После стольких лет –- по-прежнему Р.Д. Лэнг 10 страница
Силверштайн: Безусловно. Чрезвычайно важно, за кем закреплена та или иная роль в семье – за мужчиной или за женщиной, но очень часто этот момент игнорируется. Если "Женский проект" в чем-то и преуспел, так это в том, что привнес в практику семейной терапии принцип половых различий. В нашем обществе нет симметричной семьи. Страдания женщины из-за ее подчиненного положения ведут к большим несчастьям в семье, которые происходят не только с женщиной. Ее изначальная неудовлетворенность, чувство своего бесправия неизбежно проецируются на детей, на всю семью.
Картер: До самого последнего времени брак заключали двое людей, соединявшихся, чтобы осуществить мечту мужчины. В выпущенной в 1980 г. Даньелом Левинсоном книге "Жизнь мужчины от этапа к этапу" читаем, что задача молодого мужчины – найти женщину, которая "разделяет его мечты". Если правильность такой установки не подвергается сомнению (а это общепринятый взгляд), то отсюда цель семьи – реализация мечты одного человека. Какова роль женщины в такого рода семье? Содействовать успеху мужа, заботиться о его доме и его детях. Если в литературе, рассматривающей жизненные этапы мужчины, главное место отводится работе мужчины, карьере мужчины, то для женщины этапы таковы: она одна, она выходит замуж, у нее маленькие дети, у нее дети-подростки, ее гнездо опустело, она овдовела. Постоянно и неизменно женщина – в связи с мужем, в связи с детьми.
|
|
|
Инт.: Почему же, как вы думаете, занимающиеся семейной терапией часто остаются равнодушными к вопросам, которые вы поднимаете?
Пэпп: Семейная терапия под контролем мужчин. Ведущие профессионалы-мужчины раскрывали и развивали свои возможности, пока их жены оставались дома и растили детей. Женщины нашей профессии в действительности берегли свое время для своих семей, не стремились всем сердцем к тому, чтобы совершенствоваться, сделать карьеру.
Картер: Терапию семьи разрабатывали психиатры, сконцентрированные на эмоциональной жизни личности. Какие бы ни были причины, но факт остается фактом – они исходили из своей точки зрения и поместили личность в более широкий контекст. С этого и началось новое направление в психиатрии – семейная терапия, обязанная своим возникновением профессионалам высокого уровня. А раньше непрестижную, незаметную "работенку" исполняли люди, занятые в сфере социальных проблем, по преимуществу женщины. Но зачинатели нового направления, поместив личность в контекст семьи, забыли поместить семью в контекст культуры. Откуда и следующий этап в развитии направления, откуда и "Женский проект".
Силверштайн: Обычно женщины, приходящие в нашу сферу деятельности, не замечали "перекосов". Мы усваивали мужской взгляд на предмет, потому что считали: это главное условие, иначе не стать "профессионалом". Нам потребовалось время, чтобы соединить наш женский опыт с практикой семейной терапии.
|
|
|
Инт.: Давайте поговорим о роли психотерапевта. В чем вы видите различие между вашим подходом и тем, когда исходят от проблемы?
Уолтерз: Я не уверена, что я теперь сосредоточиваюсь просто на проблеме. Не думаю, что единственная цель терапии – покончить с симптомом. В равной мере важен процесс, ведущий к снятию симптома. Мы должны осознавать нашу собственную систему ценностей и то, каким образом она отражается в способе нашего психотерапевтического вмешательства. В конечном счете вопрос сводится к тому, расширился ли опыт и повысилась или нет благодаря терапевту самооценка всех членов семьи. Что касается женщин, то моя позиция такова: с ними, как с любой угнетенной группой, следует проводить дополнительную работу. И моя линия – способствовать расширению их компетенции, в особенности там, где они были ущемлены в результате дискриминации.
