Понятие о границе возможностей. Виды границ возможностей
Только в человеке границы особым образом «пропитаны» тем, что мы именуем свободой.
К. Ясперс
Понятие о границе возможностей
Понятие «граница» в определении свободы является основополагающим и требует отдельного рассмотрения. Психологическое понимание границы возможности основывается на содержании препятствия и отношении субъекта к пределам своих возможностей как к препятствию, которое необходимо преодолеть. Человек в ситуации определения причины возникновения и смысла границы решает рефлексивную задачу о необходимости ее преодоления: соизмеряет желания с возможностями и ответственностью, анализирует и «взвешивает» условия, последствия изменения границы, рассматривает препятствие в контексте ситуативных и глубинных целей, связанных с процессами самоактуализации. Когда человек говорит: «Я никогда не переступлю границу лжи, чтобы предать другого человека», – он отказывается от ситуативной возможности (которая может легко привести его к достижению прагматической цели) во имя сохранения чувства собственного достоинства.
Содержание понятия границы возможностей в рефлексивно‑деятельностном подходе имеет много общего с пониманием границы в философии Гегеля:
«Присматриваясь ближе к границе, мы находим, что она заключает в себе противоречие и, следовательно, оказывается диалектичной, а именно: граница составляет, с одной стороны, реальность наличного бытия, а с другой стороны, она есть его отрицание. Но далее, граница, как отрицание нечто, есть не абстрактное ничто вообще, а сущее ничто или то, что мы называем «другим». Мысль о каком‑либо нечто влечет мысль о другом, и мы знаем, что имеется не только нечто, но также еще и другое» [48, 231].
|
|
|
Сама природа конечного, по Гегелю, содержит в себе возможности преодоления границ конечного, «…которое как нечто не противостоит равнодушно другому, а есть в себе другое самого себя и, значит, изменяется. В изменении обнаруживается внутреннее противоречие, которым наличное бытие страдает с самого начала и которое заставляет последнее выходить за свои пределы… Изменчивость наличного бытия видится, однако, представлению в качестве только возможности, реализация которой не имеет основания в нем самом» [48, 231–232].
На основании рефлексивно‑деятельностного анализа выявлены виды границ возможностей , знание которых способствует эффективной работе специалистов в области образования, психотерапии, управления.
1. По месту отражения в структуре сознания : границы «Я‑концепции», познания, опыта, знания, эмоционально‑волевой регуляции, целенаправленности, отношения к миру и себе; на уровнях сознания (выделенных В. П. Зинченко) – духовном, биодинамическом и рефлексивном.
|
|
|
2. По месту отражения в структуре деятельности : границы, выступающие ограничениями мотивационно‑потребностной сферы деятельности (желаний, интересов, убеждений, стремлений и т. п.); границы в целеполагании (ограничения прогноза, планирования, осуществления выбора из‑за недостатка информации, отсутствия алгоритмов и т. п.); ограничения в целереализации, т. е. собственно деятельности (в ситуации неопределенности, например при появлении чего‑то нового, неизвестного старые способы осуществления деятельности, необходимые для достижения цели, оказываются не действенными); границы оценивания и самооценивания на любом из уровней деятельности в условиях достижения успеха или неудачи, отсутствия алгоритмов оценки, ошибки оценивания, неадекватности самооценки.
3. По типу связи субъекта с границей: объективные – существуют независимо от субъекта, определяются свойствами объекта, внешними условиями; субъективные – зависят от субъекта, определяются тем, как субъект отражает ограничения.
4. По происхождению: транслированные извне (интериоризированные границы); генерируемые самим субъектом (экстериоризированные границы). Примером могут выступить самозапрет, препятствия конгруэнтности – виды защиты в концепции К. Роджерса, феномен проекции.
|
|
|
5. По локусу сознавания: внешние – приписываются субъектом внешнему миру как источнику границ; внутренние – приписываются субъектом своему внутреннему миру: человек считает, что он является автором ограничения.
6. По динамическим свойствам: подвижные и неподвижные, устойчивые и гибкие, прочные и хрупкие, границы‑магниты, границы‑буферы, двойные границы и т. п.
7. По степени адекватности отражения границ субъектом: реальные , соответствующие действительности; иллюзорные – несоответствующие действительности в результате ошибки отражения (субъект может придумывать несуществующие препятствия или искажать имеющиеся).
