В УСЛОВИЯХ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ 36 страница
Новая Конституция уже не рисовала перспективу превращения СССР в будущем в мировую республику. Она исходила из представлений об отечестве, суженном до реальных границ государства. Отноше-
262
иие к его прошлому резко менялось. Этот поворот был явно обозначен в год принятия Конституции. В начале 1936-го Бухарин, живописуя в «Известиях» блеск большевистских достижений в перестройке страны, привычно пытался усиливать их сопоставлениями с позорной отсталостью дореволюционной России, темнотой и убогостью ее народов: «Нужны были именно большевики... чтобы из аморфной, малосознательной массы в стране, где обломовщина была самой универсальной чертой характера, где господствовала нация Обломовых, сделать ударную бригаду мирового пролетариата! Эта расейская растяпа! Эти почти две сотни порабощенных народов, растерзанных на куски царской политикой! Эта азиатчина! Эта восточная "лень"! Куда псе это девалось?»
Упражнениям такого рода, начатым в свое время с легкой руки Ленина, было решено положить конец. Бухарина поправили так, будто решили провести через строй перед всей страной. Приговор, предрешавший судьбу этого политического деятеля, был вынесен на страницы центральной партийной газеты. Передовая статья «Правды», редактировавшейся Л. 3. Мехлисом, гласила; «Только любители словесных выкрутасов, мало смыслящие в ленинизме, могут утверждать, что в нашей стране до революции "обломовщина была самой универсальной чертой характера", а русский народ был "нацией Обломовых". Народ, который дал миру таких гениев, как Ломоносов, Лобачевский, Попов, Пушкин, Чернышевский, Менделеев, таких гигантов человечества, как Ленин и Сталин, — народ, подготовивший и свершивший под руководством большевистской партии Октябрьскую революцию, — такой народ называть "нацией Обломовых" может лишь человек, не отдающий себе отчета в том, что он говорит». Бухарин-ская статья была отождествлена с фашистской писаниной «в доказательство того, что русские даже не люди», и с ненавистью, которая «в первую очередь направляется на русский народ» именно потому, что клеветники великолепно понимали реальную роль этого народа в борьбе за превращение России в «великую пролетарскую державу».
|
|
«Правда» призывала преодолеть «"левацкий интернационализм", непонимание того, что коммунисты отнюдь не должны отгораживаться от положительной оценки прошлого своей страны». Дело изображалось таким образом, будто «партия всегда боролась против каких бы то ни было проявлений антиленинской идеологии "Иванов, не помнящих родства", пытающихся окрасить все историческое прошлое нашей страны в сплошной черный цвет». Однако тут же переносился икиент на предстоящую фазу этой борьбы-. «Мы разгромим все гнилые, антиленинские концепции, клеветнически извращающие наше прошлое». Концепция, которую предстояло создать и утвердить, должна был^отражать «богатый, полный глубокого содержания исторический путь и вписавший столько славных страниц в историю человечества». Хорошо знать «замечательную», как подчеркивалось, исто-
|
|
263
рию страны было необходимо, чтобы «со всей сознательностью любить свою великую Родину».
Противостояние «Известий» и «Правды» в трактовке истории русского народа приобретало особое значение, поскольку вплеталось в контекст решения более масштабной задачи об исторической науке и историческом образовании в стране. 27 января 1936 г. газеты напечатали постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о создании специальной комиссии под руководством Жданова «для просмотра, улучшения, а в необходимых случаях и для переделки уже написанных учебников по истории». Опубликованы были также «Замечания» Сталина, Жданова и Кирова от 8 августа 1934-го по поводу конспекта учебника по истории СССР. Передовица «Правды», разъяснявшая смысл этих документов, призывала историков к борьбе «с антиленинскими традициями школы Покровского и в методе и в конкретной картине русской истории», к ликвидации присущих этой школе «полуменьшевистских пол у центристских идей и троцкистской контрабанды». СНК и ЦК указывали, что «задача преодоления этих вредных взглядов» имела «важнейшее значение для дела нашего государства, нашей партии и для обучения подрастающего поколения». «Пришло время, — писал один из членов конкурсной комиссии, — чтобы мы дали нашей молодежи учебники истории, готовящие ее к предстоящим великим боям на международной арене. История в руках большевиков должна быть конкретной наукой, объективной правдой и тем самым великим оружием в борьбе за социализм».
