О ВЕЧНОМ И ВРЕМЕННОМ В ПАСТЫРСКОМ СЛУЖЕНИИ
В пастырском служении следует различать две стороны - вечную и временную.
Что относится к вечной стороне в пастырстве? Те черты и особенности, которые всегда отличали и до скончания века будут отличать пастырство, как небесно-земное служение, от всех прочих земных служений, и с потерей которых пастырство становится чиновничеством, ремеслом, в лучшем случае пасторством, но не православным пастырством. Это вечное в пастырском служении.
Но в то же время мы считаем себя не в праве обойти молчанием то временное и те несомненные вопросы, те требования и ответственность, которые предъявляются к пастырству всякое время.
В отношении к миру Церковь - это та благодатная сила, которая спасла от разложения греко-римский мир и после того продолжает спасать мир от гниения и гибели. И этот корабль отовсюду бьется волнами. Не только обуревается Церковь Христова от вне, но и раздирается внутри.
Отсюда могут возникнуть опасения, что и самые благодатные «делатели» не смогут удовлетворить всем тем требованиям и выполнить все те обязанности, какие предъявляются к пастырю Церкви Христовой. В известном отношении такое опасение верно: область пастырского делания безгранична, а силы человеческие слабы. В истории мы имеем единственный законченный пример Пастыря совершеннейшего, идеального, абсолютного - Богочеловека Христа, нашего Пастыреначальника. В пастырстве Иисуса Христа все стороны в совершенстве развиты до конца. Между тем, даже у наделенных чрезвычайно благодатными дарованиями святых апостолов, не говорим уже о всех последующих пастырях, пастырство имело в известной степени отпечаток индивидуальности и уже некоторой ограниченности в сравнении с примером Пастыреначальника.
|
|
|
Апостол Иоанн, например, по преимуществу Богослов и проповедник любви. Апостол Павел - Апостол «языков», а апостол Петр - Апостол евреев и т.д.
У обыкновенных же пастырей еще более дают знать о себе индивидуальность и ограниченность. И, однако, безграничная высота пастырского идеала и широта пастырского делания не должны останавливать честно ищущих пастырского звания. Пусть этот идеал смертному человеку до конца и во всей широте не осуществить, но к нему можно приблизиться. Пусть даже самый лучший пастырь не в силах непогрешимо выполнить все требования, предъявляемые к высокому его служению, но он может поработать честно в меру своих сил. Бесспорно, ни одному пастырю не вынести на плечах своих всего разнообразного, как сама жизнь, пастырского дела. Поэтому и Иисус Христос посылал Своих апостолов на проповедь не по одиночке, а по два (Мк. 6,7), как потом и апостол Павел всегда совершал свои проповеднические путешествия в сопровождении одного, двух, а иногда и трех спутников.
|
|
|
Здесь мы подошли к весьма серьезному вопросу церковной жизни - к вопросу организованности и взаимной дружбе пастырей в отношении пастырского делания.
С прискорбием решаемся отметить, что организованность и дружба наших пастырей оставляют желать много лучшего. В настоящем огромное большинство наших пастырей молодых начинают свое служение без опытного руководства и поддержки старших, продолжают его без плана и системы, живут в большинстве, духовно не совершенствуясь. Не удивительно, что проходит иногда долголетнее служение пастыря, а духовно-благодатных результатов этого служения не видно. Сплошь и рядом с годами пастырь не разгорается духом, а все более остывает и иногда леденеет, так что пастырское делание обращается у него в подневольный труд, в ремесло, постольку для него интересное, поскольку оно дает источник к существованию. Вместо пастыря получается наемник, «иже несть пастырь» (Ин. 10,12).
Бесспорно, что и материальные интересы не могут быть вычеркнуты из круга вопросов, которые должны озабочивать церковную власть и самого священника. Священник - человек, и он нуждается и в пище, и в питии, и в одежде, и в жилище. Он должен не о себе только пещись, но и о своей жене и детях.
|
|
|
Но в то же время пастыри не должны забывать, что в их жизни главная не материальная, а духовная, идейная сторона, не их материальные личные стяжания, а их духовные пастырские деяния и достижения. При успешности последних можно быть уверенным, что придут и первые. Продолжительные наблюдения окончательно убеждают, что добрый пастырь никогда не останется без куска хлеба и что у пастыря лучший способ обеспечить себе безбедное в материальном отношении существование - это право править свое пастырское дело.
