В УСЛОВИЯХ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ 17 страница

Исправленный под диктовку «национал-независимцев» проект революции октябрьского (1922) пленума ЦК вдохновил их на даль­нейшие притязания. Уже после отказа Центра от плана автономиза-ции X. Г. Раковский поставил вопрос о сохранении независимости Украины. Управляющий делами Совнаркома Украины П. Солодуб в статье для «Известий» от 18 декабря 1922 г. полагал, что «СССР дол­жен избежать неясности отношений», смешения признаков унитар­ного централизованного государства, федерации и конфедерации. Ему представлялось, что «будущий союз республик будет ничем иным, как конфедерацией стран, ибо субъектами союза являются не облас­ти и автономные республики, а суверенные государства».

Руководители Грузии на заседании расширенного пленума ЦК КПГ 19 октября 1922 г. предложили ликвидировать образованную в марте го го же года Закавказскую федерацию. Они доказывали, что она ис­кусственна, нежизненна, «это труп», гальванизировать который не удастся. М. С. Окуджава, беседовавший в качестве Председателя Сов­наркома Грузии с Лениным 27 сентября, уверял, что мнение Ленина «несомненно склоняется к федерации отдельными республиками, а не через Закавказскую федерацию». Пленум принял решение «ходатайство-шпъ перед ЦК РКП об изменении пункта постановления по вопросу о нхождении в СССР не через Закавказскую федерацию, а непосред­ственно отдельными республиками». Закавказский крайком во главе с Г. К. Орджоникидзе усмотрел в ходатайстве нарушение партийной дисциплины, уклон от коммунизма к шовинизму и меньшевизму, перечислял реальные факты такого уклонизма, имевшие место в не­давнем прошлом. Он не стеснялся в выражениях, называя старейших членов партии шовинистической гнилью, председателя ЦИК Грузии Ф. И. Махарадзе — стариком с седой бородой, с которым «надоело считаться», М. С. Мдивани —духанщиком, наркома юстиции С. И. Кав-шрадзе — дрянным председателем, Л. Е. Думбадзе — дураком и прово­катором.

20 октября решением Заккрайкома Окуджава снят со своего поста. Другие члены ЦК КП Грузии стали по телеграфу через Каменева, Бухарина и Енукидзе апеллировать к Ленину, жаловались на самоуп­равство и «держимордовский режим» Орджоникидзе, просили о на-

127

значении >ш «лучшего руководителя в смысле марксистском и това­рищеском».

21 октября грузинский ЦК почти в полном составе сложил свои полномочия. Однако в Москве к коллективной отставке отнеслись прохладно. Енукидзе уже в переговорах по телеграфу выразил недо­вольство дезорганизацией Компартии Грузии «усилиями большинства членов ЦК КПГ». Ленин в ответной телеграмме выразил удивление «неприличным током записки» и решительно осудил «брань против Орджоникидзе». Каменев и Бухарин телеграфировали, что из их «вы­ступления против великорусского национализма отнюдь не следовала защита грузинского национализма», советовали прекратить склоку и работать «на базисе цекистских решений».

Между тем партийные разборки в Тбилиси дошли до рукоприклад­ства. На третьей неделе ноября 1922 т. (точная дата пока не установле­на) на квартиру Орджоникидзе для свидания с остановившимся там А. И. Рыковым пришел его товарищ по ссылке в Сибири А. А. Кабахидзе. Во время общего разговора этот сторонник Мдивани в недавних партий­ных спорах стал выражать недовольство тем, что «товарищи, стоящие наверху», в материальном отношении обеспечены гораздо лучше дру­гих членов партии. Руководителю большевиков Закавказья был бро­шен упрек в принятии взятки — белого коня и содержания его на казенный счет. Во время начавшейся перебранки Орджоникидзе, ус­лышав, что он и сам является «сталинским ишаком», не сдержался и ударил гостя. При вмешательстве других участников сцены (жены Рыкова, члена ЦКК КП Грузии Ртвиладзе) инцидент был прекра­щен. Переживший сильное нервное потрясение Орджоникидзе успо­коился. Кабахидзе по партийной линии не жаловался на «обидчика», однако инцидент стал известен за пределами узкого круга свидетелей. «По существу инцидента, — писал Рыков в объяснении по этому случаю, — я считаю, что т. Орджоникидзе был прав, когда истолко­вал как жестокое личное оскорбление те упреки, которые ему сделал т. Кабахидзе». Ртвиладзе тоже отрицал политический характер конф­ликта. И сам Орджоникидзе, осудив свой недостойный поступок, под­черкивал, что он был вызван не политическим спором, а личным оскорблением.

