Отношение русской цивилизации к М.



Русская цивилизация не остается в долгу – она активно от- талкивает, отторгает  М, манифестируя это, прежде всего, ко- нечно, в быту, ср. насмешливое, но вполне характерное, сви- детельство Г. Иванова в его мемуарах о 10-х годах: «Как ВСЕ горничные, родственники его друзей, швейцары  и т.п. посто- ронние поэзии, но  вынужденные иметь с  Мандельштамом дело, она [горничная] его НЕНАВИДЕЛА» [30, c. 201].

Ср. в ЕМ о Парноке (alter ego М): «ПРЕЗИРАЕМЫЙ швейца- рами и женщинами» [II, c. 64]. Можно было бы добавить в спи- сок «выразителей общественного  презрения» еще один, впол- не показательный элемент: мальчишек  на улице. Е. Пастернак вспоминает М зимой 1933/34 г. в Доме Герцена: «Помню, как смеялись над ним наши дворовые мальчишки»1.

Ср. также замечание М в набросках к очерку «Москва»: «Им2 не был чужд и культ умерших, и даже некоторое уважение к от- сутствующим. [Мы напоминаем и тех и других]» [II, c. 357].

 

Манифестация в критике отношения РЦ к М.

Но РЕГУЛЯРНЫМ о бразом это отторжение (6.1) проявля- ется в критике. «Унылых комментариев» было мало, а «свежего

 

1  Цит. по [94, с. 156].

2  Соседям по квартире.


 

ветра вражды» сверхдостаточно. К отношениям М с критикой применимы слова Блока про художников 19 века: «Европейское общественное мнение и критика жестоко мстили художникам за измену началам гуманной цивилизации»; только слово «гу- манной» надо в случае М заменить на «российской»3.

Критики не всегда  могли осознать, почему М  чужд и не- приемлем для них – часто это подсознательная реакция на его тексты. Вполне показательно, что это отторжение проявляется даже в «критическом дискурсе» друзей, поклонников  и едино- мышленников, см. например,  *Гумилев  в 1914,  *Эйхенбаум в

1933, *Пастернак  в 1934, *Маковский в 1955, *Аверинцев в 1998.

 

 

* * *

 

Приводимая  ниже выборка включает не только критические и мемуарные пассажи, но и, например, ряд стихотворных отрыв- ков, в которых проявляется восприятие личности и творчества М автором текста.

 

* 1909 г. А. Белый (Б. Бугаев) публикует в «Весах» взволнован- ную «антиеврейскую»4  статью «Штемпелеванная  культура». До литературного дебюта М еще год, но ряд формулировок в статье  Белого «предваряет»  последующий  критический  дис- курс о М, задает темы и паттерны для этого дискурса. Белый пишет: «Нам грозит опасность “штемпелеванной”5  культуры, т.е. интернациональной фабрики по поставке гениев, нам гро- зит фабричное  производство  мыслей <…>.  Кто же эти ПО-

 

3  В статье «Крушение  гуманизма», 1919 г.

4  Белый, разумеется, не является рутинным антисемитом. В этой статье он (в обстановке обостряющегося  конфликта РЦ и ЕЦ), фактически,  заявляет о своем неприятии ЕЦ. Принадлежа к элите РЦ, Белый ощущает (в обычном для себя гипертрофированном формате) опасность, исходящую от ЕЦ, и пытается ее, эту опасность, вербализовать. Caveant consules! («Пусть консулы будут бди- тельны!») призывает он, правда, не ясно, кого.

5  Ср. распространенный  впоследствии термин «мандельштамп». Странным и макабрическим  совпадением выглядит то, что в одном из последних «мест свидания» М и РЦ – на допросе в Бутырке 17.05.38 – следователь Шилкин  по ошибке вписал в протокол фамилию «Мандельштамп»!  [146, с. 131].


 

СРЕДНИКИ  между народом и его культурой в мире гениев? Кто стремится “интернациональной  культурой” и “модерн- искусством”  разделить плоть нации от ее духа <…>.  Стран- но и страшно  сказать, но приходится. Это – пришлые люди: обыкновенно оторванные от той нации, в недрах которой они живут <…>; конечно, не понимают они глубин народного духа в его звуковом, красочном и словесном выражении. И чистые струи родного языка засоряются своего рода безличным эспе- ранто из международных словечек, и далее: всему оригиналь- ному, идущему вне русла эсперанто и бессознательно (а иногда и сознательно), объявляется  бойкот.  Вместо  Гоголя объявля- ется Шолом Аш, провозглашается  смерть быту, учреждается международный  жаргон <…>,  в  устах интернационалистов все чаще слышится привкус  замаскированной  проповеди  са- мого узкого и арийству чуждого национализма: юдаизма <…>, бесспорно, что упорство воли и  страстность,  свойственная семитской расе, проявляется у евреев в форсированном инте- ресе одновременно к искусству ВСЕХ  культур. Но, но и но… Интерес ко “всему культурному” порождает эклектизм; вместо глубокого проникновения в одну нацию (нация эта не родная) рождается поверхностный  интерес ко всем нациям; так воз- никает международный  базар искусства (нечто среднее из ис- кусств всех наций) <…>,  и – пошла писать “штемпелеванная культура”<…>; и вот процесс этого инстинктивного и впол- не законного  поглощения  евреями чуждых культур  (прило- жением своего штемпеля) преподносится  нам как некоторое стремление к интернациональному искусству; вы посмотрите списки  сотрудников газет и журналов России: кто музыкаль- ные, литературные критики этих журналов? Вы увидите почти сплошь  имена евреев <…>.  Общая масса еврейских критиков совершенно чужда русскому искусству, пишет на  жаргоне “эсперанто” и терроризирует всякую попытку углубить и обо- гатить русский язык. <…>  становится страшно за судьбы род- ного искусства» [145, с. 72–80].

