Бытие как мир внутренний: отражение, информация, сознание

 

Уже многие из древних философов интуитивно чувствовали наличие в бытии чего-то такого, что объединяет живое и неживое, мыслящее и немыслящее. Они при этом, как правило, не обращались к понятию отражения, но, по сути дела, думали именно о тех проблемах, о которых нам сейчас предстоит размышлять.

Как мы уже видели, с помощью какой-то вещи, какого-то общего субстрата эту самую общность неживого, живого и мыслящего объяснить логически оказалось невозможно. Была, правда, попытка стереть грань между этими формами бытия, назвав все существующее живым или даже мыслящим. Ведь в концепции Тейяра в эволюционной форме свое развитие получает древняя натурфилософская концепция гилозоизма (от греч. hule — «материя» и zoe — «жизнь»), отрицающая границу между «живым» и «неживым», полагающая «жизнь» внутренним неотъемлемым свойством праматерии. А если быть более точным, то концепция Тейяра берет свое начало не просто в гилозоизме, а в его предельном случае — гилономизме (от греч.hule — «материя» и nous — «сознание, дух, разум»), учении о наделенности праматерии сознанием. {конец стр. 87}

Гилозоизм и гилономизм — это очень древние точки зрения, возникшие именно из-за сложности логических попыток связать в единую систему все формы бытия. Следует признаться, что, стремясь в античной философии найти истоки материализма и идеализма, мы изрядно огрубили существовавшие тогда модели Мира. Такое огрубление было необходимо нам для того, чтобы показать материалистическую и идеалистическую модель как бы в чистом виде, чтобы рассмотреть их основополагающие принципы. В частности, мы огрубили и осовременили логику тех, кто пытался найти единство мира в каком-то субстрате. На самом же деле Анаксимен, выдвигавший в качестве основы бытия воздух, фактически имел в виду не просто некую физическую вещь, а Мировую Жизнь, а его продолжатель — Диоген Аполлонийский полагал, что эта Жизнь есть не только некая всеобщая сила, но и Разум²³.

Сказанным хочется подчеркнуть, что идея Декарта и Спинозы о невозможности вывести материальное из идеального и — наоборот, эта идея в зародышевой форме существовала давно. И позднее эта диалектическая двойственность пробивала себе дорогу в разных философских учениях. Так, например, Артур Шопенгауэр (1788—1860) считал, что мир есть «Воля» и «Представление». Бытие как объект есть воля, Бытие как субъект есть представление. Тейяр де Шарден, как уже не раз было отмечено, вынужден был прибегнуть к понятиям тангенциальной и радиальной энергии и т. д., и т. п.

Попробуем на все эти интуиции древних и не очень древних философов посмотреть с точки зрения того, что кроется в содержании явления отражения. Итак, что же такое — отражение? Обычно под отражением понимают процесс и результат действия одной системы на другую, своеобразный «отпечаток», воспроизводящий в иной форме характеристики системы отражаемой в системе отражающей. Это определение берет за основу отражение как оптическое явление: «отражение в зеркале», «угол падения равен углу отражения» и т. д. Но это только одна сторона исследуемого нами важного свойства бытия.

В чем же заключается другая сторона отражения? За подсказкой вновь обратимся к диалектичности нашего разговорного языка. {конец стр. 88} Существует известное всем выражение — «отражение неприятеля». Попробуем использовать смысл этого выражения для достижения целостного понимания феномена отражения.

Отражение есть неотъемлемое свойство любого процесса взаимодействия, любого движения материальных систем. Оно имеет своим содержанием внутреннюю активность самодвижущейся субстанции. Любая частичка, «монада» изначально оказывается в противоречии с бесконечным многообразием окружающей ее среды. Именно это противоречие (противоречие между всеобщим и единичным) и побуждает любую вещь либо гибнуть, либо развиваться. Развитие — это поиск и нахождение конкретной формы разрешения указанного противоречия. Иными словами, единичное либо гибнет, либо организуется в некоторую достаточно устойчивую особенную материальную систему, форму движения материи. «Таким образом, нечто жизненно, только если оно содержит в себе противоречие и есть именно та сила, которая в состоянии вмещать в себе это противоречие и выдерживать его»²⁴.

Всем известно, насколько ярко и образно описывает противоречивость Логоса Гераклит, стараясь внедрить в сознание людей тот факт, что мир буквально насыщен противоречиями. Однако в контексте нашей темы гораздо более важно проанализировать известное выражение Анаксимандра. Недаром многие философы почувствовали величие и глубину этого единственного дошедшего до нас авторского фрагмента одного из родоначальников европейской философии. Так, М. Хайдеггер анализу данного высказывания посвятил большую статью «Изречение Анаксимандра», к содержанию которой мы еще вернемся в последнем разделе нашей книги.

Итак, единственный дошедший до нас подлинный фрагмент Анаксимандра, гласит: «А из чего возникают все вещи, в то же самое они и разрешаются согласно необходимости. Ибо они за свою нечестивость несут наказание и получают возмездие друг от друга в установленное время»²⁵. Гегель в своих лекциях по истории философии отмечает, что «из самого этого единого, согласно Анаксимандру… выделяются содержащиеся в нем противоположности»²⁶. Обратим, однако, здесь внимание не на множество {конец стр. 89} противоречий, а на одно единственное — на само противоречивое отношение между «апейроном» (безграничное, беспредельное, всеобщее) и любой отдельной вещью.

Представляется, что анализ этого противоречивого соотношения может помочь нам разобраться с феноменом противоречия вообще. Каждая вещь своим появлением и существованием бросает вызов «апейрону» и другим вещам. А они, в свою очередь, бросают вызов этой вещи. По Анаксимандру, конечную победу одерживает «апейрон», так называемое «Всё». Отдельная вещь, в конце концов, в определенное время исчезает, платя штраф за свои бесчинства.

В материальном смысле движение как способ существования субстанции осуществляет себя в пространственно-временных превращениях в результате действия исходного диалектического противоречия, которое можно было бы изобразить в виде следующей схемы:

 

Субстанция (среда) — система — индивид (вещь) Всеобщее — особенное — единичное.

 

В процессе самодвижения каждой особенной, специфической системы происходит отбор наиболее оптимальных вариантов соотношения, согласования ее с близкой и отдаленной средой. В результате происходит активное отражение (в смысле — запечатление, осуществление) свойств среды в форме конкретного материального объекта. Получается, что любая вещь зримо (и внешне) представляет собой сама себя и незримо (и внутренне) — нечто находящееся вне ее, некую среду ее возникновения и существования, а в конечном итоге — весь мир. Если исходить из упомянутого выше определения основного вопроса философии, данного в «Современном философском словаре», мы уже в каждой вещи имеем дело с единством материального и идеального (мира видимого и мира невидимого). Так ли это? Да, так, если идеальное понимать в двух смыслах — широком, родовом и узком, видовом. Только во втором смысле идеальное напрямую связано с мышлением, в первом же смысле идеальное есть его предпосылка. {конец стр. 90}

Бытие — это бесконечная система взаимных отражений вещей, свойств и процессов. Поэтому не только, как поэтически выражаются, в капле росы отражается солнце, но и в каждой отдельно взятой вещи или системе вещей отражается весь мир. Поэтому любая вещь, подобно породившей ее Субстанции, содержит в себе и материальное и идеальное. Именно это выразил Лейбниц в своей монадологии. Именно это имел в виду А.Ф. Лосев, говоря о символичности вещи.

Итак, любая форма движения (то, что у Тейяра называется «внешнее, тангенциальная энергия») есть одновременно и определенная форма идеального отражения (по Тейяру, «внутреннее, радиальная энергия»), развитие же форм движения есть отбор наиболее оптимальных вариантов приспособления системы к окружающей ее материальной среде, условиям существования. Можно видеть, насколько взаимосвязаны, «стянуты в один узел» обычно порознь исследуемые понятия — «форма движения материи», «отражение», «отбор»²⁷.

Уместно при этом привлечь к рассмотрению проблемы важный и конкретно-всеобщий признак форм движения — «снятость» предыдущих (низших) основных форм движения в качестве субстратного основания последующих (высших). Эта «снятость» определяется тем, что при историческом переходе одной формы движения в другую происходит радикальное разрешение внутреннего противоречия предыдущей формы. В определенном смысле это означает конец специфической формы развития в лоне новой, высшей. Старые, низшие формы получают в этом самом лоне благоприятную устойчивую среду и в результате этого как бы успокаиваются, «коснеют». Моделью сказанного выступает, например, живая клетка в организме, окружающая себя биологическими мембранами, создающими в ней специфический климат тем, что они избирательно пропускают в нее полезные вещества и выводят ненужные.

В связи с этим можно сказать, что человек биологически не развивается, развивается он только социально. Точно так же следует сказать, что животные и растения развиваются не химически (в этом отношении живой системе как раз чрезвычайно важно сохранить устойчивость, гомеостаз), а биологически и т. д. {конец стр. 91} Недаром человека издревле называют микрокосмосом: ведь он содержит в себе, в снятом виде, и механическую, и физическую, и химическую, и биологическую формы движения. Такая сложная структура человека и есть результат отражения им всей совокупности форм движения мира в процессе эволюции и отбора.

Отражение, как общее свойство всех форм движения, проявляет себя в них в чем-то одинаково, а в чем-то по-разному.

В добиологической форме движения оно, на первый взгляд, носит вполне материальный характер. Однако не будем ограничиваться этим утверждением, ибо уже здесь, в «литосфере», идеальное, как мы покажем дальше, незримо присутствует как некая реальная возможность.

Что это за «возможность»? Во-первых, это возможность вещи незримо сохранять в своей структуре отражение исчезнувшей среды как системы, органичной частью которой некогда была эта самая вещь. Во-вторых, это возможность достижения любой системой идеальной по эффективности формы, служащей своеобразным «эталоном» подобных систем. В-третьих, это возможность любой вещи вступать в бесконечное множество отношений, в которых данная вещь может проявить бесконечное многообразие своих свойств. В-четвертых, это возможность низшей формы идеального дорасти в эволюционном процессе до высшей формы идеального — сознания и мышления.

Постараемся в дальнейшем изложении развернуть смысл сказанного.

