В УСЛОВИЯХ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ 35 страница



Средством избавления ВКП(б) от членов, замешанных в связях с оппозицией и «врагами народа», были «чистки партии», начавшиеся line в 20-е годы. Генеральная чистка партии осуществлялась в 1929— 1930 гг. по решению XVI партийной конференции (1929). В результате и и партии исключено 7,8% коммунистов. Еще одна чистка производи-глсь по постановлению объединенного пленума ЦК и ЦКК партии (январь 1933). К середине 30-х годов в стране насчитывалось 1,5 млн

255


бывших членов партии, многие с легкостью проникались всякого рода злопыхательскими и диссидентскими настроениями.

Репрессии и чистки 30-х годов выросли по существу из старых идейных споров, возникших между сталинистами и оппозицией пос­ле смерти Ленина. Они шли между сторонниками Троцкого, считав­шими невозможной победу революции в России без победы мировой революции, и Сталина, которые тоже верили в мировую революцию, но взяли курс на построение социализма сначала в одной стране и превращение ее в решающий фактор победы мировой революции. Сама логика идеи «социализма в одной стране» уже в 1934 г. привела к осозна­нию того, что он невозможен без опоры на наиболее многочисленный в СССР русский народ, его патриотизм и национальные традиции. Ло­гика требовала выдвижения во власть нового слоя людей. Изменения в эшелонах власти были неизбежной реакцией огромной славянской стра­ны на интернационалистические, космополитические эксперименты в 20—30-х годах, которые игнорировали национальный фактор. Вмес­те с тем чистки 1936—1938 гг. можно рассматривать как один из после­дних этапов Гражданской войны или результат «обострения классо­вой борьбы», по «ходячему» выражению тех времен.

Согласно официальным данным в процессе этого «обострения» за уголовные и политические преступления в 1929—1934 гг. приговорены к расстрелу 39 899 человек, причем большинство (77,4%) приходи­лось на 1930 и 1931 — первые годы массовой коллективизации; в 1935 г. по делам НКВД — 1229 человек, в 1936 — 1118. В последующие два года Большого террора число репрессированных достигло своего пика. В 1937 — 353 074 приговоренных к расстрелу, в 1938 - 328 618. Это означало, что на каждый день в 1935—1936 гг. приходилось в среднем по 3—4 смертных приговора, а в 1937 и 1938 — 970 и 900. Известно, что среди репрессированных в 1937—1938 гг. было 200 тыс. пострадав­ших за веру православных архиереев, монашествующих, клира и ми­рян, 100 тыс. из них были казнены. (Соответствующие цифры за 1929— 1936 гг.: 50 тыс. репрессировано, 5 тыс. расстреляно.)

Жертвами массового террора становились не только руководители партийных, советских, хозяйственных, военных структур, но и многие рядовые члены партии, деятели науки и культуры, инженеры, рабо­чие, колхозники. Молотов, оправдывая репрессии, утверждал позднее: «Если учесть, что мы после революции рубили направо-налево, одер­жали победу, но остатки врагов разных направлений существовали, и перед лицом грозящей опасности фашистской агрессии они могли объе­диниться. Мы обязаны 37-му году тем, что у нас во время войны не было пятой колонны». Даже подследственному Бухарину, судя по его декабрьскому (1937) письму Сталину, «большая и смелая политичес­кая идея генеральной чистки», захватывающая «виновных, подозри­тельных и потенциально-подозрительных», представлялась оправдан­ной «в связи с предвоенным временем и переходом к демократии».

256


Национальная политика

Годы первых пятилеток были временем кардинальных изменений в национальной политике Советского государства. Если национальную политику 20-х годов расценивать как уступку «националам», то в на­чале 30-х годов начинает меняться отношение к русским национальным чувствам и интересам. Этот поворот обнаружил себя в решении поло­жить конец экспериментам с русской национальной письменностью.