 

* 1913 г. В. Хлебников выступил по отношению к М как критик очень коротко, но емко, в момент  вполне  знаковой  «полеми- ческой дуэли» с М в ноябре в «Бродячей собаке», описанной


 

Н. Харджиевым6  (со слов М): «Одно неправильно понятое суж- дение Хлебникова7  вызвало возражения Филонова, Ахматовой и других посетителей подвала. С  наибольшей  резкостью вы- ступил против Хлебникова Мандельштам. Отвечая ему, Хлеб- ников ДАЛ ОТРИЦАТЕЛЬНУЮ ОЦЕНКУ ЕГО СТИХАМ. За- ключительная часть выступления Хлебникова озадачила всех присутствующих» своей неожиданностью:

“А теперь Мандельштама нужно ОТПРАВИТЬ  ОБРАТНО к дяде в Ригу”. Привожу устный комментарий Мандельштама:

“Это было поразительно, потому что в Риге действительно жили два моих дяди. Об  этом ни Хлебников, ни кто-нибудь другой знать не могли. С дядями я тогда даже не переписывал- ся. Хлебников угадал это только силою ненависти”»8.

 

* 1914 г. Н. Гумилев написал в двух (1914 и 1916 гг.) вполне по- ложительных рецензиях на издания «Камня»: «Его [Мандель- штама] вдохновителями были только русский язык, сложней- шим оборотам которого ему приходилось учиться, и не всегда успешно, да его <…>  мысль» [2, с. 388]; «В “Камне” есть режу- щие ухо ОШИБКИ против языка…» [2, с. 390].

 

* 1910-е гг. С. Маковский пишет в поздних (50-е гг.) мемуарах о Мандельштаме 10-х гг.: «…магическая  музыка сплошь да рядом так оригинально складывалась у него [у М], что самый русский язык начинал звучать как-то по-новому.  Объясняется  это, ве- роятно, и тем отчасти, что он не ощущал русского  языка на-

 

6  Харджиев Н. В Хлебникове есть все! // Литературная  газета, 1992, 3 июля, цит. по [66, с. 44].

7  По свидетельству В. Шкловского [66, c. 43]: «Хлебников  в “Бродячей соба- ке” прочел антисемитские стихи с обвинением евреев в употреблении христи- анской крови, там были Ющинский  и “13”».

8  Вряд ли Хлебников знал что-либо о  рижских родственниках  М.  Здесь имеет место, по-видимому,  «цивилизационный  дискурс»: «Рига» для Хлебни- кова – символ, архетип, ближайшая точка фокусировки чуждой (западноев- ропейской, германской, германско-еврейской и т.п.) цивилизации, из которой пришел (stammt) М, и в которую желательно отправить обратно НЕ-приятного, НЕ-приемлемого,  ненавидимого и отторгаемого  им в данный  момент Ман- дельштама, со своими стихами, дядями, Бейлисами, ритуальными процессами и вообще со всем своим «Stamm-ом».


 

следственно своим, любовался им немного СО СТОРОНЫ, от- крывая его красоты так же почти, как красоты греческого или латыни, неутомимо  вслушиваясь  в него и загораясь от таин- ственных ПОБЕД над ним» [131, с. 402]. Дальше критик приво- дит примеры «нерусских» конструкций, которые М «как будто и убедительно» встраивает в свой русский текст. Например, про

«арбу воловью» из стихотворения «О временах простых и гру- бых…» Маковский говорит: «…конечно – не совсем по-русски (мы не скажем “лошадиная  карета” или “ослиная повозка”)». О  языке стихотворения  «На страшной высоте блуждающий огонь…»  критик пишет: «Слова-символы  НЕРАЗБОРЧИВЫ, СБИВЧИВЫ,  ПОЛУЗАУМНЫ…» [131, с. 410]. О манере пись- ма более поздних («после “Тristia”») стихов М критик говорит, что она «доведена до предельной “КРИПТОГРАММНОСТИ”»; для ее описания критик употребляет  также характеристики:

«ребусность», «словесная эквилибристика у “мрачной бездны на краю”» и т.п. [131, с. 413-414].

 

*  1915 г. Художник Лев Бруни писал в  критической  статье (о Н.  Альтмане)9: «Как в поэзии Мандельштам  СДЕЛАЛ  ИЗ РУССКОГО ЯЗЫКА ЛАТЫНЬ не потому, что язык нашел свои законченные формы и перестал развиваться, а потому, что ев- рейская кровь требует такой чеканки, что вялостью кажется ев- рею гибкость русского языка, – такое же желание вылить свое живописное  чувство в абстрактные т.е. органические формы, есть и у Альтмана…»10.

 

* февраль 1916 г. В. Шершеневич (под псевдонимом В. Гальский) в рецензии  на «Камень»  говорит:  «…из  певучего, льющегося русского языка он сделал “медь торжественной  ЛАТЫНИ”»11.

 

* 1916 г. С. Городецкий в рецензии  указывает на «ограничен- ность словаря, ломкость скрепляющих союзов» в языке «Кам-

 

9  «Новый  журнал для всех», 1915, №4, с. 37.

10  Ср.  Ю. Тынянов в 1929  г. о «чужеземных  арфах» в языке «чужеземца» Мандельштама.

11  Февральский номер журнала «Новая жизнь» за 1916, с. 219. Цит. по [144, с. 147].