8. По темпоральным и вероятностным характеристикам: границы прошлого , актуальные , потенциальные, виртуальные .
9. По способу преодоления: реальное или мнимое; активное‑пассивное.
10. По функциональному признаку: границы‑катализаторы, ингибиторы или маркеры.
Границы‑катализаторы побуждают индивида к преодолению, выступают дополнительным источником мотивации «снятия» границ. Чаще всего это границы в познании, возникающие в результате запрета (запретный плод, как известно, сладок), затруднения в решении предметных и экзистенциальных задач (чем труднее, тем интереснее), выбора с множеством альтернатив, правильное осуществление которого предполагает прогнозирование возможностей в мысленном плане и выбор наиболее оптимальной из них. К границам‑катализаторам относятся индивидуальные рамки, с расширением которых личность преодолевает свою единичность в ходе мышления, творчества, личностного роста, трансляции своего «Я» в культуру.
|
|
|
Границы‑ингибиторы подавляют активность: внешние требования, не принятые индивидом, родительские запреты (injunctions ), директивы (drivers ), скрипты в трансактном анализе Э. Берна, ретрофлексивные границы «Я» в гештальт‑терапии Ф. Перлса и другие.
Границы‑маркеры обозначают границы виртуального состояния, выход за пределы которого не является актуальным для достижения цели.
Осознание любого из перечисленных выше видов границ приводит к возникновению и переживанию человеком противоречия «Я‑ограниченное» – «Я‑безграничное», если граница отражает препятствие в значимой для него деятельности и вызывает желание его преодолеть. Таким образом, можно выделить в отдельную группу границы разных видов «Я» (познаваемого и познающего, идеального и реального, спонтанного и рефлексивного, действующего, мыслящего и т. п.). Знание этих границ и переходов между различными видами «Я» приоткрывает механизмы свободы творчества. В творчестве, в ситуации неопределенности, человек самоопределяется – выходит за рамки «актуального (реального) Я» в новое измерение, становится «трансцендирующимся Я» (открытым новым виртуальным возможностям). Посредством механизма децентрации (смещения фокуса внимания с «Я» на открывшуюся закономерность) «Я‑трансцендирующее» соприкасается с истиной, становится «Я‑всеобщим». С новой идеей, мыслью «Я‑всеобщее» возвращается к «реальному Я» и производит продукт творчества. Творец распредмечивает себя в творчестве и опредмечивает себя в продукте творчества (Г. Гегель). Этот диалектический процесс взаимопереходов различных видов «Я» и противоречий между «Я‑ограниченное» и «Я‑безграничное» мы встречаем в работах И. Канта, И. Г. Фихте, Г. Гегеля и экзистенциальных философов.
Внешние и внутренние границы возможностей. В ситуации социального взаимодействия субъект часто сталкивается с необходимостью решения задачи на соотношение границ возможностей: внутренней, зависящей от него самого, и внешней.
Можно выделить следующие варианты соотношения внешней и внутренней границ возможностей.
1. Внешние границы уже внутренних . Поэтический образ такого рода соотношения границ мы встречаем в четверостишии И. Губермана:
Свобода, глядя беспристрастно,
Тогда лишь делается нужной,
Когда внутри меня пространство
Обширней камеры наружной.
Когда рассогласование внешних и внутренних границ приводит человека к осознанию и переживанию противоречия, у него возникает желание преодолеть это рассогласование – подстроиться под внешний мир или, наоборот, сместить (расширить) внешние границы:
Не стоит прогибаться под изменчивый мир,
пусть лучше он прогнется под нас!
А. Макаревич
Это желание лежит в основе феноменов творчества, диссиденства, в нравственном плане – феномена «преступившего» закон и «раскаивающегося» за самовольное разрушение социальной по своему происхождению границы, глубоко раскрытого Ф. М. Достоевским в романе «Преступление и наказание» через образ мыслей Раскольникова, когда голос совести восстанавливает ситуативно нарушенные границы морали. Великий инквизитор из «Братьев Карамазовых» Ф. М. Достоевского говорит: «…нет ничего обольстительнее для человека как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее» [57].
2. Внешние границы шире внутренних . Такое соотношение границ в межличностных отношениях может приводить к желанию себя защитить. Например, мы нередко сами простраиваем границы допустимого в воздействии на нас даже очень близких людей.
