Праздник и охранительная политика царского правительства
«Жизнь наша, — писал Слепцов, — треснула как раз по самой середине и распалась на две равные части: на труд и безделие, на будни и праздник. Потому-то, — иронизировал {115} он, — нам так легко и Живется… Возьмем народные гульбища, публичные увеселения в Петербурге. Многие смотрят на увеселения слишком легко и не придают им большого значения. Такой взгляд неоснователен. Стоит только оглянуться немного назад и сравнить то, чем занималась хоть бы наша петербургская публика год или полтора тому назад, с тем, что она делает теперь. То время, о котором… речь, — время всеобщего напряжения и возбужденных страстей, время шатания по площадям и аудиториям, время публичных лекций, воскресных школ и разных историй (имеются в виду вспышки недовольства политикой царского правительства в связи с тем, как проводилась реформа. — А. М.). Все это было еще так недавно. И вот прошел какой-нибудь год с небольшим. Публичные лекции заменены публичными балами воскресные школы картами…
Наше современное общество не хуже римского (Слепцов имеет в виду Древний Рим. — А. М.) осознало важность публичных увеселений и употребляет все средства для того, чтобы публика не скучала… потому что мрачное расположение духа всегда влечет за собой недовольство и нарушение общественного порядка. Следовательно, скука не должна быть терпима в благоустроенном обществе. Очень успешное приложение этого принципа мы видели в продолжение всего нынешнего зимнего сезона, завершившегося сырною неделею.
|
|
|
Благодаря благоразумным мерам, принятым нынешний год для обеспечения веселости в обществе, наша публика решительно не имела времени скучать… чему немало способствовало удешевление спиртных напитков и чрезмерное увеличение числа питейных заведений…
Попечение о рабочем классе в особенности резко бросалось в глаза… Так как доказано, что глубина взгляда и сосредоточенность в низших слоях общества не приводит ни к чему хорошему, а влечет за собой только мрачные мысли и желание уклоняться от исполнения своих обязанностей, то для предупреждения таких печальных последствий… были приняты энергичные и деятельные меры, состоящие в том, чтобы приискать по возможности развлечения и для низшего класса общества.
Для этой цели вновь введены были запрещенные прежде некоторые публичные игры и лотереи. Игры, в особенности лото, домино, фортунка и нечто вроде рулетки, {116} оказали такое успешное действие и так понравились что полиция нашла возможным дозволить их и в питейных заведениях, присоединив к ним и карты. Удовольствий было вполне достаточно Народ пьянствовал, смотрел на паяцев, на зверей и на катающихся господ и затем ночевал в части»[118].
|
|
|
Слепцов, нарисовавший эту характерную для русской пореформенной эпохи картину того, как праздник и со провождающие его всевозможные развлечения использовались в инструментальных, угодных для правящего класса целях, вовсе не был противником праздника как такового. «Для трудящихся слоев, — писал он, — праздник — вещь необходимая, как отдых от труда. Для этих людей развлечение не составляет роскоши рабочему человеку праздник служит удовлетворением физиологической потребности, и при том столь же важной потребности, как сон, баня и чистый воздух, веселое расположение духа и отчасти легкомысленное препровождение времени один раз в неделю составляет необходимое условие, при котором труд из-за насущного хлеба может быть сносным»[119]. Слепцов считал, что «труд как умственный, так и механический дает человеку неотъемлемое право на известного рода наслаждение, без которого настоящая и упорная работа превратилась бы в невыносимую пытку»[120]. Из этого он выводил исключительное право рабочих на праздник, сознавая вместе с тем извращенный характер праздничной жизни, что определялось нечеловеческими условиями их труда и социального быта: «К категории людей, имеющих неотъемлемое право на развлечение, следует отнести рабочий класс, то есть класс людей, занимающихся чисто механическим трудом. Эти люди больше, нежели кто-нибудь, имеют право пользоваться развлечениями уже по самому свойству труда, не дающего рабочему человеку почти никакой возможности упражнять свои умственные способности — труда, лишающего его того наслаждения, которое испытывает человек, занятый умственной работой. И так как жажду к наслаждениям никаким трудом убить невозможно, то понятно, {117} что жажда эта (усиливается у чернорабочего)… несравненно сильнее, нежели у художника или ученого. Какого рода наслаждение, это другой вопрос»[121].