 

ня» и снисходительно резюмирует: «Автор похож на человека, только что перешедшего через глубокий ручей по качающейся перекладине…»12.

 

* 1916 г. И.  Оксенов в критической  статье13  утверждал,  что:

«красота [стихов М] не их собственная… ЧУЖАЯ,  Мандель- штама же, как поэта, нет»14.

 

* 1916 г. А. Серебров в критической  статье назвал М «прекрас- ным ювелиром ЧУЖИХ  драгоценностей»15.

 

* март 1916 г. М. Цветаева в «московских стихах» говорит о М так: «К Нечаянныя Радости в саду  / Я ГОСТЯ ЧУЖЕЗЕМНОГО веду».

 

* 1920 г. И. Одоевцева: «Он был не лучше и не хуже, а совсем ДРУГОЙ. Это чувствовали многие, даже, пожалуй, все. Человек из другого мира…» [19, c. 129].

 

* апрель 1921 г. А. Блок в своей критической «антиакмеистиче- ской» статье «Без божества, без вдохновенья» не упоминает М вообще. Само по себе это «зияние» – знаково, оно показывает, насколько чужд и не-приятен, не-приемлем был для Блока «жи- дочек». Но чуть ранее, в октябре 1920 г., Блок16  записал в своем дневнике17: «жидочек прячется – виден артист», присвоив этим М, очевидно, высшую категорию по своей классификации.

 

12  Цит. по [I, с. 450].

13  Цит. по [I, с. 449].

14  Ср. аналогичный вердикт, вынесенный Мандельштаму поэтом Н. Глазко- вым уже в 1977 г.!

15  Цит. по [I, с. 449].

16  Перешедший к этому моменту (под влиянием Шпенглера?) на позиции неприятия любой цивилизации вообще и объявивший в своей статье «Круше- ние гуманизма»: «Формируется новый человек: человек – животное гуманное, животное общественное, животное нравственное перестраивается в артиста, говоря языком Вагнера».

17  После выступления М на вечере в Клубе поэтов 21.10.20.


 

* В статье  1923 г. А. Горнфельд (критик, переводчик с немец- кого и  будущий «враг» М  по  делу об  Уленшпигеле)  также снисходительно-доброжелательно  называет М в числе «очень не значительных русско-еврейских писателей», которые «приш- ли с русских (больше с полу-русских)  окраин, из ЧУЖОГО культурного мира, в их семьях говорили на жаргоне <…>.  На чужом языке, который <…>  стал для них родным языком, они, конечно, не могли быть самостоятельными;…»  [4, с. 192].

 

* 1923 г. Критик С. Бобров пишет в рецензии на «Tristia» о всем предшествующем творчестве М: «Мандельштам <…> ухитрил- ся писать СТИХИ НИ  О ЧЕМ, просто подбирать слова в том порядке, который был приятен при символистах,  совершен- но не беспокоясь, чтобы этот склад захватанных  выражений что-нибудь  значил»18.  Бобров далее говорит о  «снобистской болтовне, ленивой и ЛИШЕННОЙ ВСЯКОГО  СМЫСЛА»  и о

«роскошной БЕССМЫСЛИЦЕ» стихов М до книжки «Tristia», многие стихи которой критику нравятся.

 

* 1923 г. В. Брюсов: «Оторванная  от общественной жизни, от интересов социальных и политических, оторванная от проблем современной науки, от поисков современного миросозерцания, поэзия Мандельштама…»19.

 

* 1923 г. М. Цветаева в письме: «Почему люблю Мандельштама, с его ПУТАННОЙ, СЛАБОЙ, хаотической мыслью, порой БЕС- СМЫСЛИЦЕЙ <…>  и неизменной МАГИЕЙ  каждой строчки. Дело не в «классицизме», – в ЧАРАХ…»20.

 

* 1924 г. Критик и литературовед Ю. Тынянов в статье «Про- межуток»  пишет: «В видимой близости  к Пастернаку21, а на самом деле ЧУЖОЙ  ему, пришедший  с ДРУГОЙ  стороны – Мандельштам» [40, c. 190]. Далее Тынянов  пишет о текстах М:

 

18  Печать и революция,  №4, цит. по [51, т. 1, c. 389].

19  Печать и революция,  №6, цит. по [I, c. 454].

20  Цит. по [51, т. 1, c. 388].

21  Которого Тынянов здесь же называет “бродилом”, “дрожжами” современ- ной русской поэзии.


 

«СТРАННЫЙ порядок [слов] <…>,  почти БЕЗУМНАЯ  ассо- циация, <…>  СТРАННЫЕ смыслы <…>  ЧУЖЕЗЕМНАЯ арфа, построенная по ч ти без чужеземных слов». Говоря о стихах М

«Я изучал науку расставанья…»  и «Идем туда, где разные нау- ки…», Тынянов замечает  [40, c. 190]: «Достаточно  маленькой ЧУЖЕЗЕМНОЙ прививки для этой восприимчивой  стиховой культуры,  чтобы “расставанье”, “простоволосых”,  “ожиданье” стали ЛАТЫНЬЮ  вроде “вигилий” <…>.  Характерно призна- ние Мандельштама о себе:

И с известью в крови для племени чужого

Ночные травы собирать.

Его работа – это работа почти ЧУЖЕЗЕМЦА  над литера- турным языком»22.

 

* 1925  г. А. Лежнев в обзоре «Литературные  заметки»  о ШВ:

«…cовершенно неуместен  тон высокомерного превосходства, явственно звучащий у автора»23.

