Этнолингвистическая классификация коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока



Министерство образования Российской Федерации

Благовещенский государственный педагогический университет

 

АМУРСКИЕ ЭВЕНКИ

 

БОЛЬШИЕ ПРОБЛЕМЫ

 МАЛОГО ЭТНОСА

Сборник научных трудов

Выпуск I

Благовещенск

 2003

ББК 63.521 (=652) А 62 Печатается по решению редакционно-издательского совета Благовещенского государственного педагогического университета

 

Амурские эвенки: Большие проблемы малого этноса: Сборник научных трудов /Под ред. проф. Г.В. Быковой. - Выпуск I. - Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2003. – 266 с.

 

 

 В сборнике представлены материалы о социально-экономическом, демографическом, экологическом и лингвокультурологическом состоянии коренного малочисленного народа Приамурья – амурских эвенков.

 

 

Редакционная коллегия:

Г. В. Быкова -д.ф.н.проф. БГПУ (отв. редактор);

В. И. Серебренников –ст.н.с. АмурКНИИ ДВО РАН;

А.Г. Иванкина –председатель Ассоциации КМНС Амурской области, судья;

Д.М. Берелтуева –к.ф.н., доц. ХГПУ;

Г.И. Варламова –д.ф.н., в.н.с. НИИ национальных проблем КМНС;

Е.Ф. Афанасьева – к.ф.н., доц. Бурятского госуниверситета.

 

 

На обложке – фрагмент наскальной живописи древних эвенков близ с. Усть-Нюкжи.

 

ISBN   © Благовещенский государственный педагогический университет, 2003  

Проблемы сохранения традиционных форм природопользования коренного

Малочисленного народа Приамурья в новых

Социально-экономических условиях

В.И. Серебренников, Г.И. Сухомиров

 

I. Краткий обзор развития отраслей традиционного комплекса эвенкийского таежного хозяйства Северного Приамурья

Традиционными занятиями аборигенов Северного Приамурья – эвенков - были и по-прежнему остаются охота и оленеводство, определяющие их образ жизни, быт и уровень материального благосостояния. Поэтому проблемы социально-экономического развития эвенков, как на современном этапе, так и в обозримом будущем неразрывно связаны с состоянием этих базовых отраслей таежного природопользования.

Эвенки, издавна населявшие бескрайние просторы Северного Приамурья, вели кочевой образ жизни, что позволяло им рационально, без ущерба для природы осваивать биологические ресурсы этих территорий. При этом кочевание ни в коем случае нельзя рассматривать как бродяжничество, ибо кочевки к сезонным оленьим пастбищам и богатым охотничьим и рыбным угодьям совершались в определенное время по строго установленным маршрутам в границах территории, которой род или семья владели наследственно, на основе естественного права.

Жизнь таежного человека определялась теснейшей связью с окружающей средой. Отличное знание местности, выносливость, наблюдательность, смелость, изумительная ориентация в условиях тайги – все эти качества, по свидетельствам исследователей Дальнего Востока, были присущи эвенкам в XVII – XIX веках.

У амурских автохтонов исторически сформировалась специфическая, по-своему высокая охотохозяйственная культура, которая ярко проявилась в стройной системе раздельного пользования угодьями, бережном отношении к охотничьим животным и в самоограничении потребления природных ресурсов. Эта система не истощала природу, а предоставляла ей возможность вечного существования в гармонии с человеком. В использовании территории не было обезлички. У отдельных родов, стойбищ и семейств имелись в собственности охотничьи и рыболовные угодья и оленьи пастбища, обычно приуроченные к определенным участкам речных бассейнов.

При бережном отношении эвенков к животным, их самоограничении в удовлетворении своих потребностей в условиях слабой заселенности и отсутствия развитого товарного обмена на севере области веками сохранялось обилие пушных и копытных зверей, боровой и водоплавающей дичи.

Исключительное значение для освоения громадных северных территорий области имело оленеводство. У амурских эвенков личные оленьи стада, как правило, не превышали 30-50 голов. Животные использовались, в основном, как транспортное средство во время кочевок и на охотничьем промысле. Без них невозможно было осваивать большие площади охотничьих угодий. И хотя охота была главным занятием, благосостояние эвенков в значительной степени определялось наличием оленей. Гибель животных рассматривалась как большое несчастье, ибо кочевые охотники были вынуждены переходить на необычный для них оседлый образ жизни и влачить жалкое существование. Большую ценность для эвенков имели олени и как источник мясной продукции и шкур. Однако домашних оленей забивали на мясо лишь в случае крайней необходимости.

