СЕМЕЙСТВО МЕДВЕДЕЙ. МИФЫ О МЕДВЕДЯХ 10 страница



Позже он покидает ее, и осенью она одна находит берлогу, под пустым пнем или густой кучей листьев, чтобы там в декабре или январе родить детенышей. Такое поведение также указывает на совершенно интимную связь с человеком. Никакая телеология, никакие выдумки о приспособлении не могут найти разумного объяснения тому, что как раз в самое холодное время года появляются на свет такие маленькие голые и беспомощные медвежата. Это ведь полная противоположность "борьбе за существование". Ведь и медведя-отца в это время нет поблизости; как и медведица, ожидающая родов, он забрался в берлогу на зимний покой.

Рудольф Штайнер указывал на то, что в древние времена человеческого развития, например, во времена Атлантиды, все роды происходили приблизительно во время зимнего солнцеворота. Однажды он сказал: "В ранние времена человеческого развития размножение человека еще было связано с годовым ритмом. Зачатие не могло тогда произойти иначе, чем весной, когда силы действовали так оживляюще, как я описал вам это сейчас (в докладе), и поэтому рождение не могло совершиться иначе, чем в конце года."* /*Рудольф Штайнер, "Сопереживание кругооборота года" (Das Miteiieben des Jahreslaufes in vier kosmischen Imaginationen, GA 229), 3-й доклад./

Это соотношение изменилось, поскольку человек постепенно выступил из этих связанных с природой закономерностей. Лишь у некоторых германских племен, например, ингвеонов, эта своеобразная черта сохранилась вплоть до 3-го тысячелетия до Р.Х.* И медведи остались верны этому. Они все еще рожают детенышей во время зимнего солнцеворота и тем самым несут в себе дочеловеческое бытие. Оно оказывается вовсе не приспособлением, а воспоминанием о временах, из которых они вышли. /*См. доклад от 21 декабря 1916 г. в цикле "Weihnachten in Schicksalsschwerer Zeit"./

Может быть, правы гуцулы, называя медведя "младшим дядюшкой" и тем самым считая его братом своих отцов? Или айны и тунгусы, устраивая медвежьи праздники и называя жертву посланником своего прародителя? Церемония "медвежьей трапезы" означает для них соединение с собственными предками. При этом совершается дохристианская жертва, и это тем более вероятно, что айны - это, видимо, остатки существовавших некогда аккадийцев. Их происхождение совершенно непонятно современной этнологии. Сначала их считали древнейшими жителями Японии, но это предположение не подтверждается. "Новейшие исследования сделали очевидным тот факт, что участие айнов в образовании японского народа и его культуры было очень небольшим (арктические элементы)... Особые телесные признаки айнов таковы: крепкое строение головы, густой волосяной покров (!) (особенно волосы и борода), широкое лицо, глубоко посаженные глаза с монгольским разрезом, широкий, плоский нос... Их язык нужно рассматривать как изолированный".* Таким образом, здесь речь идет об очень обособленно стоящей, маленькой племенной группе, которая не являет ни монгольских, ни малайских, ни индо-германских черт. Это небольшие с виду, сильные, заросшие волосами люди, имеющие особо глубокое отношение к роду медведей, проявляющееся во время их праздников. /*Н.А. Bematzik. Die neue grosse Völkerkunde. Bd. II. Frankfurt a. M. 1954./

В некоторых немецких сказках выступает нечто подобное. В истории о "медвежьей шкуре" некий человек, заключивший союз с дьяволом, на семь лет стал медведем. "Шерсть покрыла почти все его лицо, борода напоминала кусок войлока, на пальцах выросли когти". И в сказке о "Беляночке и Розочке" герой превращен в медведя до тех пор, пока через смерть карлика, заколдовавшего его, он не сможет вернуть себе прежнее обличье. В этой сказке действует отблеск того аркадийского мира и покоя, которые некогда существовали на земле Гипербореи - тех мирных сфер, куда каждый год весною возвращается Аполлон, чтобы потом снова появиться в Дельфах.

