Основные категории земель и государственная аграрная политика 12 страница

«Целью посольства является основательное знакомство с окру­жающей обстановкой. Но дневник послов касательно положения в Китае содержит лишь небрежные заметки. Там нет ничего достой­ного чтения при дворе. Дневник содержит только географические названия и расстояния между пунктами, но там ничего нет об условиях, в которых живет население, или о делах страны... Отны­не ведомству вменяется в обязанность давать каждому посольству наказ интересоваться, процветает или бедствует народ, что пре­обладает в стране — стихийные бедствия или благополучие»[725].

В 1838 г. хроника вновь отмечает понижение послов в чинах за плохую работу во время поездки в Китай[726].

Было, впрочем, и так, что сами послы ставили перед импера­тором вопрос о связи работы миссий с престижем страны. В 1840г. ученые Данг Куок Ланг и Ву Фам Кхай обратились к Минь Мангу с просьбой изменить порядок снаряжения посольств в Ки­тай. В частности, они обращали внимание императора на то, что «издавна и теперь посольства в Китай обычно везут с собой то­вары для обмена на товары Китая... Наша страна просвещенная, пользуется уважением Цинов,— говорили послы.— Если во время исполнения посольских обязанностей менять товары, есть опасность, что многие не поймут, будут за это презирать. Просим от­ныне разрешить посольствам в Китай делать там покупки на се­ребро, а товары брать с собой, лишь необходимые в пути»[727].

Минь Манг отверг эту просьбу Данг Куок Ланга и Ву Фам Кхая как «несостоятельную». Он считал, что торговые операции, которые совершали вьетнамские посольства в Китае, не причиня­ют ущерба престижу страны, во-первых, потому, что обмен совер­шается обеими сторонами на взаимовыгодной основе и драгоцен­ными товарами (корица, кардамон, ласточкины гнезда — с вьет­намской стороны, женьшень, различные лекарства и книги — с китайской стороны) — и то и другое главным образом для нужд обоих дворов. Это ни в коем случае не может быть похоже на то, как купцы торгуют на рынках различными товарами, извлекая из этого выгоду. Издавна сложился такой обычай, какой от этого вред государственному престижу? — говорил Минь Манг[728].

Прием китайских послов, которые везли инвеституру новому правителю, стоил вьетнамской казне очень дорого. Поэтому Зя Лонг в начале своего правления вообще хотел перенести место приема на границу.

Впоследствии же расходы резко возросли в связи с решением Ты Дыка в 1848 г. перенести место встречи с китайскими послами для совершения обряда вручения инвеституры из Ханоя в столи­цу Хюэ. Решение это мотивировалось, во-первых, необходимостью привести совершение этой церемонии в соответствие с традицией, по которой она всегда совершалась в столице, а не просто в глав­ном городе провинции, которым при Нгуенах стал Ханой. Во-вто­рых, согласие китайской стороны ехать до столицы Ты Дык и его oкружение рассматривали как признание роста могущества стра­ны и ее престижа[729].

Инвеститура, дарованная сыном Неба — китайским императо­ром, придавала, по представлениям Ты Дыка, дополнительную си­лу власти Нгуенов в глазах собственного народа и соседних госу­дарств. Вот почему, не считаясь с огромными расходами, при нем везли китайских послов через всю страну, делая бесчисленное множество неоправданных остановок, превращая эту церемонию в поистине всенародное зрелище[730].

Наряду со стремлением заимствовать опыт по преимуществу средневекового Китая минской эпохи династии Нгуенов был при­сущ скептицизм относительно всего маньчжурского. Минь Манг, в частности, не упускал случая выступить с прямой или косвен­ной критикой «варварской маньчжурской династии», которая ста­ла «перевоспитывать цивилизованных китайцев». При дворе Минь Манга господствовало мнение о цинском Китае как о стране вар­варской[731]. Постоянно обращаясь к китайскому опыту, Нгуены в то же время официально заявляли о своем «особом» государствен­ном устройстве, отличном от цинского. «Наша династия имеет свой строй, отличный от того, который предусмотрен цинским сво­дом законов»,— утверждал Минь Манг в 1832 г.[732].

Все монархи династии Нгуен старались не допустить ущемле­ния престижа своего государства. Это находило отражение во вьетнамской дипломатии, когда дело касалось соблюдения прото­кола.