Приведем строки из стихотворения И. Бродского, которое он посвятил одному из своих знакомых – «Дорогому Д. Б.»:
Создавая свой мир, окружаем стеною и рвами
Для защиты его. Оттого и пространство меж вами,
Что для блага союза, начиная его разрушенье,
Вы себя на стене сознаете все время мишенью.
Осознание и переживание данного варианта соотношения границ в познании может позитивно сказаться на развитии учащихся. Например, в ходе обучения учитель предъявляет требования, которые превышают актуальные возможности учащихся, открывает перед ними новые перспективы; в результате происходит «подтягивание» внутренней – первоначальной границы возможностей ученика до внешней, транслируемой ему учителем. Вероятно, это один из механизмов «зоны ближайшего развития» и условий развития креативности мышления ученика.
Когда свобода разрешена, узаконена социумом, то у некоторых людей проявляется феномен неготовности к свободе, бегство от нее.
3. Внешние границы совпадают с внутренними – человек находится в гармонии с самим собой и в отношении с другими.
Виды свободы
В психологии возникает необходимость выделить основания дифференциации различных видов свободы и, прежде всего, свободы «от…» и свободы «для…».
Свобода «от…». В стремлении быть свободным «от» какой‑либо зависимости человек преследует более или менее осознаваемую им цель освободиться «от» чего‑то в самом себе или «от» негативного влияния внешних условий, других людей.
Свобода от себя – от психических содержаний, обретающих навязчивый характер, в свою очередь, дифференцируется по следующим основаниям: свобода от какой‑то части «Я»; от своего прошлого, настоящего, будущего; процессов и результатов деятельности; от фрустрации; необходимости совершать выбор; неблагоприятных внешних условий деятельности.
Размышления К. Ясперса о рефлексивных феноменах помогают осмыслить перечисленные выше факты душевной жизни. В своем труде «Общая психопатология» он пишет:
«В норме “Я” живет свободной жизнью в своих восприятиях, тревогах, воспоминаниях, мечтах и снах – независимо от того, предается ли оно им инстинктивно или преднамеренно выбирает объект своего внимания и особого чувства. Но если “Я” перестает быть хозяином своего выбора, утрачивает способность влиять на селекцию материала, которому суждено наполнить его сознание, а содержание, присутствующее в сознании в данный момент, помимо желания и воли остается в нем и не может быть из него удалено, “Я” оказывается в состоянии конфликта с содержанием, которое оно хотело бы подавить, но не может этого сделать. Именно это психическое содержание и обретает навязчивый характер… Вместо навязчивости осознания того, что человек контролирует последовательность событий… появляется осознание некой навязанности, сопровождаемое неспособностью при всем желании освободиться от нее» [214, 173].
Свобода от других – от общения; роли, необходимости играть в социальные игры, транслировать эмоции, которые не совпадают с истинным отношением; от внешних условий (быта, века, времени); стереотипов, ожиданий и оценок другими людьми, не совпадающих со своим представлением; от восприятия кого‑либо в качестве кумира; от манипуляций.
…Свобода
Это когда забываешь отчество у тирана,
А слюна во рту слаще халвы Шираза,
И хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
Ничего не каплет из голубого глаза.
И. Бродский
Потребность бегства от других остро переживали одаренные, творческие люди – ученые, художники, писатели, поэты.
…Как счастлив я, когда могу покинуть
Докучный шум столицы и двора
И убежать в пустынные дубравы,
На берега сих молчаливых вод…
А. С. Пушкин
Очевидно, существуют и другие основания дифференциации видов свободы «от» себя и других, и по каждому из вариантов можно было бы написать отдельную работу. Здесь неизбежна встреча с парадоксальным выводом о невозможности свободы:
Свободы в мире нет, я в этом убежден,
И люди все рабы – томятся все в неволе.
Порой она легка, порой стесняет боле:
Зависит от того, к кому попал в полон.
Иной – раб жадности, он золотом пленен,
Другой – тщеславья раб, хоть он ничтожней моли.
Есть королей рабы, чьи незавидны роли,
Есть и рабы страстей – их целый легион.
Тот – честолюбья раб, тот – стал рабом народа
Неблагодарного и ветренного сброда.
