Медленное и постепенное распространение

Чем больше проходило времени, тем больше возрастали привязанность и любовь иранцев по отношению к исламу, все больший размах приобретал дальнейший их переход в ислам, а также оставление ими своих прежних религий и учений, былых традиций и обычаев.

Лучшим примером является персидская литература. С течением времени ислам, Коран и хадисы оказывали на персидскую литературу все большее воздействие. Влияние ислама на произведения писателей, поэтов, даже ученых, начиная с шестого и седьмого веков, возрастает и становится все более заметным по сравнению с поэтами, писателями и учеными третьего и четвертого веков. Эта истина является абсолютно очевидной, благодаря сопоставлению произведений Рудаки и Фирдоуси с произведениями Мевляна, Саади, Низами, Хафиза и Джами.

В предисловии к книге «Хадисы маснави»[57] после того, как говорится: «с древнейшей эпохи в персидской поэзии ощущается влияние содержания хадисов» и, с указанием в качестве примера на поэзию Рудаки, говорится так:

«начиная с конца четвертого столетия, исламская культура полностью распространилась на всю территорию Ирана. В различных регионах страны были основаны школы, мусульманская вера одержала победу над другими религиями, а сопротивление, оказываемое зороастрийцами, во всех городах потерпело окончательное поражение. На основе ислама начала зарождаться иранская культура, в то время как арабская литература и принципы мусульманской религии ислама легли в основу обучения и образования. В это время естественным образом возросло внимание поэтов и писателей к цитированию арабских слов и произведений, а слова, устойчивые выражения и высказывания ученых и деятелей прошлого (доисламского периода) стали меньше употребляться поэзии и прозе. Так, согласно сопоставлениям, в речах Дакики, Фирдоуси и других поэтов эпохи Саманидов и начала эпохи Газневидов имена Заратуштры, Авесты и Бузурджмихра и его постановления можно встретить чаще, чем в поэзии Онсори, Фаррохи и Манучехри, которые жили в конце четвертого, начале пятого веков.

История также свидетельствует, что чем более возрастала политическая независимость иранцев, тем более увеличивалось их принятие духовных и практических принципов учения ислама.

Династии Тахиридов, Буидов и другие, обладавшие относительно полной политической независимостью, никогда не помышляли о том, чтобы вновь возродить Авесту и следовать ее повелениям в своей жизни, а наоборот, прилагали непрестанные усилия к распространению истин ислама.

По прошествии столетия после завоевания Ирана мусульманами иранцы создали великую военную силу. Вследствие произвола и искажений учения ислама, на которых основывалась власть халифов Омейядов, простые мусульмане не испытывали к ней никаких чувств, кроме безразличия, кроме разве что арабов, действиями которых руководил национализм. Будучи сильными и могущественными, иранцы могли передать халифат от династии Омейядов династии Аббасидов. В конце концов, если бы они тогда стремились к созданию независимой политической державы или же к возрождению своей прежней религии, это было полностью в их власти. Однако они не помышляли тогда ни об основании независимой от власти халифата державы, ни о возрождении прежней религии и отказа от новой веры. До того времени они полагали, что с переходом халифата от одной династии к другой они смогут достичь своей мечты о жизни под сенью исламской державы и в свете священного Корана.

Так было до того времени, пока не наступила эпоха Аббасидов и они не разочаровались также и в них. В эпоху Аббасидов произошла война между Тахир Ибн Хусейном и иранским войском, поддерживающими Мамуна с одной стороны, и арабским войском и Али Ибн Иса, поддерживающими Амина, – с другой. Победа, одержанная Тахиром Ибн Хусейном над войсками, поддерживающими Амина, еще раз продемонстрировала, что в распоряжении иранцев находится значительная военная мощь. В то же время, тогда иранцы также не помышляли ни о политической независимости, ни об отказе от ислама. Иранцы задумались о политической независимости тогда, когда абсолютно разуверились во власти арабов и в том, что эта власть является истинно исламской.

Однако в то же время, они ограничились лишь политической независимостью, и по-прежнему сохранили безграничную преданность священному учению ислама. Большинство иранцев приняли ислам в период политической независимости Ирана. Иран получил политическую независимость с начала третьего века хиджры, и до этого времени многие иранцы все еще исповедовали прежние религии, такие как зороастризм, христианство, сабеизм и даже буддизм. Заметки путешественников, относящиеся к третьему и четвертому векам, повествуют о том, что до этого времени в Иране существовало множество храмов огня и христианских церквей. Впоследствии постепенно их количество уменьшилось, и их заменили мечети.

Исламские историки приводили имена некоторых иранцев, которые сохраняли приверженность зороастрийской религии до второго, третьего и даже четвертого веков хиджры, были окружены уважением в мусульманском обществе, а затем перешли в новую веру. Они пишут о том, что Саман, основатель династии Саманидов, происходивший из рода султанов Саманидов, который был одним из знатных людей Балха, принял ислам приблизительно во втором веке, Кабус, основатель династии правителей, также обладавших властью и могуществом, принял ислам в третьем веке, Махиар Дейлами, искусный и прославленный иранский поэт, принял ислам в конце четвертого века.

Народ Табаристана и северных провинций Ирана спустя три столетия после хиджры, по-прежнему не знали нового учения и предпринимали восстания против власти халифов. Большинство жителей Кермана на протяжении всего периода правления Омейядов сохраняли приверженность прежней религии, и в эпоху Истахри (автора книги «Аль-масалик ва аль-мамалик») составляли большинство зороастрийцев Фарса. Макдиси, автор книги «Ахсан ат-такасим», один из крупнейших историков и географов исламского мира, сам совершил путешествие в Иран, и на 39, 420 и 429 странице своей книги упоминает о зороастрийцах Фарса, их значительном влиянии и уважении, которым они пользовались у мусульман, которое превосходило уважение к другим немусульманам.

Согласно свидетельству этого историка, в ту эпоху во время зороастрийских праздников горожане украшали все базары в городе, а также совместно с зороастрийцами отмечали с радостью и весельем древние праздники Ноуруз и Мехреган. Макдиси на странице 323 книги «Ахсан ат-такасим» так повествует о религии жителей Хорасана: «Там много иудеев и мало христиан, кроме этого там существуют общины огнепоклонников». Мас’уди, исламский историк, живший в первой половине четвертого столетия, также побывал в Иране. Он, не будучи иранцем, демонстрирует особый интерес к истории Ирана и его памятникам. В своей книге «Ат-танбих аль-ашраф» на страницах 91-92 приводит уважаемые семьи из числа жителей Истахра, в распоряжении которых находилась книга по истории Сасанидов, и которой пользовался Мас’уди. Мас’уди даже упоминает имя зороастрийского жреца той эпохи. Становится ясно, что зороастрийские жрецы пользовались среди многих зороастрийцев особым почетом.

В первом томе «Мурудж аз-захаб» на стр.382, который носит название «Фи зикр аль-ахбар ан байут Иран ва гайриха», Мас’уди упоминает зороастрийские храмы огня, в том числе зороастрийский храм в Дарабджарде.