8 январе 1930-го Политбюро ЦК дало указание прекратить разработку
вопроса о латинизации русского алфавита. Ранее это рассматривалось
как условие приобщения к «передовой» европейский культуре. 12 лет
советской истории превращали этот проект в явный анахронизм.

Формально СССР уже назывался страной социалистической (зна­чит, передовой) культуры, а латинизированный Запад — буржуазной (значит, отсталой). Вместе с тем победа мировой революции станови­лась все более проблематичной и все далее отодвигалась за горизонт обозримого будущего, а объективные интересы СССР требовали зна­ния единого межнационального языка от всех его граждан. Обстоя­тельствами исторического развития таким языком с давних пор ста­новился русский, и власть проявила готовность признать эту роль языка вместе с кириллической основой его письменности. Латинизация ста­ла представляться искусственной преградой, загораживающей нерус­скому населению доступ к средству межнационального общения. Пре­граду было решено устранить, а средство межнационального обще­ния распространить по возможности шире.

В октябре 1933-го комиссия под руководством М. И. Калинина при­знала по сути бесполезной дальнейшую работу по унификации пись­менности народов страны на основе латиницы и предложила заме­нить латинизированный алфавит у малочисленных народов СССР рус­ским. В 1934 г. в только начавших создаваться школах для кетов и ительменов было решено ввести преподавание целиком на русском языке, в остальных школах народов Севера вводить его изучение со второго класса и с третьего переводить на него обучение. Практически перевод на кириллицу письменности народов Севера (а позже и дру­гих) начался после выхода постановления Президиума ЦИК от 1 июня 1935 г.

Показательным было также постановление Секретариата ЦК 13КП(б) конца 1930-го, резко осуждавшее помещенные в «Правде» и «Известиях* фельетоны Демьяна Бедного, в которых в привычном дотоле духе огульно охаивалась дореволюционная Россия как страна «рабски-ленивая, дикая, в хвосте у культурных Америк, Европ» и патриоты такой России с их якобы неизменно низменными чувства­ми. Предметом нападок фельетониста были К. Минин и Д. Пожар­ский, «исторических два казнокрада». Памятники таким патриотам

257

9 - 5578


предлагалось «взрывать динамитом» и вместе с прочим «историчес­ким хламом» сметать с городских площадей. Бичевались «национальные черты» русских — «лень», «сидение на печке», «рабская, наследствен­но-дряблая природа». Псевдореволюционное рвение пролетарского поэта входило в явное противоречие с историческим опытом. Стано­вилось непонятным, как народ такой породы свершил социалисти­ческую революцию и перестраивает страну. Фельетоны были осужде­ны как клевета на народ, развенчание СССР, русского пролетариата и как выражение троцкистских представлений о России.

В феврале 1931 г. заложен краеугольный камень в основание ново­го идеологического курса в решении национального вопроса. Высту­пая на Всесоюзной конференции работников социалистической про­мышленности, Сталин заявил: «В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, — у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость». Новое понимание «социалистического отечества» по­требовалось для того, чтобы сузить его неопределенные пролетарско-мировые очертания до реальных границ СССР. Новое представление об отечестве позволяло «реабилитировать» патриотизм в его привыч­ном для широких масс виде, начать его культивирование как высшей доблести советских людей. Предстояло, как предлагал М. И. Калинин, «все население пропитать советским патриотизмом, чтобы каждый гражданин Советской республики, если даже он самый обыкновен­ный обыватель, встретившись с гражданином капиталистической стра­ны, всегда чувствовал внутреннее превосходство: я — гражданин Со­ветской республики».

31 октября 1931 г., в адресованном редакции журнала «Пролетар­ская революция» письме, Сталин сделал явную заявку на «русское первенство» в мировом революционном движении. Утверждалось, что русский пролетариат является авангардом международного пролета­риата, что последовательный и до конца революционный интернаци­онализм большевиков является образцом пролетарского интернацио­нализма для рабочих всех стран. Согласно этому, не западные маркси­сты должны давать уроки своим русским товарищам, а наоборот. В статье подчеркивалось, что у «русских большевиков» есть все основания рас­ценивать степень марксистской революционности зарубежных соци­ал-демократов. Несогласие с подобного рода русоцентризмом означа­ло, по определению Сталина, «троцкистскую контрабанду».

