Процесс с точки зрения научного анализа

Дополнительное подтверждение тому, что существует определяющая характеристика процесса групп-центрированной терапии, можно обнаружить в различных систе­матических исследованиях. И хотя это первые количе­ственные исследования процесса групповой психотера­пии и их результаты, конечно, можно назвать только чер­новыми, они выявили много интригующих явлений и от­крыли много новых проблем.

То, что групп-центрированная терапия радикально от­личается от других подходов, становится ясно из просто­го описания происходящего на ней. При некоторых под­ходах сильно полагаются на интерпретацию, устанавли­вают тему для обсуждения, прибегая к краткой вводной лекции; почти во всех подходах, отличных от описывае­мого здесь, лидер предпринимает активное усилие, что­бы членов группы «вызвать на откровенный разговор». Больше всего похожа на групп-центрированную терапию аналитическая техника, описанная Фоулксом, где участ­никам предлагают «просто высказывать все, что прихо­дит на ум...». Но даже в отношении подхода Фоулкса при прочтении отчета о деятельности терапевта, задающего вопросы, создается впечатление об управлении обсужде­нием и попытках интерпретации. В армии чаще всего ис­пользуют один из подходов, при котором тема для груп­пового обсуждения устанавливается лидером. Анализ про­токолов курсов подобных групповых встреч для выздорав­ливающих в госпитале Военно-воздушных сил показал, что 81 % всех записанных высказываний составляли ком­ментарии лидера. Подобную активность лидера при ар­мейском подходе можно сравнить с менее доминирующей позицией терапевта в подходе, представляемом здесь, при котором участие терапевта составляет около 5 % от об­щей деятельности группы.

Хох (85) определил другие характеристики групп-цен-трированной терапии, проливающие дополнительный свет на ее процесс. Частота терапевтически позитивных и терапевтически негативных утверждений соответствует предполагаемому курсу. Позитивные элементы, проявля­емые в утверждениях, свидетельствуют о позитивном пла­нировании, понимании, положительном отношении к самому себе и к другим и т. д., их количество заметно воз­растает от встречи к встрече и достигает кульминации на заключительных занятиях. Негативные элементы, с дру­гой стороны, не комплементарны позитивным. Они имеют отношение к периоду разогрева, который проходят члены группы при установлении доверительных и безо­пасных отношений в группе. На среднем этапе негатив­ные чувства достигают своего пика, когда активно прого­вариваются замечания защитного характера, выражают­ся замешательство, просьбы о помощи и отрицательное отношение к самому себе и другим. На заключительных занятиях количество подобных негативных выражений заметно сокращается, составляя только небольшой про­цент от общего количества утверждений.

В групп-центрированной терапии деятельность, кото­рую можно определить как «утверждение проблемы» и «разработка проблемы», ведется на протяжении всех встреч и к концу терапии ее интенсивность не особенно понижается, как можно было бы ожидать. Эти данные можно было бы связать с тем, что терапия продолжается не достаточно долго для того, чтобы разрешить все про­блемы и исчерпать потребности в выражении новых про­блем. Но поскольку проблемы у людей никогда не исчер­пываются, этому феномену можно найти лучшее объяс­нение, чем уровень интенсивности деятельности по вы­несению проблемы в групповой терапии. Если обратить­ся собственно к протоколам, можно обнаружить, что они представляют схему развития этого типа деятельности наподобие спирали. Заметна тенденция движения по кру­гу, когда каждый участник получает возможность прора­ботать свою тему в присутствии человека, который уже воспользовался шансом поговорить о новой теме. А об­суждение последующих тем характеризуется выражени­ем более глубокого интереса. Эта тенденция, хотя и не является четким паттерном, объясняет постоянную заня­тость участника группы деятельностью по вынесению проблемы. Возможно и такое объяснение, что опыт груп­повой терапии просто не так резко отличается от повсед­невной жизни, чем опыт индивидуальной, начало проте­кает менее драматично, а завершение не представляется таким окончательным. Но все это лишь темы для даль­нейшего изучения.

