Ваня был подавлен. Ошеломлен. Уничтожен...

 

 

       Владимир Всеволодович один за другим перебирал разложенные Ваней на столе старинные предметы и детально объяснял, что это такое и каково их назначение.

       - Да, - то и дело приговаривал он. – Тут вся, если так можно выразиться материальная история вашей Покровки. Семнадцатый, восемнадцатый, девятнадцатый век… Но много и от древней Руси. Вот смотрите – это пуговица от одежды явно богатого человека времени Мономаха. Эта – с одежды простолюдина… А это… - он показал небольшой черный обломок и с благоговением поцеловал его: - Фрагмент креста-энколпиона. Это такой крест, полый внутри, в который вкладывали частичку святых мощей или какую-нибудь святыню и потом носили у себя на груди.

       - Это что же, выходит, он от покойника? – со страхом покосилась на частичку креста Лена.

       - Нет! И не пугайся ты так – у Бога – ведь все живы! – успокаивающе улыбнулся ей академик. – К тому же такие кресты не клали в гроб, а прикрепляли к кресту над могилой, а еще чаще передавали из поколения в поколение, как реликвию. Сначала они были исключительно византийской работы. Но к этому… - он вгляделся в увеличительное стекло, - конечно же, явно приложил руку уже русский мастер! И он тоже – явно домонгольского времени. Так же, как и эта стрела… ключ… бусинка…

       Ваня просто сгорал от нетерпения. Стас, съежившись, сидел на диване. А академик все не спешил.

       Видно было, что он даже тут, по привычке собирал всю информацию, чтобы сделать точный вывод по грамоте. А может, просто оттягивал тот самый момент, который может быть лишь один раз в жизни ученого, и который будет потом согревать его своим воспоминанием всю жизнь.

       Последней из лежавших на столе предметов он взял печать и, мельком оглядев ее, сказал:

       - Все верно, тут никаких двух мнений - это печать Владимира Всеволодовича Мономаха…

       - Как! Он тоже, то есть вы тоже - Владимир Всеволодович? То есть, вы с Мономахом тезки? – удивилась Лена.

       - Представьте себе, да! – степенно поклонился ей академик. – И я нимало горжусь этим обстоятельством!

       Тут он внимательней посмотрел на Лену и удивленно хмыкнул:

       - Гм-мм… Прости, а… что это у тебя там рядом с крестом на шее?

       - Образок! – с готовностью ответила девочка и с гордостью добавила. – Я его сама в огороде у бабы Поли нашла!

       - Ну-ка, ну-ка… Да мне его на минутку!

       Академик взял из рук Лены золотой кружок и навел на него увеличительное стекло.

       - Любопытно-любопытно! – забормотал он. – Чем больше вижу вещей из вашей Покровки, тем все более и более углубляюсь в ее прошлое!

       - Значит, этот образок тоже древний?

       - И даже очень, только это не образок, а монета!

        - Как монета? Мне его, то есть, ее сам отец Михаил освятил и благословил носить! - изумилась Лена. – На нем же Христос, а с другой стороны вот видите – два святых с православным крестом!

       - Христа вижу. Прекрасное изображение византийского стиля. А что касается святых… так это и не святые вовсе, а два брата императора – Василий и Константин. Те самые, которые отдали в жены святому Владимиру Красно Солнышко свою сестры Анну. Исходя из этого, определяем эту монету концом десятого века, то есть как раз тем самым временем, когда была крещена Русь!

       - А почему же на ней тогда дырка? – робея перед авторитетом академика, рискнула-таки возразить Лена. – Видите? Почему-то немного квадратная и чуть сбоку…

       - Это чтобы нимб Иисуса Христа не задеть! – объяснил Владимир Всеволодович. – Тот, кто изготавливал эту дырочку, делал это не только аккуратно, но и благоговея перед образом. Ну, а, судя по тому, что оборотная сторона монеты совершенно не затерта, можно сделать вывод, даже, с очень большой вероятностью заявить, что она была сделана не для ношения, скажем на монисто состоятельной женщины…

       - А для чего же тогда? – заинтересовался даже сидевший на диване с отсутствующим видом Стас.

       - Скорее всего, чтобы в знак благодарности за чудо исцеления или спасения от какой-нибудь опасности, подвесить ее к чудотворной иконе. Не удивлюсь, если она находилась в храме вашего села.

       - В Покровке?! – обрадовалась Лена.

       - Вот насчет названия, точно сказать не могу. Но, вероятнее всего, село ваше тогда было какой-нибудь Дубравкой или Березовкой. Покровкой оно могло называться только лет через сто пятьдесят после чеканки этой монеты. Ведь праздник Покрова особо стал отмечаться на Руси с середины двенадцатого века, – ответил Владимир Всеволодович и протянул Лена превращенную в образок монету.

       - И что же, теперь мне ее нельзя носить? – чуть не плача, взглянула на него та.

       - Ну почему же, - улыбнулся ей академик, - это уже реликвия нашей Родины, и тем более, если батюшка освятил ее и благословил на ношение…

       Он как-то разом весь собрался, зачем-то одернул пиджак и торжественно произнес:

       - Ну, а теперь приступим к самому главному! Где тут она, наша грамота?

       Ваня, заиграв на губах марш, взял лежавшую в самом центре стола большую коробку из-под обуви, открыл ее и, со словами: «Вот!», протянул Владимиру Всеволодовичу грамоту.

       Тот бережно, словно новорожденного ребенка, принял ее на свои ладони, еще осторожнее опустил на стол, склонился над ней… затем, словно не веря своим глазам, принялся рассматривать ее через увеличительное стекло и, наконец, взглянул на Ваню ничего не понимающими глазами:

       - Ч-что это?..

       - Как что? - важно отозвался тот. – Грамота Мономаха. Та самая…

       - Вы… так… полагаете?..

       - Владимир Всеволодович… - встав с дивана, подал голос Стас.

       Но академик только отмахнулся от него:

       - Позвольте, вы обещали мне подлинную грамоту Мономаха, а показываете какую-то - да, искусно, да старательно сделанную, но, простите меня – подделку!

       - Как подделку? – бросился к столу Ваня. – Да я ее сам, вот этими самыми руками из-под камня вынул! Может, вы скажете, что и печать еще не настоящая?

       - Нет, печать самая, что ни на есть подлинная. Но грамота, извините меня – чистая липа! На ней даже печать есть!

       - Вот, видите! – снова восторжествовал Ваня, и в его глазах загорелись подозрительные огоньки: а не сговорился ли уже по телефону этот академик со Стасом, чтобы таким образом лишить его грамоты или сбить на нее цену?

       Но академик тут же вернул его на свое место.

       - Увы, современная печать, а точнее – просто штамп, какой ставят на дорогих кожаных изделиях… Вот видите – в самом углу просвечивается дата и знак качества.

       - Где-где штамп? – заволновался на этот раз уже Стас и, взглянув на «грамоту» под увеличительное стекло, покачал головой: – Это место мы с художником уже под утро обрабатывали, устали, вот и не заметили видно…

       Владимир Всеволодович с немалым удивлением посмотрел на него и, не скрывая упрека, сказал:

       - Станислав, я всегда считал тебя за умного, благородного человека. Но здесь, прости, такое мальчишество… Зачем тебе понадобилось все это?

       Стас виновато посмотрел на академика, потом на Ваню:

       - Видите ли, Владимир Всеволодович, Ванька так увлекся поисками настоящей грамоты, что его любым способом нужно было как-то остановить. Отрезвить. Привести в чувство.

       - А о дальнейших последствиях ты подумал? – строго спросил у него академик.

       Стас лишь вздохнул в ответ:

       - Тогда главное было спасти его... Простите меня… И ты, Вань, прости, если сможешь…

       Ваня был подавлен. Ошеломлен. Уничтожен.

       - Ах, вон оно что, - понял, наконец, он все, - ты с художником эту «грамоту» изготовил, Ленка ее под камень подсунула, потом ты мне про этот камень сказал, а я… Ненавиж-ж-жу!- - вкладывая в свой голос всю ярость, злобу и даже возможную еще месть, прошипел он и отвернулся от Стаса, словно того и не было в комнате.

       - Ну, будет, будет! – примирительным тоном заметил академик. – В науке это бывает. Тут нам главное бы за спорами не забыть. Ну, ладно это… - брезгливо отшвырнул он от себя подальше подделку. - Но ведь подлинная грамота же была?

       - Да! Была!– ударяя себя кулаком в грудь, подтвердил Ваня. – И никто до меня ее не видел! Честное слово! И слово Володимеръ там было! Разве б я сам его смог придумать?!

       - Вот видите, - задумчиво сказал академик. – Значит, у нас еще есть шанс отыскать ее!

       - И отыщем! Непременно найдем! – принялся убеждать Стас и Ваню, и явно расстроенного академика.

       - Ага…- проворчал Ваня, - Если только до этого Градов не успеет затопить нашу Покровку!

       - Как это затопить?! – не понял Владимир Всеволодович.

       - А вот так, чтобы один большой человек Соколов сделал на этом месте большое озеро и катался на нем в своей большой яхте! – пояснила молчавшая до сих пор Лена.

       - Да вы что… Такие красивые места… – ошеломленно покачал головой академик. - Наверняка ценные и с исторической точки зрения! Много всякого сумасшедшего бывало в различные времена – и при Калигуле, и при Нероне, да и при наших не столь отдаленных правителях, но чтобы такое… А сами-то жители что?

       - Все село разделилось почти поровну! Ругаются, ссорятся, спорят… – ответил Стас и пожал плечами. - Так сказать – настоящий пожар в Китеж-граде!

       - Да, немало потеряла поэзия, у которой я тебя отобрал для своей науки. Как может гореть что-то, находящееся под водой? – невольно покачал головой академик и не без удовольствия повторил: - Пожар в Китеж-граде… Такое сравнение может позволить себе только поэзия!

        А в вашей науке, как было? – чтобы хоть как-то поддержать разговор, уточнила Лена. – Ну, в смысле, чем гасили пожары? Пожарных машин и огнетушителей ведь тогда не было!

       - Песком, водой, но прежде всего – молитвой! – охотно ответил Владимир Всеволодович. - Устраивали целые крестные ходы вокруг горящего города, и представьте себе, очень часто та часть, которую успевали обойти, уцелевала вместе с домами и храмами! Вдруг внезапно начинался дождь, или ветер менял направление, а бывало, что огонь просто затихал, словно бы сам по себе… Но, впрочем, довольно, пожалуй, на сегодня об истории… - неожиданно как-то сникнув, попросил он. - Я, кажется, первый раз в жизни слегка устал от нее….

       Академик, и правда, выглядел так, словно сразу прибавив в годах. Он тяжело опустился на стул и сказал:

       - Давайте лучше, если, можно, слегка позавтракаем, затем сходим, посетим отца Тихона и, простите, сегодня же я домой! Может, успею еще на обратный поезд!

       - А я побежал искать эту настоящую грамоту! Может, тоже еще успею!.. – крикнул Ваня, и даже не прощаясь с пожелавшим ему удачи академиком, выбежал из дома.

       - Простите его, Владимир Всеволодович… - извинился за друга Стас. – А главное меня простите! Я ведь хотел сразу вас предупредить, но вы уже отключили телефон в Москве. А там, на станции, Ванька все время не давал мне подойти к вам. Правда, Ленка?

       Но та ничего не сказала, только, отвернувшись, согласно пожала плечами.

       К счастью Владимир Всеволодович все понял.

       - Ничего! – погладил он готового заплакать от досады Стаса, хотя и сам было видно, расстроен намного больше него. -

       А дальше и вовсе все было как-то скомкано и грустно.

       Владимир Всеволодович с отсутствующим видом позавтракал, не забыв при этом похвалить и блинчики со сметаной, и настоящий деревенский творог. Еще раз осмотрел старинные вещи на столе, даже не глядя в сторону злосчастной грамоты, и вместе со Стасом и Леной вышел из дома.

 

4

 

Лена как всегда хотела знать все сразу и тут же…

 

       На улицах Покровки, и особенно подойдя к церковным воротам, академик стал понемногу оживляться.

       Он обошел всю церковь, залез в подвал, где, как предупредил его сторож, есть очень древний подземный ход и, наконец, сказал, что до этой - тут стояла другая церковь, до нее еще одна, и вообще, на этом месте всегда был храм чуть ли не со времен Владимира Мономаха.

       - Так что эти места никак нельзя, нет – просто преступно уничтожать и тем более затоплять! – уверенно заявил он. - У меня есть друг в ГосДуме. Сегодня же я созвонюсь с ним, попрошу подготовить соответствующих охранный документ, временную такую грамоту, и с первым же поездом переправлю ее вам!

       Он посмотрел на Стаса с Леной и подмигнул им:

       - Вот и выходит, что не зря уже, значит, сорвался с места! Не вышло с одной грамотой, так хоть эта поможет вам.

       - Дай-то Бог, уже и не знаем, что делать. Все сильные и богатые мира сего отвернулись от нас, - сказал вышедший к академику отец Михаил. – Одна только и надежда, что на Его помощь, да на Покров Пресвятой Богородицы!

       - Да для этого есть все основании, ведь вы осеняемы ее Покровом, так что будем надеяться, что Ее спасительная Сень не даст этой веси погибнуть! - подтвердил Владимир Всеволодович, и Лена, запоминая, прошептала:

       - Спасительная Сень…

       Они вышли из церковных ворот, и дошли до кладбища.