Закон невольнику иному помешал
Счастливым быть, обрек страдать до самой смерти.
И повезло лишь тем из всех людей, поверьте,
Кто рабства сладкого любви не избежал.
Амадис Жамен. О том, что никто не свободен
А. С. Пушкин говорил, что во всех стихиях люди делятся на три типа: тиран, предатель, узник. Получается, что человек опутан множеством зависимостей, и это может породить у него иллюзию тотальной несвободы. Отсюда – еще один парадокс: обладающие внутренней свободой интеллектуально одаренные люди острее переживают чувства свободы‑несвободы, раньше других видят ограничения возможностей, несовпадения внутренней свободы и внешней; на первых этапах работы с границами у них может возникнуть представление о невозможности достижения свободы, но они ищут и находят наиболее конструктивный способ преодолеть его, а в случае неудачи – воспринимают как опыт.
И еще один парадокс, о котором писал Ф. Ницше:
«…удивительно то обстоятельство, что только в силу “тирании таких законов произвола” и развилось все, что существует или существовало на земле в виде свободы, тонкости, смелости, танца и уверенности мастера, все равно –в области ли самого мышления, или правления государством, или произнесения речей и убеждения слушателей, как в искусствах, так и в сфере нравственности» [125, т. 2, 308].
Будучи зависимым от чего‑либо, человек может достигнуть свободы для реализации значимых ценностей.
Свобода «для…»
…Приветствую тебя, пустынный уголок.
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья.
Я здесь от суетных оков освобожденный,
Учуся в истине блаженство находить…
Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!..
И ваши творческие думы
в душевной зреют глубине…
А. С. Пушкин . Деревня
Поставить перед собой вопрос: «Для чего нужна свобода?» и попытаться ответить на него, значит определить смысл свободы – понять ее как основание достижения целей познания, творчества, самореализации. Смысл свободы индивидуален, предполагает позитивный результат, к которому человек приходит в процессе преодоления препятствий и, подобно тайне, открывается не сразу: порой человек идет к нему долго через сомнения, кризисы, инсайты, о чем свидетельствуют произведения Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого. Приоткрыть содержание смысла свободы помогают работы философов и психологов, в которых рассматривается позитивный вид свободы.
В основе достижения положительной свободы, по мысли Гегеля, лежит закон отрицания отрицания:
«Инобытие, которое вначале имеет лишь определение отрицания, вновь отрицается и является в себе самом отрицанием отрицания. Это – опосредствование, принадлежащее свободе… Только отрицание природности, поскольку само это отрицание выступает уже как отрицательное, есть утвердительное определение свободы» [51, 123].
С точки зрения Гегеля, свобода не есть простое отрицание, бегство, отказ, а отрицание природности, конечного сознания и рабства – «такое возвышение над природностью, при котором субъективный дух становится свободным для себя, и есть свобода». Субъект свободен для себя! Это положение выступает фундаментальным в философии, психологии, искусствоведении. Человек свободен для развития личности, индивидуальности, познания мира и самопознания, самоактуализации, творчества, усиления роста через борьбу и ответственность, достижения гармонии с миром.
Продуктом абсолютной свободы, с точки зрения Фихте, является нравственность – свобода нужна человеку для выполнения долга, служения человеческому роду:
«Каждый индивид должен то, что должен только Он, и только Он может… – только Он, и никто другой; и если Он этого не делает, то в этой, по крайней мере, неизменной общине индивидов наверно ничего не будет сделано» [176, т. 2].
Однако некоторые люди ориентированы лишь на решение прагматических задач, их намерения не идут дальше Эго. Такая отрицательная форма свободы, по мнению С. А. Левицкого, может проявляться в виде самоутверждающейся или самоуслаждающейся свободы. Самоутверждающаяся – приводит к нарушению моральных законов и норм, делает личность рабой сил зла; самоуслаждающаяся – приводит к самопресыщению и сводит на нет свободу.
