Социально-экономическое развитие



№ 33. Формула (формуляр) мейерской аренды (извлечения)

Мы, (такой-то) аббат, (такой-то) приор и все монахи (такого-то) монастыря, для нашей и наших монастырских преемников памяти отмечаем.

Так как в (такой-то) день истек срок (стольких-то) лет мейерской аренды (...) двора под номером (таким-то) и мейер вновь просит


104

Германия в XII-XV вв.

Его в аренду с этого же срока, мы согласились пойти ему навстречу и с (такого-то) дня возобновить его аренду на 9 лет. Мы даем вышеуказанному (такому-то) в аренду монастырский двор (указываются размеры его) в (таком-то) месте и вместе с ним входящую в него (указывается количество моргенов) пахотную землю вместе со всеми принадлежностями и милостями, в том числе огород, луг и право на лес, как это все записано в специальном документе, и как оно до сих пор соблюдалось по отношению к этому двору. Однако (такой-то) обязан содержать в исправности все строения в монастырском мейерском дворе, образцово обрабатывать поля, не допускать ничего из того, что может нанести ущерб владельцу земли; он не имеет права без нашего разрешения даже самую малость отдавать под залог, променять, поставлять под видом налога или каким-нибудь образом отчуждать.

За все [арендованное] он обязан и согласен ежегодно в день Михаэлиса сдавать монастырю хорошее чистое зерно: (...) [в целом, за все] (столько-то) шефелей' пшеницы, (столько-то) шефелей ржи [...].

Все это он должен своевременно доставлять, как это и подобает преданному и прилежному мейеру.

Если же случится, что полевым плодам будут нанесены какие-нибудь повреждения2, и он [мейер] захочет, чтобы ему были снижены его мейерские обязательства, то он должен сообщить о вреде, нанесенном урожаю, в (такое-то) монастырское владение, где ему в зависимости от понесенных потерь, и будет снижено общее количество чинша.

Если же в течение 9 лет он [мейер] пробудет примерным хозяином, коему не будет сделано каких-либо замечаний, и по истечении этого срока в день Михаила [...] года он вновь попросит этот надел в аренду, то ему или его родным он будет предоставлен прежде других, разумеется, при уплате традиционной мерки вина и довольствия.

Однако если указанный [мейер] или его близкие не станут соблюдать все так, как выше сказано, и станут делить мейерский двор, или даже самую малость отчуждать оттуда без ведома монастыря, или несвоевременно вносить ежегодный чинш и оброки, то мейер, согласно данному документу и земельному праву, немедленно теряет свое право на аренду, а монастырь может по выбору передать этот двор другому.

Шефель — зерновая мера, неодинаковая в разных местах. Очевидно, в результате стихийных бедствий или войны.


3. Социально-экономическое развитие

105

Уплачено денег:

— за заверку документа (господский пфенниг для бедных);

— за вручение его (столько-то);

— писарю и за печать (столько-то). Данный документ подписал (такой-то).

Настоящий [аббат и приор] приложил монастырскую печать.

Данный документ подписал (такой-то).

Размеры участка согласно измерениям (такого-то) года: двор вместе с домами (столько-то веток'), огород возле двора (столько-то веток).

Хрестоматия по истории средних веков: В 3-х т./Под ред. С. Д. Сказкина. М., 1963. Т.П. X-XVвека. С. 458-459.

34. Из решения городского совета г. Кёльна о подмастерьях-сапожниках (1491 г.)

Наши дорогие и верные бюргеры из цеха сапожников поставили нас в известность, что работники этого цеха часто обнаруживают по отношению к своим мастерам необычное неповиновение.

Так, например, они осмеливаются вводить особые праздники, не принятые в прежнее время, уходить по ночам из дома мастеров и совершать другие непристойные поступки. Если не оказать этому противодействия, то с течением времени отсюда может произойти много неудовольствия и неприятностей; для предотвращения этих последствий, а также чтобы поддержать согласие, почтительность и боязнь в вышеуказанном цехе, мы разрешили названным выше мастерам и членам братства [...] внести в их цеховую книгу следующие ниже пункты, оглашать их каждые полгода в день выборов или в какое-либо иное время, когда они сочтут нужным это сделать, и требовать их твердого соблюдения под угрозой штрафа и пени за нарушение их.