       Около могилки отца Тихона, как всегда, были люди. Среди них и та самая красивая женщина в темном.

       Войдя за ограду, академик подошел к бугорку, опустился на колени, поцеловал крест, фотокарточку и сказал:

       - Ну, здравствуй, друг!

       При этих словах красивая женщина неожиданно вздрогнула и внимательно посмотрела на Владимира Всеволодовича.

       А тот, не замечая в этом момент никого, забыв даже об огорчении с подделанной грамотой, шептал:

       - Давненько же мы не виделись с тобой…

       Стас и Лена деликатно молчали, дожидаясь, когда Владимир Всеволодович сам встанет с колен и подойдет к ним.

       Наконец, академик подошел к ним, и они, перебивая друг друга, стали говорить:

       - Владимир Всеволодович! Здесь знаете, сколько паломников ежедневно бывает!

       - А сколько происходит чудес!..

       - Больные исцеляются! Нуждающимся в деньгах помощь приходит! Людей из тюрем освобождают! – перечислила Лена.

       - Даже свечи зажигаются сами собой! - добавил Стас. - Я сам это лично видел! И вот эта женщина тоже тогда была!

       Владимир Всеволодович перевел глаза, куда кивнул Стас, увидел красивую женщину и глаза его неожиданно узнавающе дрогнули:

       - Вот ведь как… Оказывается не только в истории, но и в жизни случается всякое… - пробормотал он и, подойдя к этой красивой женщине, снял с головы шляпу и склонившись, поцеловал протянутую ему руку.

       - Ну, вот и опять встретились, здравствуй, Настенька! – послышался их тихий разговор.

       - Здравствуй, Володя…

       - Как ты? Надеюсь, все твои страхи и беды уже позади?

       - Увы! Все по-прежнему…

       - Да сколько же можно так мучиться?! Что ж ты сама-то у него помощи не попросишь? Он ведь уже стольким людям помог!

       - Да уж просила. Но видно, я так виновата перед ним, что он меня просто не слышит…

       - Да ты что, чтоб он тебя – и не слышал?!

       Они еще недолго поговорили, только теперь уже о погоде в разных столицах мира, и академик вернулся к ребятам.

       - Как! Вы ее знаете? – первым делом спросила ничего не понимавшая Лена.

        - Да, - невозмутимым тоном подтвердил Владимир Всеволодович.

       - Но ведь это же – Гадова!

       - Ну и что? – пожал плечами Владимир Всеволодович. – К тому же она не всегда была Градовой.

       - А кем же? – не унималась Лена.

       - Я тебе все объясню - потом! - шепнул ей Стас.

       Но Лена как всегда хотела знать все сразу и тут же:

       - А кем же? – повторила она.

       Владимир Всеволодович кивнул на фотографию:

       - Когда-то она была Анастасией Голубевой. Женой моего друга Василия Голубева, в монашестве – архимандрита Тихона….

       - Что-о-о?! – округлила глаза Лена - Этого не может быть…

       - Еще как может! – подтвердил Стас.

       - Но ведь она же предает его, скупает деревни вокруг Покровки, а ведь вместе с ней затопят и эту могилу! – оглядываясь на женщину, зачастила она, но Владимир Всеволодович остановил ее.

       - Никогда не делай выводов, пока не соберешь для этого вполне достаточной информации! – строго сказал он ей. – Настя – хорошая женщина. Просто жизнь ее сложилась так, что она попала в зависимость страшного человека, который, шантажируя ее сыном, вынуждает ее делать все, что захочет.

       - А откуда вы это знаете? – недоверчиво уточнила Лена.

       - Встретились мы с ней однажды случайно. В лондонском аэропорту. Полчаса всего разговаривали. Но она многое успела мне рассказать…

       Академик посмотрел на Стаса, на Лену и как-то печально улыбнулся:

       - Береги эту девочку Стас, ты ведь, вроде, теперь как ее рыцарь! А ты, - обращаясь уже к Лене, предложил он, - приезжай к нам в археологическую партию на следующее лето! Грамоту Мономаха показать не обещаю, но бересту, скажем, с письмом тысячелетней давности мужа к жене увидишь!

       Он еще раз поцеловал фотокарточку отца Тихона, молча поклонился его бывшей жене и, попросив ребят не провожать его до поезда, сам направился по дороге, ведущей на станцию.

       Лена со Стасом тоже молча прошли путь до разделявшего их дома поворота и разошлись.

       Стас, не зная куда себя девать, метался по комнатам, лежал на папином диване, на своей кровати.

       Конечно, во всем виноват был только один он. Но как… как теперь можно было это исправить?

       Когда он уже готов был начать от отчаяния бегать и по Прокровке, неожиданно раздался громкий стук.

       - Ленка! Ванька! – радостно бросился к двери Стас. Открыл ее и в растерянности замер. На крылечке стоял… Молчацкий. Все такой же элегантный, с папкой под мышкой. Только на этот раз заходящее солнце, падая на нее, делало ее розовой. И золотое лезвие тоже выглядело угрожающим…

       - Ну-с, молодой человек! Как, надумали? – очаровательно улыбаясь, спросил он.

       - Надумал, - кивнул Стас.

       - Тогда я к вашим услугам! – Молчацкий слегка поклонился и достал из папки конверт. – Вы мне, как договорились, доверенность, я вам – деньги!

        Ни о чем мы с вами еще не договорились! – возразил Стас и, стараясь выделить каждое слово, сказал: - Я не буду продавать вам дом. Даже если вы предложите мне за него миллион, два, три миллиона!

       Договорив до конца, он поднял глаза на Молчацкого и поразился.

       Совсем другой человек стоял перед ним. Холодный. Надменный. Страшный. Даже лезвие на его шее сделалось каким-то угрожающим. «Странно, - подумалось вдруг Стасу, и кто это придумал для такого острого с двух концов лезвия название «безопасного»? Будь там Ленка, она бы сразу сказала, как его правильно надо назвать!

       - Да, - с нескрываемым вызовом добавил еще он. - И голосовать я буду вместе с Григорием Ивановичем за сохранение Покровки!

       - Ваше право, - холодно кивнул Молчацкий и, прежде чем повернуться и уйти к машине, вдруг усмехнулся: - Между прочим, я даже благодарен вам за такое решение!

       - Это еще почему? – насторожился Стас.

       - А потому что вам еще нет восемнадцати лет, и ваш голос никак не повлияет на ход общего голосования. И я только зря бы потратил на вас пятьсот тысяч, которые я с радостью переложу теперь в свой карман!

       И он, демонстративно положив конверт в нагрудный карман пиджака, спокойно направился к машине.

       Стас же напротив весь так и кипел от ярости.

       - А я… я родителям позвоню! – закричал он ему вслед. - Они свое письменное согласие вышлют!

       Молчацкий на ходу приоглянулся:

       - Поздно, молодой человек! Сход через два дня, а заказное письмо - они же ведь простым письмом такой важный документ не отправят, правда? – по нынешним временам не меньше недели идет!

       Машина отъехала. Стас потерянно стал бродить по двору и вдруг услышал голос Григория Ивановича:

       - Ну что, сделал рогатку? – выглядывая из-за забора, спрашивал его тот.

       - Какую еще рогатку? – не понял Стас.

       - Ну, а для чего же тогда ты у меня хорошую кожу просил? Самые лучшие лайковые перчатки своей покойной жены тебе ведь отдал!

       - Да нет… Решил, что не стоит…- безо всякого настроения ответил Стас.

       - И правильно! – одобрил Григорий Иванович. Только и его голос был далеко не весел. - Тут, брат Вячеслав, пожалуй, и правда, лучше крючками запасаться, сетями да неводами…

       - Что так плохи дела?

       - А-а! – глухо отозвался Григорий Иванович и так обреченно махнул рукой, что Стас понял, что дела в Покровке, оказывается, намного хуже, чем даже у него самого…

 

Глава шестая

 

Гнев и милость

 

 

1

 

- Ишь, чего захотел! – зажал монеты в кулак Белдуз.

 

Славко, рискуя упасть с головокружительной высоты, что было сил, раскачивал ветку сосны. Звенислав, сунув в рот остатки одолень-травы, принялся помогать ему, делая то же самое…

Наконец, хан, пытавшийся, хоть что-то понять в неведомых ему русских буквах, таких же странных и непонятных ему, как и сами русские люди, краем глаза заметил какое-то постороннее движение. Он мгновенно свернул грамоту и подозрительно огляделся вокруг. Лицо его остановилось на высокой сосне…

- Что это? – спросил он Тупларя, который с потерянным видом шел мимо костра, давно потеряв надежду отыскать свою саблю и увидеть рассвет.

- Где, хан? – с готовностью ответить на любой вопрос, выполнить любой приказ, чтобы только заслужить пощаду и живым вернуться домой, где его так ждала родня, воскликнул тот.

- Вон там, на сосне? – Белдуз показал рукой на качавшиеся ветки.

- Может быть, это глухари, дерутся? – предположил глуповатый половец.

Хан с презрением посмотрел на него и язвительно спросил:

 С каких это пор, глухари дерутся не крыльями, а - руками? И кричат по-человечьи?

- Это два русских мальчишки, хан! – едва взглянув на сосну, сразу же определил Узлюк и предложил: - Позволь, я их одной стрелой из лука!

- Нет, после мне свое уменье покажешь! – остановил его хан и, подозвав двух всадников, приказал: - А этих мальчишек привести сюда! Живыми! Вперед!

Половцы стегнули плетками своих коней и помчались к сосне, у которой колыхалась уже вся вершина.

Трудно сказать, как это им удалось, но, больше всего на свете боявшиеся гнева своего хана, они почти мигом, разве что, не перенеся по воздуху, привезли, перекинутыми через седла двух отроков и поставили их перед ним.

Белдуз внимательно оглядел пленников с ног до головы и строго спросил:

- Кто такие? Откуда? Почему здесь? Подслухи своего князя??

- Как можно, хан?! – Славко преданно уставился на хана и стукнул себя кулаком в грудь. - Я - сын купца. А это мой слуга! Из Переяславля мы! Остановились в пути… Как можно – шпионить…

Хан с любопытством посмотрел на говорившего отрока и, меняя тон на вкрадчиво благодушный, продолжил:

- Понимаю. Устали в дороге, вышли из обоза… Бедные ребятишки! Играли, значит?

- Да, хан, в лапту! – охотно поддакнул Звенислав.

«Вот, дурень! – ахнул про себя Славко. – Ну, кто тебя просил вперед лезть! Какая может быть игра на месте набега, и кто в лапту на сосне играет?»

- Да не играли мы! – самым убедительным, на какой был способен, тоном, сказал он и, показывая пальцем на Звенислава, пожаловался. - Это все он! Украл у меня златник и бежать! А я следом! Он в поле, и я в поле! Он на сосну, и я за ним! Прикажи ему хан, пусть вернет!

Хан с еще большим интересом посмотрел на него, и тон его стал почти ласковым:

- Ай-яй-яй! Целый златник украл?

- Да, хан, да!

- И на сосну, говоришь, вслед за ним полез? А богатый ли у тебя отец?

- Богат, очень богат, хан! – подделываясь под тон Звенислава, стал отчаянно врать Славко. - Тысячи лошадей, собольих шуб больше, чем пальцев у тебя на руках! А дорогих сапог сразу и не сосчитаешь…

«Эх-х! – ахнул про себя теперь уже купеческий сын. - Да разве ж об этом в плену говорят? Теперь он такой выкуп заломит!..»

Но Белдуз и не думал говорить о выкупе. У него была своя мысль. И он с усмешкой спросил Славку:

- И ты при таком богатом отце погнался за две версты из-за какого-то жалкого златника?! Да еще и на сосну полез?!

«А хан-то, оказывается, и правда, хитер! Такого так просто не проведешь! – понял Звенислав и стал умолять. - Ну, Славко, или как там тебя теперь – Златослав, только не молчи, выручай, говори!»

Но Славко и не думал молчать.

Делая вид, что переводит дух, он на самом деле придумал, как ему быть дальше и лукаво усмехнулся:

- Почему из-за одного? Кто тебе сказал, что из-за одного? Я сказал? – и, приблизившись к хану, громко шепнул: - Он у меня десять золотых украл и где-то в лесу спрятал! Верно говорю! Только один у себя оставил, во рту держит! А ну, покажи его хану! – обернувшись к Звениславу, приказал он.

Купеческий сын с изумлением поглядел на Славку, но, вовремя вспомнив свое обещание делать все, что тот ни скажет, покорно вынул изо рта золотую монету и показал хану.

Тот взял тонкий желтый кружок, вогнутый, как чашечка, осмотрел со всех сторон и, сам тому удивляясь, задумчиво произнес:

- И, правда, златник! Настоящий! Константинопольский!

- Вот видишь! А ты как думал? – делая вид, что обиделся, из-за того, что ему не поверили, упрекнул Славко. - Из-за одного златника я и, правда, не стал бы зря ноги бить. А из-за десяти и двух верст пробежать не жалко!

- Хм-мм! – осклабился, соглашаясь, хан. - Я бы пожалуй, и десять верст из-за двух проскакал! Так, значит, золото любишь, купеческий сын?