Итак, уже в «литосфере» отражение проявляется в диалектическом единстве видимой (внешней) и невидимой (внутренней) его формы. В биологической форме движения отражение принимает характер информационного отражения. Здесь идеальная представленность отражаемого в отражающем проявляется уже более четко: информация становится опосредствующим звеном между ними, что придает отражению опережающий и вариационный характер.

В социальной форме движения возможность идеального отражения становится действительностью уже в виде сознания и мышления. Эволюционная схема П. Тейяра де Шардена как раз и описывает этот факт как бы нарастания идеальности с переходом {конец стр. 92} от низших форм движения к высшим. На самом деле здесь происходит не количественное нарастание одного и того же неизменного феномена, а количественное и качественное нарастание предпосылок возможности возникновения идеального в собственном смысле этого слова — из идеального в широком смысле этого слова. Из идеального, переплетенного с материальным, — в идеальное, отделившееся от материального в качестве относительно самостоятельной формы.

Теперь проанализируем сказанное более подробно и внимательно на конкретных примерах всех трех основных форм движения.

Вот перед нами обычный кварц в виде горного хрусталя. Он имеет химический состав SiO₂ и характерную форму кристалла-шестигранника (так называемая гексагональная сингония), а вот — тот же кварц, но образовавшийся не вблизи поверхности земли, как хрусталь, а очень глубоко, в условиях гигантски высоких температуры и давления. Кристалл такого кварца уже принадлежит к кубической сингонии и формой своей больше похож на алмаз, чем на кварц. Что произошло? На большой глубине атомы кремния и кислорода, под воздействием специфической физико-химической обстановки, значительно сблизились, перегруппировались. Во внутреннем строении как обычного, так и необычного кристаллов кварца отражена физико-химическая обстановка их образования. Вокруг кристалла кварца, силой извержения выброшенного на поверхность земли, уже нет глубинной физико-химической среды, а сам кристалл, отражающий эту среду, есть. В нем, в его строении материально исчезнувшая среда присутствует незримо, внутренне, идеально.

При этом данная незримость, идеальность проявляет свою диалектическую двойственность. Во-первых, физико-химическая среда в кристалле присутствует не непосредственно, материально, а опосредствованно, «идеально», то есть присутствует в своем инобытии, в виде своего результата. Во-вторых, строение кристалла «идеально» приспособилось к глубинной физико-химической среде и тем самым дало возможность данному минералу, как материальной системе, сохранить свое существование.

Вновь приходится восхищаться диалектическим чутьем разговорного языка, отражающего общность казалось бы столь различных {конец стр. 93} явлений, объединяя их одним словом — «идеальное»! Однако надо понимать, что на самом-то деле слово «идеальное» в разговорном языке присутствует в двух смыслах — в широком и узком.

Если мы будем говорить об идеальном в широком смысле, то увидим следующее: а) среда «идеально» присутствует, отражается во внутренней структуре системы, б) последняя же «идеально», то есть успешно, отражает стремление среды эту систему в себе «растворить». Первая сторона отражающего взаимодействия есть подобие «оптического», «зеркального» отражения, а точнее — подобие отпечатка какого либо предмета в воске или глине, вторая — подобие «отражения неприятеля». А в целом, это — единый процесс согласования системы со средой, создания своеобразной сверхсистемы: «система-среда». Легко понять, что то же самое происходит и внутри системы, которая теперь уже сама оказывается в роли среды, по отношению к составляющим ее элементам. Налаживается и вновь нарушается согласованная система систем, некое подобие известной игрушки-сувенира «матрешки». Нарушение, возмущение поступает и «изнутри» и «извне». Так, возникновение современной глобальной экологической проблемы имеет своей причиной возникновение и взрывоподобное развитие в лоне природы — человека и созданной им, его трудом, социальной системы. Нарушение установившегося на нашей планете относительного природного равновесия возможно и извне: под влиянием солнца, планет, луны, комет, метеоритов, — всего бесконечного космоса.

Рассмотрев на примере неживого предмета (минерала) и его взаимодействия со средой некоторые диалектические универсальные характеристики отражения, перейдем к более высокой, биологической форме движения. Перед нами уже не минерал, а морское животное медуза. За 10—15 минут до начала шторма она способна уловить характерные мельчайшие колебания воды и уйти в открытое море, предотвратив тем самым возможность быть выброшенной на скалы. Необходимые «сведения» медуза вырабатывает с помощью так называемого «уха» — колбообразного стебелька, наполненного жидкостью, в которой плавают камешки, задевающие нервные окончания медузы при возникновении в морской воде предштормовых колебаний. {конец стр. 94}

Что происходит в данном случае? Отражение приобретает упреждающий, или опережающий (понятие, выдвинутое известным физиологом П.К. Анохиным), характер. Живой организм в отличие от кристалла способен к своеобразной «преднастройке» на основе заложенной в нем программы поведения.

Как можно видеть, особенности отражения как такового сохраняются, но в нем появляется новая особенность, позволяющая живой системе гораздо более успешно приспосабливаться к окружающей среде. Это — информация. Что такое информация?

В информации иногда склонны видеть не просто сообщение, содержащее какие-то сведения, а некую таинственную «меру организации систем». Ряд исследователей считает информацию всеобщим свойством всех материальных систем, при этом говорят о каком-то «связанном», «пассивном» ее состоянии в добиологической форме движения. Это, на наш взгляд, явное недоразумение. Информация может обладать какими угодно свойствами, но она при этом должна сохранять свое главное содержание — «быть сообщением». А таковым информация может быть только при обязательном наличии ее «отправителя» и «получателя», причем и тот и другой должны «работать в одном ключе», то есть понимать друг друга. Пока что практика свидетельствует о том, что такому требованию удовлетворяют лишь биологические и социальные, то есть живые, системы. Звезда с звездою говорит только в стихотворении Лермонтова, да и то в переносном смысле.

Если в окружающем нас мире есть еще какая-то иная, неизвестная нам ныне информация, то все равно она продуцируется живыми и мыслящими существами, возможно, — гораздо более развитыми, чем мы, и рассчитана на себе подобных существ.

Пусть нас не смущает существование технических информационных систем — ЭВМ и кибернетических устройств: ведь это всего лишь орудия труда человека, и именно по воле человека они стали информационными системами. Одним словом, не нужно путать информацию, как одну из форм отражения, с отражением вообще. Любое явление природы, в том числе давным-давно прошедшее, оставляет после себя в другом явлении и предмете так называемые «следы». В песчанике мы обнаруживаем отчетливый отпечаток листа давно вымершего растения, на гранитном валуне {конец стр. 95} — царапины специфической формы: автограф некогда отступившего ледника. И вот говорят: человек может извлекать сохранившуюся в этих следах информацию. Так ли это?

Современному образованному человеку так называемые ископаемые окаменелости действительно «несут» информацию о древнем растении или животном. Но вот вопрос: откуда приносится эта информация? Из самих ли следов непосредственно? Окаменевшая кость вряд ли вызовет у собаки особые эмоции. Ребенок тоже не разберется в подавляющем большинстве этих «следов». Необразованный суеверный человек назовет окаменевший остаток раковины белемнита «чертовым пальцем». То, что совершенно обычно и понятно для нас, когда мы смотрим на окаменевшие раковины, было отнюдь не очевидно во время 300-летнего спора, бушевавшего вокруг этих окаменелостей в период зарождения научного естествознания.

Информация не исчерпывается и не извлекается из отпечатков, следов, то есть из отображений, по той простой причине, что там ее нет. Пока человек не знал ничего о ледниках, об их способностях двигаться и процарапывать примерзшей ко льду галькой следы на подстилающем каменном ложе, для него (человека) эти царапины не были сигналом, несущим информацию. Путем длительного наблюдения и обобщения человечество «распредметило» эти царапины, поняло суть их происхождения и зафиксировало понятую закономерность в научных трудах, превратив тем самым царапину на камне в знак, говорящий о былом движении ледника. Начинающие геолог и географ, как правило, рисунок такой царапины впервые видят в учебнике, а потом уже находят ее в природе. Все эти так называемые следы превратились в информацию (добавим: информацию одного человека другому) только в сфере человеческой деятельности и культуры. Информация не извлекается из природных отпечатков, а с их помощью вырабатывается в процессе человеческой деятельности.

Мы поневоле отвлеклись от медузы с ее «ухом» потому, что на человеческой деятельности закономерности информационного отражения проявляются ярче и отчетливее. Недаром говорят, что анатомия человека — ключ к пониманию анатомии обезьяны. Но {конец стр. 96} все, что было сказано выше, можно и нужно сказать и о медузе и о любом другом живом существе.

Медуза тоже не получает информацию от приближающегося шторма (в нем ее нет), а сама вырабатывает, производит ее для своей генетической поведенческой программы. Получить информацию извне она может, но только от другой медузы. Живая система как бы создает вокруг себя незримую защитную оболочку, через которую, с одной стороны, «процеживаются» все внешние воздействия, и которая, с другой стороны, определяет обратное влияние организма на окружающую среду. Информация выполняет функцию сообщения, позволяющего системе сохранять или умножать ее общий энергетический потенциал. Она есть со-общение, то есть форма общения, отношения, связи элементов живой системы.

Поэтому жизнь в любом ее проявлении есть совокупность информационных отношений. Жизнь — это информационный способ существования белковых тел. Элементарный информационный акт, обеспечивающий элементарный процесс жизни — это синтез белков в рибосомах. Ведь известно, что все разнообразие белков определяется последовательностью расположения аминокислот в цепочке белковой молекулы. Молекулы ДНК и РНК представляют собой своеобразные матрицы, в которых закодирована программа тех и только тех белковых молекул, которые являются энергетически устойчивыми в данных условиях среды.

Итак, самообновление белков возможно только на основе информационного обмена, опосредствующего вещественно-энергетический обмен организма со средой. Любое внешнее, по отношению к органической системе, воздействие обязательно должно превратиться в ее внутреннее состояние — информационную связь.

Приобретенный зарождающейся жизнью еще один важный способ информационного отношения — самоудвоение молекул ДНК — послужил основой размножения клетки. Возникли устойчивые виды одноклеточных живых существ, а затем и многоклеточных организмов.