1. Если подмастерье вышеуказанного цеха вздумает уходить по ночам без ведома и согласия мастера, то за каждый такой проступок он уплачивает цеху штраф в 3 кёльнских альбуса2.

1 Ветка — часто встречающаяся мера, длина которой колебалась от 2 до 4 м. Измерения участка, судя по уставам, производились только в ширину.

2 Альбус (белый пфенниг) — серебряная монета весом 3,9 грамма (3,4 грамма чистого серебра).


106

Германия в XII-XV ее.

2. Если работник или ученик осмелится вводить не принятые в прежнее время праздники, станет уходить днем и не захочет работать как полагается, то за каждый такой прогул он штрафуется уплатой 3 альбусов в пользу цеха.

3. Если мастер вышеуказанного цеха предоставит у себя работу тому, кто нарушил эти наши постановления, до того времени как работник полностью внесет наложенный на него штраф, то мастер этот оплачивает цеху 1 кёльнскую марку штрафа за каждый день, который ученик проработает у него.

Совет приказал внести эти постановления в мемориальную книгу, а вышеуказанному цеху выдать копию с них [...]. Вместе с тем Совет оставил за собою право во всякое время, если понадобится, дополнить или сократить их.

Немецкий город XIV-XVee. Сборник материалов/Ввод, статья, подбор материалов, перевод, приложения и комментарии В. В. Стоклицкой-Терешкович. М., 1936. С. 70-71.

№ 35. Из Устава еженедельного рынка в г. Страсбурге (1491 г.)

Стремясь к тому, чтобы еженедельный рынок приносил простому люду г. Страсбурга пользу, и вместе с тем желая искоренить, хотя бы частично, посредничество, наши господа старшины, Совет и коллегия XXI постановили следующее.

Нужно приказать всем комиссионерам по купле-продаже зерна', что если они услышат или увидят, что чужие лица осмеливаются скупать зерно и опять продавать его здесь, в городе, с целью наживы, то они, комиссионеры, обязаны сказать этим людям, что подобного рода торговля запрещена, и что они должны немедленно увозить то, что купили на рынке или в ином месте [...].

Необходимо также наказать комиссионерам, если они узнают, что кто-либо в городе — монастырь или кто-то иной — собирается оптом продать имеющееся у него зерно, то они должны известить об этом старшину по скупке зерна [т. е. городского старшину] на тот случай, если город, быть может, пожелает купить часть этого зерна, чтобы предотвратить в будущем нужду в хлебе. Чего город не захочет купить, то может быть свободно продано, однако с тем условием, что

1 Комиссионеры по купле-продаже зерна составляли в г. Страсбурге особый цех.


3. Социально-экономическое развитие

107

купленное зерно надлежит немедленно увезти и не продавать здесь с целью наживы.

Наши господа старшины, Совет и коллегия XXI постановили, что ни один бюргер или крестьянин г. Страсбурга, обладающий вином в достаточном количестве, чтобы покрыть нужды своей семьи в течение одного года или полутора лет, не имеет права покупать его на открытом рынке с целью спекулятивной перепродажи под угрозой штрафа в 5 фунтов пфеннигов; если же он намеревается приобретать вино для перепродажи, то ему разрешается закупать его вне города, в сельских местностях.

Запрещается бюргерам и крестьянам г. Страсбурга, которые не имеют лошадей и не разводят их, покупать здесь овес с целью спекулятивной перепродажи. У кого есть лошади, тот имеет право приобретать каждый рыночный день до 10 четвертей овса, но не больше. Наше прежнее постановление, разрешавшее комиссионерам по купле-продаже зерна торговать в своих палатках овсом, сохраняет силу. Но [им] возбраняется покупать овес в сельских местностях и ввозить его в город. Об этом нас следует оповестить [...].

Немецкий город XlV-XVee. Сборник материалов/Ввод, статья, подбор материалов, перевод, приложения и комментарии В. В. Стоклицкой-Терешкович. М., 1936. С. 74-75.

№ 36. Из Грамоты, данной английским королем Эдуардом II купцам немецкого подворья в г. Лондоне (7 декабря 1317 г.)