Наконец, необходимо отметить, что групп-центрированная терапия в своем развитии от встречи к встрече представляет изменяющуюся картину с определенным прогрессом. Сессии — это не без конца повторяющиеся образцы застывшей однообразной картины. Если разде­лить пополам несколько полных курсов групповой тера­пии, второй половине будет характерна более высокая концентрация «хороших» категорий, представляющих ощутимые достижения в понимании и позитивных уста­новках. Эта тенденция к более позитивному самовыра­жению очевидна для групп в целом и особенно для тех членов групп, которые извлекают из опыта наибольшую пользу. Кроме того, обнаружено, что, по сравнению с уча­стниками, извлекающими из группового опыта меньше пользы, те, кто извлекает из него наибольшую пользу, склонны избегать на встречах общих интеллектуальных рассуждений, сосредотачиваться на собственных пробле­мах и достаточно прогрессировать, чтобы показать боль­шой интерес к проблемам других участников.

Эти находки с удивительной точностью были подтвер­ждены небольшим исследованием, проведенным Пересом (146) несколькими годами ранее и основанным на анали­зе одной группы, прошедшей через девять встреч. Перес обнаружил, что, если разделить группу на «удачную» подгруппу (четыре человека, посчитавших, что они полу­чили значительную терапевтическую помощь) и «неудач­ную» подгруппу (трое человек, посчитавших, что они из­влекли из терапии мало пользы), то между ними можно объективно продемонстрировать реальные различия. В «удачной» подгруппе было отмечено возрастание в тече­ние всего курса количества утверждений, свидетельству­ющих о понимании и принятии, и сообщений о планах и действиях. В отличие от ситуации в индивидуальной те­рапии, «удачная» подгруппа в конце курса выдала большее количество заявлений о проблемах, чем в начале, и сообщила о более отрицательном отношении к самим себе во второй половине терапии, чем в первой, при этом куль­минация была достигнута вскоре после середины курса. «Неудачная» подгруппа во всех этих отношениях прояв­ляла себя совершенно иначе. Одно из наиболее очевид­ных отличий этой подгруппы было то, что их высказыва­ния больше касались взаимоотношений и имели «под­стрекательный» характер. Нелишне отметить, что их вни­мание в большей степени сосредотачивалось на других людях и в меньшей на себе и собственных чувствах. Они чаще использовали утверждения подобного типа: «И что вы тогда сделали?», или: «Вы не говорили бы так, если бы были женаты», или: «Возможно, вы поступаете так из-за конфликта со своей матерью». Участники «удачной» под­группы, спустя три месяца после завершения терапии, сообщили, что в результате полученного опыта их пове­дение изменилось в положительную сторону и что эти изменения коснулись и тех сфер, которые никогда не об­суждались в группе. Участники «неудачной» подгруппы указали на меньшее количество подобных результатов.

Подобные исследования определяют только началь­ный этап в понимании процесса групповой терапии. Еще много вопросов остается без ответа. Обнаружится ли по­добное же единообразие паттерна, выявленного этими двумя исследованиями, в развитии групп, составленных из совершенно разных людей? Каким был бы паттерн, если бы группы продолжали встречаться до тех пор, пока каждый участник не почувствовал, что он больше не мо­жет извлечь никакой пользы из группового опыта? Что можно сказать о содержании и сути высказываний? Ис­следований того, о чем говорят люди во время терапии, пока не проводилось. Анализ содержания протоколов, конечно, представил бы богатейшую информацию о про­блемах взрослой жизни. Можно ли отобрать для участия в групповой терапии людей, которые с большой степенью вероятности извлекли бы из нее пользу? Каков вклад те­рапевта в эффективность группы? Некоторых этих воп­росов мы коснемся, но другие необходимо прояснять с помощью дополнительных исследований.

 