Духовно окормляемые добрым пастырем никогда не оставят его без пропитания и всего нужного для жизни.
«Трудящийся достоин награды за труды свои», - об этом напоминал пастырям и Пастыреначальник (Лк. 10,7), и великий апостол Павел (1 Тим. 5,18).
Пастыри близко стоят к жизни, им хорошо известны и недочеты в современном пастырском делании, и нужды и запросы верующие, и недуги, и опасности времени. Им легче всего определить нужное и ненужное, возможное и невозможное, достижимое и недостижимое. Им легче, чем кому-либо иному, и практически-жизненно идейно и научно разрешить назревшие вопросы пастырской практики.
|
|
|
Само собой понятно, что тут пастыри должны действовать в постоянном согласии с церковной властью, пользуясь ее поддержкой и ее указаниями. Дисциплина (Евр. 12,1,17) и порядок во всем (1 Кор. 14,40) должны быть основами церковной жизни, а следовательно, и пастырского служения.
Выше мы упомянули, что обстановка и время требуют от пастырей «серьезной перемены курса и методов пастырской работы». Дабы не смутилась чья-либо совесть, считаем необходимым пояснить, что такая перемена не должна касаться ни существа, ни благодатных основ пастырского служения, то есть, вечной стороны пастырства. Пастырское служение при всех обстоятельствах и во все времена в своем существе должно оставаться неизменным, то есть, служением духа и благодати, своею целью иметь прежде всего устроение и спасение человеческих душ и должно соответствовать идее Церкви и православно-церковному устройству. От пастыря, проходящего равноангельное служение, всегда будет требоваться душевная чистота и готовая на жертву любовь ко Христу и пасомым. Это вечно будет оставаться воодушевляющим началом в пастырской деятельности.
Но «Церковь, - по мысли проф. Н. Глубовского, - живет и подвизается в мире и для самого успеха своей миссии обязана так или иначе сообразоваться с условиями его бытия; враждуя с ним и устрояясь помимо его, она потеряет всякую почву для своей зиждительной работы на земле» (Проф. Н.Н. Глубовский. Война и мир в Финляндской Православной Церкви. София, 1929, с. 2).
Поэтому пастырство не может не считаться с данными условиями земного бытия и не отыскивать лучших способов реагирования на них. Мудрость церковная в том и состоит, чтобы угадывать запросы жизни и соответствующим образом отвечать на них, проявляя при этом мудрость змеиную и чистоту голубиную (Мф. 10,16), никогда не жертвуя истиной, но и не страшась при защите истины ни фарисейских укоров в новаторстве, ни саддукейских - в ретроградстве (застое, консерватизме).
Неподвижность - удел мертвецов, живым же свойственно движение. Жизнь есть вечное движение вперед. Кто не идет вперед, тот остается позади, часто оказывается лишним и ненужным.
Для православного христианина безусловно обязательную силу имеют истины, или ясно и точно выраженные в Священном Писании и Священном Предании, или же утвержденные вселенским голосом Церкви в определениях Вселенских Соборов. Но после 8-го века Вселенских Соборов не собиралось. Ранее же бывшие Вселенские Соборы занимались лишь тринитарными и христологическими вопросами. Это не значит, что Соборы не придавали значения иным догматическим вопросам. Предметы их занятий определялись требованиями времени - вопросами правомыслящих и возражениями инакомыслящих. А так как все догматические споры до 8-го века вращались почти исключительно около личности Христа Спасителя - Его Богосыновства, взаимоотношения двух естеств в Его едином лице, и так как эти вопросы затрагивали самое существо христианской веры, то естественно, Церковь того времени считала необходимым дать ответы на эти именно вопросы.