Многие философы и психологи находят позитивный смысл свободы в познании, творчестве – И. Кант, Ф. Ницше, Н. А. Бердяев, Н. О. Лосский, С. А. Левицкий, Э. Фромм, Р. Мэй, И. Дейч и другие. Мысль о свободе творчества конкретизируется в предположении Канта о способности разума самостоятельно начинать причинный ряд событий. И. Кант считает способность «быть причиной самого себя» прерогативой чистого разума:
«Чистый разум… действует свободно, не обусловливаясь динамически в цепи естественных причин ни внешними, ни внутренними предшествовавшими во времени основаниями. Эту свободу можно определять не только отрицательно, как независимость от эмпирических условий (так как в таком случае способность разума перестала бы быть причиною явлений), но и положительно, как способность самостоятельно начинать ряд событий» [72, 326].
В то время как многие философы размышляют над вопросом, для чего человеку нужна свобода, Ф. Ницше вменяет в обязанность, требует, чтобы человек сам ответил на него.
«Свободным именуешь ты себя? Лучше властную мысль свою скажи мне, а что мне в том, что ты бежал из‑под какого‑то ярма. Из тех ли ты, которым дозволено сбросить с себя ярмо? Много есть таких, которые, отбросив свое подчинение, отбросили с ним и последнюю свою ценность. Свободен от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но пусть ответит мне свет очей твоих: свободен для чего? Так говорил Заратустра».
Этот вопрос можно было бы считать излишне провокационным и, в какой‑то мере, не лишенным снобизма, если бы Ницше не ставил его в первую очередь перед самим собой. Он мыслил свободу как «волю к самоопределению, самоустановлению ценностей» и думал, что люди могут сознательно решиться развивать в себе новую культуру, когда не хотят от вещей ничего, кроме их познания и легко приобретают душевный покой. С точки зрения Ницше:
«…все лучше познавать – такой человек должен уметь без зависти и досады отказываться от многого, и даже от всего, что имеет цену для других людей, его должно удовлетворять как самое желанное состояние, такое свободное парение над людьми, обычаями, законами и привычными оценками. Радость от такого состояния он охотно делит с другими». Познание имеет свой путь – от постижения (боли, «муки родов») к расширению перспективы, утешению, мудрости. Познание предполагает освобождение от догм, самоиспытание – проникновение к запретному, открытость риску. Ницше спрашивает: «Нельзя ли перевернуть все ценности?», – и отвечает, что на это способны сильные духом. Свобода необходима человеку, чтобы стать самим собой: «Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти… Все существа до сих пор создавали что‑нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека?» [125, т. 2, 8].
Для Ницше конечной целью стремлений человека является не польза и не удовольствие, и даже не истина, а жизнь. Главное для человека – воля к власти: рост, подъем, увеличение мощи через борьбу: «Мораль развития. Иметь и желать больше, рост, одним словом, – в этом сама жизнь» [122, 99]. Позиция Ницше, конечно же, не бесспорна, но она порождает желание разобраться в вопросе о соотношении произвола и свободы. В этой связи нам представляется значимым понимание функции свободы С. Левицким:
«Свобода “обеспечивает” себя только постоянным возвышением над собой, постоянным дерзанием. Но дерзание это должно сопровождаться во имя ценностей, высших, чем сама свобода, иначе свобода неизбежно становится на гибельные пути самоутверждения и самоуслаждения и диалектически теряет себя» [95, 256].
Р. Мэй приводит пример из жизни заключенного, который пять лет отсидел в тюрьме в одиночной камере и написал там поэму. В интервью этот человек заявил об открытии собственных мыслей, дающих радость. Его свобода – не свобода безопасности, а свобода открытия собственных мыслей. Свобода связана с реализацией творческих способностей: желанием творить, познавать, мыслить. В целом, Р. Мэй определяет свободу как возможность развития, способность человека превосходить пределы своей натуры, особенность свободы видит в том, что она является источником, основой таких ценностей, как честность, любовь, храбрость.
«Возьмем ценность любви. Как я могу оценить любовь человека, если знаю, что любовь не дана с какой‑то степенью свободы? Что сохраняет любовь от действий зависимости или конформизма? В любви возникает непредвиденное открытие другого человека и готовность сделать что‑либо для него… Возьмем такую ценность, как честность… Когда человек свободен действовать вопреки денежному интересу для себя или компании, вот тогда это будет честность. Если не предполагать свободу, то честность утратит свой этический характер. Смелость также потеряет собственную ценность, если свобода исключается тем, кто вынужден быть смелым» [244, 6].
По мнению Н. А. Бердяева, свобода в положительном своем выражении и утверждении – есть творчество, творческая мощь, а не отрицательный произвол.
