КЛАССИКА — НЕКЛАССИКА — ПОСТНЕКЛАССИКА — исторические типы философствования, 8 страница

C.B. Силков

КОРЕНЬ— постмодернистская метафора, фикси­рующая характерную для классической метафизики презумпцию аксиологически окрашенного восприятия глубины как символа местопребывания сущности и ис­тока явления, в ней "укорененного", что связанно с трак­товкой познания как проникновения — сквозь поверхностно-явленческую сторону бытия — к его глубинной ноуменальной сущности (см. Метафизика).Введена в философский оборот постмодернизма Делезом и Гваттари в работе "Ризома". Так, по формулировке Делеза и Гваттари, в рамках классической культуры "образом ми­ра является дерево /см. Дерево— ММ./", а образом са­мого дерева — К.: "корень — образ мира-дерева". Так, в неоплатонизме — истоке европейской метафизике — внечувственное "начало" мирового процесса фиксиру­ется именно в смыслообразе К.: если мировой процесс Плотин уподобляет "жизни огромного древа, обнимаю­щего собою все", то начало эманационных потоков "пребывает везде неизменным и нерассеянным по всему древу и как бы расположенным в корне". Согласно Пло-

тину, этот К. бытия "с одной стороны, дает древу все­объемлющую многообразную жизнь, с другой же сторо­ны, остается самим собой, будучи не многообразным, а началом многообразия" (см. Метафизика).По оценке Делеза и Гваттари, метафора К. оказывается сквозной для эволюции европейской культуры — в хронологиче­ском диапазоне от античности до 20 в.: "вся древовид­ная культура покоится на них /корнях и корешках — M.M.I, от биологии до лингвистики", — "даже такая "передовая" дисциплина, как лингвистика, оберегает фундаментальный образ дерева корня, который удержи­вает ее в лоне классической рефлексии (Хомски и син­тагматическое дерево, начинающееся в некой точке S и затем развивающееся дихотомически)". В контексте постмодернистской парадигмы идея К. повергается по­следовательной и радикальной деструкции — по следу­ющим критериям: 1). Прежде всего, постмодернистский отказ от идеи К. — это отказ от идеи глубины как в спе­циально метафизическом, так и в пространственно-то­пологическом отношениях. Так, во-первых, в контексте "постметафизического мышления", фундированного презумпцией отказа от поиска внефеноменальной (суб­станциальной, трансцендентной и т.п.) сущности (осно­вания) бытия, метафора К. выступает для постмодер­низма символом именно такого поиска, стремления про­никнуть "вглубь" явления, имплицитно предполагаю­щее наличие "за ним" ("в глубине его") его ноуменаль­ной разгадки: по формулировке Фуко, "за вещами нахо­дится... не столько их сущностная и вневременная тай­на, но тайна, заключающаяся в том, что у них нет сути" (см. Постметафизическое мышление).Когнитивные процедуры обретают в этом контексте принципиально новое философское истолкование: если в рамках класси­ческой философии гносеологический процесс понимал­ся как реконструкция имманентного (глубинного) и не­очевидного (без проникновения в эту глубину) Логоса ("латентного смысла" у Деррида) того или иного про­цесса (как, впрочем, и мира в целом), то постмодернист­ская гносеология ставит под сомнения саму презумп­цию смысла бытия:в семантическом диапазоне от тези­са "мир смысла имеет проблематический статус" у Де­леза — до тезиса о "бессмысленности Бытия" у Кристевой (см. Логоцентризм).Во-вторых, одной из важней­ших презумпций постмодернизма (прежде всего, в кон­тексте его номадологического проекта) является пре­зумпция отказа от классической топографии простран­ства, фундированной аксиологически акцентированной идеей глубины (см. Номадология, Поверхность).Мес­то метафоры К. занимает в постмодернистском менталь­ном пространстве метафора "клубня", организованного принципиально иначе, нежели корневая структура, предполагающая глубинные проекции своей организа-