- А кто же его не любит? Конечно!! Меня в честь золота даже и назвали - Златославом!

- Златослав… Златослав… - задумался вслух Белдуз. – Что-то похожее, я уже слышал! Но – только не Златослав. То, что касается золота, я запоминаю навсегда! Но что-то уж очень похожее… И сам ты мне, кажется, кого-то напоминаешь… Этот голос, и особенно взгляд, который ты так стараешься спрятать за улыбкой! Где я тебя мог видеть?

- Да мало ли, хан… - пожал плечами Славко. - Я же все время при отце, а он все время в дороге! У одних покупаем, другим продаем! Может, в Корсуни где встречались? Или, на пограничном торжище, когда между Русью и Степью мир?

Хан недовольно покосился на него и строго заметил:

- Мира между нами не может быть ни-ког-да!

- Ну, эти, как их там… - запнулся Славко.

- Перемирия! – подсказал Звенислав.

- Во-во, они самые!

- Может быть, может быть… задумчиво пробормотал хан. - Но сдается мне, что я видел тебя куда раньше! Да и лицо твоего слуги мне тоже совсем недавно знакомо!

- Да будет тебе, хан! – успокаивающе махнул рукой Куман. - Все русские на одно лицо!

- Все – да! – согласился Белдуз. - Но от этих у меня, как будто, в глазах двоится. Что-то у них не так!

- Тебе всё не так, хан! Всем ты не веришь!

- Я даже самому себе не верю!

- И правильно делаешь, хан! – вмешался в беседу Белдуза со старым половцем Узлюк и с готовностью показал на свой лук: - Позволь, я их обоих одной стрелою!

Хан с упреком посмотрел на него и проворчал:

- Тебе бы все стрелой, да стрелой! Сама судьба, кажется, посылает нам счастливый случай узнать, что в этой грамоте! А заодно и этих проверить! Так ты, говоришь, Златослав - купеческий сын?

- Да! – с готовностью подтвердил Славко.

- Стало быть, ты и считать умеешь?

- Конечно!

- Ну, так считай!

- А ты дай мне мои златники я и посчитаю!

- Ишь, чего захотел! – зажал монеты в кулак Белдуз. – Золото все считать умеют! Ты так считай!

- Просто так не интересно, но так уж и быть!..

И Славко быстрой скороговоркой, чтобы его не улучили в том, что он почти не умеет считать дальше десяти, затараторил:

- Раз, два, три, шесть, десять, двадцать, двадцать девять, двадцать десять…

- Хорошо! – остановил его хан. - И… читать можешь?

- Конечно! А тебе что, надо что-то прочитать?

- Надо-надо!

«Ну, вот! - торжествуя, подумал Звенислав. - Сейчас хан даст Славке грамоту, и, как только она окажется в наших руках…»

Но Белдуз неожиданно для него, вместо вожделенной грамоты, принес от костра свою плеть и протянул ее Славке со словами:

- Очень хорошо! Тогда – пиши!

Славко тоже растерялся не меньше Звенислава. Но он быстро взял себя в руки и с деланным сожалением сказал:

- Но, хан, чем и на чём? Кабы я знал, то прихватил бы с собой калам и чернила или на худой конец писало с куском бересты… А так…

- А так - вот тебе моя новая плетка… - оборвал его хан и, рассеянно пробормотав: «Где ж я тебя все-таки видел?..», приказал: - Пиши ее рукоятью прямо на снегу!

«А вот об этом мы-то и не подумали! Не успели… Все! Пропали!..» - охнул про себя Звенислав.

Но Славко, как ни в чем не бывало, пожал плечами и, со словами «Ладно! Плеткой, так плеткой!», уверенно, будто всю жизнь занимался переписыванием книг, вывел на снегу четкие, ровные буквы.

- Вот, - показал он на них Бельдузу. - Аз, Буки, Веди… Велишь продолжать, хан?

- Хватит, достаточно!

«Ай, да Славко! - изумился Звенислав. - Мне на это целых полгода понадобилось! А он – с первого раза запомнил! Живы останемся, надо будет обязательно сказать про него отцу! Хотя… - вспомнив, что их скоро ждет, помрачнел он, – какое теперь останемся…»

Время их жизни сократилось всего до нескольких шагов, отделявших их от костра, откуда хан нес теперь уже и саму грамоту.

- Вот, - не отдавая, показал он ее Славке. - А теперь сослужи-ка мне службу, прочитай-ка эту грамоту от одного вашего князя – другому!

- Вот эту? – забывая про осторожность, Славко радостно сделал шаг вперед.

Хан морщась от боли в руке, быстро спрятал грамоту за спину.

- Эту, эту!

- Так давай же!

- Только из моих рук!

- Ну-у! Грамота, видать важная! Такую я даром читать не буду! – протянул Славко, отступая назад так, что натолкнулся на Звенислава.

- Да ты что? – зашипел на него тот. – Испугался? Иди скорее, пока дает!

- Если б давал! – огрызнулся, почти не раскрывая губ Славко. – А так видишь, уцепился за нее, так просто и не выхватишь!

- Ну, иди же!

- Не торопи, сам знаю, что делаю!

Хан заметил, что отроки о чем-то говорят между собой, и с подозрением спросил:

- А что это вы там шепчетесь?

- Это не я! – искренне бросая на Звенислава недовольный взгляд, ответил Славко. – Это он просит, чтобы я не предавал Русь!

- Правильно, - согласился Белдуз. - А ты и не предавай. Ты – продавай!

Славко тут же с жадностью облизнул губы и сделал вид, что заинтересовался таким предложением.

- А много ли дашь, хан? – быстро спросил он.

- Да уж, не пожалею и целого златника!

- Как! Одного? – разочарованно переспросил Славко. - Да к тому же – еще и моего?! Нет, хан! Меньше, чем за тридцать – я никак не согласен!

Хан сурово сдвинул к самой переносице брови и покачал головой:

- Наглец! Ты что забыл, в чьей власти находишься? Да я сейчас отдам тебя на растерзанье своим воинам! У них давно уж стрелы в колчанах чешутся!

- Ну и пусть тогда читают тебе эту грамоту сами!

- Эх-х! Ладно, – забыв про больную руку, махнул ею Белдуз и чуть было не взвыл от боли. - Десять златников!

- Тридцать! – упрямо стоял на своем Славко.

- Двадцать! – еще уступил хан, но тут же уточнил: - Десять тут, и десять в Степи!

- И еще десять прикажи вернуть мне слуге! – быстро добавил Славко. - Вот и получится тридцать!

- Хорошо умеешь считать щенок! – покачал головой Белдуз. - Зря я только время терял, когда тебя испытывал! Ну а ты, слуга, сам скажешь, где их запрятал или приказать моим воинам помочь тебе?

- Сам-сам! – охотно подыгрывая Славке, закивал Звенислав.

- Да смотри, правду говори! А то ведь я могу и сказать своим людям, чтоб проверили! – предупредил хан.

- А я и говорю, возле стогов, в дупле сломанной березы, где вы с гонцом бились…

Славко сделал два шага вперед, как бы отделяя себя от Звенислава, и умоляюще зашептал:

- Хан, это ж совсем близко! Пошли своих людей! И я свое золото назад получу, и ты нас заодно до конца проверишь!

- Без тебя знаю, что мне делать! – проворчал недовольно хан и подозвал своих всадников.

- Эй, всё слышали, что сказал этот слуга?

- Да, хан! – в один голос отозвались те.

- Тогда что вы еще здесь ждете? Вперед!!

 

2

 

- Да что же ты это делаешь, гад?! – обрывая его, закричал купеческий сын.

 

Половцы тут же сорвались с места, и не прошло пяти минут, как они возвратились и отсыпали в здоровую ладонь хана девять золотых монет. Тот, морщась, сосчитал их и протянул Славке:

- Всё?

Славка тоже пересчитал монеты и отрицательно покачал головой:

- Нет. Здесь только девять. А где еще одна?

- Какая еще одна? – уставился на него Белдуз.

- А та самая, что ты у моего слуги отобрал!

Уж на что хан любил золото, но тут, от такой жадности даже ему стало не по себе. Он брезгливо швырнул под ноги Славке златник, и когда тот, нырнув за ним, сунул его за щеку, показал издали грамоту:

- Всё! Больше ничего не хочу слушать! Читай!

- Ну, Славко, - послышался сзади чуть различимый голос Звенислава, - С Богом! Давай…

- Далеко, хан, поближе б немного! – попытался выгадать еще хотя бы полшага Славко.

- Ничего, у тебя глаза молодые! Читай!

Хан поднес грамоту немного ближе и, видя, что упрямый отрок никак не начинает читать, недовольно крякнув, еще ближе…

Уверенный в том, что сейчас произойдет долгожданное, ибо хорошо знал ловкость своего друга, Звенислав даже глаза закрыл от сладкого ужаса. И тут же … открыл их, ровным счетом не понимая ничего.

Славко, наморщив лоб, точно припоминая что-то, вдруг слово в слово стал повторять ту самую грамоту, текст которой говорил в бреду найденный ими гонец…

- Наказываем тебе, князь, быть с войском к концу весны в Переяславле…

- Что?.. – словно очнувшись, вздрогнул Звенислав. – Что-что ты сказал?!

- Тихо, не мешай слушать! – недовольно прикрикнул на него хан и, почти уж по-свойски, кивнул Славке: - Продолжай…

- А оттуда мы всей Русью, - словно ни в чем не бывало, продолжил тот, - двинем на…

- Да что же ты это делаешь, гад?! – обрывая его, закричал купеческий сын. – За тридцать златников Русь продаешь?!!

Звенислав с кулаками бросился на Славку и повалил его на грязный истоптанный снег.

- Двинем на … на… - силясь высвободиться, пытался докончить Славко. Но куда там! Крепкий, упитанный купеческий сын, оказался намного сильнее его, худого и жилистого. - Стой! Пусти! – только и хрипел в его крепких объятьях Славко. - Дай дочитать, дурень!

- Я тебе дам! – раз за разом ударяя его кулаком, бормотал, Звенислав, как в горячке - Я тебе сейчас за всё дам! И за тулуп, и за мои златники, и за эту грамоту! Я только теперь понял, каков ты есть на самом-то деле! Обмануть меня захотел, да еще и тайну продать половцам? Ах, хитрец! На тебе! На!

- Хан, разнять их? – осторожно предложил Тупларь.

- Может, лучше наоборот, соединить одной стрелою? – вставил опять свое слово Узлюк.

- Пусть дерутся! – остановил их Белдуз и довольным тоном добавил: - Люблю, когда русские дерутся между собой…

- Да какой же он русский, если Русь продает? – оглянувшись, с ненавистью спросил Звенислав.

И он снова склонился над Славкой, ничего не видя и не слыша от ярости. А то бы непременно увидел озорные, несмотря на боль, глаза Славки и услышал бы, как тот, едва слышно, умоляюще шепчет:

- Бей, родной, бей, да так, чтоб они вконец поверили!

- Хватит! – не выдержал, наконец, хан. – Уймите этого бешеного слугу! А то, чего доброго, он, и правда, убьет его, и мы так и не узнаем, до конца, что написано в грамоте!

Несколько половцев не без труда оторвали Звенислава от лежащего на покрасневшем снегу Славки.

Двое продолжали удерживать его, чтобы он снова не кинулся на своего бывшего друга. А Тупларь своим рукавом осторожно вытер кровь с лица Славки и поставил его перед ханом, помогая стоять прямо.

Звенислав, тяжело дыша, с ненавистью смотрел, как Славко несколько раз встряхнул головой, словно прогоняя туман от ударов, и снова вгляделся в грамоту.

       - Ну? – заторопил его Белдуз.

- Вот я и говорю, - облизывая разлохмаченные Звениславом губы, продолжил Славко. - А оттуда … из Переяславля, стало быть, мы всей Русью двинем на богатый град Корсунь…

- Что? – недоверчиво, думая, что ослышался, переспросил Звенислав. - На… Корсунь?!

- На Корсунь! – радостно воскликнул Белдуз.

- На Корсунь! На Корсунь!! – восторженно перемигиваясь, зашептались половцы.

- Да, так написано! – подтвердил Славко. - А все это велим хранить в великой тайне… М-ммм!

- Еще бы! На Корсунь! - хмыкнул Белдуз и уточнил: - А что означает это странное «м-ммм?» Тебе что – больно?

- Да нет, это здесь так написано! – показал на первое попавшееся слово в конце грамоты Славко. – Вот – приписка!

- Приписка? – недоуменно прошептал Звенислав.

Хан тоже насторожился:

- Какая приписка?

- Откуда я знаю? – пожал плечами Славко. - Какая-то очень важная, раз так мелко написано. Никак не могу издалека разглядеть! Дай-ка, сюда грамотицу, хан!

Всегда осторожный Белдуз, так уже доверился этому отроку, что машинально протянул ему лист пергамента со свисавшей с него свинцовой печатью отроку, и тот приблизил ее к самым глазам.

- Ну да… очень важное добавление, - подтвердил Славко и, переходя на тон, каким читал всю грамоту, добавил: - А после прочтения этой грамоты приказываю немедленно уничтожить ее. И подпись… Ой! Сам князь Владимир Мономах!