Он пишет: «В этот год –  332 год хиджры, существует этот храм огня, и огонь этого храма зороастрийцы окружают таким почетом и уважением, так возвеличивают и обожествляют, как ни один другой огонь в другом храме».

Все эти историки сообщают, что, как мы уже сказали, переход иранцев в ислам происходил постепенно, как постепенно происходило и вытеснение исламом зороастрийской религии, ставшее особенно активным в период политической независимости Ирана. Удивительно то, что на заре ислама, который был периодом господства арабов, зороастрийцы располагали большей свободой и уважением, нежели в более поздние периоды, когда бразды правления в своей стране взяли сами иранцы. Чем большее количество иранцев принимали ислам, тем более ухудшалось положение зороастрийского меньшинства, а иранцы мусульмане проявляли больше вражды по отношению к зороастрийскому учению, нежели арабы мусульмане. Очевидно, именно эти предрассудки со стороны иранцев, недавно принявших ислам, послужили причиной того, что группа зороастрийцев покинув Иран, переселилась в Индию и образовала там секту индийских парсов.

Здесь следует привести слова М. Фрай, автора книги «Древнее наследие Ирана». На стр.396 этой книги он пишет:

«Согласно мусульманским источникам, можно сделать вывод о том, что Истахр в Фарсе, который был одним из центров зороастризма в Сасанидском Иране (другим центром был Шиз в Азербайджане) продолжал процветать и в период господства ислама. Постепенно вследствие сокращения количества зороастрийцев сеть храмов огня стала уменьшаться. Несмотря на это, большинство жителей Фарса до десятого века н.э. по-прежнему сохраняли верность зороастрийской религии, а впоследствии до периода завоевания Сельджуками в XI столетии в Фарсе проживала многочисленная община зороастрийцев. В нашем распоряжении находятся интересные хроники, повествующие о битве между мусульманами и зороастрийцами, произошедшей в городе Казеруне во времена Абу Исхака Ибрахима Ибн Шахрияра Аль-Казеруни, который был основоположником одного из суфийских орденов и скончался в 1034 году н.э.

Многие зороастрийцы приняли ислам, благодаря этому шейху, однако согласно этой книге («Муаджам аль-баладан йакут»), а также другим исламским исторчникам, можно судить, что положение зороастрийцев было по-прежнему прочным.

Во времена правления династии Буидов наместник султана в Казеруне, правивший всем Фарсом, был зороастрийцем, а имя его было Хоршид. В глазах правителя Шираза из династии Буидов, он занимал настолько высокое положение, что этот царевич из рода Буидов повелел шейху из Казеруна явиться к нему и выслушать его упреки по поводу мятежа, который он организовал с целью обращения народа в ислам (с.117-121). Мусульмане и зороастрийцы составляли две многочисленные иранские общины, а количество христиан и иудеев было весьма немногочисленным».

На странице 399 он пишет:

«Чем более большее распространение получало учение ислама, тем большее развитие получали различные течения такие, как суфизм и шиизм, и тем больше в результате появлялось прибежищ для иранцев, которые не могли следовать ограниченному и несовершенному учению зороастризма. Когда правители Ирана из рода Дейлами приняли шиизм, отобрали западные области Ирана у халифов Бадра, и, наконец, в 945 году н.э. (334г. хиджры) захватили Багдад, зороастрийская религия пришла в упадок. Другие правители из рода Буидов приняли ислам и арабский язык, так как они приобрели международный характер, и зороастрийцы теперь вытеснялись в особые районы, где проживали только они. Представляется, что в целом правители династии Буидов, исповедующие шиизм, имели обыкновение проявлять по отношению к последователям других учений терпимость и снисходительность, так как они отдавали должности халифов людям, исповедующим суннизм, а также назначали суннитов на другие официальные должности. Как мы уже сказали, к таким людям относился наместник султана, правивший в Казеруне и бывший зороастрийцем. Однако султаны династии Буидов в большей степени тяготели к арабским традициям дома Али и исламской культуре, нежели к былой славе Ирана. Например, Адад Ад-Дауле, один из падишахов династии Буидов, в 955г. н.э. (344г. хиджры) повелел высечь наскальную надпись в Персеполисе на арабском языке».

Что же послужило причиной того, что спустя столетия после упадка политического господства арабов, народ Ирана проявил еще большую склонность к исламу? Повлияло на это обстоятельство что-либо еще, помимо притяжения ислама и его близости к духу иранского народа? 

Сами независимые политические образования, созданные иранцами, которые с точки зрения политики были врагами арабских государств, в большей степени, нежели арабские государства стояли на страже ислама, поддерживали и содействовали распространению исламских наук, вдохновляли служителей ислама; оказывали помощь ученым в написании и сочинении исламских книг и в преподавании исламских наук.

Пылкость и рвение, которые проявлял иранский народ по отношению к исламу на протяжении четырнадцати столетий, даже в течение двух первых веков, которым Джон Малькольм дал название «два века молчания», не имеют себе равных ни в истории Ирана, ни в истории ислама. Речь идет о том, что ни один другой народ не проявлял столько пылкости, рвения, любви и служения по отношению к исламу, как иранский. Со своей стороны иранцы ни в одну другую эпоху не выказывали столько пылкости и рвения для достижения какой-либо иной цели (как национального характера, так и религиозного).

После обретения независимости иранцы получили возможность без малейших препятствий возродить свою древнюю религию и традиции, однако они не сделали этого, а еще более отвернулись от нее и обратились к исламу. Отчего? Оттого, что они осознавали, что ислам соответствует их разуму, идеям, врожденным устремлениям. Они никогда не лелеяли мысль о возвращении религии и обычаев, которые долгие годы были причиной их духовной опустошенности. И это – образ действий, который, как свидетельствует история, оставался непоколебимым и неизменным на протяжении этих четырнадцати веков, с тех пор, как ислам пришел на земли Ирана. И если вы видите, как в прошлом и в наше время немногочисленная группа людей, мотивы которых ясны, поднимали, и продолжают поднимать вопрос о возвращении к прежней религии и прежним традициям, не следует судить по ним обо всем иранском народе[58], ибо иранцы, как мы еще в дальнейшем подробно обсудим, много раз доказывали, что более самих арабов, считали ислам соответствующим своим духовным запросам. И подтверждение тому – искренняя служба, которую они оказывали исламу и Корану на протяжении этих четырнадцати веков, служба, которая сопровождалась поразительной искренностью и верой. В дальнейшем, на страницах этой книги мы с Божьей помощью относительно полно изложим некоторые примеры их неоценимого служения, дабы довести до ведома всех людей, что иранский народ принял учение ислама всем сердцем и душой, что ислам соответствует разуму и мыслям иранцев, и лишь он отвечает стремлениям его духа и совести. И это – та самая истина, которая заставляет нас вспомнить слова великого Пророка, который сказал: «Клянусь Богом, я вижу день, когда те иранцы, с которыми вы сражаетесь из-за ислама, будут сражаться с вами, чтобы сделать вас мусульманами».