Так, в 1840 г. Минь Манг выразил свое неудовольствие нару­шением этикета, допущенным китайской стороной при приеме ино­земных послов: «В прошлом (1839-м) году ведомство церемоний страны Цин допустило ошибку в протоколе. Не может быть та­кого, чтобы послы нашей страны располагались после послов из Кореи, Луангпрабанга, Сиама, Рюкю. Корея — цивилизованная страна и вне обсуждения. А что касается Луангпрабанга, то это наш данник, Сиам и Рюкю — варварские страны, а наших послов поставили ниже их послов. Если они опять так будут располагать послов, то лучше отказаться от аудиенции и подвергнуться нака­занию, чем стоять ниже тех стран»[733].

В 1841 г. возглавлявший миссию в Китай ученый Ли Ван Фык обнаружил, что его резиденция в Пекине названа оскорбительно «Гостиница для вьетнамских варваров». Приказав своим сопро­вождающим уничтожить эту иероглифическую надпись, Ли Ван Фык экспромтом сочинил короткую поэму «О выдающихся варва­рах» («Вьен зи луан»), которую презентовал императору Даогуану: в поэме в самых изысканных выражениях Ли Ван Фык дал понять, что вьетнамская элита — не варвары, а самые рафиниро­ванные конфуцианцы.

В 1838 г. Минь Манг, полагая, что настало время утвердить суверенитет вьетнамского двора, отказался от прежнего названия страны, заменив его, уже без согласования с Китаем, «а Дайнам («великий юг»)[734]. В 1847 г. официальные китайские документы были возвращены по приказу императора, поскольку страна была названа «Аннам»[735].

Забота династии Нгуенов о престиже и суверенитете государ­ства не ограничивалась только протокольными моментами. С пер­вых дней своего пребывания у власти ей пришлось вести длитель­ную и упорную борьбу за неприкосновенность вьетнамских границ и целостность территории с цинским двором и провинциальными властями Китая.

Провозгласив принцип, что «хорошая политика начинается с границы», Нгуены много внимания уделяли этому вопросу. «Сна­чала надо укрепить границу, лишь тогда можно расстаться с опа­сениями»,— говорилось в одном из указов императора в 1812 г.[736].

Одной из первых мер пришедших к власти Нгуенов было вос­становление пограничных застав на вьетнамо-китайской границе, которые перестали функционировать в предшествующий период смут и междоусобиц. В числе первых дел пришедшей к власти династии было составление в 1806 г. национальной географии «Ньят тхонг зи диа тьи» (автор Ле Куанг Динь) с полным опи­санием границ объединенного государства[737].

Уже с первых дней правления династия Нгуенов столкнулась с осложнениями на вьетнамо-китайской границе в провинции Хынгхоа (уезд Тьеутан), где вопрос о разграничении был запутан многократным переходом отдельных участков территории от од­ной страны к другой.

Зя Лонг, занятый решением внутренних проблем, заинтересо­ванный в сохранении добрососедских отношений с Китаем и не желающий в то же время идти на уступки, уклонился от попыток внести ясность в этот вопрос.

Он возник вновь почти 30 лет спустя, вылившись в довольно крупный конфликт в донге Фонгтху (административная единица, входившая в упомянутый выше уезд Тьеутан провинции Хынг­хоа). Население этого донга продолжало все это время выплачи­вать китайским пограничным властям налог в размере 220 лангов серебра ежегодно[738].

Воспользовавшись этим обстоятельством как предлогом, мест­ная китайская администрация в провинции Юньнань переправила в 1831 г. через границу с Вьетнамом отряд в 600 человек и потре­бовала отдать донг Фонгтху, утверждая, что это китайская земля под названием Мэнчай[739].

В отличие от своего отца, Зя Лонга, Минь Манг занял твердую позицию. Он приказал передвинуть в провинцию Хынгхоа столич­ные войска численностью 1 тыс. человек и боевых слонов. Эти силы вместе с войсками провинции Хынгхоа (300 человек и пять слонов) должны были оборонять уезд Тьеутан. Одновременно командованию противника было направлено письмо, отвергавшее китайские притязания.

