Скажи, что ты пьешь, и я скажу, кто ты

 

Здесь мы рассмотрим еще одну важную «человеческую уни­версалию». Во всех культурах, где в продаже имеется более од­ного вида алкогольных напитков, напитки классифицируют по их социальному значению, и эта классификация помогает дать характеристику социального мира. Не бывает «социаль­но нейтральных» алкогольных напитков. В Англии дело об­стоит так же, как и везде. «Что ты пьешь?» — вопрос с социаль­ным подтекстом, и мы судим о человеке по его ответу. Выбор напитка редко обусловлен исключительно личным вкусом.

Напитки выполняют несколько символических функций, в том числе сложат индикаторами социального статуса и по­ловой принадлежности. Это две наиболее важные символи­ческие функции алкогольных напитков в Англии: ваш выбор напитка (по крайней мере, в обществе) обусловлен главным образом вашей половой принадлежностью и принадлежнос­тью к социальному классу; в том и другом случае возможны варианты в зависимости от возраста. Правила следующие.

• Женщины из среды рабочего класса и низов среднего класса пьют самые разные напитки. Почти все, что со­циально приемлемо, — коктейли, сладкие и сливоч­ные ликеры, все виды безалкогольных напитков, пиво и так называемые сконструированные напитки (пред­варительно смешанные напитки в бутылках). Есть только одно ограничение: размер бокала, из которого женщины из низов общества могут пить пиво. В среде рабочего класса и нижних слоев среднего класса счи­тается, что пинта — неженский бокал, не подобающий леди, поэтому большинство женщин этой социальной группы заказывают пиво в бокалах емкостью полпин­ты. Пинта пива сразу поставит вас в разряд мужеподоб­ных женщин (ladette), имитирующих грубые, хамские замашки много пьющих мужчин. Некоторым женщи­нам нравится такой образ, но их меньшинство.

• Следующими, по шкале свободного выбора напитков, идут представительницы среднего слоя и верхушки среднего класса. Однако их выбор более ограничен: сладкие до тошноты напитки, ликеры со сливками и коктейли расцениваются как вульгарность — заказав *Бейлис» или «Бейбишам»*, вы, вне всякого сомнения, навлечете на себя косые взгляды, — но им дозволено пить почти любое вино, крепкие спиртные напитки, херес, безалкогольные напитки, сидр и пиво.

------------------

*«Бейбишам» — фирменное название газированного грушевого сидра.

 

Женщи­ны этой социальной категории, особенно студентки, также предпочитают пить пиво из бокалов емкостью в пинту. Я даже заметила, что студентки из верхушки среднего класса считают своим долгом дать объясне­ние, если они вместо пинты заказали «девчачью» пор­цию — полпинты.

• Мужчины из верхушки и среднего слоя среднего класса гораздо более ограничены в выборе, чем женщины той же социальной категории. Они вправе пить только
пиво, крепкие спиртные напитки (в том числе разбавленные), вино (должно быть сухое, не сладкое) и без­алкогольные напитки. Мужчина, потягивающий что-то
сладкое или со сливками, может быть заподозрен в женоподобности, а коктейли допустимы только на кок­тейлях или в коктейль-барах — в пабах и обычных ба­
рах коктейли не заказывают.

Мужчины из среды рабочего класса фактически вообще не имеют выбора. Они могут пить только пиво или крепкий алкоголь, все остальное — напитки «для женщин». Рабочие старшего возраста не приемлют даже смешанные напитки: на джин с тоником в некоторых кругах еще смотрят сквозь пальцы, но экзотические комбинации одобрения не получают. У молодых рабо­чих свободы больше: например, они могут пить водку с кока-колой, равно как и последние новинки и готовые смеси в бутылках, при условии, что в этих напит­ках высоко содержание алкоголя.