Основная мысль здесь такова: любой «скачок», перелом в эволюции живой природы обусловливается появлением новой формы {конец стр. 97} производства (системы возникновения, передачи, хранения и использования) информации. Так, хранение и передача генетической информации с помощью спор и семян дала начало растительному миру, а использование, в качестве передатчика информации, движений частиц и волн окружающей среды (запахов, звука, света) дало начало миру животных.

Поясним, в чем заключается внутреннее противоречие процесса производства информации. Отражение (вспомним термин академика П.К. Анохина) должно опережать, упреждать энергетический развал биологической системы. Естественный отбор в биосфере — это отбор способов производства информации. Поймала лиса зайца, значит, не сработало его опережающее отражение. А у лисы, наоборот, сработало. Если вдруг случится так, что лисы переловят всех зайцев до одного, это будет означать, что исчезнет специфический способ производства информации, плохо обеспечивавший опережающее отражение, короче говоря, исчезнет данный вид.

Поскольку в борьбе за существование выживают зайцы с хорошим зрением и слухом, очень быстрой реакцией и длинными ногами, постольку вид существует и постоянно совершенствуется. Кстати, не все знают, что новорожденные зайчата обладают удивительным свойством совершенно ничем не пахнуть, что «блокирует» способность хищников разыскивать жертву с помощью обоняния и «охраняет» совершенно беспомощных зверьков во время отсутствия родителей.

Далее. Если предположить, что в борьбе с лисами у одного или нескольких зайцев появится принципиально новый способ образования и (или) использования информации, то это будет знаменовать собой начало возникновения нового вида.

Противоречие между биологической системой (организмом, видом, популяцией и проч.) и окружающей средой — это противоречие специфического, присущего данной системе способа выработки, хранения и использования информации с постоянно изменяющимися условиями среды. Может или не может явление окружающей среды превратиться внутри живой системы в информацию, служащую делу самосохранения этой системы, то есть «упреждающую» вредное или использующее {конец стр. 98} благотворное влияние этого явления, — вот в чем суть противоречия.

Внешнее противоречие между системой и средой реализуется посредством внутреннего противоречия между способом производства и способом использования информации. Отметим, что в информационном движении наличие внутреннего, незримого аспекта отражения проявляется более отчетливо, нежели в низших формах движения.

Жизненность живой системы определяется устойчивостью присущего ей определенного замкнутого информационного цикла. Внешнее явление может оказать на него воздействие троякого рода: 1) остаться незамеченным, если воздействие не имеет для системы энергетического значения; 2) быть пагубным, если этот цикл в изменившихся условиях не обеспечивает энергетически выгодного существования системы; 3) через механизм мутаций вызвать сдвиг в цикле в сторону его большей энергоемкости, что и будет означать прогресс данной биологической системы.

Если произведенная информация не используется системой для ее жизни и развития, то она попросту не есть информация. Выработка и использование информации суть два полюса диалектического тождества. Это одно и то же и не одно и то же. Если произведенная информация беспрепятственно используется для постоянного или все увеличивающегося, в количественном отношении, самообновления специфических белковых структур, система благоденствует. Если же на пути ее использования возникает какое-либо препятствие, то обостряется неразрешенность противоречия, и система начинает чахнуть и, в конце концов, может прекратить свое существование, если данное противоречие так или иначе не будет разрешено.

Каким бы путем ни происходило разрешение противоречия, оно осуществляется только внутри информационного цикла системы, за счет изменения (совершенствования) одного из его компонентов (приобретения, хранения, использования информации). Зачастую разрешающий определенное противоречие новоприобретенный признак затрагивает целый комплекс информационных элементов. Так, интенсивное размножение противостоит неблагоприятному воздействию среды и как усовершенствование передачи {конец стр. 99} (мультиплицирования), и как усовершенствование хранения генетической информации.

Всякая качественно новая информация, возникшая в живой системе, приходит в противоречие со старым способом информационного производства внутри системы. Качественно новая информация только тогда хороша, когда она может быть использована. Животное может обладать сверхчутьем, дающим ему информацию о приближении врага, но эта информация останется совершенно бесполезной, если не будет использована, то есть если у данного животного нет какой-то защитной реакции: оно не может убежать, спрятаться в раковину, нацелить на агрессора рога и т.д.

Итак, внутренним противоречием развития живой системы является противоречие между присущим ей способом приобретения (выработки) и способом реализации информации, причем ведущей, революционной стороной выступает способ приобретения информации.

Здесь уместно сказать, что предлагаемая нами информационная концепция жизни, основанная на диалектическом противоречии единичного и всеобщего, постоянно разрешаемого (через развитие способов отражения) и в то же время остающегося неустранимым из бытия, позволяет сделать ряд выводов, полезных не только для философии, но и для науки.

Первая группа выводов связана с созданием научной естественной классификации живых форм. Имеющиеся классификации отчетливо несут на себе следы своего эмпирического происхождения и во многом исходят из случайных отличительных признаков. Чего стоит одно лишь деление животных на класс пресмыкающихся и класс млекопитающих! Мы все привыкли к этому делению, но ведь, по сути, в нем нарушено элементарнейшее требование формальной логики — в классификацию должно быть положено одно и то же основание, в данном же случае одна большая группа животных выделяется по способу передвижения, а другая — по способу кормления детенышей.

Способ производства информации является, по нашему мнению, тем основным признаком, по отношению к которому все прочие признаки выступают либо производными от него, либо {конец стр. 100} внешними и второстепенными. Принцип классификации при таком, информационном, подходе из абстрактного превращается в конкретный.

Так, для растений главным способом производства информации является размножение. К такой точке зрения интуитивно приближались многие древние классификаторы живых систем: Аристотель считал основной функцией растений именно размножение, Линней классифицировал растения по формам и количеству их органов размножения — тычинок, пестиков и проч.

Для животных способ размножения — важный, но как бы уже подчиненный, «снятый» признак, пройденный этап эволюции. Здесь, по-видимому, уже важна классификация по способу приобретения и использования (в стае, колонии, косяке и т.д.) «запаховых», звуковых, световых и прочих сигналов. Следовательно, из всех производительных органов главнейшими для животных являются органы ощущений. И Аристотель опять-таки именно в способности ощущения гениально угадывает суть «животной души».

Отсюда совершенно очевидно, например, что для летучих мышей важнейшим, «конституирующим» признаком является способность производить и использовать ультразвуковую сигнализацию. Производить — путем испускания локационных сигналов в виде коротких ультразвуковых импульсов, своеобразного недоступного нашему слуху «писка». Использовать — путем улавливания ушами-локаторами этого самого «писка», отражаемого от разного рода преград. Посмотрим, однако, как до сих пор определяют этих животных в биологической литературе. Оказывается, это подотряд класса млекопитающих, отряд рукокрылых. При такой формальной классификации внешние признаки кормления детенышей или же строения передних конечностей как бы «отодвигают» на задний план важнейший информационный признак, посредством мутаций некогда породивший и задавший этим животным их основную функциональную специфику, основной способ организации их жизнедеятельности!

Летучая мышь — это в данном случае лишь наиболее очевидный пример необходимости делить животных (так же, как и растения) по способу производства и использования информации. {конец стр. 101} На самом же деле к вопросу надо подходить предельно широко: даже различие между видами следовало бы в первую очередь искать в различии производства и использования ими информации.

Вторая группа предлагаемых нами выводов связана с прогнозированием развития живого, которое вытекает из того, что именно диалектический характер отражения разъясняет и обосновывает гениальную схему эволюции бытия, нарисованную Тейяром де Шарденом. Об этом, а именно, — о необходимости развития человечества в направлении к ноосфере, подробно речь будет идти в заключительных разделах нашей книги.

А сейчас вернемся к последовательному анализу всех трех основных уровней отражения как моментов целостной эволюционирующей системы.

Рассмотрение отражения на уровне живых систем позволяет понять его суть уже гораздо глубже. Скачок из неживой природы в живую можно объяснить тем, что появляется принципиально иной способ взаимодействия системы со средой — приспособление первой к изменчивым влияниям последней, происходящее с помощью выработки (через естественный отбор) энергетически оптимальных вариантов поведения и фиксирования их в генетической информационной программе.

Когда отбор уже осуществлен, нам остается только удивляться, насколько же «мудро» устроено растение или животное. Например, некоторые высокогорные растения имеют серебристые листья, позволяющие отражать слишком яркий свет солнца днем, причем они же, эти листья, не только серебристые, но и — ворсистые, что дает растениям возможность сохранять тепло ночью (и тем самым тоже отражать вредоносное влияние низких температур воздуха). Ну чем не «предустановленная гармония»! На самом же деле это не пред-установленная, а, если можно так выразиться, после-установленная гармония: она образовалась в процессе длительного, можно сказать, — драматического отбора, завершившегося не только победой именно этого растения, но и гибелью других, конкурировавших с ним, растений. И причиной этой, ныне наблюдаемой нами, гармонии является совместное действие внешней среды и случайных мутационных изменений в «нужном» направлении. {конец стр. 102}

Из всего выше сказанного очевидно следующее: отражение — это важнейший момент, важнейший аспект любого процесса взаимодействия. Отражение нельзя понимать только как «след», как пассивный результат воздействия одной системы на другую. Важно подчеркнуть его диалектическую двойственность, которая, на наш взгляд, и служит источником развития всего сущего. Причем мудрая человеческая речь замечательно улавливает эту двойственность.

Отражение — это одновременно (и в одном и том же отношении) и отпечаток, и материальное отбрасывание «растворяющего» воздействия извне («отражение неприятеля»). Со-общение (информация) — это и обмен знаниями, опытом, — как это делают пчелы, исполняющие одна перед другой сложный танец, или как это делают муравьи, ощупывающие друг друга усиками, но это и со-общение (совместное общение) в более широком смысле, означающее все виды деятельности особей внутри улья или муравейника и т.п. Второй вид общения был бы совершенно невозможен без первого — чисто информационного. Мало того, это не разные процессы, а одно и то же в своем идеальном и материальном проявлении: содержание информации, передаваемой одной пчелой другой, само по себе незримо, оно становится таковым только в материальных телодвижениях и поступках передающей информацию и воспринимающей информацию пчел.

