Глава 7 . Сталинская «культурная революция» (конец 1920-х - 1930-е годы)

Формирование административно-командной системы управления обществом

Сегодняшняя общественная мысль характеризуется обострен­ным интересом к социокультурному процессу 1930-х годов. При этом на первое место в печати выдвинулся вопрос о Сталине и сталинизме. Конец 1920-х-1930-е годы — это период формирования административно-командной системы управления обществом, ре­жима личной власти Сталина, культа его личности, идеологии ста­линизма.

Одна из характерных особенностей тоталитарной системы вла­сти, сформировавшейся в СССР, — тотальная политизация всех сторон жизни общества: труда, быта, социальной сферы, культуры и искусства, системы народного образования и науки. Полномо­чиями верховной власти в стране обладала ВКП(б), полностью заменившая Советы и ставшая государственной партией. Образовался новый правящий слой — партийная номенклатура. Ее проводником стал партийный аппарат, позиции которого усиливались по мере роста партии и ее влияния на управление страной.

И.В. Сталин до середины 1920-х годов не принадлежал к числу самых известных большевистских лидеров. Л.Д. Троцкий называл его «выдающейся посредственностью», делая при этом акцент на слове «вы­дающаяся». Но во внутрипартийной политической борьбе Сталин, как никто другой, обладал искусством лавирования, выжидания того, чья точка зрения будет решающей, кто окажется победителем. Как авторитарная личность он всегда и везде тяготел к грубому админи­стрированию (за что его критиковал Ленин), к чисткам, к закулис­ным маневрам и интригам, к групповщине, коалициям.

В этом механизме политической борьбы Сталин, став Генераль­ным секретарем ЦК, умело использовал партийный аппарат, кото­рый он сам формировал. Тем самым он сосредоточил в своих руках, по словам Ленина, «необъятную власть». Но тут уместно опять со­слаться на Троцкого, который считал, что не Сталин создал аппарат, а скорее аппарат создал Сталина. Он и оказался на «гребне волны» в силу бюрократизации малограмотного партийного аппарата.

Возглавив партийный аппарат, Сталин выступил в роли теоре­тика и создателя «номенклатуры» в соответствии со своими пред­ставлениями о целях и методах партийного и государственного ру­ководства социалистическим строительством. Ленина он только цитировал, отдавая дань моде, а конкретным его указаниям по этим вопросам Сталин никогда не следовал, хотя в пропагандистских целях постоянно подчеркивал, что он «ученик Ленина» и цель его жизни — «быть достойным его учеником».

Еще на XII съезде РКП (б), в апреле 1923 г., Сталин говорил о необходимости введения коммунистов во все отрасли управления и в промышленный «комсостав», при помощи которого партия смо­жет держать в руках аппарат и осуществлять свое руководство.

Кадры партийной номенклатуры черпались в основном за счет выдвиженчества. Но проблема заключалась в том, что сама партия, хотя в ней к 1927 г. состояло 1 млн. 200 тыс. членов, обладала край­не незначительным числом подготовленных и образованных кад­ров; большинство квалифицированных специалистов в партии не состояло. По данным партийных переписей, к концу 1920-х годов более 90% коммунистов имели образование не выше начального.

Естественно, что при выдвижении на какой-либо пост члены партии стремились восполнить недостаток знаний и опыта демон­страцией преданности партийному руководству и готовности вы­полнять любые его указания. В этом — истоки бюрократизации ап­парата, всесилия «партийных верхов» и лично Сталина. Но на сло­вах Сталин отвергал принцип «чинопоклонения».

Вошедшие в партийную номенклатуру малограмотные комму­нисты перемещались с должности на должность в противовес демо­кратическому принципу выборности кадров. От них требовалось прежде всего подчинение партийной дисциплине. Коммунисты массовых «ленинских» призывов, прошедшие через борьбу против оппозиции, прочно усвоили основы репрессивного мышления: не­обходимость политического отсечения идейных оппонентов и по­давления всякого инакомыслия. При этом большевики и не скры­вали своих методов руководства, следуя ленинскому положению о диктатуре как власти, опирающейся непосредственно на насилие.

Обращая сегодня свое внимание на эти вопросы, важно пред­ставлять себе то, что происходило в то время в душах и умах больше­виков. Многие рядовые члены партии вовсе не обладали волей лю­дей, которые якобы изначально предназначены творить зло. За всем этим прежде всего необходимо видеть драму этих людей, которые, слепо веря в светлые идеалы будущего, полагали, что для воплоще­ния этих идеалов в жизнь необходимо насилие. С другой стороны, принципы демократии были изначально чужды партии большевиков. Ведение политической борьбы не по принятым в партийных верхах правилам грозило «ослушникам» серьезными карами, вплоть до рас­стрела. Превращение партии в государственную структуру и процесс ее бюрократизации органически требовали свертывания демократии и гласности и за пределами партийных структур.