 

Состояние опьянения и метод «шумного, агрессивного и оскорбительного поведения»

В разных странах люди в состоянии алкогольного опьяне­ния ведут себя по-разному. В некоторых обществах (в Вели­кобритании, США, Австралии и некоторых областях Скандинавии) употребление алкоголя ассоциируется с агрессией, насилием и антиобщественным поведением, в других (в южных странах) пьющие ведут себя вполне мирно. Эти различия нельзя объяснить разным уровнем потребления алкоголя или генетическими факторами — они непосредственно связаны с тем, что в каждой культуре свое понятие об алко­голе, о том, как он должен воздействовать на человека, и свои социальные нормы относительно поведения в состоя­нии опьянения.

Этот основополагающий факт неоднократно доказан, как в процессе широкомасштабного исследования, охватываю­щего множество разных стран, так и в ходе серьезных науч­ных экспериментов (дважды слепое испытание, плацебо* и т. д.).

-----------------

*Плацебо — лекарственная форма, содержащая фармакологически нейтральные вещества, по внешнему виду и вкусу имитирую­ще какое-либо лекарственное средство.

 

Проще говоря, опыты показывают, что люди, думаю­щие, будто они пьют алкоголь, ведут себя в соответствии с присущими их культуре представлениями о психофизиоло­гическом воздействии алкоголя. Англичане считают, что ал­коголь растормаживает, пробуждает в людях склонность к флирту или агрессии, поэтому, когда им дают якобы спирт­ные напитки — а на самом деле безалкогольные плацебо, — они расслабляются: начинают флиртовать, а мужчины (осо­бенно молодые) зачастую становятся агрессивными.

В связи с этим я должна рассмотреть третий способ борь­бы англичан с их хронической неизлечимой «социальной неловкостью» — метод «шумного, агрессивного и оскорби­тельного поведения». Разумеется, не я первая обнаружила эту темную неприглядную сторону английского характера. На протяжении веков все, кто посещал нашу страну, отмечали эту черту, и, благодаря нашему пристрастию к самобичева­нию, недели не проходит без того, чтобы о ней не упомина­лось в национальных газетах. Хулиганство футбольных фанатов, неистовство на дорогах, хамство, скандальные соседи, пьяные драки, правонарушения, беспорядки и откровенное бесстыдство — эти напасти неизменно объясняют либо «упадком нравственности», вызванным некими неопреде­ленными, неясными причинами, либо воздействием алкоголя, либо связывают с обоими факторами. Ни одно из этих объяснений неправомочно. Достаточно одного поверхност­ного, беглого взгляда на социальную историю, и сразу стано­вится очевидным, что наши нынешние вспышки непристой­ного поведения в пьяном угаре — это отнюдь не веяние но­вого времени, и незачем проводить опыты с плацебо, чтобы убедиться, что многие другие народы, употребляя алкоголь в гораздо больших количествах, не превращаются при этом в грубиянов и дикарей.

Конечно, виной тому отчасти наши представления о пси­хофизическом воздействии алкоголя, которые действуют как самосбывающееся пророчество. Если вы твердо убежде­ны, что алкоголь пробудит в вас агрессивность, значит, так оно и будет. Но тогда возникает вопрос, почему мы придер­живаемся столь странного убеждения. Не только англичане считают алкоголь опасным растормаживающим средством. Подобное восприятие свойственно целому ряду других куль­тур, известных антропологам и другим социологам, которых интересуют «амбивалентные», «сухие», «нордические» или «трезвые» культуры — культуры, которым в моральном пла­не присуще двойственное отношение к алкоголю, отноше­ние любви — ненависти, отношение к алкоголю как к за­претному плоду, что обычно является результатом деятель­ности движений за трезвый образ жизни на протяжении всей истории той или иной страны. Этим обществам проти­востоят «интегрированные», «мокрые»,»средиземноморс­кие» или «нетрезвые» культуры, для которых алкоголь — ес­тественный, неотъемлемый, законный, нравственно ней­тральный элемент повседневной жизни; обычно это культуры, которые, по счастью, не удостоились пристально­го внимания активистов движений трезвенников. «Интегри­рованные» пьющие культуры обычно отличает гораздо бо­лее высокий уровень потребления алкоголя на душу населе­ния, но при этом у них очень мало связанных с алкоголем социальных и психических проблем, которыми поражены «амбивалентные» культуры.

