Сидевшие за столом, не сговариваясь, осенили себя крестным знамением.
Стаса разбудили оживленные голоса в родительской комнате.
«Неужели папа с мамой приехали?!» - радостно подумал он. Но нет, голоса были незнакомыми. Точнее, знакомыми, но со вчерашнего дня, и явно не родителей.
Стас повернулся на спину и застонал. Все тело ныло, будто его всю ночь били палками и пинали ногами. От мучавшего его холода не было и следа. Наоборот, было тепло и даже немного жарко. Он приоткрыл глаза и с удивлением увидел, что укрыт одеялом. Перевел глаза на кровать, на которой, свернувшись калачиком, спал раскрытый парень-художник и благодарно улыбнулся. Все ясно: заметил, наверное, как он замерз, и пожертвовал своим одеялом… Молодец! Хороший монах из него будет!
Морщась и охая, Стас с трудом встал, оделся, и только собрался выйти к гостям, как дверь осторожно открылась и в комнату вошла Лена.
- Стасик, подъем! Сколько уже спать можно? – с порога возмутилась она.
- Да лучше бы я вообще не ложился, чем так спать! - держась за поясницу, проворчал Стас.
Лена посмотрела на него, на пол и сразу все поняла.
- Ты что, с Григория Ивановича пример решил взять? – укоризненно покачала она головой: - Так ведь тот по уму все делал. Сначала час-другой, а уж после всю ночь. И хотя бы рогожку под себя подкладывает!
- Так ведь оно как у меня получилось… - начал было Стас. Но Лена не стала слушать и строго сказала:
|
|
|
- Быстро приводите себя в порядок и за стол, там уже все готово!
В родительской комнате все уже действительно было готово к завтраку. На столе стояли миски с вареной картошкой, квашеной капустой, помидорами, огурцами… Ждали только их. Как только, умывшись на кухне, они вошли, все встали, повернулись к поставленной кем-то на подоконник восточного окна картонной иконе, и пожилая женщина запела:
- Отче наш…
- Иже еси на небесех! - дружно подхватили остальные.
Стас тоже знал эту молитву – мотив ее был знаком по общему пению в храме - и поэтому пел вместе со всеми:
- Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого!
После этого все пропели «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою; благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших», затем «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу и ныне и присно и во веки веков, аминь!», потом трижды «Господи, помилуй» и – «Благослови…»
- Благословляй, трапезу, хозяин! – обратилась к Стасу пожилая женщина, но так как тот, не зная, как это делается, в растерянности уставился на нее, сама перекрестила еду на столе широким крестом.
|
|
|
Все сели и начали есть.
Не увидев на столе ни привычной колбасы, ни сливочного масла, ни сыра – пост же идет! - вспомнил он - Стас, скрывая вздох, нехотя принялся за картошку и сразу же изумился.
Даже без растительного масла, просто с квашеной капустой и огурцом она была удивительно хороша.
- Надо же… Вкусно! - похвалил он.
- А ты как думал? – улыбнулась ему светоловолосая женщина, одна из тех, что пела вчера акафист. – С молитвой всегда все вкусней и полезней!
- Жаль только за суетой мы, как правило, забываем это делать, - с сожалением добавила вторая. - А ведь крестное знамение, пишут, даже радиацию уничтожает!
- И не только радиацию! – подхватила пожилая женщина. - Я всегда, как продукты с рынка принесу – сразу святой водой кроплю и крестным знамением осеняю!
- Микробов убивает? – чуть слышно подал голос больной мужчина. Он только что съел крошечный кусочек картошки и теперь настороженно прислушавшийся к своим ощущениям в животе.
- Насчет видимых микробов, ну тех, что в микроскоп можно увидеть не знаю, но невидимых – точно! – убежденно сказала пожилая женщина. – Мало ли, как все то, что я купила, - сеяли, растили, убирали? Может, с руганью, матом, в дурном расположении духа. Если так, то все это просто проклято и вряд ли, даже если приготовить по самым лучшим рецептам, пойдет на пользу. А святая вода и крест – очищает!
|
|
|
- Да и саму черную невидимую силу отгоняет! – подтвердила светловолосая женщина.
Вторая набожно перекрестилась и добавила:
- Господи, спаси и сохрани от нее нас, грешных… За каждым злом, на каждом углу ведь стоит, ища погубить кого бы…
Сидевшие за столом, не сговариваясь, с нескрываемой тревогой на лицах, осенили себя крестным знамением.
Только больной мужчина съел еще один кусочек, крупнее первого и теперь уже с удивлением слушал себя.
Да Стас отвлекся на Лену, которая сидела мрачней тучи.
- А ты что не ешь? – пытаясь развеселить, с улыбкой обратился он к ней. - Дома опять поела?
- Да нет, просто не хочется…- не поддержала его радости Лена.
«Точно не в настроении!» - понял Стас и уже с сочувствием спросил:
- Что это ты сегодня какая-то не такая?
|
|
|
- Какая не такая? – недовольно пожала плечами Лена. - Обыкновенная…
- Что я, не вижу что ли? С Ванькой опять что?
- Да что с ним будет?.. – поморщилась та. - Даже узнав, что ты уже все знаешь, не помчался к тебе поскорее…
Стас, чтобы вконец не испортить настроения Лене не стал уточнять, откуда знает все Ваня, и просто предположил:
- Может, стыдно стало?
- Какое там? Он грамоту ищет!
- Ну и как?
- Так что уже все соседи смеются…
- А дома все-таки - что?
- Что-что… С папкой беда…
- Пьет? – включилась в разговор пожилая женщина.
Лена опустила голову, поковыряла вилкой салат и, наконец, сказала:
- Бьет…
- Пьет, значит, буйно… - сразу же поняла ее женщина.
- Ночью так буянил, что даже связать пришлось, – грустно подтвердила Лена. - Уже с топором за мамкой гонялся…
Больной мужчина тем временем съел третий кусок и принялся за четвертый…
Пожилая женщина понимающе посмотрела на Лену и сказала:
- Молитесь хоть?
- Еще как!..
- Это, конечно хорошо, - одобрила пожилая женщина, - но до тех пор, пока он сам хоть раз не помолится и крестик носить не станет – толку от ваших стараний немного…
- Да мы это и сами понимаем, но как же заставить его надеть? – сквозь слезы взглянула Лена. – А если и наденет, то тут же кричит – душит его, мешает!
- Еще бы! Ясно, кому он мешает! – с недоброй усмешкой, подала голос старушка.
- А я своему пившему мужу взяла, да и зашила крестик в ворот рубашки! – неожиданно сказала светловолосая женщина. – И знаете, не сразу, но помогло…
- Может, и нам с мамой тоже это попробовать? – с надеждой посмотрела на нее Лена.
- А почему бы и нет? – ответила та. – Он ведь тогда хоть не таким безоружным перед теми, что на пьяном аркане его в ад тащат, станет!
- Ну, тогда я, наверное, уберу все и побегу! – решила Лена, начиная собирать пустую посуду.
Стас, видя, что завтрак закончен, тоже стал подниматься из-за стола:
- Спасибо! – вежливо поблагодарил он.
- Постой, - придержала его за локоть пожилая женщина. - А помолиться?
- Так ведь мы же уже молились! – удивился Стас.
- Но ведь это - перед едой!
- А что, еще и после, что ли надо?
- Вот ведь, как получается… - покачала головой старушка. – Отца, который заработает на продукты, маму, которая приготовит из них еду, мы не забываем поблагодарить. А истинного подателя этих благ, без которого ни отец бы ничего не заработал, ни мама не смогла бы ничего сделать, то есть Бога…
Старушка перевела дыхание, чтобы продолжить, но тут раздался громкий голос мужчины:
- Не больно! Честное слово, не больно! – привлекая общее внимание, заявил он. - Я уже съел целую картошку, хотя до этого самого протертого есть не мог… А тут даже вторую могу съесть! – И доказывая всем, а главное, самому себе, он, давясь от радостной жадности к жизни, быстро съел еще половину картошки, отер губы и обвел всех счастливым взглядом: - Этого просто не может быть! Но ведь вы же сами все видели - было…
Сидевшие за столом снова – только уже радостно, благодаря Бога, перекрестились. Принялись поздравлять с началом чудесного исцеления мужчину. Потом поднялись и запели:
- Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ. Не лиши нас и Небесного Твоего Царствия. Но яко посреди учеников Твоих пришел еси Спасе, мир даяй им, прииди к нам и спаси нас!