С этими словами Славко бросил лист пергамента в костер, и не жалея дорогих сапог, еще и подкинул ее в то место, где было больше всего пламени.

- Что ты делаешь?! - в ужасе закричал хан.

- Как что? – оглянулся на него Славко. – Выполняю то, что тут написано!

- Да я тебя сейчас за это… на клочки… на части!..

Хан потащил из ножен свою булатную саблю.

- За что?! – чуть не плача, принялся оправдываться Славко. - Мономах это мой князь! Как я мог пойти против его воли? Ты бы сам осмелился не выполнить приказ своего главного хана?

- Я сам себе хан! – гневно воскликнул, с лязгом возвращая саблю обратно в ножны Белдуз.

- Вот видишь! - всхлипнул Славко. – Ты хоть и хан, а сразу умчишься, когда он сюда приедет! А я ему что скажу?

- Как это приедет? Почему это приедет? Когда это приедет? – услышав о Мономахе, встревожился хан.

- А вы что, не знали, что он, прослышав о вашем набеге, сразу в эти края из Переяславля подался?

- Как бы он уже не перекрыл нам обратный путь! – не без тревоги заметил старый половец.

- Сам знаю! – остановил его хан и прищурился на Славку: - А тебе это откуда известно?

- Так я ведь с обозом откуда ехал! – выдержав до конца его взгляд, напомнил Славко. - Из Переяславля!

- Не верь ему, хан! Из Киева мы! – подал голос купеческий сын, решив, что пришел и его черед своей игрой поддержать Славку.

И Белдуз поддался на эту удочку!

- Молчи! – прикрикнул он на Звенислава. - Теперь я знаю, кому верить! Ты все время нарочно меня путаешь! Слушай приказ! Гаси костер! Расседлать коней! До вечера будем здесь! С темнотой уйдем!

- А с этими что делать? - кивнул на отроков старый половец.

- Дозволь, хан, я их сейчас… - подался вперед Узлюк.

- Нет, этих - связать! – приказал Белдуз. – Поедут с нами в Степь! Вместо грамоты теперь будут!

- Меня-то зачем? – не понял Славка, когда крепкие руки принялись связывать его сыромятным бичом. - Я и так не уйду, ты мне еще десять златников должен!

- Зато у тебя двадцать за пазухой! – коротко бросил ему хан и усмехнулся: - Вдруг ты захочешь лучше иметь журавля в руке, чем синицу в небе?

 

3

 

- Вот что нам делать надо! – от радости чуть было не воскликнул Славко…

 

Половцы, то и дело, в страхе оглядываясь по сторонам, быстро погасили костер и разлеглись вкруг его остывающего тепла. А отроков, связав, бросили рядом. Тупларь, доживающие уже не то, что свои последние часы, но уже и минуты, сжалившись, принес им две большие охапки еловых веток. На них было куда теплее и мягче, чем просто на снегу.

Славко лежал молча, отдыхая, словно человек, выполнивший нелегкую работу – вспахавший поле, выкосивший луг или построивший дом... А Звенислав, качая головой, только и делал, что повторял одно и то же. «Ну, Славко!.. Ну, Славко!..»

- Ну, Славко! – в который раз сказал он. - Как же ты додумался до всего этого?

Славко недоуменно посмотрел на него и устало ответил:

- А я и сам не знаю. Сначала, как мы и договорились, хотел просто вырвать у хана грамоту да бросить в костер. А когда этот Узлюк…

- Кто-кто?

- Да во-он тот, половец, который все «Одной стрелой, одной стрелой двоих…»

- Ох, и надоел же он мне! – поморщился Звенислав.

- Мне тоже! – согласно кивнул Славко и продолжил: - Так вот, когда он опять это сказал, то я и смекнул: а почему бы мне самому так не сделать? Как говорят у нас, одной стрелой - тьфу! – одним ударом двух зайцев убить!

- То есть, и грамоту сжечь, и про Корсунь сказать?

- Ну да!

- Здорово…

- Только, думаю, не сразу. А чтоб хан поверил! Он золото любит, вот я и торговаться стал!

- Да, ты так торговался, что мой отец, наверное, позавидовал бы!

Славко усмехнулся, умалчивая, что научился так торговаться в споре со Звениславом об одолень-траве, и только сказал:

- Ну, а когда грамота, считай, уже в моих руках была, дальше надо было, чтоб хан в каждое ее слово поверил… А как это было сделать? Он ведь не одну грамоту от князей получал! А я кроме этой, ни одной и в глаза-то не видел! Тут я и вспомнил про гонца… хм-мм… гонца… гонца…

- Ты что это замолчал? - заторопил Звенислав.

- Да так… ничего, - словно очнувшись, посмотрел на него Славко. - На чем я остановился?

- На гонце! – удивленно напомнил тот.

- Ах, да! Гонце… гонце…

- Да что с тобой, наконец? – уже не на шутку встревожился Звенислав.

- Я говорю, вот и стал тогда повторять то, что говорил он в бреду!

- А я-то подумал, что ты и, правда…

- За тридцать – златников Русь решил продать? – насмешливо уточнил Славко.

- Да!.. – виновато вздохнул Звенислав. - Аж в глазах темно стало. Даже не помню, как и драться полез! Ты уж прости, вон, как отходил тебя кулаками…

- Да мне только того и надо было! – усмехнулся Славко. - Как только ты на меня кинулся, да еще и убить захотел - видел бы ты тогда свои глаза - тут хан совсем нам поверил! Вон слышишь, как теперь радуется?

Славко кивнул на хана, который с довольным видом разговаривал с воинами, делясь своими богатыми планами. И оба отрока, прервав разговор, невольно стали прислушиваться к его словам.

А хан, тем временем, довольным тоном приговаривал:

- Вот она, где была правда – в грамоте! Не зря мы за ней поехали! Купца, так уж и быть, отпущу!

- Слыхал, это же он – про твоего отца! – шепнул Славко.

- Слава Богу! – откликнулся влажным голосом Звенислав. – Не будь я связан – сто земных поклонов бы положил!

- А этого дважды предателя, князя изгоя… - уже гневно, продолжал, между тем, Белдуз.

- Хан, позволь мне, когда вернемся, я его одного – двумя стрелами! – умоляющим тоном попросил Узлюк.

- Хоть тремя! – великодушно согласился хан.

- Ну, хоть раз его стрелы доброе дело сделают! – с облегчением шепнул Звениславу Славко.

А хан все продолжал:

- В Корсунь верного человека пошлю. Скажу, чтоб они к набегу русских, как следует, подготовились. Чтоб они их под стенами крепости два месяца продержали. А мы за это время откормим своих коней…Соберем всю Степь. И – таким набегом, какого никогда не было, пойдем на всю беззащитную Русь!

- Ай, да хан! – восторженно закричали половцы. - Всю Степь!

- На всю Русь!

- Такое придумать!

- Тут никаких стрел не хватит!.. – озадаченно покачал головой Узлюк.

- Ха-ха-ха! – перебивая всех, смеялся Белдуз. - Русь на Корсунь, а мы – на Русь! Все сожжем, все заберем! Никого не оставим!

- Слыхал? – подтолкнул плечом Славку Звенислав. – А все ты!

- Мы! – поправил его тот. - Мономах, ты, я, гонец! Хм-мм… гонец … Конечно, здорово, что мы такого хана перехитрили. Только все это - зря!

- Как это зря? – даже обиделся купеческий сын. - Ты же ведь сам видишь, поверил нам хан, поверил!!

- Хан-то поверил, а вот Мономах…

- Что Мономах?

- Да я вот все про гонца думаю, – признался Славко. - Привязал ты его хорошо, конь наш тоже еще не слаб. Доедет ведь он до князя – он же - гонец!

- Ну, допустим, доедет, – согласился Звенислав. - И – что?..

Славко помолчал и вздохнул:

- А то, что отменит Мономах этот поход! Он-то ведь, помудрей хана будет, сразу догадается, что тот не поверит слуху про Корсунь, коли грамота в его руках оказалась…

Огорченные Славкиным открытием, теперь уже оба отрока долго лежали молча.

Наконец, Звенислав, чуть не плача, шепнул, кивая на веселившихся половцев:

- А хан-то поверил…

- И, что самое обидное – Мономаху про то не ведомо! – с болью в голосе добавил Славко.

Они еще несколько минут помолчали, и Звенислав, поворачиваясь, со стоном, вдруг спросил:

- Все мне ясно, одного не пойму: зачем ты Мономахом-то их напугал?

- А я и сам не знаю, зачем! – отозвался Славко. – Само получилось. Будто защиты у него попросил…

- Как это? – не понял Звенислав. - Чем он нам издали помочь может?

- Не скажи! Как это чем? – возразил Славко. - Может, половцы нас сразу бы прикончили, да в Степь ускакали. А так, видишь, живы, и времени теперь, у нас, чтобы что-то придумать не воз, а – целый обоз!

- Да что тут теперь сделаешь… - уныло протянул купеческий сын. - Тут, сам Мономах и то бы, наверное, уже ничего не придумал!

- Слушай! - услышав про Мономаха, с неожиданным интересом спросил Славко. - А сам-то ты его видел?

- Кого – Мономаха? Еще бы! Несколько раз! Только… издали. И… один раз, когда меня к нему подвели.

- А что ж сам не подходил? – насмешливо уточнил Славко.

- Боялся…

- Эх, ты!

- Что я? – с вызовом ответил Звенислав. - Его даже воеводы боятся, говорят – князь еще слова не молвил, а ноги уже сами по делу несут! И потом это ведь еще до одолень-травы было. Сейчас бы я не то, что пошел, подбежал бы к нему, да все-все рассказал! Я бы…

- Постой-постой, как ты сказал? – перебил его Славко.

- Пошел бы… подбежал… рассказал… - недоумевая, повторил купеческий сын. - А что?

- А то – что… вот что нам делать надо! – от радости чуть было не воскликнул Славко и, спохватившись, перешел на таинственный шепот: - Мономаха обо всем известить!..

- Мономаха? Известить? Ну да, конечно, я тоже сразу об этом подумал! – также шепотом, сразу же подхватил Звенислав и заморгал, глядя на Славку. - А… как?

- А это мы сейчас с тобой и будем придумывать! – переворачиваясь удобнее, сказал тот. - Видишь, вот и пригодилось нам теперь это время! А ты говоришь, зачем я Мономахом их напугал!

 

4

 

- Ну, за этим дело не станет! – уверенно пообещал Звенислав.

 

- Ну как, придумал?

- Нет еще, а ты?

- Тоже нет…

Отроки лежали, мучительно думая, что бы им сделать, чтобы отсюда, из леса, связанными и охраняемыми, передать Мономаху, что ни в коем случае нельзя отменять поход на Степь.

Воздух понемногу синел, дали стали подергиваться неверной дымкой. Заканчивался короткий, не до конца уже зимний, но и не совсем весенний еще день.

Неожиданно Славко зашевелился и приподнял голову.

- Что? Придумал? – с надеждой спросил Звенислав.

- Нет, слышишь? Кажется, где-то собачий лай. Это же… Тиун! – узнал Славко и обрадовался. - Точно он! Надо же – нашел! Видно, дед Завид его освободил или сам отвязался. И по следам сразу за мной! Эй, Тиун, Тиун!.. – тихонько стал подзывать он.

- Да ты что! С ума сошел?! – испугался Звенислав. - Представляешь, что будет, если он к тебе подбежит, и как к хозяину ласкаться станет! Белдуз сразу поймет, что никакой ты не купеческой сын, а откуда-то из этих мест…

       - Точно! - спохватился Славко и зашипел на приближавшегося с радостным лаем пса: - Фу, Тиун, фу! Не подходи!

       - Все, сейчас подбежит, и… - тоже увидев собаку, в ужасе закрыл глаза купеческий сын.

       Но в тот самый момент, когда и Тиун учуял уже Славку, неожиданно раздался свист стрелы, жалобный взвизг, и радостный крик Узлюка:

- Есть, хан! Попал!

- Как попал? В кого попал?

Хан вместе с остальными половцами обступили убитого Тиуна. Славка со Звениславом могли теперь только слышать их голоса.

- В волка, хан!

- Какой волк? Где волк? Это же собака? Зачем ты ее убил?

- Так я думал волк!

- Мало ли что ты думал? Разве у тебя есть, чем думать? За тебя только хан может думать! Я бы так узнал, что это за собака? Почему здесь собака? К кому прибежала собака? Может быть, к этим? А теперь?.. Что я по-твоему теперь думать должен?

- Да мало ли тут по лесам всяких псов! – успокаивающе заметил Куман. – Веси сожжены, вот они и бродят там, где люди, ищут остатки еды…

- Вечно ты за них заступаешься! – кивнув на своих воинов, нахмурился хан. - А если ты провинишься, кто за тебя заступаться будет? Они?!

Белдуз обвел попятившегося Узлюка и всех остальных своих воинов гневным взглядом и, презрительно махнув на них рукой, снова сел у костра.

Кто-то из половцев схватил мертвое тело пса и подальше от глаз хана бросил к лежавшим отрокам. Тиун, словно дождался своего. Снова был рядом с любимым хозяином…

- Эх, Тиун, Тиун! – Славко уткнулся лицом в снег и принялся биться о его сухую кромку лбом. – И надо ж тебе было за мною бежать…

- Будет тебе так убиваться… - глядя на него, пожалел Звенислав.