Эдуард, Божьей милостью король Англии [...], привет. Да будет вам ведомо, что славной памяти государь Генрих1, покойный король Англии, наш дед, своей грамотой, пожалованной купцам немецкого королевства, а именно тем, которые владеют подворьем в г. Лондоне, называемым в простонародье немецкий гильдейский двор, обещал поддерживать всех и каждого в отдельности, и соблюдать по всему его королевству все те вольности и вольные обычаи, коими они пользовались как в его правление, так и в правление его предков [...]. Желая оказать названным купцам еще большую милость, мы [... ] пожаловали им именем нашим и наших наследников и настоящей нашей грамотой утвердили за ними и их преемниками — обладателями вышеназванного подворья — на вечные времена в пределах нашего королевства и власти нижеследующие вольности.

Генрих III (1216-1272).


108

Германия в XII-XV вв.

1. Именно, чтобы ни сами они, ни их имущество, ни товары их в пределах указанного королевства и власти не подвергались аресту и не задерживались никем, кроме как их сотоварищами, ни за какой долг, в отношении которого отсутствовали бы поручители или главные должники, ни за какой действительно совершенный или намеченный к совершению поступок.

И чтобы мы или наследники наши не облагали ни их самих, ни их имущество или товары новой, неположенной пошлиной, сохраняя за нами и наследниками нашими исстари существующие поборы.

И чтобы эти купцы по всему королевству на вечные времена были свободны от мостового, дорожного и городового' сборов.

Lappenberg J. M. Urkundliche Geschichte des hansischen Stalhofes zu London (1851). Hamburg, 1851. S. 102. Перевод С.Г.Ким.

№ 37. Из Постановления о ганзейской торговле в г. Новгороде (22 февраля 1346 г.)

Да будет ведомо всем, кто увидит и услышит эту запись, что старшины и мудрейшие из немецких купцов, которые тогда были в Новгороде, в полном единодушии согласились, руководствуясь письмами и полученными через вестников указаниями из городов вне страны и внутри ее, у моря, о нижеследующем.

1. Чтобы никто не совершал в Новгород более одной поездки в год, кто бы он ни был, и не привозил в Новгород товары более одного раза в течение года, будут ли эти товары его собственные или компанейские или какие-либо иные. Решено, что если кто-либо будет застигнут с такого рода товарами, их надлежит считать конфискованными в пользу Св. Петра2 вне или внутри страны, где бы то ни было.

Далее, всякий, кто приезжает сюда по санному пути, по санному должен и уехать обратно; и лишь в том случае, если кто-либо везет общий фрахт или если можно доказать, что у него имеется какая-то уважительная причина, он может ехать с первой водой. И если случится, что кто-либо воспользуется первой водой, он должен именоваться летним путешественником.

Далее, если кто приедет сюда водным путем, тот должен водным путем и выехать обратно; и лишь в случае, если он везет общий фрахт, (...)

1 Имеется в виду сбор на ремонт городских стен.

2 Имеется ввиду церковь Св. Петра, бывшая центром ганзейского подворья в Новгороде.


3. Социально-экономическое развитие

109

может он ехать в зимнее время. И если случится, что кто-то пропустит вышеназванную последнюю воду, таковой должен именоваться зимним путешественником. Это решение должно действовать до Рождества, как оно действовало уже в течение трех лет, и его надо соблюдать честно.

Далее, никто не должен ездить с товаром по суше, будет ли то [путь] через Пруссию или Швецию. Нельзя также разъезжать с повозками на Эзель или в Курляндию и вообще каким бы то ни было путем совершать поездки с повозками под угрозой лишения свободы и конфискации имущества; разрешается плавать только на кораблях — в Ригу, в Ревель, или в Пернов. Если случится, что кто-либо нарушит это вышеназванное постановление, тот лишится свободы и имущества, т.е. настоящее не должно быть приемлемо.

