Теория Раскольникова в романе
Теория Раскольникова в произведении Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» порождает различие между ницшеанскими установками и глубоко нравственным пафосом, изначально одушевляющим большую русскую литературу в решении той же проблемы предстает особенно разительным, когда обращаемся к роману Достоевского «Преступление и наказание».
Вот основные элементы анализируемой парадигмы, каждый из которых высвечивает особый аспект сознания индивида, желающего утвердить себя в качестве «Сверхчеловека», находящегося «по ту сторону» нравственных норм и моральных законов, значимых, по его убеждению, лишь для "обыкновенных" людей, но отнюдь не для «необыкновенных»:
. Предпосылка сознания этого типа - все то же убеждение на счет полнейшего отсутствия «высшей правды», возникающее при виде несправедливостей, творящихся вокруг, и усиливаемое личными невзгодами и неурядицами; иначе говоря, вывод о том, что «правды нет - и выше», делается на основе констатации факта отсутствия ее на Земле.
. Отсюда стремление утвердить эту «правду» самому, на свой страх и риск, и - как свою собственную, самоличную правду; «мою» правду я хочу предложить взамен отсутствующей - как на Земле, так и на небе.
. Но как только я начинаю размышлять о том, как бы мне осчастливить человечество, утвердив среди людей мою правду, я замечаю, что кое-какая правда меж людьми все - таки обретается.
|
|
|
. Итак, я прихожу к заключению, что, с одной стороны, есть я со своей правдой (разумеется, высшей) , а с другой «обыкновенные» люди с их кое-какими правденками, не выдерживающими, на мой взгляд, «строго логического» анализа, например, тоже самое «не убий», которое ведь попирается на каждом шагу, а потому гроша ломанного не стоит.
. Вот тут и начинается «арифметика», о которой так много говорит Достоевский как в подготовительных работах к «Преступлению и наказанию», так и в тексте самого романа. Моя «высшая» (самоличная) правда сталкивается с общечеловеческими «правденками», и я прикидываю, в какой мере могу принести их в жертву, облагодетельствовав этой ценой человечество.
«Мне надо было узнать тогда, и поскорее узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею..». Вот она, та потрясающая глубина нравственной рефлексии, которая осталась недоступной трубадурам ницшеанского «Сверхчеловека». Вот истинная, а не подложная интеллектуальная совестливость, которой никогда не могли достичь ни Ницше, ни Сартр, желавшие представить себя единственно последовательными борцами против "дурной веры" ("нечистой совести") в ХIХ и ХХ столетиях.
|
|
|
Итак, в свете интеллектуальной совестливости (не путать с ницшеанской «интеллектуальной честностью»: это - ее антипод!) Достоевского становится совершенно очевидным: знаменитые «метафизические опыты», которые производит «я» в целях утверждения «абсолютности» своей «свободы», это всегда, на самом-то деле осуществляемые этим «я» не над самим собою, а над «другим»: экспериментирую над «другим», чтобы понять, «кто я есть». [3:143]
Идеология романа отсылает нас к философии ницшеанского толка, в центре которой открытие власти как «иной» свободы. Власть это не система и не иерархия, подавляющая индивида, а чистый волевой мотив, «квант» воли. Как замечает Раскольников - власть это «только посметь». В этом смысле идея власти представляет собой альтернативу христианскому пониманию свободы воли.
Заключение
В результате исследования можно сделать следующие выводы:
Ницшевские сочинения оказали огромное воздействие на современников. Далеко не всем были близки яростные нападки Ницше на христианство, но поставленные немецким писателем вопросы были весьма остры и приглашали взглянуть на «конец века» как на уникальный момент, «перевал» в истории европейской культуры. Именно под влиянием Ницше художники рубежа веков противопоставили себя бытописательству характера и среды XIX в. В творчестве Ф. Ницше неприятие европейского декаданса, с одной стороны, и поиск противопоставленного ему идеала нового Человека - с другой, выражены настолько сильно, что этим своим «голодом» сверхчеловечества, человекобожия немецкий писатель буквально заразил несколько поколений западных писателей и интеллектуалов. Квинтэссенция воззрений Ницше заключается в потребности художника так деформировать мир, чтобы суметь в нем выжить. Эта трагическая формула касается не только критики «девальвировавших» ценностей, но затрагивает и самокритику, «вечное возвращение» к себе.
|
|
|
Достоевский до самого конца оставался, убежден, что Россия, ее народ окажется невосприимчивым к нигилистическим идеям саморазрушения, исторического самоотрицания западной культуры, писатель был уверен в том, что здравые почвенные силы народа еще сильны святоотеческой верой и что революционное движение - это лишь поветрие в умах университетской молодежи.
Поиск настоящего человека, самой человечности - главное, что объединяет Достоевского и Ницше. Оба они мыслители трагической интуиции, каждый из них в молодости отдал дань романтизму, а в нем творчеству Шиллера прежде всего. Объединяет их и экстатичность, то, что оба они поэты в своей творческой основе. Кроме Достоевского, в круг чтения Ницше вошли Пушкин, Лермонтов, Толстой, Данилевский.
|
|
|
Корень общности Достоевского и Ницше в трагической эстетике, ибо здесь совпадает сам предмет воззрения мыслителей: творческая идея естества. "Мир оправдан как эстетический феномен", - находим у Ницше, "Красота спасет мир", - у Достоевского. Иногда идеи, высказанные Достоевским и Ницше, вступают в прямой диалог. Ницше: "Все существующее и справедливо, и несправедливо, и в любом случае равно оправдано". Иван Карамазов: "О, по моему, по жалкому земному эвклидовому уму я знаю лишь то, что страдание есть, что виноватых нет, что все одно из другого вытекает прямо и просто, что все течет и уравновешивается, - но ведь это лишь эвклидова дичь, ведь я знаю же это, ведь жить по ней я не могу же согласить ся!"[5:227] И не может быть для мыслителей сходства вернее, чем сходство в самой эстетической системе, а доподлинно эстетика в мире только одна: трагическая эстетика мировых идей. Именно в трагической эстетике мира причина множественных необусловленных совпадений Достоевского и Ницше.
