Наконец, появилось половецкое войско.
Не случайно люди издревле завидовали птицам.
И тут – как было с завистью не вздохнуть, глядя на них?
Только они с высоты своего полета могли видеть всю красоту и мощь боевого порядка русских войск!
Шли не обычным походным строем, а развернутыми сразу для боя тремя полками. Грозно блестели на солнце острия наконечников копий. Ярко горели красные русские щиты.
Конечно, идти так было медленней. Но зато теперь, откуда бы ни появилась угроза, будь то хоть вся половецкая рать, она сразу же наткнулась бы на целый лес остро отточенных копий.
Все это было хорошо видно птицам.
Но даже самые зоркие орлы не сразу бы увидели далеко ушедший вперед большой отряд с ростовскими и смоленскими воями, возглавлять который Мономах отправил своего сына – Ярополка Владимировича.
Прячась за холмами да по логам, этот отряд сначала осторожностью, затем хитростью и, наконец, мужеством уничтожил большую половецкую разведку хана Алтунопы, не дав никому из половцев уйти живым, чтобы предупредить своих о надвигающейся на них беде.
Днями русское воинство шло то походным строем, то, опять разворачиваясь в боевой порядок.
По ночам спали, не разводя огней, довольствуясь холодной ествой и питьем.
И все же половцы прознали о том, что на их земле появилась объединенная русская рать. Пришел час, когда разведка донесла о несметной силе половцев, которая движется навстречу.
Немедленно Мономах отдал новый приказ всем трем полкам построиться в полной готовности к бою.
|
|
|
Теперь в челе войска, вопреки давнему правилу, были поставлены не дружины главных князей, киевского, черниговского и переяславльского, а собранные со всех концов Руси - ремесленники и смерды. Те самые, на которых еще до начала похода возлагал свои тайные надежды Мономах.
Конные дружины в ожидании своего часа стояли на правом и левом крыле русской рати.
Наконец, словно туча, затмевая весь горизонт, появилось половецкое войско.
Дозорные не обманули. Половцам действительно не было ни числа, ни счету. И особое отчаяние придавало им то, что они впервые бились на своей земле. Всего в одном конном переходе за ними были их вежи, с родными людьми, табунами, русским полоном и всем, награбленным и нажитым за десятилетия добром, которое они давно уже считали законно своим…
По давнему своему обычаю, половецкие всадники, под стягами своих ханов, стали кружиться по полю. Все быстрее, быстрее… наводя страх на врага и подогревая себя, то растекаясь по всей степи, то сбиваясь всё в более и более крупные отряды.
Так снежный ком, падая с горы, набирает бег и увеличивается в размерах, грозя смести всё и всех на своем пути…
|
|
|
Мономах неотрывно глядевший на них, перевел взгляд на готового хоть сейчас сорваться с места и ринуться в бой Ставра Гордятича. Затем на невозмутимого, как всегда с виду, Ратибора. Чуть заметно приподнял брови: мол, все видишь?
Тот ответил молчаливым кивком.
Опытный взгляд воеводы сразу подметил, что нет в ослабевших от зимней бескормицы половецких лошадях былой свежести. Нет силы и легкости в их всегда крепких в конце лета и по осени ногах. И только вопрос времени – как быстро они устанут носить своих седоков по вязкой, непросохшей еще до конца степной земле.
Единственной надеждой половцев было смять, прорвать, прогнуть строй русских с первого же удара.
Именно для него, наращивая скорость, они так бешено кружились сейчас по полю.
Теперь уже Ратибор, показывая глазами на пешцев, так же молча, с некоторой тревогой, посмотрел на своего князя: выдержат?
Тот положил пальцы на рукоять своего меча и добела сжал их: должны… должны выдержать!
А всадники, тем временем, перестали кружиться. Они собрались, наконец, в огромный темный ком, похожий на охватившую весь горизонт грозовую тучу, сверкающую изнутри грозными молниями сабель, и всей массой – людей, коней, доспехов, оружия, ринулись на пешцев…
|
|
|
4
Натиск половцев был страшен…
Онфим стоял в первом ряду, плечом к плечу с одной стороны с мужем Милуши, а с другой – с Сувором. Тут были богатыри и из Смоленска, и из Ростова, и из Чернигова и других десятков городов и весей…
Половецкие всадники быстро приближались.
Навстречу им, с удаляющимся свистом, хлынул обильный косой ливень темных стрел, выбивший из седел немало вражьих воинов.
То постарались дружинники с крыльев, да стоявшие позади пешцы.
Но и спереди тоже ударил смертоносный град.