В истории Ирана имеют место два события, которые послужили причиной того, что некоторые люди осознанно или неосознанно делают в их отношении ложные выводы, и считают их некоторой формой сопротивления и протеста со стороны иранцев по отношению к исламу, и, по крайней мере, арабам. Это – возрождение персидского языка и шиизм. Поэтому в той степени, в которой это имеет отношение к нашему вопросу, необходимо обсудить и изучить оба эти явления, одно из которых имеет отношение к нашему официальному языку, а другое – к нашей официальной религии.  

Персидский язык

Одним из доводов, приводящихся в качестве доказательства того, что ислам был навязан иранцам, является то, что часто можно услышать следующее: на протяжении этой истории иранцы сохранили свой язык, не дав арабскому языку поглотить и уничтожить его.

Удивительно! Разве принятие ислама обязывает человека, говорящего на одном языке, отказаться от своего языка и заговорить по-арабски? Где можно отыскать что-либо подобное в Коране, преданиях и законах ислама?

В учении ислама, которое носит всеобщий характер, вопрос о языке вообще не обсуждается. Иранцам никогда не могло прийти в голову, что использование и возрождение персидского языка противоречит принципам ислама, да такая мысль не могла возникнуть в принципе.

Если возрождение персидского языка было следствием борьбы с исламом, отчего тогда те же иранцы прилагали такие усилия для благоустройства арабского языка, его правил, грамматики, смыслового соответствия, красноречия и риторики? Никогда арабы не вносили такого вклада в развитие арабского языка, как иранцы. Если бы возрождение персидского языка было вызвано борьбой против ислама, арабов или арабского языка, вместо множества словарей, книг по грамматике, красноречию и риторике, составленных для арабского языка, иранцы составляли бы словари, книги по грамматике, красноречию и        риторике персидского языка, или, по крайней мере, не предпринимали бы столько мер к его распространению и развитию. Иранцы не считали, что персидский язык в чем-либо противоречит исламу или арабам, также они не считали арабский язык чужим. Они считали арабский язык языком ислама, а не языком арабских племен, а так как ислам предназначен для всех народов, они считали арабский язык своим достоянием и достоянием всех мусульман.

Истиной является то, что если другие языки, такие, как персидский, турецкий, английский, французский, немецкий являются языками одной нации или народа, арабский язык является единственным языком одной книги. Например, персидский язык – это язык, который принадлежит одному народу и одной национальности; бесчисленное количество людей способствовало поддержанию его жизни; если бы кто-либо один из них не существовал, персидский язык все же существовал бы в мире. Сам по себе персидский язык не является языком какой-либо определенной личности или книги, это не язык Фирдоуси, Рудаки, Низами, Саади, Мевляна, Хафиза и не чей-либо еще, это язык всех вышеперечисленных поэтов. Однако, арабский язык представляет собой язык одной книги, название которой – Коран. Лишь Коран охраняет, поддерживает и обеспечивает жизнь и устойчивость этого языка. Все произведения, созданные на этом языке, возникли на основе Корана и благодаря ему. Грамматические науки, которые были созданы для этого языка, появились благодаря Корану.

Если люди вносили вклад в развитие этого языка и писали на нем книги, все это было благодаря Корану. Книги по философии, мистицизму, истории, медицине, математике, праву и т.д., переведенные на этот язык или написанные на нем – всему причиной Коран. Итак, поистине, арабский язык является языком одной книги, а не языком какой-либо народности или нации.

Если по сравнению со своим родным языком, выдающиеся люди признавали за этим языком право на большее уважение, причиной этого было то, что они считали его не языком какого-либо определенного народа, а языком своей религии. Тем более, они не считали это унижением по отношению к своему народу и национальности. Чувства людей, не являющихся арабами, были таковы, что арабский язык является языком религии, а их родной язык – языком народа.

Мевляна, после нескольких своих известных стихов в маснави, написанной по-арабски:

اقتلونی اقتلونی یا ثقات          إن فی قتلی حیوة  فی حیوة

 

Говорит так:

Говори по-персидски, хотя прекраснее арабский язык

А сама любовь говорит на ста других языках.

В этом стихотворении Мевляна отдает предпочтение арабскому языку перед своим родным, по причине того, что арабский язык является языком религии.

Саади в пятой главе «Голестана» приводит рассказ под видом беседы с молодым человеком из Кашгара, который читал предисловие к комментарию к Корану, принадлежащее Замахшари. В этом рассказе он отзывается о персидском и арабском языках следующим образом: «Персидский язык – язык образованных людей, а арабский язык – язык мудрецов».

Хафиз в своей известной газели говорит так:

Хвалиться своим искусством перед возлюбленной  не пристало поэту

Замкну свои уста, хотя полны они арабским языком

Казвини, паук, запутавшийся в сетях глупости, в которых сейчас нет недостатка, благодаря планам колонизаторов, в своих «Двадцати статьях» всегда упрекал Хафиза: мол, отчего в этом произведении он приравнивает арабский язык к искусству?!

Ислам, как мы уже сказали, не относится к определенной нации, народности или социальной группе, его целью не могло быть ни признание других языков, ни вытеснение языков других народов. Как пишет Мас’уди в своем труде «Ат-танбих аль-ашраф», Зейд Ибн Сабит изучал по приказу Пророка персидский, греческий, коптский, эфиопский языки у людей, которые находились в Медине и владели одним из этих языков, а также состоял при Пророке на должности переводчика. В хрониках упоминается, что Амир иногда говорил на персидском языке.

В целом идеология и закон, относящиеся ко всему человечеству, не могут опираться на определенный язык. Более того, каждый народ может беспрепятственно следовать им, пользуясь своей письменностью и своим языком, которые все же являются определенного рода воплощением мировоззрения и менталитета данного народа.

Поэтому, когда вы видите, что иранцы, приняв ислам, продолжают говорить на персидском языке, в этом нет ничего удивительного или необычного. Другими словами, несмотря на то, что пристрастные и корыстолюбивые люди принимают это за признак отсутствия у иранцев склонности к исламу, эти два явления никак не связаны между собой.

В целом же, разнообразие языков не только не является препятствием на пути к принятию ислама, а напротив, считается средством, способствующим большему распространению данной религии, ведь каждый язык способен в силу своей уникальной красоты и силы внести особый вклад в служение исламу. Одним из успехов ислама является то, что его приняли различные народы, обладающие различными языками и культурами, и каждый народ в силу своей особой этики, культуры и языка внес свой вклад в дело служения этой религии.

Если бы персидский язык прекратил свое существование, мы были бы лишены сегодня таких драгоценных памятников литературы и шедевров ислама, как «Маснави» Мевляна, «Голестана» Саади, поэзии Хафиза и Низами, а также сотен других прекрасных произведений, на просторах которых плещут волны идей ислама и Корана, делая вечной связь ислама и персидского языка.

Как было бы прекрасно, если бы у мусульман существовало несколько других языков, подобных персидскому, каждый из которых мог бы в силу своей уникальности внести свой вклад в дело служения исламу. Это во-первых.