Групповой терапевт

По-видимому, опыт в индивидуальной клиент-центрированной терапии — лучшая подготовка к работе в групп-центрированной терапии. Различия между этими двумя практиками в значительной степени касаются тех­ники. А нам еще раз следует обратиться к пониманию смысла установок терапевта. В обеих ситуациях чувства, которые испытывает терапевт к людям, его вера в их спо­собность отвечать за себя, готовность ограничивать лю­бую свою склонность к вмешательству с точки зрения ав­торитета, последовательность, с которой он переводит свою философию в действие, — все это основы для эф­фективной работы с индивидами или с группами. Одна­ко групповая ситуация предъявляет терапевту некоторые особые требования. Ему нужно адекватно реагировать уже на шесть человек, вместо одного; он должен быть способ­ным выявлять и объективно обращаться с взаимными потоками чувств, выражающимися внутри группы; он должен разъяснять собственные чувства к членам груп­пы, иметь возможность отвечать каждому согласно свое­му пониманию. Самый стимулирующий новый элемент в групповой ситуации — возможность непосредственной реализации терапевтического потенциала группы. Здесь цель — групповая терапия, а не индивидуальная терапия в группе. Если терапевт обладает определенным мастер­ством, сама группа становится терапевтическим агентом и формирует собственный импульс с гораздо большим те­рапевтическим эффектом, нежели когда усилия предпри­нимаются терапевтом в одиночку. В первую очередь сами члены группы берут на себя роль терапевтов — мы рас­смотрим развитие этого процесса в последующем разделе данной главы. А сейчас давайте обратимся к некоторым отличительным особенностям работы терапевта в усло­виях группы, используя результаты исследований и ил­люстрации из дословных протоколов.

Терапевт пытается понять, что говорит и чувствует уча­стник группы, сообщить это понимание группе, облегчить и обезопасить групповую деятельность индивида, подтол­кнуть его к активному самоисследованию. Телшоу (211) в своем систематическом и обширном анализе протоколов занятий показал, что наиболее продуктивные утвержде­ния терапевта содержат простое принятие сказанного, повторный пересказ содержания и разъяснение чувств. Утверждения подобного рода сопровождаются углублени­ем самоисследования членов группы. Эти утверждения направлены на снижение угрозы в ситуации и на «раскре­пощение» члена группы, пытающегося точнее выразить себя. Были получены данные, свидетельствующие о том, что, хотя уровень взаимодействия терапевта с участника­ми напрямую связан с деятельностью последних, наиболь­шую пользу от терапии извлекают те члены группы, кому терапевт отвечает в недирективном стиле. Представляет­ся вполне вероятным, хотя в этом направлении конкрет­ного анализа не проводилось, что подобные утверждения также дают гарантии еще ни разу не подключившимся к общему обсуждению членам группы в том, что они могут сделать это, без всякого опасения ущерба для себя. Из за­писей сессий, представленных выше, можно увидеть, что в этом отношении предпринимает терапевт.

Кроме важности выбора времени и места, следует от­метить и оптимальный объем участия терапевта. Телшоу разработал способ измерения разногласия в группах и показал, что количество этих разногласий — это функция объема участия со стороны терапевта. Терапевт — не пас­сивный член группы; ему приходится активно работать. Если он слишком отстранен, то разногласия крепнут и исследование чувств для членов группы представляется опасным. Ниже приводится короткий отрывок из груп­повой сессии, который хорошо иллюстрирует, как члены группы могут вызвать у одного выступающего затрудне­ния в доведении темы до ее полного объяснения.

 

Мисс Белл. Да, здесь у меня нет такой общественной жиз­ни. Я знаю некоторых людей, но не часто выхожу в свет, потому что не особенно интересуюсь танцами и тому подоб­ным...

Мистер Льюис. Ага. А что вы обычно делаете, чтобы от­дохнуть и расслабиться?

Мисс Белл. О, я хожу в кино или читаю.

Лидер. Ага.

Мисс Белл (нервно смеется). Иногда я играю в карты, вот и все.

Мистер Льюис. Я надеюсь, вы хоть выпиваете иногда? (Общий смех.)

Мисс Белл. Да, иногда... (Длинная пауза.)

Мистер Льюис. А может быть... Вам вообще интересно встречаться с людьми?

Мисс Белл. Да — я, мм... (Пауза.)

Мистер Хардинг. Вы думаете, вы правильно ведете себя в этом отношении?

Мисс Белл. В чем?

Мистер Хардинг. Выдумаете, вы ведете себя... (Замолка­ет.)

Мисс Белл. Нет, я знаю, я не... Я понимаю, что не при­кладываю никаких усилий к... к тому, чтобы...

Мистер Льюис. Да, конечно, это... мм... странно, не прав­да ли, что всегда, гкх (прокашливается), вы ведете себя не­правильно, но вы не можете вести себя в этой ситуации пра­вильно, потому что что-то сдерживает вас в этой связи у меня был очень интересный случай. Это было в прошлом году. Парень, девятнадцатилетний парень (прокашливается), жи­вущий по соседству, оказался шизофреником, и он очень прекрасно приспособился. А потом он сошел со сцены. И мм... и очень... поучительно видеть, как он пытается что-то

сделать и хочет научиться выходить в свет и что-то там де­лать и не может. Как я сказал, это не тот случай — что он не хотел. Он просто не мог... (прокашливается). Вот так же и в вашем случае, не так ли, Дороти?