|
|
Знаком решительных перемен на историческом фронте стала ликвидация Коммунистической академии, возглавлявшейся ранее Покровским. К преодолению ошибок его школы были привлечены ранее осуждавшиеся как «великорусские националисты» историки дореволюционной школы С. В. Бахрушин, Ю. В. Готье, Б. Д. Греков, В. И. Пичета, Е. В. Тарле, А. И. Яковлев и др. Выученики «школы Покровского» (Н. Н. Ванаг, А. Г. Пригожий, С. Г. Томсинский, Г. С. Фридлянд и др.), не сумевшие правильно сориентироваться в новых условиях, были репрессированы. Основание «национальной» школы советских историков связывается с именем ученика В. О. Ключевского академика Б. Д. Грекова, возглавлявшего Институт истории АН СССР в 1937—1953 гг.
|
|
Отличие новой исторической концепции от прежней заключалось в трактовке места и роли русского народа в отечественной и мировой истории. Уже первая статья-отповедь Бухарину утверждала: «Трудящиеся всех наций Советского Союза на деле знают, какую огромную помощь оказал им великий русский народ. Они идут с ним рука об руку по одному пути, к одной цели». Тема эта развивалась в последующих статьях: «Все народы — участники великой социалистической стройки — могут гордиться результатами своего труда; все они — от самых маленьких до самых больших — полноправные советские патриоты. И первым среди равных является русский народ, русские рабо-
264
чие, русские трудящиеся». Утверждалось, что на блестящих образцах борьбы за освобождение человечества, на богатейшей истории великого народа «будут воспитываться многие поколения борцов за мировой коммунизм».
В канун принятия новой Конституции СССР значимость новой исторической концепции наглядно продемонстрирована в случае с постановкой А. Я. Таировым в Камерном театре Москвы пьесы Д. Бедного «Богатыри». Герои былинного эпоса выведены в спектакле в карикатурном виде. В духе антирелигиозных кампаний 20-х годов в спектакле было представлено крещение Руси как случайное событие «по пьяному делу». Казалось, что постановку с использованием музыки великого русского композитора А. П. Бородина ожидал больший успех и сравнении со спектаклем «Крещение Руси», поставленным в Ленинграде в конце 1931 г. и шедшим до весны следующего года. В нем, согласно журнальной статье того времени, былинные богатыри выступали в роли жандармской охранки, Соловей-разбойник олицетворял именитое купечество, Византия перекликалась с фашистским Чападом, князь Владимир выведен как представитель самодержавия и к концу спектакля принимал образ предпоследнего царя-держиморды. Критика тогда лишь слегка пожурила спектакль за обобщение всей православной Руси в образе пришибленного, появляющегося в неизменно пьяном виде и произносящего путаные и непонятные слова Микулы Селяниновича.
Реакция на «Богатырей» оказалась совершенно иной. На премьере спектакля был Председатель Совнаркома Молотов. Посмотрев один акт, он демонстративно встал и ушел. Режиссеру передали его возмущенную оценку: «Безобразие! Богатыри ведь были замечательные люди!» Пьеса Д. Бедного никак не соответствовала изменившемуся отношению к истории. Она была незамедлительно осуждена специальным постановлением Политбюро от 14 ноября 1936-го и снята с репертуара как чуждая советскому искусству. Главе Комитета по делам искусств при СНК П. М. Керженцеву предложили написать статью для «Правды» в духе принятого решения, и уже на следующий день она была опубликована. Спектакль был подвергнут в ней подлинному разгрому. Официальная реакция на постановку, усиленная многочисленными собраниями творческой интеллигенции, воочию демонстрировала серьезность намерений власти отбросить негодные традиции и изображении «замечательной» истории русского народа.
В 1937 г. концепция об исторической роли русского народа приобрела новую составляющую. «Великий» и «первый среди равных» впредь было предложено именовать еще и «старшим братом» других советских народов. Связано это было, скорее всего, с новой трактовкой старой задачи о ликвидации фактического неравенства наций. В 20-е годы это велось с явно русофобской прямолинейностью. Например, в книге о Советской Конституции уверждалось: «Одно из драгоценней-
265
ших прав отсталых наций в Советском Союзе есть их право на активную помошь, и праву этому соответствует обязанность "державной нации" оказать помощь, которая есть только возвращение долга». Державная русская нация для удобства взимания с нее долга была просто-напросто исключена из числа субъектов федерации, а ресурсами РСФСР и русского народа бесконтрольно распоряжался наднациональный союзный Центр.