Во-вторых, какие люди и какие факторы поддерживали жизнь персидского языка? В самом ли деле иранцы сами возродили персидский язык или же в этом деле более самих иранцев принимали участие факторы, не связанные с иранцами? Был ли фактором этого процесса чувство иранского патриотизма или же это было вызвано целым рядом политических факторов, которые не имели отношения к иранскому народу?

Согласно историческим свидетельствам султаны династии Аббасидов, будучи по происхождению арабами, в большей степени, чем сами иранцы способствовали распространению персидского языка. Причиной этого было то, что для борьбы с Омейядами, чья политика была проарабской и основывалась на превосходстве арабов над другими народами, они избрали политический курс, направленный против арабов. По этой причине нынешние арабские националисты возвеличивают Омейядов, и в большей или меньшей степени подвергают критике Аббасидов.

Аббасиды по причине борьбы с Омейядами, политика которых основывалась на национализме и превосходстве одной нации над другой, боролись с панарабизмом и со всем, что могло вызвать превосходство арабов над другими народами, окахывая содействие укреплению элементов неарабского происхождения, а также тех процессов, которые ослабляли влияние арабов на другие народы. По этой причине они стали принимать меры к распространению персидского языка и даже вели борьбу против арабского языка.

Имам Ибрахим, который является основателем династии Аббасидов, писал Абу Муслиму Хорасани: «Сделай так, чтобы ни один человек в Иране не говорил по-арабски, и убивай всякого, кто будет говорить на арабском»[59].

М. Фрай на странице 387 своей книги пишет:

«На мой взгляд, распространению персидского языка на Востоке способствовали сами арабы, что послужило причиной исчезновения согдийского языка и других наречий этого края».

В «Райханат аль-адаб» говорится:

«В сто семидесятом году хиджры, когда Мамун отправился в Хорасан, все ученые этого края, служа ему и восхваляя его, старались установить с ним дружеские отношения. Абуль- Аббас из Мерва, в совершенстве владеющий искусством красноречия в двух языках – арабском и дари, также сочинил хвалебную оду, в которой чередовались персидские и арабские слова, и произнес ее в присутствии Мамуна. Она была принята весьма благосклонно и за ее сочинение он удостоился вознаграждения в тысячу динаров (что равняется тысяче золотых ашрафи[60], каждая весом в восемнадцать ноходов[61]). Впоследствии носители персидского языка полюбили этот способ стихосложения, и таким образом, вновь возродился способ персидского стихосложения, который был забыт после победы арабов.

       

Из бейтов его касыды в восхваление Мамуну:

 

О, взошедший на трон, слава твоя подобна славе религии,

В мудрости и щедрости нет тебе равных в мире

Ты дорог халифату подобно тому, как дорога людям зеница их ока

Ты также необходим религии Господа, как  очи – лицу

Никто ранее не произносил таких стихов

Узнай же, что существует  персидская речь

Для того сложил я этот стих, чтобы этот язык

Обрел красоту благодаря восхвалению тебя [62]

С другой стороны, на протяжении истории мы видим представителей Ирана, иранцев по происхождению и мусульман по религии, которые не выказывали такого влечения к персидскому языку. Например, династии Тахиридов, Дейламидов и Саманидов, будучи чистокровного иранского происхождения, не предпринимали никаких мер к использованию персидского языка, в то время как Газневиды, не будучи иранцами по происхождению, сыграли большую роль в возрождении персидского языка.

М. Фрай на с.403 книги «Древнее наследие Ирана» пишет:

«Известно, что Тахириды при своем дворе в Нишапуре предпочитали говорить на арабском языке, и последний правитель этой династии прославился, благодаря своему прекрасному произношению».

Ранее мы приводили слова этого востоковеда о склонности Дейламидов к арабскому языку.

Насколько известно, Саманиды были потомками Бахрама Чубина, и в эпоху Сасанидов они были известными военачальниками. Эта династия считается одной из наиболее приверженных исламу и одновременно наиболее справедливых султанов Ирана, они были крайне привязаны к исламу и его лозунгам.

Во вступлении к книге «Хадисы маснави» при описании постепенного проникновения хадисов пророков во все достижения науки и мировой исламской литературы со слов Ансаба Самани говорится:

«Многие эмиры и визири, покровительствовавшие поэтам, писателям и литераторам, сами считались рассказчиками хадисов, как например, Амир Ахмад Ибн Асад Ибн Саман (скончался в 250г.), один из эмиров Саманидов, его сыновья Абу Ибрахим Исмаил Ибн Ахмад (скончался в месяце сафар 295г.), Абульхасан Наср Ибн Ахмад (скончался в месяце Джамади Альахари 279г.) и Абу Якуб Исхак Ибн Ахмад (скончался 21 числа месяца сафара 301г.) упоминались как рассказчики хадисов. Абульфазль Мухаммад Ибн Абдулла Белами, известный визирь Саманидов (скончался 10 числа месяца сафара 319г.) пересказывал хадисы, также Амир Ибрахим Ибн Аби Имран Симджур, и его сын Абульхасан Насир Ад-Дауле Мухаммад Ибн Ибрахим, великие правители Хорасана из династии Саманидов считаются рассказчиками хадисов. Абу Али Мазфар (или Мухаммад) Ибн Абульхасан (убитый в месяце раджаб 388г.), который был правителем Хорасана и призывал к независимости, был рассказчиком хадисов и основал общество, занимавшееся вопросами правописания, и Абу Абдулла Хаким Ибн Абби (автор известной книги «Мустадарик», скончался в 405г.) был слушателем его хадисов».

При дворе Саманидов, несмотря на исконность их иранского происхождения, никто не способствовал ни распространению, ни поощрению персидского языка, а иранские визири также не выказывали заинтересованности по отношению к персидскому языку, такими же были правители иранской шиитской династии Дейламидов.

Напротив, персидский язык получил распространение и расцвет при власти Газневидов, династии тюркского происхождения и убежденных суннитов. Все это доказывает, что в возрождении персидского языка принимали участие другие причины и факторы, а не национальные чувства. Саффариды уделяли много внимания персидскому языку, было ли причиной этого чувство иранского национализма, направленное против арабского национализма, или же нечто другое?

М. Фрай пишет:

«Возможно, династия Саффаридов, происходившая из простого народа, развивала новоперсидский язык по той причине, что Якуб, ее основатель, не знал арабского языка, и по преданию, желал, чтобы поэзия сочинялась на том языке, который он мог бы понимать».

Тем не менее, причиной большего внимания Саффаридов к персидскому языку было их происхождение из народа и неграмотность. М. Фрай, после того, как указывает на совместное персидское  и арабское движение во времена Саманидов, пишет:

«Новая персидская литература (персидский язык, смешанный с арабскими словами) не была следствием восстания против ислама или арабов. Элементы, относящиеся к эпохе зороастризма, которые можно встретить в поэзии, были присущи устойчивому стилю той эпохи, и не следует его считать признаком веры людей в зороастрийское учение. В ту эпоху было распространено сожаление о прошлом, в особенности эта ностальгия была распространена среди поэтов, чей внутренний мир был особо чувствителен, однако возврат к прошлому был уже невозможен. Новоперсидский язык стал одним из языков ислама, равным по значимости арабскому языку. Несомненно, что теперь ислам уже не нуждался в опоре на арабский язык. Теперь же, благодаря множеству различных народов, ислам стал обладателем мировой культуры, а Иран сыграл большую роль в преобразовании исламской культуры».