Через несколько дней китайский отряд подошел к посту Фонг­тху; начальник гарнизона Тю Динь Тхонг сдал пост и отступил в донг Биньлы. Минь Манг послал новое подкрепление в 200 сол­дат и два слона.

Вскоре китайский отряд был вынужден оставить пост, а ки­тайское командование направило гонца с предложением устано­вить перемирие[740].

Вместе с тем Минь Манг, удовлетворившись отводом китай­ских войск и не желая обострять отношения с Китаем, приказал вернуть китайцам оружие, брошенное при отступлении, и отвел свои войска от границы. Однако Минь Манг придавал большое значение исходу этого конфликта, связывая престиж страны и спо­собность оборонять ее границы в одно целое[741].

«Преступников, конечно, ловить нужно (это был официальный повод для агрессии.— Ред.). Однако граница юга и севера чет­кая, зачем же ее вот так нарушать? Если считать, что это дело маленькое и промолчать, то как же защищать границу?» — гово­рил Минь Манг. Минь Манг затем распорядился, чтобы властей Юньнани предупредили впредь границу не нарушать, а ставить вьетнамские пограничные власти в известность о перебежчиках, поимку которых вьетнамская сторона брала на себя[742].

Столь же определенную позицию занимал и Тхиеу Чи в 1843г. по поводу незаконного перехода китайскими отрядами границы в целях поимки на территории Вьетнама преступников, бежавших из Китая. Китайские военнослужащие были выдворены за преде­лы страны[743].

В 1851 г. вспыхнул конфликт на вьетнамо-китайской границе, в районе Биньзи провинции Туенкуанг.

Власти китайской области Кхайхуа вместе с населением пере­шли границу провинции Туенкуанг, объявив пограничную вьетнам­скую зону китайской землей и требуя разбирательства этого во­проса и размежевания земель.

Одновременно пришлое китайское население начало строить дома, возводить кирпичные заборы, организовывать хутора, вы­гоняя с помощью оружия местное население.

Весной 1852 г. Ты Дык послал большой вооруженный отряд; для расследования обстоятельства дела во главе с Нгуи Кхак Туаном, при появлении которого китайцы обратились в бегство.

Китайские дома были разобраны, а на самой границе, у горы Дайлинь, был установлен столб с надписью, из которой следова­ло, что вьетнамское население пограничной зоны не захватывало китайских земель, давно живет на этой территории, обрабатывает землю и граница здесь четкая.

Населению на вьетнамской земле было разъяснено, что в слу­чае повторного применения китайцами силы надо ответить тем же и немедленно сообщить в провинцию[744].

Нгуены тщательно следили за содержанием в порядке тех по­граничных знаков, которые в разные времена были установлены совместно с китайскими властями.

Тхиеу Чи в 1843 г. не разрешил вьетнамским властям в Туен-куанге заменить разрушенную каменную стелу, установленную в 1728 г. вьетнамо-китайской комиссией у р. Дотю в качестве по­граничного знака. Он предложил отремонтировать ее, как в 1832г. сделал Минь Манг.

Новая стела с перенесенным на нее старым текстом, как, вероятно, считали Нгуены, не будет иметь для китайской стороны законной силы[745].

В дальнейшем, в 50-х годах, пограничные конфликты, вызы­вавшиеся попытками китайцев осваивать отдельные участки вьет­намской территории, продолжали повторяться. Как правило, они разрешались, не оказывая заметного влияния на взаимоотношения между Цинами и Нгуенами.

У вьетнамских феодальных властей с давних пор было четкое лредставление о территориальных водах и об узаконенном раз­граничении морских пространств с Китаем. Вьетнамская сторона в этом вопросе занимала твердую позицию и не допускала нару­шения своих морских рубежей со стороны Китая.

В течение веков сложилась традиция совместной борьбы вьет­намских и китайских властей с морскими пиратами, которые не только грабили торговые суда в море, но и совершали опустоши­тельные набеги на прибрежные территории. При этом каждая сто­рона ловила пиратов в своих водах и на своей территории, выда­вая по требованию одной из сторон пойманных лиц, которые объ­являлись ею вне закона.

Однако при погоне за пиратскими судами пограничники часто нарушали границы; иногда это оставалось незамеченным, но, как правило, вызывало недовольство соответствующей стороны.