Новое титулование русского народа позволяло по существу дезавуировать заявления об окончательном разрешении национального вопроса, которые вели к нежелательным практическим последствиям. К примеру, Председатель Совнаркома РСФСР Д. Е. Сулимов заявлял: «Автономные республики и области (РСФСР) в своем культурном и хозяйственном развитии достигли такого уровня, когда смело можно говорить, что они в исключительно короткий срок прошли огромный путь хозяйственного и культурного возрождения и догнали основные русские районы и области». Это означало, что дальнейшей помощи «отставшим» народам и регионам со стороны русского народа не требовалось. В интересах же соблазненных «приманкой русофобства» (Г, П. Федотов) «отставших» народов продолжены политика ликвидации «остатков» национального неравенства и «колоссальная работа, в которую должны вовлекаться широкие массы как самих бывших угнетенных национальностей, так и тех народов, которые находятся на более передовых позициях». В 1938 г. обозначившаяся коллизия разрешилась в пользу продолжения помощи. «Несмотря на колоссальные успехи национальных республик в деле изживания былой отсталости, все же нельзя еще говорить о полной ликвидации всяких элементов фактического экономического и культурного неравенства. Вследствие этого, — утверждалось в журнале "Советское государство", — остаются в силе и особые задачи ленинско-сталинской национальной политики, связанные с вопросом ликвидации этого неравенства, на основе нового, несравненно более высокого уровня, достигнутого передовыми частями нашего Союза».
Все это означало, что Конституция 1936 г. не стала окончательным шагом в решении национального вопроса. Порочная практика прошлого, когда он решался в основном за счет русского народа, преодолена не была. Руководство страны продолжало использовать «приманку русофобства» для того, чтобы выглядеть защитником малых народов от «великорусских шовинистов». Титулование «старший брат» должно было психологически компенсировать исполнение обременительной обязанности. Этим приемом предписанная ранее расплата по историческим долгам сравнивалась с отношениями в семье, где старшие братья трогательно заботятся о младших. Новое титулование, распространившееся с 1937 г., как правило, оснащалось оговорками, что положение «старшего брата» русский народ «использовал, прежде всего, чтобы помочь подняться, расправиться, развиться тем
266
народам, которых наиболее угнетало царское правительство, которые всего больше отстали в экономическом и культурном развитии».
Концепция отечественной истории, отражавшая новое видение исторической роли русского народа, складывалась при подготовке нового школьного учебника по истории и сопровождалась постоянной критикой участников конкурса в нежелании отречься от схемы Покровского. Авторы почти всех 46 конкурсных рукописей учебников, заявил А. С. Бубнов на заседании жюри конкурса 25 января 1937-го, проводят антиисторическую линию при анализе процесса собирания Руси, образования и укрепления Московского княжества. Они упрекались, в частности, в непонимании того, что вхождение Украины «в единоверное Московское царство в сложившихся исторических условиях было наименьшим злом для украинского народа». Так же следовало рассматривать и присоединение Грузии к России. Историки призывались к пересмотру старой точки зрения, «которая изображала колониальную политику России, как сплошное черное пятно в истории Русского государства».
Написанный историками Московского государственного педагогического института во главе с А. В. Шестаковым «Краткий курс истории СССР» для 3—4-го классов рассматривал советский период в преемственной связи с общим развитием российской государственности. Рукопись этого учебника в наибольшей мере соответствовала требованиям правительственной комиссии и признана лучшей. Ее доработку осуществляла специальная группа ученых под руководством
A. А. Жданова, в которую были включены опытные историки старой
школы К. В. Базилевич, С. В. Бахрушин, Б. Д. Греков, Н. М.Дружинин,
B. И. Пичета. Утвержденный 22 июля текст представлял «своеобразный
сплав двух главных идей — идеи возвеличивания старой государствен
ности и идеи неизбежности и благотворности победы социализма в
России». В начале октября 1937 г. издание вышло в свет. Воплощенные
в нем государственно-патриотическая концепция отечественной ис
тории, идея преемственности лучших традиций предков новыми по
колениями соотечественников повторялись другими учебниками.
Для занятий в высшей школе были рекомендованы переизданные тогда же курс русской истории В. О. Ключевского, материалы из учебника по русской истории С. Ф. Платонова, другие работы историков старой школы. Решено было переиздать «Историю XIX века» французских историков Э. Лависса и А. Рамбо — с частью, посвященной истории России. Особенно примечательно в этом издании предисловие Е. В. Тарле, напечатанное и в журнале «Большевик». Роль России и русского народа в мировой истории представлялась здесь в духе, диаметрально противоположном «школе Покровского». Россия, писал Тарле, была не только жандармом Европы; от начала и до конца XIX в. она оказывала «колоссальное влияние на судьбы человечества... Этот иск был временем, когда русский народ властно занял одно из цент-
267
ральных, первенствующих мест в мировой культуре». Россия дала миру не только «четырех титанов» — Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, одно из первых мест заняли русские и в области живописи (Суриков, Репин, Верещагин, Серов), и в музыке (Глинка, Мусоргский, Римский-Корсаков, Даргомыжский, Рахманинов и Чайковский), и в точной науке (Лобачевский, Менделеев, Лебедев, В. Ковалевский). Этот век «был временем, когда впервые особенно ярко проявилось мировое значение русского народа, когда впервые русский народ дал понять, какие великие возможности и интеллектуальные и моральные силы таятся в нем и на какие новые пути он может перейти сам и в будущем повести за собой человечество».