Тут уже никому ничего не пришлось объяснять. И так все было ясно.
2
- Ты хоть сам – то понял, о чем сказал? – покачал головой Стас.
Через полчаса в доме было пусто и тихо. Паломники хотели сами убрать за собой в доме, но Лена решительно отказалась от их помощи.
- Вы лучше подольше с отцом Тихоном побудьте! Когда еще в наших краях будете? – сказала она. – А мы со Стасиком и сами как-нибудь справимся.
Теперь она в мыла в тазу посуду, Стас принимал у нее тарелки, вытирал полотенцем и складывал в навесной шкаф. Когда руки их встречались, Лена каждый раз испуганно отдергивала пальцами и краснела.
- А знаешь, - вдруг сказала она. – Я первый раз замуж в четыре года решила выйти.
- Да ну! – нарочито ужасаясь, не поверил Стас. – И за кого же?
Но Лена говорила серьезно и даже слегка виновато:
- За соседского Леньку. Ты его не знаешь, они после в город уехали. Ему тогда лет пять или шесть было. Высокий такой, рыжий, как клоун. Я все время смеялась над ним. А тут, после одной деревенской свадьбы вдруг заявила: «Мама, я тоже выйду замуж!» «И за кого же?» - спросила она. «А за соседского Леньку». «Так ведь он же рыжий!» «Ну и что? Зато у него фамилия красивая – Городецкий!» Ленька, он тоже при этом разговоре тогда был, подумал и согласился: «Я тоже на Ленке женюсь». «А ты почему?» - спросила мама. Он еще подумал-подумал, и знаешь, что сказал? «Потому что она красивая!»
Они посмеялись, и Лена продолжила:
- На следующий день, это мне мама потом рассказывала, смотрит, а мы с Ленькой уже вокруг дома под ручку идем. У меня на голове вместо фаты белая тряпка из папиного гаража, сам понимаешь, вся в мазуте, а он из своей рогатки галстук-бабочку себе сделал… Шагаем так чинно, и оба марш Мендельсона поем…Смешно, правда?
Стас кивнул. Тут руки их встретились вновь, задержались на несколько мгновений, и Лена, вспыхнув, опустила глаза.
Стас не стал ничего ни говорить, ни объяснять ей. Глупо, конечно, было думать, что между ними хоть когда-нибудь может возникнуть что-то серьезное. К тому же, рано ей еще думать об этом, да и вообще… Просто он хорошо помнил ту боль, которую причинила ему его первая неразделенная любовь к Нинке, и никому не пожелал бы испытать ее тоже. Тем более Ленке.
Пауза явно затягивалась. Нужно было что-то сказать ей, но… что?
«Хоть бы Ванька, что ли пришел!» - мрачнея, подумал Стас, и надо же такому: дверь тут же распахнулась и весь грязный, усталый, с саперной лопаткой в руке, на кухню ввалился Ваня.
- Поесть что-нибудь есть? – с порога спросил он, бросая у входа рабочие рукавицы с лопаткой.
- Ого! 1914 год…– подняв ее и увидев выбитую на металле дату с двуглавым орлом, удивился Стас: - Откуда лопатка?
- Из лесу, вестимо! – отозвался Ваня, жадно глотая поданную сестрой картошку с хлебом. – Там этого добра – видимо-невидимо!
- Неужели еще с Первой Мировой войны сохранились? – удивился Стас.
- Зачем? У нас и в Великую Отечественную здесь бои шли… Ты же историк, сам должен знать: оружие-то и лопатки у нас старого образца поначалу были. Это уже потом «Катюши» и «Илы» пошли… Между прочим, «Катюши» именно в наших краях первый раз применили!
Зная, что им не миновать трудного разговора, они готовы были и дальше говорить обо всем, что угодно, но Ваня, судя по всему, куда-то очень спешил. И поэтому, решившись, он почти сразу же перешел к главному:
- Я слышал, ты уже все знаешь?
- Смотря, что ты имеешь в виду! – уклончиво ответил Стас. – Если то, что касается вашей Покровки – да!
- Ленка все выболтала? – с неприязнью покосился на сестру Ваня.
- При чем тут Ленка… - невозмутимо пожал плечами Стас. - Григорий Иванович рассказал!
Ваня с нескрываемым упреком посмотрел на него:
- Ты же мне слово дал не выходить никуда!
- А и не выходил. Он сам ко мне пришел. Еще вчера днем. Ну, а потом, когда ты, убегая за грамотой, разрешил делать все, что хочу, я уже сам зашел к нему вечером…
- Вот про этот вечер мне и сказали… - Ваня помолчал и тихо спросил: - Стало быть, ты уже все знаешь?…
- Да…
- И что – осуждаешь, конечно?
- Да нет… Просто пытаюсь понять!
- Просто… - язвительно покачав головой, передразнил Ваня и предложил: - А ты, чтобы понятнее было, поставь себя на мое место! Ну сам посуди: когда мне еще представится такой случай так заработать?
Стас открыл было рот, чтобы возразить, но Ваня не дал ему и слова сказать:
- Тебе хорошо, ты в Москве, и отец у тебя академик! Живешь, можно сказать, на всем готовом. А мне самому в жизнь пробиваться надо. Я тоже хочу с удобствами и в уюте пожить. Одеться, как следует…
- Ну, положим, одет ты сейчас так, как не всякие и в Лондоне позволить себе могут! – усмехнулся Стас. – И телефону твоему, поверь, бизнесмены, и те позавидуют!
- Да разве же дело только в этом? – поморщился Ваня. – Мне ведь отца еще вылечить надо. Одна ампула, чтобы вшить ему, чтобы не пил, знаешь, сколько стоит? Дом новый надо купить… Ленку вот еще выучить на человека!
- На человека не учатся, им – становятся! – заметила Лена, но Ваня лишь отмахнулся от нее и продолжал:
- Потом я дело свое хочу начать, чтобы ни от кого не зависеть. И, как говорится, всегда свой кусок хлеба с маслом иметь. Нам же ведь Господь не зря дал земные блага?
- Правильно, дал, - согласился Стас. - Но, как я понимаю, чтобы они не удаляли нас от Него, а наоборот, приближали к Нему. И уж во всяком случае, не закрывало Его от нас!
- А кто тебе сказал, что я собираюсь закрываться? Я ведь не только бизнес свой поднять хочу, но и благотворительностью заниматься! Малоимущим, больным потом помогать! - горячился Ваня
Стас терпеливо дослушал его и тихо спросил:
- Ну хорошо, это когда-то, потом… А сейчас? Вань, ну а как же сейчас - Покровка?
- Что Покровка? - сразу насупился Ваня. – Ну, будет отсюда верстах в сорока, всего-то и дел!
- И это допустим! – опять согласился с другом Стас. - А храм?
- И храм новый построим! – принялся с жаром обещать тот. - Поменьше, правда, конечно… Но – так ведь все равно в него всего человек десять на службы ходит. Но зато еще красивее сделаем!
- А… как же могилка отца Тихона?
- Тоже решаемо – перенесем!
- Его прах – да… - не очень охотно кивнул Стас. - А как же с могилами твоих святых бабушки и дедушки, бабы Поли, деда Капитона, наконец, всех твоих предков?
- Так ведь мы молиться за них будем. В вечные помянники по монастырям запишем! Милостыни раздадим! Ведь на кладбище что – прах! Нам главное не о теле, а о душе думать надо!
- Ты хоть сам – то понял, о чем сказал? – покачал головой Стас.
Ваня исподлобья покосился на него и ничего не ответил.