 

* 1925 г. А. Ахматова в «критическом дискурсе» об акмеизме в разговоре с П. Лукницким: «Мандельштам: его поэзия – ТЕМ- НАЯ, НЕПОНЯТНАЯ для публики, византийская…»24.

 

* 1925 г. Ю. Айхенвальд в критической  статье об ШВ: «…верно то, что, вопреки психологии, память Мандельштама не любов- на, а ВРАЖДЕБНА, память у него злопамятна. Тон ВЫСОКО- МЕРИЯ и НАСМЕШКИ проникает всю его книгу…»25.

 

* 1925 г. Д. Святополк-Мирский в критической  статье о ШВ:

«Эти качества [острый ум, зоркая историческая  интуиция] затемнены  КОСНОЯЗЫЧИЕМ,  и  это  косноязычие придает СТРАННУЮ  ПУТАННОСТЬ  его замечательной, очень мало известной прозе»26.

 

 

22  Ср. Л. Бруни (1915): «Мандельштам  сделал из русского языка латынь…».

23  Печать и революция,  №6, цит. по [II, с. 380].

24  Дневник П. Лукницкого от 18.07, цит. по [57, с. 142].

25  Газета «Руль», Берлин, 9 декабря, цит. по [II, c. 383].

26  «Современные записки», XXV, Париж, цит. по [51, т. II, c. 620].


 

* середина 20-х (?) гг. В. Маяковский в разговоре с В. Шклов- ским после выступления В. Шкловского о М: «Не надо пропа- гандировать людей, которые нам ВРАЖДЕБНЫ»27.

 

* 1926 г. (и позже). Г. Адамович в парижских критических ста- тьях о о языке «Шума времени»: «Цветисто и чопорно…В про- зе своей Мандельштам как будто теряется <…> остается стрем- ление к латыни» [II, c. 385].

 

* 1926 г. В. Парнах в критической статье о русской литературе28 о М: «ОТОРВАННЫЙ совершенно от общественных движений своего времени, <…>  он находил радость в сооружении самых СТРАННЫХ  литературных  построек, <…>  он принадлежит девятнадцатому веку, а иногда даже Средним Векам. Несмотря на попытки усвоить манеру Пастернака, он всегда ОТСТАЕТ ОТ ВРЕМЕНИ»29.

 

* ноябрь 1928 г. Э. Герштейн вспоминает в мемуарах 90-х годов:

«Я почувствовала в нем что-то ЧУЖОЕ.  Как будто он уводил на какие-то боковые тропинки, причудливые, изысканные…» [8, c. 12].

 

* 1929 г. О. Бескин пишет в критической  статье о сборнике «О поэзии»:  «Логика рассуждений  Мандельштама  должна, есте- ственно, привести его к  антиобщественной  поэзии, поэзии экстерриториальной, подчиненной особым «консульским» за- конам своей же касты…»30.

 

* 1929 г. Н. Берковский в критической работе «О прозе Ман- дельштама»  пишет: «…  Мандельштам  с  умыслом именует вещи невпопад,  берет их “не той рукою”, вместо “постиже- ний” у Мандельштама остроумная словесная игра…<…>  из “широкого” факта приготовляется  АББРЕВИАТУРА,  стис- ну тый в малом пространстве  отвар специфического.  <…>

 

27  Цит. по [66, c. 49].

28  В американском еврейском трехмесячнике “The Menorah Journal”.

29  Цит. по [51, т. 3, c. 400], см. еще 6.5.5.

30  Печать и революция,  1929, кн. 6, цит. по [II, c. 436].


 

Мандельштам работает в литерат уре, как на монетном дворе. Он подходит к грудам вещей и дает им в словах “денежный эквивалент”, приводит материальные ценности, громоздкие, занимающие площадь, к удобной монетной аббревиат уре»31. В этой же статье, перепечатанной  (с небольшими  измене- ниями) через год в  сборнике критических  работ автора, Н. Берковский пишет о М: «Эстетствующий разночинец, на- вьюченный  филологическим  богатством буржуазии.  Точка. Да еще вдобавок  норовящий  указанные  богатства сбывать на станциях  СССР, на всех местах, где можно разгружать- ся. Пожалуй, такая характеристика  останется  для Мандель- штама правильной  до конца, но дальнейший  анализ  пока- жет в этом разночинце <…>  писателя ну ж н о г о и во многом “п р и м е р н о г о”32  для текущей советской литерат уры <…>. Мандельштам  покамест только писатель о культ урном эпи- логе ПРОШЛОГО. Настоящего и будущего он не достигает» [167, с. 166].

 

* 1929 г. А. Тарасенков в критической статье о «Египетской мар- ке» пишет: «…писатель  бесконечно далек от нашей эпохи»33. В статье  1930 г. А. Тарасенков писал: «…стиль Мандельштама – это стиль сумбурно смещенных плоскостей, стиль, порожден- ный распадающимся  бытием  буржуа, сознание  которого  ви- дит во всем хаос, анормальность,  бессмысленное  соединение несоединимого»34.

 

* 1929 г., осень. Поэт А. Сурков в разговоре в «доме Герцена» с начинающим литератором А. Глуховым-Щуринским: «Чего ради ты отираешься вокруг этих Городецкого и Мандельшта- ма? Ведь они ЧУЖДЫЙ нам элемент» [71, c. 24].

 

* конец 1929 г. Б. Пастернак пишет Н. Тихонову в связи с «делом

Уленшпигеля»:  «Мандельштам  превратится для меня в совер-

 

31  Звезда, № 5, цит. по [51, т. 2, с. 554–556].

32  За подобное снисхождение к «чуждому» Мандельштаму Берковский под- вергся нападкам коллеги-критика А. Тарасенкова, см. 6.5.11.