Прекращение с конца 8-го века деятельности Вселенских Соборов стало причиной того, что мы и доселе не слышим вселенского голоса Церкви по многим догматическим вопросам, которые, тем не менее, время от времени возникают и, не имея за собой точной церковной формулировки, открывают возможность для разных недоумений, кривотолков и сомнений. Ни общераспространенное верование, ни, тм более, богословские мнения, хотя бы и самых знаменитых Богословов и отдельных иерархов, не могут представлять незыблемого авторитета в разрешении подобных вопросов. И это иногда весьма болезненно дает о себе знать.
Одним из самых важных вопросов догматического порядка является вопрос о составе канона священных книг Ветхозаветной Церкви. Но ведь строго говоря, никаким определением всей Православной Церкви объем этого канона еще не установлен. Древние церковные правила, касающиеся этого канона, как 85 апостольское, 60-е Лаодикийского Собора (около 350 г.), 24-е Карфагенского Собора (419 г.) и 2-е Трульского Собора (681 г.) не вполне сходятся между собой.
При отсутствии точного церковного определения не удивительно, что у православных богословов мы наблюдаем колебание при рассмотрении вопроса о ветхозаветном каноне. Одни, как наши русские богословы: архиепископы Феофан Прокопович, Ириней Фальковский, Сильвестр Лебединский, - отвергают авторитет неканонических книг. Другие, как целый ряд греческих богословов, высказывают взгляд близкий к католическому. И третьи, во главе с Московским митрополитом Филаретом, признавая неканонические книги полезными и назидательными, все же не уравнивают их с каноническими, ибо древняя иудейская Церковь не помещала их в своем священном каноне. Митрополита Филарета авторитет столь велик, что его определение стало как бы определением всей Православной Церкви.
Но на этом едва ли можно успокоиться, ибо верование Церкви не может утверждаться лишь на мнениях отдельных лиц.
Еще сложнее и запутаннее представится дело, когда мы коснемся канонической стороны церковной жизни.
В основе церковного законодательства лежат священные каноны, то есть, апостольские правила и правила Вселенских и Поместных Соборов, бывших на протяжении 3-9 веков.
По выражению знаменитого церковного историка проф. В.В. Болотова6 канонично то, что для Церкви полезно (Проф. В.В. Болотов. Лекции по Истории Древней Церкви. СПб., 1913, с. 320). Действительно, принцип церковной пользы весьма ярко выражается в церковных канонах, особенно в тех из них, где Церковь проявляет некоторого рода нетерпимость и суровость, как будто не отвечающие духу христианской религии.
Таковы, например, правила 45 апостольское и 33 Лаодикийского Собора. Первое запрещает под угрозой отлучения епископам, пресвитерам и диаконам молиться с еретиками, а второе - с отщепенцем. Если сравнить эти правила с молитвой Соломона при освящении храма, то можно подумать, что ветхозаветный праведник Соломон был более проникнут духом религиозной терпимости и любви, чем составители этих правил. Соломон тогда молился: «Если и иноплеменник, который не от Твоего народа Израиля, придет из земли далекой ради имени Твоего, ибо и они услышат о Твоем имени великом, и о Твоей руке сильной, и о Твоей мышце простертой, - и прийдет он, и помолится у храма сего: услышь с неба, с места обитания Твоего и сделай все, о чем будет взывать к Тебе иноплеменник, чтобы все народы земли знали имя Твое...» (2 Цар. 8,41-43).
По всей вероятности подобные правила имели в виду оградить православных как от еретической лжи, так и от индеферентизма в отношении веры и Православной Церкви. Ясно, что составители указанных правил рассуждали тут не принципиально, а приспособительно к данным условиям времени, к данной обстановке, блюдя церковную пользу.
Но сегодня полезное завтра может оказаться вредным. Если в одно время общение православных с еретиками и раскольниками нужно запрещать, как опасное и вредное, то в другое время (как например, теперь) его нужно поощрять, как полезное, как могущее еретиков и раскольников привлечь к Православной Церкви.