Мисс Белл. Нет. (Группа напряженно смеется.) Мистер Льюис. Да, что-то ее сдерживает.

 

Хотя терапевт должен активно следовать за выражае­мыми в группе чувствами и проявлять свое понимание и принятие сказанного, он не может быть настолько акти­вен, чтобы доминировать над группой. В своей практике мы стремились к тому, чтобы терапевт слегка задерживал свои реакции и давал членам группы возможность при­мерить на себя его роль. Если, как это часто случается, кто-то из членов группы подхватывал высказанное чув­ство и отвечал в такой манере, что говорящий мог про­должать свое самоисследование, терапевт сохранял мол­чание. Но если какое-то важное чувство проходило не­распознанным или если члены группы осложняли гово­рящему процесс выражения, отвергая его чувства, то тре­бовалось вмешательство терапевта. Исследование пока­зывает, что объем деятельности терапевта изменяется от встречи к встрече, но в целом, пока продолжается тера­певтический курс, тенденции уменьшения объема его де­ятельности нет. Если терапевт не будет забывать о своей цели, то это подскажет ему, когда следует быть активным, а когда позволять членам группы брать на себя его роль: его цель заключается в том, чтобы поддерживать в группе доверительную атмосферу принятия и понимания, где каждый участник ощущает на себе минимальную угрозу и где процесс самоисследования происходит в обстанов­ке максимальной безопасности. Таким образом, следует ожидать, что терапевт будет умело приспосабливать свое поведение для достижение этой цели.

Телшоу выявил много других любопытных данных, ка­сающихся роли группового терапевта. Он связал показа­тели деятельности терапевта и участников группы, из чего можно вывести индекс «групп-центрированности» тера­пии. Для групп, которые он вел, между количеством ут­верждений участника группы и количеством ответов те­рапевта на эти высказывания была обнаружена корреля­ция в 0,86. Чем ниже эта корреляция, тем меньше тера­певт руководит группой.

Несколько расходятся с ожиданиями следующие вы­воды его исследования: если терапевт пересказывает выс­казывание участника группы, это терапевтически не­сколько более эффективно, чем простое принятие или разъяснение выраженного чувства. То, что это обнаружи­вает свое преимущество над простым принятием («Ага», «Понятно», «Да» и т. п.), не удивляет, но отражение чув­ства долго считалось самым полезным видом реакции те­рапевта. Неадекватность отражения чувства может быть связана с содержащемся в нем объемом интерпретации, который в настоящий момент индивид воспринять не способен. Телшоу исследует эту предполагаемую причи­ну далее и демонстрирует, что участники групповой тера­пии, не извлекшие пользу из полученного опыта, чаще всего отвечали на разъяснение чувства высказываниями явно защитного характера (амбивалентное восприятие интерпретации, несогласие с разъяснениями, замеша­тельство, защита и смена обсуждаемой темы). Очевидно, они воспринимали отражение чувств как угрозу себе и при ответе защищали существующее у них на тот момент ду­шевное состояние. Этот вопрос требует дальнейшего рас­смотрения как в ситуации индивидуальной терапии, так и в ситуации группы.

Чтобы понять роль группового терапевта, мы можем снова обратиться к точке зрения клиента. Вот некоторые выдержки из дневниковых записей, которые вели члены группы в процессе терапии:

 

«Я помню те высказывания, которые, как мне кажется, по­могли мне больше всего. Лидер группы разъяснил мне, что я не считаю свои ценности столь же важными, как ценности других, и похоже, я уже давно об этом думал и почти теми же самыми словами, и даже пытался как-то туманно это вы­разить. То, что это признал кто-то еще, дало мне огромное чувство облегчения. Теперь я не чувствую необходимости скрывать это.

Я не рассматриваю лидера группы отдельно от группы в целом. Он остается на заднем плане, хотя иногда я осознаю, что он выделяет значимые чувства, которые еще никто не прокомментировал.