Стас внимательно посмотрел на него:
- Отец Макс… то есть отец Михаил хоть знает, что ты тут творишь?
- Не творишь, а тваришь? – вставила Лена.
На этот раз Ваня даже не обратил на нее никакого внимания.
- Да ты что! – испуганно замахал он руками. – Он же меня тогда сразу анафеме предаст! И вообще при чем тут отец Михаил? Это мое личное дело, мой бизнес, который сейчас приветствуется в государстве.
В стране! – снова уточнила Лена. – Государство – это когда законный государь, то есть царь - Божий помазанник есть!
Ваня с яростью поглядел на нее и закончил мысль:
- Так что, ж здесь плохого, что я хочу выгодно продать свой дом?
- Не продать, а предать! – поправила Лена, хлопоча у газовой плитки.
- Да замолчишь ты, в конце концов, или нет? – закричал на нее Ваня и со стоном пожаловался: - Ее лечить давно уже надо. В больнице. Каждое слово буквально понимает!
- Ага! – согласилась Лена. – Только тогда уж – в буквальнице!
- Вот – слышал? Опять за свое!
- Да будет вам! – примирительно попросил Стас и, обращаясь к Ване, задумчиво произнес: - Ленка по-своему, как всегда права. Ты никогда не замечал, как часто похожие слова бывают прямо противоположными по своему смыслу? Продал и предал… Радушно и равнодушно… Стул и стол…
- Ага! Дым и дом! – усмехнулся Ваня, кивая на затлевшую тряпку, которую заслушавшаяся Стаса Лена упустила в огонь газовой горелки. – Мы тут тоже не шиком лыты!
- Еще бы – родную Покровку в деревенский Китеж град решили превратить!
- У нас, между прочим, село! – по привычке с вызовом начал Ваня, но Стас с горькой усмешкой перебил его:
- Да какое же это село, если вы свой храм утопить готовы! Хотя, скорее всего, его просто взорвут, чтобы не дай Бог, господин Соколов на своей яхте в него случайно не врезался! Но лично мне кажется, что тут даже озера не получится. А из-за слабых подпочвенных мест, превратится вся ваша в округа в сплошную топь и будет таким же болотом, на котором стоял этот дом!
- Ты мне эти свои учено-мудреные штучки брось! - насупился Ваня и, набрав в грудь больше воздуха, выпалил: - Скажи лучше: сколько он тебе предложил?
- Кто - он?
- Кто-кто, как будто не знаешь… Григорий Иванович!
- Да уж во всяком случае, больше чем ты! – усмехнулся Стас.
- Я так и знал! - пробормотал Ваня. – Небось… двести тысяч?
Стас не хотел выдавать своего разговора с Григорием Ивановичем, но Ваня так пристально смотрел на него, чуть ли не насквозь буравя своими глазами, что он не выдержал и кивнул:
- Да…
- А ты и купился сразу! – с упреком покачал головой Ваня. - Друг еще называется!
- Ну, положим, согласия своего я ему еще не давал! – вспыхнул Стас.
Ваня сразу повеселел и хлопнул его по плечу:
- Вот это другой разговор! Значит, так. Тогда у меня к тебе деловое предложение! Я тоже даю тебе за дом двести тысяч, а еще…
Он с загадочным видом достал из кармана куртки что-то тяжелое, завернутое в носовой платок и развернул на коленях.
- Что это? – не понял Стас, видя перед собой боевые советские ордена и фашистские награды. Как-то не по себе было видеть их рядом… - Ты что, уже до того дошел, что и могилы раскапывал?
- Нет, что ты! – клятвенно прижал ладони к груди Ваня. – Это все с мест боев. Там знаешь сколько всего! Даже целый артиллерийский склад есть. Ящик со взрывчаткой, снаряды… Сторож Виктор подтвердить может! Он вместе со мной там был! Он вообще тогда везде со мною ходил, это теперь только по пятам Григория Ивановича, словно тень бродит…- усмехнулся он и, кивая на награды спросил: - А чего тебе в них не нравится?
- Что?
Стас показал на орден красной звезды:
- Этот орден давался у нас за подвиг, в результате которого было получено серьезное ранение. А это, - показал он на фашистский крест, - вручался за десять сбитых советских танков. Ты хоть понимаешь что это – несовместимо!!!
- Да я-то, конечно, понимаю… И можешь, конечно, не брать… - забормотал Ваня. - Но, по дружбе оценить их хотя бы можешь?
- Нет! Я такими вещами не занимаюсь! – твердо отрезал Стас. – И если ты хочешь оставаться моим другом, то должен все это отнести туда, откуда принес!
- Как знаешь! Завтра же отнесу! – не стал спорить Ваня и, завернув награды в платок, положил их обратно в карман. – Но тогда пусть идет в зачет общей стоимости … печать Мономаха!
- Что? – так и ахнул Стас. - Печать Мономаха?!
- Да как тебе не стыдно? – чуть ли не с кулаками набросилась на брата сестра. - Совсем уже совесть потерял?!
- А что, я ведь не знал, когда отдавал ее, что она дорогая такая! А на дорогие вещи дарственные, по закону, положено людям давать. Которую, кстати, я еще не давал!
- Если уж по закону, - выделяя каждое слово, сказал Стас, - то эта печать, как ценная вещь, должна принадлежать государству. А тебе, по закону, лишь четвертая ее часть. Ты как – деньгами возьмешь, или тебе одну четвертую прямо сейчас отломать? – высоко поднял он руку с печатью.
- Ну ладно, ладно, пошутить уж нельзя, - сообразив, что зашел слишком далеко, решил обратить все в шутку Ваня. – В общем, предлагаю тебе двести пятьдесят тысяч. И, пожалуйста, не смотри на меня так. Ну, сам посуди: Когда мне еще представится случай так заработать?
Ваня жадно припал к кружке с компотом, которую, не глядя, ткнула ему в руку Лена, и Стас, наконец, мог сказать то, что не дал ему сделать тот в самом начале разговора:
- Да он уже представился тебе, причем, прямо сегодня, сейчас. И совершенно иным, куда более праведным и правильным образом.
- Это еще каким?.. – не понял Ваня.
Стас посмотрел на него и улыбнулся:
- Вот ты торопишься Покровку поскорее на дно пустить… А, между прочим, вместе с ней ведь и грамоту Мономаха тоже затопят! А за нее ты можешь получить в тысячи раз больше, чем от всех этих Молчацких и Адовых вместе взятых!
Как ты сказал… грамоту? В тысячу раз больше?! – ошеломленно уставился на него Ваня и хлопнул себя по лбу: - А ведь, и правда! Совсем позабыл!
Он схватил лопатку, перчатки и выскочил из дома.
- Стасик, его надо спасать! – глядя вслед брату, грустно сказала Лена.
- Надо… - эхом отозвался Стас.
- Но сначала нужно заняться папкой… Побежала зашивать ему в воротник крестик. А ты?
- Да и у меня здесь работа найдется! – успокоил ее Стас. И кивнул на свою комнату, где его ждал портативный компьютер, в котором было столько не сделанных еще дел для Владимира Всеволодовича…
3
«Вот так новость!» - мысленно ахнул Стас.
Странная штука – время. Иногда оно тянется так, что не знаешь, куда себя девать, особенно летом, во время каникул. А иногда и оглянуться не успеешь, как уже день прошел.
Почти до вечера, не разгибаясь, просидел Стас за портативным компьютером. Один раз его отвлек парень-художник, забежавший взять мольберт. А второй – Ваня. Еще более грязный и усталый, он, прислонившись к дверному косяку начал было уточнять, надумал ли Стас продавать дом, но ответ того был краток:
- Ты награды на место отнес?
- Нет еще… - пробормотал Ваня.
- Ну, вот когда отнесешь, тогда и поговорим!
- Да ну тебя! – с досадой махнул рукой Ваня и убежал.
А Стас снова вернулся к работе. Судя по тому, что выходило, Владимир Всеволодович должен остаться доволен… Лишь вечером, когда снова зажглись окна в доме напротив, он отключил компьютер. Причем, выдернул вилку из розетки, как всегда, делал, когда знал, что сегодня за него больше не сядет. И отправился к Григорию Ивановичу.