Так все эти свидетельства, одни более, а другие менее явно указывают на то, что некогда род медведей был человеческим родом. Вероятно, он был родственен аккадийцам, к началу наступления ледниковою периода еще жившим на севере в древней Атлантиде. Время появления медведей (на это уже указывалось) современная палеонтология относит к концу третичного периода, приблизительно к миоцену. Эта эпоха соответствует последним фазам Атлантиды. Гляйх* пишет об этом: "Во второй половине атлантической эпохи влажный теплый климат эоцена и олигоцена (третичный период) все больше переходит в холодный, и в конце концов в очень холодный климат. /*S. von Gleich: Der Mensch der Eiszeit und Atlantis. Stuttgart 1936./ Теодор Арлт так говорит об эпохе миоцена: "В Европе пальмы стали встречаться только южнее Альп. В Средней Европе дыхание мороза ощущалось даже тогда, когда здесь еще в основном царил мягкий и влажный климат. Особенно значительно температура упала в арктических областях. Таким образом, это было время, когда из-за смещения Северного Полюса из района Берингова пролива по направлению к Гренландии волны холода, обрушивавшиеся на Европу, уже возвестили о грядущем в далеком будущем оледенении."

Это было время, когда аккадийцы уходили на юг, восток и запад. А другие, не ощущавшие беспокойства, вызванного у их сородичей пробудившимся мышлением, остаются и готовятся к наступающей зиме ледникового периода. Это возникающие медведи. Они начинают расселяться вокруг полярного круга и вместе с распространяющимися на юг льдами идут в Европу, Азию и Америку, доходя до тропика Рака. У Северного полюса они становятся белыми медведями, южнее - бурыми, гризли и всеми остальными известными нам видами.

Медведь - зимний зверь! Он оделся в густой мех, перед наступающими холодами и снегопадами он прячется в берлогу. Но он может, как белый медведь, и принять бой с зимой. Потому-то он и любит мед, прекраснейший дар летнего солнца, чтобы благодаря действующей в нем силе противостоять ледяному морозу. В удивительной 46-й руне Калевалы - единственном повествовании о медведях - говорится: "Как медведь на свет родился, Как он рос с прекрасным мехом? На соломе ль он родился, В бане ль он, косматый, вырос?" Молвил старый Вяйнямёйнен, Сам сказав слова такие: "Он рожден не на соломе, Не в овине на мякине. Вот где он, медведь, родился, Где рожден с медовой лапой: Возле месяца и солнца И медведицы небесной, Около воздушной девы, Возле дочери творенья. "  (пер. Бельского)

Не в хлеву, не на соломе, как появляющиеся на свет малыши, рождается медведь. Он появляется высоко в зимнем, кристально ясном северном небе, на "плечах Большой Медведицы". Он неразрывен с зимней природой; он - зимний зверь, бывший некогда человеком и скрыто несущий в себе это человеческое.

Его спутники подались на юг. Там они стали панами, силенами и сатирами. Но Артемида и Аполлон, которым он некогда принадлежал, рассказали грекам и последующим поколениям о его судьбе. Это судьба ледникового времени, судьба погружения Атлантиды, судьба погружающегося в животность человеческого. И понятен призыв Рудольфа Штайнера: "Нет нужды рыться в геологических отложениях Земли, если хочешь узнать людей древности, имевших свою высшую телесность еще вне физического тела, это было бы абсурдно..., так не найдешь ничего, кроме упадочных продуктов доисторического человечества. Но в отложениях человеческой духовной жизни, именно в том духовно-геологическом слое, который сохранился в греческой мифологии, там мы находим, как панцири улиток и раковин в геологических отложениях Земли, нормального среднего атлантического человека. Если мы изучаем конфигурацию фавнов, панов и силенов, то мы получаем в руки те духовные геологические остатки, которые на самом деле ведут нас к прачеловечеству Земли".*/* Рудольф Штайнер, "Мировые чудеса, испытания души и откровения духа" (Weiterwunder, Seelenprüfung, Geistesoflenbamngen. GA 129), 6-й доклад от 23 августа 1911./

