Различие между праздником и искусством театра
Акцентируя внимание на различиях между праздником и искусством, отметим, что искусство не есть игра, оно является чем-то более значительным, чем просто игра. Многократно зафиксированная наукой генетическая связь искусства (театра, хореографии и др.) с праздником, равно как и то, что выработанная в праздничной игре двузначность поведения, ставшая одним из основных структурных признаков искусства, самое внешнее, конкретно-чувственное сходство праздничных и художественно-зрелищных {171} форм и т. п. — все это вместе взятое говорит лишь о сходстве, известной эстетической близости, но ни в коем случае не о родстве (тождестве) между искусством, с одной стороны, и праздником — с другой.
Игра вообще, праздничная игра в частности, в конечном счете представляет собой умение нестандартно вести себя в условно-реальной ситуации. Искусство как таковое означает нечто другое, а именно — освоение целого мира в целиком условной ситуации, моделирование по законам красоты и этого мира, и человека, и того и другого вместе. Праздник — это жизнь, оформленная игровым образом и уподобляющая себя искусству; искусство — это как бы игра в жизнь, никогда не идентифицирующая своих результатов с действительностью, но и никогда не отказывающаяся от серьезнейших намерений в отношении последней. Из этого следует, что поддержание игровой атмосферы и соблюдение соответствующих правил является в празднике основной, хотя и не единственной целью. Главной же целью искусства, помимо всего прочего, является еще и правда, выраженная языком условных правил. Отсюда возможность отождествления искусства с познанием. Праздник и наука, праздник и истина — понятия почти несоединимые. Например, праздник не может быть в настоящее время средством выработки новых знаний. Он — лишь путь к овладению уже добытых знаний и навыков разного рода, в том числе и эстетических. Последние поставляет сегодня празднику по большей части искусство.
|
|
|
Праздник как явление эстетической культуры в сущности весьма далек от искусства. Но дистанция между ним и наукой еще более значительна. И это обстоятельство исключает какую-либо возможность сопоставления праздника и науки. И, наоборот, все то, что сохраняется в искусстве от «традиционной» культуры (и поведения), в частности ориентация на «язык реальной жизни» и т. п., позволяет сопоставлять его с праздником, что дает нам некоторые дополнительные сведения как об искусстве, так и о празднике. Но и противопоставление этих феноменов эстетической культуры может дать не менее важные результаты.
{172} Праздник как восполнение
Наиболее общим эстетико-культурным признаком праздника и праздничного мира (к последнему относятся все представления об идеальной жизни, об идеальных отношениях между людьми и соответствующие таким отношениям действия и поступки) служит то, что в системе этого мира как бы преодолеваются на крайне ограниченный срок реальные противоречия исторической действительности и исторического сознания, пребывающих в ситуации религиозного, политического и любого другого отчуждения.
|
|
|
Праздник со стороны этой основной функции оказывается общечеловеческой концепцией идеального мира во всех его возможных исторических проявлениях, но только потому, что в нем все противоречия реальной действительности уже заранее считаются как бы устраненными, не будучи таковыми на самом деле. В этом качестве праздник выступает как добавление к реальному, будничному миру. Его эстетико-культурное и одновременно функциональное назначение заключается именно в таком добавлении, посредством чего осуществляется баланс или регуляция внутри общественной системы на всех ее уровнях (политика, культура, сознание и психология).
Праздник — это идеальный мир, ставший на время реальностью. Он есть звено действительности еще и потому, что источник его возникновения — сама действительность, те общественные коллизии, которые здесь складываются. По этой причине, говоря об эстетической специфике праздника, о его эстетическом отношении к действительности, следует применять категорию «восполнение», означающую нечто среднее между художественным «отражение» и социологическим «компенсация».
|
|
|
Понятие «восполнение» предполагает существование какого-то более или менее сгармонизированного или завершенного целого, до которого время от времени «достраивается» действительность. Праздник и праздничный мир, им порождаемый, выступают в роли такого целого и, вероятно, будут выступать в такой роли всегда, ибо реальная действительность всегда будет сохранять в себе какие-то изъяны и противоречия, и необходимость {173} их условно-реального преодоления будет являться постоянным стимулом для праздника, порукой его вечного существования в качестве восполнителя, а тем самым и регулятора общественной системы, жизненная необходимость которой — равновесие.
Что может дать для понимания отношения между праздником и искусством такое толкование решающей функции праздника? Содержательный ответ на этот вопрос можно найти в рассуждениях Н. Берковского, высказанных им в связи с проблематикой античного театра, в частности комедийного театра Аристофана.
|
|
|
Берковский отлично понимает природу праздника и его исключительное значение в общественной жизни и в истории культуры. Но он не склонен чрезмерно переоценивать эту роль. Кажется, что он согласен с представлением о празднике как идеально-реальном восполнителе. Это подтверждает следующее его высказывание: «Праздник есть исключение, следовательно, все небывалое возможно в праздник, находится под его защитой и покровительством. Именно в атмосфере праздника возможны были все безумства этой комедии (“Птицы” Аристофана. — А. М.), “дурачества”, как называл их Гейне. Любое фантастическое допущение могло сразу же войти в силу, и одна несообразность спорила с другой, которая из них смелее и веселее»[170].
Театральное искусство и на стадии античности, и в средневековье, и позднее органически сплеталось с обрядом, с праздничными формами, сообщая последним особую зрелищность, но одновременно и обретая от контакта с ними отнюдь не условное полнокровие. Это не подлежит никакому сомнению. Но из этого факта не следует делать ошибочных выводов. И сегодня как будто кажется, что театру вовсе не следовало бы уходить от гомерического хохота, блеска и сияния праздничной игры, а навсегда остаться с ней и в ней. Но разрыв между театром и праздником тем не менее совершился, и в этом была своя логика, которую отмечал еще А. Таиров. Этот разрыв случился очень давно. Не только у Еврипида, но и у Аристофана, комедии которого, по словам Берковского, «следуют почину Дионисова празднества»[171], {174} совершается отмежевание театра от праздника. В этой связи Берковский указывает на так называемый «мотив возвращения», являвшийся одним из структурных элементов античной драматургии: «Комедия эта (“Птицы” Аристофана. — А. М.) оторвалась от обыкновенных условий жизни, занеслась высоко, но обыкновенная жизнь незамеченным образом и исподволь возвращается». И далее: «В развязке этой комедии… перипетия вернулась к своему исходному пункту — к тому, что было до праздника, к обыденной логике обыденной жизни, к победе массово-типического над исключительностью…»[172]
Отделение театра от праздника следует рассматривать с учетом длительного исторического развития общества и культуры и связывать не только с распадом целостной чувственности, утратой всенародной праздничности и всем тем, что несло с собой классовое расслоение и крепнущая государственность сначала феодального, а затем и буржуазного типа, но и со становлением личности, противопоставлявшей себя стихии наивного коллективизма. Возникновение театра, его самостоятельная история позволяют открыть противоречия праздника как эстетико-культурного феномена, воспринять его как откровение, как катарсис, помогающий лишь противостоять социальным и жизненным неурядицам.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 643; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!