Старые щиты вдребезги разнесло бы от не ведающих преград и пощады каленых стрел половцев. Но новые, нарочно обитые по приказу Мономаха железом, выдержали! Благодари, Милуша, князя, за такую заботу о своем муже! Онфим вместе с другими пешцами слышали только, как бессильно ударяются о выставленные ими перед собой большие щиты жала смертоносных стрел…
А за стрелами с дикими криками и устрашающим воем, навалились и сами половцы…
Их натиск был страшен.
Ржание коней, лязг металла, людские вопли смешались в сплошной оглушающий шум.
Словно ураган, ломающий вековые деревья, пыталась смять лес выставленных против них копий и повалить самих держащих их людей, половецкая конница.
|
|
|
Но пешцы стояли, не поддаваясь ни на шаг. И если кто из них падал, его место тут же занимал один, а то и два стоявших за ним воина.
- Держись, Онфим! – поднимая коня вместе со всадником на копье, натужно хрипел Сувор, успевший по дороге сдружиться с переяславльским кузнецом и даже померяться с ним на ладье силой.
- Держусь! – хэкал тот, тоже вздымая на воздух, тщетно силившегося дотянуться до него саблей, половца.
Не отставал от них и Милушин муж.
Не отставали и остальные…
Если где и продвигались половцы на несколько шагов, то следующие шеренги, на которые они натыкались, снова останавливали их и отбрасывали обратно.
Лучшие половецкие воины, ни ростом, ни статью не уступавшие русским богатырям, прилагали недюжинные усилия, чтобы хоть где-нибудь разомкнуть и прорвать строй неуступчивых пешцев.
Один из таких батыров, расталкивая своих соседей, набросился на Сувора, которому и без того приходилось отбиваться от двух наседавших половцев. Батыр обрушил на него страшный удар своей кривой саблей. Но Сувор, пробив насквозь копьем ближайшего врага, сумел отразить и этот удар затрещавшим щитом. Батыр замахнулся для нового удара. Но тут, к счастью на выручку вовремя подоспел Онфим. Он с хрустом вогнал свое копье в бок могучего половецкого коня, а Сувор, схватив обеими руками боевой топор, принялся наносить батыру сокрушительные удары, от которых нельзя было защититься ни щитом, ни саблей, ни тем паче, как попытался тот сделать напоследок, стальной боевой рукавицей…
Взмахнув руками, искромсанный половец грохнулся на землю вместе со своим осевшим конем.
Не останавливаясь, Сувор так же расправился и со вторым врагом, распластавшимся рядом с батыром.
Но тут же из-за него вылетело сразу несколько новых всадников…
Сувор едва успел подхватить свое копье и встретить их – одного, второго, третьего…
А вскоре уже и ему надо было выручать Онфима, пока тому передавали новое копье, взамен сломавшегося старого…
Мономаху и его окружению хорошо было видно, как упорно стоят, словно крепостная стена, русские пешцы.
Изо всех сил бросались на них половцы, но те выстояли, заставив волну первых всадников приостановить свое страшное движение. Сзади на нее нахлынула, напирая и, давя своих же, вторая волна.
Половецкое воинство смешалось, чуть отхлынуло…
И снова ринулось вперед.
Теперь его вело одно лишь яростное отчаяние, и от этого второй натиск оказался еще более страшным, чем первый… Судя по замелькавшим в гуще половецкого войска блестящим доспехам и стягам, уже сами ханы ринулись в бой. И гибли один за другим…
На какое-то мгновение показалось, что пешцы не выдержат. Разорвут строй. Прогнутся. Побегут.
- Княже, не пора ли ударить и нам?! – не выдержав, воскликнул в волнении Ставр Гордятич.
Он уже с готовностью схватился за рукоять своего тяжелого меча и с вопросительной мольбой посмотрел на Мономаха.
Но тот только сдвинул брови и снова устремил свой взгляд туда, где решался исход сражения.
А там русские пешцы, как ни трудно пришлось им, и на этот раз выстояли и заставили вражескую конницу опять смешать свои ряды.
Половцы снова отхлынули назад и, толпясь, закружились по полю. Но их скачка была уже совсем не такой бешеной, как перед началом битвы.
Тут уже даже молодым дружинникам, для которых этот бой был первым, стало видно, как устали их кони.
А какой половец без коня? Не зря тогда говорили, что степняк не сделает без него и двух шагов…
Половецкое войско в третий раз двинулось на строй русских пешцев. Но теперь шло оно вяло, как в спячке. Ноги их вконец обессилевших коней подгибались, и напрасно всадники нещадно стегали их своими плетками…
Расчет Мономаха пойти в Степь ранней весной, а не осенью, оказался верным.
Наблюдая за боем, он словно провел видимую лишь ему одному черту и, как только половцы переступили через нее, произнес первые слова за все это время:
- А вот теперь - пора! С Богом!