486

ции: "в ризоме нет точек или позиций, подобных тем, которые имеются в структуре... в корне. Только линии", причем линии перманентно динамические ("линии ус­кользания"), организованные как своего рода сеть, про­странственно локализованная на поверхности предмета: "множества определяются... посредством абстрактной линии, линии ускользания, или детерриториализации, следуя которой они существенно изменяются, вступая в отношения с другими. План консистенции (решетка) — это поверхность любого множества" — "незамкнутые кольца" (Делез, Гваттари). Таким образом, идея глубины замещается в рамках "постмодернистской чувствитель­ности" идей плоскости, а плоскостная динамика интер­претируется как "складывание" (см. Постмодернист­ская чувствительность, Плоскость, Складка, Скла­дывание).2). Семантика К. теснейшим образом сопря­гается постмодернистской философией с семантикой "стержня" как "генетической оси", репрезентирующей собой наличие генетического истока того или иного яв­ления. Согласно постмодернистской оценке философ­ская позиция, фундированная подобной идеей, неизбеж­но приходит к пониманию истины как открывающейся в реконструкции того генетического начала постигаемого явления, которое не только является первопричиной (ис­точником) самого факта его бытия (происхождения), но и выступает в качестве детерминанты, обусловливаю­щей единство всего процесса его эволюции. В противо­положность этому, постмодернизм резко выступает про­тив подобного генетизма: по формулировке Делеза и Гваттари, "генетическая ось — как объективное стерж­невое единство, из которого выходят последующие ста­дии; глубинная структура подобна, скорее, базовой по­следовательности, разложимой на непосредственные составляющие, тогда как конечное единство осуществ­ляется в другом измерении — преобразовательном и субъективном". Соответственно этому, в эпистемологи­ческом плане "понятие единства появляется тогда, когда в множестве происходит процесс субъективации или власть захватывает означающее; то же самое относится и к единству-стержню" (Делез, Гваттари). 3). Согласно постмодернистской оценке метафора К. репрезентирует в себе также такую фундаментальную интенцию клас­сического стиля мышления, как интенция на поиск уни­версализма бытия (единства исследуемых сред): "о ге­нетической оси или о глубинной структуре /корне — M.M.I мы говорим, что они, прежде всего, являются принципами кальки,воспроизводимой до бесконечнос­ти". Подобная интенция непосредственно связана с иде­алом номотетизма, аксиологически педалированным в культуре сциентистской ориентации: в оценке Делеза и Гваттари, классическая мысль в принципе "никогда не знала множественности: ей нужно прочное коренное

/выделено мною — M.M.I единство". По наблюдению Делеза и Гваттари, "даже Книга как... реальность ока­зывается стержневой со своей осью и листьями вокруг нее... Книга как духовная реальность в образе Дерева и Корня вновь подтверждает закон Единого". В противо­положность этому, постмодернистский стиль мышления программно идиографичен: любое явление рассматри­вается в качестве "события" — принципиально неповто­римого и уникального, или "сингулярности" — принци­пиально индивидуальной и единичной. Соответственно этому, фундаментальной презумпцией мироистолкования выступает для постмодернизма презумпция когни­тивного достижения множественности: как писали Де­лез и Гваттари, "поистине, мало сказать "Да здравствует множественное", ибо призыв этот трудно выполнить. Никаких типографских, лексических или синтаксичес­ких ухищрений не будет достаточно, чтобы он был ус­лышан и понят. Множественное нужно еще создать, не добавляя к нему внешние качества, а, напротив, всего лишь на уровне тех качеств, которыми оно располагает, по-прежнему n-1 (единица является частью множества, будучи всегда вычитаемой из него). Вычесть единствен­ное из множества, чтобы его установить; писать в n-1. Та­кая система может быть названа ризомой. Ризома как скрытый стебель радикально отличается от корней и ко­решков. Ризомы — это луковицы, клубни" (см. Ризома).4). Важнейшим аспектом постмодернистской критики идеи К. является его сопряженность с феноменом дуаль­ного ветвления, конституирующего бинарные оппози­ции. По оценке Делеза и Гваттари, конституируемое классическим мышлением "Единство", по определе­нию, всегда "способно раздвоиться согласно духовному порядку": "единство-стержень... устанавливает сово­купность двузначных отношений между элементами или точками объекта, или к Единому, которое делится согласно закону бинарной логики дифференциации в субъекте". Идея бинаризма оценена постмодернизмом как фундаментальная для классической культуры в це­лом, в рамках которой мы нигде и никогда "не выходим за рамки... репрезентативной модели дерева, или кор­ня, — стержневого или мочковатого (например, "дере­во" Хомского, связанное с базовой последовательнос­тью и репрезентирующее процесс своего становления согласно бинарной логике)" (Делез, Гваттари). Европей­ская ориентация на триаду, в сущности, отнюдь не меня­ет этого обстоятельства: по оценке Делеза и Гваттари, "что касается объекта, то и здесь, разумеется, можно пе­рейти от Единого непосредственно к тройственному и т.д., но только при условии прочного коренного единст­ва — стержня,который поддерживает вторичные корни /выделено мною — M.M./. Это немногим лучше. Двусто­ронние отношения между последовательно расположен-