Далее [...] обязаны мы держаться в отношении русских следующих правил: по единодушному решению, для пользы всего купечества, после ближайшего праздника св. Михаила нельзя покупать — ни в розницу, ни оптом — сукна, материи и изделий из пушнины русского производства, а также всего прочего, что изготовлено вне домашнего хозяйства [русских]. Можно приобретать лишь хлеб и подобные тому [сырые] продукты по их настоящей стоимости. Все вышеупомянутое никто не должен закупать после ближайшего дня св. Михаила ни в Новгороде, ни в Пскове, ни в Полоцке, ни в Риге, ни в Дерпте, ни в Ревеле, ни в Феллине, ни в Готланде, ни в ином каком-либо месте, куда обычно ездят русские. Все указанное не должен покупать ни один человек, который желает пользоваться купеческим правом, кто бы он ни был. А если кто нарушит это постановление, тот карается конфискацией имущества и платит штраф в 10 марок [...] в пользу [ганзейского подворья при соборе] Св. Петра.

Далее, никто не должен иметь в Новгороде более тысячи марок [вложений] в год ни в товариществе, ни в своем собственном деле, ни каким-либо иным образом. Если кто это нарушит, его товар должен быть конфискован в пользу [подворья] Св. Петра [...].

Далее, вменяется в обязанность старшинам при соборе Св. Петра от каждого принимать клятву в том, что он с помощью Спасителя, всех святых и св. Петра будет соблюдать по доброй воле и без всякого коварства содержащиеся в настоящей записи постановления [...].

Далее, ни один ученик старше 20 лет не может пользоваться в Новгороде купеческим правом, но всякий, кто захочет жить по этому праву, должен пройти обучение здесь, кто бы он ни был.

Дано в 1346г. в соборе Св. Петра. Вам вменяется в обязанность [...] прибивать список этой записи на носу корабля. Будьте здоровы, милые друзья.


по

Германия в XII-XV вв.

Geschichte in Quellen/Hrsg. von W. Lautemann и. М. Schlenke. München, 1996. Bd. 2. Mittelalter: Reich und Kirche. S. 744-745. Перевод С. Г. Ким.

Культура

№ 38. Из Грамоты Фридриха Барбароссы ученикам и учителям болонских школ (1158 г.)

(...) Имея непрестанное попечительство обо всех учениках, которые путешествуют ради получения знаний, и особенно заботясь о профессорах божественного и священного права, мы, руководствуясь нашим благочестием, даруем им милость. Чтобы как сами они, так и их посланцы в полной безопасности путешествовали к местам, в коих они совершенствуются в науках, и спокойно там обитали.

Так как мы полагаем, что добрые деяния заслуживают нашего одобрения и покровительства, мы с особым пристрастием будем защищать всех тех, чьей ученостью украшается мир, чьими усилиями жизнь наших подданных направляется к почитанию Бога и нас, его слуг.

И кто не испытывает к ним сострадания, если из любви к науке они становятся изгнанниками, изнуряют себя, сменив богатство на бедность, подвергают свою жизнь всем опасностям и, что особенно обидно, от ничтожнейших людей часто терпят без всякой причины телесный ущерб.

Итак, мы постановили этим общим законом, который должен иметь силу на вечные времена, чтобы никто не осмелился задерживать школяров с целью нанесения им убытка из-за долга другого лица из той же провинции [... J. Те люди, которые будут знать о нарушениях этого священного закона и не заявят об этом своевременно местным властям, должны быть приговорены специальным решением к уплате четырехкратного штрафа [...].

Если же кто-либо пожелает возбудить иск по какому-либо делу, то разбирательство должно происходить по свободному выбору школяра либо в присутствии его господина и учителя, либо у самого епископа города, которому мы даруем в этом случае юрисдикцию. Если же кто-либо попытается привлечь их к суду другого судьи, такой суд объявляется недействительным, даже если разбирательство происходило по всем правилам.

Monumenta Germaniae Historical Legum Sectio 4, Constitutiones et acta publica imperatorum et regum Germanie/Ed. L. Weiland. Hannoverae, 1893. Bd. 1. S. 249. Перевод С. Г. Ким.


4. Культура

111

№ 39. Из жизни немецкого рыцарства (запись 1248 г.)