Об этом свидетельствует, в частности, эпизод, который произо­шел в 1832 г. на границе китайской провинции Гуандун и вьет­намской Куангиен в морской ее части.

В 1832 г. местные власти Гуандуна предложили вьетнамским пограничным чиновникам в провинции Куангиен разрешить китай­ским судам пересекать границу при преследовании пиратов. Для этого предлагалось обеспечить эти суда специальными документами. Это предложение вызвало резкое возражение вьетнамского двора. Минь Манг по этому поводу высказался следующим обра­зом: «Морская часть нашей страны хотя и соприкасается с домом Цин, но ее границы уже четко определены, почему снова говорят, чтобы их не различать?

Если же говорить о борьбе с пиратами, то ведь, если обе сто­роны посылают военные суда в свои территориальные воды для их поимки, куда же еще бежать пиратам? Зачем же при этом до­ходить до нарушения границ?»[746] Местным властям в Ваннине было отдано распоряжение ответить китайской стороне отрицательно. При этом местные власти получили строгое внушение по таким обыденным делам не беспокоить двор и не затягивать время, а реагировать непосредственно и, разумеется, отрицательно, «ибо,— говорилось в указе,— нет никаких оснований идти навстречу их просьбе»[747].

Когда в 1833 г. 60 китайских рыболовных судов вошли во вьетнамские территориальные воды в районе Вандона, в провинции Куангиен, Минь Манг через соответствующее ведомство направил официальное письмо генерал-губернатору Гуанси и Гуандуна, тре­буя вернуть суда в Китай, «чтобы избежать инцидента»[748]. В свя­зи с пиратским морским разбоем в 30-е годы XIX в. с особой ост­ротой встал вопрос о контроле над прибрежными островами и более отдаленными архипелагами, которые служили прибежищем пиратам[749].

Из хроники «Дай Нам Тхык Люк» следует вывод, что вьетнам­ская феодальная власть включала многие прибрежные острова, а также Парасельский архипелаг (Хоангша) и архипелаг Спратли (Чыонгша) в состав территории вьетнамского государства.

В 1836 г. ведомство общественных работ докладывало импера­тору: «Морская граница нашей страны обозначена островом Хоангша, который имеет важное стратегическое значение. В прош­лом мы посылали [людей] для производства картографических ра­бот, но, так как остров большой, удалось зарисовать лишь одно место, и то неясно.

Надо ежегодно посылать людей для разведки морских пу­тей»[750].

Ведомство общественных работ предлагало далее ежегодно по­сылать на острова экспедиции на нескольких судах, в том числе военных, для обследования — независимо от их размеров — ост­ровов, отмелей и т. д.

В том же году на Хоангша было послано военное судно во главе с капитаном Фам Хыу Нятом. Эта экспедиция установила на острове 10 деревянных пятиметровых стел с надписями, удо­стоверяющими, что на 17-м году правления Минь Манга (1836 г.) военно-морской дозорный отряд, возглавляемый Фам Хыу Нятом, в исполнение приказа прибыл в это место и оставил памятные знаки[751].

В 1838 г. снова была организована экспедиция на Хоангша с заданием выполнить картографические работы[752].

Вьетнам и Сиам

 

Вьетнамо-сиамские отношения в период борьбы дома Нгуенов за власть и в первые годы правления Зя Лонга (до 1810 г.) отли­чались дружественным характером. В Сиаме Нгуен Ань находил убежище, накапливая силы для борьбы с Тэйшонами. Сиамские войска участвовали в сражениях с Тэйшонами за Нгеан, так как сиамские феодалы опасались, что в случае победы Тэйшоны не остановятся перед завоеванием Сиама. Сиамский двор и Нгуен Ань постоянно обменивались посольствами с дарами. Подчеркивая свои добрососедские отношения с Сиамом, Нгуен Ань отказал Бирманскому королевству Ава в 1789 г. в просьбе помочь войска­ми в его войне с Сиамом. О готовящемся нападении Нгуен Ань дал знать в Сиам.

Сиам в 1794 г., демонстрируя союзническую лояльность Нгуен Аню, не пошел на сближение с Тэйшонами, оставив без внимания миссию сына вождя Тэйшонов Нгуен Хюе — Нгуен Куанг Тоана, приславшего в Сиам богатые дары в надежде привлечь Сиам на свою сторону. Сиам, в свою очередь, обращался за помощью к Нгуен Аню в борьбе против Бирмы в 1798 г. и получил ее[753].