33  На литературном посту, №3, цит. по [II, c. 406].

34  Печать и революция,  №1, цит. по [51, т. 2, c. 559].


 

шенную ЗАГАДКУ, если не почерпнет ничего высокого из того, что с ним стряслось в последнее время»35.

 

* 1931 г. Искусствовед Л. Розенталь пишет в рукописной книге воспоминаний,  датированной  1931 годом: «За годы скитаний поэзия Мандельштама не приобрела ни опыта, ни мудрости, а лишь утратила прежнюю образность. Стихи обращались в по- ток слов, в сплошной “улалюм”. В начале эпохи нэпа Мандель- штам читал стихи в Доме Герцена. В Москве он был ЧУЖИМ» [89, c. 35].

 

* 1932 г. Б. Пастернак  сказал о стихах М и о нем самом после вечера (чтения) в редакции  «Литературной  газеты»: «Я зави- дую вашей свободе. Для меня вы новый Хлебников. И такой же ЧУЖОЙ. Мне нужна несвобода»36.

 

* 1932 г. «Литературная энциклопедия»  о М: «Для миросозер- цания Мандельштама характерен крайний фатализм и ХОЛОД РАВНОДУШИЯ ко всему происходящему… Это лишь чрезвы- чайно “сублимированное” и ЗАШИФРОВАННОЕ идеологиче- ское увековечение капитализма и его культуры…»37.

 

* 1933 г. Очень характерны высказывания  критика Н. Ковар- ского о сборнике «О поэзии»: «неприемлемо то высокомерие, с которым относится Мандельштам…<…>, система странных ассоциаций и сопоставлений, в которой смешаны все истори- ческие планы, <…>  здесь есть только то ощущение, которое испытывает  нумизмат,  прикасаясь к металлической  поверх- ности недавно приобретенной  старинной  монеты. Подлинно, для Мандельштама  слово как монета для нумизмата». Вывод критика: «Здесь страшная опасность для современной поэзии, опасность срыва в систему Мандельштама»38.

 

35  Цит. по [94, c. 127].

36  Письмо Н. Харджиева Б. Эйхенбауму, цит. по [13, с. 532].

37  Цит. по [51, т. 1, с. 399].

38  Лит. современник,  №1, цит. по [II, c. 436]


 

* 1933 г., 14 марта. Критик Б. Эйхенбаум во вступительном сло- ве к «вечеру» М в Политехническом  музее39: «…[Мандельштам] намеренно, почти программно УХОДИТ иной раз от русского синтаксиса. У него слово “штаны” неожиданно ЗВУЧИТ  КАК ЛАТЫНЬ. Словозвучание  многих стихотворений  – как будто НЕ РУССКИЙ язык, нечто от Рима, от языков вымерших куль- тур. Не то у Пастернака. <…>. Предмет, вещь – вот мотивы его [Пастернака] творчества. А в стихах Мандельштама мы видим ТЕНЬ предмета» [129, с. 89].

В своем «конспекте» этого выступления  Б. Эйхенбаум за- писывает: «У Мандельштама – филологизм, ХИМИЯ СЛОВ, не слова, а ТЕНИ  СЛОВ  <…>  сначала кажется, что он говорит о предметах, но потом оказывается, что предметы превращаются в слова <…>.  Отсюда его филологизм, его любовь к ЧУЖОЙ речи. Если у Пастернака  – почти цирковой фокус, то у Ман- дельштама – ХИМИЧЕСКИЙ ОПЫТ. Мандельштам приглаша- ет читателя как бы в лабораторию. НЕОБХОДИМОСТЬ ИНО- СКАЗАНИЯ, “ЧУЖОЙ РЕЧИ”» [135, с. 591].

 

* 1933 г. О. Бескин в статье о «Ламарке»: «Нужна ли особая бди- тельность, чтобы распознать ОБЫЧНОЕ ВРАЖДЕБНОЕ нашей действительности утверждение о гуннах…»40.

 

* 1933 г., июнь. А. Белый пишет из Коктебеля: «…они41, един- ственно, из  20  с  лишним отдыхающих нам  н е п р иятны  и чужды»42. В другом письме оттуда же Белый пишет: «…словом, М  мне почему-то исключительно  неприятен,  и мы стоим на противоположных полюсах»43.

 

* 1933 г. С. Розенталь в критической статье о «Путешествии в Ар- мению»: «Какой бедный мир, мир маркера и гурмана! <…>  Весь

«опус» О. Мандельштама наполнен рассуждениями. Рассуждени-

 

39  Конспектная запись Н. Соколовой.

40  Лит. газета, 23 апреля, цит. по [I, c. 520].

41  Осип и Надежда Мандельштамы, питавшиеся за одним столиком с супру- гами Белыми в столовой Дома творчества в Коктебеле.

42  Письмо к П. Зайцеву от 07.06.33, цит. по [94, c. 154].

43  Письмо к Ф. Гладкову, цит. по [94, c. 154].


 

ями, страдающими бедностью мысли, завуалированной пышной, но тем не менее анемичной декламацией… От образов Мандель- штама пахнет старым прелым великодержавным шовинизмом»44.

 

* 1933 г., начало  ноября. В. Шкловский в критической  статье

«Путь к сетке» пишет о прозе М: «Этот45 мир – ЧУЖОЙ. Вто- рой мир – «хаос иудейский» <…>  Мир описывает в своей про- зе Мандельштам спокойно, с почти незаметным для него ПРЕ- ЗРЕНИЕМ,  <…>  эта книга46 попутчика  двух ЧУЖИХ, разно идущих миров. <…>  Люди47  избегают прямого слова. <…>  Пу- тешествие О. Мандельштама СТРАННО, будто он коллекцио- нирует эхо. <…> когда искусство становится манерой, мы сами оказываемся в клетке, ОТДЕЛЯЮЩЕЙ нас от мира»48.