Комиссия во главе с Ф. Э. Дзержинским, назначенная Секретари­атом ЦК РКП(б) для рассмотрения поданных ушедшими в отставку членами ЦК КПГ заявлений, после четырехдневных слушаний в Тиф­лисе в начале декабря 1922 г. пришла к заключению, что политичес-* кая линия Заккрайкома и Орджоникидзе «вполне отвечала директи­вам ЦК РКП и была вполне правильной», направленной против тех коммунистов, «которые, встав на путь уступок, сами поддались дав­лению напора мелкобуржуазного национализма и сделали фетиш из таких уступок». Обвинения Орджоникидзе в интриганстве, авантю­ризме, карьеризме, сведении личных счетов комиссия отвергла «со

128

1

гк'ей решительностью». Дзержинский доложил о работе комиссии Ле­нину 12 декабря 1923-го в первый же день возвращения из Тифлиса. Рассказал он и об инциденте между Орджоникидзе и Кабахидзе.

Этот случай крайне возмутил Ленина. Он остался недоволен зак­лючением комиссии. Позднее он сказал: «Накануне моей болезни Дзер­жинский говорил мне о работе комиссии и об "инциденте", и это на меня очень тяжело повлияло». 13 декабря 1922 г. повторились два тяже­лейших приступа болезни. Врачи уговаривали больного не выступать пи в каких заседаниях и на время совершенно отказаться от работы. Ленин, в конце концов, на это согласился и сказал, что «сегодня же начнет ликвидировать свои дела», предполагая, однако, продиктовать письма по волновавшим его вопросам. Но намерение это пришлось от­ложить, так как болезнь не отступала. 16 декабря состояние здоровья Ленина еще более ухудшилось, в ночь на 23-е наступает стойкий па-рплич правой руки и правой ноги. 18 декабря на Сталина, по решению пленума ЦК, была возложена персональная ответственность за соблю­дением Лениным режима покоя, что, как оказалось, не способствовало улучшению отношения больного и особенно его жены Н. К. Крупской к (шлину.

Между тем работа по созданию Союза на основании принятой на пленуме ЦК РКП(б) 6 октября 1922 г. резолюции «О взаимоотноше­ниях между РСФСР и независимыми республиками» продолжалась. Из партийных организаций она уже перешла в руки республиканских ЦИК, т.е. в государственные органы власти. Обсуждение проекта и решения о создании СССР 10— 16 декабря 1922 г. провели съезды Со­нетов трех объединявшихся республик: VII Всеукраинский, I Закав­казский, IV Всебелорусский. 26 декабря последним (чтобы не оказы-нать давление на другие «братские» народы) принимал решение об объединении X Всероссийский съезд Советов. Российская федерация к этому времени существенно выросла территориально. Дальневос­точная республика, образованная в апреле 1920-го как «буферное» государство между Советской Россией и Японией, была очищена от пелогвардейиев и японских оккупантов и 15 ноября 1922 г. прекратила гное существование, войдя в состав РСФСР. 29 декабря в Москве ра­ботала конференция полномочных делегаций четырех союзных рес­публик. На ней были утверждены проекты Декларации и Договора об образовании союзного государства, намечен срок открытия объеди­нительного съезда Советов.