То, что делает лидер группы, весьма интересно. Он не вмешивается в разговор, и все же он оказывает на нас ста­билизирующее влияние.

 

Несколько участников группы высказались о том, что они понимают, что делает терапевт, когда отвечает кому-то из группы, но что его действия совершенно незамет­ны, когда он отвечает им. Очевидно, когда терапевт работает с конкретным участником группы, он гармонично подключается к линии его размышлений, содействуя это­му процессу, но не перегружая его собственными новыми дополнениями.

 

Члены группы как терапевты

В групповой терапии существует весьма интересный и терапевтически очень важный феномен взаимодействия ролей. Участник может представлять тему и развивать ее с помощью не только лидера, но и других членов группы. Когда предлагается новая тема, он может выступать не в роли озадаченного и обеспокоенного клиента, а в роли участника, понимающего лучше всех, что говорит высту­пающий, и способного помочь тому лучше понять себя и свой мир. А в отношении другой предложенной темы он может обнаружить не слишком большую заинтересован­ность и самоустраниться. В течение нескольких сессий между различными членами группы наблюдается обмен ролями, когда в разное время они выступают то в каче­стве клиентов, то в качестве терапевтов. Подобные терапевтические действия участников оказывают такое весо­мое влияние на развитие группы, что их следует рассмот­реть поподробнее.

Ниже приводится пример выполнения терапевтичес­кой функции со стороны участника группы, взятый из сте­нографической записи группового сеанса, который мо­жет рассказать гораздо больше, чем какой-то другой ма­териал.

 

Мистер Рей. Мой брат получил медицинскую степень, когда ему было двадцать четыре года. Прежде чем я пошел служить на флот, я вычислил, что закончу колледж тогда-то и пойду на работу тогда-то, а затем поступлю в докторанту­ру. Я очень гордился этим. (Пауза.) Но, мм, теперь, это не значит для меня так много.

Мистер Берг. Вы думаете, что отношение ваших родите­лей спровоцировали это чувство?

Мистер Рей. Мои родители никогда не говорили: «Ты де­лаешь не так, как В. [его брат]». Они бывали удовлетворе­ны, если даже я выполнял работу так себе. Они никогда не подталкивали меня к тому, чтобы я добивался большего ус­пеха.

Мистер Берг. Когда он выполнял что-то, они бывали очень им довольны.

Мистер Рей. О, конечно.

Мистер Берг. А когда вы выполняли что-то, не думаете ли вы, что вы могли чувствовать себя в некотором роде от­вергнутым, потому что от вашего достижения не было той же самой радости? (Пауза.) Я пытаюсь войти в эту ситуа­цию!

Мистер Рей. Ну, я не чувствовал себя, ну, в общем, мм, принятым настолько, насколько я хотел бы быть принятым. И я думал, что я мог бы добиться чего-нибудь. (Пауза.) Но я просто больше не чувствую того стремления быть лучше...

Мистер Хим. Вы чувствуете, что, мм, ответственность за оценки лежит на вас и что больше никого не интересует то, что вы делаете. Я правильно понял вашу мысль? Ваша мотивация исходит от вас, а не от стремления понравиться кому-то еще.

Мистер Рей. Да, я думаю именно так. Теперь я не слиш­ком беспокоюсь о том, чтобы показать моим родителям, что я могу преуспеть. Я все еще хочу доказать это самому себе и, мм, я удовлетворен, вот и все. Я не слишком-то рвусь вперед. Мистер Хим. Мне кажется, с ваших плеч как гора сва­лилась.

Мистер Рей. О, да. Не боритесь против того, что вы по своим ощущениям не сможете преодолеть.

Лидер. Это заставляет вас почувствовать себя более не­зависимым — свободным.

Мистер Рей. Определенно, это так. Я могу угодить себе, и я не должен волноваться, чтобы угодить кому-то еще.