- Да что ты понимаешь? – поднял на него мокрое, то ли от снега, то ли от слез, лицо Славко. - Ведь у нас в веси, из живности один лишь конь, да вот он оставался… Теперь ни Тиуна, ни…

Славко вдруг осекся на полуслове и прошептал:

- Есть!

- Ну что там еще? – насторожился Звенислав.

- Придумал! А все он – Тиун! Не зря бежал, не зря погиб! Выручил ведь…

- Уф-ф! – с облегчением выдохнул Звенислав. – А я уж думал, опять что… - и только тут до него дошло, что сказал Славко: - Как это придумал? Что?! Постой-постой, я, кажется, сам начинаю догадываться? Надо… коня раздобыть?

- Конечно! Только… вот связаны мы крепко…

- Ну, за этим дело не станет! – уверенно пообещал Звенислав. - А вот как решить дело с конем?

- А помнишь, как я у своих его для гонца уводил? – напомнил ему Славко. - Так и тут надо! Только не «Половцы», а «Мономах» кричать, да погромче.

- А к лесу, как добраться?

- Ну, в темноте, я думаю, тебе это легко будет сделать!

- Как! Мне?!

- Ну, не мне же! Хан, если увидит, что я от обещанных десяти златников сбежал, задумается, и о мно-огом догадаться может! Куда спокойней для него будет, если ты сбежишь, а я останусь. Для нашего дела это даже лучше! Так что, как ни крути, а ехать к Мономаху надо тебе. Ну что – поедешь? Не забоишься?

- А что нам еще остается…

- Тогда будем ждать наступления темноты…

 

5

 

«Ай, да купеческий сын!» – ахнул про себя Славка.

 

Отроки, то и дело посматривая на запад, словно торопя солнце поскорей покидать небосклон, лежали и молчали.

Также косясь на закатную полоску, и тоже молча, только сокрушенно вздыхая, мимо них то и дело проходил, с беспомощно опущенными руками, Тупларь.

- Мы ждем, чтобы скорее настал вечер, а он наоборот… - сказал, наконец, кивнув на него, Славко. – Ну, ладно, так уж и быть, помогу ему!

Он огляделся и, увидев, что над лесом, покаркивая, летит одинокий ворон, сам тихо каркнул:

- Карр-карр! Я человек-ворон!

- А? Где? - испуганно закрутил головой половец.

- Карр! Молчи и слушай, глупый человек, если хочешь спасти свою жизнь! Карр-карр!

- Слушаю… слушаю…- приседая, часто-часто закивал Тупларь.

- Твоя сабля находится в кустах около самой высокой сосны, с которой сняли мальчишек! – таинственно проговорил Славко и угасающим голосом закончил. - Кар-карр-карррр!

Тупларь несколько мгновений ошеломленно смотрел на ворона, который, пролетев над лесом, скрылся вдали. Затем вдруг вскочил и со всех ног бросился к сосновому бору.

- Далеко не убегай! – прокричал ему вдогонку Белдуз. – До темноты чтоб вернулся!

Глуповатый половец оглянулся, понимающе кивнул и еще быстрее побежал к самой высокой сосне.

- Зачем ты это сделал? – с недоумением посмотрел на Славку купеческий сын.

- Да так! – неопределенно ответил тот. - Жалко стало!

- Он же половец!

- Да какой там половец! Такой же смерд, как дед Завид и все мои земляки. Был, небось, пастухом, да посадил его хан Белдуз на коня, дал саблю. Вон, гляди, - показал на возвращавшегося вприпрыжку с найденной саблей, половца Славко. – Вот эту! Он ей наверняка и взмахнуть-то ни разу еще не успел!

- Ой, не нравится мне все это… - прошептал Звенислав, глядя, как хан, взяв саблю из рук принесшего ее счастливого Тупларя, о чем-то быстро спросил его и направился прямо к ним.

Подойдя к отрокам, Белдуз не стал, как он это уже делал, начинать разговор издалека, а сразу же показал саблю Славке и спросил:

- Ты принес! Ты ее спрятал, у сосны, с которой вас сняли! Где ты ее взял? Откуда она у тебя?

- Так… на дороге нашел хан! – не долго думая, ответил Славко. – Там ведь набег был! Тако-ой большой набег! - сделал он страшные глаза. – Много всего валялось!

- Набег, говоришь? Правильно, говоришь! – подумав, кивнул хан и быстро спросил: А саблю зачем взял?

- Так я ж тебе говорил – за слугой своим погнался! Деньги свои отобрать. А он вишь, крепкий у нас какой! – показал подбородком на купеческого сына Славко. - Разве с одними кулаками у такого отберешь?

Хан с минуту смотрел на Славку, на Звенислава, потом швырнул саблю под ноги кинувшегося поднимать ее Тупларя, и прошипел:

- Ладно, живи! И вы живите… пока! – добавил он отрокам и, в сопровождении Узлюка и Кумана, снова пошел к костру.

- Слава Богу! – выдохнул с облегчением Звенислав. – А я уже думал – все… порубит нас хан прямо этой саблей из-за твоей глупости!

- А разве это глупость – жизнь человеку спасти?

- Да какой же он человек – половец! Не понимаю, как можно было из-за одного поганого всей Русью рисковать? Озорничать-озорничай, да меру всегда знать надо!

- Да… - не обижаясь, вздохнул Славко. – Об этом мне и дед Завид все время говорит. Да только таким уж я уродился, ничего с собой поделать не могу!

- А ты молись! Бог и поможет!

- Слушай, а что же ты с такой верой у Бога смелости-то не просил?

- Как это не просил – еще как просил!

- А что ж тогда Он не давал?

- Не время, значит, еще было!

- А теперь, стало быть, время?

- Ну да, то я для себя только просил, а тут, видать, все сразу: и страх перед страхом, и страх за отца и то, что Руси помочь захотел! Бог, видишь, взял, да через твою траву мне сразу и помог.

- Да, я видал…Тебе повезло! - с завистью вздохнул Славко и неожиданно для самого себя стал говорить о том, о чем боялся думать даже наедине с собой: – А я, сколько Его ни просил мамку из полона вернуть – все без толку. Вот и перестал просить. Сам по себе теперь живу!

       - Как это сам по себе? – уставился на него Звенислав. – Без Бога?!

       - Ну да!

       - Да как же это можно-то… нет… это ж нельзя никак! Вон и отец Феодор говорит, русский человек всегда по вере жил. Правда, поначалу не тому и не так поклонялся… Но когда ему истинного Бога открыли – сразу всей Русью крестился и стал жить по истинной вере!

       - Да что я сам не знаю? Или креста на мне нет? – вспылил Славко. - А толку? Вон давеча, тоже, в кои то веки, помолился. Ведь не для себя, для людей попросил, а что вышло? Дал Бог налима, да тут же и отобрал. Еще и половцы появились!

- Все равно Богу виднее, когда и что нам давать! – подражая голосу священнику, возразил Звенислав. – Забрал налима, так вместо него сейчас на дороге вон сколько убитых лошадей и наших мешков с мукой лежит, найдут – до лета еды хватит! И потом – живы все, даже набега не было. А, если нам еще Мономаха удастся обо всем известить, вообще их больше не будет. А так, ну принес бы ты им налима, съели бы они его, и все. А зимой – снова половцы!

«Ай, да купеческий сын! – ахнул про себя Славка. – Вот как сумел повернуть все. Вот тебе и трус! Да и трус ли теперь он? На такое дело отважился…»

- А ведь верно, - думая так, согласился он. – Послушать тебя, так и, правда, Бог услышал меня и помог. И даже больше, чем я просил, дал! Не забыл, значит, Бог Славку?..

- Да разве же Он кого-то забудет? Он ведь – не то, что мы! – снова тоном священника ответил Звенислав и, уже от себя, своим голосом, с доброй улыбкой посоветовал: - Так что давай сам скорей вспоминай Бога!

- Да, но…

Славко еще немного помолчал и упрямо добавил:

- Вот, если он еще мне и мамку вернет – тогда сразу, всем сердцем, слышишь, до самой последней капельки крови поверю!

 

6

 

- Эй, Глупарь! - окликнул его Славко.

 

 

После этого разговора отроки долго молчали, наблюдая за тем, как легкая синева, густея на глазах, превращает день в вечер, а вечер – в ночь.

Славко, не спеша, обдумывал все, что услышал от купеческого сына. А тот не хотел мешать ему.

Раздосадованный тем, что Белдуз гневается на него, Узлюк заставил глуповатого Тупларя дежурить его вместо себя возле пленников. А сам направился к костру, чтобы льстивым словом или поддакиванием попробовать сменить ханский гнев на милость.

- Всё. Пора развязываться, - сказал, наконец, Славко. – Только не понимаю, как? Сыромятными ведь ремнями скрутили, боятся, что убежим!

- Ну, за этим дело не станет! Я уже развязался! – кряхтя, отозвался Звенислав. - А дальше что? Тебя теперь развязать?

- Погоди! - остановил его Славко и, показав кивком сначала на глуповатого половца, а потом на тело Тиуна, зашептал на ухо, что надо будет сначала сделать…

- Хорошо! – неожиданно смеясь, кивнул Звенислав.

- Ты что это… смеешься? Совсем осмелел? - шикнул на него Славко. – Или я, что-то смешное сказал?

- Да нет! Руки-ноги затекли. Щекотно! – пояснил Звенислав и заботливо предложил: - Может, тебе хоть немного путы ослабить?

- Нет, наоборот потуже затяни их! – попросил Славко и добавил: - Да тем самым узлом, что отец тебя научил!

- Зачем? – удивился купеческий сын.

- А затем, чтобы я сам развязаться не смог! Думаешь, мне так уж в Степь с ними хочется?… Ну, отошли руки-ноги? Ты – готов?

- Д-да… с легким колебанием отозвался Звенислав.

- Все запомнил, как надо делать? – заметив это, чуть строже уточнил у него Славко.

- Да! - уже уверенно ответил тот.

- Ну, тогда иди… ступай с Богом!

Звенислав тихо встал. Подняв с земли мертвое тело Тиуна, он, крадучись, направился к сторожившему их Тупларю и сделал все, как научил его Славко. Половец, вскочил и молча заметался – не зная, кого ему больше теперь бояться: этого оборотня или нового гнева хана. А, Звенислав, далеко огибая костер, быстро-быстро побежал к лесу, где половцы прятали своих коней. И исчез в темноте.

Славко, угадывая лишь чутьем, где он и что делает, проводил его полным надежды взглядом и тяжело вздохнул.

- Ну, вот я и один, – по давней привычке разговаривать с самим собой, прошептал он. - Чудной он, этот купеческий сын. Но все равно вдвоем с ним было веселей! А теперь впору хоть самому эту одолень-траву есть! Да только - какую и как? Не помню даже, что за траву ему тогда сорвал! Да и руки-ноги связаны... А впрочем, на родной земле – любая травинка, даже сухая – одолень-трава! И рот у меня, слава Богу, свободен, кляпом не заткнут… Ну, Господи, благослови!

Славко изо всех сил напрягся, повернулся на бок и ухватил губами первый попавшийся пучок травы...

В то же самое мгновенье из леса раздался крик Звенислава: «Мономах! Мономах!!», тут же подхваченный испуганными голосами половцев, стук чего-то тяжелого по деревьям и ржанье встревоженных коней…

Не сразу половцы сообразили, что к чему. А как только поняли, то пошли на доклад к поджидавшему их хану.

Один Тупларь оставался сидеть на месте, повторяя одно и то же:

- Опять оборотень! Человек-собака! Или собака-человек?..

- Эй, Глупарь! - окликнул его Славко.

- А? Что?! – словно ужаленный, испуганно повернулся к нему половец.

- Жить хочешь?

- Да! – кивнул тот.

- Тогда Белдузу обо всех этих оборотнях, и о человеке собаке – тссс-ссс! А то, ей-ей, ведь убьет!

Тупларь вдруг сообразил, что ему и, правда, выгоднее молчать, и благодарно кивнув Славке, со всех ног бросился к своему хану.

А тот, оглядывая своих воинов, встревожено вопрошал:

- Где Мономах? Как Мономах?! Почему Мономах?! Что случилось?

- Да нет там никакого Мономаха! – успокаивающе заметил старый половец.

- А кто же тогда есть? Что тут было?

- То слуга купеческого сына сбежал!

- Как сбежал? Кто дежурил?

- Я хан, но это он меня заставил! – показывая пальцем на Узлюка, пролепетал насмерть перепуганный Тупларь.

- Ладно. Разберемся! А почему не догнали?

- Ночь хан, как летучая мышь в темноте ускользнул! – со вздохом развел руками Куман.

- Тогда почему не убили? – не успокаивался Белдуз.

- Я три стрелы на него потратил, да, кажется, промахнулся… - виновато ответил Узлюк.

- Три стрелы?! – возмутился хан, кладя пальцы на рукоять сабли. - И что ты за воин? Кого не надо – убиваешь, в кого надо – не попадаешь! Дежурить в свою смену не хочешь… Не-ет, мне не нужен больше такой воин!