Заседание штаба по спасению Покровки шло уже полным ходом. На этот раз присутствовали все, кто был вчера. Все, кроме… Лены. Ее место сиротливо пустовало на диване. Стас сел рядом с ним и, слушая говоривших, сначала просто так, а потом с нетерпением ждал ее появления. Но Лены все не было и не было.
Время, как нарочно, словно оборотная сторона монеты, теперь тянулось невероятно долго. Люди говорили почти об одном и том же. «Зачем переливать из пустого в порожнее?» - недоумевал Стас. И так было ясно, что положение оставалось прежним, и даже еще хуже.
Новость была только у его соседки, Натальи Васильевны.
- Все, продала дом Мироновна! – дождавшись своей очереди, встала она с широко разведенными руками. – Я целый месяц старалась-старалась, и так, и так ее уговаривала, а эта приехала, и столько предложила, сколько Молчацкому и не снилось.
- Кто эта? – попросили ее люди.
- Говори толком!
- Кто-кто… Да опять же она - Градова!
- Градова? – удивился Григорий Иванович. - Но ей-то это зачем?
И тут впервые подал свой голос сторож Виктор.
- Я, когда в Покровке прописывался, то слышал, что этом доме прописано целых пятнадцать, если не двадцать человек… - отложив вязание четок, немного срывающимся голосом, сказал он.
- Да, был такой грех, подрабатывала на этом Мироновна, – подтвердила Наталья Васильевна. – Ну и что?
- А то, что теперь эта Градова за каждого прописанного, как за отдельно взятый голос, может с Молчацкого во много раз больше, чем заплатила, получить. Бизнес! – ответил сторож и снова принялся за вязание.
«Вот тебе и контуженный!» - с удивлением покачал головой Стас. Но Григорий Иванович не унимался:
- Еще более непонятно! – заявил он. - Ведь Молчацкий работает на Градова, а тот, как известно ее муж!
- А может, он ей денег ей мало дает! – послышались голоса.
- На эту, как ее там – косметику!
- Да и не живут они, говорят, вовсе…
Люди снова заговорили о том, что нужно что-то делать, поднимать общественность, писать в газеты или прямо ехать на телевидение.
Муж Натальи Васильевны, тот и вовсе сказал:
- А еще лучше взять, да взорвать плотину с той стороны, где коттеджи. Они ведь ниже нас, их сразу затопит, а до нас вода не дойдет! Вот вам и решение всех наших проблем!
Сторож Виктор как-то странно посмотрел на него и тут же вышел, даже забыв на своем месте недовязанные четки.
- Чего это с ним? – с недоумением пожал плечами говоривший мужчина.
- Что-что! – набросилась на него жена. - На войне человек в мирное время побывал, понимать надо. Как услышал слово «взрыв», так сразу и плохо стало!
- Да просто контуженный он! - подал голос Стас, желая защитить растерявшегося мужчину. - На мине своей, говорят, подорвался!
И тут же увидел грозно поднимавшегося старшину Зацепина. Куда только его былая доброжелательность и обещание помочь, если что, подевались. Сейчас он сам, казалось, готов был в это мгновение растерзать Стаса.
- Ты вот что, парень, - явно сдерживая себя, сказал он. - Ты говори, да не заговаривайся. Тем более о том, что сам толком не знаешь. Да Виктор, если хочешь знать, взорвал мину, которую только что поставил, чтобы дать своим знак, что в зеленке появились духи. В смысле, душманы… Засада на наших, которые шли прямо на нее там была. И никакого другого способа сообщить о ней у него не было. А времени и подавно. Он целую роту, если хочешь знать, этим спас. А на нем самом – места живого не осталось. По кускам, можно сказать, сшивали… Да ему, если хотите, за это…А-а, да что объяснять!..
Старшина махнул рукой и вышел.
Стас готов был прямо под паркет провалиться, хотя никто даже не посмотрел на него с осуждением. «Вот он итог – делать выводы из не до конца собранной информации! Хорошо еще Ленка все это не слышала…» - кляня себя, думал он, почти не слушая, о чем дальше говорили люди.
Совещание явно клонилось к концу. Григорий Иванович несколько раз уже посмотрел на свои часы, давая понять, что пора прекращать ненужные разговоры. И когда Стас уже перестал ждать Лену и даже думать о ней забыл, она вдруг появилась и, какая-то подавленная, тихая, села рядом.
Все взгляды сразу же устремились на нее:
- Как там отец-то? – загомонили люди.
- Живой хоть?
- Это правда, что он чуть не повесился?
- Да… - чуть слышно подтвердила Лена.
«Вот так новость!» - мысленно ахнул Стас. А он и не знал ничего, работал себе спокойно. Правильно Ванька упрекнул: друг еще называется…
Лена посмотрела на ждущих более подробного ответа людей и, глядя в пол, стала рассказывать:
- Мы с мамой, пока он спал, ему в воротник рубашки крестик зашили. Когда он проснулся, то, как всегда, первым делом себе полный стакан водки налил. Потом, не закусывая – второй. Но видим – не пьянеет, а как-то наоборот… Будто бы каменеет… Тогда мы с мамкой стали следить за ним, - объяснила Лена и виновато вздохнула: - Но ведь обед надо готовить и кур кормить. Ненадолго совсем отвлеклись, а как кинулись – нет отца. Мы туда, мы сюда – нет нигде…
Лена помолчала, словно заново переживая то, что ей довелось испытать, и продолжила:
- Наконец, додумались мы на чердак подняться. А он сам оттуда спускается бледный, как мел. И совсем трезвый. Весь трясется, как осиновый лист. И знаете, что он нам рассказал? – Лена набожно перекрестилась на икону и сказала: - Честное слово! Когда мы с мамкой отвлеклись, подошел к нему маленький такой, в виде человечка, с кудряшками, вроде рожек, глаза такие хитрющие, и говорит: «Хочешь повеселиться?» Ну, папка и согласился. «Хочу!» - говорит – А ты в ад меня за собой не уведешь?» «Ну что ты? - говорит, - и чтоб доказать тебе это, пошли туда, где повыше!» «Ну, раз такое дело, - согласился отец. Пошли!» Прихватил он бутылку, и поднялись они на чердак. Выпили по стакану. «Весело?» - спрашивает тот. «Весело» - отвечает отец. «А теперь давай, говорит, вешаться будем!» Но отец хоть и пьян, да ум еще есть. «Э, нет, - отвечает - Знаю я вашего брата – наверняка обманешь! Думаешь, я такой глупый? Сперва ты давай!» Тот только закивал радостно. Взял бельевую веревку, да и повесился. А потом спрыгнул и говорит: «Видишь, я свое слово сдержал, а теперь, давай ты!» Делать нечего, папка взял веревку, привязал покрепче к крюку. Прыгнул вниз, а она взяла, да оборвалась…
- Слава Тебе, Господи! – с облегчением выдохнула Наталья Васильевна.
- Ужасти-то какие… - поддержала ее подслеповатая старушка.
- Да вы дальше слушайте! – остановила их Лена. – Папка-то ведь второй раз то же самое сделал. И опять веревка не выдержала. Тогда тот, маленький и говорит: «Нет, так дело нет пойдет! Это тебе железка удавиться мешает! Снимай ее вместе с рубашкой и давай поскорей к нам! Видишь, как мы все тебя ждем! Вот уж повеселимся…»И тут отец увидел такого… такое… что и пересказать нам не смог. Только отдышался и спросил: «Все понял: и что это было, и кто это был, и как теперь жить нужно… Лишь одного не пойму: про какую это железку он мне все говорил?»
Лена оглядела притихших людей и сказала:
- Ну, тут мы с мамой во всем ему и признались. Думали, он снова ругаться, бить будет. А он вдруг упал перед нами на колени и… заплакал. Потом, не вставая, прополз к иконам, перекрестился и попросил ему этот крестик на веревочку прикрепить, да попрочнее…
- Вот ведь, как оно бывает… - после томительного молчания, словно очнулись люди.