Картер: Я приведу вам пример, как подобная позиция отражается в психотерапевтической практике. Недавно я наблюдала за работой с одной супружеской парой. Муж – верх рассудительности, собранности: костюм-тройка, атташе... прямиком из аэропорта. Жена – совершенно подавленная, посмотреть на нее – ей место в ближайшей психушке. Рассудительный муж говорит: "Ну вот, целыми днями сидит, запершись в спальне. Ничего не хочет делать". Женщина-терапевт переключается на нее. "Вам, – спрашивает, – ничего не хочется делать?" Женщина-терапевт полностью солидарна с рассудительным мужем – да, ужасная личность перед ней! И что творит! Пациентка поднимает глаза, отвечает: "Он хотел..." И дальше перечисляет, добравшись чуть ли не до девяти сотен, вещи, которые ее муж хотел, чтобы она сделала, пока он был в командировке. А потом добавляет: "Я не собираюсь этого больше делать". Женщина-терапевт: "Вы хотите сказать, что ничего вообще больше не собираетесь делать в доме?" Тут я постучала в смотровое окно. Я вызвала терапевта и сказала: "Эта пара – дорожный каток и "тряпка". Что ж вы вытираете об нее ноги!"
|
|
|
Инт.: Вы все четверо, кажется, убеждены, что семейная терапия как особое направление в психотерапии оттолкнулась от традиционного взгляда на семью и на способ функционирования семьи. Какую альтернативу предлагаете вы?
|
|
|
Силверштайн: Мы заявляем, что у всех должны быть равные возможности и что жизнь одного человека не может строиться за счет другого. В семье должно быть пространство для обоих взрослых членов семьи.
Уолтерз: Есть еще один важнейший момент, по которому у нас, кажется, полное единодушие. Если все в семье называть на языке власти, вы получите семью с мужской точки зрения. Но нельзя все свести к вопросу: кто руководит, кто обладает властью. Необходимо выйти из этого состояния завороженности силой. Наше дело – способствовать тому, чтобы родители строили жизнь семьи, исходя скорее из своей родительской компетентности, а не от своего – мужского или женского – начала. Некомпетентность – вещь "обоюдоострая", если речь идет о семье. Мы, например, обнаружили невероятную беспомощность многих мужчин в собственных семьях. И этот факт некомпетентности мужчин связан с другим – круг возможностей за пределами семьи у женщин был, как правило, чудовищно сужен. Я хочу сказать, что женщина, которой отказано в возможности реализовать себя во внешнем мире, будет бороться за сохранение своего превосходства внутри семьи. Она и только она знает, как пылесосить!.. Поэтому наша задача – уравновесить у людей сознание собственных возможностей как во внешнем мире, так и во внутреннем мире семьи.
Инт.: Давайте вернемся к психотерапевтической практике. В вашей работе вы неизменно сталкиваетесь со случаями, когда речь сводится к так называемым "женской" и "мужской" ролям. Что вы здесь внесли нового в семейную терапию?
Силверштайн: У меня репутация специалиста по всяким краткосрочным парадоксальным "штучкам". Вы спрашиваете: "Как я практически решаю женский вопрос?" Рассмотрим простой случай. Вот разведенная женщина, которая не справляется с детьми, и каждый раз, когда они что-нибудь натворят, женщина зовет бывшего мужа, чтобы он взялся за деток. Все замыкается на нем. Есть много разных способов разрешить этот случай. Вы, конечно, встречали психотерапевтов, которые скажут: "Ну, в доме кто-то должен играть мужскую роль, детям нужна твердая рука, а мать не способна на строгость". Я же постараюсь, чтобы мать была способна... Я ей скажу, что, хотя она и оставила мужа, она по-прежнему уступает лавры ему – как единственному человеку в семье, умеющему навести порядок. Когда я говорю такие вещи, женщины обычно понимают, что я имею в виду.
Инт.: Не случается ли у вас – из-за вашего особого интереса к женскому вопросу – конфликтов с семьями, которым чужд ваш взгляд на патриархальные ценности?
Картер: Когда семья приходит к нам со своей проблемой, мы, конечно же, не начинаем с того, что говорим жене: хватит быть "тряпкой", лучше встала бы да врезала этому сукиному сыну. Терапия – это не внушение женщине мысли, что она "угнетенное существо".