487

ными кругами просто заменили бинарную логику дихо­томии. Стержневой корень не многим более множестве­нен, чем дихотомический. Один развивается в объек­те — другой в субъекте". Таким образом, фундамен­тальная для классики парадигма мышления утверждает "закон Единого, которое раздваивается, затем и учетве­ряется. Бинарная логика — это духовная реальность де­рева-корня". Классическим примером воплощения этой характерной для европейского менталитета бинаризма является, по оценке Делеза и Гваттари, "лингвистическое дерево" Хомского, которое "начинается в точке S и разви­вается дихотомически /выделено мною — М.М./"— и в этом отношении "грамматическая правильность Хом­ского — категориальный символ S, который подчинил себе все фразы, прежде всего является маркером власти, а уж затем — синтаксическим маркером". Даже, на пер­вый взгляд, альтернативная модель организации — "си­стема-корешок, или мочковатый корень", также консти­туированный в культуре западного образца, — не выво­дят западный стиль мышления за пределы очерченной бинаризмом логики: по оценке Делеза и Гваттари, не­смотря на то, что в данной модели "главный корень не­доразвит или разрушен почти до основания", тем не ме­нее, "на нем-то и пробует привиться множественность и кое-какие вторичные корни, которые быстро развивают­ся", — "иначе говоря, пучкообразная (мочковатая) сис­тема фактически не порывает с дуализмом, с комплементарностью субъекта и объекта природной реальнос­ти и духовной: единство продолжает быть удерживае­мым в объекте". Что же касается автохтонной постмо­дернистской позиции, по этому вопросу, то она может быть определена как последовательный и радикальный отказ от самой идеи бинарной оппозиции как таковой (см. Бинаризм, Хора). Ни бинарное ветвление стрежне­вого К., ни двойное "скрещивание корней" мочковатого "корешка" не выступают более образцом для философ­ского моделирования процессуальности: согласно пост­модернистской позиции, "когда множественное дейст­вительно исследуется как субстантивное, множествен­ность, оно больше не связано с Единым как субъектом и объектом, природной и духовной реальностью — как образом мира в целом. Множества ризоматичны. и они разоблачают древовидные псевдомножества. Нет ни единства, которое следует за стержнем в объекте, ни то­го, что делится внутри субъекта /выделено мною — ММ/". На этой основе постмодернистская номадология конституирует принципиально новый (атрибутивно ге­терогенный) тип целостности, каковой "является имен­но таким пересечением нескольких измерений в множе­стве, которое обязательно меняется по мере того, как увеличивается количество его связей": " любая точка ризомы может быть и должна быть связана со всякой

