Основные принципы, формы и методы познания
{таблица занимает всю стр. 130}
| Основные принципы познания | Основные формы познания | Основные методы познания |
| Принцип объективности | Субъективное и объективное Чувственное и рациональное Содержательное и формальное Эмпирическое и теоретическое (факт, идея, гипотеза, теория) | Наблюдение Эксперимент Моделирование Анализ и синтез Индукция и дедукция |
| Принцип развития | Историческое и логическое | Исторический и логический |
| Принцип конкретности (системности) истины | Абстрактное и конкретное. Истина | Метод восхождения от абстрактного к конкретному |
Как можно видеть, каждый столбец данной таблицы начинается с наиболее простого элемента, и чем ниже опускаем мы свой взгляд, тем с более и более сложными, конкретными принципами, формами и методами имеем дело. Однако каждый предыдущий элемент при этом не исчезает, а остается в последующем элементе в подчиненном и преобразованном, «снятом» виде. {конец стр. 129} Связь «по горизонтали» в таблице не столь непосредственна, но тоже имеется, особенно — в ее финальной, нижней части: истина и конкретность, по Гегелю, — синонимы. К этому следует вспомнить сказанное выше: любой принцип, будучи обернутым на практику познания объекта, превращается в метод. Например, принцип историзма выступает как исторический и логический методы. Функциональное различие предлагаемых в таблице столбцов можно образно представить себе так: если сравнить «строительство» знания со строительством здания, то принципы это фундамент, формы — строительный материал, а методы — технология данного «строительства».
|
|
|
Поскольку основные принципы диалектики, служащие и основными принципами познания, уже рассмотрены нами в первом разделе, примем их содержание к сведению и начнем анализ гносеологических проблем с рассмотрения основных форм процесса познания.
Субъективное и объективное в процессе познания
Исходным и непреходящим моментом познания выступает взаимодействие субъекта познания с его объектом.
Субъект это активная сторона данного взаимодействия, носитель деятельности, направленной на объект, и носитель познания и знания, которое обязательно содержит в себе также и определенную оценку этого знания.
Объект — это то, что субъект выделяет из объективной взаимосвязи вещей, свойств и отношений, это то, что противостоит субъекту, на что направлена многоплановая (предметно-практическая, познавательная, оценочная) деятельность субъекта. При этом объектом может быть и материальное, и духовное явление.
Вспомним типологию субъектов, которая содержится в рис. 1. Там отмечается, что субъект может быть индивидуальным и может быть коллективным, причем коллективным, так сказать, разной степени общности, вплоть до субстанции-субъекта. Философы давно заметили, что кроме индивидуального субъекта имеется некий, каким-то образом взаимодействующий с ним, так называемый {конец стр. 131} трансцендентальный (от латинского transcendens — «перешагивающий, выходящий за пределы») субъект.
|
|
|
По Канту, трансцендентальный субъект прирожден человеку и одинаков для всех людей. За счет этой одинаковости и достигается взаимопонимание. По Хайдеггеру, трансцендентальный субъект сообщается человеку вместе с языком. В этом понимании трансцендентальный субъект — не единствен.
В истории философии субъект-объектное, познавательное, отношение, нашло свое выражение в виде двух принципиально различных моделей: модели, трактующей познание как взаимодействие двух природных систем, и модели, истолковывающей познание как то, что определяется структурой индивидуального сознания3.
Первую модель можно назвать моделью познания, рассматриваемого извне по отношению к субъекту, а вторую — изнутри субъекта.
Первая модель процесса познания связана с такими известными именами, как Демокрит, Дж. Локк и др. Демокрит (ок. 460–370 до н. э.) причинное взаимодействие объекта и субъекта понимал следующим образом: он считал, что от любого объекта отделяется, «истекает» некий «образ», или «облик». Попадая в душу субъекта, этот «облик» приобретает качество знания. Образно выражаясь, здесь перед нами примерно такая же модель взаимодействия, какую мы видим, когда, желая сделать копию ключа, слесарь вдавливает его в кусок воска и получает таким образом его отпечаток. В Новое время философия эту модель изрядно усовершенствовала. В частности, философы отказались от непонятного с точки зрения классической механики явления «истечения» «обликов» вещей. Вместо этого, например, в теории познания одного из классических представителей модели первого типа — Джона Локка речь идет о восприятии как главном механизме отражения реальных вещей. Система взаимосвязанных восприятий к реальным объектам относится так же, как карта относится к реальной местности, и этой сообразности между первым и вторым достаточно, чтобы иметь реальное познание4.