Для меня, моих коллег, занимающихся, как и я, исследова­нием кросскультурных социологических реалий, и других непредубежденных «алкогологов» это абсолютно очевид­ные, ничем не примечательные факты, и мы все, разумеется, ужасно устали повторять их бесконечно, особенно перед ан­глийской аудиторией, которая не способна либо не желает признавать их действительность. Большую часть своей про­фессиональной жизни я посвятила исследованиям, в той или степени связанных с алкоголем; я и мои коллеги уже более десяти лет представляем на суд общественности одни и те же неопровержимые доказательства, полученные опытным пу­тем и в процессе кросскультурного анализа, но каждый раз правительственные учреждения, полиция, обеспокоенные пивовары и другие заинтересованные органы нашу компе­тентность ставят под сомнение.

Все всегда выражают неописуемое изумление — «В самом деле? Неужели есть страны, где люди не верят, что алкоголь вызывает насилие? Невероятно!» — и вежливо дают понять, что нет такой силы, которая разубедила бы их в пагубности демонического зелья. Это все равно что научно объяснять причины выпадения осадков и отсутствия таковых живуще­му вдали от цивилизации племени, верящему только в вол­шебство знахарей и колдунов. Да, да, говорят они, и все же дождя нет потому, что мы разгневали наших предков: шаман не исполнил танец, вызывающий дождь, или не принес в жертву козла в положенное время, или кто-то из необрезан-ных юнцов прикоснулся к священным черепам. Это всем из­вестно. Как известно всем и то, что люди, употребляющие ал­коголь, теряют контроль над собой и пытаются снести друг другу голову.

Или, вернее, по мнению обеспокоенных участников кон­ференции «Алкоголь и общественный беспорядок», алкоголь провоцирует на это других. А сами они невосприимчивы к алкоголю: они могут расслабиться немного на корпоратив­ной рождественской вечеринке, или распить с друзьями не­сколько бутылок «Каберне Совиньон», или выпить джин с то­ником в пабе и т. д., но при этом никому слова дурного не скажут и уж_, конечно же, не пустят в ход кулаки. А особенно сильно алкоголь действует на рабочий класс, ох уж и буйные они становятся, когда напьются. Вот это, пожалуй, и впрямь чудо — волшебство сильнее вызывания дождя. Мы придер­живаемся этих странных убеждений, потому что, как и всякие невразумительные религиозные догматы, они помогают нам объяснять необъяснимое — и в данном случае укло­няться от решения основополагающей проблемы. Сваливая все свои беды на алкоголь, мы обходим стороной весьма не­приятный для нас вопрос: почему англичане, учтивостью, сдержанностью и деликатностью которых восхищаются во всем мире, также на весь мир известны такими своими качес­твами, как бестактность, хамство и жестокость?

На мой взгляд, наша учтивая сдержанность и оскорбитель­ная агрессивность — это две стороны одной и той же монеты. Если говорить точнее, и то и другое — симптомы одной и той же «социальной неловкости». Мы страдаем врожденным рас­стройством функций общительности, комплексом скован­ности, из-за чего нам трудно выражать свои чувства и общать­ся в непринужденной дружеской манере — в отличие от боль­шинства других народов, у которых это получается легко и естественно. Почему мы такие, почему поражены этой «болез­нью»? Это — загадка, которую я, может быть, разрешу к концу книги, а может, и нет. Однако, чтобы диагностировать заболе­вание или расстройство, необязательно знать его причину. В случае с психологическими расстройствами, как это, и на индивидуальном уровне, и на общенациональном причину зачастую невозможно определить. Но это не мешает нам пос­тавить диагноз: сказать, что больной страдает аутизмом, аго­рафобией и т. д. В общем-то, это произвольные примеры, но, если подумать, у «социальной неловкости» англичан отчасти те же симптомы, что характеризуют аутизм и агорафобию. Но давайте будем милосердными и политически корректными и просто скажем, что мы «испытываем трудности в плане соци­ального общения».