Первым из высших партийных руководителей против установ­ления «диктатуры аппарата», совмещения функций партийных и советских органов выступил в октябре 1923 г. Л.Д. Троцкий, кото­рый был поддержан так называемой «платформой 46», в состав которой входили в основном «старые большевики», писавшие в ЦК о «кризисе в партии» и разрыве между ее верхушкой и рядовыми коммунистами. Тогда же Троцкий и его сторонники выдвинули программу «нового курса», провозглашавшую борьбу с бюрократиз­мом и развитие внутрипартийной демократии. Центральная идея «нового курса» — проведение открытых дискуссий, свобода обсуждения всеми членами партии острых и наболевших вопросов. Ос­новная атака оппозиционеров во главе с Троцким велась против большинства в политбюро ЦК, где всеми делами заправляла «внеуставная тройка» («триумвират») — Сталин, Каменев и Зиновьев.

В этой обстановке началась борьба против «троцкизма», закон­чившаяся победой группы Сталина. XIII партийная конференция в январе 1924 г. объявила о разгроме «троцкизма». В результате авто­ритет Сталина заметно вырос, а делегаты XIII съезда РКП (б) вы­сказались за его кандидатуру на пост генерального секретаря ЦК.

Эти годы были ознаменованы окончательным утверждением ста­линской диктатуры, которая непременно вела к культу личности руко­водителя, которому приписывались необычайные достоинства. Этому в первую очередь способствовали сталинские выдвиженцы в «партий­ные верхи».

Раньше было принято говорить о «коллегиальном руководстве» партии, о «ленинском ЦК», о «вождях партии», об «учениках и со­ратниках Ленина». Отныне родилась новая формула: «вождь нашей партии товарищ Сталин» и никаких других «вождей нашей партии» нет! Потом родились и другие формулы: не «партия Ленина», а «пар­тия Ленина-Сталина», не «ученики и соратники Ленина», а «ученики и соратники Сталина», не «учение Маркса—Энгельса—Ленина», а «учение Маркса—Энгельса—Ленина—Сталина»; в конце концов, Ле­нин оказался только «великим», а Сталин — «гениальным».

На XVII съезде партии культ Сталина был закреплен как норма партийной жизни. Не было ни одного выступления, в котором не со­держалось бы хвалебных слов, восторженных восклицаний, здравиц, подчеркивающих мудрость и гениальность Сталина. Имя вождя про­звучало на съезде более 1500 раз. Для открытия этого «съезда победи­телей» была специально выбрана дата — 26 января 1934 г., день, когда исполнялось десять лет со дня произнесения Сталиным «великой клятвы» выполнять заветы Ленина. Отмечая эту годовщину, «Правда» заявила: «Глядя назад, на пройденный десятилетний путь, партия име­ет право заявить, что клятва Сталина была выполнена с честью. Деся­тилетие после смерти Ленина было десятилетием великого труда — исторической победой ленинизма. Под руководством Сталина боль­шевики добились того, что социализм в нашей стране победил».

Сам Сталин был полностью уверен в себе. В длинном докладе съезду партии он утверждал, что пятилетка закончилась полной победой, что линия партии победила, что партия «сплочена теперь воедино, как никогда раньше».

Однако за кулисами съезда события разворачивались по-иному. Этот съезд был, по сути, последним большим собранием старых большевиков ленинской партии. К этому моменту только десять процентов ее членов вступили в нее до революции или во время гражданской войны. Тем не менее, 80% делегатов съезда принадле­жали к этой группе, которая все еще имела сильные позиции в ру­ководстве партии.

Надо учитывать, что Сталин был выразителем интересов опре­деленного слоя людей — партийной и советской бюрократии. Кро­ме того, и это, наверное, самое главное, на определенном этапе ис­торического развития нашей страны цель, которую ставил Сталин — любыми средствами преодолеть технико-экономическую и военную отсталость России и в кратчайший срок догнать развитые капита­листические державы, импонировала народным массам. Нельзя игнорировать и отрицать и того очевидного факта, что Сталин пользовался тогда поддержкой определенных слоев населения — в первую очередь малообразованных.

Массовый трудовой энтузиазм рабочего класса обеспечил в ко­роткий срок индустриальное преобразование страны. Потрясающие успехи на этом пути изумляли даже американцев. «Сейчас Россия на уме у всех народов. Настойчивость советского эксперимента — как очарование, околдовавшее всех» — писала в августе 1931 г. «Нью-Йорк Тайме».