М. Фрай на с.400 своей книги о заимствовании арабских слов в персидский язык и их влиянии, так говорит в главе, которая называется «Начало новой жизни в Иране»:

«В некоторых культурах при поддержании и сохранении данной культуры язык играет более важную роль, чем религия или общество. Этот принцип верен для иранской культуры, так как несомненно, что среднеперсидский язык (персидский язык эпохи Сасанидов) и новоперсидский язык (персидский язык исламский эпохи) связаны друг с другом. Тем не менее, они не являются одним целым. Наибольшей разницей между этими языками является появление множества арабских слов в новоперсидском языке, которые с точки зрения литературы, дав этому языку силу и мощь, сделали его способным охватить весь мир. И это – то превосходство, которое невозможно найти в пехлевийском языке. Воистину арабский сделал новоперсидский язык более могущественным, он вдохновил его на создание прекрасной литературы, в особенности поэзии, так как персидская поэзия в конце средних веков достигла апогея красоты и изящества. Новоперсидский язык избрал другой путь развития, в авангарде которого находилась группа иранцев мусульман, которые творили в рамках арабской поэзии, но также были весьма привязаны к своему родному языку. Новоперсидский язык, который пользовался арабским алфавитом, в девятом веке н.э. возродился на востоке Ирана и получил расцвет в Бухаре, столице династии Саманидов».

На с.402 он так пишет об использовании в персидской поэзии арабских стихотворных размеров:

«При создании новых персидских стихов старый способ стихосложения использовался наравне с арабским размером, благодаря чему возникло множество стихотворных размеров. Возможно лучшим и наиболее древним примером этой «связи» является «Шахнаме» Фирдоуси, построенная на метре мутакариб»[63].

Шиизм

С самых давних времен, когда иранцы приняли ислам, они в большей степени, чем другие нации и народы проявили привязанность и преданность к семье пророка.

Некоторые востоковеды рассматривали эти расположение и преданность не как искреннее проявление чувств, а напротив, они стремились представить их в некотором роде искусным способом протеста против ислама или, по крайней мере, против арабов, уловкой, целью которой было возрождение прежних иранских традиций и обычаев.

Утверждение этих людей являются удобным предлогом для двух групп людей:

Одна из них – фанатичные сунниты, которые таким способом представляют шиитов как политическую группу, исказивших основы ислама, что дает им возможность подвергать нападкам основы шиизма. Например, так поступил Ахмад Амин Мисри в книге «Фаджр аль-ислам», а Алламе Факид Шейх Мухаммад Хусейн Кашеф Аль-Кита для опровержения этой клеветы написал книгу «Асль аш-шия ва осулуха».

Другая группа – это так называемые иранские националисты. Эта группа в отличие от первой группы, ставит в заслугу иранцам то, что сумели сохранить и в течение долгого времени поддерживать древнюю религию под завесой шиизма.

В книге «Закон и личность», написанной доктором Парвизом Санаи и увидевшей свет в Тегеране, ее автор, рассуждая на с.157 о том, что преподавание истории в наших школах является сухим, мертвым и неглубоким, а должно быть живым, основательным и изобразительным, он пишет:

«К примеру, вопрос о различии между направлениями шиизма и суннизма в исламе преподавался нам как вопрос истории. Говорили, что иранцы, будучи сторонниками Али, встали на его сторону, а основное различие между суннитами и шиитами состоит в том, что мы считаем Али первым шиитом, тогда, как сунниты считают его четвертым халифом. Вследствие подобного изложения вопроса и его характеристики, разница между суннитами и шиитами представляется абсолютно формальной и незначительной, так что нелогичными представляются и сами различия. Годы спустя после окончания средней школы, изучая литературу, мы наткнулись на мысль, что возникновение шиизма было инициативой иранской мысли, вызванное стремлением сохранить национальную независимость и древние верования. По причине того, что имам Хусейн взял в жены дочь последнего иранского падишаха, их дети, а впоследствии их потомки считались потомками шахов, принадлежащими к роду великой иранской династии. Таким образом, обеспечивается преемственность иранской государственности, ее лозунгов и славы, и, начиная с этого времени, слово «сейд» «потомок пророка Мухаммада», которое присваивалось также и потомкам имамов, на самом деле стало эквивалентом слова «шахзаде» «царевич»[64].

Более глубокое изучение древней иранской религии, то есть зороастризма, а также обычаев и традиций, которые были заимствованы из него исламским шиизмом, способствовало прояснению сущности и важности этой идеологической основы, возникшей для сохранения иранского «народа», а также прояснению связи между течением шиизма с одной стороны, и историей древнего Ирана и современной эпохой – с другой. То есть, мы понимаем, каким образом некоторые верования и традиции древнего Ирана сохранились для нас благодаря шиизму».

Кеннет Гобино в книге, которую он опубликовал около ста лет назад под названием «Философия и религии Средней Азии», считает древнюю веру иранцев в божественность Сасанидских султанов основой верований шиитов в миссию имама, чистоту и непорочность праведных имамов, а женитьбу имама Хусейна и Шахр Бану он считает причиной проникновения этого убеждения иранцев в идеологию шиизма.

Эдуард Браун также подтверждает теорию Гобино. Он пишет:

«Автор убежден, что Гобино прав, когда он говорит, что иранцы считали власть небесным правом или божественным даром, которая была дарована династии Сасанидов, и это убеждение оказало огромное влияние на все последующие эпохи в истории Ирана. Особенно сильное влечение иранцев к шиизму сформировалось под влиянием этого убеждения, которое стало неотъемлемой частью шиизма. Избрание халифа или духовного наместника пророка, бывшее у арабов естественным делом, в глазах шиита казалось неестественным и не могло вызвать ничего, кроме неприязни. По этой причине шииты испытывают неприязнь к личности Омара, второго халифа суннитов, который уничтожил иранскую империю. Хотя ненависть иранцев к Омару и проявилась под покровом религии, она не подлежит сомнению. По мнению иранцев, Хусейн Ибн Али, младший сын Фатимы, дочери великого Пророка, взял в жены Шахр Бану, дочь Йаздигерда третьего, последнего падишаха Сасанидов, поэтому оба крупных течения шиизма (имамиты и исмаилиты) не только наделены правами и привилегиями семьи пророка, но и являются обладателями прав и привилегий султаната, так как ведут свое происхождение от двух знатных родов: семьи пророка и династии Сасанидов»[65]. 

Да, это и то есть объяснение, которое предъявляют некоторые востоковеды и иранцы, оказавшиеся под их влиянием, по поводу сущности шиитской религии и причин ее возникновения. Ясно, что подробное рассмотрение этой темы нуждается в отдельной главе, однако здесь нам не остается ничего другого, кроме как осветить кратко некоторые вопросы.