[...] В эту пору причинили мне беду и обиду те двое, которых я сейчас назову. Один из них был рыцарь Пильгрим, старинный наш вассал, не мало послужил он мне, благоволил и я ему — часто бывал он у меня и мы вместе пировали. Другой — Вейнгольд, я его тоже искренно любил; много с ним было смеху: мужчина он был преогромный; телом неуклюжий, всегда хитроумен в речах, а в душе своей, один Бог ведал, какую таил он измену. Дело было на третий день после св. Варфоломея [24 августа], в полдень; после бани я отдыхал у себя, когда те подъехали к воротам Фрауэнбурга'. Челядь моя приветствовала их, как полагается; они поблагодарили по благородному, ласково и рыцарь Пильгрим произнес: «Скажите-ка, что делает мой господин?». А мои отвечали: «Господин лег соснуть». Тогда он молвил: «Что за лень! Пойдите и попросите-ка его встать, — желаю с ним немедленно поговорить». Постельничий мой пришел ко мне и известил меня. Я тут же встал, вышел к ним и принял их душевно; а одет я был в штаны, льняную рубаху, меховую безрукавку и плащ. Я обнял обоих и сказал: «Разлюбезные друзья, привет вам в Господе», взял их за руку и подвел их к красивой скамье под балдахином. Гостеприимства ради я велел подать выпить и спросил их: «А есть вы хотите?» — «Кто спрашивает об этом, знать, угощать не хочет», — ответил Пильгрим. Принесли нам еды, меду и вина. Ели мы и веселились достаточно.

И вот начал рыцарь Пильгрим: «Господин мой, не устроить ли нам сегодня к вечеру соколиной охоты?» — «Нет, ради бани на сегодня откажусь». И сказал тогда вероломный: «Ну, сделайте это ради меня, премного буду вам благодарен. Захватили мы с собой двух кречетов и надеялись здесь поохотиться». Тогда я сказал: «Друг, если я могу вам этим услужить, то сейчас же поеду с вами». И вот я велел объявить своим людям, чтобы они вывели в поле и собак, и птицу. Так я отослал своих слуг и лишь немногие остались со мною, но и тех Пильгрим разогнал, посылая их то за одним, то за другим. Когда я остался наедине с ними, он мигнул своим оруженосцам; из них двое стояли наготове и подошли теперь к моей башне. Вейнгольд же и Пильгрим вскочили, выхватили ножи, набросились на меня и нанесли мне три раны, а Пильгрим обмотал мне шею моей же безрукавкой и плащом и пово-

В Штирии, в округе Юденбург.


112

Германия в XII-XV вв.

лок меня к моей башне. Я громко и жалостно взывал: «Горе, горе! Что я вам сделал? Ради Создателя, пощадите мою жизнь!»

Слуг своих они до того оставили при воротах, а теперь те осмелились ворваться в дом и выгнали оттуда всех моих людей, какие только были там. Жена моя подбежала ко мне и воскликнула: «Батюшки, что же это такое!» Тогда те вероломные сказали: «Коли дорога вам честь ваша, государыня, уходите-ка сейчас за ворота, там найдете вы своих людей, с ними и убирайтесь. Нам же нужен он и все его добро, не то — пришел его последний час». Посмотрела она сердечная на меня со слезами, я же промолвил: «Уходите скорей, ибо бесценна мне ваша честь, и не пребывайте долее со мною». И пошла она с детьми к воротам. «Государыня, оставьте-ка у нас своего сына», — сказал ей Пильгрим, схватил у нее ребенка и отобрал у женщин одежду и драгоценности. Все это он взял вопреки рыцарскому обычаю, а их выгнал за ворота; сын же мой остался со мной.

И пришлось жене моей и челяди поневоле уйти, и отправились они в скорбях прямым путем в Лихтенштейн. Скоро разнеслась весть по всей округе и немедля собралось друзей моих сотни две с половиной, а то и больше. И вот юденбургские друзья мои быстро снарядились и подступили к Фрауэнбургу, что оказалось не на радость мне, ибо я из-за этого чуть жизни не лишился. Как только они подошли к бургу, взял меня Пильгрим, вывел на балкон и сказал: «Коли хотите сохранить свою жизнь, так велите им убраться». И накинул он мне веревку на шею и воскликнул: «Вот я вас сейчас повешу с балкона, прямо перед ними, чтобы у них прошла охота идти на нас приступом. Мне же они ничуть не страшны». Жалостливо обратился я тогда к своим друзьям: «Что вы делаете, безумцы, убить вы меня хотите! Не освободить вам меня таким образом из этой беды! Подойдете вы — конец мне, а с ним вы все равно ничего не поделаете». И грозил я, и умолял до тех пор пока они не ушли, оставив меня в плену. Великую скорбь претерпел я в эту ночь, ибо не раз мне грозили смертью, как только рассветет. С наступлением дня стал я готовиться к смерти. Пошарил я, нет ли в башне, где меня держали, хлеба; сыскав несколько крох, я со слезами подобрал их, преклонил колени и оплакал грехи свои пред тем, Кто знает сердце людское, пред Кем ничто не утаится; со слезами приобщился я хлебом, как телом Его, и препоручил Ему свою душу.