Окончательному закреплению поворота к признанию значимости отечественной истории и патриотизма в сплочении советского обще­ства способствовал приход Гитлера к власти в Германии в январе 1933 г. под лозунгами национального возрождения, реваншизма и рас­ширения «жизненного пространства» для немецкой нации. Изданная для руководства СССР книга Гитлера «Моя борьба» не оставляла со­мнений о направленности германской экспансии. В ней, в частности,

258


говорилось: «Когда Урал с его безграничными природными богат­ствами, Сибирь с ее богатыми лесами и Украина с ее безбрежными полями зерновых культур перейдут к Германии, то каждому немцу хватит для жизни».

Развитие германских событий ускорило эволюцию сталинского режима в национал-большевистском направлении, все более откло­нявшемся от курса на мировую революцию. 19 декабря 1933 г. Полит­бюро ЦК заявило о готовности СССР вступить в Лигу Наций и зак­лючить в ее рамках региональное соглашение «о взаимной защите от агрессии со стороны Германии*. (Имелся в виду Восточный пакт в составе, по меньшей мере, СССР, Франции, Польши и Чехослова­кии.) Вскоре после принятия СССР в Лигу Наций (18 сентября 1934) Сталин начал утверждать, что намерений произвести мировую рево­люцию «у нас никогда не было». Смертные приговоры в 1936 и 1938 гг. недавним руководителям Коминтерна Зиновьеву и Бухарину должны были, помимо всего прочего, создавать впечатление о действительно­сти намерений руководства СССР отказаться от непосредственного курса на мировую революцию.

Важные последствия имел анализ членами Политбюро ЦК с уча­стием Г. Димитрова ситуации в Германии в апреле 1934 г. (В феврале 1933 г. Димитров был обвинен в поджоге рейхстага и заключен в на­цистскую тюрьму. Спустя год он был освобожден и сразу же после прибытия в Москву 27 февраля был введен сначала в политсекретари-ат, а затем и в Президиум Исполкома Коминтерна.) Политбюро при­шло к выводу, что главная причина неудач коммунистов кроется в неправильном подходе к европейским рабочим; в пропаганде, заме­шанной на национальном нигилизме; игнорировании своеобразия на­циональной психологии. По предложению Сталина Димитров был избран генеральным секретарем Исполкома Коминтерна и начал пе­рестраивать его работу с учетом выявленных ошибок.

Исправление ошибок в самом СССР началось со снятия прокля­тия с «великорусского национализма». Постановление X съезда РКП(б) «Об очередных задачах партии в национальном вопросе» (март 1921) решало этот вопрос однозначно: из двух возможных уклонов в наци­ональном вопросе «особую опасность и особый вред» представляет первый. Презумпция была снята на XVII съезде партии, который пред­писал всем парторганизациям руководствоваться «положениями и за­дачами, выдвинутыми в докладе т. Сталина» от 26 января 1934 г. И докладе значилось, что «главную опасность представляет тот уклон, против которого перестали бороться и которому дали, таким обра­зом, разрастись до государственной опасности». Как показали даль­нейшие события, репрессии чаще всего сопрягались с обвинениями в местном национализме.

Важнейшее значение имел пересмотр взглядов на роль историче­ской дисциплины в школьном и вузовском образовании. Было при-

259

 


знано необходимым использовать ее как мощное средство целенаправ­ленного формирования общественного исторического сознания и вос­питания патриотических чувств. С марта 1933-го работала комиссия при Наркомпросе РСФСР по написанию нового учебника по истории Рос­сии и СССР. Первые опыты оказались неудачными. Учебники писались в духе худших традиций национал-нигилистской школы М. Н. Покров­ского. Через год (8 марта 1934) на совещании историков уже открыто говорилось о необходимости разрыва с «социологизаторством» и воз­вращении к преподаванию так называемой «прагматической истории».