- Хитер лукавый, так и рыщет, кого бы поглотить и утащить к себе в ад…
- А крест-то ему – не дает!
Качая головами и обсуждая на ходу услышанное, люди потянулись к выходу. Многие обступили Лену и, ахая и охая, просили уточнить детали произошедшего.
Стас, дожидаясь, когда она освободится, шел рядом, как вдруг услышал голос Григорий Ивановича:
- Брат Вячеслав, можно тебя на минутку?
Григорий Иванович пригласил его прямо в свою келию. Вся стена ее была в иконах и портретах старцев. Впервые оказавшийся здесь, Стас увидел стол без клеенки, табуретку, узкую с панцирной сеткой, кровать, в угол которой словно намеренно был скатан матрас. Покосился на голый пол. И как это он так каждую ночь тут спит?!
- Ну как, - спросил Григорий Иванович. – Еще не надумал?
Стас виновато помотал головой.
- Сколько Ваня уже предложил?
- Двести пятьдесят тысяч...- не стал отпираться Стас.
- Я так и предполагал! – кивнул сосед и усмехнулся: - А ты, стало быть, ждешь, как… Мироновна?
- Григорий Иванович, зачем вы так? – обиделся Стас. - Захотел бы – давно нашел эту Градову. Или бы Ваньке уже продал… Я правда не знаю, как быть… Ведь хочется, чтобы все по закону и совести было…
Голос Григория Ивановича потеплел:
- А, ну-ну, раз так, то ладно! Ступай с Богом! – согласился он. - Но завтра приходи – обязательно! Слышишь, обязательно приходи!
- Ладно!
Стас торопливо выбежал из дома Григория Ивановича и прямо на ступеньках дома увидел ждущую его Лену.
- Ну, поздравляю! – весело сказал он ей.
Но Лена не поддержала его радости. Наоборот грустно вздохнула:
- С чем?
- То есть, как это с чем? – опешил Стас. – Ты же сама всем сказала, что отец ваш в себя пришел!
Лена с горькой улыбкой посмотрела на него и, наконец, сказала:
- Отец-то в себя пришел, да Ванька из себя вышел!
4
- Ай-яй-яй! – лукаво погрозил ему пальцем Молчацкий.
- Глаза – во! – по дороге к дома Стасу, рассказывала Лена. – Уши, словно локаторы. Нос – как у собаки ищейки. Я ему в шутку на лопатку с граблями: выброси эти уродия производства и мимоискатель возьми! Я давно уже его миноискатель так называю, но на этот раз он меня прямо им же чуть не убил! Хорошо отец рядом был. Отобрал его у Ваньки и унес куда-то в сарай. Стасик, что же нам теперь с ним делать, а?
Ответить на этот вопрос Стас не успел. Дома, в родительской комнате, его встретил художник, рядом с которым с виноватыми лицами стояла молодая еще женщина и девушка, ровесница Лены, по виду мать и дочь.
- Вот, привел, как ты просил! – показал на них художник. – У каждого там своя беда, но у этих… Честно говоря, я говорить даже не имею права! Тайна-то не моя…
Стас вопросительно посмотрел на женщину, и та устало вздохнула:
- Да я и сам объясню… Чего уж теперь! – она знаком велел дочери сесть, и после того, как та покорно опустилась на диван, начала: - Прокляла я ее в детстве, вот ведь какое дело.
- Как это – прокляла?! – ахнула Лена.
- Ну, не нарочно, конечно! – объясняя, развела руками женщина. - Случайно идиоткой назвала. Она еще совсем маленькой была, годика два-три, не больше, что-то разбила или испачкала, я и не помню уж что, а я, как это обычно бывает, крикнула: «Ты что это делаешь? Идиотка!». А она возьми, да, и правда, вырасти идиоткой. В медицинском, как видите, смысле этого слова…
Лицо у девушки искривилось, задергалась, так что стало страшно смотреть, с нижней губы обильно потекла пенистая слюна…
Мать привычно вытерла ее платочком и вздохнула:
- В каких только клиниках мы с ней не были, каким только врачам не показывали. Не лечится, говорят, такая болезнь. Даже денег уже не брали. Это по нынешним-то временам… Я уж про тот случай и позабыла давно. А тут мне присоветовали вдруг съездить в монастырь к старцу, который, говорят, в подобных случаях некоторым помогает. Приехали мы к нему. Завела нас матушка в его келью. Вижу, седенький, добрый такой, благообразный весь, ну, просто, ангел во плоти. «Ну, - думаю, - этот нам точно поможет! А он как меня увидел, то сразу же хмурым стал». «Чего, говорит, пришла? Ступай обратно. Ничем тебе не смогу помочь!» «Как это?» - спрашиваю. «А вот так, – отвечает. – Знаешь, что материнская молитва может чудеса творить: больных детей исцелять и даже тонущих из-под воды доставать?» «Знаю», - говорю. «Так вот и проклятие матери, даже сказанное сгоряча, ненароком, имеет великую силу! Скажет такая, в порыве гнева, а может и даже без гнева, родному чаду: «Урод», собьет его, к примеру, лет через десять машина, так что он без ног или с горбом останется, и во всем обвинят водителя. Или болезнь, или драка какая… А кто виноват?»
Женщина посмотрела на Стаса, задержалась взглядом на стройной, красивой Лене и всхлипнула:
«Вот и ты, говорит: прокляла свою дочь. И нет у меня такой молитвы, которая сняла бы это проклятие…» А люди говорили, что он даже мертвого воскресил однажды молитвой… - с тоской покачала она головой.
- И как же – теперь совсем-совсем ей ничем нельзя помочь? – с состраданием уставилась на больную сверстницу Лена.
- Почему… Старец сказал - невозможное человекам – возможно Богу. Особенно, по молитвам его святых угодников… Вот мы по дороге домой и решили заехать на могилку отца Тихона, тоже, говорят, он помогает многим… Но пока что, увы…
Женщина беспомощно развела руками и стала укладывать спать свою дочь, куда указал ей Стас – на родительской кровати. Теперь можно было продолжить разговор о Ване, но тут к ним подошел парень-художник.
- Спасибо за кров, за хлеб да соль! – благодарно поклонился он. – Вам счастливо оставаться, а я быстренько соберусь, выкину все ненужное, - тут он заговорщицки подмигнул Стасу, - и пойду налегке!
- Зачем? Места сегодня всем хватит! - удивился Стас. – Да и ночь уже на пороге!
- А я люблю ходить в ночь! – улыбнулся парень. – Звезды, луна, все какое-то особенное, нереальное… Лишь бы дорога была видна, а уж по шпалам… – он равнодушно махнул рукой и принялся складывать в папку лежавшие на столе эскизы.
- Странный люди вы, художники! – качая головой, заметила Лена и вдруг вскрикнула: - Ой, Стасик, смотри, наша Покровка! Храм, пруд – и даже дом наш видать! Как все красиво…
- Сегодня нарисовал, - улыбнулся ей парень и протянул эскиз: - Можешь взять себе на память!
- А как же вы?
- А я и так уже все запомнил! Да и… зачем это мне теперь… Подписать?
- Конечно! – радостно начала Лена и вдруг, словно вспомнив о чем-то другом, более важном, попросила: А можно не мне, а моему брату? Его Ваней зовут… - заглядывая через плечо художника, подсказала она. – Ему это сейчас нужнее… И припишите еще: на вечную память о родной Покровке… А слово «вечную» подчеркните, пожалуйста, красным, да пожирнее… Вот так, спасибо!
Художник, вручив эскиз, отправился в комнату Стаса разбираться со своим чемоданом, и Лена продолжила начатый еще на ступеньках дома Григория Ивановича разговор:
- Посмотрю я теперь на него, когда скажу, вот тебе на вечную память то, от чего вы не хотите оставить даже следа! Может, хоть это на него подействует? Хотя вряд ли… - с сомнением покачала она головой. – Сейчас он ни о чем, кроме потерянной грамоты ни видеть, ни слышать не хочет. Всю Покровку обыскал, теперь по второму кругу готов начать. Прямо, как камень стал.