По сообщению М.А. Сергеева, туши северных оленей охотники-оленеводы использовали исключительно эффективно. В пищу, кроме мяса и сала, шли все внутренние органы, костный и головной мозг, глаза, жилы, хрящи и мягкие молодые рога (панты). Из содержимого желудка эвенки делали «колбасу»: кровью наполняли желудок, коптили его над костром, разрезали спекшуюся массу на части и ели как лакомство. Летом излишки мяса вялили на солнце и сушили над огнем. Сушеное мясо, как и рыбу, нередко превращали в муку. Шкуры оленей использовали для шитья одежды, обуви, кумаланов , изготовления многих других вещей, необходимых в быту таежного кочевника.

Основным занятием аборигенов в то время была охота на диких копытных животных: лося, северного оленя (согжоя), местами – изюбря, косулю и снежного барана, которых убивали ради мяса и шкур.

Пушных зверей вначале добывали попутно для использования шкурок в качестве материала для шитья или отделки одежды, обуви, украшений, а шкуры выдры шли для подклейки охотничьих лыж. Тушки некоторых пушных зверей – белки, зайца-беляка, рыси и выдры охотники зачастую употребляли в пищу. Товарная охота на пушных зверей, по существу, зародилась с развитием торговли после заселения Приамурья русскими.

Охотились эвенки обычно верхом на оленях. До выпадения глубокого снега пушных и копытных животных добывали с помощью собак. Зимой для добычи пушных зверей широко использовали различные самоловы, самострелы, петли и пр. Копытных животных преследовали верхом на олене, били на речных переправах и водопое из засады. С рогатинами ходили на медведя. Кабаргу и зайцев отлавливали с помощью петель. Во второй половине XIX в. среди охотников-эвенков широко распространяется огнестрельное оружие.

В небольших масштабах эвенки занимались собирательством. Различные травы, ягоды (брусника, голубика, клюква), орехи и коренья служили подспорьем в питании, лечебным средством и использовались для дубления кож.

Приход русских в Приамурье привел к существенным изменениям жизни аборигенов, прежде всего, в сфере хозяйственной деятельности. Эвенки заимствовали у русских огнестрельное оружие и такие орудия лова, как капканы, кулемки, плашки, обмет, а русские переняли у коренного населения некоторые виды местных орудий и способов охоты, одежду, обувь, охотничье снаряжение.

Экономические связи русских с аборигенным населением завязывались, развивались и укреплялись в первую очередь через торговлю. В обмен на оружие, боеприпасы, продукты питания (мука, крупы, соль), табак, спички, спирт, ткани, инструменты и другие товары, необходимые в хозяйстве кочевников, русские торговцы требовали у эвенков, прежде всего, драгоценные меха, что послужило стимулом для начала интенсивной охоты на пушного зверя. Период конца XIX – начала XX веков ознаменовался переходом от меновой (бартерной) торговли к денежному обращению, что значительно расширило рынок сбыта пушно-мехового сырья и другой продукции охотничьего промысла. Объемы добываемой пушнины стали расти не только количественно, но и в ассортименте. Наряду с соболем – главным объектом пушного промысла - в больших количествах стали добывать белку, колонка, красную лисицу, горностая, выдру. Высоким спросом пользовалось и лекарственно-техническое сырье, широко используемое в тибетской медицине (панты изюбря, медвежья желчь, кабарожья струя и др.)

Повышенный спрос на меха и товары тибетской медицины, зависимое положение охотников-эвенков от торговцев, требовавших этой продукции все больше и больше, привели к разрушению некогда стройной системы природопользования аборигенов. Эвенки постепенно утрачивали веками выработанные традиции бережного использования биологических природных ресурсов и самоограничения в удовлетворении своих потребностей. Возросла интенсивность освоения охотничьих угодий. На диких копытных животных стали охотиться в течение всего года, не исключая и периоды размножения. Широко стали применяться такие истребительские способы, как охота по насту и использование стрихнина. Большой урон охотничьему фонду и оленьим пастбищам приносили участившиеся лесные пожары. Как правило, они возникали от неосторожного обращения с огнем пришлого населения.

В результате хищнического промысла и лесных пожаров численность соболя, выдры, лося, изюбря, северного оленя повсеместно резко сократилась. Это отмечалось многими исследователями. Н.В. Слюнин, в частности, писал: «При занятии края русскими он славился своей пушниной, но это богатство по хищническим причинам скоро было истощено!»