Тут вошел ко мне Пильгрим, грозя меня убить. «А коли хотите еще пожить, сказывайте, сколько дадите». Я ответил: «Даю вам все, что есть у меня и что я когда-либо смогу добыть». Как ни был он злобен, слова эти помогли и я был спасен; наверное он думал: возьму его добро, а затем все


Культура

ИЗ

же натешусь над ним. И велел он приковать меня к тяжелой-претяжелой цепи, и отныне нелегко потянулись дни мои. И в этой скорби сердце подсказало сложить песнь Даме моей. Многим, пожалуй, покажется удивительным, что я сложил новую песнь, находясь в такой беде я же лишь помнил ту, которую я избрал властительницей жизни моей.

В плену я пробыл год и три недели. Много я пережил жуткого, не раз смерть ci ояла предо мной; сколько раз тот изменник в гневе своем бросался на меня с ножом или мечом и едва не убивал меня.

Но вот император поставил над Штирией графа Мейнгардта. Когда сему честному мужу сообщили о моем пленении, он огорчился в сердце своем; бесстрашно приблизился он к Фрауэнбургу со многими рыцарями и освободил меня; в обеспечение заключенного договора я должен был оставить двух сыновей да еще двух детей1. Впоследствии я выкупил свой бург; какой ценой — умолчу, лучше поговорю о чем-нибудь повеселее. Избавившись от опасности, я опять стал тем, кем был прежде; много потерял я добра, но — что важнее — я вернул себе прежнюю жизнерадостность и стал слагать новые песни. Однако зачахла подлинная радость в Штирии и Австрии, жили все тускло: богатые ненавистничали и обижали друг друга, помышляя только о грабеже; служение Даме иссякло; кто был помоложе, порочно расточали свое добро: разбойничать стало им в привычку и худой им был конец.

Freytag G.Bilder aus der deutschen Vergangenheit. Berlin, 1927. Bd. II, 1. Aufl. S. 32-35. Перевод С.Г.Ким.

№ 40. Из Проповеди №62 Йоханнеса Таулера

Немецкий мистик Й. Таулер (1300-1361) родился и умер в Страсбурге. Проповедник и духовник тамошнего монастыря доминиканцев. Известны около 80 его проповедей, которые сохранились только в записях слушателей.

Мои дорогие! Усматривайте первоначала в самих себе, ищите царство Божье и только его справедливость; т.е. ищите лишь Бога, он — истинное царство. Об этом царстве просим мы, и об этом умоляет изо дня в день каждый человек в «Отче наш». Мои дорогие! Это непомерно возвышенная, сильная молитва. Вы не знаете, о чем вы просите. Бог — это его собственное царство; в этом царстве властвуют все разумные создания; оттуда они являются, туда они стремятся обратно. Что есть то царство, о котором мы просим: это сам Бог во всем его великолепии. В этом царстве Спаситель станет

То есть двух дочерей; считали обычно только мальчиков.

Том 3. Документы и материалы


114

Германия в Xll-XV вв.

нашим Отцом, и там откроется отцовская преданность и отцовское могущество. Благодаря тому, что он устанавливает очаг для своего воздействия в нас самих, мы освещаем, прославляем и постигаем его имя. Его святость в нас, чтобы он мог вносить поправки в нас и творить своеправое дело в нас; тут свершается его воля, причем, здесь на земле таким же образом, как и там на небесах [...]. Ах, как часто и как быстро утрачивается нами его воля.