20 марта 1934 г. вопрос об учебнике по истории стал предметом обсуждения на расширенном заседании Политбюро. Подготовленные учебники для средней школы были забракованы. «Что это такое? — спрашивал Сталин. — "Эпоха феодализма", "эпоха промышленного капитализма", "эпоха формаций" — все эпохи и нет фактов, нет со­бытий, нет людей, нет конкретных сведений, ни имен, ни названий, ни самого содержания. Это никуда не годится... Нам нужны учебники с фактами, событиями и именами. История должна быть историей. Нужны учебники древнего мира, средних веков, нового времени, история СССР, история колониальных и угнетенных народов». На за­седании был сформулирован важный тезис о роли русского народа в отечественной истории. Нарком Бубнов решил уточнить, какой учеб­ник нужен: «История СССР» или «История народов России»? Сталин ответил: «История СССР. Русский народ в прошлом собирал другие народы. К такому же собирательству он приступил и сейчас». В этой же связи он заявил, что схема Покровского — не марксистская и вся беда пошла от времен влияния Покровского.

По итогам обсуждения были сформированы и утверждены автор­ские группы по написанию новых учебников по истории. В (934—1937 гг. прошел конкурс на составление лучшего учебника по истории СССР. Его проведение отразило столкновение национально-русской и наци­онал-нигилистской позиций. Член конкурсной комиссии Бухарин по­лагал, что учебник должен содержать описание вековой русской от­сталости и «тюрьмы народов». Этапы становления Руси — принятие христианства, собирание русских земель, воссоединение Малорос­сии с Россией — предлагалось рассматривать с нигилистических по­зиций. В проекте, подготовленном группой И. И. Минца, события де­лились на революционные и контрреволюционные. Воссоединение Малороссии с Россией объявлялось порабощением «украинского народа», Богдан Хмельницкий изображался реакционером и преда­телем. Контрреволюционерами представлялись Минин и Пожарский. В этой связи, по свидетельству А. С. Щербакова, «уже в конце 1935 г. по указанию Центрального Комитета был поставлен вопрос о Ми­нине и Пожарском, о защите Москвы... Поставленные вопросы мно­гих удивили. Много было нигилизма к своей русской истории (непо­нимание наследства)».

260


Не дожидаясь итогов конкурса, СНК СССР и ЦК ВКП(б) при­мяли 15 мая 1934 г. постановление «О преподавании гражданской ис­тории в школах СССР». Три недели спустя в ранг высших обществен­ных ценностей возведены понятия Родины и патриотизма. Честь и слава, мощь и благосостояние Советского Союза провозглашались высшим законом жизни патриотов. Советский патриотизм, «любовь и преданность своей Родине», определялся как высшая доблесть совет­ского человека. Опубликованное тогда же постановление ЦИК СССР «О дополнении Положения о преступлениях государственных (контр­революционных и особо для Союза ССР опасных преступлениях про­тив порядка управления) статьями об измене родине» возводило та­кую измену в разряд преступления, караемого расстрелом виновного и лишением свободы членов его семьи.

В августе 1934 г. Сталин, Жданов и Киров решили содействовать скорейшему написанию новых учебников по истории. Они подготови­ли «Замечания» о конспектах учебников по «Истории СССР» и «Но­ной истории». Замечания были незамедлительно одобрены Политбю­ро ЦК и доведены до сведения историков, участвовавших в создании учебников. Таким образом, определился курс на превращение СССР в родину советских патриотов. В качестве силы, призванной по-ново­му собирать другие народы, был признан русский народ. По сталин­ской футурологии, русские должны были стать своеобразным цемен­том «зональной» общности советских народов.