«Лишь свободный творит. Детерминизм, как принудительно нам навязанный, потому лишь неверен, что есть свобода лица, творчески прорывающегося сквозь цепь необходимости» [21, 139].
Он утверждает, что творческую тайну бытия нельзя воспринять в атмосфере послушания миру материальному, пассивного приспособления к нему – ее можно познать лишь активно, в процессе самого творческого акта.
Приведем стихотворение одной десятилетней девочки, посвященное А. С. Пушкину. Оно, хотя и не зрелое, да и написано за двадцать минут, но в нем просматривается идея единства свободы, познания, творческого подъема, активного служения людям.
Поэт! Тебе даю я предпочтенье,
Я восхищен самозабвеньем и творчеством твоим!
Твои бурлящие, клокочущие мысли бегут вперед,
И как незримый пароход плывешь по волнам побежденным.
Поет душа твоя, лелеет жаркий пыл.
Давно в веках ты гением прослыл.
Тебе открыты все пути, дороги
В мир сказок, вдохновений и чудес,
Ты слышишь, как щебечут птицы в час тревоги
И тихо шепчет темный лес.
Ты видишь водные глубины, брега морские и долины,
Которые не знает человек.
Поэт – это тот же певец,
Тот же воин, храбростью слывший в бою,
И за это – счастья творец,
Тебя благодарю!
Познание само по себе есть творческий акт, и творческие люди свободны от принудительно навязываемой детерминации. Вспомним поэтические строки М. Цветаевой:
…Ибо путь комет –
Поэтов путь. Развеянные звенья
Причинности – вот связь его! Кверх лбом –
Отчаятесь! Поэтовы затменья
Не предусмотрены календарем…
Положительная форма свободы, с точки зрения Н. О. Лосского, состоит в том, что действующее «Я», обладая сверхкачественной творческой силой, господствует над всеми своими проявлениями, хотениями, решениями и поступками:
«…все эти элементы служат только материалом и поводом самостоятельного творческого акта, который, вследствие сверхкачественной творческой силы “Я”, мог бы быть произведен иначе, чем он фактически произведен» [105, 148].
С. А. Левицкий именно в творчестве усматривает динамический способ существования свободы:
«Свобода не есть нечто статическое, нуждающееся лишь в охране. Она динамична, восполняет и находит себя в служении. Творчество всегда и есть служение, но – дерзающее, а не рабски покорное». Проблема детерминизма при анализе творческой деятельности решается им с учетом того, что в состоянии творчества, неопределенности человек полностью берет на себя ответственность, действует самостоятельно, доверяет интуиции, разрешает своей спонтанности определять творческий процесс, реализует себя как личность. С. А. Левицкий утверждает, что «… свобода не есть отсутствие детерминации. Наоборот, она есть вознесение в сферу высшей детерминации, где вместо грубого внешнего давления среды мы имеем внутреннее внушение голоса творческого или морального долга… Поэтому там, где иссякает дух творчества и сознание морального закона, там даже при наличии формальных политических свобод возникает пресыщенность отрицательной свободой, подготавливающая тем самым почву для возможности утери и политических свобод» [96, 246].
И. Дэйч (Deutsh, 1982) рассматривает свободу для творчества в аспекте самовыражения индивидуальности в действиях. Свободу он понимает как реализацию бытия личности и ее потенциалов.
По мнению Т. Тулку (Tulku, 1984), свобода необходима для достижения душевного покоя и радостной жизни, которые приобретаются в результате преодоления стереотипов мышления – допущения в своем сознании возможности изменяться, открытости глобальному человеческому знанию.
В гуманистической психологии К. Роджерса свобода выступает необходимым условием личностного роста. Свободу для личностного роста, самореализации посредством творчества рассматривают философы и психологи преимущественно экзистенциально‑гуманистической ориентации в понимании человека как субъекта духовного развития – Н. А. Бердяев, Ж. П. Сартр, Н. О. Лосский, Э. Фромм, В. Франкл, Р. Мэй.