Этой-то "духовной геологией" медведей мы и попытались заняться. Теперь мы можем почувствовать, откуда происходит род медведя. Еще должно пройти время, прежде чем на нем исполнятся слова апостола Павла, что тварь изнемогает и стенает об искуплении. А в Калевале этому медвежьему пути сопутствуют слова, которыми мы и завершим эту главу:

"Молвил старый Вьяйнямёйнен, Говорил слова такие: "Отцо, милая пичужка, Красота с медовой лапой! По земле пройти ты должен Часть пути еще отмерить. Ты пройдись там, золотой мой, По земле пройди ты, милый, Ты пройди в чулочках черных Ты пройди в штанах суконных. "

                            

                                                Орел

ЛЕБЕДИ И АИСТЫ

 

МИР ПТИЦ

 

Все птицы уже здесь, все птицы", - так пели мы детьми, и если раздавалась эта песня, значит пришла весна или мы очень хотели вызвать ее. Дальше пелось: "Дрозды, зяблики, скворцы, и весь птичий народ", - а солнце поднималось все выше, и в душе просыпалась радость. Прилетающие птицы приносили нам, детям, нарастающий свет. Они были неотделимы друг от друга, весна и пробуждение птичьего мира.

Что при этом появлялись и другие животные - если не считать бабочек, возвещавших нам о лете - было не так важно. Прилет же птиц означал приход весны. Издавна для человеческой души птицы и возвращение солнца были переплетены друг с другом: они приносили с собой усиливающийся свет и прибывающее тепло. Как рыбы включены в жизнь воды, так и птицы в жизнь, пронизанную светом и теплом воздуха. Это их царство. В нем они живут; вода и земля - лишь дополнение, лишь граница, на которую они, бывает, наталкиваются, но установить с ними связь они могут лишь изредка и с трудом. И здесь, как всюду в царстве живого, есть исключения; но они лишь подтверждают правило и подчеркивает господствующую закономерность.

Жизненная сфера птиц - воздух, свет и тепло. Там они живут своей собственной жизнью и проводят ее в единственной, всеохватывающей деятельности: в полете. Птица летает; ей не надо этому учиться. Птенцом она вначале не может подняться в воздух, но не из-за того, что не умеет, а либо потому, что еще нет крыльев, либо потому, что для маленьких крыльев тело пока слишком тяжелое. Но никогда растущей птице не надо учиться летать у своих родителей, как, например, маленькому тюленю, которого мать неделями подталкивает в воду, чтобы он попытался поплыть.

Птица летает также, как рыба плавает или четвероногое животное бегает и прыгает. У нее ведь есть перья, они несут ее по воздуху; чтобы двигаться вперед, ей надо лишь отдаться, довериться им. Именно эта отдача делает полет для птицы чем-то само собой разумеющимся. Оперенье накинуто на ее тело подобно чудесному одеянию, несущему, как в сказках ковер-самолет, над морями и странами. Она не летит, а охвачена полетом, и ее деятельность состоит не в том, чтобы являть в полете свою волю, а в том, чтобы положиться на свои перья. Если бы птица попыталась сама управлять своими крыльями, у нее бы ничего не вышло. Ее задача - это включение себя в потоки воздуха и тепла, веющие над землей. Ее несут порывы ветра и столкновения воздушных течений. Она ощущает веянье ветра, движение тепла, колебание зноя, ее бытие соединено с ними, и это единство со стихией управляет полетом.