Тема брака имама Хусейна с Шахр Бану, дочерью Йаздигерда, рождения имама Саджада от иранской царевны и связи имамов и их потомков с иранской царской династией дала возможность некоторым сочинителям небылиц и корыстолюбцам утверждать, что преданность иранцев семье пророка является следствием ее связи с царским родом Сасанидов, а вера шиитов в божественное право святых имамов является реликтом древних верований иранцев в «божественное сияние» Сасанидских падишахов.  Это связано с тем, что Сасанидские падишахи, несомненно, считали свое происхождение божественным, а свое положение – наполовину божественным и сверхчеловеческим. Религия зороастризма в ту эпоху также поддерживала эту веру.

Говорят, в одной из наскальных надписей на пехлевийском языке, которая была выбита по приказу Шахпура, сына Ардешира Сасанида в Хаджи Абаде, можно прочитать следующее:

«Шахпур, шах всех шахов Ирана и других стран, ведущий свой род от бога, сын Ардешира, поклоняющегося Мазде, ведущего свой род от бога, внук падишаха Бабака, ведущего свой род от бога»[66].

Следовательно, поскольку Сасанидские падишахи считали свое происхождение божественным, а с другой стороны свой род ведут от них и праведные имамы, и кроме того, поскольку шииты и их последователи являются иранцами и считают их происхождение божественным, значит все это логически верно! Вера в посредническую миссию праведных имамов – порождение этой древней веры иранцев.

Мы вместе с помощью краткой беседы развеем это пустое утверждение. Прежде всего, необходимо сказать, что здесь имеются два взаимосвязанных вопроса, которые следует отделить друг от друга. Один из этих вопросов состоит в следующем. Естественно, что когда народ, обладающий определенной идеологией и системой верований, вне зависимости от того, связаны они с религией или нет, переходит затем в другую идеологическую систему, то некоторая часть прежних убеждений сохраняется в уголках их памяти, и на подсознательном уровне способствует вхождению этого народа в новую идеологическую систему. Возможно, этот народ абсолютно искренне и чистосердечно принимает новую веру и не преследует цели сохранить свои прежние убеждения, однако вследствие того, что скрижаль их памяти еще не очистилась полностью от прежних верований, то они в большей или меньшей степени сопровождают данный народ на пути в новую веру, идеологию и религию.

Этот вопрос не подлежит сомнению. Некоторые народы, принявшие ислам, были идолопоклонниками и обладали языческим мировоззрением, другие были христианами, иудеями или зороастрийцами. Прежние идеологические системы этих народов, возможно, наложили определенный отпечаток на идеологическую систему ислама.

Несомненно, что, приняв ислам, иранцы также неосознанно сохранили некоторые свои верования. К сожалению, среди иранцев и сейчас существуют некоторые предрассудки, такие, как прыжки через огонь в последнюю среду года или приношение клятвы, повернувшись лицом в сторону лампы (света), что восходит к доисламским временам. И задачей ислама является с помощью принципиальных критериев ислама всегда ограждать чистые и искренние исламские убеждения от невежественных предрассудков.

Если мы хотим рассмотреть с этой стороны вопрос о пророческой миссии и имамате, следует обратиться к священному Корану и сунне пророка для того, чтобы выяснить, рассматривался ли подобный вопрос в самом исламе до того, как его приняли различные народы мира, или нет?

Изучение Корана и сунна пророка свидетельствуют, что, во-первых, право некоторых праведников на духовные, божественные и наместнические должности подтверждается Кораном. Во-вторых, священный Коран прямо и косвенно подтверждает наместничество и имамат, и более того, сам Посланник Аллаха представил праведных членов своей семьи на эту должность.

До того, как арабы мусульмане столкнулись с другими народами, и их убеждения оказали друг на друга взаимное влияние, подобный вопрос получил рассмотрение в контексте ислама. Священный аят: «Поистине, Аллах избрал Адама и Нуха и род Ибрахима и род Имрана пред мирами, как потомство одних от других. Поистине, Аллах – слышащий, знающий!»[67] в большей или меньшей степени предусматривает наместнические должности для некоторых людей. Учение шиизма основывается на Коране и сунне пророка, и с этой точки зрения не подлежит никакому сомнению. Мы не можем начать сейчас рассмотрение данной темы, так как она весьма обширна, и не связана непосредственно с темой нашей дискуссии. К нашей дискуссии относится непосредственно связь иранцев с шиизмом. Дискуссия касается утверждения некоторых востоковедов и их единомышленников, согласно которому возникновение иранского шиизма было скрытым протестом против ислама, а иранцы создали это учение для того, чтобы под его прикрытием сберечь и сохранить свои древние убеждения, в которые они верили и к которым испытывали привязанность.

Другим вопросом является то, что некоторые народы, с политической и военной точки зрения попадая в зависимость от других народов, осознанно сохраняют свои убеждения и верования в скрытой форме, и это, само по себе, является в некотором роде сопротивлением победителю. Некоторые востоковеды и некоторые иранцы, которые попадают под их влияние, обычно утверждают, что иранцы избрали шиизм, чтобы сохранить и поддерживать под его завесой свои древние верования. Мы также проанализируем этот вопрос с этой точки зрения.

Прежде всего, этот вопрос связан с вопросом, который мы уже обсуждали – было ли принятие ислама иранцами добровольным или же принудительным? Если иранцы были вынуждены оставить свои прежние верования и убеждения и принять положения ислама, уместно предположить, что они, будучи вынуждены отказаться от своих прежних убеждений, прибегли к хитрости.

Однако выяснилось, что мусульмане никогда не только не принуждали иранцев отказаться от своих прежних убеждений и религии, но и позволяли им сохранять свои храмы огня. Более того, после того, как люди писания (иудеи, христиане, зороастрийцы) оказались в зависимости от мусульман, те считали себя обязанными сохранять их храмы и препятствовать их разрушению. Более того, невозможно, чтобы немногочисленная группа арабов, чья численность вне всякого сомнения никогда не достигала нескольких сот тысяч человек, смогла принудить многомиллионный народ отказаться от своей веры и религии. В особенности, следует учитывать то, что каждая сторона пользовалась одним и тем же видом оружия, только возможности иранцев со всех точек зрения превосходили возможности арабов. Тем более, невозможно, чтобы арабы смогли принудить иранцев отказаться от своей религии; следовательно, если иранцы всерьез намеревались сохранить свою древнюю веру, какая им была необходимость лицемерно объявить о принятии ислама и сохранять ее под видом шиизма?

Кроме того, мы уже доказали, что переход иранцев в ислам был постепенным, а глубокое проникновение ислама в дух иранцев и его победа над зороастрийским учением более всего активизировалось в те эпохи, когда иранцы вновь обрели свою независимость. По этой причине эти пустые разговоры более неуместны.