Симптомы английской «социальной неловкости», какое бы определение мы ей ни дали, выражаются в противопо­ложных крайностях: испытывая дискомфорт или неловкость в различных ситуациях, связанных с общением (а так бывает почти всегда), мы либо становимся излишне учтивыми, об­ходительными, чопорными или замыкаемся в себе, либо превращаемся в склонных к крику, буйных, агрессивных, вспыльчивых, невыносимых монстров. Мы не знаем промежуточного состояния, не знаем «золотой середины». Обе крайности регулярно демонстрируют англичане всех социальных классов, независимо от того, отведали они демони­ческого зелья или нет.

Правда, самые крайние формы «шумного и предосудитель­ного» поведения мы демонстрируем, например, вечерами по пятницам и субботам в центральных районах городов, по праздникам или находясь на отдыхе дома или за границей. В это время можно видеть, как толпы молодежи собираются в пабах, барах и ночных клубах и напиваются. Состояние опья­нения — не случайный побочный результат вечернего раз­влечения, это — главная цель. Молодые гуляки и отдыхающие (юноши и девушки) умышленно ставят перед собой цель на­питься допьяна, и им почти всегда это удается (не забывайте, мы — англичане и способны опьянеть даже в результате упо­требления безалкогольных плацебо). Чтобы доказать своим приятелям, что они достигли социально желаемой степени опьянения, они начинают выкидывать номера, демонстрируя вопиюще оскорбительную раскованность. Репертуар прием­лемых «выходок» на самом деле достаточно ограничен, и са­ми эти «выходки» не настолько уж вопиющи — относительно сдержанный ор с бранью, иногда нечто более вызывающее, как, например, выставление на всеобщее обозрение собствен­ного голого зада (весьма популярная забава среди молодых англичан мужского пола) и гораздо реже драки.

Очень незначительное меньшинство не представляют се­бе субботнюю вечернюю пирушку без потасовки. Однако это почти всегда регулируемое правилами предсказуемое дейс­тво, фактически происходящее по заданному сценарию — пьяные юнцы рисуются, задирают друг друга, от случая к слу­чаю неуклюже пуская в ход кулаки. Подобные инциденты за­частую разгораются буквально от одного взгляда. Завязать драку с подвыпившим юным англичанином — дело порази­тельно простое. Достаточно лишь посмотреть на него, задер­жать ненадолго взгляд (хотя бы на секунду, не дольше — анг­личане не любят встречаться взглядами) и потом сказать: "Чего пялишься?» Почти наверняка ответом будет тот же самый вопрос: «А ты чего пялишься?» — прямо как обмен тра­диционным английским приветствием «How do you do?». Haше вызывающее поведение, как и нашу учтивость, отличают неуклюжесть, неэлегантность и отсутствие логики.

 

ОДЕЖДА

 

Прежде чем приступить к рассмотрению правил, касаю­щихся манеры одеваться в Англии, нам необходимо вне­сти уточнения относительно нескольких кросскультурных универсалий. Помимо своего прямого назначения — согре­вать в условиях холодного климата и защищать от атмосфер­ных воздействий, одежда во всех культурах выполняет три функции: она является указателем половых различий, стату­са человека и принадлежности его к той или иной категории общества. Отличия по половому признаку обычно сразу бро­саются в глаза: даже в таком обществе, где все носят на пер­вый взгляд одинаковую одежду и украшения, в нарядах муж­чин и женщин всегда есть небольшие различия, которые за­частую специально подчеркиваются, чтобы представители одного пола выглядели привлекательнее в глазах другого. Под «статусом» я подразумеваю социальный статус или об­щественное положение в более широком смысле; в эту же ка­тегорию я включаю возрастные отличия. Под понятием «принадлежность к той или иной категории общества» я имею в виду принадлежность ко всем другим группам населения, таким как племена, кланы, субкультуры, социальным группы или группы, исповедующие какой-то определенный образ жизни.