С открытием богатых месторождений золота началось интенсивное промышленное освоение северных районов Приамурья, возникли многочисленные населенные пункты. В связи с этим резко возросла потребность в завозе сюда продовольственных и промышленных товаров. В условиях бездорожья северный олень, приспособленный к передвижению в горной тайге и по заболоченным марям, стал незаменим для доставки грузов приисковому населению и различным изыскательским экспедициям. Острый спрос на перевозки привел к развитию товарного транспортного оленеводства, денежные доходы от которого в бюджете эвенкийских хозяйств, расположенных в районах золотых приисков, постепенно возрастая, стали играть главную роль, превысив доходы от охотничьего промысла.

Царским правительством принимались определенные меры по защите аборигенов и регулированию добычи охотничьих животных. После присоединения Сибири русское правительство, объявив всю землю государевой, признало за местным населением право на пользование землей. Заинтересованное в получении ясака, оно стремилось сохранить хозяйство аборигенов и его жизнеспособность. Русских предлагалось селить на «пустых» землях и у местных людей угодий не отнимать (История Сибири, т.I. с. 68).

Однако эти предписания редко соблюдались. В 1916 году В.В. Солярский писал: «Пассивное отношение государственной власти к такому громадной важности социальному факту, как угасание инородцев, не только противоречит достоинству государства, оно нарушает его существенные интересы. Если исчезнут инородцы, то громадные пространства на севере сделаются недоступной пустыней, а ценные дары лесов, тундр и недр земли не будут поступать в мировой оборот. Выработанная инородцами, хорошо приспособленная к суровым условиям севера, не высокая, но полезная культура погибнет для будущего населения». Актуальность данного положения во многом сохранилась до настоящего времени.

С установлением советской власти многое в охотничьем хозяйстве Приамурья изменилось к лучшему. Был принят ряд основополагающих декретов: «О сроках охоты и о праве на охотничье оружие» (1919 г.), «Об охоте» (1920 г.) и др. В них была определена деятельность органов управления охотничьим хозяйством и установлены основные принципы его ведения. Руководство охотничьим хозяйством возлагалось на Наркомзем, в котором учреждалось Центральное управление по делам охоты – «Центрохота». В 1924 г. 4-ый съезд охотников принял решение об образовании Всероссийского кооперативного охотничьего союза (Всекохотсоюз). В этом же году Наркомзем издал «Правила производства охоты», которые запрещали применение и использование опасных для человека или истребительных для животных способов и орудий охоты.

Для повседневного руководства работой среди народов Севера при Дальревкоме в 1924 г. был создан Дальневосточный комитет содействия народностям северных окраин. Он много сделал для развития экономики и культуры коренных народов. Аборигены были освобождены от всех государственных и местных налогов. Комитет занимался также вопросами охотничьего хозяйства и оленеводства.

С образованием в 1925 г. Дальневосточного областного союза (Всекохотсоюза) начался кооперативный период развития охотничьего хозяйства. Это были годы его строительства и успешного развития на кооперативной основе, значительного прогресса в развитии экономики и культуры народов Севера, роста объема производства продукции охоты и оленеводства. В отдаленных районах открывались фактории, через которые осуществлялось снабжение продовольственными, промышленными и охотничьими товарами. Аборигенам предоставлялся ряд льгот, в частности, их освобождали от получения охотничьих билетов и оплаты государственной пошлины.

В мае 1927 г. бюро Дальрайкома партии приняло постановление о закреплении охотничьих угодий за коренными малочисленными народами Севера. Были начаты работы по устройству охотничьих угодий и оленьих пастбищ. Этим преследовалась цель обеспечить действенную защиту национальных интересов аборигенов. В результате народы Севера получили возможность вернуть отторгнутые у них до революции угодья. Интегральная корпорация в короткий срок охватила весь север Приамурья и стала основной формой хозяйственной деятельности аборигенов, мощным рычагом укрепления их экономики. В 1930 г. охоткооперация, сосредоточив в своих руках кредитование, снабжение и заготовки охотпродукции, получила возможность мощно влиять на преодоление экономической и культурной отсталости народов Севера и успешно развивать охотничье хозяйство, оленеводство и рыболовство.

Еще ранее, в конце 20-х годов, различного рода «бригады» и «промысловые группы» при кооперативах постепенно стали превращаться в постоянные промысловые и оленеводческие товарищества. Их образование явилось началом процесса коллективизации у народов Севера. В 1928-1932 гг. господствующей формой колхоза на севере Приамурья явилось «простейшее производственное объединение» (ППО). В начале 30-х годов ППО стали перерастать в северные смешанные промысловые артели.

К сожалению, добровольное кооперирование вскоре было заменено насильственной сплошной коллективизацией и повсеместной организацией колхозов, которая сопровождалась ликвидацией мелких населенных пунктов, насильственным переводом кочевых охотников-оленеводов на оседлый образ жизни.