Для дальнейшего прослеживания этой диалектической двойственности в третьей — социальной сфере нам следует обратиться к предлагаемому Ф.Т. Михайловым термину «обращение». Он обозначает сугубо диалектическое понятие. И в данном случае мы видим ту же двойственность, что и в приведенных выше примерах. С одной стороны — это со-общение: вечное обращение отдельного человека к другим людям и к самому себе за пониманием, сочувствием, поддержкой, с другой стороны — это обращение товаров, перемещения людей, культурных ценностей и т.д.²⁸

Подчеркнув — в который раз! — диалектический характер феномена отражения, вернемся, однако, к последовательному рассмотрению этапов разрешения этой диалектики. Выше нами были рассмотрены две низшие формы отражения и, соответственно, — {конец стр. 103} два этапа его развития: отражение, присущее литосфере²⁹, и от ражение, присущее биосфере.

Сохраняя свои общие характеристики и черты, отражение в процессе своей эволюции приобретает в то же время все большую глубину и значимость, приобретает все больше и больше степеней свободы. И, наконец, возникает высшая из известных нам форм отражения — отражение, присущее социальной форме движения. Самое главное, что на этом уровне своего развития отражение явно распадается на материальное и на идеальное отражение. Если раньше мы прибегали к кавычкам и разным поясняющим словам вроде «предпосылка», «идеальное в широком и узком смысле», то теперь, в социальной форме движения, мы в механизме отражения видим собственно идеальное отражение, мышление, отпочковавшееся от материальной, «протяженной» части отражения и приобретшее относительно самостоятельное значение. Кстати, следует подчеркнуть: нельзя и чисто материальную часть отражения считать чем-то абсолютно самодостаточным: она тоже зависит от своей противоположности — идеальной части отражения, и только в своем диалектическом единстве они составляют целостную систему — субстанцию, causa sui.

Социальная форма движения материи возникает путем нахождения принципиально нового способа отражения, то есть принципиально нового способа взаимодействия системы со средой. Это — трудовой способ отражения, или взаимодействия.

Отдельные элементы трудовой деятельности встречаются и в животном царстве, но элементы эти не складываются в особую качественно новую систему, они играют роль всего лишь одного из способов приспособления к окружающей среде, роль небольшого полезного добавления к генетической программе (инстинкту) поведения. Это не более чем первая, еще робкая, осуществляемая природой проба такого способа взаимодействия.

Человек отличается от животного тем, что он не просто пользуется природными телами в качестве орудия взаимодействия со средой, он приобретает способность создавать эти орудия. Создание орудия труда требует кооперированных усилий многих людей. Труд, с самого начала, носит коллективный характер. В живой {конец стр. 104} досоциальной природе также существуют «коллективы» — муравейники, термитники, пчелиные и осиные рои и т. д., однако поведенческие программы в них — это генетические программы, они передаются по наследству. Поэтому каждое из этих сообществ организмов скорее напоминает единый живой организм, состоящий из странных — периодически расползающихся и разлетающихся, а потом вновь собирающихся вместе — живых «клеток».

Зарождающийся человек использует принципиально новый способ получения, хранения и использования информации. Этот способ подобен функционированию некоего коллективного мозга, так что, в известном смысле, ноосфера свое абстрактное историческое начало уже получила давным-давно — с возникновением первых человеческих коллективов. По наследству, в генах, этот способ производства информации не передается. Каждый человек, начиная с младенческого возраста, должен подключаться к обучению способам ориентации и поведения в системе сложно структурированного трудового процесса и общественных отношений: производственных, бытовых, обучающих, воспитывающих.

Элементы прижизненного обучения опять-таки имеются и у высших животных, однако, производство и применение человеком орудий труда в качестве главного способа отношений с природой и друг с другом делает этот способ производства, хранения и использования информации основным и ведущим в социальной системе. При этом вся эта общественно-трудовая информация «записывается» не в генах, а в искусственных символах: жестах, ритуалах, словах, рисунках, то есть в языке.

Именно язык, сначала язык ритуалов и жестов, а в развитом состоянии — членораздельная речь, служит средством материализации схем человеческой деятельности. Намечающееся в биологической форме движения раздвоение целостного процесса отражения становится реальностью. Материальный способ отражения среды, то есть формирование и совершенствование структуры трудовых операций и общественных отношений, сопровождается и идеальным изобретением самих этих операций и отношений, и идеальным их отражением. Человек с помощью системы символов создает идеальный образ социальной системы. В чистом виде такое «отражение отражения» возникает не сразу: долгое время {конец стр. 105} сознание (идеальная форма отражения) остается вплетенным в трудовую деятельность. Налицо сначала неразличенное, синкретичное, а позже — различенное единство материального и идеального отражения: реального деяния и мысленного движения по логике предмета.

Итак, чувственно-предметная деятельность выступает для нас ключом к раскрытию тайны мышления. Природная сообразительность первобытного человека постепенно стала превращаться в собственно мышление. Многократно повторяемые действия постепенно привели к закреплению в опыте приемов изготовления орудий труда, навыки их использования передавались из поколения в поколение. Это означало возникновение, так называемой, родовой памяти. Родовая память была тесно связана с ритуалом. Она и хранилась и передавалась с помощью ритуала.

Ритуал — это определенная исторически сложившаяся, а затем канонизированная форма поведения. Постепенно связь между символическим действием и реальной целесообразной, прежде всего производственной, деятельностью утрачивалась, и первая стала приобретать самостоятельное значение. Произошло даже их «переворачивание»: не ритуал уже казался первобытному человеку отражением, условной копией реального действия (как это было на самом деле), а «само реальное действие приобрело «зависимое» положение и «должно было» подражать ритуальным формам (жестам, нормам, обычаям)»³⁰. Так, даже в наше время можно наблюдать такую картину: некоторые южноамериканские индейцы, сажая картошку, предваряют опускание клубня в землю обязательным наклоном чучела головы лисы, надетого на длинную палку, над пустой еще лункой.

Вспомним обстоятельства возникновения философии. Потребовалось знание о том, что из себя представляет сама по себе та или иная вещь. И возникшей философии как «мышлению о мышлении», наверное, очень долго пришлось разбираться в том, где ритуал совпадает с действием и полезен для успешной реализации последнего, а где он носит характер своеобразной шелухи и даже вреден, как, скажем, жертвоприношения. Связь реального действия и его ритуального отражения зачастую заключалась в очень отдаленном и случайном сходстве, например, сходстве {конец стр. 106} дождя и слез. И вот древние индейцы мучили своих пленников, чтобы они плакали, так как тогда, якобы, слезы врагов вызовут обильные дожди, а значит — хороший урожай. Таким образом, первобытное мышление было еще очень некритичным. И в то же время здесь не все так просто — из-за наличия у человека психики. Когда (этот факт засвидетельствован в многочисленных этнографических источниках) преступник узнаёт, что в отношении него соплеменники совершили всего лишь обряд «убийства», то он умирает. Смерть его — результат «глубокого психологического стресса, порожденного отождествлением в сознании реального убийства и его имитации (формы)»³¹.

Следующий важный этап в возникновении идеальной формы отражения связан с развитием членораздельной речи. «Чувственно-практическое» мышление, как бы растворенное в стихии человеческой деятельности, приобретает форму «словесного» мышления. Перейти от первого ко второму очень сложно. И сейчас даже «…свое умение нам легче показать, продемонстрировать по принципу: «Делай, как я», чем объяснить в словах и тем более свести к определенным правилам. Последнее требует уже очень высокого уровня развития сознания»³².

Из сказанного можно видеть, что в своем начале человеческий способ информационного отражения еще в чем-то схож с животным способом отражения. Ведь обучение по принципу: «Делай, как я» в какой-то мере имеется уже и у высших животных. Если взять из лесу маленького медвежонка, а потом, когда тот подрастет, снова отвезти его в лес, то этот зверь погибнет, потому что окажется там беспомощным, так как в отличие от своих диких сверстников он многого делать не умеет, не обучен.

Учеными в свое время был проведен интересный эксперимент. Новорожденные зверьки — речная выдра и павиан были помещены в неестественные для них условия. Они не видели ни леса, ни реки и питались не той пищей, какой питаются их дикие собратья. Когда зверьки выросли, их безо всякой подготовки поместили в естественные условия. Подросшая выдра сразу же нырнула в реку, поймала рыбу и, вернувшись на сушу, стала ее поедать. А вот павиан запутался в лианах, занозил себе лапы колючками и через некоторое время стал орать от страха и голода, хотя {конец стр. 107} пища находилось буквально рядом с ним: стоило ему только перевернуть один из камней, как он нашел бы под ним личинки жуков — одно из любимых лакомств павианов.

Рассмотрение генезиса сознания отчетливо демонстрирует исключительную важность в этом процессе речи, языка. Можно с полной уверенностью сказать, что принцип: «Делай, как я», обеспечивающий лишь «чувственно-практическую» форму мышления, не будучи подкрепленным речью, ведет в тупик.

Думается, что принципиальное различие между животным и человеком состоит в наличии или отсутствии в ритуале хотя бы самых примитивных слов. Вот где «логос» следует переводить одновременно и как «слово», и как «дело»: в деянии, сопровождаемом словом, начало бытия человека.

Именно с появлением речи связывал, например, начало человеческой истории выдающийся ученый Б.Ф. Поршнев, который, однако, слишком категорично, на наш взгляд, называл производителей палеолитических орудий труда — обезьяночеловеками, троглодитами, то есть отказывал им даже в праве называться примитивными, находящимися в становлении людьми³³.

Факты, которые приводит Б.Ф. Поршнев, на наш взгляд, противоречат общему выводу самого автора. Очень уж сложна трудовая деятельность даже этих примитивных палеолитических существ, умеющих выбрать среди камней нужный кремень, заострить его другим кремнем, побочно получив при этом огонь; существ, умеющих использовать обожженную для прочности палку в качестве рычага, раздвигающего ребра мамонта и для транспортировки туши животного в качестве «коромысла», положенного на плечи двух таких существ; способных тонко приспособляться к особенностям поведения различных животных и т.д. Очень сомнительно, можно ли это палеолитическое существо называть животным. Это уже все же начало человеческой истории, вызванное появлением пусть еще очень несовершенной трудовой деятельности, адекватная форма хранения и передачи информации о которой действительно возникла только с появлением членораздельной речи.