|
|
|
Данная модель процесса познания исходит из того неоспоримого факта, что субъект действительно является сложно организованной природной, телесной системой и что на его органы {конец стр. 132} чувств действительно воздействует объект, без чего познание невозможно. Однако в пределах данной модели не находят своего истолкования важнейшие моменты познания — его осознанность и его обоснованность, нормативность. Иными словами, если исходить из одних лишь природных особенностей человеческого тела, то совершенно невозможно понять характеристик действующего и познающего человеческим образом субъекта.
|
|
|
Вторая модель процесса познания свою главную задачу видит как раз в том, чтобы сосредоточить свое внимание на нерешенных сторонниками первой модели вопросах: проблеме рефлексивности, то есть осознанности субъектом самого себя и своих действий и проблеме обоснования знания, задаче поисков нормативов, эталонов, которые позволили бы отличить знание от незнания.
Впервые в классической форме эти вопросы были поставлены
Р. Декартом. При этом оба эти вопроса он рассматривал в неразрывном единстве: обоснованность знания он связал со степенью его рефлексивности. Декарт призывает за истинное принимать только то, что представляется уму столь ясно и отчетливо, что нет, якобы, никаких оснований подвергать представляемое сомнению5. Самосознание, мысль субъекта о существовании самого себя объявляется Декартом самой достоверной истиной. Это, так сказать, абсолютно непосредственное знание. Cogito ergo sum — «мыслю, следовательно, существую». Существование мира, внешнего по отношению к сознанию, обосновывается Декартом уже опосредствованным образом — через присутствие в сознании ясной и отчетливой идеи Бога, всесовершенного существа, из самой сущности которого вытекает и его собственное существование и невозможность быть обманщиком по поводу реального существования в качестве объекта всего того, что субъектом постигается ясно и отчетливо и в силу этого должно быть истинным6.
Таким образом, вторая модель рассматривает явления, феномены познания «изнутри» самого сознания, как нечто непосредственно данное. Данную традицию затем продолжил И. Кант, рассматривавший процесс познания как три следующих друг за другом синтеза чувственных данных опыта и априорных форм созерцания, рассудка и разума и отвергающий даже саму попытку {конец стр. 133} выяснить сущность этого процесса, объявляя ее «вещью-в-себе». Далее эту традицию подхватил Й. Фихте, делая главный упор на непосредственности и исходности отношения «Я» и «не-Я» и принципиально отказываясь от наличия какой-то скрытой и непостижимой «вещи-в-себе». В наше время декартовскую традицию наиболее последовательно развивал Э.Гуссерль. Анализ сознания он осуществлял так же с помощью процедуры феноменологического описания того, что дано сознанию с наибольшей очевидностью и самодостоверностью.
Вторая модель познания, хотя Э. Гуссерль ни за что не согласился бы с этим утверждением, тоже еще во многом носит эмпирический характер. В ней, как и в первой модели, нет достаточно глубокого исходного основания, то есть излагаемая позиция не обоснована, в силу чего процесс познания всего лишь описывается, но не объясняется. Как уже было сказано выше, Гегель, критикуя Фихте, справедливо замечал, что попытка последнего дать разуму развернуть свои определения из самого себя не могла завершиться успехом, ибо начинать философию с «Я» невозможно: начало должно быть наиабстрактнейшим, а «Я» есть «сознание себя как бесконечно многообразного мира».
Помимо того, что обе рассмотренные модели познания страдают описательностью, они еще догматически разрывают диалектическую связь объективного и субъективного в познании: первая модель, как можно видеть, есть абсолютизация объективного в познании, а вторая — субъективного.
Для того, чтобы выявить диалектическое единство субъективного и объективного и тем самым одновременно найти самое глубинное основание познавательного процесса, нам следует вновь обратиться к рассмотренному выше важнейшему свойству субстанции — свойству отражения. Именно отражение является исходной «родовой» формой бытия сознания и познания.
Интересно то, что важность понятия «отражения» для теории познания проявляет себя даже в наиболее распространенных в этом разделе философии понятиях-метафорах. Так, слово «феномен» происходит от греческого глагола, имеющего смысл — «светиться, являться, показываться». Латинское «рефлексия» означает именно «отражение». «Спекуляция» (отсюда выражение — {конец стр. 134} «спекулятивный способ мышления») происходит от латинского слова speculum — «зеркало». Древнерусское слово «образ» обозначает «зеркало» или то, что отбрасывает зеркало — отражение. Мыслительная деятельность издавна понималась как условие, позволяющее схватить, узреть образ, адекватный самому объекту. Не случайно, в связи с этим, греческое слово «теория» буквально означает «созерцание».