I Всесоюзный съезд Советов состоялся 30 декабря 1922 г. Он при­нял Декларацию и Договор об образовании СССР, избрал Централь­ный Исполнительный Комитет Союза ССР — однопалатный орган класти в составе 371 представителя интересов населения республик по пропорциональному принципу. ЦИК получил верховные полномочия па период между съездами Советов. Избранному тогда же Президиуму ЦИК было поручено разработать Положения о наркоматах СССР,

■ 5578

129

о СНК и Совете Труда и Обороны, о ЦИК и его членах, проекты флага и герба СССР. Для руководства работой ЦИК были избраны 4 председа­теля - М. И. Калинин (от РСФСР), Г. И. Петровский (от УССР), Н. Н. Нариманов (от ЗСФСР), А. Г. Червяков (от БССР) и секретарь А. С. Енукидзе. Так в новом обличье и со многими издержками было воссоздано тысячелетнее Российское государство, гарантирующее бе­зопасность существования и развития всем российским народам.

Пока в Москве праздновали рождение прообраза Мирового СССР, прикованный к постели Ленин обдумывал недостатки образования единого союзного государства, начав диктовать заметки, которые по­зднее получили широкую известность как статья «К вопросу о нацио­нальностях или об "автономизаиии"». В этой статье от 30—31 декабря 1922 г. образование СССР приветствовалось, подчеркивалось, что ук­репление Союза необходимо не только нам, но и «всемирному ком­мунистическому пролетариату для борьбы с всемирной буржуазией». В то же время автор не исключал, что уже на следующем съезде Сове­тов придется вернуться назад, оставив союз «лишь в отношении воен­ном и дипломатическом, а во всех других отношениях восстановить полную самостоятельность отдельных наркоматов». Начинал же он с осуждения первоначального сталинского предложения: «Видимо, вся эта затея "автономизации" в корне была неверна и несвоевременна». Акцент на последнем слове позволяет считать, что на самом деле речь шла не столько о неприятии самой идеи автономизации, сколько о преждевременности ее осуществления в условиях активного возраже­ния «независимцев» и ненадежности государственного аппарата. Боль­шинство его сотрудников, как отмечалось, было «по неизбежности заражено буржуазными взглядами и буржуазными предрассудками», а по другому выражению представляло собой «море шовинистической великорусской швали». Именно поэтому предлагалось не форсировать, а подождать с автономизацией «до тех пор, пока мы могли бы ска­зать, что ручаемся за свой аппарат, как за свой».

Особенно негативные последствия имела озлобленно-русофобская позиция автора «диктовки» в отношении русской нации, названной «угнетающей» и «великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда». Поколения интернационалистов-русо­фобов на всем протяжении советской истории постоянно напоминали якобы ленинские слова о том, что интернационализм со стороны рус­ской нации «должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически», и сделали все возможное, чтобы план автономизации никогда не был осуществлен. Недавно увидело свет обстоятельное исследование В. А. Сахарова «"Политическое заве­щание" Ленина: реальность истории и мифы политики» (2003), ставя­щее под сомнение авторство Ленина в случаях со статьей «К вопросу

130

и национальностях или об "автономизации"», «Письмом к съезду» и некоторыми другими текстами, традиционно включавшимися в со-I'litit его «Завещания».

Дебаты по вопросам образования СССР положили начало двум и'чепиям большевизма в отношении национальной государственное -1И. Первое, ортодоксальное, антирусское — движение Ленина и Троц­кий) за «подлинный интернационализм», отождествлявшийся с со­циалистическим космополитизмом и мировой революцией. Второе, мм/ударственное (национально-государственное, национально-боль-пичшстское), которое чаще всего связывалось с именами Сталина и Молотова, — за укрепление государства и роли в нем основного госу-лирствообразующего русского народа.