И нельзя не понять патриархов: Александрийского Фотия и Иерусалимского Дамиана, которые вместе с русскими митрополитами Антонием и Евлогием не только участвовали в 1925 году в Никейских торжествах в Лондоне, но и молились совместно с верующими Англиканской Церкви.
Равным образом и современные усилия митрополита Никодима (Ротова) и других церковных деятелей прекрасно говорят об этом.
Законодательство, составленное из законов, выработанных в 3-9 веках, во многих своих частях носит архаический характер. Многие канонические правила никем никогда не исполняются, другие явно и часто нарушаются.
Надо ли говорить о вытекающих отсюда трудностях для современного пастыря? При таком положении дела пастырь всегда находится под угрозой обвинения то с той, то с другой стороны. Если он будет строгим исполнителем всех канонических правил, его обвинят в узкости, буквоедстве, формализме, непонимании жизни и духа учения Христова. Если же он станет игнорировать те или иные каноны, как неприменимые в данное время, его обвинят в беззаконии.
Независимо от тех или иных обвинений пастырю с чуткой совестью, воспитанному в духе церковной законности и дисциплины, тяжело бывает всякое нарушение древнего закона, не отмененного еще Церковью. Конечно, нельзя представлять дело так, что служение пастыря должно быть строго оформлено, и каждый шаг его соразмерен с законом. Пастырь - не техник, и пастырство - не геометрия. В пастырстве самое главное - порыв, вдохновение, при которых иногда важнее и полезнее бывает нарушить писаный закон, чем его исполнить.
Пастырское служение апостола Павла, который по собственному выражению, «для всех сделался всем, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых» (1 Кор. 9,22), дает нам достаточно примеров нарушения буквы закона для торжества духа. В момент истинного вдохновения и самоотвержения пастырь становится как бы «выше закона». Его вдохновение и самоотвержение как бы заменяют закон, как и учил апостол Павел: «Если вы духом водитесь, то вы не под законом» (Гал. 5,18), «на таковых нет закона» (Рим. 13,10).
Но иное дело минуты пастырского вдохновения, иное дело - «нарушение закона по нужде» и совсем другое дело - постоянное игнорирование закона, находящегося в церковном законодательстве, не отмененного надлежащею церковной властью.
Кто же избавит нас от такого состояния? Только Вселенский Собор. Только Вселенский Собор может быть выразителем голоса всей Православной Церкви, водимой, освящаемой и укрепляемой Духом Божиим.
Таким образом, при нерушимости вечной стороны в Церкви Христовой, временная сторона ее требует уточнения, разъяснения, формирования. А до этого наши труженники-пастыри понесут свои высокие обязанности с молитвой в сердце, исполняя неуклонно и терпеливо свой долг во славу Божию, на пользу Святой Матери-Церкви и спасение ближних.
ОТНОШЕНИЕ ПАСТЫРЯ К ВНЕШНЕМУ МИРУ
Согласно изложенному (Рим. 13) учению святого апостола Павла, власть - от Бога, цель власти - поддерживать добро и преграждать зло. Потребность власти вызывается самой природой одушевленных созданий и особенно разумных. История свидетельствует, что никогда не было на земле общества, которое обходилось без власти. Моменты безвластия, анархии, случавшиеся в жизни общества, обыкновенно несли с собой расстройство, разорение.
Цель и назначение государственной власти в общем совпадают с целью и назначением Церкви. Конечной своей целью Церковь также имеет борьбу со злом, ослабление зла и поддержку, умножение добра. Разница между устремлениями Церкви и государственной власти состоит лишь в том, что Церковь имеет в виду преимущественно духовную сторону человеческой жизни и среди многих своих задач ставит высшей задачей преображение человека, приготовление его к небесной жизни, хоть она не оставляет без внимания и земной стороны человеческого существования со всеми ее мирскими нуждами; государственная же власть ставит своей целью земное устроение и духовными запросами граждан занимается постольку, поскольку внимание к ним и удовлетворение их необходимы для достижения ее основной цели.
Сходные свои цели Церковь и государственная власть осуществляет каждая своими средствами (С. Булгаков. Два града, т. 2. М., 1911, с. 307). Преимущественные средства Церкви: молитва, слово назидания или обличения, благодатная помощь.