Положение о неразрывной связи свободы, творчества и личности – стержневое в философии Н. А. Бердяева. Личность, по Бердяеву, есть становление будущего, творческие акты; ее существование предполагает свободу; только сочетание свободы и любви реализует личность – свободную и творческую. Личность призвана совершать самобытные, творческие акты. Свобода выступает условием для творческой активности, посредством которой происходит развитие личности – ее духовный рост: «Обрести подлинную свободу, значит войти в духовный мир. Свобода – есть свобода духа. Чтобы войти в духовный мир, человек должен совершить подвиг свободы».
В работах Э. Фромма раскрывается значение позитивной свободы человека для творчества, развития индивидуальной личности, связи с миром. Э. Фромм пишет:
«Позитивная свобода предполагает… что человек является центром и целью своей жизни; что развитие его индивидуальности, реализация его личности – это высшая цель, которая не может быть подчинена другим, якобы более достойным целям» [183, 220].
Достигая свободы, человек реализует возможность жить спонтанно, полностью раскрывает свои способности, активно участвует в социальном процессе. Это происходит благодаря таким видам спонтанности, как любовь и труд:
«…любовь, но не растворение своего “Я” в другом человеке и не обладание другим человеком. Любовь должна быть добровольным союзом с ним на основе сохранения собственной личности… Другая составная часть спонтанности – труд. Но не вынужденная деятельность с целью избавиться от одиночества и не такое воздействие на природу, при котором человек, с одной стороны, господствует над нею, а с другой – преклоняется перед ней и порабощается продуктами собственного труда. Труд должен быть творчеством, соединяющим человека с природой в акте творения» [183, 217].
Смысл свободы человека, по мнению Ж. П. Сартра, Н. О. Лосского и других философов, заключается также и в желании хотеть, быть открытым для своих возможностей. Ж. П. Сартр пишет:
«…каждое событие в для‑себя‑бытия должно включать в себя основу подлинной свободы – быть готовым основывать (строить) себя как желание… Так как свобода идентична моему существованию, она – основа результатов, которые я могу пытаться достигнуть посредством желаний или страстных сил… Действительно, недостаточно желать, необходимо хотеть желать» [255, 443].
Движение свободы, по мысли Сартра, включает в себя неразрывно связанные друг с другом причину, мотив и результат, а ведущая роль в достижении свободы принадлежит сознанию, «которое проектирует себя к своим возможностям и делает себя определяемым через эти возможности». Сходную точку зрения высказывает Н. О. Лосский. Он определяет человека как деятеля, реализующего формальную свободу со своей положительной стороны, которая есть не что иное, как «…мощь деятеля, достаточная для хотения любой из бесчисленного множества возможностей, открывающихся перед ним в данном определенном положении, и для осуществления их, поскольку это осуществление зависит от собственной силы деятеля» [105, 148].
Изменение границ виртуальных возможностей «Я» выступает необходимым условием достижения свободы. Человек имеет больше возможностей быть свободным, если стремится преодолевать границы «Я», мешающие самоактуализации, творчеству, духовному росту, здоровью. При этом он осознает границы своих виртуальных возможностей, соотносит их с законами, правилами, принятыми в обществе, берет на себя ответственность – «…необходимость, обязанность отвечать за свои действия, поступки» [127].
Вместе с идеей преодоления границ возможностей «Я», как необходимого условия достижения свободы, нам представляется верной мысль, высказанная Н. А. Бердяевым о способности человека не изменять что‑то важное, ценное в себе. В позиции Н. А. Бердяева проявляется диалектический подход к пониманию личности и свободы: в ситуации возможного изменения «Я», которая, безусловно, манит к свободе, но в итоге может разрушить стержневое в личности, затормозить процесс ее самоактуализации, важно сохранить границы своего «Я» или изменить отношение к ним. Подобную точку зрения отстаивает в своих работах Р. Мэй. Он полагает, что не любое изменение приводит к свободе: возможность изменяться, которую связывают со свободой, включает также способность оставаться самим собой.
С целью изучения феномена свободы, достигаемой в ходе изменения границ «Я», нами проведены следующие исследования.
В первом эксперименте [83] использовался метод свободного выбора. В нем принимали участие дети дошкольного возраста (от 3 до 6 лет). Экспериментатор приводил каждого ребенка в знакомую игровую комнату, вместе они недолго ходили по всей ее территории. Затем незаметно для испытуемого красной лентой разделял комнату на две половины: в одной оказывались ребенок, экспериментатор, ковер с игрушками, в другой – пусто. Обращаясь к ребенку, экспериментатор говорил: «Я сейчас уйду ненадолго, ты побудь здесь, делай, что хочешь, только за черту переходить нельзя». Наблюдение за поведением ребенка проводилось через незаметное для него окно.