Охотничье хозяйство и оленеводство на севере области в этот период довольно успешно развивались как отрасли колхозного производства. Число оленей в национальных хозяйствах значительно увеличилось: в бывших Селемджино-Буреинском районе за 12 лет (1926-1937) вдвое; в Джелтулакском в 1931-1937 гг. на 183%, в Зейско-Учурском – на 164,5%. Всего же в северных районах области в конце 30-х годов насчитывалось около 15 тыс. оленей. В этот период оленеводство развивалось как в мясном, так и в транспортном направлениях. В 1937 г. удельный вес отрасли в валовом доходе колхозов Джелтулакского района вырос до 43,1%, Зейско-Учурского и Селемджино-Буреинского – до 41%.

В начале 30-х годов большой вклад в изучение охотничьего хозяйства и оленеводства севера Амурской области внесла Амгунь-Селемджинская экспедиция Академии наук СССР. Во второй половине 30-х годов на современной территории Зейского, Селемджинского и Тындинского районов Наркомземом РСФСР была проведена огромная работа по первоначальному землеводоустройству. Основное внимание было уделено охотничьему хозяйству и оленеводству. В результате землеустройства почти все охотничьи угодья и оленьи пастбища были закреплены за колхозами. Так, в Зейском районе за пятью колхозами («1-е Мая», «Огорон», «Пионер», «Северный луч», «Ударник») было закреплено более ¾ территории района.

С середины 30-х годов в эвенкийском хозяйстве основной товарной отраслью становится оленеводство с тенденцией выпаса оленей крупными стадами. Коллективизация, совпавшая по времени с громадным разворотом экспедиционных работ и развитием извоза, трансформировала традиционное охотничье-оленеводческое хозяйство эвенков в транспортно-оленеводческо-охотничье.

Непоправимый ущерб оленеводству нанесла война. Поголовье животных за этот период сократилось более чем вдвое. В 1948 году, к моменту выделения Амурской области в самостоятельное административное образование, общая численность оленей составила 7,2 тыс. голов, в том числе в колхозах – 6,1 тыс. голов, или соответственно 48% и 66% к довоенному уровню. В результате кропотливой работы в послевоенный период поголовье оленей удалось восстановить и даже увеличить, однако на это ушло около 25 лет.

К началу 1970 года область имела 19,1 тыс. северных оленей, из которых 17,5 тыс. животных принадлежали эвенкийским колхозам. Это наивысший показатель в оленеводстве за всю историю региона.

Оленеводство по-прежнему оставалось ведущей отраслью северных национальных хозяйств. Однако в этот период направление развития отрасли стало приобретать мясо-транспортный характер. Появление вездеходного транспорта и вертолетов резко сократило доходы хозяйств от извоза, что вызвало их переориентацию на производство мясной продукции (табл. 1).

 

Таблица 1

Структура денежных доходов от оленеводства

 в колхозах  Амурской области в 1937-1975 гг. (%)

 

Структура доходов 1937 1961 1970 Средняя за 1971-1975

Тындинский район

Продукция 10,1 6,3 74,0 79,5
Извоз 89,9 93,7 26,0 20,5

Зейский район

Продукция 45,8 14,6 30,8 34,1
Извоз 54,2 85,4 69,2 65,9

Селемджинский район

Продукция 10,6 4,9 52,9 77,5
Извоз 89,4 95,1 47,1 22,5

По области

Продукция 22,8 7,2 60,8 70,4
Извоз 77,2 92,8 39,2 29,6

 

Дольше всех транспортное направление оленеводства сохранилось в колхозе «Ударник», однако и здесь в 1975 году доход от реализации продукции уже превысил 50% от общего объема доходов хозяйства.

В последующие годы хозяйственное крупномасштабное освоение северных территорий области без учета интересов коренного населения и нарушение экологических норм природопользования спровоцировали резкий спад в развитии оленеводства, что в конечном итоге привело к деградации этой отрасли.

В охотничьем хозяйстве основной товарной продукцией были пушнина и мясо диких животных. В 1937 г. структура валовой и товарной продукции эвенкийских колхозов характеризовалась следующими показателями (%):

  Пушнина Мясо-дичь Прочая продукция
Товарная 60,7 34,8 4,5
Валовая 35,3 60,5 4,2

Фактический объем валовой продукции значительно превышал официальные показатели, особенно по мясу и дичи. Полностью для личного потребления шло мясо кабарги, косули, изюбра и северного оленя; оставалось у охотников и 50-75% сохатины, 97-100% медвежатины, 85-92% глухарей, 68-77% рябчиков, от 77 до 100% шкур диких копытных. Основным пушным видом в 30-е годы была белка, удельный вес которой в структуре пушных заготовок достигал 83%.

