Бесплодные усилия русского конституционализма
Попытки ограничения «безграничного произвола на вершине» в Петербургский период предпринимались неоднократно. Самой значительной и близкой к успеху из них была «затейка» Верховного тайного совета, высшего совещательного органа империи, учрежденного вскоре после смерти Петра I. Преобладавшие там «сильные персоны» – князья Голицыны и Долгорукие, среди которых особенно выделялся Дмитрий Михайлович Голицын, пригласив в 1730 г. на ставший в очередной раз вакантным русский трон племянницу Петра – вдовствующую герцогиню Курляндскую Анну Ивановну, поставили ей обязательным условием подписание «кондиций», по сути юридически ликвидировавших самодержавие. Неверно считать, что «верховники» отстаивали только свои личные корыстные интересы. В «кондициях», сначала подписанных, а потом разорванных Анной, содержались требования к монарху без согласия ВТС «ни с кем войны не всчинать», «миру не заключать», «верных наших подданных никакими новыми податми не отягощать», «у шляхетства живота и имения и чести без суда не отъимать». Первые три пункта были актуальны для всех слоев населения, измученных петровской военно‑налоговой вакханалией. Последний – наконец‑то давал правовые гарантии всему русскому дворянству.
В форме присяги императрице, разработанной «верховниками», понятие «самодержавие» полностью отсутствовало, а от присягающего требовалось быть верным не только государыне, но и «государству», «отечеству», что существенно поднимало уровень тогдашней русской правовой культуры. Там же речь идет о том, чтобы «х купечеству иметь призрение, и отвращать от них всякие обиды и неволи, и в торгах иметь им волю, и никому в одни руки никаких товаров не давать (то есть речь идет о запрещении монополий, активно практиковавшихся при Петре. – С. С. ), и податми должно их облехчить» и «крестьян податми сколько можно облехчить, излишние росходы государственные разсмотрить». Декларировалось расширение совещательного начала в государстве: «Будет же когда случитца какое государственное новое и тайное дело, то для оного в Верховный тайный совет имеют для совету и разсуждения собраны быть Сенат, генералитет, и калежские члены и знатное шляхетство; будет же что касатца будет к духовному управлению, то и синодцкие члены и протчие архиереи, по усмотрению важности дела». «Верховники» планировали созвать комиссию для разработки новых законопроектов, в которую должны были войти 20–30 выборных от шляхетства. Причем в случае, если комиссия будет касаться церковных, военных или торговых вопросов, то следовало привлекать к их обсуждению выборных от духовенства, «военных людей» и купечества, «и тех выборных от всякого чина допускать в совет и давать им ровные голосы».
|
|
|
По точной формулировке П. Б. Струве, в «кондициях» и других документах «верховников» «заключены были в зародышевом виде две основные здоровые идеи конституционализма. Это: 1) идея обеспечения известных прав человека, его личной и имущественной неприкосновенности; 2) идея участия населения в государственном строительстве». Неверно также считать, что шляхетство было сплошь за самодержавие, напротив, из его среды было выдвинуто несколько конституционных проектов, но их создатели и «верховники» не смогли найти между собой компромисс (в дворянских проектах планировалось значительно расширить число членов ВТС), и в результате в момент конфликта «сильных персон» и императрицы шляхетство взяло сторону последней, надеясь, что она удовлетворит их требования лучше. Кое‑какие льготы дворянство действительно приобрело, но не политические или даже гражданские права, взамен получив все прелести «бироновщины», оставшейся в памяти «благородного сословия» как одна из самых черных эпох в его истории.
|
|
|
В 1762 г., после вступления на престол Екатерины II, воспитатель цесаревича Павла граф Никита Иванович Панин предложил одновременно учредить Императорский совет из 6–8 сановников, без согласования с которым императрица не могла принять ни одного закона, и усилить значение Сената, которому давалось право представлять возражения на «высочайшие указы». Екатерина, чье положение на троне было тогда еще очень шатким, несколько месяцев раздумывала над этим демаршем и даже подписала составленный Паниным соответствующий манифест, но позже, поняв, что реальной общественной силы за его автором нет, оторвала от документа свою подпись. Несмотря на почтение к Монтескье и энциклопедистам, императрица ограничивать свою власть явно не желала, и откупилась от дворянских притязаний дарованием первому сословию неотъемлемых гражданских прав.