Принципиально важным результатом осуществления индустриа­лизации страны стало завоевание во второй половине 1930-х годов экономической независимости СССР. За годы второй пятилетки (1933-1937) наша страна, по существу, прекратила ввоз сельскохо­зяйственных машин и тракторов.

Однако уроки промышленных достижений того времени не ис­черпываются трудовым пафосом рабочего класса, очевидными ус­пехами в процессе создания мощного индустриального потенциала страны. Все это, к сожалению, совершалось в условиях все большего ограничения демократии в обществе, чудовищных репрессий, которые обрушились на промышленность не меньше, чем на Крас­ную Армию.

Официальная пропаганда всячески рекламировала факты трудо­вого героизма, даже в тех случаях, когда он оплачивался прямым истощением и инвалидностью рабочих.

Способом подхлестывания трудового энтузиазма стало «социа­листическое соревнование», организуемое административными ме­тодами. Характеризуя его как средство достижения высоких темпов «в огромной степени за счет человеческих мускулов и нервов», Троцкий писал: «Мы ни на минуту не сомневаемся в том, что из­вестная прослойка рабочих, особенно коммунистов, вносит в рабо­ту неподдельный энтузиазм, как в том, что более широкая масса рабочих в отдельные моменты или периоды на отдельных предпри­ятиях, захватывается этим энтузиазмом. Но нужно было бы ничего не понимать, чтобы допустить возможность массового трудового "энтузиазма" в течение ряда лет».

Возвращаясь к этой теме, Троцкий подчеркивал несостоятель­ность ставки на энтузиазм как на долговременный фактор социали­стического строительства, так как энтузиазм значительных слоев трудящихся не может сохраняться годами в условиях непрекра­щающихся «материальных тягот, нехваток и лишений».

Ограниченность материальных стимулов к труду сталинская бю­рократия пыталась компенсировать мерами «морального поощре­ния», учредив несколько орденов, вручавшихся за «ударный труд». При всем этом главным методом, используемым партийной но­менклатурой для форсирования индустриализации, оставался гру­бый административный нажим на рабочих, целью которого было усиление интенсивности их труда. Этот нажим выразился, в частно­сти, во введении непрерывной рабочей недели и трудовых книжек, прикреплявших рабочих к одному предприятию. Рабочему, пере­шедшему на новый, завод, запрещалось платить больше той суммы, которую он получал на прежнем месте (сумма заработка указыва­лась в трудовой книжке).

Советские средства массовой пропаганды утверждали в общест­венном сознании пафос расцвета советской демократии в стране, где «так вольно дышит человек». А на самом деле жизнь отдельного человека ничего не стоила, и миллионы участников социалистиче­ского строительства были просто «винтиками» в тоталитарном ме­ханизме «казарменного социализма», в котором эксплуатация ра­бочего класса и крестьянства достигла невиданного уровня, расши­рялась карательная система ГУЛАГа (Главного управления лагерей).

Сотни тысяч советских граждан приговаривались к заключению и принудительным работам по ложным доносам и обвинениям в контрреволюционной деятельности или в «антисоветской» пропа­ганде. К концу 1930-х годов система ГУЛАГа включала более 50 лагерей, свыше 420 исправительных колоний, 50 колоний для несо­вершеннолетних. Численность заключенных в них лиц в 1930-е го­ды все время росла: 179 тысяч в 1930 г., 839 тыс. — в конце 1935 г., 996 тыс. — в конце 1937 г., который считается пиком разгула ста­линских репрессий.

У Сталина вызывали резкое раздражение сообщения советских газет, напоминавшие военные сводки, все чаще говорившие о «прорывах на трудовом фронте». В сентябре 1930 г. он приказал Молотову «одернуть» центральные газеты за публикации о ката­строфической текучести рабочих из-за плохого снабжения, о паде­нии темпов развития производства: «Уйми, ради бога, печать с ее мышиным визгом о "сплошных прорывах", "нескончаемых прова­лах", "срывах" и т.п. брехней».

Даже «мышиный визг» давно послушной печати мешал Сталину утверждать свою мысль, что в стране полным ходом идет построе­ние социализма: ведь еще на XVI съезде партии (1930 г.) он заявил о «вступлении страны в социализм», а в 1936 г. — о «построении социализма в СССР». Обманывая народ этими радужными заявле­ниями, Сталин жестоко эксплуатировал его энтузиазм, увлечен­ность идеалами социализма.

 

---

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 408; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!