Мне очень жаль, если я обидела кого-то из редакторов журналов мод или их читателей, искренне полагающих, что одежда служит человеку исключительно для самовыражения или чего-то подобного. То, что в понимании современных западных, постиндустриальных культур есть «стиль» или «са­мовыражение» — или «мода», если уж на то пошло, — это, сути, просто нарядный набор элементов, указывающих на половые различия, статус и принадлежность к той или иной категории общества. Возможно, я также наношу оскорбление и тем представителям этих обществ, которые деклариру­ют, что им нет никакого дела до моды, что их одежда не выпол­няет никаких социальных функций, что при выборе одежды они руководствуются исключительно принципами удобства, экономии и практичности. Вероятно, некоторые и впрямь сознательно не интересуются модой, но даже они вынужде­ны выбирать какую-то дешевую, удобную, практичную вещь из целого ряда ей подобных, а значит, нравится им это или нет, своей одеждой они делают некое социально значимое заявление. (К тому же претензии на то, чтобы быть выше таких пустяков, как одежда, — уже само по себе социально зна­чимое заявление, причем довольно громкое.)

У англичан нет «национального костюма» — упущение, которое отмечают и о котором сокрушаются все, кто, ломая руки, кричит о кризисе нашей национальной идентичности. Некоторые из таких крикунов затем пытаются определить суть английского стиля одежды — причем в своеобразной, лишенной всякой логики манере: в своем стремлении выяснить, как английское платье характеризует англичан, они разбирают по косточкам типичные, традиционные пред­меты одежды, будто секрет английской самобытности кроет­ся в цвете, фасоне, строчках или подрубочных швах. Напри­мер, Клайв Аслет утверждает, что «самым английским пред­метом одежды следует считать водоотталкивающую куртку фирмы «Барбур» цвета жидкой глины». Наверно, ничего нет удивительного в том, что бывший редактор «Кантри лайф» выбрал данный стереотип, но, с другой стороны, стереотипы в отношении английской одежды — весьма распространен­ное явление. Аслет также сетует по поводу падения популяр­ности харриского твида*, что, по его мнению, свидетельству­ет об игнорировании традиционных «национальных» цен­ностей.

-------------------------

* Харриский твид — высококачественный твид ручного производства, вырабатывается на острове Харрис (Гебридские острова).

Пребывая в сомнении, он начинает винить погоду: «У британцев в целом отсутствует стиль в летней одежде, — главным образом потому, что лета как такового у нас не бы­вает испокон веков». (Забавное замечание, но в качестве объ­яснения не подходит, поскольку есть много стран, которые не могут похвастать хорошим летом, но люди там почему-то одеваются гораздо более стильно, чем мы.) Наконец, Аслет жалуется на то, что мы плюем на формальности, что правила в отношении одежды соблюдаются «только в среде военных, местной знати, королевской семьи и по случаю некоторых важных мероприятий».

Другие исследователи даже не пытаются анализировать английский стиль одежды. Джереми Паксман в свой пере­чень «особенностей английской культуры» включает моду панков и «уличный» стиль, но в целом темы одежды вообще не касается, не считая краткого утверждения о том, что «в та­ких вопросах, как одежда, больше не существует единодушия, тем более предписывающих правил». Фраза «больше не су­ществует каких бы то ни было правил» — типично английс­кое ностальгическое нытье, из уст тех, кто пытается проана­лизировать самобытность английской культуры, звучащая, в общем-то, как типичная отговорка. Однако все эти жалобные комментарии, по крайней мере, базируются на весьма здоро­вой точке зрения — что основу национальной идентичнос­ти составляют правила, и отсутствие правил — это симптом утраты идентичности. Диагностический критерий верный, но и Аслет, и Паксман неверно трактуют симптом. Правила и установления в отношении английского стиля одежды су­ществуют, только это не те официальные или четко сфор­мулированные правила, что были у нас пятьдесят лет назад. Некоторые из неофициальных, неписаных правил даже очень обязывающие. Как бы то ни было, самое важное прави­ло — описательное: это так называемое метаправило, прави­ло о правилах.