 

* 1934  г., июнь. Сталин в известном  телефонном  разговоре  с Б. Пастернаком, фактически, запрашивает у последнего «ква- лифицированный  критический отзыв» о М («Но ведь он ма- стер, мастер?»), явно ожидая (и, может быть, желая) услышать от «друга» М абсолютно позитивный ответ. Пастернак же ему фактически сообщает, что М – не мастер, а что-то другое, не друг ему, а что-то другое, чем сильно удивляет и даже несколько раздражает Сталина, разыгрывающего, видимо, в этот момент роль «доброжелательного Воланда». Более точную демонстра- цию «чуждости» личности Мандельштама Пастернаку трудно получить, даже если заказать  эту сцену Булгакову. См. ниже (1937) разговор Б. Пастернака с М. Богословской49.

 

* 1934 г. М. Цветаева в стихотворении  1934 г. пишет (явно о

«Шуме времени» и явно, как о ЧУЖДОМ тексте): «Бог с ним, с громом, Бог с ним, с шумом / Времени не моего»50.

 

 

44  Правда, 30 авг., цит. по [II, c. 421].

45  Т.е. российский.

46  Т.е. ШВ.

47  У Свифта, с которыми Шкловский сравнивает М.

48  Литерат. критик, 1933, книга пятая, с. 113–117.

49  О  «чуждости»  М  Пастернаку  см. здесь же высказывания  Пастернака  в

1929 и 1932 гг.

50  Цит. по [II, c. 385].


 

* 1934/35 г. О. Кретова вспоминала о М в Воронеже в мемуарах

80-х годов: «Для меня Мандельштам был ИНОПЛАНЕТЯНИ- НОМ,  человеком ИНОГО мира». Перед этим мемуаристка на- зывает М человеком «совсем особенным», «ничуть не похожим

<…> ни на кого из окружающих» [71, c. 36].

 

* 1930-е гг. К. Чуковский вспоминает о М 30-х гг. в своих позд- них мемуарах: «Он был НЕСОПРЯГАЕМ ни с каким бытом, ни с каким общественным укладом, ни с какой государственно- стью» [83, с. 186].

 

* около 1937  г. Б. Пастернак  в разговоре  с М.  Богословской, женой поэта С. Боброва, о своем ответе на вопрос Сталина о М (в известном телефонном разговоре 13 июня 1934): «… я не могу говорить о том, чего не чувствую. Мне это ЧУЖОЕ.  Вот я и ответил, что ничего о Мандельштаме сказать не могу» [66, c. 203].

 

* 1937 г. Л. Гумилев  (сын Н. Гумилева, не профессиональный критик, но его восприятие личности и творчества М, по ряду причин, исключительно  показательно), «неодобрительно»,  по словам Э. Герштейн, отзываясь о М51, «…говорил о монистиче- ском сознании Мандельштама, а христиане – дуалисты. Дух – это одно, плоть – другое. Только при таком понимании  могло и явиться учение о бессмертии души» [8, c. 249]. Ранее (нача- ло 30-х) Л. Гумилев, по свидетельству той же Герштейн, назвал Мандельштамов «саддукеями»: «ВЫ – саддукеи» [8, c. 202].

 

* 1937 г., 23 апреля. О.  Кретова, воронежская  писательница, опубликовала в газете «Коммуна»  статью, называвшую М (вме- сте со Стефаном и Айчем) «классово-ВРАЖДЕБНЫЕ люди» [71, c. 39].

 

* 1938 г., март. П. Павленко во «внутренней критической рецен- зии» писал о М для руководства  Союза писателей (и НКВД):

 

 

51  «слишком цепляется за жизнь» – слова Л. Гумилева о М в этом разговоре, цитируемые Э. Герштейн.


 

«…он не поэт, а версификатор, холодный, головной составитель рифмованных произведений. <…>  они [стихи] в большинстве своем холодны, мертвы <…>. Язык стихов сложен, темен и пах- нет Пастернаком. <…> много косноязычия…»52.

 

* 1945 г. Критик и литературовед К. Мочульский в парижском альманахе «Встреча» о стих. «Когда Психея-жизнь  спускается к теням…»: «Они [стихи] вызывают изумление: слова звучат СТРАННОЙ, непривычной музыкой. Кажется, что написаны они на ЧУЖОМ языке, древнем  и торжественном, как язык Пиндара» [59, c. 271].

 

* 1947 г. Критик Ан. Волков писал об М: «Он все время испыты- вает какую-то НЕУВЕРЕННОСТЬ В БЫТИИ»53.

 

* 1948 г. Н. Заболоцкий пишет стих. «Читая стихи», фактически, рифмованную  критическую статью о М, в которой для наших рассмотрений важна каждая строка:

 

«Любопытно, забавно и тонко: /  Стих, почти не похожий на стих. / БОРМОТАНЬЕ сверчка и ребенка / В СОВЕРШЕНСТВЕ писатель по- стиг  /

И в БЕССМЫСЛИЦЕ СКОМКАННОЙ речи / ИЗОЩРЕННОСТЬ из- вестная есть. /  Но возможно ль мечты человечьи /  В ЖЕРТВУ этим забавам принесть ? /

 

И возможно ли русское слово / Превратить в ЩЕБЕТАНЬЕ ЩЕГЛА, / Чтобы смысла ЖИВАЯ  ОСНОВА /  Сквозь него ПРОЗВУЧАТЬ  НЕ МОГЛА ?