- Хан, я…

Пытаясь оправдаться, Узлюк принялся отталкивать тоже умолявшего о пощаде Тупларя, разве что на спину тому не залез… И тут Белдуз, со словами: «Ох-х, и надоели вы мне – оба!», неожиданно выхватив саблю, резким и сильным выпадом, пронзил их обоих так, что острие показалось из спины глуповатого половца…

Вытащив рывком назад свою саблю, Белдуз старательно отер ее об одежду Узлюка и спросил:

- Понял теперь, как надо – двоих одним ударом?

- П-понял… - кивнул тот и рухнул на землю.

А охнувший Тупларь только успел прошептать:

- И я понял… Ч-человек… собака…

И медленно сполз к самым ногам хана.

Белдуз, словно ни в чем не бывало, перешагнув через тела убитых, направился к костру и вдруг ахнул:

- А сам купеческий сын… этот Златослав где? Тоже сбежал?

- Нет! Этот на месте остался! – тут же откликнулся Куман. – Я уже сходил проверил – лежит!

Хан торопливыми шажками проскрипел по снегу и склонился над приподнявшим голову Славкой:

- И, правда, лежит! А ведь тоже мог убежать! Значит, правду сказал! – не замечая, как горят ненавистью в темноте глаза отрока, радостно сказал он и с заботой поинтересовался: - Что это ты – уже траву от голода жуешь? Эй, вы, - приказал он обступившим их воинам, - развяжите его и дайте поесть! Теперь он наш! И в Степь! Скорее - в Степь! Пока Мономах, и, правда, сюда не пожаловал!

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Спасительная сень

 

Глава первая

 

Желтая папка

 

 

1

 

- Человека? Убить?… - в ужасе переспросила Лена. – И… кого же?

 

 

       Рано утром Лена принесла завтрак – пару вареных яиц, хлеб, икру из свежих кабачков, разложила все это на столе и, как ни в чем не бывало, сказала Стасу:

       - Я на тебя уже не сержусь! Хотя, конечно, ты мог бы мне все рассказать…

       Стас подсел к столу и виновато поднял на нее глаза:

       - Во-первых, ты могла не согласиться, а сам я не знал, где находится камень, под которым Ванька нашел настоящую грамоту.

       - Могла… - подумав, согласилась Лена. – И даже наверняка бы не согласилась.

       - Вот видишь… А во-вторых, проболтаться могла.

       - И это точно…

       - А в третьих, согласно моему плану, главным было то, чтобы Ванька поверил тебе. Чтобы ни в чем не усомнился!

       - Да, тут ты преуспел! – усмехнулась Лена. - Я и вправду подумала, что ты эту грамоту нашел. Одного только не могла понять – когда? А потом вспомнила, что ты что-то во дворе искал, когда я к тебе заходила, и решила: вот тогда и нашел! Ну, а потом, захотел переуступить ее брату. Только я никак не ожидала, что он окажется таким, когда на него свалится нечаянное богатство. Правду люди говорят, что человека проверяют богатством и славой!

       - Еще властью!

       Стас принялся за завтрак и, не переставая жевать, сказал:

       - Сама по себе задумка, по-моему, была верной. – Он выждал паузу - не поправит ли Лена это слова на «скверной», и, не дождавшись, и уже увереннее продолжил: - Ваньку действительно нужно было спасать. И в таких случаях применяется так называемая шоковая терапия.

       - Все так, - согласилась Лена и зябко передернула плечами. - Только у нас с тобой получилась не шоковая терапия, а ожоговая! До сих пор еще жутко становится! А когда вспомню лицо Владимира Всеволодовича, догадавшегося о подделке, так вообще просто не по себе…

       - Ты думаешь, мне было легче? – с горечью усмехнулся Стас. - Я ведь все это, после небольшого воспитательного процесса, в шутку хотел обратить. А он возьми, да позвони Владимиру Всеволодовичу! И тот сразу свой телефон отключил! Представляю, каково ему сейчас после всего этого…

       Лена, убирая со стола посуду, осторожно дотронулась до руки Стаса:

       - Ничего, он умный и очень тактичный! Наверняка все уже понял и без следа простил. И я на тебя ничуточки не в обиде. Ты же ведь брату моему хотел помочь. А вот Ванька сейчас…

       - Что Ванька?

       - Ой, и не спрашивай лучше!

       - Да ладно тебе, я все равно уже поел, так что аппетит все равно не испортишь!

       - Ну тогда слушай!..

       Лена подсела на стуле поближе к Стасу и начала:

       - О тебе он даже слышать не хочет. Я ему пыталась объяснить, что все это ты для его пользы затеял – так он только уши заткнул. Про Ритку Соколову начала…

       - А Ритка-то тут при чем?

       - Как при чем? – изумилась Лена. - Он же приревновал ее к тебе! Это для него еще пострашней грамоты было… Так вот, когда я сказала, что ты с ней на свидание пошел, чтобы папке нашему помочь – уговорить ее бумагу из желтой папки выкрасть, тоже не поверил. В прошедшем времени, что был, у меня друг, и то не говорит. Меня так вообще твоей соучастницей считает!

       - Да какая ж ты соучастница? Скорей потерпевшая! – засмеялся Стас.

       - Я и еще готова потерпеть, лишь бы у него скорее закончились все эти метания между синицей и журавлем!

       Стас недоуменно посмотрел на Лену, и та пояснила:

       - Ну, он и деньги за преданные дома получить хочет, и чтобы Покровку, пока грамоту не найдет, не затопили…

       - А как найдет, то, стало быть, после этого, хоть потоп?

       - Вот и меня из-за этого разрывает на две части! - пожаловалась Лена - С одной стороны, давно к отцу Михаилу надо сходить и все рассказать. А с другой, он ведь Ваньку тогда от работы отстранить может, и тот наверняка тогда навсегда от нас к Молчацкому переметнется!

       - К Молчацкому? – удивленно переспросил Стас. - С какого это времени ты стала его так называть?

       - А с сегодняшнего дня! Я себе слово дала – быть осторожнее со словами. Мол, так мол – все равно ведь не Чацкий!

       - Надо же! – только и смог покачать головой Стас. - Взрослеешь прямо на глазах!

       - Правда?! - Лена радостно пробежала к зеркалу, повертелась около него и вернулась с огорченным видом: - Какой была, такой и осталась... Но если на твоих глазах – то я согласна!

       Стас невольно закашлял, Лена тоже стала смущаться. И тут к общему их облегчению в дверь постучали.

       - Не иначе, как новые паломники пожаловали! – предположил Стас.

       - А может быть, Ванька? – со слабой надеждой взглянула на него Лена.

       - Сейчас увидим!

       Стас вышел в сени и вскоре вернулся с гостем.

       Это были не паломники и не Ваня.

       Это был – Ник.

       Высокий, с широко раздавшимися плечами, он приветливо кивнул Лене и, усевшись за стол, выставил перед собой сжатые кулаки.

       - Лен, - без всякого предисловия, попросил он, – выйди на пару минут, у меня тут серьезный разговор к Стасу.

       - Нет! - почему-то испугавшись, встала между Стасом и Ником Лена. - Говори прямо при мне.

       - Говори-говори, - подтвердил Стас. – Она все равно подслушает. Да у меня со вчерашнего дня больше секретов от нее нет, и никогда не будет!

       Ник с удивлением, по своему понимая слова Стаса, обвел их глазами, потом улыбнулся и сказал:

       - Ладно. У меня к тебе большая просьба.

       Стас с тревогой посмотрел на него:

       - Надеюсь, это не касается наркотиков?

       - Да нет, с ними, слава Богу, благодаря отцу Тихону я завязал раз и навсегда. – спокойно махнул рукой Ник. - Тут понимаешь, совсем другое… Человека я одного убить хочу. Верней, не хочу, а должен!

       - Человека? Убить?… - в ужасе переспросила Лена. – И… кого же?

       - Градова.

       - Кого?! – в один голос воскликнули Лена и Стас.

       - Да есть один такой человек. Если его только можно назвать человеком. Мерзавец, одним словом.

       - Неужели ты так любишь нашу Покровку? – первой придя в себя, с уважением посмотрела на Ника Лена.

       - При чем тут Покровка… - не понял он. – Просто он так искусно рассорил моего отца с Соколовым, что теперь все наши счета в банках заморожены, а отец вынужден прятаться… И главное, ни отец, ни я ничего не можем доказать Соколову. Мы абсолютно невиновны перед ним, даже наоборот. Но этот Градов подстроил все так, что комар носу не подточит! А ему он доверяет почти так же как себе!

       - Это еще почему?

       - Да он его однажды во время им же подстроенного покушения своим телом прикрыл, – объяснил Ник и процедил сквозь зубы. - Опытного спайпера, гад, нанял, чтоб тот только ему шкуру попортил…

       - Да, в истории это далеко не единственный случай, – согласно кивнул Стас. - Еще во времена древнего Рима префект претория Сеян спас однажды императора Тиберия, и после этого обрел его безграничное доверие. Правда, до тех пор, пока все это не раскрылось. И тогда…

       Стас собрался рассказать кровавый финал этой драмы до конца, но Ник перебил его:

       - Вы с Ванькой друзья?

       - Ну… допустим… - замявшись кивнул Стас.

       - Тогда попроси его достать для меня «шмайсер»!

       - Что? – взглянула на Стаса Лена, прося разъяснить, что это такое. Тот хотел обратить все в шутку и, чтобы не волновать девочку, взглядом объяснил Нику, что об этом действительно лучше поговорить без нее. Но Ник объяснил сам:

       - Это такой немецкий автомат. Времен Великой Отечественной. Его в кино часто показывают. Не наш автомат Калашникова, конечно… Но подешевле. А если работать с близкого расстояния, то не уступит и в точности попадания.

       - Немецкий… автомат… То есть, фашистский… Мой брат – занимается торговлей оружием?!

       Лена зажала вспыхнувшие щеки ладонями.

       - Да нет! – поняв, что зашел далеко, поспешил успокоить ее Ник. – Ванька больше по части орденов и медалей с тех, кто погиб в ваших лесах. Но попроси его антиквар, достать за хорошую цену безоткатное орудие или даже танк, не побрезговал бы и этим!

       Ник поднялся из-за стола и перешел к делу:

       - Ну так что, передашь ему мою просьбу? Скажи, хорошо заплачу. Он денежки любит!

       - Нет! – покачал головой Стас. – Не буду.

       - Почему? – удивился Ник. – Я и тебя не обижу! Еще и Ленке твоей на золотые сережки достанется!

       - С меня и золотого образка с Христом хватит! – решительно заявила девочка и попросила: - Стасик, можно тебя в соседнюю комнату на минутку?

       - Зачем? У нас же с тобой нет больше секретов! - остановил ее Стас и повернулся к Нику.

       - Видишь ли, - объяснил он, - Дело в том, что мы с Ванькой вчера крупно поссорились. Может быть, даже навсегда. Но даже если бы мы и помирились, я все равно не стал бы этого делать!

       Ник привычно пробежал по нему оценивающим взглядом и равнодушно пожал плечами:

       - Нет, так нет! Тогда я поговорю с ним сам!

       И тяжелым шагом вышел из дома.

       Лена быстро собрала посуду в сумку и тоже кинулась к входной двери.

       - А ты куда? - попытался остановить ее Стас. Но Лена вырвала локоть:

       - Как куда?! Домой! Надо сделать все, чтобы этот Ник не встретился с Ванькой!

 

2

 

Улыбка медленно сползла с лица Лены…

 

       Весь день Стас бесцельно пробродил по дому. Единственным полезным делом за все это время было то, что он позвонил родителям, все объяснил им и настойчиво, как мама, попросил отца заверить свой письменный протест против затопления села у знакомого нотариуса и сегодня же вечером отправить его в Покровку.

       С наступлением темноты он уже по привычке направился в штаб Григория Ивановича. Вошел и удивленно огляделся. Огромная зала изменилась до не узнаваемости. Ах вот в чем дело… - понял он и сразу догадался, зачем приезжал к Григорию Ивановичу районный антиквар. Больше здесь не было ни дорогого старинного буфета, ни рыцаря, возле камина, ни стола, ни стульев с гербами… А просто вдоль стен стояли длинные лавки и низкий зеленоватый стол-парта, очевидно из бывшей школы. За ним сидели Григорий Иванович и отец Михаил.

       Лена, расположившись на лавке так, что занимала как минимум полтора места. Увидев Стаса, она сразу подвинулась, и тот охотно подсел к ней.

       - Ну как там Ник с Ванькой? – шепнул он.

       - Виделись!.. - тоже шепотом ответила она.

       - Неужели договорились?

       - Не-а! Миноискатель пропал! А без него разве что металлическое в лесу найдешь?

       - Твоя работа?

       - Нет… - с сожалением покачала головой Лена. - Видно, папка так его спрятал, что кроме него теперь никто не сможет найти. А сам он… тоже пропал…

       - Как это пропал? – уставился на нее Стас.

       - А вот так – ушел в лес, и сказал, чтобы его дня два-три не искали. Не маленький, говорит, сам найдется! – передала та слова отца и показала глазами на поднявшегося отца Михаила: - Подожди! Давай лучше послушаем, что батюшка скажет…

       Отец Михаил огладил бородку, поправил иерейский крест на груди и сказал:

       - Ездил я, дорогие братья и сестры, в город. И вот что могу доложить… Прежде везде, всегда и во всем шли нам навстречу. Если не могли помочь деньгами, то обеспечивали строительными материалами, техникой, рабочими руками. А тут – как отрезало… Видно, что помочь-то не прочь! Но только глаза отводят и кивают на дверь начальника. А тот в свою очередь на дверь своего. И так, я чувствую, идет до самой Москвы!