|
|
|
Панин, однако, не расстался с конституционными намерениями и вместе с братом Петром и Д. И. Фонвизиным принялся обдумывать проект «фундаментальных законов» для России, где весьма четко изложена суть проблемы: «Где… произвол одного есть закон верховный, тамо прочная общая связь и существовать не может; тамо есть государство, но нет отечества, есть подданные, но нет граждан, нет того политического тела, которого члены соединялись бы узлом взаимных прав и должностей… Государь… не может… ознаменовать ни могущества, ни достоинства своего иначе, как постановя в государстве своем правила непреложные (курсив мой. – С. С. ), основанные на благе общем, и которых не мог бы нарушить сам, не престав быть достойным государем». Никита Иванович возлагал все надежды на воцарение своего воспитанника, но не дожил до этого дня, и слава богу, ибо разочарование было бы слишком жестоким – сын отнял у дворянства даже то, что дала мать. Трудно поверить, что автор афоризма «велик в России лишь тот, с кем я говорю и пока я с ним говорю» некогда сочувственно внимал панинским мечтам. Есть сведения, что руководители антипавловского заговора 1801 г. П. А. Пален и Н. П. Панин (племянник Н.И.) планировали после переворота установить конституционное правление.
|
|
|
«Дней Александровых прекрасное начало», когда на престол взошел монарх, практически не скрывавший своих республиканских убеждений, породили немало конституционных проектов, наиболее значительные из которых – и по глубине мысли, и по возможностям их реализации – разработки Михаила Михайловича Сперанского. Заказчиком их был сам царь. Сперанский основывался на разделении законодательной, исполнительной и судебной властей, осуществлявшихся различными учреждениями: первая – Государственной думой, вторая – министерствами, третья – Сенатом. Хотя право законодательной инициативы оставалось почти исключительной прерогативой императора, четко прописывалось, что «никакой новый закон не может быть издан без уважения Думы» и что «установление новых податей, налогов и повинностей уважается в Думе»; предполагалась ответственность министров перед «законодательным сословием». Думское начало должно было проникнуть всю Россию, начиная с волостного уровня, из депутатов губернских дум образовывалась уже дума Государственная. В думских выборах получало право принимать участие, кроме дворян, «среднее состояние» (купцы, мещане, государственные крестьяне). Все эти предложения были похоронены после отставки Сперанского, о которой уже говорилось выше.
В 1820 г., по поручению Александра I, Н. Н. Новосильцов разработал проект Государственной уставной грамоты Российской империи – в ней фигурировал двухпалатный Государственный сейм, который «законодательной власти государя содействует», вплоть до права вето. Кроме того, Уставная грамота содержала «ручательства» всевозможных свобод – вероисповедания, «тиснения» (то есть печати), неприкосновенность личности и собственности, утверждала «коренной российский закон: без суда никто да не накажется». Но несмотря на то что император «был действительно близок к реальному введению в России пусть крайне ограниченной, но все же конституции» (С. В. Мироненко), обнародовать этот документ и придать ему силу закона он так и не решился. В конце 1822 – начале 1823 г. Александр окончательно покончил с планами политических реформ.
С той поры до начала XX в. верховная власть в России никогда более всерьез не задумывалась над вопросом своего законодательного самоограничения. Даже пресловутая «конституция» М. Т. Лорис‑Меликова 1881 г. не предполагала ничего более, чем включение в ГС выборных от земств; «Земский собор» Н. П. Игнатьева 1882 г. также имел чисто совещательное значение. Начиная с «Русской правды» П. И. Пестеля и «Конституции» Н. М. Муравьева, ограничительные проекты, заслуживающие разговора не только в кругу узких специалистов‑историков, стали уделом нелегальной политической оппозиции, легальной в Российской империи не могло быть по определению.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 226; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!