Охотничье хозяйство централизованно не планировалось, хотя наряду с оленеводством было ведущей отраслью колхозного производства. Положение усугублялось еще и тем, что колхозы не имели права самостоятельной заготовки и реализации пушнины, которую они должны были сдавать организациям потребкооперации (позже госпромхозу и коопзверопромхозам), у которых и оставалась большая часть прибыли.

На развитии охотничьего хозяйства и оленеводства отрицательно сказывалось неоднократное укрупнение колхозов. Это приводило к сокращению численности квалифицированных работников, худшему освоению угодий, снижению объема заготовок пушнины и другой охотничьей продукции. Так, в Зейском районе из пяти колхозов остался только один «Ударник».

В послевоенные годы колхозы стали меньше внимания уделять охотничьему хозяйству. Отчасти это объяснялось тем, что снизилась экономическая заинтересованность в производстве продуктов охоты. Вопреки здравому смыслу и экономической целесообразности приоритетное значение придавалось развитию растениеводства и животноводства, убыточных в условиях северной тайги.

В 70-е годы в области было пять северных национальных колхозов, в том числе три в Тындинском и по одному в Зейском и Селемджинском районах, которые осваивали до 60% закрепленных охотничьих угодий. В структуре охотничьей продукции на долю пушнины приходилось около 80%, причем, если в 30-50-е годы первое место в пушнозаготовках принадлежало белке, то с 60-х годов оно прочно закрепилось за соболем, численность которого, благодаря принятым государством мерам, была восстановлена.

Слабо осваивалась добыча копытных зверей и боровой дичи. Все это привело к снижению роли охотничьего хозяйства в колхозном производсте: если в 1937-1938 гг. в структуре товарной продукции на долю охотничьей продукции приходилось более 24%, то в 1971-1975 – лишь около 15% (табл. 2).

 

Таблица 2

Структура товарной продукции национальных колхозов Севера Амурской области за 1971-1975 гг., % к итогу*

 

Отрасль «Ленин-Октон» «Заря» «1 Мая» «Ударник» «Улгэн» В среднем
Оленеводство, 56,7 27,1 37,9 43,4 60,3 47,1
в т.ч. извоз 11,9 7,7 4,4 28,6 13,5 14,0
Звероводство 11,7 13,8 17,3 12,4 - 11,2
Охота, 11,6 11,3 24,9 20,7 9,3 14,8
в т.ч. пушнина 11,0 9,7 23,1 19,2 8,0 13,6
Рыболовство 0,5 0,1 2,1 0,6 - 0,6
Растениеводство - 0,7 0,3 0,2 0,2 0,2
Животноводство 1,0 4,8 2,2 4,3 1,5 2,6
Прочая продукция 18,5 42,2 15,3 18,4 28,7 23,5

 

* - здесь и далее, если особо не оговорено, все таблицы и расчеты приведены на основании данных годовых отчетов национальных предприятий Севера.

Острой проблемой в охотничьем хозяйстве стал кадровый вопрос. За полвека общая численность охотников изменилась незначительно, но если в 1926 году высококвалифицированные охотники-профессионалы составляли 96%, то в 1975 году их доля снизилась до 4%. Соответственно с 4% до 96% вырос удельный вес охотников-любителей. Причины сокращения численности профессиональных охотников и снижения объемов заготовок пушнины кроются в нерешенности многих правовых, организационных, экономических и технических проблем отрасли.

В 1977 году национальные колхозы Севера были преобразованы в промыслово-оленеводческие совхозы, но заметного улучшения производственных показателей их хозяйственной деятельности не произошло. Поголовье оленей в целом по области, кроме Тындинского района, продолжало сокращаться, а объем заготовок пушнины оставался на уровне 70-х годов.

В годы экономических реформ оленеводство и охотничье хозяйство оказались в критическом состоянии, а социально-экономическое положение эвенков северных совхозов области резко ухудшилось. Частично эти вопросы будут рассмотрены ниже.

 

II. Современное состояние оленеводства и охотничьего хозяйства на территории традиционного природопользования севера Амурской области

 

Территория традиционного природопользования (ТТП) коренных малочисленных народов Севера Амурской области – это территория (земли, воздушные и водные пространства), на которой исторически проживают эти народы, обладающая природными ресурсами и пригодная для осуществления традиционных видов природопользования в границах, устанавливаемых региональным законодательством (трактовка проекта закона о ТТП Амурской области).

На базе использования биологических ресурсов дикой природы ТТП формируется комплекс северных отраслей, из которых оленеводство и охота являются естественной основой жизнедеятельности коренных малочисленных народов.

Краткая характеристика современного состояния этих отраслей в Зейском, Тындинском и Селемджинском районах области приводится ниже.