 

Исследование Горлоу (71), посвященное действиям членов группы в качестве терапевта, пролило некоторый свет на этот сложный и загадочный процесс. Среди прочего он продемонстрировал связь между изменениями членов группы и качеством прогресса терапии. Члены группы учатся быть неплохими терапевтами. Если про­следить процесс от первого до последнего занятия, замет­но развитие таких поведенческих характеристик, как тер­пимость, принятие, что сопровождается уменьшением таких проявлений, как интерпретация, оценка и крити­ка. Возможно, участник группы, выступая в качестве те­рапевта, учится у лидера, перенимая его установки и ощу­щая разумность и полезность того, что он делает. Или, может быть, тип поведения, характеризующийся как те­рапевтический, может проявляться только после того, как человек начал делать успехи непосредственно в терапии. Терпимость и способность понимать и принимать чело­века могут стать признаками возросшего чувства личной безопасности. Человек ощущает меньшую потребность в искажении опыта и может отвечать более точно, меньше прибегая к защитам. Подтверждение последней гипоте­зы можно найти в выводах Горлоу о том, что индивиды, оказавшиеся перед началом терапии в состоянии большей адаптированное™, на первых сессиях лучше способны принять конструктивные установки терапевта. По мере прогресса терапии другие члены группы получают от опы­та пользу, и связь между дотерапевтической адаптированностью и качеством деятельности в роли терапевта теряет свое значение. Однако в течение терапевтического курса члены группы, которые изначально проявили наиболь­шую тревогу и враждебность (что выявлялось при помо­щи теста Роршаха), чаще использовали критику, оценку и неодобрение, чем изначально менее тревожные и враж­дебные участники группы, которым была свойственна склонность использовать такие приемы, как простое при­нятие, разъяснение чувства, переформулировка содержа­ния, одобрение, поддержка и подбадривание. Независи­мо от объяснения этих фактов, можно быть уверенным, что члены группы научаются отвечать на чувства других, чтобы помочь им их глубже исследовать.

Горлоу также обнаружил важные и интересные связи между пользой терапии и фактором принятием на себя терапевтической роли. Среди людей, которые получили от терапии наибольшую пользу, были также и те, кто чаще всех остальных использовал в своих ответах представля­ющим проблемы участникам высказывания в терапевти­ческой манере, зарекомендовавшие себя как наиболее эффективные. Эту ситуацию можно рассматривать двоя­ко. Достижение большей личностной интеграции может позволить человеку быть наиболее полезным для других. С другой стороны, само предоставление помощи может быть терапевтически полезным. Или может быть истин­ным и то и другое — мы уверены только в связи, а не в источнике или направлении причинности.

 

Отбор членов группы

Можно выдвинуть два подхода к решению вопроса, кто должен проходить групповую терапию. Первый: сам индивид должен извлечь пользу из группового опыта; второй: группа должна извлечь пользу из его присутствия. Оба подхода значимы, но мы не знаем, как свести их в уравнение, которое выразило бы все тонкости их взаимосвязей и при этом учло бы обязательную для этой задачи переменную личности. Все, что мы можем предложить, некоторые основные правила. Мы пришли к ним не исследовательским путем, а путем проб и ошибок, и поэтому границы их действия весьма неопределенны. Но у нас еще все впереди, исследования на эту тему проводятся, и со временем, с накоплением знаний о том, как отобрать участников для групповой терапии и как составлять группы по принципу проявления в дальнейшем их минимальных внутренних разногласий, мы можем ожидать повышения эффективности групповой терапии.

Можно обратиться к тем же самым критериям, которые разрабатывались для практики в индивидуальной клиент-центрированной терапии (см. главу 5). С точки зрения конкретного участника группы единственный твердый критерий, представляющийся пригодным, — действительно ли он без давления со стороны решает присоединиться к группе и работать над своей личной проблемой? Можно перечислить несколько типов людей, которые, вероятно, не извлекут пользы из группового опыта: это слишком застенчивые люди, люди с высоким уровнем тревоги или с чрезмерной враждебностью, люди с серьезными психическими нарушениями. Но негативные ожидания от подобных случаев в нашей практике опровергались так же часто, как и подтверждались. Человек, испытывающий вину за напугавший его сексуальный опыт, может рассеять многие из своих страхов и прийти к целому планированию восстановления своей жизни. Преподавательница, прежде страдающая от своей застенчивости и едва способная говорить в обществе других людей, годом позже пройденного курса писала, что полу­ченный опыт значил для нее гораздо больше, чем она была способна выразить, и что впервые за много лет она дей­ствительно наслаждается своей работой. Очень замкну­тый человек с диагнозом шизофрении, не способный про­должить курс индивидуальной терапии, регулярно посе­щал группу и молча присутствовал на ней, возможно, по­лучая от этого небольшую пользу, но при этом нельзя было не отметить некоторый сдвиг в лучшую сторону в его со­циальных навыках. Парни из гарлемской банды, такие же жестокие, как само общество, которые могли бы стать его изгоями и кому был предсказан негативный исход учас­тия в терапии, регулярно посещали группы и не менее регулярно использовали первые сорок пять минут для насмешек друг над другом и только последние несколько минут — для более глубокого исследования своей всепог­лощающей ненависти к собственным родителям и авто­ритету вообще. Мы просто не в силах предсказать, кто извлечет пользу из групповой терапии, а кто нет, и луч­шего способа ответить на этот вопрос, чем оставить его решение за самим человеком, нет.