Сам Эдуард Браун во многих местах своей книги утверждает и признает, что иранцы приняли ислам охотно и по доброй воле. На с.297 первого тома «Истории литературы» он пишет:

«Изучение вопроса о постепенном вытеснении исламом зороастрийского учения является более сложным, нежели изучение вопроса, касающегося территориального захвата арабами владений Сасанидов. Многие полагают, что воины ислама ставили покоренные народы и государства перед простым выбором: Коран или меч. Однако это представление неверно, так как зороастрийцам, христианам и иудеям позволялось сохранять свою веру, а они были обязаны лишь платить налог. И этот порядок был вполне справедлив, так как подданные халифов, не являвшиеся мусульманами, освобождались от участия в священной войне с неверными, а также уплаты одной пятой части с доходов и заката в пользу неимущих, что было обязательным для общины пророка».

На с.306 и 307, рассмотрев обстоятельства упадка зороастрийской религии, он пишет:

«Хотя сведения о людях, перешедших в другую веру, немногочисленны, однако истинность того, что спустя три с половиной века после завоевания Ирана мусульманами такие случаи происходили, ясно свидетельствует о том, что иранцам были присущи терпимость и уступчивость, свойственные побежденным народам, а это само по себе означает, что иранцы утрачивали свою религию мирно, и, по крайней мере, в некоторой степени постепенно».

Эдуард Браун в книге «Ислам» со слов Дози (известного голландского востоковеда) пишет:

«Важнейшим народом, принявшим другую религию, были иранцы, потому что именно они, а не арабы укрепили и упрочили основы ислама, и именно в их среде возникло интереснейшее течение в исламе».

Отклик, который продемонстрировали иранцы в ответ на ислам, был настолько исполнен согласия, любви и привязанности, что неуместно говорить о том, что их национальные или религиозные чувства заставили их распространять под прикрытием шиизма свои древние верования.

Ранее мы говорили о том, что одной из причин, вызвавших поражение иранцев, несмотря на всю их силу, могущество и огромную территорию, было недовольство иранского народа своей властью и идеологией. Чаша терпения иранского народа была переполнена, и он был полностью готов к тому, чтобы обрести прибежище и, услышав призыв к справедливости и истине, устремиться к ним. Необыкновенная склонность иранцев к Маздаку также не имела под собой другого основания, кроме недовольства. Ранее мы также подчеркивали то обстоятельство, что состояние зороастрийской религии в Иране было настолько упадочным и искаженным, что она стала предметом народной неприязни, и что, если бы в Иран не пришел ислам, Иран был бы завоеван христианством.

Браун вновь цитирует слова Дози, известного голландского востоковеда:

«В первой половине седьмого века н.э. в Восточной Римской империи и шахском Иране ничто не предвещало перемен. Две эти державы постоянно находились в состоянии соперничества и раздора между собой, которые были вызваны стремлением обеих держав завоевать западную Азию. На первый взгляд они продвигались по пути развития, прогресса и благоустроенности. Огромные суммы налогов, поступающих в казну правителей этих двух империй, превращались в помпезность, роскошь и величие их столиц, которые стали притчей во языцех. Непосильное бремя деспотии давило на плечи народов обеих держав. История царских родов обеих держав была переполнена чередой ужасных трагедий, преследованиями и мучениями людей, и эта политика угнетения породила разногласия и раскол среди народа в религиозных вопросах. Тем временем среди затерянных пустынь на сцену истории вышел новый народ. Бесчисленные племена, которые до того времени были разобщенными, разрозненными и непрерывно воюющими между собой, тогда впервые объединившись, создали новый объединенный и согласный народ. Народ, который очень сильно любил свободу, носил простую одежду, питался простой пищей, обладал благородством и гостеприимством, веселостью и проницательностью, был шутником и балагуром, но одновременно гордым и вспыльчивым, а как только разгорался огонь его гнева, он становился мстительным, непримиримым и жестоким. Это тот самый народ, который в одно мгновение поверг древнюю и почитаемую, но развращенную и порочную иранскую державу, похитил красивейшие провинции у преемников Константина, уничтожил новооснованное королевство Германии и угрожал другим европейским государствам, в то время, как на востоке мира его победные армии докатились до Гималаев. Однако этот народ был не похож на других завоевателей, так как он нес другим народам новую идеологию и новую веру. В отличие от дуализма иранцев и христианства, которые переживали период упадка, он принес чистую и искреннюю веру в единого Бога, которую приняли миллионы людей. И даже в наше время последователи ислама составляют одну десятую всего человечества».

На с.155 упомянутой книги, Эдуард Браун, рассматривая вопрос об Авесте и рассуждая о том, сохранилась ли настоящая Авеста или была уничтожена, так продолжает свои слова:

«Авеста содержит основы убеждений известного человека по имени Заратуштра, и включает в себя положения религии древнего мира. Эта религия некогда играла важную роль в мировой истории, и, хотя в настоящее время количество ее последователей в Иране не превышает десять тысяч, а в Индии – около девяноста тысяч, она оказала глубокое влияние на другие религии, в сущности, более значительные и важные. Все же,  характеризуя Авесту, нельзя сказать, что это интересная или приятная книга. Верно, что толкование многих выражений, встречающихся в ней, сомнительно, и когда их смысл будет понят, ее ценность и важность станут, вероятно, более явными. Все же, от себя лично я могу сказать следующее: чем больше я изучаю Коран и чем больше усилий я прилагаю для понимания духа Корана, тем в большей степени я осознаю его ценность и значимость. Однако, изучение Авесты достаточно скучно и утомительно, если оно не преследует целей, связанных с языкознанием, эпоса и других сопоставительных целей».

То, что Эдуард Браун говорит от своего имени, следует сказать и от имени всех тех иранцев, которые столетие за столетием, группа за группой, оставляли Авесту и принимали Коран. Переход от Авесты к Корану был для иранцев очень простым и естественным, и им не было необходимости стремиться сохранить за завесой шиизма и распространять учение Авесты или же те традиции, которые были распространены среди них по отношению к их султанам.      

Во-вторых, Йаздигерд, не сумев оказать сопротивление в столице, бежал из нее и искал прибежища в разных городах. Он передвигался вместе со своим двором и гаремом, его сопровождали тысячи поваров, музыкантов, охотничих и ловчих, а также множество других слуг, а он по-прежнему считал их количество недостаточным[68]. Наконец, если жители центральных провинций Ирана хотели оказать ему поддержку и преградить путь войску завоевателей, они могли это сделать. Однако, не сумев нигде найти прибежища, он бежал в Хорасан, но не нашел поддержки и там. В конце концов, он укрылся на мельнице, и был убит ее владельцем или одним из иранских воинов, охранявших границу.

Как же возможно, чтобы иранец, не оказав поддержки самому Йаздигерду, стал впоследствии почитать членов семьи Посланника Аллаха как великих святых по причине их связи с Йаздигердом, а также отвел им место в самых сокровенных уголках своего сердца и принес им в дар самые возвышенные свои чувства?!