Читая Б.Ф. Поршнева, лишний раз понимаешь недостаточность и предвзятость материализма: у данного ученого все сводится только к последовательному, где-то случайному, где-то {конец стр. 108} приспосабливающемуся к изменению внешней обстановки, — изменению структуры строения тела, мозга, поведения, то есть к чисто материальным изменениям. При этом Б.Ф. Поршнев постоянно подчеркивает, оправдываясь перед реально существовавшими или возможными критиками-марксистами в том, что, дескать, и появление речи — акт вполне материальный, а не духовный. На самом же деле здесь адекватную материальную структуру ищет себе новый способ идеального отражения действительности — сознание, еле брезжащее, но уже существующее у палеолитического существа. Другое дело, что сначала (и это характерно для всего нового) этому идеальному способу деятельности приходится пользоваться — и очень долго — неадекватной, превращенной, во многом еще животной формой воплощения идеального.

Совершенно иной точки зрения на рассматриваемый вопрос придерживаются известные философы Ф.Т. Михайлов и А.С. Арсеньев. Первый из них чрезвычайную длительность становления первобытных людей связывает с огромной трудностью выработки социальной формы регулирования, то есть табу и предписаний, закладывавших основы морали³⁴. Второй вообще считает, что именно и только в палеолите человек по-настоящему-то и соответствовал своей сущности, через наскальную живопись и специальные ритуалы общаясь с Богом, а вот неолит серьезно отвлек его от духовности, поскольку главное внимание с тех пор человек стал уделять материальной стороне жизни — усовершенствованию орудий труда, что привело его к созданию «вещевистской» цивилизации, в которой мы до сих пор так пока и пребываем³⁵.

Исторически раньше или позже, но формирующийся человек оказывается погруженным в своеобразный круговорот, который в обобщенной форме можно было бы выразить как процесс, состоящий из последовательного ряда материальных превращений: «вещь-дело-слово-дело-вещь»³⁶. Идеальное же присутствует в этом кругообороте, как некое незримое цементирующее основание. Человек с рождения погружается в коллективный опыт такого постоянного превращения, сохраняемый и передаваемый из поколения в поколение благодаря слову. И сейчас (а в древности — особенно) вымирание взрослого населения было бы вымиранием {конец стр. 109} человечества. Согласно выражению индейцев Южной Америки, «когда умирает старый человек, горит целая библиотека».

Но даже, когда появляется развитая членораздельная речь, мышление человека еще длительное время находится в незрелой стадии мифа. Миф — это рассказ, истинность которого не оспаривается, составляя предмет священной веры. В мифе накоплены «…испытанные образцы человеческого поведения на все случаи жизни. Овладевая мифологической культурой своего племени, индивид начинал соотносить свой личный опыт с родовым опытом коллектива»³⁷. Отсюда значение «мудрости стариков» в условиях отсутствия письменности особенно велико.

Учеными доказано, что огромное значение в становлении мышления имела рудиментарная психическая функция человека, не присущая животным. Ее можно было бы назвать завязывание узелка на память. Л.Г. Выготский писал: «Первый узел, завязанный на память, означал зарождение письменной речи, без которой была бы невозможна вся цивилизация»³⁸. Выходит, что, как это ни странно, но «чисто» устной речи как бы никогда и не существовало: без узелков, зарубок, рисунков она была не более эффективной, чем звуковые сигналы высших животных.

После того, как в социальной форме движения тесно связанные между собой материальная и идеальная формы отражения разделились, человеческая деятельность стала представлять собой единство двух сторон: предметной и познавательной. Их появление и развитие и есть появление и развитие самого человека. Иными словами, взаимосвязь и взаимодействие предметной и познавательной сторон деятельности — это источник ее самодвижения и саморазвития.

Обычно говорят, что сознание — высшая форма отражения. В общем, это правильно, но не совсем точно: из выше сказанного ведь ясно, что не одно сознание, а вся социальная форма движения субстанции, в единстве ее предметной и идеальной сторон, выступает высшей (из известных нам) формой отражения. Сознание выступает как идеальный компонент трудовой деятельности, как лишь относительно самостоятельная (а именно — идеальная) форма деятельности. Отсюда вывод: сознание носит не биологический, индивидуальный характер, а и по своему происхождению, {конец стр. 110} и по сущности является целиком социальным феноменом,

т. е. имеет общественно-историческую сущность. И поэтому ответ на вопрос: «Что такое сознание?», может дать не анатомия и физиология мозга, как это долгое время думали некоторые ученые и философы, а «анатомия и физиология» того, что называется общественным производством. Следовательно, результат человеческого мышления проявляется вовсе не в движении нейронов головного мозга и не в словах, а в конкретных исторических делах человека. А что же такое мозг и язык по отношению к сознанию? Это материальные «орудия», материальные носители человеческого сознания. Конечно, преобразование материального в идеальное непосредственно выражается в языке, но и язык, и нервно-физиологическая структура мозга — это не само идеальное, а лишь формы его выражения. Непонимание этого обстоятельства приводит к ошибкам так называемого вульгарного материализма, отождествляющего духовное с совокупностью функций мозга, и к ошибкам позитивизма, отождествляющего идеальное с языком.

Что же такое идеальное? Что это за странная сила, которая руководит событиями, но которую нельзя ни потрогать, ни увидеть, ни взвесить, ни измерить?

В Философской энциклопедии идеальному дано такое определение: «Идеальное — субъективный образ объективной реальности, т. е. отражение внешнего мира в формах деятельности человека, в формах его сознания и воли»³⁹. И далее очень важное пояснение: быть субъективным образом — это не значит быть продуктом индивидуально-психологической, а тем более — физиологической деятельности. Идеальное — это продукт и форма духовного производства всего общественно-исторического процесса развития человечества.

Разумеется, следует помнить о том, что в данном случае речь идет об идеальном не в широком, а в узком, конкретном смысле, об идеальном, связанном с сознанием человека.

Идеальное как идеальная форма трудовой деятельности, как уже было сказано, существует как исчезающий и вновь появляющийся, но совершенно необходимый, момент в постоянно возобновляющемся цикле этой самой человеческой деятельности: «вещь — дело — слово — дело — вещь». {конец стр. 111}

Как же возможно превратить слово в дело, а через дело — в вещь? Только с помощью: а) идеального образа еще не созданной, но желаемой вещи, и б) идеального образа способности, умения того или иного человека эту вещь создать, умение двигаться по логике той или иной вещи. Содержание идеального в первом случае выступает как потребность, цель (и деятельность человека всегда носит целеполагающий характер), а во втором случае — как деятельная способность человека, как осознанная индивидом совокупность частных и всеобщих форм человеческой деятельности. Опираясь на язык слов, чертежей, человек может какое-то время заниматься чисто умственным трудом, то есть «прокручивать» предстоящую и прошлую деятельность в уме, вынося ее схему на бумагу, на доску, на экран компьютера, дополняя, изменяя эту схему, особенно — будущей деятельности, по принципу: «Семь раз отмерь, один раз отрежь».

Итак, идеальное — это не нечто самостоятельное. Рассматривать его как нечто самостоятельное и изолированное неверно. Мы в этом случае вырываем идеальное из той системы, в которой оно только и может существовать. На самом деле это — идеальная форма чувственно-предметной, практической деятельности. Только благодаря подключению к последней, овладению ею, каждый отдельный индивид формирует идеальное как свой собственный субъективный образ объективной реальности.

Сказанное выше постоянно подтверждается развитием общественных и естественных наук, т. е. подтверждается практически (ведь наука выявляет и объясняет факты практики).

Решающим моментом здесь выступают выводы педагогики и психологии, связанные с воспитанием слепоглухих детей. Данный опыт убедительно показывает, что только подключение таких неполноценных, в смысле развития органов чувств, детей к целенаправленной практической деятельности, дает возможность вырабатывать у них сознание — как осознание универсальных форм человеческой деятельности. Способ подключения к практике — это единственный способ превратить детский организм в человеческий организм, в человека.

Известен и обратный по результату, как бы отрицательный, эксперимент. Зафиксированы десятки случаев, когда дети случайно {конец стр. 112} попадают в логово зверей, вырастают там, а позже обнаруживаются людьми и возвращаются в общество. Результат такого эксперимента трагичен. Это только в сказке Р. Киплинга Маугли становится мыслящим и говорящим царем зверей, а в реальности такие дети так и не становятся полноценными людьми. Дело в том, что к четырем годам у человека формируется примерно половина его интеллекта, а к восьми — уже две трети. Первоначальная пластичность мозговых структур со временем необратимо утрачивается. Отсюда, кстати, ясна важность правильного дошкольного и раннешкольного образования. И добавим — воспитания в целом: ведь именно в раннем детстве человек усваивает не только познавательные, но и моральные и эстетические принципы поведения в обществе.

Почему так происходит, в существенной степени объясняет другой факт науки. Исследование мозга человека в последние десятилетия привело к открытию функциональной асимметрии коры головного мозга. Оказалось, что одно из полушарий (у большинства людей — правое) отвечает за переработку чувственной, эмоциональной информации, а второе — информации логической, понятийной. Это замечательное открытие позволило объяснить суть ряда психических заболеваний. Для философии же более всего интересно то обстоятельство, что человек не рождается с функциональной асимметрией коры головного мозга, она формируется в процессе приобщения ребенка к трудовой деятельности. К этому следует добавить, что при возрастной деградации личности (старческий маразм) эта асимметрия вновь исчезает. Не потому ли о таких стариках и говорят: «Впал в детство»?

Таким образом, весь ход развития науки убедительно доказывает то, что сознание человека носит социальный, а не биологический (и уж никак не мистический) характер.

И, тем не менее, и Спиноза, и Лейбниц, и Тейяр де Шарден правы: предпосылки и корни сознания начинают формироваться не с рождения человеческого ребенка и даже не с появления первого человека, они изначально заложены в Субстанции в виде ее способности к самоотражению. Процесс самоорганизации, само-оформления Субстанции не стихиен, не хаотичен, он носит характер направленного развития. Сознание — высшая из достоверно {конец стр. 113} известных нам форм идеального отражения, но сама возможность достижения самых высоких форм сознательности, духовности предзаложена в Бытии. Точнее даже так: принимая во внимание вечность Бытия, следует признать, что вышеуказанная возможность постоянно и всюду осуществляется, переходит в действительность.

