Бытие как мир внешний: движение, пространство, время



 

Отношение — это движение. Способом существования Субстанции является движение, но двигаясь, она остается равной самой себе, самотождественной. Гераклитовский образ вечного Огня остается актуальным и в современной философии. Логос Бытия проявляет себя изначально и неистребимо диалектичным. Возражая против того, чтобы видеть в философии Гераклита одну лишь идею вечного движения, А.Ф. Лосев писал: «Если объективно рассмотреть оставшиеся от Гераклита фрагменты, то всегда получается обратное впечатление: Гераклит всячески подчеркивает пребывание в смене, постоянство в изменении, тождество в перемене, меру в становлении, единство в раздвоении, вечность в преходящем». На то же обращает внимание И.Д. Рожанский: если у Эмпедокла все случается поочередно — то единым и любимым Афродитою, то множественным и враждебным вследствие какого-то раздора, то слова Гераклита «расходящееся всегда сходится» надо трактовать «в смысле синхронного сосуществования обеих тенденций»15. {конец стр. 81}

В целом, субстанция как объективная реальность есть и вещь, и свойство, и отношение, но именно отношение обеспечивает органическое единство этой «троицы», выступая их универсальным и непреходящим, их бытийственной основой. Действие и противодействие, деятельность, деяние. Опять-таки вспомним гетевское: «В Деянии начало бытия!» И в то же время не забудем и о только что сказанном: в движение как некий его внутренний логический стержень входит пребывание, постоянство, тождество, мера, единство, вечность.

Именно универсальные отношения, присущие Субстанции, обеспечивающие ее целостность и единство, кристаллизуются в содержании философских категорий, а система, «ансамбль» этих категорий есть учение о Бытии-Материи-Субстанции, то есть о Мире в целом. Впрочем, категория «материя», доведенная до понимания ее как субстанции, на наш взгляд, уже как бы и не материя, а скорее — Матерь16 (или Отец, кому как больше нравится), ибо она есть творец всего сущего, causa sui, причина самодвижения, причина всего бесконечного многообразия форм проявления Бытия. Сознание же есть не что иное, как ее Самосознание, ибо сознание, мышление, по Спинозе, — это способность идеального выражения логики любого предмета и всей совокупности предметов. «Порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей»17.

Что же такое движение? Ф. Энгельс считал, что его можно определить как изменение вообще. Однако изменение не может быть синонимом движения вообще. «Изменение есть... по своему существу переход одного качества в другое»18. Но ведь есть движение, не изменяющее качества. Поэтому изменение представляет собой только одну из форм движения.

Другой формой движения, как ни странно это выглядит для обыденного сознания, выступает покой. Следовательно, пока система отношений сохраняет свое качество, она покоится. Покой — это отсутствие изменения, но ни в коем случае не отсутствие движения. «В единстве покоя как фиксированного наличия отдельных форм движения и изменения как превращения форм движения друг в друга и заключается сущность движения»19. {конец стр. 82}

Итак, движение реализуется через связь между вещами и явлениями, через отношение между ними. Точнее, эта связь, эти отношения и есть само движение как способ бытия субстанции.

Первые, простейшие категории, выражающие движение, суть категории пространства и времени. Они представляют собой не только формы сознания (по Канту, — априорные формы чистого созерцания), но и формы, выражающие определенные универсальные способы координации (отношения) вещей и свойств объективной реальности.

При всем их диалектическом единстве, пространство и время различаются тем, что «пространство есть самая всеобщая форма устойчивости, сохранения объекта или явления; время — форма его развития, внутренняя мера его существования и самоуничтожения»20.

Поэтому способность мыслить диалектически проявляет себя уже на уровне категорий движения, пространства и времени. Надо с помощью этих категорий уметь соединить казалось бы несоединимое: устойчивость и изменчивость. Ведь мир в целом состоит из сосуществующих в пространстве, но взаимопереходящих друг в друга во времени частей и форм движения. Это диалектическое единство мы видим также и в отдельных конкретных, так называемых, органических, то есть способных к саморазвитию и самовоспроизводству системах. Так, если мы посмотрим на такие формы капитала, как денежный, производственный и товарный, то увидим, что эти формы необходимо сосуществуют в пространстве товарно-денежных отношений, но постоянно взаимопереходят друг в друга во времени. И пространственное, системное их сосуществование, и взаимопереход друг в друга во времени как раз и обеспечивает устойчивость капиталистической системы производства.

В истории философии, кроме размышлений о субъективном и объективном характере пространства и времени, существовали две точки зрения об отношении пространства и времени к бытию. Одну можно назвать субстанциальной концепцией, другую — реляционной (от слова «relatio» — «отношение»). Коротко об этих двух концепциях можно сказать словами А. Эйнштейна, отвечавшего на вопрос о сути теории относительности так: «Суть {конец стр. 83} такова: раньше считали, что если каким-нибудь чудом все материальные вещи исчезли бы вдруг, то пространство и время остались бы. Согласно же теории относительности вместе с вещами исчезли бы пространство и время».

Теория относительности А.Эйнштейна — это как раз тот случай плодотворного взаимодействия философии с наукой, когда последняя, подтверждая свою истинность практикой, обуздывает философский плюрализм. После появления и утверждения в научном мышлении теории относительности, о пространстве и времени мы можем уверенно сказать, что они вовсе не представляют собою субстанцию, а лишь формы ее движения, меняющиеся в зависимости от изменения последнего, от его, например, скорости, от гравитационных взаимодействий между материальными объектами и т. д.

