деньгами (а что с ними не связано?).

Вот он, пистолет, – маленький и аккуратный, лежит на широкой, иссеченной шрамами ладони Круйзела, и первое, что мне приходит в голову (после: где они, черт бы их драл, достали это ?): деньги – признак нищеты. Может, эта мысль очень кстати в моем положении, но толку мне от нее никакого.

Дело происходит у дверей игорного клуба (в кредит не даем) в Нижнем Врексисе. Стоит промозглая ночь, передо мной – красивый пистолетик-игрушка и два амбала, требующие вернуть долг (совсем немаленький) или выполнить одно дельце – крайне опасное и более чем беззаконное. Какой у меня выбор? Попытаться сбежать? Пристрелят. Отказаться? Так отдубасят, что несколько недель в больнице обойдутся мне в неподъемную сумму. Сделать то, что просят Каддус и Круйзел? Да, есть вероятность, что это сойдет мне с рук, то есть я выйду из переделки целый и невредимый и снова при деньгах; но скорее всего, я умру медленной и мучительной смертью, помогая службе безопасности в их расследовании.


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 126; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!