Новое качество этой общности отмечено в связи с выводом о завершении перехода к социализму и принятием новой Конституции СССР. По Сталину, она стала результатом уничтожения эксплуата­торских классов, «являющихся основными организаторами междуна-ниональной драки», наличием у власти класса — носителя идей ин­тернационализма; фактического осуществления взаимной помощи народов во всех областях хозяйственной и общественной жизни; на­конец, итогом расцвета национальной культуры народов СССР. «Из­менился в корне облик народов СССР, исчезло в них чувство взаим­ного недоверия, развилось в них чувство взаимной дружбы и налади­лось, таким образом, настоящее братское сотрудничество народов в системе единого союзного государства». Подчеркивалось далее, что в отличие от буржуазных конституций, в основе своей являющихся «на­ционалистическими, т.е. конституциями господствующих наций», новая Конституиия СССР, наоборот, — глубоко интернациональна. Она исходит из того, что все нации и расы равноправны и независи­мо от их прошлого и настоящего положения наделены «одинаковыми правами во всех сферах хозяйственной, общественной, государствен­ной и культурной жизни общества».

Конституция СССР 1936 г. и конституции союзных республик, принятые на ее основе, не упоминали о национальных меньшинствах, существовавших в то время национальных районах и сельсоветах, о

261


политике «коренизации», которой придавалось большое значение в 20-е годы. Сталин объявил, что в Советский Союз входило «около 60 наций, национальных групп и народностей», несмотря на то что перепись населения, проведенная 17 декабря 1926 г., зафиксировала в три раза больше национальностей, проживающих в стране. Все это не могло не свидетельствовать о коренном изменении политики в от­ношении национальных меньшинств и малых народов. Поощрявший­ся ранее процесс развития национальных меньшинств, их языков и культуры направлялся в новое русло.

В начале 1936 г. пресса отмечала большие успехи на языковом фронте строительства социалистической культуры, выразившиеся, в частно­сти, в переходе на латинизированный алфавит 68 национальностей, или 25 млн советских граждан. Для развития успеха Президиум Совета Национальностей ЦИК СССР предлагал созвать Всесоюзное совеща­ние по вопросам языка и письменности национальностей СССР и рассмотреть широкий круг проблем, связанных с развертыванием ра­боты по оказанию систематической помощи национальностям в раз­витии литературного языка и научной разработке орфографии, тер­минологии и словарей, с подготовкой языковедческих кадров в Цен­тре и на местах. Однако Сталин и Молотов неожиданно выступили против созыва совещания. Более того, в мае 1936 г. отдел науки, науч­но-технических изобретений и открытий ЦК партии предложил осу­дить латинизацию как «левацкий загиб Наркомпроса и т. Луначарско­го», поскольку «враги» использовали ее для отрыва трудящихся наци­ональных республик и областей от общей семьи народов СССР: «Прикрываясь разговорами о ''международном характере1' латинской основы, они отстаивали ориентацию на буржуазную культуру Запад­ной Европы».

В феврале 1937 г. секретарь Совета Национальностей ЦИК СССР заявил о необходимости решать задачу сближения «алфавитов и даже родственных диалектов и языков отдельных национальностей» и про­яснил в этой связи смысл оценки количества наций, прозвучавшей во время принятия новой Конституции: «Сталин указал, что в Совет­ский Союз входят около 60 наций, национальных групп и народно­стей. Мы же во ВЦКНА только на латинской основе имели 71 алфавит. Видимо, в деле латинского алфавита кое-что есть по отношению к малым народностям надуманного и вредного, что не сближает малые национальности с основными народами, а разъединяет и отталкивает их». В результате появилось постановление Политбюро от 2 июля 1937 г., ликвидировавшее Всесоюзный центральный комитет нового алфа­вита (основан в 1925 для осуществления языковой политики) как уч­реждения, выполнившего свою задачу.


Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 266; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!