Производный, относительный характер пространства и времени имеет значительно более общий (всеобщий) вид, чем нам об этом говорит учение Эйнштейна. Дело в том, что пространство и время зависят также от форм движения материи.

Свободный перевод изречения из Талмуда гласит: «Не время проходит — проходим мы». То есть уже многие тысячелетия тому назад наиболее мудрые, проницательные люди понимали, что нет абстрактного времени, а есть конкретные объекты и живые люди, имеющие реальную временную длительность. Поэт французского Возрождения Пьер Ронсар на эту тему написал знаменитый сонет, заканчивающийся такими словами:

 

Проходит жизнь, проходит жизнь, мадам,

Увы, не дни проходят — мы проходим –

И нежность обреченную уводим Навстречу сокрушающим годам.

Все наши ночи — забытья кануны. Давайте же любить, пока мы юны21.

 

С одной стороны, время относительно. Каждый человек несет в себе и с собой свое время. Сравним время жизни 26-летнего Лермонтова и время жизни некоего столетнего чабана, который вполне мог пасти своих овец неподалеку от места, где произошла {конец стр. 84} роковая для поэта дуэль. Различие этих времен не абсолютно, то есть не сводится к различию большой и маленькой цифр, обозначающих прожитые данными людьми годы. Оно, это различие, относительно, то есть двадцать шесть лет могут быть наполнены значительно более солидным и общезначимым культурно-историческим содержанием, чем сто лет. И это содержание «выплескивается» за пределы физической жизни великих поэтов, великих художников, гениальных ученых, а также — героев и святых и фактически обретает тенденцию бесконечности времени своего (а значит — и его носителей) бытия.

Однако время и пространство могут проявить себя и как «относительно абсолютные»: каждый человек живет в определенных пространственных структурах и определенных временных потоках вмещающих этого человека систем. Каждый из нас вполне реально живет в определенной объективной эпохе.

Причем, мы сейчас живем не только в определенной эпохе человеческой истории, мы живем во вполне реальной геологической эпохе, во вполне реальном геологическом времени, которое называется четвертичным периодом. Астрономы наверняка назовут нам серию своих эпох, или процессов-времен. Так что концепция субстанционального понимания времени и пространства все же имеет свое рациональное зерно: мы помещены в определенное пространство-время, которое останется, если мы с вами погибнем, и даже если все человечество погибнет.

Таким образом, реляционная концепция пространства и времени не отрицает полностью содержания субстанциональной концепции, она только отрицает абсолютную субстанциальность самих по себе пространства и времени.

Понятая в более широком смысле, реляционная концепция трактует пространство и время как относительные, с точки зрения того, что их содержание зависит от того, к какой именно форме движения они относятся.

В философской литературе нет единогласия по поводу количества таких форм. Так, очень распространенной является точка зрения Ф. Энгельса (1820—1895), выделявшего пять основных форм движения материи: механическую, физическую, химическую, биологическую и социальную. Представляется, что логичнее {конец стр. 85} было бы выделить всего три, действительно основные, формы: добиологическую, биологическую и социальную, в каждой из которых затем, в результате исследования их внутренней структуры, можно и нужно выделять уже формы второго, третьего и

т. д. порядка. Такую градацию основных форм движения мы находим, например, у Гегеля и Тейяра де Шардена.

Объяснение очевидного факта структурированности субстанции на формы движения различных уровней в философской литературе также неоднозначно. Существуют две полярно противоположных концепции: креационистская (от лат. creatio — «сотворение») и эволюционистская (от лат. evolutio — «развертывание»). Первая представляет все формы бытия одновременно или последовательно сотворенными Богом (у Гегеля — абсолютной идеей). Вторая объясняет сложность мира развертыванием, развитием более сложных форм из более простых, элементарных.

Модель креационизма абсолютизирует социальную форму движения, а модель эволюционизма абсолютизирует биологическую форму движения. При этом, как можно видеть, явно в тени остается добиологическая форма движения, состоящая из механической, физической и химической форм. Ей либо оставляется роль пассивного субстрата, либо, в случае, если она все же включается в единый гипотетический эволюционный процесс, то сама суть перехода от нее, неживой природы, — к природе живой остается необъяснимой. В тени также остается и суть спинозовского учения о субстанции и двух ее атрибутах, ибо в указанных моделях, по-прежнему, за начало принимается либо бессмысленная вещь, либо невещественная мысль, либо — в дуалистических концепциях — и то и другое.

Эволюционистская философия только тогда может избавиться от указанной выше логической ошибки, когда она в той или иной форме признает «вечность» сознания. Такова философская концепция П. Тейяра де Шардена, в определенной степени базирующаяся на монадологии Лейбница. По убеждению Тейяра, телесность, уже на стадии существования в виде атомов и молекул, оказывается неразрывно соединенной с примитивным, дремлющим, но постепенно пробуждающимся сознанием. В отличие от монадологии Лейбница здесь присутствует идея эволюции — {конец стр. 86} направленное развитие от так называемой «свернутого», потенциального сознания неживого вещества (литосфера) через все усложняющуюся реактивность живого (биосфера) к человеческому сознанию, движущемуся к сфере разума (ноосфера).

Но что же реально объединяет эти три сферы, которые

П. Тейяром де Шарденом именуются также как «преджизнь», «жизнь» и «сверхжизнь»? Самим Тейяром, к сожалению, дается лишь описание нарастания, развития сознания. Четкого объяснения сущности, причины этого феномена в этой философской концепции нет22.

Думается, что серьезную помощь в данном вопросе может оказать переосмысление важнейшего свойства субстанции, получившего в философской литературе название отражения.

 


Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 225; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!