Представим себе для образности быстро вращающееся велосипедное колесо, в котором спицы сливаются в одну серую прозрачную массу. Фактически внутри окружности колеса нет места, где не было бы спицы. Точно так же, если мысленно посмотреть на Вселенную глазами существа, для которого сто миллиардов лет — это одна секунда, то внутри Вселенной не окажется места, где не было бы сознания. А если на Субстанцию посмотреть «с точки зрения»… самой Субстанции, то можно будет сказать, что времени для нее как бы вообще не существует, а устранение времени переводит возможность духовности Бытия в постоянную и неотъемлемую от нее действительность (атрибут). Именно так, с точки зрения Субстанции, посмотрел на нее великий Спиноза. Именно поэтому он и не назвал движение атрибутом субстанции.

По-видимому, в философии пришла пора великого синтеза материализма и идеализма. Некое подобие такого синтеза пережила, например, в свое время физика (оптика), пришедшая к выводу о том, что свет это и не корпускула и не волна, а и то и другое в органичном единстве. Указывать на «немыслящие» фрагменты Вселенной и этим доказывать первичность немыслящей материи — это то же самое, что указывать на немыслящие части живого человеческого тела и тем самым что же — доказывать, что перед нами немыслящее тело? Как можно видеть, подобному мышлению, основанному на абстрактно-общем, на одной лишь формальной логике, нельзя доверять при решении вопроса о том, является или нет Универсум постоянным носителем Мирового Сознания.

Вернемся, однако, к непосредственно доступному нам, человеческому сознанию. Только подход к явлению сознания как к исторически становящемуся феномену позволяет понять его сложную структуру, в частности, такие явления, как самосознание и бессознательное. {конец стр. 114}

Выше мы рассматривали самосознание как «вхождение» в философию, как начало философствования. Но самосознание следует рассматривать шире: вообще как начало подлинного человеческого сознания.

Продолжительное время и древние люди, и современный ребенок, говоря о себе, воспринимают себя и именуют себя в третьем лице: «Соколиный глаз сказал»; «Петя хочет гулять». Обращенность к другим и обращенность к себе как бы сливаются воедино. Впрочем, ведь и гораздо позже, вплоть до нашего времени, разве мы не обращаемся к себе так же, как к другому, — в процессе рефлексии, в акте функционирования нашей совести?

И все же, только с появления самых первых признаков разделения труда на умственный и физический, а значит, с появления обособленных от каждого отдельного индивида объективных мыслительных форм в виде форм духовной культуры: сказаний, поэтических, музыкальных и т.д. произведений, способных быть для отдельного человека своеобразным зеркалом, в котором он через образы героев имеет возможность увидеть и самого себя, свои социальные качества, только с этого времени возникает внутренний мир (Я) и соответственно, — самосознание.

Только тогда, когда у человека появляется самосознание, он становится способным к умственному труду, к работе с символами, как носителями идеального, только тогда он становится и самооценивающим и самоконтролирующим существом, поощряющим либо порицающим самого себя за правильный или неправильный выбор программы поведения. С появлением самосознания человек становится способным оценивать все аспекты своего поведения в обществе: не только правильность своего мышления, но и нравственного облика, идеалов и мотивов своего поведения. А это означает, что с появлением самосознания у человека появляется возможность стать и быть личностью, то есть творцом самого себя и своей судьбы.

Состояние первобытной психики, из которого человек выводит себя с появлением развитого самосознания, в чем-то все еще похоже на психику животного, на которую, однако, уже наложила свой серьезный отпечаток коллективная трудовая деятельность. Если уж сравнивать это состояние психики с психикой {конец стр. 115} животного, то тогда — с психикой дрессированного животного.

Обнаружилось, что это состояние присутствует и в развитой психике современного человека. Когда современный человек долго и упорно тренирует, «дрессирует» себя, то есть под контролем сознания обучается, например, плаванию или езде на велосипеде, то через определенное время, когда он данную деятельность освоит, достаточно сложные действия приобретают характер автоматизмов и погружаются в сферу бессознательного. Среди такого вида бессознательного (ввиду достаточной близости к сознанию получившего название «подсознательного») важное место занимают установки, то есть состояние готовности, предрасположенности к активному действию в определенной ситуации.

К явлениям бессознательного относятся также сновидения, состояние гипноза, невменяемости, «лунатизма» (сомнамбулизма). В человеческой психике, в той или иной степени, продолжает действовать и инстинкт.

Каково же соотношение осознанного и бессознательного? Особенно большой вклад в изучение этого вопроса внес З. Фрейд (1856—1936). Именно он опроверг ту точку зрения на проблему, согласно которой бессознательное считалось низшей формой психической деятельности, свойственной животным и присутствующей в сознании в качестве своеобразного рудимента. Фрейдом был доказан факт постоянного «производства» человеком бессознательного компонента своей психики, начиная с раннего детства. Под влиянием разных факторов у человека складываются те или иные «комплексы», которые затем вытесняются из сознания в бессознательное и могут затем стать причиной психических заболеваний. По Фрейду, роль бессознательного в жизни человека очень велика.

Исследования З.Фрейда продолжили его ученики и последователи. Так, большое значение имеют работы К. Г. Юнга (1875—1961), изучавшего бессознательное не только как результат индивидуальной, но и как результат коллективной деятельности (так называемые архетипы).

Исследования другого знаменитого ученика Фрейда — Эриха Фромма (1900—1980) интересны тем, что проливают свет на {конец стр. 116} происхождение бессознательного. Полемизируя, с одной стороны, с представителями так называемого инстинктивизма, персонифицированного для Фромма в личности и учении Конрада Лоренца и, с другой стороны, — так называемого бихевиоризма, главным представителем которого здесь выступает Б.Ф. Скиннер,

Э. Фромм осуществляет интересную и обоснованную множеством научных фактов работу диалектического синтеза этих противоположных по отношению друг к другу позиций. Не отрицая присутствия определенного рационального элемента в каждом из этих способов объяснения сути и происхождения бессознательного,

Э. Фромм демонстрирует их явную односторонность. Первая из этих моделей бессознательного (инстинктивизм) базируется на его природном, биологическом генезисе, и тогда то явление, которое Фромм именует деструктивностью (садизм, мазохизм, некрофилия), объясняется сторонниками этой модели тем, что человек по происхождению своему — животное, хищник, а значит, агрессивность укоренена в нем, так сказать, по природе. Вторая модель (бихевиоризм) причину происхождения столь неприглядных сторон человеческой психики видит в воспитании человека и, в целом, — во влиянии на него окружающей социальной среды.

Э. Фромм противопоставляет этим односторонним концепциям учение о так называемом социальном характере человека, природное и общественное в котором диалектически синтезируются⁴⁰.

Что же касается соотношения биологического и социального в составе самой агрессивности человека, то Э. Фромм считает, что следует отличать природную, так называемую доброкачественную агрессивность, которая обеспечивает человеку защиту в борьбе за выживание, и злокачественную агрессивность, имеющую полностью социальное происхождение и вызывающую к жизни такие искажения человеческой психики, как садизм, мазохизм и некрофилию.

Структура сознания не сводится, разумеется, к соотношению сознательного и бессознательного, сознания и самосознания. Существует сложная структура так называемого общественного сознания, о которой мы будем говорить в разделе «Социальная философия». Что же касается структуры индивидуального сознания, то следует согласиться с Ф.Т. Михайловым, считающим, что {конец стр. 119} главные силы человеческой души, участвующие в осознании Бытия — это интуиция, воображение, интеллект, высшие эмоции и аффекты, нравственное чувство и воля. «Надо, однако, заметить, что воображение — исходная способность и сила души человеческой: именно оно реализует себя во всех видах целесообразного и произвольного осуществления человеком мотивов своей жизнедеятельности: в мышлении, в чувственно-эстетических формах восприятия мира, в смыслонесущих аффектах, в работе памяти, в волевых актах и, конечно же, в нравственном чувстве»⁴¹.

Итак, постоянно подчеркивает Ф.Т. Михайлов, среди всех структурных моментов сознания есть один — исходный и конституирующий, то есть порождающая собой все остальные. Это — творческое, продуктивное воображение, или, иначе говоря, — сила фантазии. В практическом смысле это чисто человеческое свойство формируется на основе коллективной сущности человека, формируется в субъективном устремлении, каждого представителя рода «Homo sapiens» к возможно наиболее полному и глубокому слиянию с субъективностью других людей. Поэтому подоплекой продуктивного воображения выступает нравственная основа человеческих отношений. Свою силу творческого воображения любой человек стремится овеществить (в словах, красках, звуках, умных и полезных вещах, эффективных методах освоения мира) в виде общего и значимого для других людей результата⁴².

 

***

 

Онтология дает нам всеобщие, универсальные характеристики соотношения бытия и сознания, а также — соотношения материального и идеального.

Критическое рассмотрение логических моделей мира, которые выдвигают субъективный и объективный идеализм и материализм, показывает их несовершенство, проявляющееся в неспособности логически вывести одно из другого: материю из идеи или наоборот. Декарт своим дуализмом и фиксирует эту их неспособность. Спиноза же возвращается к принципу монизма, интерпретируя субстанции своего духовного учителя Декарта {конец стр. 118} уже как атрибуты единой субстанции, которую он именует Богом, или Природой.

Все эти категории: субстанция, материальное и идеальное, а также движение и покой, пространство и время, отражение и сознание суть всеобщие условия, всеобщие формы бытия. К ним же относятся и те категории, которые будут рассмотрены в разделе «Гносеология». Однако онтология дает нам самые исходные основания бытия, которые позволяют человеку формировать логику познания, применимую к любой отдельной части бытия.