И тут же княжеские дружины, дождавшись, наконец, своего заветного часа, как два крыла огромной птицы, ринулись на вконец растерявшихся половцев.
Увидев это, пешцы вытащили длинные боевые топоры и, взмахивая ими, сами двинулись на врага, круша с каждым ударом половецкие головы…
Это было начало победы для русской рати и конец для ее врага. Половцы окончательно не выдержали, дрогнули и – уж такова их натура, если не удалось смять врага первым ударом, то сразу в их войске начиналась паника, - бросились прочь…
Глава третья
Крестный ход
1
Ваня старался так, как еще никогда…
Стас и Ваня стояли впереди длинной очереди желающих исповедаться и причаститься, тихие и примирившиеся. Препираться они начали из-за того, кому первому идти на исповедь. Каждый хотел уступить свое место другому.
Весь вечер они втроем с Леной вычитывали длинное последование ко святому причащению, причем, как сказала Лена, Ваня никогда еще не читал так хорошо.
Все было готово к началу службы. Наконец, из алтаря вышел отец Михаил. В руках он держал напрестольный крест и Евангелие, которые положил на аналой и, прочитав положенные перед началом исповеди молитвы, сделал разрешающий знак подходить к нему.
- Иди! – подтолкнул Ваня Стаса, но тот ответил:
- Ты иди, тебе ведь еще отцу Михаилу помогать!
- Так ведь и ты теперь тоже помогаешь!..
Не задерживайте! Видите, какая сегодня очередь? – строго остановил друзей отец Михаил и внимательно посмотрел на Ваню. – Или тебе мало вчерашнего наказания?
Тут уже Ваню больше уговаривать не пришлось. Он пулей метнулся к аналою, достал бумажку, но вдруг скомкал ее в руке, и, не опустившись, а рухнув на колени, стал на память что-то горячо говорить священнику. На этот раз, как ни велика была очередь, отец Михаил терпеливо дослушал его до конца, даже выждал немного, не вспомнит ли тот что еще, а затем накрыл его голову епитрахилью и прочитал разрешительную молитву. Содеянные Ваней грехи, наконец-то были отпущены Богом. И он поцеловал крест и Евангелие в знак того, что дает обещание стараться не повторять их больше.
Стас с облегчением выдохнул, радуясь за друга. Теперь наступала его очередь исповедаться.
- Ну что? – шепнул он, проходя на пути к аналою, мимо возвращавшегося Вани.
- Благословил причаститься, прочитать часы и снова в алтарь! – весь сияя, коротко ответил тот.
Получив также благословение на причастие, Стас вошел в алтарь и там всю службу делал все то, что подсказывал теперь Ваня.
А тот старался так, как еще никогда. Он успевал быть и в алтаре, и там, где подают записки, и даже на клиросе…
- Еще молимся о еже сохранитися веси сей и святому храму сему… - громко, с чувством взывал к Богу отец Михаил.
- Подай, Господи! – подхватывал клирос. И, забежавший на клирос, чтобы уточнить что-то регенту, Ваня взглядом, и знаками давал понять людям, что это - об их, об их Покровке идет сейчас речь! Но они и так все понимали. Кланялись, крестились… В глазах многих стояли слезы. Губы молитвенно шевелились.
- Еще молимся во еже услышати нас и помиловати нас… - повысил голос отец Михаил.
Тут уже люди один за другим стали вставать на колени… Вскоре в храме не осталось ни одного стоящего. Даже дядя Андрей грузно опустился на пол и замер, низко опустив свою большую седую голову…
В конце службы было причащение. Стас с Ваней держали красный плат, и тщательно вытирали губы каждого, кто сподобился приобщиться святых Христовых Таин. Первым причащали сына Нины, и Стас невольно подумал, как же все-таки хорошо, что она тогда не ушла из жизни. Для нее и ребенка, который – страшное дело – мог бы тогда не появиться на свет! - для вечных душ их – как хорошо… Потом подошла Лена, чистая, светлая, удивительно красивая… «Да о чем же я это думаю в то время, когда через минуту-другую в меня войдет сам Бог!» - мысленно накинулся сам на себя Стас… Затем причащались Григорий Иванович… дядя Андрей… Самыми последними отец Михаил причастил Стаса и Ваню. Все люди поздравляли причастившихся и говорили: «Телу - во здравие, душе - во спасение!» Дяде Андрею особенно нравилась первая часть этого поздравления, но, когда он сам поздравлял других, по его тону чувствовалось, что и слова о душе тоже были ему по душе!
Наконец, служба и молебен закончились, и в храме началось заметное шевеление.