Новая историческая концепция, утверждавшаяся в 1936—1937 гг., отнюдь не была лишь событием науки. В условиях подготовки к войне она становилась основой массовой пропаганды, героико-патриоти-ческого воспитания, духовной мобилизации населения на защиту Родины. Традиции Гражданской войны и пролетарской солидарности для Отечественной войны мало подходили. Новым целям историко-патриогического воспитания служили и широкое празднование столетия памяти А. С. Пушкина в начале 1937 г., и выход на экраны в июле кинофильма «Петр Первый», в котором российский император неожиданно предстал перед зрителями откровенно положительным героем, величайшим государственным деятелем, пекущимся исключительно о благе отечества. 7 сентября 1937 г. состоялось открытие Бородинского исторического музея, приуроченное к 125-летию войны с Наполеоном и сопровождаемое многочисленными патриотическими статьями в газетах, которые прославляли, в нарушение революционно-пролетарских традиций, фельдмаршала Кутузова и других полководцев, еще недавно изображавшихся врагами трудящихся, реакционерами.
§ 7. Внешняя политика
С конца 20-х годов на обстановке в мире и внешней политике СССР во многом сказывалось воздействие мирового экономического кризиса, приобретшего наиболее выраженный характер в 1929—1933 гг. Это привело к значительному сокращению промышленного производства в развитых капиталистических странах: в США оно уменьшилось на 46, в Германии — 40, во Франции — 31, в Англии — 16%. Кризис был следствием усиления процессов концентрации и цикличности производства в условиях научно-технической революции, развернувшейся с конца XIX в. Монополистические объединения, быстро развивавшиеся в годы Первой мировой войны и после нее, во многом определяли внутреннюю и внешнюю политику государств. Борьба монополий за прибыль приводила к еще большему нагнета-
268
нию противоречий в отношениях между государствами — участниками этой войны. Отношения между ними были и без того обострены неравноправной Версальской системой договоров, принятых в результате поражения в ней Германии.
Начало мирового экономического кризиса поначалу расценивалось в СССР, и особенно в Коминтерне, как предвестие нового этапа долгожданной мировой пролетарской революцию. Однако капитализм в очередной раз продемонстрировал свою живучесть: кризис был преодолен. Во многом — благодаря усилению государственного вмешательства в экономическую и общественную жизнь и перекачке ресурсов из колониальных и зависимых стран. Преодоление кризиса в силу особенностей разных стран происходило в трех вариантах: либерально-реформистском (характерном для США, Англии), социал-реформистском (Скандинавские страны, на первых порах Франция) и тоталитарном (Германия, Италия, Япония).
Советский Союз, приступивший к модернизации своей экономики в условиях враждебного окружения, фактически был вынужден вести борьбу за выживание. В наиболее отчетливой форме такая стратегия выражена И. В. Сталиным в феврале 1931 г. на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Внешняя политика на период форсированной модернизации страны имела целью обеспечить безопасность для проведения реконструкции народного хозяйства страны и создания надежных Вооруженных сил, способных оградить страну от внешней угрозы.
По Конституции страны самыми высокими полномочиями в области внешних сношений обладал Верховный Совет СССР. Общее руководство сношениями возлагалось на правительство. В действительности непосредственно руководили внешней политикой Политбюро и его глава. Повседневную внешнеполитическую деятельность осуществляли Наркомат (министерство) иностранных дел, возглавлявшийся Г. В. Чичериным (1923-1930), М. М.Литвиновым (1930-1939), В. М. Молотовым (1939—1949). Внешнеэкономическую в 1926—1930 гг. возглавляли Наркомат внешней и внутренней торговли (нарком А. И. Микоян), позднее — Наркомат внешней торговли (А. П. Розенгольц в 1930— 1937; Е. Д. Чвялевв1938;А. И. Микояне 1938-1949).
В начале первой пятилетки внешнюю политику СССР пришлось вести в условиях усиления интервенционистских настроений в империалистических странах. Стремясь клирному сосуществованию государств с различными социально-политическими системами, Советский Союз присоединился к подписанному в Париже девятью державами в августе 1928 г. «пакту Бриана—Келлога» (инициаторы — министр иностранных дел Франции и госсекретарь США) об отказе от войны как средства внешней политики и первым ввел его в действие. В ок-
Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 281; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!