Мы всячески старались доказать, что онтологическая модель Бытия как такового вполне возможна. Для философии логическая модель Бытия — это синоним объективной диалектики. Вопрошание, характерное для первых философов: «Что такое сущее и имеет ли смысл существующий мир?» — носит сугубо логический характер. Ведь что такое нечто и каков его смысл? — это логический вопрос. Смысл и содержательная логика — понятия диалектически взаимосвязанные.

Моделей бытия, как известно, много. Совершенно недостаточно, как это порой делается, просто перечислять их и описывать (материалистические, идеалистические модели, модель дуализма, модель, основанная на понятии субстанции). Их необходимо рассматривать как моменты результата познавательного движения единого общечеловеческого сознания. При этом не следует придавать названиям «пантеизм», «дуализм» и т. д. значение неких идеологических ярлыков. В советской философии представители названных направлений изображались порой как некие недоумки. С позиций же теологов, представляющих целый ряд известных религий, слово «пантеизм» всегда звучало как — «ересь», что заставляло Гегеля с раздражением указывать на непоследовательность, противоречивость самих этих теологов: «Катехизис говорит: бог вездесущ; если разовьем это положение о вездесущности, то оно приведет к спинозизму, и, однако, теологи выступают после этого против системы тождества и поднимают вопль, обвиняя ее в пантеизме»⁴³. И в самом деле, если сосредоточиваться не на идеологических, а на логических моментах пантеизма, то становится несомненным, что идеи Б. Спинозы, Дж. Бруно {конец стр. 119} и других так называемых пантеистов, а также дуализм Декарта — это оправданная реакция на односторонность распространенных моделей миропонимания и, соответственно, — очень серьезный вклад в дело их грядущего диалектического синтеза.

Факт структурированности бытия, то есть наличие в нем различных форм движения, имеет важное мировоззренческое и методологическое значение. Прежде всего, он несомненно «льет воду на мельницу» эволюционизма, так как уже одно лишь разделение на низшие и высшие формы движения, тесно связанные между собой явлением «снятия», являет собой отчетливо зримую траекторию развития окружающего нас мира. Особенно важно исследовать соотношение «границы» между каждой отдельной низшей и высшей, по отношению к ней, формой движения. Высшая форма по отношению к низшей ведет себя как субстанция, а низшая по отношению к высшей — как субстрат. Так, социальная форма движения проявляет себя как субстанция по отношению ко всем другим, более низким по уровню развития формам. Это одна из важнейших причин, позволяющих человека именовать микрокосмом.

Отсюда — недопустимость попыток поисков объяснений сущности того или иного социального явления, например, — в биологической форме движения. Мы только что говорили о критике

Э. Фроммом биологизаторского подхода к исследованию причин склонности человека к разрушительной деятельности. Действительно, недопустимо рассуждать примерно так: войны происходят потому, что человек по своему происхождению животное, и значит

— агрессивное существо, которому хочется периодически пустить в ход свои «когти и клыки». Любой серьезный человек согласится с тем, что войны начинаются вовсе не по биологическим причинам, а по причинам социальным: классовым, национальным, религиозным. Сведение высшего к низшему — это один из вариантов бесплодного редукционизма. Однако нельзя бросаться и в другую крайность: при изучении какой-либо высшей формы движения полностью игнорировать низшую, из которой фактически «строится» тело этой высшей формы. Многие революционные проекты потому и носили утопический характер, что в них абсолютизировались законы социума, например, — экономические, и совершенно забывалось {конец стр. 120} о том, что человек это еще и живое существо, обладающее множеством «витальных» потребностей.

Онтологическое рассмотрение основной проблемы философии (поиски корней, предпосылок мышления в бытии) выявляет важность отражения как универсального свойства бытия. Именно этот атрибут бытия объясняет нам ту самую «родственность» нашего мышления с объективной реальностью, на которую издавна обратили внимание философы. Мы видим, что причина этой родственности заключается в укорененности в бытии идеального, которое, на определенной стадии развития, проявляет себя всего лишь как идеальное в широком смысле, то есть как результат борьбы за право «быть», как результат достижения идеального варианта, идеальной формы отражения системой окружающей среды.

В низших формах отражения материальное и идеальное существуют неразделимо, слитно. Затем, в процессе своего развития отражение расщепляется на две формы: материальное отражение и отражение собственно идеальное, то есть не материальное. Первой из названных форм отражения в социальной форме движения выступает материально-преобразующая часть человеческого труда, второй — его идеально-преобразующая часть, то есть — мышление.

Таким образом, труд есть единство материального и идеального. Труд человека является не только физическим, но и умственным и нравственным сразу. И в этом смысле важно подчеркнуть, что каждый эволюционный переход между формами движения бытия — это нахождение все более и более совершенных способов единения материального и идеального.

Свои способы гармонии материального и идеального имеются в каждой особой форме движения материи. Таким образом, мир идеально присутствует «внутри» любой материальной вещи. Поэтому Аристотель считал, что и у растения, и у животного имеется своя (вегетативная и чувственная) душа. Лейбниц же полагал, что своеобразная душа, то есть идеальное содержание, имеется даже у неживого предмета, даже он является своеобразным «зеркальцем», по-своему отражающим окружающий его мир.

Некоторые исследователи считают возможным выделять не два, а три значения понятия «идеальное». Во-первых, это идеальная, то есть наиболее высокая и совершенная, форма развития {конец стр. 121} и существования определенной системы (например, шарообразность как идеальная форма: звезды, капли жидкости, свернувшейся в клубок кошки или идеальное строение и функционирование живого организма и т. д.).

Во-вторых, идеальное это деятельная, операциональная способность человека двигаться по логике предметов и достигать поставленной цели.

В-третьих, идеальное это субъективный образ объективной реальности, то есть способность человека с помощью мозга воспроизводить и осознавать формы человеческой деятельности, а через них — формы бытия как такового⁴⁴.

Нам кажется, что второе и третье значения идеального следует объединить, с тем, чтобы их, вместе взятые, противопоставить первому. И действительно: ведь второе и третье значение это одно и то же: это две диалектически противоположные стороны единого процесса мышления: имеющийся в голове субъективный образ объективной реальности есть отпечаток, хранящий в себе способность человека двигаться по логике окружающих его предметов. Таким образом, в дальнейшем будем говорить об одном понимании идеального как о высшей форме развития чего-либо и как о совокупности незримого мира возможностей, а о другом — как о противоположности материальному. При этом первое, «в снятом виде», входит в состав второго⁴⁵.

Единство данных двух пониманий идеального обеспечивается историческим процессом развития феномена отражения. Однако, хотя это и единство, но единство конкретное, то есть единство различного (единство родового и видового начала), в связи с чем совершенно недопустимо формально отождествлять первое значение идеального со вторым. Почему недопустимо такое отождествление? Потому, что первое значение идеального не имеет прямого отношения к мышлению, а второе, напротив, — имеет к нему самое прямое отношение. Первое «идеальное» не противостоит материальному, переплетено с ним, проявляется в нем, а второе — противостоит и приобретает относительно самостоятельное значение.

Если мы начнем путать эти два родственные, но противоположные по содержанию друг другу, значения идеального, то у нас {конец стр. 122} мышлением станут обладать «хитрая» лисичка, ускользнувшая от преследовавших ее собак, «сообразительная» ласточка, севшая на крышу поезда и, вместо того, чтобы перелететь через высокую гору, проехавшая сквозь нее по туннелю и т.д. Если уж доводить дело до абсурда, то сюда же следует отнести и «умное» поведение потока электронов (электрического тока), «посчитавших» для себя более «комфортным» двигаться по медному, а не, скажем, по вольфрамовому проводу.

Дело в том, что идеальное во втором смысле является общечеловеческим культурно-историческим опытом, воплощенным в языковой форме информации, содержащей в себе, в свою очередь, логические, моральные, эстетические, религиозные и прочие способы освоения человеком природного и социального мира. Поэтому мыслящий субъект может использовать все эти идеальные формы для того, чтобы, не трогая до поры до времени материальных вещей, свойств и отношений, мысленно двигаться по их логике, выстраивая целостную систему предстоящих материальных действий с ними. Ни у лисы, ни у ласточки таких идеальных форм, естественно, нет. Нет у них, в связи с этим, и самосознания. Поэтому они не способны мыслить, думать. Они способны либо стихийно, либо информационно-запрограммированно осуществлять те или иные способы действия, которые приводят (а могут и не привести) к выбору и отбору энергетически более «выгодного», вплоть до идеального (в первом понимании этого слова) для их существования варианта поведения. Знание животного, куда и как бежать, плыть и лететь, какую самку, или самца, предпочесть и т. д. не означает наличие у него сознания, ибо сознание — это способность оперировать системой идеальных форм движения по логике реальных вещей⁴⁶.

Можно все сказанное суммировать таким образом: идеальное состояние, в первом смысле этого слова, то есть получение идеального отражения-отпечатка, адекватно отражающего реальные обстоятельства, и осуществление идеального отражения среды «как неприятеля», осуществляется как у кристалла, растения и животного, так и у человека. Разница «лишь» в том, что у человека это происходит с помощью идеального во втором смысле этого слова, то есть с помощью мышления. {конец стр. 123}

Мышление — это «способность человека связывать образы, представления, понятия, определять возможности их изменения и применения, обосновывать выводы, регулирующие поведение, общение, дальнейшее движение самой мысли»⁴⁷.

Разнообразные проблемы согласования мышления и бытия изучает специальный раздел философии — теория познания, или гносеология.

После анализа самых общих онтологических категорий, таких как бытие, движение, отражение, — анализа, являющегося главной задачей данного раздела, мы и переходим теперь к гносеологии, ибо рассуждать о логосе без логики нельзя, а содержательная логика нигде на облаках не написана, она вырабатывается человеком в процессе познания. Онтология должна постоянно обосновывать себя через гносеологические выводы. Философия Канта выдвигает на передний план гносеологию, фактически даже стремится превратить всю философию в гносеологию. Онтология при этом неизбежно отодвигается на задний план. На самом же деле гносеология должна пониматься не как заслонка, наглухо отгораживающая философа от онтологических и в том числе — метафизических проблем, а как «свое другое» онтологии. Чтобы подчеркнуть это обстоятельство, можно было бы вслед за М.А. Лифшицем использовать термин «онтогносеология».