Пэпп: Разрешите, я приведу пример из своей практики. Вот такая семья приходит с дочерью-подростком, не желающей посещать школу. У родителей разногласие по поводу того, как решить проблему. Но мать вынуждена поддерживать отца, она боится сказать ему "нет". Впрочем, их общим усилиям вредит ее половинчатость. И все это длится уже не первый год. Жена чувствует себя подвластной мужу, подавляемой им и возмущается его деспотизмом в отношении дочери, от которого сама страдает не меньше. Прежде я бы сказала: мать слишком покровительствует дочери и своим заступничеством мешает отцу добиться порядка. Но глубже осознав женский вопрос, я подошла к делу иначе, я очень внимательно выслушала мать, выяснила, из чего она исходит. И доверила дочь ей, пусть возвращает дочь в школу, а отца попросила предоставить матери возможность своими силами справиться с ситуацией. Ему я поручила их сына, у которого тоже начались проблемы.
На следующей нашей встрече я увидела: мать воспрянула духом. Она сказала мне: "Вы не представляете, сколько вы для меня сделали, разрешив заняться проблемой дочери. Теперь, когда на меня не давят, я почувствовала силы сделать так, как, думаю, будет правильно... а раньше я не могла этого". Дочь мигом исправилась, и отец успокоился, а ведь он окунулся во все с головой. Он так настойчиво стремился выиграть битву с дочерью, что часто терял контроль над собой и просто пугался. Борьба за власть теперь велась там, где ей и было место – между супругами: я вселила такую уверенность в женщину, что она теперь могла отстаивать свое мнение, вместо того чтобы, как раньше, действовать тихой сапой.
Уолтерз: Социальная принадлежность – дополнительный фактор. Недавно служба социальной защиты направила к нам городскую семью, принадлежащую к рабочему классу. Отец в течение некоторого времени сожительствовал со своей семнадцатилетней дочерью. Мать – официантка, отец – автомеханик. В семье еще четверо детей помладше, один страдает мышечной дистрофией. Мать выдвинула обвинения против отца, который перебрался к своей родительнице. Отцом занялись судебные органы по обвинению в изнасиловании. Дочь очень конфликтовала с матерью, и ее поместили в чужую семью на воспитание.
Мы действовали на два фронта. Сражались со службами, занятыми этой семьей: с патронажем "неблагополучных семей", судом, попечительским советом, вызволяя мать и дочь из системы, кажется, нацеленной отыграться на жертвах. А потом еще говорят о "двойных связях", ведущих к психопатологии! Здесь была ситуация, в которой матери требовалось доказать, что она способна заботиться о дочери, а также обеспечить семью материально, а также воспитывать своих пятерых детей, а также работать полный рабочий день, а также взять на себя ответственность за поданный в суд иск против мужа, а также настаивать на помощи дочери, а также наладить свои отношения с дочерью. И все это – на ней одной.
Что касается включившихся в дело служб, наши усилия не пропали даром. Вначале в службе социальной защиты возражали против того, чтобы мать оставляла своего трехлетнего ребенка с теткой на время, пока работала. Она якобы пренебрегает материнскими обязанностями. Двойная связь в квадрате! Как бы то ни было, меняя отношения во внешней системе, мы одновременно сосредоточились на конфликте между матерью и дочерью. Матери мы сказали: "Дочь толкает вас к тому, чтобы вы проявили решительность, чтобы вели ее твердой рукой". Мы налаживали отношения между матерью и дочерью шаг за шагом: вернуть взаимное доверие... потом смогут остаться вдвоем и уже разрешат свой спор и справятся с неизбежной досадой. Вечное недовольство дочери матерью и беспомощность матери мы устраняли, оставив в стороне "треугольник". Мы помогли этим двоим найти путь друг к другу. Мы оставили в стороне воздействие мужа и одновременно отца на отношения матери и дочери. Наш подход был иным, отличным от того, к которому обратилось бы большинство психотерапевтов. Наша цель была укрепить отношения между матерью и дочерью, чтобы они получали друг у друга поддержку, несмотря на то что случилось. Но акцентируя внимание на треугольнике "мать – дочь – отец", мы бы в этом случае не достигли желаемой цели.