Способность идей к самовоплощению как нигде выражена в сакрализованной, фантастической реальности России. В черновиках к "Антихристианину" Ницше писал: "Я знаю только одного психолога, который жил в мире, где возможно христианство, где Христос может возникать ежемгновенно. Это Достоевский, он угадал Христа" (Ницше,№ 4). "Угадать Бога" - высшее призвание поэта и философа, по Достоевскому, сверхзадача всякого творца вообще.
Идея сверхчеловека, используемая многими, не принадлежит в отдельности никому из мыслителей. Сверхчеловек есть идея времени, когда на Западе безраздельно господствует во всех сферах полишинель-буржуа. Ницше в данном случае является лишь одним из интерпретаторов идеи сверхчеловека наряду с прочими.
Сам жизненный императив сверхчеловека - воля к власти - роднит его с такими героями Достоевского, как Раскольников, Ставрогин и Великий инквизитор. Именно Наполеона ставит себе в идеал теоретизирующий Раскольников. Раскольников морализирует, он, несмотря на совершенное убийство, нравственно вменяем, следовательно, он еще не сверхчеловек. А вот Ставрогин из "Бесов" уже близок к "сверхчеловеку", фактически находится "по ту сторону добра и зла", чем и обусловлена его "необычайная способность к преступлению", как заметил Петр Верховенский.
Раса преступности - род русских людей, из которого, по Ницше, должен в итоге эволюции произойти сверхчеловек. Другой, Богочеловеческий лик России представляют праведники в романах Достоевского, для Ницше это прежде всего князь Мышкин, Идиот, в котором философ усматривает тень Христа.
Литература
1.Бердяев Н.А. Бунт и покорность в психологии масс. Интеллигенция. Власть, Народ [Текст] М.: Наука, 1993. - 122 с.
.Гройс Б.Е. Поиск русской национальной идентичности. Россия и Германия: опыт философского диалога [Текст] М.: Медиум, 1993. - 45 с.
.Грот Н.Я. Нравственные идеалы нашего времени [Текст] Вопросы философии и психологии. 1893. № 16. -134 с.
.Данилевский Г.П. Русский образ Ф.Ницше.На рубеже XIX-XX веков [Текст] Л.: Наука, 1991. - 43 с.
.Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы [Текст] Л.:1984. Т. 6. - 227 с.
.Жукоцкий В.Д. О тождестве противоположностей: к диалогике ницшеанства и марксизма в России [Текст] Жукоцкий В. Д., Жукоцкая З. Р.Общественные науки и современность. - 2002. - №. 4. -125 - 144 с.
.Кондаков И.В., Корж Ю.В. Фридрих Ницше в русской культуре Серебряного века [Текст] / Кондаков И.В., Корж, Ю.В. Общественные науки и современность. - 2000. - №. 6. - 176 -186 с.
.Коренева М.Д. Мережковский и немецкая культура. На рубеже XIX-XX веков [Текст] Л.: Наука, 1991. - 46 с.
.Лаврова А.Л. Лук и лира Ф.Ницше [Текст] Путь. 1994. № 6. -289 с.
.Лопатин Л.М. Больная искренность [Текст] Вопросы философии и психологии. 1893. № 16. - 109 с.
.Михайлов А.В. Предисловие к публикации Ф.Ницше «По ту сторону добра и зла» [Текст] Вопросы философии. 1989. № 5. -119 с.
.Ницше Ф. Генеалогия морали [Текст] Л.: Сирин, 1990. Т.2. . -34 с.
.Ницше Ф. Соч.: В 2 т. [Текст] М.: Мысль, 1990. Т.2. . - 370 с.
.Ницше Ф. Так говорил Заратустра [Текст] М.: Прогресс, 1994. - 86с.
.Преображенский, В. Фридрих Ницше: критика морали альтруизма [Текст] Вопросы философии и психологии. 1892. № 15.
- 118 с. .Севасьян К.А. Фридрих Ницше: история одного поражения [Текст] - М.: «Просвещение» 1993. - 30 с.
.Синеокая Ю.В. В мире нет ничего невозможного? (Л.Шестов о философии Ф.Ницше) [Текст] - 78 с.
.Франк С. Предисловие. Философия и жизнь. Этюды и наброски по философии культуры [Текст] СПб.: 1910. - 4с.
.Шестов Л.И. Достоевский и Ницше (философия трагедии). Достоевский в конце XX века [Текст] М.: 1996. - 69 с.
.Франк С.Фр. Ницше и этика "любви к дальнему" [Текст] М.: Правда, 1990. - 21 с.
.Ясперс К. Ницше и христианство [Текст] М.: Медиум, 1994. - 84 с.
22.<http://iph.ras.ru/page47355821.htm> Страда В. Между Марксом, Ницше и Достоевским // Страна и мир. 1989. № 2. - 142 с.
Дата добавления: 2018-04-15; просмотров: 349; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!