 

Нет! Поэзия ставит преграды / Нашим выдумкам, ибо она / Не для тех, кто, играя в шарады, / Надевает КОЛПАК КОЛДУНА. /

 

Тот, кто ЖИЗНЬЮ ЖИВЕТ настоящей, / Кто к поэзии с детства при- вык, /  ВЕЧНО  ВЕРУЕТ в ЖИВОТВОРЯЩИЙ, /  Полный разума рус- ский язык»54.

 

 

52  Цит. по [146, c. 134–135].

53  Звезда, кн. 1, цит. по [51, т. 1, c. 406].

54  Цит. по [51, т. 3, c. 412].


 

* 1952 г. Вл. Марков писал в критическом  тексте «Приглушен- ные голоса» (Нью-Йорк): «…тонкий, высокий, НЕ ОТ  МИРА СЕГО Мандельштам  не сдался и умер героем»55.

 

* 1957 г. Критик А. Коваленков в мемуарной  работе продуци- рует, оценивая М,  совершенно  замечательный «цивилизаци- онный дискурс»: «…за каждой строкой этого оказавшего на- столько заметное влияние на литературные течения тридцатых годов поэта, что даже появился термин “мандельштамп”, стоял призрак БУРЖУАЗНОЙ  ЦИВИЛИЗАЦИИ  ЗАПАДА.  Сергей Есенин однажды даже пытался бить Мандельштама. И было за что»56.

 

* 1966 г. Критик А. Турков писал о строках М «На стекла вечно- сти уже легло…»: «Неповторимость и значительность даже от- дельного существования  здесь слитно с ощущением его КРАЙ- НЕЙ НЕПРОЧНОСТИ»57.

 

* 1966 г. П. Громов в большой  критической  работе «А. Блок и его предшественники» писал о ранних  текстах М: «…за этим стоит определенная  тенденция  и  к  содержательному,  идей- ному внутреннему единству. Однако само это перспективное единство в идейном смысле таково, что оно парадоксальным образом как бы дематериализует, развоплощает, превращает в условные знаки жизненную предметность самого конкретного плана в стихе: “Кружевом,  камень, будь <…>  ”. Здесь цитиру- ется относительно позднее из его ранних стихов, крайне остро и прямо выражающее  тенденцию  к развоплощению, демате- риализации конкретно-жизненных  начал, – в более сложном, неявном виде подобное стремление присуще всем ранним вещам Мандельштама.  Получается СТРАННОЕ  положение: стихи Мандельштама  немыслимы  без конкретности,  однако сама предметность в них постоянно и неуклонно “опрозрачи- вается”, распредмечивается. Сами вещи как бы пронизываются

 

 

55  Цит. по [51, т. 3, c. 386].

56  «Письмо старому другу», Знамя, 1957, №7. Цит. по [159, c. 247].

57  В книге «Николай Заболоцкий», М., 1966. Цит. по [51, т. 1, с. 403].


 

какими-то спиритуалистическими  токами, перестают быть ве- щами и потому начинают пугать читателя СТРАННОЙ, ПАРА- ДОКСАЛЬНОЙ беспредметностью»58.

 

* 1967 г. А. Кулинич в критической работе «Новаторство и тра- диции в русской советской  поэзии 20-х годов» находит  у М

«РАЗЛАД с веком, НЕПОНИМАНИЕ  происходящего»,  отра- жающиеся «в его стихах пугающими фантасмагориями»59.

 

* 1969 г. В. Тимофеева в коллективной академической «Истории русской литературы» называет поэзию М так: «ОТДЕЛЕННАЯ от современности завесой историко-культурных  ассоциаций». Тимофеева  утверждает далее, что в 1917 г. «…“ИСКАЖЕНИЕ перспективы”  приняло уже открыто  выраженный  политиче- ский характер»60.

 

* 1969 г. В. Андреев, сын писателя Леонида Андреева, пишет в своих мемуарах: «Еще в отцовской библиотеке, в одном из но- меров «Аполлона» я прочел стихотворение «Имею тело – что мне делать с ним…», которое меня поразило НЕПРИЯТНЫМ оборотом  «имею тело» и удивительным, похожим на мертвую зыбь, ритмом…» [25].

 

* В 1970-х гг. Пауль Целан, немецко-еврейский поэт и критик, переводивший  М  на немецкий, говоря о личности  и поэзии М, характеризует  и то, и другое понятием  «ЧУЖДОСТИ» [6, c. 104].

 

* 1977 г. Н. Глазков, поэт, на заседании андерграундного литера- турного общества сказал: «Какое Мандельштам имеет отноше- ние к русской поэзии? Да он вообще не поэт!».

 

* 1977 г. М.  Каганская,  израильский  русскоязычный  критик пишет: «Не  абстрактное и  отвлеченное  понятие “мировой

 

 

58  Цит. по [51, т. 1, c. 412].

59  Изд. Киевского  университета, 1967. Цит. по [51, т. 2, c. 548].

60  Цит. по [51, т. 2, c. 548].