       - Да, - подтвердил Григорий Иванович. – Оказывается сильнейшее давление на местное руководство по всей вертикали и даже горизонтали власти!

       - И как же нам теперь быть? – послышались растерянные голоса.

       - Что делать?

       - Извечные вопросы русской интеллигенции, на которые она, как ни старалась, так и не сумела найти ответа! – шепнул Стас и с любопытством посмотрел на отца Михаила. Интересно, а как он сумеет ответить на них? И вдруг услышал то, чего меньше всего ожидал…

       - Как это что? – даже удивился священник. - Продолжать служить Богу. Работать над благоустройством территории. Скамеечки надо покрасить. Деревья по осени посадить. И - будем начинать строить воскресную школу. Когда в селе не стало общеобразовательной, она теперь как воздух нужна ребятам!

       - Несмотря ни на что? – недоверчиво покосился на него Григорий Иванович.

       - А на что нам смотреть? И тем более на кого? – нахмурил брови отец Михаил. - На тех, кто не ведает, что творит, являясь игрушками в руках темных сил?

       - Правильно! – подтвердили люди. – Все равно будет бороться!

       - До последнего не сдадимся!

       - Еще деды говорили: хоть завтра собрался умирать, а сегодня зерно сей!

       - Вот это совсем другой разговор! – одобрил отец Михаил. – Да, тяжело нам сейчас. Обышедше, обыдоша нас, как говорил Давид-псалмопевец, враги. Но с нами Бог. А Он, как известно, поругаем не бывает. И в обиду нас не даст никому! Более того, скажу вам по секрету, - понизил он голос, - завтра к нам должны привезти очень важный документ из ГосДумы, так сказать, охранную грамоту на наш храм. Пусть временную, но – законную!

       Лица людей просветлели.

       Слова, отца Михаила, а главное внутренняя уверенность его в том, что все закончится хорошо, вселили в сердца луч надежды.

       С тем все и начали расходиться.

       Григорий Иванович снова позвал Стаса в свою келью, и, показывая толстый конверт, едва приступил к тому, что теперь может заплатить за дом больше, чем Ваня, как Стас сказал:

       - Григорий Иванович, простите, но я не буду продавать наш дом! – и, не давая перебить себя, тут же продолжил: - Ни Ваньке, ни вам. У меня на него другие планы, поверьте, только в интересах Покровки! А что касается голосов на сходе, так они будут. Моих родителей. Разумеется – «за». Все как положено, заверенные нотариусом. Тоже завтрашним поездом.…

       Григорий Иванович глубоко, словно ему перестало хватать воздуха, вздохнул, хотел что-то сказать Стасу, но, вдруг передумав, крепко обнял его и шепнул:

       - Спасибо тебе, сынок!

       И тут же, словно устыдившись не гожего, по его мнению, для монаха в миру порыва, заговорил о том, что продолжало его мучить:

       - Хорошо, конечно, сказал отец Михаил! И правильно, конечно, сказал… Но мне бы его силы… мне бы его уверенность… Ох, как все непросто складывается, брат Вячеслав у нас, ох, как не просто! – проговорил Григорий Иванович и уже совсем грубовато, видно рассердился на себя и за эту свою откровенность, закончил: - Ну ладно, ладно, ступай!

       Попрощавшись с соседом, Стас вышел из его дома и увидел, как и в прошлый раз ждущую его на крыльце Лену.

       - До чего же все непросто в этой Покровке! Тут проблема… Там неувязка… И в наших с Ванькой отношениях прямо какой-то заколдованный круг получается! – подходя к ней, покачал головой он.

       - Скорее квадрат, с острыми углами! - поправила Лена и уточнила: - Смотри: ты, я, Ник и Ванька. Но все-таки даже такой квадрат лучше, чем любовный треугольник, правда?

       Она немного помолчала и застенчиво улыбнулась:

       - Стасик! А у тебя с ней - все?..

       - С кем это – с ней? – не понял Стас.

       - Ну, с Риткой Соколовой…

       - Нет, конечно!

       - Как это нет?!

       Улыбка медленно сползла с лица Лены.

       - Очень просто! – улыбнулся, успокаивая ее, Стас. – Слово «всё» подразумевает то, у чего есть начало. Ну, а какой без этого начала может быть конец, или, как ты говоришь – «всё»?

       - Ой, Стасик, какой же ты думница! – обрадовалась Лена и, перехватив недоуменный взгляд Стаса, пояснила: - То есть, сначала думаешь, а потом делаешь или говоришь!

       - Не всегда… - с огорчением покачал головой Стас. - С грамотой сама видела, что получилось…

       - Ну, я тоже чаще бываю только разумницей! – успокоила его Лена. – В смысле, один раз умной, а потом…

       Она махнула рукой, закружилась вокруг себя, как в вальсе, и, увидев, что они уже дошли до ворот ее дома, вздохнула:

       - Ой, и до чего же короткие дорожки в Покровке.. До завтра, Стасик! Смотри, к поезду не опоздай…

 

3

 

- Ой, Ванька… - прошептала Лена. – И когда это он успел?

 

       В эту ночь Стас решил поспать на родительской кровати. Соскучился после вчерашнего телефонного разговора, и хоть таким образом, захотелось побыть рядом с ними…

       Ему даже мама успела присниться. Она шла из магазина с полной сумкой, он подбежал к ней, чтобы помочь, как вдруг кто-то осторожно тронул его плечо.

       Стас открыл глаза и увидел стоявшую над собой Ленку.

       - Ох, и любите вы, городские поспать! – упрекнула она его. – И дверь у тебя, как следует, не закрыта…

       - Да думал – вдруг еще какие паломники придут, постучать постесняются… - пробормотал Стас, натягивая одеяло до самого подбородка.

       - А ты объявление на доске возле бывшего магазина повесь! – посоветовала Лена, отворачиваясь к окну. - И вообще, давай одевайся скорее!

       - И что, читают? – вскакивая, схватил со стула футболку и джинсы Стас.

       - Еще как! – отозвалась Лена. - Это же наша единственная газета. Там и так уже три объявления висят: о том, что завтра утром праздничная служба, а вечером – сельский сход… Висело и третье, про то, что и сегодня есть служба, но, его, как всегда сорвали. У нас только объявления о дискотеках никто не трогает! - пока Стас быстро одевался, рассказывала она - А жаль, ведь сегодня…

       Судя по торжественным ноткам, появившимся в ее голосе, она хотела сказать что-то очень важное, но тут из комнаты Стаса неожиданно послышался голос его мамы:

       - Стасик, вставай!

       - Ой… к тебе, что - мама приехала?! - - испугалась Лена.

       - Встава-ай, в школу пора! – настойчиво повторила мама.

       - А я у тебя ни свет ни заря! Что она теперь обо мне подумает… – Лена прикрыла руками зардевшееся лицо, но тут в комнате Стаса грянул марш «Прощание славянки», и он поспешил успокоить девушку: - Это у меня будильник такой! Я нарочно на компьютер мамин голос записал, и еще этот марш, чтобы наверняка проснуться… Вот видишь, я уже и готов!

       Они быстрым шагом направились к станции, и Лена по дороге смогла, наконец, досказать то, что не успела в доме:

       - Жалко, что объявление о сегодняшней службе сорвали… Сегодня ведь день святителя Тихона Задонского и преподобного Максима Исповедника!

       - Ну и что? – вопросительно посмотрел на нее Стас. И Лена, поражаясь его недогадливости, ответила:

       - А то, что один - небесный покровитель отца Михаила, ведь в мирской жизни он был Максимом, а второй – отца Тихона, только уже в монашестве! Здорово! Представляешь? У обоих именины в один и тот же день! В жизни вообще ничего случайного не бывает. И вообще само слово случайность, говорит отец Михаил – от лукавого! И, если говорить о последнем, хотя говорить о нем, конечно, не хочется…

       Лена перевела дух и продолжила:

       - …то говорят, что одержимых паломников, когда они едут поклониться мощам святителя Тихона Задонского еще за двести верст начинает корчить и крутить, и они начинают вопить на разные голоса, что им страшно и чтобы их поскорее везли обратно! Ну, а уж кто выдержит и до конца доедет, тот, бывает, навсегда перестает бесноваться… Вот какую силу дал Господь этому святому в борьбе с нечистыми духами!

       Стас смотрел на Лену и только диву давался: легкая быстрая, говорит почти на бегу и даже не задыхается. А та уже с видимым сожалением продолжала:

       - Причаститься бы, конечно, на такой праздник, да дел у меня по дому вчера много было. А перед этим ведь правило ко святому причащению надо вычитать. Ванька-то тот успел. Соображает еще, что к чему. «Раздраженным я что-то каким-то в последнее время стал, - говорит, - надо бы завтра причаститься»! Ну, и вычитал правило, хоть и оттарабанил его как тот, как пономарь, а не с чувством, с толком с расстановкой, но все равно лег поздно… Сейчас спит и даже не догадывается, куда мы с тобой идем!

       Лена еще прибавила ходу, и когда они, выйдя из леса, пошли по полю, мечтательно вздохнула:

       - Ну, да ничего, на Успенье, даст Бог, подготовлюсь и причащусь! Ну вот, слава Богу, успели…

       Она показала глазами на уже не далекую станцию и ахнула…

       Высоко на платформе, в ожидании поезда, виднелась фигура ее брата.

       - Ой, Ванька… - прошептала она. – И когда это он успел? В окно, наверное, вылез…

       - И, конечно же, не случайно! - подтвердил Стас.

       Они подошли к станции, поднялись на платформу. Стас сделал попытку поздороваться с Ваней. Но тот сделал вид, что не заметил протянутой ему руки, презрительно отвернулся и демонстративно принялся расхаживать взад-вперед, заложив руки в карманы дорогого костюма.

       Наконец, неподалеку раздался гудок. И, как только появился сам поезд, к платформе угрожающе близко подкатил мерседес Молчацкого. А еще дальше - или Стасу это уже показалось… мелькнул бок машины Ника…

       Поезд затормозил, и дверь бригадирского вагона распахнулась.

       На этот раз бригадир не выглядел заспанным. Напротив, он вышел на платформу с таким бодрым и торжественным видом, что только марша «Прощания славянки» не хватало. Но Стасу было сейчас ни до шуток, ни до своего телефона.

       Он уже понял, что дело принимало далеко не шуточный оборот. Один против четверых – Ленка, конечно, не в счет – это более, чем серьезно…

       - Кому тут письмо от академика медицины? – первым делом спросил бригадир, и, увидев протянутую руку Стаса, вручил ему запечатанный конверт.

       - А это кому прикажете пере…

       Он весомо поднял конверт с ярким штампом ГосДумы. Лена, Ваня и Стас, не давая ему договорить, в один голос выкрикнули:

       - Мне!

       - Нам!

       - Как это… - растерялся бригадир. – Всем сразу?!

       - Понимаете, тот самый академик, который приезжал ко мне недавно, попросил ГосДуму помочь в решении одной очень важной проблемы… - начал объяснять Стас. И, возможно бы, объяснил, потому что бригадир вспомнил, как тепло здоровался академик-историк с этим юношей…

       Но тут неожиданно подошел Молчацкий. На этот раз строгий, надменный и весь какой-то начальственный. Как всегда со своей желтой папкой под мышкой.

       - Вы бригадир этого поезда? – деловито осведомился он.

       - Да… - невольно распрямил плечи железнодорожник.

       - Я - помощник депутата здешней губернской думы. Вот мое удостоверение!

       Молчацкий протянул бригадиру развернутую красную корочку, предупредив, что может показать ее только из своих рук, и сказал:

       - Мне должны передать документ из Государственной Думы Российской Федерации.

       - Но вот они тоже говорят, что пришли за этим письмом... – растерянно показал на ребят бригадир.

       - Да это же дети… Разве можно доверять им документы государственной важности? – нахмурил брови Молчацкий и требовательно выставил ладонь. - Извольте немедленно передать мне это письмо!

       - Пожалуйста… - пожав плечами, согласился бригадир.

       И тут Лена, вдруг изловчившись, выхватила конверт из его рук и кинулась наутек.

       - Стой! – заорал, бросаясь за ней вслед, Ваня.

       - Беги Ленка, прикрою! – закричал Стас, и подставил ему подножку. Ваня, зацепился за ногу и, отчаянно ругаясь, полетел во всем своем шикарном одеянии прямо на мокрый асфальт…

       Стас догнал Лену и они, взявшись за руки, бросились бежать вместе.

       - Убью! – морщась и прихрамывая, ковылял за ними вдогонку Ваня.

       - К полю, в лес им дорогу перекрывайте! – закричал своим охранникам Молчацкий. – Никуда они от нас не уйдут!

       Поезд дал гудок к отправлению.

       - Милицию, что ли вызвать? А! Путь разбираются сами! – махнул рукой бригадир. – В конце концов, я никакой расписки за получение этого письма никому не давал! Ну и станция… - только и покачал он головой, возвращаясь в вагон.

       - Покровка! – подсказала, закрывая дверь, проводница.

       - Да уж и сам запомнил!