В ходе исследования на большой выборке детей детских садов Москвы и Ульяновска обнаружено, что большинство из них обращают пристальное внимание на границу (осознают запрет) и стремятся ее нарушить: незамедлительно перебегают, перепрыгивают через черту на другую половину комнаты и быстро возвращаются обратно; подходят к ленте, рассматривают ее, затем ногой или рукой дотрагиваются до нее и до пола на запретной территории; близко подходят к ленте с какой‑либо игрушкой (машинкой, куклой, мячиком) и с помощью игрушки опробуют запретную зону – машинка «случайно» «выезжает» (мячик выкатывается) за черту, и ребенок бежит за ними, или машинка «едет» по линии, кукла «идет» вдоль черты (разумеется, тот, кто их ведет, не в счет, как рассуждает ребенок); подходят к черте, рассматривают ее и задают вопрос: «Почему нельзя?»; пассивные дети стоят на месте, оглядываясь на дверь. Дети 3–5 лет выходили за черту чаще, чем дети шестилетнего возраста. Это различие, очевидно, отражает разницу в уровне морального развития, волевой регуляции. В целом около половины детей нарушили запрет. Исключение составили две группы детей. Одна – в детском саду Ульяновска (эксперимент проводился в 80‑е гг. ХХ в.): после инструкции каждый ребенок 4–5 лет подходил к черте, смотрел на нее, смотрел вперед, но так и не вышел на запретную территорию. Разгадка открылась позже – на стене прямо перед ними находился портрет кудрявого мальчика Володи. Дети другой группы не вышли за черту в результате того, что им запретила это делать экспериментатор, в роли которой выступила любимая воспитательница. Дети не нарушили запрет, так как в преддошкольном и дошкольном возрасте у них закладывается фундамент нравственного развития и в своем поведении они ориентируются на референтных для них взрослых. С развитием сознания и самосознания, волевой сферы, включенности в социальное взаимодействие с другими снижается импульсивность детей, возрастает их ответственность за свои действия, тенденция следовать нормам и правилам поведения.
Во втором эксперименте, проведенном под нашим научным руководством аспирантом И. В. Гусевым, принимали участие старшеклассники средних общеобразовательных школ. Выявлялись особенности осознания и изменения границ возможностей (преодоления запрета) в ходе осуществления творческой деятельности с помощью модифицированной нами гештальт‑техники из тренинга Д. Хломова «Рисунок на двоих».
Экспериментатор в отсутствии участников эксперимента перегибает каждый лист бумаги на две равные части так, чтобы остался след, символизирующий черту – виртуальный запрет в ситуации неопределенности, затем в расправленном виде раздает листы парам испытуемых. Перед выполнением задания дается инструкция: «Перед вами один лист бумаги на двоих. В течение 20 минут молча рисуйте, что хотите». В результате проведения этой техники обнаружено следующее:
1) участники эксперимента осознавали ограничение своих возможностей: они обратили внимание на знак границы (перегиб листа бумаги), косвенным образом напоминающий о нравственном запрете – на другое пространство листа без согласия и договоренности с партнером переходить нельзя. Внешний запрет трансформировался во внутренний: человек считает себя автором собственного запрета выходить или не выходить на другую половину листа – сам устанавливает границы своих возможностей;
2) особенности осознания, переживания противоречия «Я‑ограничено» – «Я‑безгранично», изменения границы возможностей выявились через анализ продуктов деятельности (формы сопротивления в рисунках; обозначение, прочерчивание границы; преодоление границы и выход на другую половину листа на основе взаимной договоренности партнеров либо по собственному эгоистическому устремлению);
3) в ходе рисования осуществлялась интенсивная рефлексия себя и другого. В случае контакта она строится по типу рефлексивного управления. Деятельность из автономной перерастает в совместную (сотрудничество). Человек действенный, с сильным «Я», высокой самооценкой, ориентированный на успех, в творческой деятельности, которая по своей природе не терпит границ, проявляет тенденцию к преодолению препятствия – стремится к свободе.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 501; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!