Мышцы на груди и крыльях удивительно малы по сравнению с той работой, которую они должны были бы совершать, если предположить, что именно мускульная сила осуществляет полет. Мускулы не работают, а лишь устанавливают крылья, раскрывают и сообщают, поднимают и опускают их. Они нужны для взлета и приземления. Но сам полет осуществляется опереньем. Это таинственное образование, возникающее лишь после того, как заканчиваются основные фазы эмбрионального развития. Оно как бы извне дается телу птицы, сообщает ему форму и облекает голое жалкое тело красотой и достоинством. Оперение - это словно мантия, сотканная из сил, но не воды и земли, а воздуха, света и тепла.Так нам становится понятным высказывание Рудольфа Штайнера, что птица переживает свои кости и органы подобно тому, как мы ощущаем какой-нибудь груз, например, чемодан или рюкзак, который нам приходится нести. "Вещи, упакованные в них, мы вовсе не ощущаем своим телом.., так и птица под собой подразумевает просто согретый ею воздух, а все остальное (кости и остальное тело) ощущает грузом, который она несет в земном существовании."* /*Рудольф Штайнер, Der Mensch als Zusammenklang des Schaffenden, bildenden und gestaltenden Weltenwortes. GA 230, доклады октября-ноября 1923./

Птица, так сказать, отождествляет себя лишь с находящимся в ней и прогретым ею воздухом. Все остальное для нее чужое; это не ее собственное, это груз. Но эта "ноша" - птичье тело - имеет особое строение. Во всех своих частях оно как бы уплотнено и забито.

Все органы птицы втиснуты в маленькое пространство; они, если так можно выразиться, упакованы в "рюкзак" груди и живота. Сердце и желудок, легкие и кишечник, почки и органы размножения - все вместе. Это пространство едва ли можно назвать животом, поскольку оно почти полностью охвачено ребрами, а спереди запечатано мощной грудиной. Это "упаковка", которую птица несет в себе. Многое тут еще очень примитивно по расположению и строению. Еще нет никакого мочевого пузыря; кал и моча выходят через общую клоаку. Нет толстой кишки, отсутствует перегородка между грудью и животом.

Зато голова посажена часто на очень длинную, а иногда, впрочем, и на короткую шею. Но это ни в коем случае не настоящая голова; скорее придаток, стебель с глазами, спереди уплотнившийся в клюв. Этот клюв определяет физиогномику отдельных семейств и родов; для птиц он то же, что для отдельного человека физиогномически нос. Птицу легко узнают по оперению; но чей это птенец - скажет лишь клюв.

Конечности - если они без перьев - производят жалкое впечатление. Так как ноги чаще всего остаются голыми, то их вид почти всегда разочаровывает своей убогостью. На наблюдателя они производят впечатление бедности, старости и беспомощности. Крылья без перьев можно рассматривать только как уродство. Напротив, в своем одеянии они свидетельство красоты, мощи и грации птицы. В крыльях раскрывается истинная сущность птичьего рода. Они несут его по воздуху; они дают ему жизнь в стихии тепла и света.

Поэтому Герлах с полным правом пишет в предисловии к своей прекрасной книге о птицах: "Птицы состоят из более легкого вещества, чем мы. Они не ходят по земле грубыми ногами. Большинство чуть касается поверхности кончиками пальцев в постоянной готовности взлететь. Воздух для них - это пространство неограниченного движения, не барьер, а мост ко всему желаемому. Быстро как мысли достигают птицы своих целей".*/*Richard Geilach: Die Gefiederten. Гамбург 1953./

Но это "более легкое" вещество оказывается наиболее минерализованной субстанцией; к примеру, птица выделяет содержащие почти исключительно твердые соли экскременты. Все в ее теле как бы высушено. Кожа не имеет потовых желез, перья - минерализованные, безжизненные роговые образования, ноги и пальцы окостеневшие и склеротизированные.

Тело вплоть до головок длинных трубчатых костей пронизано системой воздушных карманов. Это превращает его в баллон, который можно легко поднять и удерживать парящим в воздухе. Но тем самым центром жизни птицы становится дыхание и связанные с ним органы.

Из такого строения вытекает и второе столь же обычное занятие птиц: пение. Никакое другое животное и близко не подходит к этой единственной в своем роде способности. Иногда птица доводит образование звуков до такой степени мастерства, что она не только поет, но некоторые виды - например, попугаи, вороны и скворцы - с таким совершенством подражают звуку человеческого голоса, что произносят отдельные словосочетания. Это не имеет ничего общего с речью, но указывает на способность интимного соприкосновения со всем звучащим. Эта способность присуща им потому, что воздух несет звучание также, как он несет птицу. Так звук и птица, тон и полет становятся выражением мира воздуха, в котором пульсирует ветер, тепло и свет.