       Тем временем Лена со Стас, выскочили на небольшую площадь перед станцией и заметались, не зная, как им теперь быть.

       Дорога через поле в спасительный лес была им закрыта. К мерседесу уже подходил Молчацкий, так что и по дороге убежать не было никакой надежды.

       И тут… вдруг послышался звук стремительно приближавшегося двигателя, и перед ними резко затормозила машина Ника.

       - Быстрее! – распахнул он заднюю дверцу, и как только Лена со Стасом оказались в салоне, с места развил такую скорость, что ни мерседес Молчацкого, ни бросившиеся наперерез охранники, ни тем более прихрамывающий Ваня, уже ничего не могли поделать…

 

4

 

Отец Михаил внимательно посмотрел на него и покачал головой…

 

       - Куда ехать? – деловито осведомился Ник.

       - В храм! – коротко ответил Стас и, увидев, как округляются от ужаса глаза Лены, проследовал за ее взглядом.

       На переднем сидении, рядом с Ником, лежал автомат с прямым рожком, который действительно часто показывают в кино у немецких фашистов.

       - Не бойся! Это всего лишь игрушка! – тоже заметил испуг Лены Ник и криво усмехнулся: - Брат твой подсунул. Есть, говорит, у меня в заначке. Не пожалеешь, как новенький. Я проверил, а он не стреляет даже… Пусть он мне теперь только под руку попадется! Так накостыляю!..

       - На костыли дай – а бить не надо! – попросила Лена. – Ему уже и так от Стаса досталось…

       - Что, дуэль Онегина с Ленским? – подмигнул в зеркальце Стас Нику.

       - Да нет… - раздосадовано пробормотал тот. – Там все по-благородному было. А я ему, как последний мерзавец, исподтишка – подножку…

       - Ну знаешь, для некоторых много чести и пули в спину! – с твердым убежденнием возразил Ник. – По-другому с ними просто нельзя!

       - Но ты попробуй еще раз поговорить с отцом.

       - Да говорил, говорил – не слышит! Говорит «слышу», а сам не слышит… - Ник остановил машину прямо у ворот храма и, посмотрев в зеркало заднего обзора, сказал: Погони, вроде, не наблюдается. Но может, все-таки вас проводить?

       - Спасибо, теперь уже сами справимся! – поблагодарил Стас. – А в храм все-таки бы зашел. Сегодня именины у отца Михаила.

       - Это наш бывший Макс! – уточнила Лена. – И у батюшки Тихона!

       - Ладно, если только успею… - кивнул Ник и, едва Стас с Леной вышли из машины, снова с бешеной скоростью рванулся с места…

       Стас и Лена вошли в церковный двор, и нашли отца Михаила, беседовавшего со сторожем.

       - С днем именин вас, батюшка! – подойдя, низко поклонилась Лена. – Простите, цветы дома остались. Во-от такущий букет! Думала успею еще забежать, но не получилось… Так что вместо подарка пока – вот!

       И она протянула письмо из ГосДумы.

       - Да ведь это же самый лучший для меня подарок! – открыв конверт и пробежав глазами по нескольким строчкам, обрадовался священник. - Вот молодцы! Встретили, не проспали! Вы даже представить себе не можете, насколько важен сейчас для нас этот документ. Надеюсь, все обошлось без приключений? А то, если честно, дела так обостряются, что я уже хотел Виктора к вам послать…

       - Ничего, все в порядке! – вставил Стас.

       - Если не считать того, что пришлось отбивать ее у Молчацкого с Ваней! – добавила Лена.

       - С Ваней? – удивленно переспросил отец Михаил.

       Сторож хотел что-то сказать священнику, но не успел. Лена сама попросила у отца Михаила несколько минут для серьезного разговора.

       - Но только всего несколько! – предупредил тот.

       … Несколько минут разговора Лены с отцом Михаилом растянулись на целых полчаса.

       За это время к храму успели подтянуться люди. Крестясь и кланяясь перед входом, они входили в церковь, ставили свечки у икон, писали записки о здравии и упокоении. Человек десять-пятнадцать, несмотря на такой знаменательный день, не больше…

       Одним из последних вошел и Ваня. Прихрамывая, он привычно занял место перед аналоем у окна, на котором лежали Крест и Евангелие и, позевывая, стал дожидаться начала исповеди.

       Наконец, из алтаря вышел отец Михаил. Он кивнул Ване, тот чинно прошагал к аналою, привычно достал из кармана бумажку с записанными на ней для памяти грехами, и только приступил к чтению, как священник спросил:

       - Постой. А ты к исповеди и причастию-то – готов?

       - Да, вполне!

       - То есть, говоря, по-русски – в полной мере?

       - Конечно!

       - И врагов своих всех простил? Примирился со всеми?

       Ваня испуганно посмотрел на священника и пробубнил:

       - С родителями у меня мир, с Ленкой все тоже в порядке…

       - Ну, а как же Стас? – спросил напрямую священник.

       Вместо ответа Ваня принялся рассматривать голубей, летающих за окном.

       Отец Михаил покачал головой:

       - Хорошо хоть не лжешь перед аналоем…

       - Но он же ведь сам… - с вызовом начал Ваня, но отец Михаил, всегда терпеливо выслушивавший самые длинные речи старушек, порой изливавших во время исповеди всю свою жизнь, возможно в первый раз перебил исповедующегося:

       - О Стасе, то есть Вячеславе, если понадобится, я буду говорить с ним самим. А сейчас – твоя исповедь. И не передо мной – перед Богом! Аз токмо свидетель есмь! Но, тем не менее, я вправе спросить тебя: как же ты пришел к Господу Богу, чтобы самому получить прощения, не простив при этом другого?

       Ваня сокрушенно пожал плечами.

       Отец Михаил внимательно посмотрел на него и покачал головой:

       - Я давно уже за тобой наблюдаю, не раз хотел поговорить, но думал ты сам догадаешься и все осознаешь… Но вижу, что нет… Вот ты только что сказал, что вполне готов исповедаться и причаститься. По поводу исповеди мы уже поговорили. А что касается святого причастия… Да разве можно быть уверенным в том, что вполне готов к нему?

       - Но ведь я же вычитал все правило, не упустил ни одной молитвы! – резонно заметил Ваня.

       Отец Михаил только вздохнул на это:

       - Да сколько молитв не вычитай, хоть со слезами и на коленях, все равно это капля в море перед страшным, великим таинством, которое должно произойти с нами, и перед милосердием Божием! Вот ты перед людьми, от которых зависим в этой временной жизни, которые могут дать тебе денег, дрожишь, как осиновый лист! Не отпирайся, я сам видел, как ты разговаривал с этим Молчацким. Смотреть было противно. А тут – ты подойдешь… нет – к тебе подойдет и больше того – в тебя войдет Сам Бог, Творец всей Вселенной, перед которым трепещут ангелы и Архангелы, все святые! От Которого зависит вся твоя вечная жизнь! И ты говоришь, что вполне готов к этому?..

       - Но вы же ведь тоже причащаетесь? – покосившись на священника, возразил Ваня.

       - Да! – кивнул отец Михаил. – Но каждый раз понимая, что, как трава и солома огня причащаюсь, а также с осознанием того, что давно уже должен гореть в аду, и при этом надеясь только на величайшее милосердие Божие! В общем так, я не могу отпустить тебе грехи и тем более благословить причаститься!

       - К-как это?… - опешил Ваня.

       - А вот так! – развел руками отец Михаил. - До тех пор, пока ты не примиришься со всеми, в том числе и со Стасом, не прекратишь творить зло, пока не поймешь сердцем всего того, что я тебе сейчас сказал – будь это за один миг или за долгие годы – к святому причастию я тебя не допущу!

       - Ну хорошо… ладно… - хотя ничего хорошего в этом не видел, и тем более не был согласен с этим, пробормотал Ваня и направился в алтарь.

       - Куда? – остановил его суровый голос священника.

       - Как куда? В алтарь – обязанности свои выполнять…

       Священник решительно встал между дверью, ведущей в алтарь и вконец ошеломленным Ваней.

       - Пока не причастишься – нечего тебе там делать! И от должности чтеца я пока тебя освобождаю! Вячеслав! – словно забывая о Ване, позвал он, не сразу понявшего, что речь идет о нем, Стаса: - Идем со мною в алтарь.

       - Как в алтарь? – не веря своим ушам, переспросил Стас.

       - Ну, что застыл, как соляной столб? Будешь помогать мне!

       - Но ведь я же ничего не знаю… - растерянно предупредил Стас.

       -Это не самое страшное! – успокоил его священник. – Я тебе буду объяснять все, что понадобится по ходу службы. Главное – сразу как войдешь, положи три земных поклона. И ни в коем случае не дотрагивайся до престола и жертвенника! Я тебе их сейчас покажу. А ты, Лена, - окликнул он стоявшую на клиросе, рядом со старушками, девушку. - Сразу, как подам возглас, начинай читать часы!

 

5

 

«А вдруг сейчас что-то случится?» – вдруг холодея, подумал Ваня.

 

       Это только стрела может, пролетев две-три секунды, разрушить то, что создавалось долгие годы, а то и целую жизнь. А что может человек, которому нет еще и пятнадцати лет?..

       Ваня сидел на ступеньке паперти, низко опустив голову и подпирая ее ладонями. Рядом с ним пересчитывала полученные ей копеечные рублики бабушка-нищенка. В храме шла служба. По доносившимся из открытой двери возгласам отца Михаила и голосам певчих он отлично знал, что именно там сейчас происходит. И не только видимо, но и невидимо…

       Вот поют «Благослови, душе моя, Господа». Вот батюшка вошел в алтарь с Евангелием, символизируя этим выход самого Христа на проповедь людям. И, как это ни трудно укладывалось в голове, – это было действительно так. Не отец Михаил, а сам Христос, как и каждую службу, в каждом храме, входил в сейчас алтарь… Вот певчие запели «Святый Боже, Святый Крепкий, святый Безсмертный, помилуй нас!». Затем кто-то из старушек прочитал отрывок из послания святого апостола Павла, что последние годы неизменно делал только он сам… Потом наступила полная тишина, за которой последовало торжественное чтение Евангелия…

       Ваня невольно встал, дослушал его до конца и снова опустился на ступеньку.

       Началось долгое перечисление имен о здравии, потом - о упокоении. Среди первых то и дело повторялось имя иеромонаха Михаила, среди вторых – архимандрита Тихона. Ну да, конечно, мысленно согласился с этим Ваня, ведь сегодня их именины. Хотя отца Тихона тут поминают и во все остальные дни…

       И надо же было случиться такому именно в этот день!

       Он поднялся и принялся бродить по двору. Постоял около сторожки, прислонившись к солнечной стороне которой, дремал сторож Виктор. Потоптался у того места, где планировалось построить воскресную школу. Подошел к белой печке, в которой сжигал записки, после того, как их прочитает отец Михаил. Здесь же каждый раз заканчивала свой путь и его бумажка с грехами, которую отец Михаил неизменно разрывая на части, возвращая ему. Ваня машинально достал свою сегодняшнюю бумажку и нахмурился. На этот раз она была целой и невредимой. И слова «осуждал», «лгал», «грубил родителям», стали колоть ему глаза, жечь, будто они горели в его руке.

       Лицо Вани стало бледнеть и, в конце концов, стало белее самого листа бумаги. Он с радостью сжег бы его в печке - вон и огонь был в ней виден сейчас: добрый, очистительный огонь, да как? Если эти грехи не отпустил ему священник, значит, они не прощены и самим Богом!

       «А вдруг сейчас что-то случится? – вдруг холодея, подумал он. - Метеорит большой, каким давно уже пугают мир ученые, рухнет на землю… Или дамба не выдержит напора воды, и она хлынет, затапливая Покровку и меня самого?..»

       Что тогда?! Ведь со всем этим – прямая дорога в ад!

       Ваня снова стал ходить по двору и даже не заметил, как возвратился к дверям храма. В нем уже пели «Отче наш»: это был один из самых любимых для него моментов службы.

       Ну, почему, почему все главное для него вдруг стало в лучшем случае второстепенным? И так ли уж вдруг? И так ли уж во всем прав один только он? А что если Ленка сказала правду, и Стас действительно хотел помочь ему? И с Риткой пошел, чтобы через нее вернуть из папки Молчацкого листок, без которого может снова запить отец…

       Шло время. Служба отошла. Люди отправились по своим домам. В храме оставались только священник, да Стас с Леной. Очевидно, наводили, как всегда порядок. Так же, как и он это делал всегда с отцом Михаилом…

       Ваня потер лоб, словно человек, приходящий в себя после глубокого сна, припоминая все, что было в последние месяцы и, особенно в эти последние дни, и вдруг прошептал:

       - Ох, и осел же я! Ну ничего… я исправлю… я докажу… У Стаса успею еще попросить прощения. У него еще, как минимум на час работы! А я за это время смогу принести им не то, что один документ, а всю папку Молчацкого! А с тем, что меня довело до такого – все, завязано!

       Он порылся в карманах, не считая, вложил в руки опешившей нищенки все, что там было - несколько сотен или тысяч рублей. И стрелой метнулся к воротам, даже не заметив двух странных людей, которые, то и дело озираясь, с большой длинной черной сумкой вошли в церковный двор…

 

6

 

---

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 205; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!