Мы уже говорили о том, что П. Тейяр де Шарден предупреждал читателя своей книги «Феномен человека» о том, что в ней не следует искать объяснение мира, само ее название свидетельствует о том, что речь идет только лишь о феномене, то есть о явлении. Однако описание феномена человека и его сознания дается Тейяром на основе сознательного применения диалектического метода познания и, следовательно, содержит в себе изображение различных сторон реальной диалектики развития феномена сознания. Опора на реальную диалектику позволяет выдающемуся исследователю проследить общую тенденцию исследуемого процесса и высказать ряд гениальных догадок о самой сути и причине этого процесса. Одной из таких догадок, несомненно, выступает идея о соотношении так называемых тангенциальной и радиальной энергий. Исследование этого соотношения, на наш взгляд, есть не что иное, как исследование, сначала в зародышевой, (и даже — в предпосылочной), а затем и во все более и более зрелой форме, диалектического соотношения объективного и субъективного как неотъемлемого свойства развивающегося бытия. Думается, что в форме этого единства Тейяр дает свое понимание и развитие идеи Б. Спинозы о двух атрибутах Субстанции — протяженности и мышлении. Различие между Спинозой и Тейяром состоит в том, что последний эти два атрибута, как раз в форме тангенциальной и радиальной энергии, рассматривает и в неразрывном единстве, и в развитии. Телесность, то есть протяженность, реальная проявленность в пространстве и во времени (объектность), в каждом теле, начиная с атома и молекулы, соединяется с примитивной, «свернутой», субъектностью этого тела.
Как мы уже отмечали выше, подобная идея была высказана еще Г. Лейбницем в его монадологии. Каждая монада есть духовный {конец стр. 135} элемент бытия, своеобразный замкнутый концентрированный мир, являющийся своеобразным зеркалом единой и бесконечной вселенной. Монады по отношению к телам это — их души. Вселенная в них отражается, соответственно тому порядку, который присущ телу. Так как, по Лейбницу, материя делима до бесконечности, то на любом уровне проявляется способность отражать все. «Низшим» монадам, представителям неорганического мира и растительного царства, присущи лишь смутные представления, у животных представления достигают ступени ощущений, у человека — ясного понимания, осмысления.
Тейяр, таким образом, является продолжателем обоих великих философов: и Спинозы, и Лейбница, идеи которых он соединяет с неопровержимым для него, как ученого-палеонтолога, феноменом развития. Диалектику соотношения тангенциальной и радиальной энергии вполне можно осовременить, выразив ее в терминах учения об отражении.
В разделе, посвященном онтологическим проблемам философии, уже было показано, что отражение — это неотъемлемое свойство любого процесса взаимодействия, любого движения, имеющее своим содержанием внутреннюю активность самодвижущейся субстанции. Противоречие между любой отдельно взятой системой и тем, что Анаксимандр называет апейроном, или «Всем», то есть всей окружающей эту систему средой, и побуждает любую вещь либо гибнуть, либо развиваться. Развитие — это всегда поиск и нахождение конкретной формы разрешения указанного противоречия. Среда в процессе разрешения этого фундаментального для субстанции противоречия отражается во внутренней структуре системы в виде перестройки последней, а результат этой перестройки, более или менее совершенно, отражает (отбивает), постоянное стремление среды эту систему уничтожить, «растворить» в себе. Поскольку господствующее положение начинают занимать те системы, которые наиболее успешно отражают (в двояком смысле этого слова) воздействие на нее со стороны окружающей среды, постольку в результате естественного отбора способов отражения возникает эволюционная лестница этих способов, что и находит свое выражение в иерархии форм движения материи. {конец стр. 136}
В связи со сказанным, можно видеть, что именно эволюция отражения содержит в себе причинное объяснение эволюционной схемы П. Тейяра де Шардена. Каждая из трех выделенных им стадий эволюции выступает особенной, своеобразной формой, принципом нахождения ответа на «вызов» взаимодействующей с ней окружающей среды.
Всякий раз переход, скачок от относительно низкой формы отражения к более высокой происходит в результате появления более совершенного способа взаимодействия системы со средой. Скачок из неживой природы в живую связан с появлением способности приспособления системы к изменчивым влияниям среды с помощью выработки в процессе естественного отбора энергетически оптимальных вариантов поведения и фиксирования их в генетической информационной программе.