Силверштайн: Случай Мэрианн – прекрасная иллюстрация к уже сказанному. Несчастная, неудовлетворенная женщина проецирует свое недовольство на дочь, которая одна только и занимает в семье более подчиненное положение. В семьях такого типа матери и дочери неизбежно конфликтуют, хотя не всегда конфликт столь очевиден.
Картер: Позвольте, я приведу вам похожий пример семьи среднего класса. Типичный случай: отец, дети, мачеха и... "третья мировая война" между мачехой и "чужими" детьми. Экс-жена и нынешняя ненавидят друг друга и тоже ведут войну на истребление. А муж – этакий мистер Крембрюлле при двух ведьмах, которые только вопят и визжат, сцепившись друг с другом. У мачехи с мужниными детьми, особенно со старшей дочерью, тоже битвы. Стажер, которая работала с этой семьей, предупредила меня: "Увидите мать – за голову схватитесь. Ведьма, настоящая ведьма. Ни на минуту не оставляет детей в покое! Муж – такой рассудительный, делает все, что может".
Они вошли – а я наблюдала за сеансом, – и мачеха тут же подняла крик. Кричала и кричала, не переставая. В жизни не видела, чтобы кто-то вел себя безумнее. Падчерица тоже заорала, защищаясь и нападая, будто заменила в стычке свою родную мать.
Я вызвала стажера, спорившую с мачехой, и сказала: "Что же вы воюете с этой несчастной женщиной? Она придавлена ответственностью, ведь ей надо растить детей, а их отец вечно в разъездах и не живет с их родной матерью. Что же вы воюете с женщиной, отвечающей за детей, которые ее ни во что не ставят? Возвращайтесь и отнеситесь с участием к ней, вникните в ее положение".
Практикантка опешила. Но вернулась в комнату и, обращаясь к женщине, завела: "Боже мой, значит вы волнуетесь из-за них, переживаете?.." И тогда злая мачеха разрыдалась. Она в истерике повторяла: "Ой, я так переживаю из-за этой девочки, она вот что выкинула, она... и мальчик меня так тревожат, так тревожат..." Где разгадка всего? Женщина чувствовала себя ответственной за воспитание детей. Что из того, что у нее не было власти в этой семье, и ни родная мать, ни их отец этих детей нисколько ей не помогали, наоборот, даже мешали... атаковали ее. Но она не сознавала, что вовлечена в безумную войну. Приходила в отчаяние, но не могла разглядеть чудовищной нелепости доставшейся ей роли.
Инт.: Что впереди у "Женского проекта"? Какие цели вы ставите перед собой?
Пэпп: Я думаю, одна из важнейших – написать о том, что мы делаем. Хотим написать книгу. Это чрезвычайно важно, потому что таким образом мы расширим нашу аудиторию.
Уолтерз: Крайне необходимо как можно точнее определить применяемый нами метод психотерапии – исходя от той системы ценностей, которая лежит в основе нашей работы. Есть также ряд тем, подсказанных нам аудиторией, которые мы стараемся сформулировать: например, женщина и успех.
Силверштайн: Еще одна такая тема – двое супругов, делающих карьеру; в нашей практике случай теперь не редкий и требующий грамотного подхода. Впрочем, самая главная для нас вещь – быть уверенными, что перемены, происходящие в реальном мире, не остаются вне семейной терапии. Мы ничего не изобретаем. Никакой бредовой системы ценностей не выдвигаем. Семейная терапия была реакционной в том смысле, что не откликалась на перемены, действительно происходившие в мире, не отражала их в своих методах. Я считаю, что наша цель – синхронизация психотерапевтических стратегий и реалий социальной действительности.
