Специфические аспекты «позитивной» мысле-этики
Новое Мышление попыталось открыть человеку новые горизонты творящей силы мысли, привить оптимистический взгляд на мир, наделить безличный абсолют привлекательными эпитетами личностного Бога: Жизнь, Мудрость, Любовь … Однако, отождествляя их с Законом, «позитивные мыслители» не заметили катастрофической инфляции этих понятий. Любовь невозможна со стороны безликого закона, как невозможно прощение по закону кармы. «Божественная любовь не есть справедливость, в ней даётся безмерно больше, чем по справедливости должно даваться. Это и есть тайна Христа, тайна избыточной, благодатной любви, которая разбойнику обещает сегодня же достижение Царства Божьего», - писал Н. Бердяев[568]. Декларация безграничного могущества воли, воплощенной в позитивной мысли, оборачивается безграничной ответственностью волящего субъекта за результат своего воления. Неудача не может быть списана на чужую волю, её груз полностью ложится на плечи позитивного мысле-практика. Соотнесённость Божества с Законом, характерная как для Нового Мышления, так и для «ДВ», обнажает неприглядные стороны позитивной мысле-этики, которые сразу не видны за блеском радужного оптимизма.
Основатель «ДВ» К. Хейгин списывает неудачу исцеления на самих «пациентов» - позитивных исповедников. «Многие люди спрашивали меня, почему они не исцеляются. Я всегда улыбаюсь и говорю им, что они сами уже сказали, что не исцеляются. Их слова выдали их»[569]. Хейгин хочет сказать, что причина неудачи заключена в негативном исповедании, скрытом в самой постановке вопроса. Дескать, сами виноваты – слабо верили, от того и утеряли свое исцеление[570]. Такой ответ со стороны учителей «ДВ» является наиболее распространенным и логически безупречным. Ответственность за неудачу самоисцеления верой не на кого больше возложить, кроме как на субъект этой веры, то есть на самого адепта.
|
|
|
«Это довольно жестоко, не правда ли? Богословие «Слова веры» … всегда обвиняет ищущего в недостатке веры, когда исцеление не происходит. Хейгин описывает инцидент, когда он пытался исцелить женщину, больную артритом. Её болезнь была столь тяжела, что она не могла ходить. Хейгин был расстроен нежеланием женщины встать из её кресла – каталки. – Я указывал пальцем на неё и говорил: «Сестра, неужели у Вас нет ни унции веры?» Без раздумий она вымолвила: «Нет, брат Хейгин! Я не верю, что я когда-либо исцелюсь. Я пойду в могилу из этого кресла». Как она сказала, так и сделала. Мы не были виноваты»[571].
Родная сестра К. Хейгина умерла от рака, поскольку, в представлении К. Хейгина, это был выбор её веры. Она не захотела стать здоровой. Подобный взгляд на больных как нежелающих выздороветь, влекущий за собой осуждение их в маловерии, - это не субъективная чёрствость или бессердечие того или иного проповедника. Это объективный этический феномен доктрины творящей Веры, в рамках которой «спасение утопающих» может быть только «делом рук самих утопающих».
|
|
|
Определённые этические параллели чёрствого отношения к неумелым пользователям «закона веры» можно обнаружить и в Новом Мышлении. Милостыня, поданная нищему, укрепляет его в ложном убеждении о своей нищете, в то время как стоит ему только помыслить о себе позитивно, как карманы вскоре наполнятся деньгами. Яркий представитель Нового Мышления, создатель «Религиозной науки» Э. Холмс утверждает: «Некоторые могут сказать: «А как же бедные? Что делать с ними?». В них есть та же Сила, что и во всех других. Благотворительность ещё никогда не избавляла мир от нищеты … В тысячу раз полезнее объяснить человеку, как добиться успеха, чем внушать, что ему необходима чья-то благотворительность. Нам незачем слушать всех этих нытиков»[572].
Другой представитель «позитивного мышления», калифорнийский популяризатор «ментализма» А.В. Сегно, выступая в 1911 г. в московском Политехническом музее, вдохновил москвичей оптимистической лекцией «Ментализм – путь к счастью и успеху». Сегно излагал знакомые идеи Нового Мышления: мы – часть «Великого Разума», «вера излечивает большее количество больных, чем все лекарства», «природа прочтёт ваши мысли и исполнит их» и т.д. Лектор отдал должное симпатическому принципу «подобное привлекает подобное», которому подчинена «эфирная энергия» мысли. «Если вы жаждете успеха, то встречайтесь только с людьми успеха, избегая неудачников, если жаждете веселья, избегайте людей грустных, если жаждете здоровья, избегайте больных»[573]. Выступление Сегно носило в большей степени светский «научный» характер, поэтому оратор не счёл нужным увязать своё учение с Библией, например с «Был … болен и … не посетили Меня» (Мф.25:43)
|
|
|
Аналогичную этику, выведенную из симпатического принципа магии, предлагал в XVI в. родоначальник оккультизма Г. К. Агриппа Неттесгеймский: «философы запрещают посещать злых людей и несчастливых, так как их души, будучи исполнены скверных излучений, сообщают свою заразу тем, кто приближается, ибо, так же, как распространяется запах зловонной вещи, так же исходит нечто скверное от человека, а то, что входит, сохраняется подчас долго. И, напротив, они рекомендуют посещать хороших людей, т.к. от них исходят хорошие эманации» [574].