В голодные для Сиама 1789 и 1793 гг. Нгуен Ань по просьбе сиамских властей отправлял в Сиам зерно. Из Сиама Нгуен Аню не раз присылали слонов и боевые суда.

Нгуен Ань постоянно держал Сиам в курсе всех своих военных действий против Тэйшонов. Одержав победу в 1799 г. и оконча­тельно разбив Тэйшонов в 1802 г., Нгуен Ань прежде всего на­правил гонцов с этой вестью в Сиам, лаосские княжества и Кам­боджу, откуда последовали ответные миссии с поздравлениями.

Однако, после того как Нгуен Ань подчинил себе всю страну, отношения с Сиамом вступили в новый этап, характеризовавшийся нарастанием противоречий между странами. Основная причина их коренилась в отношении обеих сторон к лаосским княжествам и Камбодже. И Сиам и Вьетнам претендовали на влияние в этих странах. Особенно явственно это соперничество проявлялось в отношении Камбоджи, где Вьетнам добивался для себя домини­рующего положения, оставляя за Сиамом место «второго сувере­на». Что касается лаосских княжеств, то чаще всего они, особенно Луангпрабанг, находились под преимущественным контролем Сиа­ма, что в немалой степени объяснялось их этническим и языко­вым родством и сходством культур.

В связи со сказанным выше существо отношений между Вьет­намом и Сиамом отражено в разделах, касающихся политики до­ма Нгуенов в других государствах Индокитайского полуострова — во Вьентьяне, Луангпрабанге и Камбодже.

К тому времени, когда во Вьетнаме к власти пришла династия Нгуенов, на среднем Меконге существовало несколько княжеств, где шла постоянная междоусобная борьба, плодами которой ста­рался воспользоваться Сиам. В 1778 г. Сиам предпринял поход и установил суверенитет над Вьентьяном, по своему усмотрению на­значая и смещая его правителей[754].

Тяготившийся сиамским засильем, Вьентьян искал дополни­тельную опору в лице вьетнамского государства.

Начало контактов правителей этой страны с Зя Лонгом относится к 70-м годам XVIII в., когда Вьентьян вместе с Сиамом оказывал Нгуен Аню поддержку в борьбе с Тэйшонами.

Провозгласив Тэйшонов своим врагом, король Вьентьяна Тяо Лну мобилизовал всю свою армию на борьбу с ним. Участие Вьентьяна в битвах за Нгеан 1799—1800 гг. было таким значи­тельным, что Нгуен Ань в знак благодарности отдал Вьентьяну земли княжества Чаннинь, которое в прошлом находилось под контролем лаосских феодалов. Во главе Чанниня встал выходец из вьентьянского княжеского рода Тяо Ной.

Этот жест послужил основой для восстановления и налажива­ния дипломатических отношений.

Король Вьентьяна Тяо Ану, получивший инвеституру от Сиама в 1804 г., тем не менее стремился поддерживать отношения с Вьетнамом. В 1805 г. был установлен порядок и состав дани из Вьентьяна во Вьетнам[755]. В 1809 г. отношения между странами несколько омрачились в связи с тем, что Вьентьян выступил с тре­бованием вернуть ему жителей Чанниня, бежавших в 1803 г. в Нгеан и осевших там. На эту просьбу Зя Лонг ответил отказом, ссылаясь на давность проживания населения, которое Зя Лонг уже считал вьетнамским.

Вместе с тем Зя Лонг напомнил Вьентьяну о его вассальном статусе и потребовал присылки дани, с которой Вьентьян явно медлил в этом году. С тех пор дань присылалась регулярно, с промежутками не более трех лет[756]. Дань 1811 г. сопровождалась присылкой беглых вьетнамских солдат. Последнее обстоятельство побудило Зя Лонга вновь подчеркнуть роль Вьентьяна как «настоящего заслона для Вьетнама в районе верхнего плато»[757]. Первые годы правления Минь Манга не внесли ничего нового во взаимоотношения стран, но были отмечены мелкими конфлик­тами по поводу принадлежности приграничного населения.

---

Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 179; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!