- Как камень говоришь? – рассеянно переспросил Стас, потому что в это мгновение к нему в голову пришла неожиданная мысль.
«Постой-постой! Грамота… камень… художник, и если Ленка…» - быстро прикинул в уме он, а вслух сказал:
- Ну что ж, раз он так ее ищет, надо ему помочь… Так уж и быть: дам я ему эту грамоту!
- Как! – вытаращила на него глаза Лена. – Неужели ты сам нашел ее? Как? Где?! Когда?!!
- Это неважно! – отмахнулся Стас. – Много будешь знать…
- Знаю-знаю, быстрей постарею, ой, Стасик, прости, я хотела сказать, повзрослею и тебя догоню!
- Я серьезно…
- Я тоже!
- А раз так, то слушай! – Стас жестом показал девочке, чтобы та запомнила каждое его слово: - Завтра утром придешь пораньше и сделаешь все, как я тебе скажу.
- А почему не сегодня?
- Потому что сейчас уже темно и… мне еще нужно договориться с нашим художником. От него сейчас все зависит! Жди здесь! - коротко приказал он и бросился в свою комнату.
Дверь закрылась не плотно, и Лена, стала прислушиваться к доносившимся до него голосам.
К ее досаде девочка все время что-то гугнила, прося у матери, так что она могла различить только часть разговора. Точнее, два обрывка: возмущенный крик художника: «Да ты что? Я же ведь тебе по-человечески объяснил, что завязал с этим!» И умоляющий возглас Стаса: «Но ведь надо спасать человека!»
После этого наступила долгая тишина, во время которой происходил уже неслышимый Лене разговор и, наконец, появился Стас. За ним – художник, который, судя по всему, отказался от своего намерения уходить в эту ночь. На кухне он принялся греметь стекляшками в сумке, которую приготовился выбросить по дороге.
- Значит, так, - довольно потирая ладони, сказал Стас. – Все в порядке! Он согласился. И теперь у нас с ним на всю ночь хватит работы!
- Ой, я, кажется, все поняла! – ахнула Лена. - Когда эта грамота Ваньке в руки попадет, он же ее сразу на аукцион выставит, где ее скупят и никогда-никогда не покажут ученым. А вы хотите, скопировав, сохранить ее для науки!
- Ну да, что-то в этом роде! – обескуражено пробормотал, думая совсем о своем, Стас.
- Ой, Стасик, какой же ты благородный! – восторженно покачала головой Лена и вдруг предложила: – А может, не стоит ее Ваньке отдавать?
- Но ведь ты же сама попросила спасти брата? Может, хоть это сумеет привести его в чувство?
- Да что он понимает-то в чувствах, вот я тебя сейчас за такое… - всем видом показывая, что готова на радостях обнять Стаса, начала Лена. Но тот в испуге попятился.
- Не надо, после, когда совсем много знать будешь, то есть, когда постареешь! - предупредил ее он и, как можно более деловым тоном, спросил: – Домой сама добежишь? А то мне еще нужно зайти к Григорию Ивановичу.
- Обманываешь, наверное… - не поверила Лена.
- Да нет! Честно!..
Проводив Лену, до ворот своего дома, Стас действительно зашел к соседу и застал его в состоянии крайнего возбуждения.
- Что случилось, Григорий Иванович? – встревожился он, и в ответ услышал:
- Да вот, грузовик, понимаешь, угнали. Хоть и мой, а все равно, что церковный. И сторож, как назло, подевался куда-то! Придется самому храм идти сторожить… А ты что – по нашему вопросу, наконец-то, пришел?
- Да… то есть, нет… то есть, по нему я еще к вам приду… обязательно! – сбиваясь, пробормотал Стас. – Но сейчас у меня к вам другая просьба…
- Какая еще просьба? – нахмурился было Григорий Иванович, но сразу же взял в себя в руки и разрешил: - Ладно, проходи, только учти, ненадолго! Сам видишь, какие тут разворачиваются дела!
- Да у меня дел-то, всего-то на пять минут! – пообещал Стас, и действительно вскоре выбежал из дома соседа.
Выбежал и… натолкнулся на элегантного молодого человека с желтой папкой под мышкой, который, картинно опираясь о машину, стоял у его ворот. Это был – Молчацкий. На шее у него, сразу привлекая внимание, висел амулет в виде золотого лезвия.
- Здравствуйте, Вячеслав Сергеевич! – с обворожительной улыбкой поздоровался он и, не давая даже раскрыть рта Стасу, продолжил: - В дом можете не приглашать, там, как я уже понял, у вас и без меня гостей хватает. Да и вечер, смотрите, какой чудный! «Скоро осень, за окнами август…» - красиво продекламировал он и многозначительно подмигнул: - Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду не императора Октавиана Августа из столь любимой вами истории, а этот прекрасный осенний месяц!
«Все про меня знает!» - невольно поежился Стас, и каким-то чужим голосом произнес:
- Что вам от меня нужно?
- Мне?! – изумился Молчацкий и сделал это так естественно, что не знай бы Стас, кто сейчас стоит перед ним, он наверняка бы поверил ему. – Да это скорее вам нужно то, что я, по щедрости своей души хочу предложить вам!
Он взял Стаса под локоть, отчего у того побежали неприятные мурашки по телу и, понизив голос, сказал:
- Ну зачем нам, умным, городским людям, решать деловые вопросы с помощью каких-то деревенских посредников?
- О чем это вы? – делая вид, что не понимает, о чем идет разговор, осторожно высвободил локоть Стас.
- Ай-яй-яй! – лукаво погрозил ему пальцем Молчацкий. - Молодой человек! «В ваши года не гоже сметь ложь на устах своих иметь!» – продекламировал он, искажая слова комедии Грибоедова, и приблизил свое лицо, отчего Стасу стало совсем не по себе: - В общем, так, не знаю, и не хочу знать, сколько предложил вам за этот ваш дом ваш друг Ваня, - он сделал язвительный акцент на слове «друг», - но я даю вам за него… пятьсот тысяч рублей!
Единственным желанием Стаса было как можно быстрее избавиться от этого человека и убежать в свой дом. Он призвал на помощь всю свою сообразительность. Выход был только один…
- Полмиллиона?! – изо всех сил сделал вид, что изумился он.
И Молчацкий купился на эту уловку.
- Именно, молодой человек! У вас неплохие познания не только в истории, но, как я вижу, и в математике! – довольно кивнул он. - И я очень рад, что вы меня правильно поняли! Так значит - договорились?
- Не знаю… да… то есть, нет – пока! – забормотал Стас. - Мне нужно еще посоветоваться с родителями! Ведь я же – несовершеннолетний!
- Ну, я думаю, за полмиллиона у них не будет особых причин для отказа! – усмехнулся, берясь за ручку дверцы машины Молчацкий. - Звоните. Все объясняйте. И до скорой встречи! Разумеется, оформление и все прочее я беру на себя!
Он сел в машину, и та плавно тронулась с места.
Домой Стас вернулся явно в растерянном состоянии.
- Что, ничего не вышло? – заметив это, огорчился художник.
- Да нет! – отмахнулся Стас. – С этим-то как раз все в порядке…
- Ну, тогда давай начинать! – с готовностью потер ладони художник. - Да, тут к тебе какой-то важный такой господин приходил! – вдруг припомнил он.
- Знаю… - поморщился Стас и вздохнул: - Уж лучше бы он вовсе не приходил!
«Целых пятьсот тысяч… – продолжал звучать в ушах голос Молчацкого. А другой – отца Тихона, уточнял: - …сребреников!»