ПРАВИЛО ПРАВИЛ

Отношение англичан к одежде непростое, затруднительное и в целом неправильное, характеризуемое в первую очередь острой потребностью в правилах, диктующих, как следует одеваться, и нашей плачевной неспособностью обходиться . без них. Это правило правил помогает понять, почему во всем мире считают, что англичане одеваются безвкусно, но есть особые области («карманы», так сказать) — английский мужской костюм, спортивная и «загородная» одежда, парад­ное платье и новаторская «уличная» мода, — где мы впереди планеты всей. Иными словами, мы, англичане, первые в мире модники там, где есть строгие, официальные правила и тра­диции, которым необходимо следовать, — то есть когда мы в буквальном смысле «в форме». Оставленные на волю собс­твенного воображения, мы изгаляемся над собой как можем, не имея ни врожденного чувства стиля, ни понятий об эле­гантности, — страдаем, как выразился Оруэлл, «от почти полнейшего отсутствия эстетического вкуса».

Наша потребность в правилах, диктующих, как нам оде­ваться, особенно заметно проявилась в последние годы, ког­да мы позаимствовали у американцев «небрежный стиль одежды по пятницам» и компании позволили своим сотруд­никам приходить на работу в пятницу не в деловом костюме, а в повседневной одежде по собственному выбору. В ряде компаний этот обычай укоренился, но некоторые были вы­нуждены от него отказаться, поскольку часть их сотрудни­ков. занимающих более низкие должности, стала являться на работу в чем попало — в нелепых, безвкусных нарядах, под­ходящих скорее для пляжа или ночного клуба, но никак не для серьезного учреждения; другие выглядели непристойно неряшливыми; а большинство сотрудников из числа руково­дящих работников предпочли — и, пожалуй, поступили муд­ро — не терять достоинства, оставаясь приверженцами тра­диционного делового костюма. Это только подчеркнуло ие­рархическое деление в сфере бизнеса, хотя политика свободной формы одежды как раз направлена на демократи­зацию отношений в компаниях и учреждениях. Словом, экс­перимент оказался не очень удачным.

Друтие народы тоже небезупречны в вопросах одежды, но только жители наших бывших колоний, американцы и авс­тралийцы. могут сравниться с нами в отсутствии вкуса. Как ни смешно, но даже эти не отличающиеся изысканным вку­сом народы гораздо лучше, чем мы, умеют одеваться по пого­де, хотя погода — это наша основная достопримечатель­ность, и мы гордимся тем, что в нашей стране она столь не­постоянна. Мы можем сутками обсуждать прогнозы погоды,но при этом редко одеваемся соответственно погоде. Напри­мер, несколько дождливых дней я по нескольку часов прово­дила на улице, считая зонтики, и выяснила, что только около 25 % нашего населения (главным образом люди среднего возраста и старше) имеют при себе столь необходимый в Ан­глии предмет экипировки, даже когда дожди льют целые дни напролет. Эти превратные привычки дают нам повод жа­ловаться и ворчать на жару, холод и сырость — и, между прочим, подтверждают мою точку зрения о том, что наши постоянные разговоры о погоде — это способ поддержания социальных контактов, а не свидетельство нашей привер­женности родной погоде.