В-четвертых, каждому иранскому мусульманину известно, что Шахр Бану обладает не более высоким титулом и положением, чем матери других праведных имамов, некоторые из которых были арабами, а некоторые африканцами. Какой шиит иранского или иного происхождения ощущает в своем сердце больше уважения по отношению к матери имама Саджада, чем к матерям других праведных халифов? Нарджес Хатун, благословенная родительница Ходжи Ибн Альхасана является греческой служанкой; однако, уважение иранцев к этой госпоже греческого происхождения превосходит уважение к Шахр Бану.

В-пятых, если мы посмотрим на ситуацию с точки зрения истории, история Шахр Бану, ее брака с имамом Хусейном и рождение имама Саджада от иранской царевны, весьма сомнительна. Тема особой привязанности иранцев к праведным халифам по причине их связи с родом Сасанидов через Шахр Бану, с точки зрения истории представляет собой тот самый рассказ одного человека, который сказал: «на вершине минарета сына имама Якуба разорвал волк». Другой сказал: «это был не сын имама, а сын пророка, не Якуб, а Юсуф, это произошло не на вершине минарета, а на дне колодца, да и сама история ложь, волк не разорвал Юсуфа».

В этом случае также само предание, согласно которому Йаздигерд имел дочь, звали ли ее Шахр Бану или как-либо иначе, удостоившейся чести быть женой Хусейна Ибн Али и матерью имама Саджада, с точки зрения исторических документов весьма сомнительна. Историки современной эпохи преимущественно подвергают этот вопрос сомнению, и считают его безосновательным. Говорят, что среди всех историков, только в трудах Якуби можно встретить предложение следующего содержания: матерью Али ибн Аль-Хусейна была Харар, дочь Йаздигерда, и Хусейн дал ей имя Газале.

Сам Эдуард Браун относится к числу тех, кто считает это предание не соответствующим действительности. Кристенсен также считает данный вопрос сомнительным. Саид Нафиси в «Общественной истории Ирана» называет ее легендой. Если мы представим, что иранцы придумали это предание с этой целью, значит, это произошло непременно спустя около двухсот лет после того, как это событие имело место; то есть оно совпало с политической независимостью Ирана, и, следовательно, спустя около двухсот лет после возникновения шиизма. Итак, возможно ли, чтобы склонность иранцев к шиизму была вызвана слухами о происхождении праведных халифов от царского рода?

То, что мы отметили сомнительность брачного союза имама Хусейна и дочери Йаздигерда, это касается истории, однако в некоторых хадисах это обстоятельство находит подтверждение. Сюда относятся предание, в котором говорится: дочь Йаздигерда во времена Омара была привезена в Медину, и девушки Медины пришли посмотреть на нее. Омар по совету повелителя правоверных освободил ее, дабы она избрала угодного ей, и она выбрала Хусейна Ибн Али[69].

Однако помимо несовпадения содержания этого предания с историей, в цепочке рассказчиков этого предания находятся два человека, из-за которых это предание не заслуживает доверия. Один – это Ибрахим Ибн Исхак Ахмари Нахаванди, которого ученые мужи считают неправдивым в отношении религии, а его предания –  недостойными доверия, а другой – Омар Ибн Шамар, которого также считают лжецом.

Мне неизвестно, подобны ли вышеупомянутым другие предания, имеющие отношение к данной теме, или нет. Исследование совокупности хадисов, которые относятся к этому вопросу, должны быть изучены и исследованы более глубоко.

В-шестых, если уважение, которое испытывают иранцы по отношению к праведным халифам, вызвано их связью с царским родом Сасанидов, тогда по этой же причине они должны были бы испытывать уважение к династии Омейядов. Ибо даже те, кто отрицает факт существования у Йаздигерда дочери по имени Шахр Бану, соглашаются, что во времена Валида Ибн Абдулмалека во время одной из войн с Катибат Ибн Муслимом, одна из внучек Йаздигерда по имени Шах Афарид попала в плен, и сам Валид Ибн Абдулмалек женился на ней. От нее родился Язид Ибн Валид Ибн Абдулмалек, известный как «Язид хромой». Следовательно, Язид хромой, являющийся халифом из династии Омейядов, имеет отношение к династии иранских шахов, так как факт того, что его матерью является иранская принцесса, не подлежит сомнению.

Отчего иранцы не выказывают чувств привязанности к Валиду Ибн Абдулмалеку как к зятю Йаздигерда и к Язиду Ибн Аль-Валиду как к иранскому принцу, а например, выказывают и продолжают выказывать так много привязанности по отношению к имаму Реза, чье родство с Йаздигердом является весьма отдаленным?!

Если бы иранцы обладали такими, так сказать, национальными чувствами, они должны были бы окружать особым почетом Абдуллу Ибн Зияда, так как Абдулла несомненно наполовину иранец. Зияд, отец Абдуллы – человек неизвестного происхождения, но Марджана, мать Абдуллы – иранская девушка, родом из Шираза, ставшая его женой во времена, когда Зияд был правителем Фарса.

Отчего иранцы, обладающие, по словам этих господ, таким количеством национальных чувств, что вознесли праведных халифов на такое высокое положение по причине из связи с династией иранских царей, считают настолько низкими и отвратительными Абдуллу Зияда, иранца наполовину и Марджану, чистокровную иранку?!

В-седьмых, это могло бы быть верным в том случае, если бы шиизм ограничился Ираном, или, по крайней мере, первую группу шиитов создали бы иранцы, и по этой причине все или, по крайней мере, большинство иранцев, принявших ислам, избрали бы шиизм. Однако среди первых шиитов не было иранцев (за исключением Салмана), как не стали шиитами большинство иранцев мусульман. Напротив, в начале исламской эпохи большинство ученых мусульман иранского происхождения придерживались суннитской традиции в трактовке Корана, хадисах, богословии или литературе, а некоторые из них испытывали сильное предубеждение против шиизма, и такое положение дел продолжалось до эпохи Сефевидов. До эпохи Сефевидов население большинства иранских городов составляли сунниты. Во времена халифата Омейядов, когда в мечетях проклинали Али, народ Ирана, также оказавшись под влиянием ложного навета Омейядов, были введены ими в заблуждение и исполняли их гнусные повеления. Говорят, что даже после того, как Омар Ибн Абдулазиз запретил это, некоторые провинции Ирана оказали сопротивление.

Во времена, предшествующие эпохе Сефевидов, большинство ученых суннитов составляли иранцы. Это были толкователи Корана, правоведы, собиратели хадисов, богословы, философы, литераторы, языковеды и т.д. Абу Ханифа, являющийся самым крупным правоведом суннитом и считающийся великим имамом, по происхождению иранец. Мухаммад Ибн Исмаил Бухари, который является самым крупным суннитским ученым, сведущим в науке хадисов, и автором известной книги, представляющей собой самый важный сборник суннитских хадисов, по происхождению иранец. То же можно сказать и о Сибуйе из числа литераторов, Джухари и Фирузабади – из числа языковедов, Замахшахри из толкователей Корана и Абу Абида и Васель Ибн Ата – из богословов. Большинство иранских ученых и большинство иранского народа до эпохи Сефевидов были суннитами.

---

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 275; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!