|
|
|
Наблюдательность Слепцова, помимо всего прочего, проявилась и в том, что он, говоря о тех грубых формах праздничного наслаждения, к которым вынуждены были в силу своего развития и социальных условий существования прибегать низшие классы, обратил внимание на одну характерную перемену, которая произошла в русском народе с отменой крепостного права. «В последнее время, — писал он, — замечено было в низших слоях общества какое-то охлаждение к тем невинным удовольствиям, которым народ с такою любовью предавался еще два года тому назад. Балаганы… потеряли для него много своего прежнего значения. Взгляд народа стал глубже и сосредоточеннее»[122]. Перемена в психологии, в настроении народных масс, замеченная Слепцовым, в дальнейшем, как известно, проявилась в росте недовольства и подъеме пролетарского освободительного движения. В этих условиях способ с помощью массовых праздничных гульбищ разрежать общественные страсти, отвлекать внимание народа от того бедственного положения, в котором он пребывал, оказывался уже двусмысленным. В ситуации, когда начало оформляться самосознание народа и окрепла оппозиция власти, праздничные сборища могли иметь для царского правительства обратный результат. И в 1897 г. царское правительство, напуганное ростом революционных настроений среди рабочего класса, запретило народные гуляния, устраиваемые по случаю праздников (рождество, масленица и др.) в Петербурге на Марсовом поле и в Москве в Сокольниках, на Девичьем поле и на Воробьевых горах.
|
|
|
{118} Карнавал с социальной точки зрения
В Европе несколько иначе обстояло дело с праздничной культурой. Там, в основном в романских странах, существовал карнавал. Под знаком этого по-настоящему народного праздника складывалась на протяжении многих веков жизнь масс. Карнавал, расцвет которого пришелся на средневековье, давал значительно больше свободы, чем любой из русских дореволюционных праздников. Но и здесь праздничная свобода выступала чаще всего в своей превратной форме как «свобода от», характеризовавшаяся всплеском эксцесса, и напоминала то, что можно назвать социальным пароксизмом, предполагающим публичную демонстрацию грубых, инстинктивно-биологических и неупорядоченных элементов человеческой жизни. Об этом необходимо сказать потому, что многие оценивают карнавал как идеал народного праздника вообще, чему в немалой степени способствовал Бахтин, предложивший замечательную во многих отношениях, но тем не менее одностороннюю трактовку этого исторического явления. Эта односторонность объясняется отстранением Бахтина от чисто социальных моментов карнавала, что привело к идеализации карнавальной свободы.
Так, характеризуя карнавал в сопоставлении его с официально-церковным праздником эпохи феодализма, Бахтин пишет: «В противоположность официальному празднику карнавал торжествовал… освобождение от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов. Это был подлинный праздник времени, праздник становлений, смен и обновлений. Он был враждебен всякому увековечению, завершению и концу. Он смотрел в незавершимое будущее»[123].
Мы привели эту выдержку из книги Бахтина, чтобы показать, что его представление о карнавале целиком и полностью сводится к тому, что карнавал является реальным воплощением идеала свободной в социально-политическом отношении жизни. Между тем это далеко не так, хотя бы потому, что реализуемый в карнавале идеал имел ретроспективный характер и отнюдь не был {119} нацелен на будущее. Карнавальная свобода, разумеется, принципиально отличалась от «свободы» официального праздника, что не мешало ей, вопреки собственной природе, также утверждать стабильность, неизменность и вечность существующего общественно-политического миропорядка. Словом, трактовка карнавала, предложенная Бахтиным, требует некоторых корректив с социологической точки зрения, так как в таком виде она может породить ряд иллюзий, недопустимых в теории праздника.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 405; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!