Преимущественные средства государственной власти: сила, меч, не исключающие, однако, и морального воздействия.
Есть более тонкое различие между Церковью и государством. В государстве личность отдельного гражданина в какой-то степени меркнет пред громадой народа: народу принадлежит будущее, а всякий отдельный гражданин представляет преходящую частицу целого, которая со своей смертью обычно отходит и, в сущности, в большинстве случаев, теряется.
В Церкви же является бесценной каждая человеческая личность, как носящая в себе образ Божий и предназначенная к вечной жизни. В государстве, прежде всего, - служение народу, а потом уже отдельным личностям; в Церкви же Божией прежде всего - спасение личностей, а в них и чрез них - спасение и всего народа.
Из сказанного видим, что общего у Церкви и государства много, разное же у них не таково, чтобы их совсем разделять или ставить в немирные отношения.
Церковь и государство - естественные союзники, объединенные единством цели. Государственная власть не может поэтому не дорожить Церковью, как воспитывающей, духовно культивирующей силой; Церковь, в свою очередь, не может не относиться положительно к государственной власти в осуществлении последнею ее высоких задач, как и не может в нужных случаях не пользоваться ее помощью и поддержкой. Практически Церковь выражает свое положительное отношение к власти своими постоянными молитвами за нее (1 Тим. 11,2).
Сказанным в достаточной степени определяется отношение пастыря к власти и ее носителям. Пастырь обязан признавать и исповедовать необходимость власти в человеческих обществах. По заповеди Апостола (1 Тим. 2,1-3), он должен и молиться за носителей власти.
Пастырь, однако, как Божий служитель, обязанный всегда защищать истину и содействовать добру, должен быть одинаково свободен как от ненужного противления власти, так и от приниженного раболепства пред нею.
В отношении власти пастырь должен помнить, что она есть «орган Божественного мироправления» (Проф. Н. Суворов. Учебник Церковного права, изд. 2. М., 1902, с. 462)., а отсюда и следует его отношение к ней.
Позиция Церкви к государству выражена в Декларации митрополита Сергия, заместителя местоблюстителя патриаршего престола, от 28 мая 1926 года (РПЦ, изд. Московской Патриархии, 1958, с. 10).
Что касается форм государственного управления, то они по существу не могут служить причиной расхождения между Церковью и государством. «Церковь, - говорит проф. Павлов, - имеет неизменное в своих основаниях устройство, тогда как устройство государств есть продукт истории; следовательно, Церковь не имеет никакой политической цели» (Проф. Павлов. Курс канонического права. ТСЛ, 1902, с. 491).
Об отношении Церкви к государству хорошо сказано и в Резолюции Конференции всех Церквей 1952 года:
«Мы верующие люди, - говорится в этой Резолюции, - участвуем в жизни страны, как в борьбе за мир, не только своим трудом и примерным исполнением гражданских обязанностей, но и своей верой в победу добра над злом, в конечном торжестве Правды и мира на земле. Эта вера является для нас источником усилий, постоянно направляемых на преодоление человеческого эгоизма, в котором коренятся распри, разъединяющие людей» (Конференция всех Церквей и религиозных объединений в СССР. ТСЛ, 1952, с. 64).
Относительно выбора той или иной формы государственного управления следует сказать, что право выбора принадлежит абсолютно воле народа. Прекрасный пример для отношения Церкви к данному вопросу дан в Ветхом Завете: просьба евреев о поставлении им царя была противна и Господу и пророку Самуилу. Но так как воля народа была непреклонной, Господь сказал Самуилу: «Послушай голоса их и поставь им царя», и Самуил поставил (1 Цар. 8,4-22; 10,1).
Пастырь должен быть отцом, другом для всех. Для него «несть еллин, ни иудей», для него не должно быть ни близких, ни чужих, для него все свои, и он для всех - свой. У пастыря царственная задача - всех примирять, объединять, за всех молиться и приводить в одну великую семью к Отцу Богу, Емуже слава и держава во веки.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 233; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!