По благословению отца Михаила, двум крепким парням из Кругов Ваня вручил тяжелые старинные хоругви, которые лет сто, а может, и двести назад, носили во время крестных ходов, сторожу Виктору доверил нести фонарь впереди всей процессии, Григорию Ивановичу – большой запрестольный крест, а Стасу – храмовую икону – Покрова Пресвятой Богородицы. Лена побежала подниматься на колокольню.
Стас, по примеру остальных, тоже хотел сразу взять икону, подложив ее, как положено, на белое, красиво расшитое полотенце, но отец Михаил остановил его:
- Подожди!
И благословил хору сначала пропеть тропарь престольному празднику храма.
Певчие дружно и уверенно – эти слова все они давно знали наизусть, и не только они, но и многие пожилые люди в храме, громко запели:
- Днесь, благовернии людии, светло празднуем, осеняеми Твоим, Богомати, пришествием, и к Твоему взирающе Пречистому образу, умильно глаголем: покрый нас честным Твоим Покровом, и избави нас от всякого зла, молящи Сына Твого Христа Бога нашего, спасти души наша!
- Вот с этим тропарем и пойдем! – решил отец Михаил и дал знак сторожу Виктору начинать крестный ход.
2
- Не нравится мне что-то все это! – кивнул вслед мерседесу Молчацкого Ваня…
Колокольный звон – тревожный, настойчивый, зовущий, вот уже почти час плыл над Покровкой. Трудно было поверить, что он – дело рук совсем юной девушки. Но Стас, бережно держа в руках тяжелую икону, время от времени поднимал глаза на колокольню и видел ее фигурку. «Хоть бы сменил ее кто…» - даже забеспокоился он. Но сменить Лену мог только Виктор, а он шел впереди всех с фонарем, в котором горела небольшая толстая свеча…
Крестный ход, обойдя вокруг храма, вышел из ворот и медленно направился вокруг Покровки. Встречающиеся на его пути люди останавливались, крестились. Некоторые неправильно, может быть, первый раз в жизни. Стоявший у забора мальчик лет двух-трех, тот вообще крестил себя сразу обеими руками…
- Не иначе, как будущий архиерей! – показывая на него, улыбнулся отец Михаил.
А навстречу им попадались все новые и новые люди, некоторые присоединялись к крестному ходу.
Какой-то пьяный парень, купавшийся в пруду, вылез из воды и, выпучив глаза, осенял себя всей ладонью…
И все звонили, будили округу колокола.
Стас шел и думал, что вот так же было и сто лет до этого дня, когда кто-то уже давно отошедший в иной мир, тоже нес эту икону, и пятьсот лет назад, и тысячу… И Владимирскую икону также встречали люди, не имевшие никакой надежды спастись от немилосердного завоевателя Тамерлана, который, каждый раз оставлял после себя, возле покоренных им городов огромные пирамиды из человеческих черепов… И на Казанскую икону с надеждой взирало перед началом Бородинского сражения русское войско, а сам Кутузов, тяжело слезши с коня, опустился перед ней на колени и, тоже молясь, поцеловал ее… Теперь ни для кого не секрет, что и маршал Жуков всю войну провозил под крышей своей «Эмки» чудотворную икону Пресвятой Богородицы… Да и на том самом клочке Сталинградской земли, который так и не смогли захватить фашисты, тоже находилась святая икона, и Покров Пресвятой Богородицы спасительной сенью пребывал над тем местом…
- Гляди! – вдруг оторвал его от этих мыслей возмущенный голос Вани. – Этот пострел и тут поспел!
Стас посмотрел вперед, и увидел, что дорогу попытался было пересечь и встать поперек, якобы сломавшись, мерседес Молчацкого, но старшина Зацепин, быстро навел в порядок, и тот умчался, оставив после себя огромное облако пыли…
- Не нравится мне что-то все это! – кивнул ему вслед, Ваня. – Давай сегодня до самого схода будем дежурить по очереди около дома Григория Ивановича?
- Ага, охранять его! – согласился Стас.
- Только сначала ты, а потом я! Мне нужно домой сбегать после крестного хода, чтобы узнать, не вернулся ли папка.
- Хорошо, если замечу что подозрительное, сразу же позвоню!
- Не выйдет! – чуть приметно покачал головой Ваня. – Они ж у меня телефон отобрали. Хорошо хоть карманный компьютер догадался не взять с собой…
- Так позвонишь с него!
- Нет, я им пользоваться не умею…
- Как это?!
- Да я его только для красоты носил! – признался Ваня. - Лучше, я тебе Шарика своего на время дам. Если что – он быстрей ветра ко мне сразу примчится!
- Мобильная связь двенадцатого века – в двадцать первом? Ну что же, давай! – засмеялся Стас.
Но тут Ваня вдруг снова стал серьезным и строго шепнул, что надо останавливаться – отец Михаил будет читать отрывок из святого Евангелия…
3
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 240; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!