Терапевтическое государство
Интервью с Томасом Зацем
Июль-август 1984
Двадцать минут идет радиопередача "Звоните – отвечаем". Гость передачи, выходец из Венгрии, психиатр Томас Зац уже мерился силами с Американской ассоциацией юристов, Верховным судом, родителями Джона Хинкли, Рональдом Рейганом, Американским союзом борьбы за гражданские свободы, высказывался по повову права государства регулировать продажу лекарств, а также по поводу идеи требовать от страховых компаний возмещения за услуги семейных терапевтов ("иными словами, принудить государство и страховые компании оплачивать вам время, потраченное на разговор в кабинете психотерапевта"). Радиостудия, как обычно ранним утром, охвачена спячкой, но Зац, подтянутый, элегантно одетый мужчина, только разменявший шестой десяток, наэлектризован, брызжет энергией. Атакуя, он выстреливает фразу за фразой – оратор-пулемет, ведущий прицельный огонь. Зац, который в шутку рекомендует себя как "интеллектуального террориста", – прирожденный боец. Знает, как заострить свою мысль, чтобы противник уже не смог отразить его доводы. Будто упрямый участник уличных боев, ни за что не отступит.
В ярости – а надо видеть эту ярость, когда он говорит о незамечаемой, по его мнению, социальной несправедливости или об абсурдных, на его взгляд, примерах психиатрической практики, – Зац язвит. "Известно ли вам, – театрально вскинув брови от неслыханности факта, обращается он к ведущему передачи, – что несколько лет назад Американская ассоциация психиатров решала вопрос: считать или нет заболеванием гомосексуализм? Нелепость за пределами здравого смысла. Разве химики голосуют по периодической системе элементов? А физики – по атомной массе углерода? Решать голосованием, болезнь некое явление или нет – это уже не наука, это политика. Психиатрия есть политика, замаскированная под науку".
Пошли звонки. Некто, не согласный с утверждением Заца, что психиатрические клиники существуют, чтобы "изолировать невинных людей", называет его анархистом. Женщина, которую расстроило заявление Заца, что "душевных болезней не существует", считает его "самонадеянным, злым, невосприимчивым и совершенно невежественным в физиологии и биохимии". Зац хладнокровно выслушивает замечания – явно не впервые привел во гнев незнакомых людей. Он вступит в битву, когда сам захочет. А пока адресуется к звонящим с безупречной вежливостью профессора на коллоквиуме. Ведущий передачи сообщает в эфир, что звонков много, как никогда. Зац, кажется, обрадован.
Ведущий, проясняя суть выдвигаемого Зацем возражения против понятия "душевные болезни", задает вопрос: "Все дело в семантике или отношение к этим проблемам было бы иным, если бы они не считались проблемами из области медицины?"
"Вы задали превосходный вопрос и уже ответили на него, – говорит Зац, неожиданно просияв, будто довольный учитель. – Здесь семантики не больше, чем в зале суда, где слушается дело об убийстве, а подозреваемый – вы. "Невинен", "виновен" – это семантика? Все решают эти слова. Но как мы называем вещи, так с ними и обращаемся".
Работу Заца в последние тридцать лет, возможно, более всего питал страстный интерес к тому, "как мы называем вещи". Подобно Джорджу Оруэллу, Зац трудился над разоблачением способов, с помощью которых социальные институты, а также официальные идеологии, не оставляя места для ищущей мысли, манипулируют словами и так обретают власть. Зац убежден: "Поэзия, политика, психиатрия – все сводится к языку, к древней истине, которую мы, на свою беду, забыли: управляя словами – управляем людьми".
В первой книге "Миф о душевных болезнях" Зац высказал тогда еретическую мысль: психиатрия как профессия основывается не на научных фактах, а на своего рода лингвистических трюках. Используя метафору "болезни тела" для описания того, что Зац называет "жизненными проблемами", психиатрия утвердилась как медицинская специальность и в то же время как один из главных факторов, влияющий на общественное сознание. "Личное горе и общественные волнения, агрессивность и страдания неизбежны, – писал Зац. – Но это не болезни. Причисляя все это к болезням, мы отступаем от нашей ответственности и от нашей свободы".
Дата добавления: 2018-04-15; просмотров: 249; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!