другой. В отличие от дерева или корня, которые фикси­руют точку, порядок в целом" (Делез, Гваттари). (В этом контексте Делез и Гваттари отмечают "мудрость расте­ний: даже если сами они корневые,всегда есть нечто во­вне, с чем можно образовать ризому — с ветром, с жи­вотным, с человеком... "Хмель как триумфальный про­рыв растения в нас...".) 5). Названные выше параметры отказа постмодернистской философии от презумпции К. могут быть рассмотрены с точки зрения своего глубин­ного (и пишущий о постмодернизме не свободен от идеи глубины!) семантического единства, фундирован­ного исходным парадигмальным отказом постмодерниз­ма от идеи линейности. Согласно постмодернистскому видению ситуации в метафоре К. (стержня) фиксирует­ся именно линейный характер протекания процессов, характеризующихся однозначностью эволюционных трендов. Линейность является атрибутивным парамет­ром западного стиля мышления, характерного для за­падной культуры построения текстов и т.п. По оценке Делеза и Гваттари, этого не сумели изменить даже уси­лия, осуществленные в рамках модернизма: "слова Джойса, собственно говоря, "со множественными кор­нями", не нарушают действительно линеарное единство слова и языка, устанавливая циклическое единство фра­зы, текста, знания. Афоризмы Ницше не опровергают линеарное единство знания, отсылая к циклическому единству вечного возвращения, оставшемуся в мысли неузнанным". Между тем постмодернизм конституиру­ет себя как ориентированный на принципиально нели­нейное описание процессуальности. И постулируемый в рамках этой парадигмальной установки отказ от линей­ного видения процессов формулируется постмодерниз­мом — устами Делеза и Гваттари — следующим обра­зом: "создавайте ризому, а не корни!.. Не будьте ни еди­ным, ни множественным, станьте множеством! Рисуйте линии, а не точки!.. Не лелейте в себе Генерала". Таким образом, отказ от идеологии К. мыслится постмодер­нистской философией как важнейший момент становле­ния постнеклассического мышления: "никогда не пус­кать корней, хоть и трудно избежать такого соблазна", — "мы не должны больше думать... о корнях или о кореш­ках, с нас довольно... Нет ничего прекрасного, влюб­ленного, политического, кроме подземных стеблей и на­земных корней, наружной оболочки и ризомы". (См. также Дерево.)

М.А. Можейко

КОСМОС(греч. kosmos — устройство, упорядо­ченность, украшение) — философская категория, фик­сирующая представления о мире как об упорядоченной и структурно организованной целостности, подчинен­ной в своей динамике имманентной закономерности; ба-

488

зовое понятие метафизики (см. Метафизика, Лого-центризм).Основными характеристиками К. являют­ся: 1) оформленность как конфигурированная опреде­ленность облика; 2) дифференцированность, т.е. выделенность и конституированность составных частей; 3) струк­турность как иерархическая упорядоченность элемен­тов; 4) наличие имманентного эволюционного потенци­ала, реализующегося, как правило, в динамике циклично-пульсационного характера; 5) закономерность или подчиненность внутренней мере как организационному и динамическому принципу (типа "нуса" или "логоса" в античной философии); что обусловливает такие харак­теристики К., как: 6) эстетическое совершенство К., мыслимого в качестве прекрасного (ср. общеевропей­скую семантику корня cosmetic), его гармоничность (ха­рактеристика К. как "прекраснейшей гармонии" у Ге­раклита, тезис Платона о том, что "К. — прекраснейшая из возможных вещей" и т.п.). Данное свойство К. мыс­лится именно как результат пронизанности его внутрен­ней мерой (как закономерностью и порядком) и соответ­ствием всех космических частей и проявлений данной мере (см. Красота).В архаической традиции К. в этом контексте нередко мыслился в качестве сферического: рассуждения о сфере как о наиболее равновесном, со­вершенном и самодостаточном из геометрических тел в элейской концепции бытия: идея "гармонии сфер" у Пи­фагора, семантическая структура "равного себе самому отовсюду" Спайроса как исходного состояния К. у Эмпедокла и др.; 7) познаваемость, понимаемая как рацио­нальная экспликация имманентной "меры" (порядка, принципа) К.; 8) предсказуемость, допускающая моде­лирование возможных будущих состояний К. на основа­нии постижения закономерностей его развития, что в субъективной оценке воспринято культурой как своего рода человекосоразмерность (уют) К. В категориальном строе европейской культуры К. антиномичен Хаосу как бесформенной неупорядоченности. В рамках семанти­ческой оппозиции "Хаос — К." функционально могут быть выделены различные уровни соотношения ее со­ставляющих: а) морфологическое соотношение: К. про­тивостоит "безвидному" (Гесиод) Хаосу в качестве оформленного, т.е. наделенного формой как эйдосом (см. Гилеморфизм);б) субстратное соотношение: К. возникает из Хаоса как организация последнего и, соб­ственно, представляет собой не что иное, как Хаос, упо­рядоченный, т.е. подчиненный статическому (структу­ра) и динамическому (закономерность) порядку; в) про­странственное соотношение: как правило, в мифологичерких представлениях К. ограничен от Хаоса посредст­вом структурных оппозиций, задающихся семантикой мифологемы Мирового древа (по вертикали ствол диф­ференцирует мировые зоны на небо=крону как обитель