 

ЭКСЦЕНТРИЧНЫЕ ОВЦЫ

 

Внимательные читатели наверняка отметят, что я включила новаторскую «уличную» моду в категорию «формы»,и, воз­можно, поставят под сомнение мое суждение. Разве это не противоречие? Ведь странные, диковинные уличные стили носителей субкультуры — панков с «ирокезами», готтоввоб­лике викторианских вампиров, скинхедов в ужасающих бо­тинках, которыми славятся англичане, — это все свидетельс­тва нашей эксцентричности и оригинальности, а не конфор­мистского, консервативного следования правилам. Представление о том, что английскую «уличную» моду отли­чает эксцентричность и творческий подход с выдумкой, ста­ло общепризнанным фактом среди авторов, пишущихомо­де, — причем не только в популярных журналах, нои в науч­ных трудах об английском платье. Даже обычноциничныйДжереми Паксман не поставил под вопрос этот стереотип, повторив распространенное мнениео том, что разновид­ности английского «уличного» стиля «это все отражение ос­новополагающего принципа — верывсвободуличности». Однако то, что люди принимают за английскую эксцентрич­ность в одежде, на самом деле — прямаяпротивополож­ность: это трибализм, форма традиционализма,единообра­зие. Пусть панки, готгыи им подобные выглядят диковинно, но все они — вернее, каждаяиз этих характерных групп диковинны одинаково. Нет ничего уникального или эксцент­ричного в английской «уличной» моде: все ее разновидности указывают на принадлежность к той или иной субкультуре.

Такие модельеры, как Вивьен Эствуд и Александр Макуин, подхватывают эти тенденции «уличного» стиля и по-своему интерпретируют их, превращая в элегантные новинки моды, которые показывают на международных подиумах. И все го­ворят: «О, как эксцентрично, как по-английски». Но на самом деле нет ничего очень уж эксцентричного в выхолощенном копировании формы. К тому же новинки «уличной» моды недолго служат индикаторами принадлежности к той или другой разновидности субкультуры, поскольку эти стили очень скоро превращаются в «массовые»: едва молодежная субкультура придумает какой-то нелепый «племенной» на­ряд, как модельеры-авангардисты тут же подхватывают идею этого наряда. Английская молодежь тратит уйму времени и сил на то, чтобы не быть «заурядными» («mainstream» — ру­гательное слово, употребляемое как оскорбление), но это не помогает им стать эксцентричными анархистами-индивиду­алистами: они остаются все теми же традиционными овца­ми, но только в волчьих шкурах.

По-настоящему эксцентрично в нашей стране одевается только королева, которой нет никакого дела до моды. Она не боится выглядеть ни заурядной, ни оригинальной, продол­жая носить одежду в своем уникальном стиле (выражаясь языком моды, в стиле ретро 1950-х гг., в котором прослежи­вается ее собственный вкус), и чужое мнение ее совершенно не интересует. Потому что она королева, люди ее стиль назы­вают «классическим» и «вневременным», а не эксцентрич­ным или странным, и из вежливости смотрят сквозь пальцы на тот факт, что больше никто не одевается так необычно, как она. Королева — самый яркий образец эксцентричности в одежде. С ней не могут тягаться ни орды уличных овец, ни их подражатели от haute-couture.

Тем не менее нашим молодым носителям субкультуры следует отдать должное: они и впрямь изобретают модные стили, которые по оригинальности и причудливости пре­восходят «уличную» моду всех других наций. В сущности, бунтующая молодежь многих других стран просто имитирует английские «уличные» стили, а не придумывает свои собс­твенные. Пусть каждый из нас по отдельности, за исключе­нием королевы, не может претендовать на эксцентричность, зато наши группы молодежи, представляющие разные суб­культуры, отличает, так сказать, коллективная эксцентрич­ность, хотя многие сочтут, что это логическая несообраз­ность. Как бы то ни было, мы ценим оригинальность и гор­димся своей репутацией эксцентриков в мире моды, пусть эта слава и незаслуженна.

 

---

Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 233; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!