Итак, самым общим, исходным родовым основанием сознания и познания выступает отражение как атрибут субстанции. Отсюда следует, что точка зрения на процесс познания, как на результат взаимодействия двух реально существующих, материальных систем, имеет определенное основание и рациональное зерно. Однако не следует забывать о том, что эволюция отражения приводит и к совершенствованию внутреннего состояния возникающих в результате этой эволюции систем. Человеческое познание предполагает не только сознательное отношение субъекта к объекту, но и сознательное отношение субъекта к самому себе, то есть самосознание.
В смутном состоянии самосознание присутствует у человека изначально, однако достаточно развитое осознание субъектом себя как «Я» возникает только после разделения труда на умственный и физический, то есть с момента начала духовного производства. Дело в том, что духовное производство приводит к выработке универсальных принципов мышления, то есть принципов идеального отражения действительности (единичное, особенное, всеобщее, причина и т. д.). Эти логические принципы — и только они — позволяют человеку видеть бытие, вещь, объект и в том числе — и самого себя такими, какими они есть на самом деле. Неосознанно и некритически этими принципами пользоваться нельзя, поэтому-то процесс отражения окружающей действительности {конец стр. 137} обязательно сопровождается отражением самого этого процесса отражения.
Сказанное свидетельствует о том, непосредственным, «видовым» основанием процесса познания выступает не любое, а высшее идеальное отражение, непосредственной своей причиной имеющее высшую форму материального отражения — предметно-преобразующую деятельность человека, способствующую накоплению в памяти коллективного и индивидуального субъектов всеобщих познавательных норм, которые и исследуются теорией познания.
Итак, говоря о процессе отражения как общем свойстве бытия, мы уже отмечали, что каждый конкретный способ отражения определяется способом взаимодействия системы с другими системами, с окружающей средой. Познание как отражение не есть непосредственный отпечаток свойств объекта в знании субъекта, отношение между ними опосредствовано специфической (трудовой) деятельностью, вызывающей к жизни специфическое (социальное) общение индивидов, в связи с чем и сам субъект, и его деятельность должны быть поняты в их социально-культурной и исторической обусловленности.
Итак, контакт субъекта и объекта носит не непосредственный, а опосредствованный характер. В донаучной и вненаучной познавательной практике роль таких посредников играют, прежде всего, орудия трудовой деятельности, все предметы, созданные человеком для человека и воплощающие в себе определенные социально-культурные ценности и, наконец, различные знаковосимволические системы, прежде всего, — естественный язык. С появлением науки, ко всему перечисленному добавляется, с одной стороны, система приборов и измеряющих устройств, а с другой стороны — совокупность понятий, теорий, для выражения которых вырабатываются специально сконструированные языки.
Важнейшую роль в опосредствовании субъекта и объекта играют, так называемые, идеализированные объекты. «Материальная точка», «несжимающаяся жидкость», «абсолютно черное тело», «идеальный газ», — все эти и другие объекты не имеют полностью подобных им, реальных аналогов. Они являются конструкциями теоретического мышления. И выходит, что И. Кант {конец стр. 138} был прав: объект, насыщенный абстракциями, обобщениями, идеализациями, действительно не существует независимо от науки. Такой объект есть продукт деятельности субъекта. И в то же время Кант не прав, так как такой объект вовсе не есть какое-то чисто субъективное творение: идеализация выявляет сущностные, вполне объективно-реальные связи, связи-квинтэссенции, которые не могут быть обнаружены чисто опытным путем.
Процесс идеализации — одно из важнейших явлений, определяющих суть и содержание мышления. «Мыслить — значит конструировать и непрерывно совершенствовать идеализованную (соответствующую цели) схему деятельности»7.
Однако, хотя процесс идеализации — это очень важная сторона и момент человеческой чувственно-предметной деятельности, тем не менее, он не должен нами абсолютизироваться. «Процесс идеализации — только момент, сторона, проекция, одно из необходимых определений единой предметной деятельности — единой общественно-производственной практики»8.
Выступая против примитивного понимания отражения, мы должны подчеркнуть, что предмет, могущий в дальнейшем стать объектом познания, не дается человеку непосредственно. Любой изучаемый предмет дан субъекту опосредствованно.