Он включил в сеть компьютер, но прежде чем нажать стартовую кнопку, задумался:
«Заманчиво конечно, продать дом за такую цену. И отцу не пришлось бы напрягаться, чтобы добавлять на домик поближе. А отдыхать на природе ему, ой, как надо – работает ведь на износ! Но… что я скажу им в ответ на вопрос, откуда взялась такая цена? Точнее, какой ценой мы получим эти деньги… И как буду смотреть потом в глаза Ваньке… Да что Ванька! – ругнул он себя. - Он сам теперь должен отводить взгляд при встречах со мной. Как я посмотрю в глаза – Ленке?.. Григорию Ивановичу?.. Наталье Васильевне?.. Всем остальным в штабе… Отцу Тихону, на его фотографии, наконец?! И вообще, что это за дела: только что осуждал Ваньку за это, а сам?..»
- Ну, нет! – вслух решил он.
И уже без раздумий, нажал на кнопку, включая компьютер.
Глава вторая
Княжеский гонец
1
Трудная служба у гонца. Ни днем тебе, ни ночью покоя…
Грамота. Печать. Меч.
Путь-дорога, как тетива.
Мчит гонец врагам встречь,
Князя передать слова:
Иду на вы,
Иду на вас за Русь!
Иду на вы,
Иду на вас, клянусь,
Что не сносить вам
Вашей головы.
Иду на вы!
Иду на вы!
Весело стучат по заснеженной дороге копыта вороного коня. Радостно ехать по родной земле, да еще с такой грамотой!
Столько лет ее ждали люди на Руси!
Доброгнев скакал по знакомым местам, то и дело привычно поглядывая по сторонам. Время набегов закончилось, вон, запоздалый, последний, надо полагать, в этом году набег только недавно прошел, кое-где половецкие следы совсем еще свежие. И ехал он по родной земле, причем, уходя в ее глубь. Отчего бы не попеть песню, которая сама рвалась из груди? Ведь белым гонцом скакал, а не черным, который плохие вести возит. Причем, такую весть вез – что как было не запеть? И на радостях, позабыв осторожность, убаюканный мыслью, что не может половец тут же вернуться на место набега, он беззаботно пел:
Иду на вы!
Иду на вы!
Хороша служба у гонца! Ни тебе начальников, ни подчиненных – сам себе и воевода, и младший дружинник, сам себе голова!
Хорошая служба, но опасная! Воевода с охраной ходит. Князя в бою с тыла и боков телохранители прикрывают – только впереди мечом и копьем путь пробивай. Да и дружинники тесным строем стоят. Если что – всегда от предательского удара прикроют, а то и собой заслонят.
А тут только на себя и надейся!
Ветка ли где дрогнет, сорока ль, выдавая того, кто прячется за кустом, пролетит, вороны далеко в лесу закружат, - на все внимание обращай, все подмечай, гонец! Ну, а уж если волки средь бела дня вдруг завоют… Тогда быстрее пришпоривай коня, сворачивай с дороги или в любой момент жди, что спорхнет с тетивы длинная птица с одним пером и железным клювом!
Трудная служба у гонца. Ни днем тебе, ни ночью покоя. … Но об этом и вспоминать даже как-то неловко. Сам Мономах, по несколько суток, бывает, не слазит с седла.
Бывает, конечно, и горькой эта служба. Когда везешь известие о новом набеге половцев князю, о его поражении княгиньюшке, или о смерти их родителей, а то и детей им обоим…
Но зато, когда несешь победную весть – нет в мире лучше службы, чем служба гонца! В каждом доме ты тогда желанный гость! Каждому человеку лучший друг! Да и князь, словно ратника после боя, наградой пожалует!
А уж до чего интересна и завидна для многих служба у княжеского гонца!.. – даже покрутил головой, подумав об этом Доброгнев.
Пятнадцать лет служит он гонцом у Мономаха – и где только не побывал за все эти годы! Русские города не в счет. Их он объездил все, и по несколько раз. А кроме них – был в Царьграде, Париже, Англии… граде старинных цезарей – Риме, и то побывал!
Спрашивают его потом: что да как там? А что ответить – ну, был… ну, видел… Реки – синие, но наши, вроде, синей. Деревья зеленые, но наши куда зеленее. Цветы тоже там ничего. Везде люди живут! Только… нигде не мешают так жить человеку, как здесь, на Руси… Все, кому не лень – и свои, и чужие! А вот, если бы не мешали… Если бы дали хоть век пожить в мире, без войны!..
Неужели, наконец-то, грядет это долгожданное время? А что? Самая пора теперь ему наступать, после того, как князья враждовать между собой перестали, да еще и Степь навсегда усмирят!…
Доброгнев, распевая свою любимую песню, так задумался, мечтая о том, как счастливо будет жить тогда на Руси, какими богатыми станут веси и огромными города, что не заметил ни пролетевшую мимо сороку, ни круживших над лесом ворон. И не услышал даже, как несколько раз, хоть далеко еще было и до полудня, провыли за его спиной неурочные волки…
Очнулся он лишь от детского крика: «Гонец, здесь засада! Беги!!!».
Но не успел даже пришпорить коня, как с гиканьем и свистом на него вылетели половцы. Несколько спереди и трое сзади, отсекая обратный путь.
Гонец вздыбил коня, с лязгом потянул из ножен длинный прямой меч и, потрясая им, сам бросился на ближайшего к нему половца…
Эх, всем хороша его служба, да одна в ней беда – недолгая!..
2
«Княжеский гонец! Вот оно что… - разом всё понял Славко.
Самое обидное, что все это произошло прямо на глазах у опешившего Славки. И он ничем не мог помешать половцам или помочь княжескому гонцу.
Просидев в ожидании, неподалеку от половцев, разведших, чтоб согреться, огромный костер, и вконец измерзнув, он вдруг сначала услышал волчий вой, а затем и слова приближающейся песни:
Лес и поле. Ночь. День.
Речка и опять ночь.
Что там впереди – тень?
Друг, а может, враг? Прочь!
Славко приподнял край заячьего треуха и прислушался:
- Точно вой! Опять степняки сигнал подают. Да только как-то особенно, не тоскливо, а будто бы с радостью! Стой… погоди … а это еще что такое?!»
Иду на вы,
Иду на вас за Русь! - уже явственно донеслось до него.
- Песня?!
Славко от изумления даже треух с головы стянул. А потом вспомнил про половцев, и ахнул.
Не только он один, те тоже, всполошились и принялись вскакивать со своих мест.
- Гонец! – слышалась их возбужденные голоса.
- Точно, он!!
- Гаси костер!
- Бери сабли и копья! Все на коней!!!
Хан Белдуз торопливо надел наличник, вскочил на жеребца и принялся расставлять своих воинов.
Тупларь, выполняя приказ хана, торопливо принялся тушить костер, но так забросал его снегом, что от него только повалил густой дым…
Ветер гнал его то в одну сторону, то в другую. То плотно закрывал дорогу, то широко открывал ее…
И, наконец, когда в последний раз сдунул в лес клубящееся темно-сизое облако, уже совсем невдалеке показалась скачущая фигура всадника в остроконечном русском шлеме.
«Княжеский гонец! Вот оно что… - разом всё понял Славко. - Вот они кого так тут ждали!..»
А песня все приближалась:
Иду на вы,
Иду на вас за Русь!
Иду на вы,
Иду на вас, клянусь,
Что не сносить вам
Вашей головы.
Иду на вы!
Иду на вы!
Хан Белдуз поднял руку, и половцы, подавшись вперед в своих седлах, только и ждали, когда он резко опустит ее вниз.
«Да что же это такое делается?!» видя, что гонец по-прежнему не замечает опасности, чуть не плача, закусил губу Славко и, не выдержав, выскочил на дорогу и закричал:
- Эй, гонец, разворачивай коня! Назад! Здесь засада! Половцы! Уходи!
Гонец понял. Услышал. Но – было уже поздно.
Он поднял на дыбы коня, и, не дожидаясь, когда до него доедут половцы, сам ринулся на них.
Сколько же их здесь: один… два… три… Десять против одного?