 

Северное оленеводство

 

Разведение домашних северных оленей в Приамурье – занятие исключительно эвенкийского населения. Для малочисленных народов Севера оленеводство – это не столько отрасль хозяйства, сколько уникальная форма хозяйственно-культурного уклада, определяющего их быт и образ жизни и, в конечном счете, являющаяся гарантом сохранения этноса. Возможность развития оленеводства определяется природно-климатическими условиями той или иной территории и другими факторами, важнейшими из которых являются наличие кормовой базы и, прежде всего, основного корма оленей – ягеля.

Размеры, местоположение и площадь оленьих пастбищ, их состояние, запасы и доступность сезонных кормов определяют численность оленепоголовья и продуктивность животных. В связи с этим вопросы правильной оценки пастбищных ресурсов и их кормовых достоинств, рациональной организации пастбищного хозяйства имеют огромное значение в развитии отрасли. Исследования в этом направлении впервые начались в 30-х годах прошлого века во время первоначального межхозяйственного землеводоустройства северных территорий.

Общая площадь оленьих пастбищ северных районов Амурской области, по оценкам специалистов тех лет, была определена в 14299 тысяч гектар, а их оленеемкость в 200 тыс. животных. И хотя, как показало время, эти оценки оказались завышенными, тем не менее, они имели большое значение как показатели ресурсного потенциала развития оленеводства.

Позднее устройство оленьих пастбищ области было проведено Ангарской изыскательной экспедицией Росгипрозема. В 1976-1985 годах методами наземного учета и аэрофотосъемки были определены площади оленьих пастбищ, уточнены ботанический состав и запасы кормовой растительности, проведена их экономическая и хозяйственная оценка. Одновременно выполнен ряд зоотехнических работ с целью изучения сезонных рационов животных и доступности пастбищ, площадных норм выпаса и календарных сроков.

Некоторые показатели, характеризующие площади оленьих пастбищ и их оленеемкость, полученные в результате работы экспедиции, приводятся в таблице 3.

 

Таблица 3

Площади оленьих пастбищ и расчет перспективного поголовья оленей в северных совхозах Амурской области

 

Наименов. районов и хозяйств Фактическое поголовье на 1983 -1984 гг. Перспективное поголовье по запасам кормов для круглогод. содержания Количество стад Средний размер стада (гол., персп.) Площадь оленьих пастбищ (га) Площадь пастбищ, принятая к расчету (га) Средняя годовая площадь  на оленя (га)
Тындиский всего 7310 12450 16 780 1931483 1023523 82,2
Совхоз «Ленин-октон» 5210 8350 9 930 845715 674230 0,7
Совхоз «1 Мая» 1600 3000 5 600 362255 267073 9,0
Совхоз «Заря» 500 1100 2 550 156928 82220 4,7
Зейский всего 3000 6350 7 900 918137 583550 2,0
Совхоз «Ударник» 3000 6350 7 900 918137 583550 92,0
Селемджинский всего 2940 3500 4 875 441750 385868 10,2
Совхоз «Улгэн» 2940 3500 4 875 441750 385868 10,2
Всего по области 13250 22210 27 820 3291370 1992941 0,0

 

По запасам зеленых и ягельных кормов, их ботаническому составу и условиям выпаса оленьи пастбища северных районов отнесены к пастбищам среднего качества, которые обеспечивают круглогодичное содержание 22,2 тыс. оленей при оптимальном размере стада, не превышающего 820 животных. При этом для выпаса одного оленя требуется 90 га пастбищной площади.

Наглядным показателем состояния любой отрасли животноводства является численность поголовья животных. Многолетняя динамика поголовья оленей в северных районах Амурской области однозначно свидетельствует о том, что на протяжении последних тридцати лет численность оленей неуклонно сокращается, причем в годы перестройки этот процесс приобрел обвальный характер (табл. 4).

 

Таблица 4

Динамика численности северных оленей Амурской области в 1926-2002 гг. (на конец года, голов)

 

Районы 1926 1937 1948 1950 1960 1970 1980 1990
Тындинский 3,0 2,9 2,5 2,5 7,1 9,7 9,3 7,3
Зейский 1,1 8,6 3,1 2,1 4,1 4,7 3,0 3,2
Селемджинский 0,9 3,5 1,6 1,5 2,1 2,9 3,3 2,5
Амурская область всего 5,0 15,0 7,2 6,1 13,3 17,3 15,6 13,0
в т.ч. коллективные хозяйства - 8,5 6,1 5,7 11,9 15,5 13,8 11,5
в т.ч. частный сектор 5,0 6,5 1,1 0,4 1,4 1,8 1,8 1,5