Непосредственно же он имеет дело с идеализованной моделью познаваемого объекта. Предмет любого человеческого размышления — это идеализованный предмет. Мыслить — это созидать, а затем постоянно преобразовывать мысленный предмет. Понятие как важнейшая форма человеческой мысли выступает и как предмет размышления (идеализованная модель), и как итог развития мысли, и как средство познания, и как деятельность, то есть как сам процесс преобразования идеализованного предмета9.
В связи со сказанным, еще раз отметим, что И. Кант был первым, кто понял и по-своему выразил тот факт, что субъект не пассивно отражает свой объект, а творит его.
Итак, деятельность, опосредствуя взаимодействие субъекта и объекта, сама постоянно развивается, дифференцируется, становясь обогащенной все более сложной системой принципов, методов, вспомогательных приемов и норм, без которых субъекту становится невозможным не только понять, но и, образно говоря, {конец стр. 139} даже правильно увидеть объект. К примеру, для того, чтобы тому или иному человеку что-то узнать о впервые увиденном им минерале, растении или животном, он должен прочитать о них умную книгу, побеседовать со знающим дело специалистом и т. д.
Деятельность, с одной стороны, соединяет субъекта с объектом, а с другой стороны, — разделяет их как активного деятеля и предмет деятельности. Поэтому точнее говорить не — «субъект» и «объект», а «субъект деятельности» и «объект деятельности».
Результатом деятельности выступают два взаимосвязанных ее «продукта»: материально преобразованный объект и знание о нем. Объект как бы субъективируется, принимая на себя ту форму, которую ему придает субъект. Субъект же объективируется, выходя из чувственно-предметной деятельности «поумневшим», познавшим свойства объекта, освоившим его содержание, научившимся его переделывать и пользоваться им.
Перед нами реальная живая диалектика. Оба указанных выше «продукта» деятельности суть результаты кристаллизации последней, то есть в них деятельность как бы застывает, опредмечивается, в первом случае — материально, во втором — идеально. И это, естественно, не какой-то одноразовый результат. Знание может быть вновь опредмечено в последующем акте чувственно-предметной деятельности, а человеческий, социальный смысл, вложенный в преобразованный объект — распредмечен, то есть извлечен из него, в качестве принципа и приема деятельности и превращен в знание, умение обращаться с этим объектом, пользоваться им, создавать его.
Каждое новое поколение людей подключается к этому круговороту распредмечивания и опредмечивания. Каждый из нас рождается внутри этого «круговорота», он для нас — первая и главная реальность. Именно человечество выступает подлинным, суверенным субъектом познания. Представление о мышлении и познании как о субъективно-психологической способности любого отдельно взятого индивида, господствовавшее долгое время в философии и получившее даже специальное наименование «гносеологической робинзонады», оказалось заблуждением. Разумеется, {конец стр. 140} нельзя представлять себе человечество как некий безликий субъект: оно состоит из конкретных людей. Однако любой из индивидов может стать субъектом и становится им лишь постольку, поскольку с помощью труда подключается к сущностным силам этого самодовлеющего совокупного субъекта и превращает накопленные им принципы, формы и методы в свои собственные, индивидуальные силы.
Философов всегда мучил вопрос, насколько совпадают друг с другом логика знания (субъективная логика) и закон строения объекта (объективная логика). Введение категории практики в гносеологию решило этот вопрос достаточно радикально: субъективная логика и объективная логика совпадают ровно настолько, насколько человеческая деятельность успешна. Поэтому все споры гносеологов-пессимистов с гносеологами-оптимистами, если эти споры происходят без привлечения категории «практика» и без обращения к реальной практике, оставались и остаются чисто схоластическими, принципиально неразрешимыми.
Введение и осмысление категории «практика» в гносеологию и философию в целом принципиально решило вопрос о том, как и где соотносятся и взаимопревращаются друг в друга материальное и идеальное, два атрибута субстанции — «протяженность» и «мышление». Вспомним — в который раз! — восклицание Фауста, пытающегося подобрать наиболее правильный перевод древнегреческого слова «Логос»: «В Деянии начало Бытия!»
Следует, однако, помнить и о том, что человеческая деятельность не возникает «из ничего», она имеет свои предпосылки в других формах движения. Поэтому есть необходимость в предельно широком понимании категории «деяние». На низших уровнях бытия «деяние» — это просто движение, а на высшей из известных нам форм движения (социальной) «деяние» — это чувственно-практическая деятельность человека. Таким образом, именно движение соединяет друг с другом такие атрибуты субстанции, как протяженность и мышление, то есть потенциально содержит в себе идеальное как способность к самоотражению и развивает его до уровня человеческого сознания. {конец стр. 141}
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 827; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!