Новый порыв ветра закрыл гонца от глаз Славки. В наступившей полумгле слышался только боевой звон металла. Причем, не только легких половецких сабель о русский тяжелый меч, но и самих сабель между собой. Когда ветер отогнал дым, оказалось, что в суете да в дыму, половцы не столько повредили гонцу, сколько переранили друг друга. Двое из них, сокрушенные смертельными ударами гонца, уже навсегда распрощались с жизнью.
Один с воплями корчился на снегу в предсмертных муках. Другой, молча, припав к шее коня, медленно отъезжал прочь, и, только посмотрев на него внимательней, Славко, понял, почему он осмелился покинуть поле битвы без разрешения хана. Он даже скривился от увиденного. Этот половец был без головы…
– О, да я вижу, и сам Белдуз тут? Здорово, хан! Ты чего это у нас здесь забыл? - тяжело переводя дух, огляделся Доброгнев.
- А тебя! – отозвался, сидевший на жеребце у дерева, Белдуз, и требовательно протянул руку: - Дай грамоту и поезжай, куда хочешь! Или в отряд мой иди! Мономах тебя обратно не примет, а мне такие воины, ой, как нужны!
- А ты хоть спросил, нужен ли мне такой хан? – с хмурой насмешкой осведомился гонец.
- Нет, но спрошу - нужен? Золотом ведь платить буду!
- А подавиться им не боишься?
- Ну, как знаешь! – Белдуз что-то шепнул находившемуся рядом с ним старику. Тот, сорвавшись с места, подскакал к своим, передал им приказ хана, и те, придя в себя после первой неудачной атаки, принялись скакать вокруг гонца, угрожающе вытягивая вперед копья и крича:
- Ага! Попался, гонец!
- Сдавайся!
- Теперь не уйдешь!
- Ну, это мы еще поглядим, кто от кого!
Доброгнев неожиданно развернул коня и направил его на изготовившегося для удара ему в спину половца.
Славко и глазом не успел моргнуть, как гонец могучей рукой, вырвал из рук степняка копье и тут же всадил его в грудь другому. А половца, что не удержал копье, пока тот еще разгибался в седле, восстанавливая равновесие, что было сил рубанул мечом от плеча до пояса – наискосок…
- Вот это да! - восхищенно покачал головой Славко. – Богатырь, настоящий богатырь! Ей-Богу, а ведь он так и отобьется от них!
Похоже, что та же самая мысль пришла и в голову обеспокоенного Белдуза. Он снова сказал что-то старому половцу, тот, подняв голову, дважды тревожно провыл по-вольчи…
И почти тут же на дороге показалось трое несущихся к месту схватки всадников. Очевидно, это были, степняки, из числа тех, что стояли в дозоре.
- А эти еще, откуда взялись? - тоже заметив их, нахмурился Доброгнев. - Теперь начинай все сначала! Ну, что ж…
Ветер снова погнал дым на дорогу, и он, не замедлив воспользоваться этим, ринулся на потерявших его из вида степняков…
- Вай-ай- ай!
- Уй-юй-юй!.. – то там, то здесь послышались их дикие вопли.
Дым рассеялся, и на снегу стало видно еще два убитых половца.
- Хан, он так всех наших перебьет!! – вскричал, не на шутку обеспокоенный старый половец.
- Врешь! – замахнулся на него плеткой Белдуз. - Вперед, трусы! Он мне живым нужен!
Старый половец покорно направил коня к дороге и стал кружиться позади своих, словно выискивая что-то.
Это был опытный, побывавших не в одной большой битве и сотнях малых схваток воин. Он знал, что нужно делать.
И как только гонец собрался начать новую атаку, вдруг неожиданно выскочил из-за рослого стрелка и, с оттяжкой, полоснул его по боку саблей…
Словно молния сверкнула перед глазами Славки. Он даже застонал, будто это он сам, а не княжеский гонец получил рану…
Половцы тоже приостановились.
Сам Белдуз высоко привстал на стременах, чтобы лучше разглядеть, что там: конец?
Но это был далеко еще не конец.
Доброгнев прижав ладонь к прорванной кольчуге, несколько мгновений смотрел, как из-под пальцев струится темная, дымящаяся на морозе кровь. И вдруг, подхватив с земли саблю, потрясая ей и мечом, с еще большей яростью бросился на уже никак не ожидавших от него этого половцев…
Даже раненный с угрожающе поднятыми мечом и саблей, он был страшен половцам. Но Славке-то хорошо было видно, что силы вместе с вытекающей из раны кровью, уже покидают гонца.
К тому же и его конь, получив вторую рану, стал все больше и больше приседать на задние ноги.
- Вперед, трусы! – вылетая из-за дерева, закричал Белдуз. - Заваливай его вместе с конем!
Неожиданное появление хана, заставило половцев забыть страх даже перед таким богатырем.
И когда они отхлынули, перед рухнувшим на колени гонцом остался лежать убитый половец и его вороной конь…
- Хан! Он и пешим дерется! – взмолился Узлюк. - Дозволь я его осторожно стрелой!
- Ладно! – махнул рукой хан. - Только смотри, чтобы не в с-сердце!
Стрелок понимающе кивнул, быстро достал из-за спины лук и прицелился в медленно разгибающегося от земли гонца…
Ветер, словно желая помочь богатырю, всей силой понесся на дорогу. Но дым уже был не такой густой, а глаз Узлюка зорок и опытен...
Послышался короткий свист стрелы, громкий стон гонца и торжествующий возглас половца:
- Есть!
- Молодец! – отозвался из полутумана голос хана. – Сумку, сумку у него бери!
- Вот она! Держи, хан!
- Нет, это я его подстрелил, я и отдам!
- Хан, оба они врут, это я его ранил сначала! Я!
Ветер на несколько мгновений отогнал дым, и Славко успел увидеть нескольких половцев перед гарцевавшем на жеребце с сумкой Белдуза.
- Будет вам собачиться! – довольно шипел он. – Помогите мне лучше узел развязать! Этот проклятый русский змееныш чуть без руки меня не оставил… Ничего, встречу его еще раз – пожалеет, что родился на свет!
- Надо было его сразу со всей деревней сжечь! – заметил Куман. – Я ведь сразу предлагал!
- Нельзя, некогда было! – остановил его хан. - Для нас, что сейчас главное?
- Грамота! – в один голос ответили половцы.
- Вот она – княжеская! – поднял над головой свиток со свисавщей с него блестящей печатью Белдуз. И в то же мгновение дым снова закрыл его от Славки. – Сейчас мы узнаем, что в ней! Где гонец?
- И, правда, где? Только что здесь лежал… - послышались растерянные голоса.
- Как сквозь землю провалился!
- Дым от стогов, хан…
Славко изо всех сил пытаясь разглядеть то, что происходит на дороге, умоляюще зашептал:
- Беги же, родной, беги! Прячься, пока тебя не видно!..
- Ушел, хан! – узнал он голос старого половца. - А может, и ускакал на каком-нибудь нашем коне!
- Так что ж-ж мы тогда ждем? В погоню!
- Ах, в погоню? Ну, нет! – покачал головой Славко.
Он умело сложил ладони у губ и трижды, как можно более угрожающе, провыл волком.
- Хан! – тут же раздалось сразу несколько встревоженных возгласов.
- Сам слышу! – огрызнулся на них Белдуз.
- Уходить надо!
- Сам знаю! Эх, вы! Упустили!
- Слава Богу, ушел! – поняв, что половцы отказались от своего намерения преследовать гонца, с облегчением выдохнул Славко.
- Скорее отсюда! За мной!.. – прокричал хан.
Дувший, как нарочно, все последнее время в эту сторону ветер сразу стих. И Славко увидел быстро удалявшийся по дороге, заметно поредевший, половецкий отряд.
- И эти ушли… - снова вздохнул он, огляделся и, с сокрушением покачав головой, сам себе сказал: - Пора и мне к своим возвращаться. Намаялись, поди, без огня на мерзлой земле…
Потирая в предвкушении порки спину, Славко прихватил половецкую саблю и уже сделал шаг по направлению к своей веси, где давно уже заждались от него весточки земляки, как неожиданно позади него вдруг что-то хрустнуло и заворочалось…
3
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 193; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!