Праздник и идеал. О понятии «праздничная свобода»
Краткий историко-теоретический анализ праздничного мироощущения, или праздничности, подвел нас к необходимости решить еще один общий вопрос праздника как социально-художественного явления. Им является причастность праздника к идеалу совершенных человеческих отношений. В решении этого вопроса скрыт критерий подлинности или, наоборот, мнимости праздника и его праздничности, который мы, забегая вперед, назовем «праздничной свободой».
Не подлежит сомнению тезис, многократно выдвигавшийся в научной литературе, что праздник имеет самую прямую связь с миром высших целей человеческого существования и что главный смысл праздничной культуры — это создание условий для свободной жизни человека. Отношение праздника к миру идеалов является определенным изначально, а тождественность его свободе, будучи принципиальной, служит гарантом этого отношения. И наоборот, праздник как будто бы противостоит миру необходимости, в частности производству материальных средств для жизни, а также отдыху от него; отдых как таковой является естественным дополнением труда, он обеспечивает периодическое возобновление производственной деятельности и, следовательно, определяется критериями последней. Исходя из всего этого, можно утверждать, что праздник находится в самом прямом, непосредственном контакте с идеалами и по сути дела должен являться реальной формой их бытования в обществе. Вопрос, однако, в том, о каких конкретно идеалах идет речь и что следует понимать под свободой праздника. Иначе говоря, является ли последняя синонимом свободы объективной или она наполнена своим особым, специфическим содержанием. Опыт рассмотрения свободного времени и сознания, погрузившегося в него в ситуации праздника, говорит о том, что и сама свобода праздника также должна быть осознана как нечто особенное, а именно как {111} «праздничная свобода», ориентирующаяся на свои идеалы.
|
|
|
«Праздничная свобода» есть особая разновидность свободы вообще. Она определяется не столько социально-объективными, сколько социально-субъективными моментами существования. В отличие от объективной свободы, которая, будучи осознанной необходимостью, целиком покоится на принципе реальности, «праздничная свобода» подчиняется сразу двум принципам — реальности и фантазии, причем фантазии отводится здесь гораздо большая роль, в силу чего свобода праздника оказывается во многом тождественной свободе воображения. Но что такое свобода воображения? Является ли она синонимом социально-субъективного произвола или означает нечто большее и позитивное? Чтобы правильно ответить на эти вопросы, следует отказаться от традиционного взгляда на воображение, согласно которому его содержание отождествляется с одной лишь способностью отрицания власти образов, навязываемых человеку реальной и часто чуждой ему действительностью. Разумеется, воображение может выражаться и в такой, целиком негативной форме, помогая человеку на время и иллюзорно отстраниться от неистинной жизни. В этом случае оно выполняет чисто компенсаторную функцию, чем, однако, не исчерпывается его роль. Суть в том, что воображение есть продуктивная творческая способность, помогающая человеку проникать в будущее, перешагивая не только через правила принятого социального образа жизни и поведения, но и через самую структуру повседневной реальности. Благодаря такому, забегающему вперед, воображению человек становится не только идеальным «я» своей мечты, но и способен действительно перевоплощаться в другого человека. Именно в этом случае фантазия, содержащая в себе элемент искусства и сознательного творчества, обретает связь со свободой и идеалами, что в самом общем виде можно представить себе так: проникновение в будущее и желание двигаться вперед требуют от фантазии того, что можно назвать отстранением от существующего порядка вещей или выходом за его пределы. Но это еще не делает фантазию свободной, ибо она выступает пока в своей чисто отрицательной форме и может граничить на этой стадии с произволом и эксцессом. Чтобы стать по-настоящему свободной, фантазия должна не только {112} отрицать наличную действительность, но и предлагать какую-то позитивную альтернативу отрицаемой реальности. В противоречивости этих двух функций, в отрицании и в утверждении, фантазия схватывает и фиксирует переход «старого», реального существующего мира в «новый», но еще не существующий мир, в чем конкретно и выражается ее свобода.
|
|
|
|
|
|
Свобода воображения, конечно, не является объективной свободой в силу своей ирреальности. Объект воображения, хотя он и адекватен в каких-то своих элементах действительности, тем не менее противостоит ей как нечто материально несуществующее, как идеал или, точнее, утопия, поскольку речь идет о фантазии, ориентированной на поиск новых, более совершенных форм социального бытия, т. е. о своего рода социологическом воображении, характерном для праздника, где такое воображение является к тому же и художественным, хотя бы отчасти, а следовательно, связано с «красотой» и «гармонией».