 

Динамика численности северных оленей Амурской области в 1926-2002 гг. (на конец года, голов) (продолжение)

 

Районы 1995 1996 1997 1998 1999 2000 2001 2002
Тындинский 6,4 5,1 4,5 4,1 3,5 3,6 3,8 2,6
Зейский 4,0 4,0 3,7 4,1 4,1 1,9 1,5 0,8
Селемджинский 1,2 1,2 1,1 1,0 0,7 0,7 0,7 0,6
Амурская область всего 11,6 10,3 9,3 9,2 8,3 6,2 6,0 4,0
в т.ч. коллективные хозяйства 9,9 8,8 7,8 7,8 7,1 4,8 4,1 4,0
в т.ч. частный сектор 1,7 1,5 1,5 1,4 1,2 1,4 1,9 -

 

(Оперативные данные Амурского АПК за 2002 год только для коллективных  хозяйств)

 

Численность оленепоголовья в Амурской области за 1926-1950 годы рассчитана для территорий северных районов в современных административных границах, которые за этот период неоднократно изменялись так же, как изменялись и названия самих этих районов. Например, территория Усть-Нюкжинского и Средне-Нюкжинского сельсоветов Тындинского района в то время входила в состав Тунгиро-Олекминского района Читинской области, а район именовался Джелтулакским.

За 1926 год показатели численности и территориального размещения поголовья оленей получены из итогов «Приполярной (Северной) переписи коренного населения Дальневосточных окраин». Учитывая, что посещение каждого туземного стойбища было связано с большими трудностями, вызванными их удаленностью и рассеянностью по громадной территории, можно допустить, что большая часть сведений по этому вопросу получена переписчиками опросным путем и поэтому результаты, на наш взгляд, оказались заниженными.

В то же время нет никаких оснований не доверять итогам учета поголовья оленей, полученного в результате землеводоустроительных работ, выполненных экспедициями Росгипрозема в 30-х годах минувшего века. Коллективы этих экспедиций, укомплектованные высококвалифицированными кадрами специалистов различных профилей, в том числе зоотехниками-оленеводами и охотоведами, работая в каждом районе по полтора-два года, имели достаточно времени и возможности для посещения каждого стада и, следовательно, могли дать объективную оценку состояния и перспектив развития оленеводческой отрасли.

В последующем, вплоть до конца 80-х годов, учету оленепоголовья в общественном секторе уделялось серьезное внимание. В стадах колхозов и совхозов Севера практиковались ежегодные пересчеты животных, итоги которых отражались в статистической отчетности. С началом перестройки из-за нехватки средств это мероприятие было пущено на самотек. Поэтому сейчас трудно судить о достоверности отчетности хозяйств по этому вопросу. Для иллюстрации сказанного можно привести такой пример. На 1.01.2000 г. в совхозе «Ударник», по данным Облкомстата, числилось 3800 оленей, по годовому отчету совхоза - 3210. При пересчете оленей оказалось, что фактически совхоз имеет 1992 оленя.

Учет оленей у населения по-прежнему ведется со слов их владельцев, что обусловливает заведомо искаженную информацию. Так, из достоверных, но неофициальных источников известно, что у некоторых жителей с. Усть-Нюкжи Тындинского района имеются собственные стада, насчитывающие несколько сотен оленей, хотя в переписных листах значится не более десяти – пятнадцати голов.

Глава администрации с. Усть-Нюкжи В.И. Поляков, выступая на IV Амурской областной конференции КМНС (г. Тында, февраль 2000 г.), сообщил, что на 1.01.2000 г. в частной собственности у населения имелось более 2500 оленей, тогда как в отчетах Облкомстата значится всего 1200. По экспертным оценкам старожилов, хорошо знакомых с местными условиями и оленеводами, в настоящее время, в период организационных неурядиц, происходит стихийная скрытая трансформация общественного оленеводства в частное, которое в недалеком будущем, безусловно, приобретет приоритетное значение. (табл. 5, 6)

 

Таблица 5

Показатели численности северных оленей в Амурской области в национальных хозяйствах Севера и у населения

 в 1969 и 2001 гг. (на конец года, голов)

 

Наименование районов и сельских советов

В хозяйствах всех

 категорий

В том числе

2001г. к 1969г.