 

культуры”, но мир, саму ткань бытия ощущал Мандельштам САКРАЛЬНЫМ текстом, взывающим к обнаружению своей семантики <…>.  ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ  буддизму, его духу небытия  и мертвенной  созерцательности  наверняка  пришло к Мандельштаму  в процессе “ВЫЯСНЕНИЯ ОТНОШЕНИЙ” с русской культурой, к буддизму традиционно  чуткой  и бла- госклонной».  Далее критик говорит  о «напряженном, а позд- нее – на грани РАЗРЫВА и СКАНДАЛА, – диалоге Мандель- штама с русской культурой…». В этой же статье критик пишет:

«…мандельштамовская поэзия, в избытке  наделенная “телео- логическим теплом” и трагической страстью, ЛИШЕНА  ТЕП- ЛА ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО,  ДУШЕВНОСТИ, чем в избытке одаряет своих подданных поэзия русская». Статья завершается утверждением:  «Мандельштам  всегда  писал на языке своего ДУХА,  своей КРОВИ.  «ЧУЖАЯ  речь» была ему «оболочкой» [36, c. 177, 193, 195].

 

* 1980 г. Критик и теоретик В. Вейдле в критической статье ска- зал о «православном» стихотворении М «Люблю под сводами седыя тишины/ Молебнов,  панихид блужданье /  И трогатель- ный чин – ему же все должны, – / У Исаака отпеванье…»  (1921), что это «быть может, высшее и, конечно, самое неожиданное из всего написанного Мандельштамом <…>.  Пример медиумич- ности поэта, сквозь которого говорит, безошибочными слова- ми говорит, нечто ему ЧУЖДОЕ, и все-таки не в ком другом, а в нем обретшее и забытые эти слова, и нужный для произнесе- ния их голос» [3, c. 584].

 

* 1980-е гг. Критик-«почвенник» С. Куняев: «…Мандельштама в своем молодом славянофильском кругу мы читать продол- жали, несмотря на реплику одного из авторитетнейших наших мыслителей, что его поэзия «всего-навсего ЖИДОВСКИЙ НА- РОСТ на Тютчеве»61.

 

* 1990 г. Переводчик А. Илюшин в критико-исследовательской статье «Данте  и Петрарка в интерпретациях Мандельштама»

 

61  Цит. по [3, c. 488].


 

пишет о лексике  текста М: «Наш мастер [М] любит редкост- ные слова, часто предпочитает их общеупотребительным, лю- бит игру причудливо сдвинутых значений, так что порою даже привычное и широко употребительное слово НАСТОРАЖИ- ВАЕТ – при всей его стандартности оно все-таки нестандар- тно. Тем более УДИВЛЯЮТ и ТРЕВОЖАТ воображение слова- раритеты…» [71, c. 377].

 

* 1991 г. Мария Петровых, поэтесса, переводчик, «предмет стра- сти» М в 1933/34 г. и героиня «Мастерицы виноватых взоров», тоже ощущала, что «как поэт М  для нее ЧУЖОЙ»62.  В своих мемуарах  М.  Петровых писала:  «Меня поражает  и восхища- ет поэзия Мандельштама, но почему-то не была она “кровно моей”»63.

 

* 1998 г. С.  Аверинцев писал в статье  в отделе литературной критики «Нового мира»: «Автобиографическая  проза — по- рождение того самого удушья, которое ретроспективно  от- метит потом лирика: депрессивного перерыва, промежутка. В нее как раз уходит все то, чему сопротивляется и что ОТТОР- ГАЕТ от себя мандельштамовский  стих. Это не продолжение поэзии другими  средствами, а отсасывание  из открывшихся ран поэзии СМЕРТЕЛЬНЫХ для нее ядов. И недаром Цветаева так ярилась на мемуарный  (антимемуарный!)  труд О. М.: по- жалуй, у нее были к тому основания и помимо политики (а так- же свойственного ей отсутствия склонности  к юмору). “Шум времени” (как и “Египетская марка”) вправду содержит в себе некую (в контексте литературного  пути О. М. — временную) капитуляцию,  притом отнюдь не  только “идеологическую”: предвещающая  нынешний постмодернизм  игра на пониже- ние, банализация всех тем, УСМЕШЕЧКА. Но дело не только в этом. “Еврейская тема”, как и вообще всякая постановка во- проса о собственной эмпирической  идентичности (“Парнок”), подсказывала ЛОЖНЫЙ  ответ на вопрос о главном, то есть о дистанции между миром державным (соответственно, мировой

 

 

62  В передаче Э. Герштейн [8, c. 422].

63  Опубликовано посмертно в 1991 г. Цит. по [8, c. 420].


 

к ультурой) и моим “я”: просто-де вот я по случайности ж и до- ч е к, как О. М. называли в кругу символистов, п л е мя чужое, Пар- нок, отщепенец, а вообще-то все идет, как шло. Нет, в том-то и дело, что ни для кого оно не идет, как шло, шиш» [21]. В этой же статье Аверинцев  писал: «Ведь мы все прошли через ПРЕ- СТРАННЫЙ первый опыт знакомства с О. М. — “замечательно, но местами как-то уж очень ИДИОТИЧНО”…» [21].

 

* октябрь  2004 г. Замечательный  во многих отношениях при- мер дискурса о М в постсоветской критике. М. Золотоносов в критической статье (в газете «Московские  новости») об издан- ной биографии М пишет: «Но хотя поэтом Мандельштам был именно русским,  еврейство его имело важное значение. Судя по многим признакам, он специально, с нажимом,  играл роль ЧУЖЕРОДНОГО еврея, которого свет отчасти презирает, от- части восхищается им. <…> абсурдное в условиях сталинского социализма ИЗГОЙСТВО-ИЗБРАННИЧЕСТВО, окрашенное злобой пророка, побиваемого каменьями. За КИЧЛИВОЙ  де- кламацией «Четвертой прозы», за ПРЕТЕНЦИОЗНЫМ пафо- сом поведения – неумение расстаться с дореволюционной ро- лью «исключительного еврея».

 

 


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 214; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!