С другой стороны, у нас есть некоторые рабочие гипо­тезы о том, какие люди склонны прерывать групповой курс и как в связи с подобными установками этих людей следует формировать группы. В нашей практике несколь­ко групп испытывали на себе разрушительное воздействие психологически искушенных людей, способных безжало­стно использовать свои знания психодинамики против других. Члены группы менее способны защищать себя от подобного вида вторжения. Если человек в течение года или двух принимает участие в групповой терапии без осо­бой пользы для себя, мы склонны полагать, что для него более показана индивидуальная терапия. У нас бывали пе­чальные случаи, когда в группе одновременно принима­ли участие люди с диагнозом «состояние тревоги» и с пси­хотическими склонностями. Неспособные отвечать на чувства других, они иногда говорили такие вещи, кото­рые остальные участники группы были не в состоянии вынести, будучи для этого слишком встревоженными и чувствительными. Вообще, мы считаем, что чрезвычай­но враждебных и агрессивных людей — не зависимо от того психотики это или нет — лучше всего в группу не включать, потому что они осложняют, если вообще остав­ляют такую возможность, достижение атмосферы приня­тия и свободы от угрозы, что является необходимым ус­ловием для прогресса группы. Наконец, что касается об­щего состава группы, мы считаем желательным не состав­лять ее из людей, которые имеют возможность для ежед­невных близких контактов вне группы. Одни группы, со­ставленные подобным образом, бывали успешными, дру­гие так и не избавлялись от чувства вины, которое пере­носится с групповой ситуации в ежедневную жизнь. Про­явления враждебности и неуверенности в себе, которые могут существовать в контексте группы, в контактах вне группы воспринимаются совсем по-другому и выглядят слишком угрожающе для внутреннего мира индивида, ко­торый он пытается обезопасить. Чтобы проиллюстриро­вать это положение, скажем лишь, что в своей практике при планировании работы с несколькими группами суп­ружеских пар, мы посчитали разумным для подстраховки попросить мужей и жен работать в разных группах, встре­чающихся в разное время. Мы исходили из предположе­ния, что подобная договоренность будет гарантировать большую свободу индивиду и снизит то смущение, кото­рое могло бы последовать из чувства вины и из возмож­ного искаженного восприятия высказываний партнера в группе.

Иногда возникает вопрос желательности совмещения индивидуальной и групповой терапии. Мы провели по­добный эксперимент, исходя из предположения, что та­кой опыт никому не противопоказан, и имея некоторые доказательства, что подобное сочетание является особен­но эффективным. Мы считаем, что решение должно быть предоставлено самому индивиду и его врачу.

Отчасти в качестве процедуры по отбору и отчасти в качестве помощи человеку во вхождении в группу мы обычно проводим вводное индивидуальное собеседование с каждым претендентом на участие в групповой терапии. В этой ситуации как для клиента, так и для его группово­го терапевта существует возможность познакомиться друг с другом, чтобы на первой встрече группы было некото­рое чувство дружеских отношений. У клиента также по­является возможность узнать кое-что относительно харак­тера группового опыта и принять окончательное решение, участвовать ли в групповых занятиях. А терапевт получа­ет возможность защитить интересы группы в целом в тех немногих случаях, когда представляется более оптималь­ным предложить человеку, до того как он примет реше­ние присоединиться к группе, предварительно пройти ин­дивидуальную терапию. На этих собеседованиях проис­ходит структурирование предстоящего опыта, и терапевт прилагает все усилия, чтобы вызвать у будущего участни­ка уже на этой первой встрече чувство принятия и уваже­ния, которое будет культивироваться в нем до полного его расцвета в группе.

 

---

Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 215; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!