Вначале второе движение существовало незаметно и осуждалось официально: реально продолжало господствовать первое. Редактируе­ма Бухариным газета ярко отразила складывающуюся ситуацию. В ре­дакционной статье «Правды» «Национальный вопрос и РКП(б)» (1923, 14 аир.) подчеркивалось, что основу «школы Ленина» в этом вопросе «составляет бешеная борьба против шовинизма великодержавных или Пивших великодержавными наций. Полное право на государственное отделение до революции и после революции, величайшие уступки, самопожертвование со стороны пролетариата великодержавной на­ции — даже этой ценой необходимо покупать полнейшее доверие, поддержку, братскую солидарность со стороны прежде угнетенных мпций. Ленин всегда беспощадно бичевал всякое "русопятство", бли-шрукую и тупую политику, которая не видит дальше своего носа. Он не скупился здесь на слова, обозначая эту политику, как черносотен­ную подлость и подлое черносотенство. И этот завет... должны мы осо-нпшо беречь».

В 1923 г. борьба двух течений проявилась в связи с подготовкой и проведением XII съезда партии, на котором национальный вопрос ншял одно из центральных мест. Сталин, как основной докладчик по ному вопросу на съезде, в основном занимал оборонительные пози­ции, всячески стремился следовать ленинским установкам в нацио­нально-государственном строительстве. 21 февраля на пленуме ЦК РКП(б) обсуждались подготовленные им тезисы «Национальные моменты в партийном и государственном строительстве».

Дальнейшее решение стоящих перед партией проблем предлага­лось вести с учетом того, что пролетариат уже «нашел в советском строе ключ к правильному решению национального вопроса», что «путь организации устойчивого многонационального государства на началах национального равноправия и добровольности» уже открыт, по для разрешения вопроса «полностью и окончательно» еше пред-пояло преодолеть «препятствия, которые переданы нам в наследство пройденным периодом национального гнета». Главное препятствие усматривалось в «пережитках великодержавного шовинизма, являю-

131

щегося отражением былого привилегированного положения велико­русов» и получающих «подкрепление в виде "новых" сменовеховских великорусско-шовинистических веяний, все более усиливающихся в связи с нэпом. Практически они выражаются в кичливо-пренебрежи­тельном и бездушно-бюрократическом отношении русских советских чиновников к нуждам и потребностям национальных республик». Вме­сте с тем отмечались пережитки «радикально-националистических традиций» среди местных коммунистов, которые порождали «уклон в сторону переоценки национальных особенностей, в сторону недооцен­ки классовых интересов пролетариата, уклон к национализму». В част­ности, обращалось внимание на грузинский шовинизм, направлен­ный против армян, осетин, аджарцев и абхазцев; азербайджанский шовинизм — против армян; узбекский (в Бухаре и Хорезме) в отно­шении туркменов и киргизов. Однако все виды шовинизма изобража­лись почему-то «своеобразной формой обороны против великорус­ского шовинизма».

Эти «пережитки» и «уклоны» предлагалось осудить, сделав упор «на особый вред и особую опасность уклона к великодержавному шовинизму». Главное условие «полного и окончательного» разреше­ния национального вопроса виделось в «уничтожении фактического национального неравенства». Задача эта возлагалась исключительно на русский народ. Преодолеть национальное неравенство, как под­черкивалось в тезисах, «нужно обязательно. И преодолеть его можно лишь путем действительной и длительной помощи русского пролета­риата отсталым народам Союза в деле их хозяйственного и культурно­го преуспеяния».

Трудноразрешимую задачу — создать при достижении поставлен­ных целей «обстановку полного взаимного доверия» всех националь­ностей — предлагалось решать посредством организации в системе высших органов Союза специального «представительства националь­ностей на началах равенства». Иными словами, практически рекомен­довалось учредить «специальный орган представительства всех без ис­ключения национальных республик и национальных областей на на­чалах равенства».

В специальной записке Сталина, направленной в Политбюро « том же феврале, вновь ставился вопрос, не получивший ясного отве­та в ходе образования СССР. Он заключался в следующем: «Входят ли наши республики в состав Союза через существующие федеративные образования (РСФСР, Закфедерация) или самостоятельно, как от­дельные государства (Украина, Грузия, Туркестан, Башкирия)». Его формулировка не только вновь обращала внимание на необходимость выравнивания статуса республик в составе СССР.