Начни вновь, и передай себя ему опять! Покорись Божественной воле с правомерным спокойствием и доверься отцовской власти, которая все может и кою ты [...] ежедневно и ежечасно возможно замечал. Ты не всегда решаешься ей себя предоставить? Ищи его — Божью — справедливость; она (...) остается у тех, кто [...] отдает себя ему. В них правит Бог. Они не нуждаются в его тщательной опеке. И надобно это не для того, чтобы искушать Бога: ибо необходимо это, чтобы увидеть его благоразумную предусмотрительность упорядочивать все предметы так, как это подобает тебе и твоему ближнему, для нашего служения общему милосердию, и чтобы любое дело вершилось бы в его правильном разумении. И такое Божественное благо [...] нужно замышлять во всякой деятельности, работаем мы или говорим, едим или пьем, спим или бодрствуем: ищите во всем Божественное благо, а не свое [...].

Ищите, стало быть, сначала царство божье, т.е. лишь Бога и ничто другое [...]. Тогда совершается воля Спасителя на земле в такой же степени, как и на небе (...]. В единении человека с Богом, ничего иного не полагая, не желая и не требуя, как исполнения воли Божьей, станет он сам царством Божьим, где вечный король великолепно сидит на своем троне, управляет и властвует в нем. Это царство — самая глубокая первооснова, здесь в скрытой бездне души человек вовлекает свои внешние навыки во внутренние, духовные силы, и тогда они сливаются... и наиболее прозорливые из людей способны возвыситься над этой пучиной и представить истинную картину [...].

Tauler]. Die Predigt 62//Tauler J. Predigten/Hrsg, von G. Hof mann. Freiburg, Basel, Wien, 1961; Darmstadt, 1961. S. 175-185. Перевод С.Г.Ким.

№ 41. Из «Трактата об уединенности» Майстера Экхарта

Майстер Экхарт (ок. 1260-1327/28) происходил из благородного рода Гоххайм в Тюрингии. В 1302 г. стал магистром теологии в Париже. С 1314 г. жил и преподавал в доминиканских орденах Страсбурга и Кёльна. 27 марта 1329г. в булле папы Иоанн XXII его «28 пред-


4. Культура

115

ложений» осуждались как еретические. Оставшийся незаконченным "Opus tripartitum" относится к схоластической традиции. Наиболее известны его немецкие письма: «Речи различения», «Книга божественного утешения», проповеди и трактаты. Идеи М. Экхарта спаяны одной темой: единение души с Богом или рождение Бога в душе.

Я многие писания прочитал [...] и со всей серьезностью и всем усердием искал то, что является самой высшей и важнейшей добродетелью, благодаря коей человек более всего мог бы уподобиться Богу, вновь стать — насколько это возможно — похожим на тот прообраз, каким он был в Боге, когда между ними не было различия, каким он был, пока Бог не создал твари. И если я попытаюсь все писания пронизать насквозь, насколько мой разум способен это выполнить и насколько они в состоянии это показать, то я не нахожу ничего другого, как то, что целомудренная уединенность превосходит все добродетели [...]/

Учителя наши в высшей степени восхваляют любовь, как это делает, например, апостол Павел, который говорит: «Какое бы послушание я ни взял на себя, если во мне нет любви, то я — ничто». Я же, напротив, восхваляю отрешенность перед всякой любовью. Во-первых, потому, что первейшее в любви — это принуждение меня к тому, чтобы я любил Бога, хотя будет гораздо ценнее, если я приведу к себе Бога, чем если я приду к нему, ибо Mot вечное блаженство заключается в том, чтобы Спаситель и я стали одно [...). Но Богу лучше соединиться со мной, нежели мне с ним. Самое естественное и собственное место Всевышнего — это цельность и чистота. Они же основываются на уединённости, поэтому Бог не может не отдаться отрешенному сердцу [...]. Во-вторых, я восхваляю уединенность перед любовью, так как любовь принуждает меня к тому, чтобы я терпел ради Господа все окружающие меня дела и вещи, в то время как уединенность приводит меня к тому, что я не восприимчив ни к чему иному, кроме как к Богу. Ныне гораздо ценнее быть уязвимым только по отношению к Богу, чем терпеть все вокруг ради него (...]. Отрешенность настолько близка к «ничто», настолько тонка, что не найти в нем места для себя — только для Бога. Он так прост и так тонок, что находит себе место только в отрешенном сердце [...].

