Карнавал и социальная свобода. Реальные возможности карнавала



Европейский карнавал эпохи средневековья и Возрождения — одна из высоких форм праздничной культуры вообще. В историческом плане он является общей концепцией социально-свободного или идеального мира. И во всех случаях, когда в трактовке Бахтина карнавал оценивается таким образом, с этой трактовкой нельзя не согласиться. При этом только не следует забывать, что карнавал не существовал сам по себе. Он выступал элементом более сложного целого, а именно общественной жизни эпохи средневековой Европы, подчиняясь социальной системе того времени и осуществляя предписанные ею специфические функции. О них необходимо сказать специально, чтобы окончательно освободиться от тех иллюзий, которые существуют сегодня по поводу европейского карнавала.

При чтении описаний карнавала, мастерски осуществленных Бахтиным, может возникнуть мысль об абсолютном противопоставлении господствующим в феодально-средневековом обществе официальным установлениям (и вообще в любом обществе) карнавально-праздничного поведения как следствия некоего свободомыслия, более прогрессивного по сравнению с официальным мировоззрением. На самом же деле такого, доходящего до антагонизма и чреватого крушением общественных основ противопоставления не было в случае карнавала и, вероятно, не может быть в случае с большинством бытующих в обществе праздников. Это верно, что во время карнавала {123} стирались сословные различия и исчезало чувство социальной дистанции. Но, во-первых, все это носило исключительно временный характер, и на это обстоятельство обращает внимание Бахтин. Во-вторых, в карнавале принимали участие и низы, и верхи, т. е. все сословия, в совокупности составлявшие тогда «народ». Вот на это обстоятельство уже меньше обращает внимание Бахтин и тем самым дает известное основание для недопустимой идеализации карнавала, на что справедливо указал А. Гуревич в своей рецензии на книгу «Творчество Франсуа Рабле…»[129]

С карнавалом в эпоху средневековья связывалось всеобщее представление об идеальном мире, в котором равенство и воля выступали под знаком «соборности» или всенародности. И такое представление разделяли как плебейские сословия, так и высшая знать. Но это означает, что и сам карнавал и та идеальная жизнь, которую он воссоздавал на площади, имели значение «нормы», узаконенной обществом. Кстати говоря, этим обстоятельством объясняется отчасти тот факт, что проводимая высшим духовенством решительная борьба с карнавалом затянулась на много столетий. В книге А. Л. Мортона «Английская утопия» приводится (со ссылкой на английского историка XIX в. Э. К. Чемберса) письменное свидетельство теологического факультета Парижского университета, в котором выражается официальная точка зрения церковных кругов на карнавал и одновременно дается живое описание этого праздника:

«Священников и причетников можно было видеть в часы богослужения в масках в виде всяческих харь чудовищ. Они пляшут в храме, переодетые женщинами, своднями и уличными певцами. Они распевают распутные песни. Они едят кровяную колбасу возле алтаря в то время, как священник служит обедню. Они тут же играют в кости. Они кадят вонючим дымом, сжигая подошвы старых башмаков. Они без стыда носятся и прыгают по храму. Наконец, они в отрепьях разъезжают по городу… в тележках и возбуждают смех своих товарищей и зрителей постыдными представлениями, непристойной жестикуляцией и шутовскими и развратными стихами»[130].

{124} Мортон приводит также и суждение самого Чемберса о смысле карнавала: «Основным замыслом празднества является изменение, переворачивание существующих установлений… Это перевертывание… прослеживается и в других народных увеселениях. Шутовской король доктора Фрэзера — кто это, как не самый захудалый простолюдин, избранный, чтобы представлять настоящего короля, которого надлежало принести в жертву богу, и облеченный в наивном стремлении перехитрить небо атрибутами королевской власти на все время праздника?»[131]

Средневековый карнавал наследовал традиции древнеримских сатурналий, самой поразительной чертой которых было временное приравнивание рабов к их господам, из чего, однако, не следовало упразднения института рабства. Скорее наоборот, такое временное приравнивание рабов к их господам и было возможно только тогда, когда не могла даже зародиться сама мысль о несправедливости рабовладельческих отношений. Аналогичным образом следует рассматривать и ту «свободу», которую даровал плебейским сословиям средневековый карнавал. Поведение участников карнавала было свободно от скованности, порождаемой социальным неравенством. Но это поведение нельзя никак назвать подлинно свободным, ибо в основе его лежала заданная традицией и узаконенная обществом норма праздничных отношений. Карнавал, эта средневековая сатурналия, обладал своим, раз навсегда установленным порядком, подчинялась своеобразному «ритуальному клише», закрепленному в памяти многих и многих поколений.

Из всего этого можно заключить, что карнавал давал именно столько свободы, сколько общество могло в тот момент дать. Карнавал нельзя рассматривать в одном только смысле, а именно как посягательство на общественные установления, как их прорыв. С ним обязательно следует связывать то особое значение, которое он имел как фактор регуляции классовых и общественно-политических отношений. Карнавал представлял собой, помимо всего прочего, один из действенных механизмов социально-классового и общественно-политического равновесия феодальных государств средневековой Европы. Компенсаторно-регуляционная функция праздника, о которой {125} нам уже приходилось высказываться, отчетливее всего прослеживается именно на примере европейского карнавала эпохи средневековья.

Феодально-государственный строй, как известно, основывался на угнетении и неприкрытой эксплуатации огромного большинства населения. Временное отрицание неравенства и сословных ограничений во время карнавала давало всему обществу своеобразную социальную разрядку, помогавшую после окончания карнавала переносить суровую реальность повседневной жизни. Это особое значение карнавала, по-видимому, осознавалось уже тогда. Во всяком случае, намек на это прочитывается в документе XV в., который приводится в книге самого Бахтина: «Бочки с вином лопнут, если время от времени не открывать отверстия и не пускать в них воздуха»[132]. Поэтому, говоря о стирании социальных различий во время карнавала, следует иметь в виду также и то, во имя чего оно проводилось. Совершенно очевидно, что сами социальные различия не могли быть забыты на период карнавала. Вероятно, дело обстояло таким образом, что простолюдин получал особое удовольствие от хлопанья по плечу или «телесному низу» именно богатого или знатного горожанина. Сословные различия не забывались, они как бы игнорировались в этот момент. Предоставленная же возможность преступить все границы и нормы дозволенного сообщала главное очарование карнавалу. Имея дело со специфическим наслаждением, этот праздник давал необходимую социальную разрядку, и именно поэтому он не был обязательно враждебен и опасен имущим сословиям.

Вместе с тем социальная система в лице тогдашней власти и господствующей феодально-церковной идеологии следила за тем, чтобы реализация свободы или идеальных представлений по ее поводу имела сугубо «праздничный» характер и распространялась бы на период, строго ограниченный временными и пространственными границами праздника. Карнавал оказывался по этой причине сферой особой «идеальной жизни», с помощью которой средневековое общество осуществляло компенсацию другой жизни — реально-будничной. Карнавал претендовал на преодоление противоречий исторической {126} действительности. Временное устранение этих противоречий и составляло секрет того восполнения, которое он осуществлял в отношении реально-будничного мира.

Означает ли сказанное, что карнавал не имел никакого отношения к бунтарской мысли средневековья. Никоим образом.


Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 347; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!