|
|
|
Ранний деятель метафизического движения У. Эванс считал, что поток жизни переполнен заразными микробами – болезненными идеями и ошибочными верованиями. Эти скрытые причины или болезненные мысленные бактерии при определённых условиях обретают приют в человеческих душах и прорастают в материи мозга. Со временем эти проросшие семена развиваются в физическую болезнь[575]. Такое представление проливает дополнительный свет на особенности симпатической мысле-этики.
Поведенческая психология адептов «ДВ» часто следует в русле подобной мысле-этики, продиктованной симпатическим принципом. «Из-за уверенности в том, что слышание «отрицательной исповеди» может заразить веру, не многие в «ДВ» желают быть рядом, и ещё меньше – слушать тех, кто серьезно болен, в их собственных церквях. В основном, у церквей Веры есть незначительное или вовсе никакого пастырского попечения о хронически и неизлечимо больных верующих. Такого верующего избегают, он изолирован и подвергнут остракизму, как если бы он был неверующим – каковым он и является по определению, иначе в первую очередь он не был бы болен»[576].
Утешение, которым учителя Веры одаривают такого больного, напоминает, по мнению некоторых критиков, то, как друзья пытались утешить больного проказой Иова. Елифаз, Вилдад и Софар считали, что несчастье Иова случилось из-за его тайного, нераскаянного греха, поскольку болезнь в их понимании не могла иметь другой причины. Хотя время Иова предшествовало дарованию Закона на Синае, друзья Иова ограничивают Творца контрактным характером взаимоотношений с человеком, таким, каким он им видится. Бог как идеальный автомат, не может отказать, не может не дать блага при условии выполнения человеком своей части контрактных обязательств. Если Бог ограничен и связан договором, ответственность за отрицательный результат должна заключаться всецело в «человеческом факторе», где-то допущена ошибка, сбой в действиях самого человека.
Точно так же юридически мыслят и сторонники «ДВ». Болезнь есть исключительно «проклятие закона», от которого нас избавил Христос. Значит, болезни больше нет места в жизни человека. Но, поскольку это достигается исповеданием веры, неудачу исцеления следует искать в неудачном исповедании, и более нигде. Лидер «Религиозной науки» Нового Мышления Э. Холмс выразил это так: «Однако согласно закону, который невозможно отрицать, вы, должно быть, думали что-то такое, что привело к неудаче. Возможно, вы думали, что неудача может прийти, или каким-нибудь другим путём дали ей войти в ваш разум»[577].
Помимо чисто этической стороны, проглядывает ещё одна существенная сторона вопроса. Позитивные исповедники постулируют примат духовного «закона веры», а срыв желаемого результата приписывают некорректности собственных действий. Но именно по такому шаблону выстроена и магия. Магическое сознание уверено, что духи или боги подчиняются законам и их непослушание возможно лишь вследствие нарушения алгоритма магической процедуры. Социолог М. Мосс пишет: «Естественно, впрочем, что в случае неудачи маги прикрываются сложностью процедуры и нарушениями формы»[578]. Туже мысль находим у оккультиста Агриппы Неттесгеймского: «духи часто являются, но не показываются при испуге вызывающего, или если была ошибка или упущение относительно предметов, употребляемых во время операции. Такое своеволие духов происходит неспроста, но вследствие упущения, и в следующие дни они покорно являются»[579]. Магия не может допустить произвола Бога или богов. Это аннулировало бы существование закона как инструмента подчинения высших сил, а значит, и магические способности как таковые. Инструменту «позитивного исповедания» веры не окажется места, если признать волю Божью активной, а зачастую иррационально действующей в жизни христианина, тогда магическая схема конвертируется в религиозную с её просительным обращением к сакральному.
Поэтому, как и друзья Иова, учителя «ДВ» отказывают Богу в монархическом абсолютизме. Они перетолковывают «Книгу Иова» в ключе «позитивного исповедания». «Бог оградил Иова от напастей (Иов 1:10), но Иов разрушил эту защиту своей отрицательной исповедью страха: «ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне» (Иов 3:25). Когда Иов в конечном счёте раскаялся в своем страхе и помолился за своих друзей, Бог возвратил ему здоровье и благосостояние (Иов 42:1-10). Это – «истинная» история Иова, говорят учителя Веры»[580].
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 219; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!