Учителя наши восхваляют также смирение перед многими другими добродетелями. Однако я превозношу уединенность перед всякой покорностью, а именно потому, что смирения нет без отрешенности [...]. Но совершенное смирение исходит из уничтожения собственного Я, отрешенность же так близко соприкасается

8*


116

Германия в XII-XV вв.

с «ничто», что между ними не остается никакой разницы. Второй причиной, почему я превозношу уединенность перед покорностью, является то, что даже безукоризненное смирение само склоняется перед всяким живым существом, и в этой склонности поставить себя ниже других человек выходит из себя самого наружу (туда, на окружающих его тварей), тогда как в уединенности он остается в себе самом (...]. Пусть даже такое исхождение прекрасно, однако пребывание внутри себя является самым высоким делом [...]. Совершенная отрешенность не ведает ни твари, ни склонения перед ней, ни самовозвеличивания. Она не хочет быть ни выше, ни ниже ее, она хочет лишь покоиться в себе самой — причем не ради чьей-либо любви или чьего-либо страдания. Она не стремится ни к подобию, ни к различию с каким-либо другим существом [...], она хочет быть одним с самой собой [...].

Итак, когда я рассматриваю добродетели, я не нахожу ни одной, которая настолько была бы лишена недостатков и настолько уподобляла бы нас Богу, как отрешенность [...]. Она есть не что иное, как дух, который остается неподвижным при любых обстоятельствах, будь то радость или горе, слава или позор [...]. Она более всего уподобляет человека Всевышнему, ибо то, что Бог является Богом, заключается в Его неподвижной отрешенности и отсюда проистекает Его чистота, Его простота и Его неизменяемость [...].

MeisterEckharts. Von Abgeschiedenheit//MeisterEckharts. Traktate IHrgs. und bers. von J. Quint. Darmstadt, 1963. S. 539-540. Перевод С. Г. Ким.

№ 42. Из сборника шванков «Поп Амис» Штрикера

Штрикер странствующий поэт, проявил себя в различных литературных жанрах. Его самым значительным созданием, оставившим глубокий след в истории немецкой литературы, является сборник веселых, насмешливых шванков «Поп Амис» (Pfaffe Amis"), в центре которого стоит фигура ловкого смышленого попа, одного из предшественников неугомонного Тиля Уленшпигеля.

Амис-чудотворец О городке он слышал много И за добычей в путь-дорогу Пуститься через сорок дней Решил. Сначала двух пажей Послал он в город — побираться


4. Культура

117

И меж людьми прослыть стараться Слепыми и хромыми там. Когда ж он в город прибыл сам, То о святынях в тот же миг Великий поднял шум и крик: Мол, чудеса творить он может, И, если боль кого тревожит, Пусть лишь попросит: «Исцели».

Вот два пажа к нему пришли, Чтоб выполнить его наказ. И что же — каждый был тот час Реликвиями исцелен. Тут в городке пошел трезвон: До всякого, кто не был глух, Дошел о чуде громкий слух, Болтали и жужжали, Чтоб все к попу бежали. Итак, пошел с дарами всяк, Будь он богач или бедняк. И горожан надуть толпу Не стоило труда попу. Дарами щедро награжден, Покинул быстро город он.

Перевод М.Замаховской

Хрестоматия по зарубежной литературе/Составили Б. И. Пурищев и P.O. Шор. М., 1953. С. 427.

№ 43. Из повести Вернера Садовника «Крестьянин Гельмбрехт»

Об авторе первой немецкой крестьянской повести Вернере Садовнике ничего неизвестно. Вероятно, он был баварцем или австрийцем. Вряд ли он принадлежал к рыцарскому сословию. Во всяком случае, в своей стихотворной повести, написанной во второй половине ХШв., он резко осуждает моральную деградацию современного рыцарства и высоко поднимает крестьянский труд. В историколитературном плане «Крестьянин Гельмбрехт» является своего рода вызовом, брошенным куртуазному роману с его далеко идущей


118

Германия в X11-XV вв.


Дата добавления: 2018-04-15; просмотров: 407; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!