Процесс построения теории познания можно уподобить созданию какого-либо оптического прибора, например, телескопа или просто обыкновенных очков, необходимых для видения человеком окружающего его мира (через всю совокупность содержательных форм — категорий). {конец стр. 124}

 

Примечания к разделу ІІ

 

¹ Хамидов А.А. Нравственное содержание и нравственный смысл диалектики (к постановке проблемы) // Диалектика и этика. — Алма-Ата, 1983. — С. 99.

² Фихте Й.Г. Основа общего наукоучения // Избранные сочинения. — М., 1916. — Т. 1. — С. 111.

³ Обоснование применения термина «модель» для обозначения различных философских концепций, течений см. в разделе III «Гносеология», подраздел «Методология научного познания», параграф «Метод моделирования».

⁴ Исследователь советской философии профессор Массачусетского института Л.Р. Грэхэм считает, что есть «… основание полагать, что Ленин, вслед за Плехановым, признает, что отрицание идеализма является результатом философского выбора, а не научного доказательства. И Ленин, разумеется, делает выбор в пользу материализма. Этот более гибкий взгляд на материализм, рассматривающий его в качестве результата выбора, а не доказательства, позволяет говорить о потенциальной возможности согласования материализма с другими философскими течениями — событии, которое, однако, до сих пор не произошло» // Лорен Р. Грэхэм. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе: Пер. с англ. — М., 1991. — С. 49-50.

⁵ Аристотель. Метафизика. — М.; Л., 1934. — С. 115.

⁶ Гельвеций К. Соч.: В 2 т. — 1973. — С. 172.

⁷ Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т. 18. — С. 131.

⁸ Там же. — С. 245

⁹ Ленин В.И. Философские тетради // Полн. собр. соч. — Т. 29. — С. 142.

¹⁰ Ильенков Э.В. Субстанция. //Философская энциклопедия. — Т. 5. — М., 1970. — С. 151.

¹¹ «Понятие модуса у Спинозы претерпевает еще более заметное (чем понятия субстанции и атрибута. — А.И.) превращение. Декарт называл «модусом» все, что принадлежит вещи, но не образует ее сущность. К примеру, сущность телесной субстанции {конец стр. 125} Декарт усматривает в протяженности в длину, ширину и глубину, а фигуру и движение считает ее модусами. Спиноза распространяет категорию модуса на все сущее в ином, включая и сущность вещей. В действительности существует только субстанция и ее состояния (модусы), постулирует он. Субстанция представляет собой единую для всего сущего действующую причину, а модусы суть действия этой причины» // Майданский А.Д. Категория существования в «Этике» Спинозы // Вопросы философии. — 2001. — №1. — С. 164.

¹² Майданский А.Д. Понятие мышления у Ильенкова и Спинозы // Вопросы философии. — 2002. — № 8. — С. 167.

¹³ Современный философский словарь. — Лондон, Франкфуртна-Майне, Париж, Люксембург, Москва, Минск., 1998. — С. 621.

¹⁴ Егоров В.С. Философский реализм. — М., 1994.

¹⁵ См.: Таранов П. Звезды мировой философии. Золотая философия. — М., 1999. — С. 57-58.

¹⁶ Интересно то, что Тит Лукреций Кар (99—95 — 55 гг. до н.э.) придумал и ввел в философский оборот слово «материя» (полатински materies), исходя именно от латинского слова mater — «мать». См.: Таранов П. Звезды мировой философии. Золотая философия. — М., 1999. — С. 133.

¹⁷ Спиноза. Этика. — М., 1957. — Т. 1. — С. 406.

¹⁸ Гегель. Наука логики. — М., 1970. — Т. 1. — С. 427.

¹⁹ Кучевский В.Б. Анализ категории «материя». — М., 1983. — С. 201. При анализе эволюции категории «материя» мы использовали ряд положений этой книги.

²⁰ Філософія. Курс лекцій: Навчальний посібник / Бичко І.В., Табачковський В.Г., Горак Г.І. та ін. — 2-е вид. — К., 1994. — С. 350.

²¹ См.: Абрамов Ю.А., Демин В.Н. Сто великих книг. — М., 1999. — С. 22-23.

²² Первые, обращенные к читателю, слова автора книги «Феномен человека» гласят: «Чтобы правильно понять данный труд, его следует рассматривать не как метафизический, и тем более не как теологический трактат, а единственно и исключительно как научную работу. Об этом говорит само название. Только лишь феномен. Но зато уж весь феномен. {конец стр. 126}

Прежде всего только лишь феномен. Не следует искать здесь объяснение — это лишь введение к объяснению мира» (Пьер Тейяр де Шарден. Феномен человека. — М., 1987. — С. 36).

²³ См.: Льюис Дж.Г. Античная философия. От Фалеса до Сократа. — Минск, 1997. — С. 16-18.

²⁴ Гегель. Наука логики. — М., 1971. — Т. 2. — С. 66.

²⁵ История философии. — М., 1940. — Т. I . — С. 35.

²⁶ Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга первая. — СПб., 2001. — С. 213.

²⁷ Факт распространения феномена отбора на системы добиологической природы отмечают и исследуют многие ученые. Отметим среди них таких известных отечественных ученых, как Н. А. Умов, А. Е. Ферсман, А. Н. Заварицкий, А. А. Сауков и др.

²⁸ См.: Михайлов Ф.Т. Избранное. — М., 2001. — С. 499.

²⁹ Название это достаточно условно, так как им объединяются механическая, физическая и химическая формы движения, проявляющие себя также и до и вне литосферы.

³⁰ См.: Касымжанов А.Х., Кельбуганов А.Ж. О культуре мышления. — М., 1981. — С. 15.

³¹ См. там же. — С. 21.

³² См. там же. — С. 16.

³³ См.: Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. — М., 2006.

³⁴ См.: Михайлов Ф.Т. Избранное. — М., 2001.

³⁵ См. Арсеньев А.С. Философские основания понимания личности. — М., 2001.

³⁶ Философская энциклопедия. — М., 1962. — Т. 2. — С. 222.

³⁷ См.: Касымжанов А.Х., Кельбуганов А.Ж. О культуре мышления. — С. 22.

³⁸ См. там же. — С. 24.

³⁹ Философская энциклопедия. — М., 1962. — Т. 2. — С. 219.

⁴⁰ См.: Фромм Эрих. Анатомия человеческой деструктивности. — Минск, 1999.

⁴¹ Михайлов Ф.Т. Культурология как основание общего человековедения // Михайлов Ф.Т. Избранное. — М., 2001. — С. 361.

⁴² Более подробно об этом см.: Михайлов Ф.Т. Фантазия — главная сила жизни человека // Михайлов Ф.Т. Избранное. —

М., 2001. — С. 64-109.

{конец стр. 127}

⁴³ Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга третья.

— СПб., 2001. — С. 374.

⁴⁴ См. об этом: Современный философский словарь. — Лондон, Франкфурт-на-Майне, Париж, Люксембург, Москва, Минск. — 1998. — С. 306-313.

⁴⁵ Наиболее значительный вклад в развитие категории «идеальное» был сделан выдающимся философом современности Э.В. Ильенковым. В частности, он убедительно доказал, что нельзя сводить идеальное к субъективному переживанию, к субъективному отпечатку в коре головного мозга, а что на самом деле идеальное это феномен и аспект культуры, объективные мыслительные формы, коллективно исповедуемые представления людей, существующие независимо от сознания отдельно взятого человека.

Другой известный философ — М.А. Лифшиц (1905—1983), признавая неоспоримость этой заслуги Э.В. Ильенкова, в то же время упрекал его в том, что он — тот, который яростно доказывал, что категории «абстрактное» и «конкретное» являются не только универсальными формами мышления, но и универсальными формами социальных и природных систем, — в то же время, возможно, опасаясь возрождения телеологии, отрицал наличие идеального в природе. Сам же М. Лифшиц идеальное в природе понимал именно как «расположение» природы к идеальным формам типа формы круга или шара (Лифшиц М. Об идеальном и реальном // Вопросы философии, 1984. — №19. — С. 120-145).

⁴⁶ «Разумеется, животное знает. Но, безусловно, оно не знает о своем знании — иначе оно бы давным-давно умножило изобретательность и развило бы систему внутренних построений, которая не ускользнула бы от наших наблюдений. Следовательно, перед животным закрыта одна область реальности, в которой мы развиваемся, но куда оно не может вступить. Нас разделяет ров или порог, непреодолимый для него. Будучи рефлектирующими, мы не только отличаемся от животного, но мы иные по сравнению с ним. Мы не простое изменение степени, а изменение природы, как результат изменения состояния» // Тейяр де Шарден П. Феномен человека. — М., 1987. — С. 137.

⁴⁷ Современный философский словарь. — Лондон, Франкфуртна-Майне, Париж, Люксембург, Москва, Минск. — 1998. — С. 518.

{конец стр. 128}

 

Раздел III. ГНОСЕОЛОГИЯ

 

Гносеология (от греческого gnosis — «знание» и logos — «слово, учение»), а по-русски — «теория познания» — это такая философская дисциплина, которая, в отличие от психологии, физиологии, социологии науки, кибернетики, то есть наук, тоже изучающих процесс познания, познает всеобщие основания процесса познания и самого знания (познавательного результата), причем обязательно в единстве того и другого. Иными словами, истина и путь к ней, вот что находится в центре внимания теории познания¹.

Таким образом, предметом теории познания выступает сама природа процесса познания, его возможности, гносеологическая сторона основного вопроса философии, то есть соотношение знания и объективной реальности, условия адекватности, истинности такого соотношения.

Будучи философской дисциплиной, теория познания неразрывно связана с другими философскими разделами. Как хорошо выразился русский философ и социолог П.Л. Лавров (1823—1900), философия «есть отождествление мысли, образа и действия». В этом неразрывном тождестве мы в данном разделе ставим акцент на «мысли». Однако абсолютно абстрагироваться от «образа» и «действия» мы не сможем. Более того, время от времени нам придется призывать их себе на помощь, восстанавливая тем самым целостность философского знания.

С целью образного восприятия содержания теории познания используем специальную таблицу, координирующую основные принципы, формы и методы познания² (см. таблицу 3).

 

 

ТАБЛИЦА №3

---

Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 338; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!