богов или духов, ствол и околоствольное пространство как человеческий мир и корни как подземное царство мертвых ("три шага Вишну"), а по горизонтали радиус древесной тени отграничивает К. как центральный ми­ровой локус от хаотической периферии (или в мифоло­геме Космического лука: тетива задает горизонт оформ­ленного мироздания, а стрела выступает аналогом Ми­рового древа); г) временное соотношение: К. генетичес­ки вторичен по отношению к Хаосу, однако в функцио­нальном плане мировая динамика может быть рассмот­рена как последовательная смена эволюционных циклов — от становления (оформления, космизации) мирозда­ния до его деструкции (хаотизации). В дофилософской культуре архаики эти идеи связывались с представлени­ями о ежегодной гибели (деструкции) и возрождении (оформлении) К. в сакральную дату календарного пра­здника (стык уходящего и наступающего года, мысли­мый как гибель и рождение мира). В культуре с развитой философской традицией данные представления артику­лировались посредством категориальных структур, фик­сирующих становление и эволюционный финал косми­ческого цикла: от семантической структуры апейронизации у Анаксимандра, чередующегося доминирования креативно-синтезирующей Филии и инспирирующего распад оформленного К. на элементы у Эмпедокла и эксплицитно выраженной Аристотелем идеи зона как наличного варианта оформления мира (конкретно дан­ного К.), понятого в качестве одного из возможных в цепи последовательной смены космических циклов, — до фундаментальной парадигмы русского космизма конца 19 — начала 20 в., основанной на переосмысле­нии идеи апокалипсиса как завершения космизации (гармонизации, одухотворения, обожения) мира в нрав­ственном усилии человека. Идея гармонической орга­низации мира как К. настолько прочно утвердилась в европейском стиле мышления, что обрела статус само­очевидности (см. космологическое доказательство бы­тия Бога, где идея К. выступает в качестве аргумента), а понятие "К." прочно вошло в категориальный строй классической западной культуры, закрепившись в каче­стве названия за мирозданием как таковым. Что же ка­сается современной культуры, то в философии постмо­дерна понятие "К." радикально переосмыслено с точки зрения его статуса: идея мира как К. понята в качестве одной из "метанарраций" (Лиотар) европейской куль­туры как доминантных мифологем (идеологем), пре­тендующих на онтологизацию в качестве наиболее (или единственно) корректных. Подобная интерпрета­ция мира сопрягается в постмодернизме с семантичес­ким гештальтом "корня" (мир как ветвящееся дерево); центральным, по оценке постмодернизма, символом для такой культуры выступает "книга как духовная ре-

---

Дата добавления: 2018-05-01; просмотров: 192; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!