В этом элементе разыгрывается жизнь птиц. Они окружают Землю пением и полетом. Атмосфера без птиц - это абстракция. Пение и крик, свист, карканье, кряканье так же принадлежат воздуху, как и взмахи крыльев, порхание и парение. Птицы наполняют воздушное пространство нашей Земли.

 

ГНЕЗДАРИ И ВЫВОДКОВЫЕ

 

Лишь в одном-единственном месте птица касается Земли. Вовсе не там, где ее касаются пальцы; это очень поверхностный и мимолетный контакт. Прыжки, подскоки, маленькие семенящие шажки - это никак не касания. Это скорее следствия поиска пищи: этого требует не птица, а только ее клюв. Гнездо - вот что делает птицу земным животным. Она строит его из всевозможных материалов, и в гнезде, на короткий промежуток времени, становится жителем Земли. Гнездо сооружается из земли и ила, из веток и камешков, мха и листьев, навоза и песка. Структура и облик гнезда столь же многообразны, как многообразны семейства и виды птиц; каждый вид строит свое особенное гнездо.

Этому гнезду доверяется кладка (характерное для каждого вида число яиц) и затем начинается высиживание. Яйца окружаются тепловой оболочкой, так что в домике гнезда готовится как бы очаг, в тепле которого выпекается будущее потомство. Тут разыгрывается прообраз всякого "выпекания". То, что у рыб, рептилий и всех беспозвоночных еще совершают сами стихии, здесь выполняется отдельным животным.

Млекопитающие перенесли этот процесс вовнутрь женского организма. Рождающая мать стала живым гнездом. Птицы же строят себе особое сооружение, которое они на несколько недель в году превращают как бы в печку для вывода птенцов. Гнездо становится пуповиной, через которую отдельные птицы соприкасаются с земным царством. Теперь существо без родины становится оседлым и земным. Из яйца вылупляются птенцы двух видов. Одна группа нага и беспомощна. Другая покрыта пухом и перышками; птенцы рождаются нахальными, тотчас готовыми к жизни и действию. Следуя Лоренцу Окену, первую группу мы называем птенцовыми или гнездарями, а вторую выводковыми. Окен подразделял весь класс птиц на две эти большие категории. Он писал об этом в своей грандиозной естественной истории:* "Весь класс птиц делится на две большие группы, наземные и водоплавающие, среди которых выделяются, кроме того, птицы болот. Но тут возникает большая неравномерность, потому что число наземных птиц слишком велико. /*Lorenz Oken: Allgemeine Naturgeschichte für alle Stände, т. 7 Штуттгарт 1837./

Теперь обратимся к развитию птиц. Одни вылупляются из яйца нагими и слепыми, их еще долго нужно кормить. Я называю их гнездарями. К ним относятся все маленькие птицы, особенно певчие, лазающие, вороны, голуби, а также хищные птицы.

Другие вылупляются из яйца зрячими и оперившимися, они почти тотчас могут бегать и искать пищу. Я называю их выводковыми. Сюда относятся большие птицы, такие как куриные, цапли, гуси и другие.

Одни передвигаются прыжками, другие шагают; их можно было бы назвать прыгунами и ходоками. Одни стремятся вверх, их основная задача полет, другие всегда держатся земли и воды, и летят лишь тогда, когда это необходимо; их можно было бы назвать бегающими, а первых летающими."

Эти идеи и предложения Окена не соответствуют больше, современной систематике. Они не подходят, поскольку из выведенного здесь правила существует слишком много исключений. К примеру, аист и все примыкающие к нему виды и семейства: цапля, ибис и другие гнездари. А в смысле Окена они ходоки или бегуны. Кроме того, существует много переходов от одних к другим, так что предложенное более ста лет назад деление сегодня больше не может удовлетворять.*/*См. также Wolfgang Makatsch: Die Vögel der Eide. Berlin 1954./


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 186; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!