Продолжая полемику главным образом с грузинскими «незави­симыми» и как бы становясь на их точку зрения, Сталин отмечал резоны в их требованиях: «Вхождение отдельными республиками (а не

132

через федеральные образования) имеет несомненно некоторые плю-сы: а) оно отвечает национальным стремлениям наших независимых республик; б) оно уничтожает среднюю ступеньку в строении союз­ного государства (федеративные образования) и вместо трех ступеней (национальное образование — федеральное образование — союз) со-ишет две ступени (национальное образование — союз)». Однако обра­щалось внимание и на «существенные минусы», якобы не позволяю­щие принять предложения «независимцев». Разрушение Закфедера-мип требовало аналогичного отношения и к РСФСР. Такая мера, по мнению Сталина, была категорически неприемлема. Разрушение |ч ФСР обязывало, во-первых, «создать новую русскую республику, mi о сопряжено с большой организационной перестройкой», и, во-пюрых, вынуждало «выделить русское население из состава автоном­ных республик в состав русской республики, причем такие республи-MI, как Башкирия, Киргизия, Татарская республика, Крым, риску­ем лишиться своих столиц (русские города) и во всяком случае вынуждены будут серьезно перекроить свои территории».

В создании русской республики Сталин не видел никакой «поли-шческой необходимости». В этом он, очевидно, целиком сходился с манными вершителями судеб страны, Лениным, Троцким, Зиновье-iu.im и Каменевым, судя по русофобской направленности резолюции но национальному вопросу, готовящейся для принятия на съезде. Чтобы го (дать хотя бы видимость равноправного включения русского народа и процесс преодоления фактического неравенства наций, Сталин ре­комендовал при конструировании Союзного собрания (органа пред-па нительства национальностей) обеспечить там наряду с националь­но-территориальными образованиями представительство «русских гу-игрпий», не имеющих своей национальной республики.

Между тем безнадежно больной Ленин якобы тоже неизменно ни шращался к национальному вопросу. 5 марта 1923 г. он обратился к I роцкому с просьбой взять на себя «защиту грузинского дела», нахо-лнщегося под «преследованием» будто отличившихся «истинно рус-гким настроением» Сталина и Дзержинского. На следующий день он направил краткое письмо «дорогим товарищам» Мдивани, Махарадзе н другим (копия Троцкому и Каменеву), которое стало последним в по жизни. В письме говорилось: «Всей душой слежу за вашим делом. Пишущей грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзер­жинского. Готовлю для вас записки и речь».

На основании этих документов некоторые историки высказывают предположение, что в конце жизни Ленин стремился уравновесить силы в политической связке «Троцкий — Сталин», где все больший перевес оказывался на стороне последнего, а то и вовсе устранить его из политики. Троцкий под впечатлением «обращения» к нему Ленина уже 6 марта выступил с резкой критикой сталинских тезисов «Наци­ональные моменты в партийном и государственном строительстве».

133

Он не согласился с категорической констатацией в них того, «что мы уже разрешили национальный вопрос, наладили мирное сожительство и сотрудничество наций», считал из двух названных в резолюции наци­ональных уклонов «абсолютно необходимым выдвинуть на первое мес­то» великодержавный и подчеркнуть, что «второй уклон, национальный, и исторически и политически является реакцией на первый».

В состоявшейся тогда же беседе с Каменевым Троцкий высказы­вался еще определеннее: «Я хочу радикального изменения националь- ной политики, прекращения репрессий против грузинских противни- ков Сталина... Сталинская резолюция по национальному вопросу никуда  не годится. Грубый и наглый великодержавный зажим ставится в ней на один уровень с протестом и отпором малых, слабых и отсталых народностей». Грузинские «независимцы» изображались Троцким не иначе, как «сторонники ленинской национальной политики». (Послед­нее, на наш взгляд, является весомым аргументом в пользу вывода о подложности «ленинской записки» в адрес Троцкого и «уклонистов», которые, судя по отношению к ним Ленина на протяжении всего 1922 г., никак не могли слыть сторонниками ленинской политики.)

---

Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 223; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!