|
|
|
Таким образом, продуктивная роль воображения сводится к конструированию идеалов и не распространяется на то, что можно назвать их реализацией в самой действительности и что является прерогативой социальной практики в целом. Нечто подобное мы имеем в случае «праздничной свободы», подчиняющейся принципу фантазии. Она также во многом условна и ирреальна. Это свобода «для себя», но не для реального мира в целом, свобода как социально-психологическое состояние, реализующееся в праздничном мироощущении, в предельно раскованном и обращенном в будущее воображении, в утверждении идеала «красоты» и нового социально-политического идеала. Как это ни покажется парадоксальным, но именно в этом своем ирреальном качестве «праздничная свобода» представляет наибольшую опасность для любой застойной социальной системы, которая, защищая себя, стремится подчинить «праздничную свободу» принципу реальности или необходимости. Внешне это напоминает легализацию «праздничной свободы», когда она из свободы «для себя» становится свободой для мира в целом, обретает значение объективной, положительной свободы как результата взаимодействия отрицаемой социальной реальности с реальностью грядущей, заданной продуктивным воображением и воплощающейся в материальные {113} формы. Внутренне же подчинение «праздничной свободы» принципу реальности или необходимости имеет другой смысл и сводится к тому, чтобы обезопасить ее, что достигается различными способами: игрой в равенство, поощрением чрезмерности и хаоса в проявлении инстинктивных и неупорядоченных элементов человеческой психики, сращением ритуала с идеологией господствующего класса или, наоборот, деритуализацией, ведущей к индивидуалистической абсолютизации различий и оттенков в понимании свободы вообще и «праздничной свободы» в частности. Но при всем различии этих способов объектом подавления является свободное воображение, его творчески-созидательные возможности. Они либо полностью атрофируются, либо переводятся в безопасные предписанные формы и становятся репродуктивными, либо, наконец, оказываются носителями архаических идеалов и представлений о «райской» жизни. В результате этого «праздничная свобода» утрачивает свою социально-художественную специфику и перестает быть формой утверждения как художественного, так и социально-политического идеала.
Отменяет ли развернутое здесь понятие «праздничной свободы», каким оно предстает в условиях классового, построенного на угнетении общества, социальное и эстетико-культурное значение самого праздника? Нет, конечно. Оно лишь заставляет с большей осторожностью судить об этом значении, точнее и тщательнее определять меру социальной свободы, даруемой праздником в ту или иную историческую эпоху, что мы и хотим проиллюстрировать на ряде примеров.
С теоретической точки зрения праздник, вне всякого сомнения, означает свободу. Иначе обстоит дело практически. В досоциалистической истории мало найдется примеров, когда праздник по-настоящему олицетворял собой позитивную свободу. Одним из таких примеров являются празднества в Афинах, в частности, разобранный выше праздник Великих Дионисий. Большинство празднеств в истории на всех ее этапах олицетворяло собой отрицательную свободу, «свободу от» труда («праздность»), от норм будничной жизни, от правил обычного поведения, в лучшем случае свободу как психологическое состояние, как оргиазм, экстаз и др. Праздник (теоретически) должен создавать подлинную общность, но в условиях классового {114} расслоения, в условиях неравенства и эксплуатации он чаще всего имеет дело с мнимыми общностями, суррогатами коллективизма. С тех пор как существует государство, одной из главных задач праздника является задача сглаживать классовую разобщенность во имя целостности социальной системы. Наиболее древним и вместе с тем ярким примером в этом отношении выступают массовые празднества и зрелища Древнего Рима, где сложился знаменитый лозунг «Хлеба и зрелищ» и где впервые был опробован во всех деталях способ с помощью именно праздника создавать достаточно стабильную общность разноплеменных, но, главное, социально и имущественно противостоящих друг другу классов и групп, искусственным путем нагнетать психическое ощущение «мы» во имя целей, чуждых подлинным интересам большинства вовлекаемых людей. Последующие эпохи дают немало аналогичных примеров. Так, в царской России сразу же после разгрома восстания декабристов стали усиленно культивировать всевозможные праздничные увеселения. Сначала Адмиралтейская площадь и набережная Невы, а затем и Марсово поле на рождество и масленицу регулярно застраивались балаганами, катальными горками, каруселями, что наряду с другими праздничными мероприятиями (царские юбилеи с бесплатным угощением) активно «работало» на проводимую тогда политику единства самодержавия, православия и народности. Нечто подобное повторилось после 1861 г. Отмене крепостного права в России, как известно, предшествовал общественный подъем, и царское правительство приложило огромные усилия, чтобы общественную инициативу, общественные страсти, стихийно сформировавшиеся в тот момент, увести в безопасное для себя русло. Им стал праздник и сопутствующие ему развлечения. О том, как это происходило, написал в одном из своих фельетонов, запрещенных тогда цензурой, В. Слепцов.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 382; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!