в хозяйствах всех категорий, %

В коллектив. хозяйствах

У населения

1969 2001 1969 2001 1969 2001
1. Тындинский р-н, всего 10414 3822 8980 2217 1434 1605 36,7
в т.ч. Первомайский с/совет 2523 267 2403 117 120 150  
Нюкжинский с/совет 2909 770 2416 220 493 550  
Усть-Нюкжинский с/совет 4982 2785 4161 1880 821 905  
2. Зейский р-н, всего 5807 1477 5584 1317 223 160 25,4
в т.ч. Бомнакский с/совет 5807 1477 5584 1317 223 160  
3. Селемджинский район всего 2912 666 2774 605 138 61 22,8
в т.ч. Ивановский с/совет 2912 666 2774 605 138 61  
4. Область, всего 19133 5965 17338 4139 1795 1826 31,1

 

Таблица 6

Структура оленепоголовья Амурской области

 по формам  собственности (на конец года, %)

 

Наименование районов и сельских советов

Коллективные хоз-ва

Население

1969 г. 2001 г. 1969 г. 2001 г.
1. Тындинский р-н, всего 86,2 58,0 13,8 42,0
в т.ч. Первомайский с/совет 95,2 43,8 4,8 56,2
Нюкжинский с/совет 83,0 28,5 17,0 71,5
Усть-Нюкжинский с/совет 83,5 67,5 16,5 32,5
2. Зейский р-н, всего 96,2 89,2 3,8 10,8
в т.ч. Бомнакский с/совет 96,2 89,2 3,8 10,8
3. Селемджинский р-н, всего 95,3 90,5 4,7 9,2
в т.ч. Ивановский с/совет 95,3 90,5 4,7 9,2
4. Область, всего 90,6 69,4 9,4 30,6

 

Динамика численности оленепоголовья в Амурской области свидетельствует о том, что ни в годы, предшествующие устройству оленьих пастбищ Ангарской экспедицией Росгипрозема, ни после завершения землеустроительных работ преодолеть проектный рубеж (22,2 тыс. голов) так и не удалось. Максимальная численность оленей -19,1 тыс. голов - была зарегистрирована в эвенкийских колхозах в 1969 году, после чего последовало неуклонное ее сокращение, которое на 1.0.2003 года достигло рекордно низкой отметки: в общественном секторе было учтено всего 4040 оленей. Такого краха отрасли не было даже в военные годы: к началу 1945 года колхозное стадо оленей в области насчитывало 6,4 тыс. животных.

О глубоком кризисе оленеводства свидетельствуют и другие экономические и производственные показатели, которые в 2000 году по всем параметрам уступили их аналогичным среднегодовым значениям 1971-1975 гг., хотя и в то время дела в отрасли обстояли отнюдь не блестяще (таблица 7).

 

Таблица 7

Показатели развития северного оленеводства в национальных хозяйствах Амурской области в 1971-2000 гг.

 

Показатели В среднем за год  1971-1975 гг. 2000 г.
Поголовье оленей на конец года, голов 14208 4656
в т.ч. важенок и нетелей 6583 2636
Маточное поголовье, % 46,3 56,6
Деловой выход телят на 100 январских маток, голов 57,3 20,1
Яловость маточного поголовья, % 28 36
Сохранность взрослого поголовья, % 82,8 74,0
Непроизводительные отходы,% 19,5 47,3
Забой оленей, голов 1915 127
Производство мяса, ц. живого веса 2416 125
Произ-во мяса на 100 янв. оленей, ц. живого веса 16,7 2,0
Реализация мяса, ц. живого веса 1740 178
Товарная продукция оленеводства, тыс. руб. 545,6 221,0
в т.ч. мясо 383,9 221,0
Извоз 161,7 -
Удельный вес доходов оленеводства в общих доходах хозяйства, % 47,1 7,7
в т.ч. продукции 33,1 7,7
в т.ч. извоза 14 -
Себестоимость реализованного мяса, тыс. руб. 176,9 612,0
Себестоимость 1 ц. реализованного мяса, руб 101 3438
Прибыль (+), убытки (-), тыс. руб. +291,9 -328,0

 

Примечание: стоимостные показатели даны в ценах соответствующих лет.

Источник: годовые отчеты эвенкийских предприятий.

 

Таким образом, за последние 25 лет поголовье оленей в эвенкийских хозяйствах области сократилось в 3 раза, непроизводительные отходы животных (падеж, гибель от хищников, пропажи) возросли более чем в 2,5 раза, производство оленины уменьшилось почти в 20 раз, а ее реализация - в 10 раз. Во всех хозяйствах оленеводство является убыточной отраслью. В настоящее время Амурская область официально признана регионом исчезающего оленеводства.

К 2001 году общественное оленеводство фактически прекратило существование в двух эвенкийских хозяйствах из пяти– «Первомайская фактория» и ГНЭСП «1 Мая». В оставшихся трех хозяйствах его экономическое значение год от года неуклонно снижается: если в 1971-1975 гг. удельный вес доходов от оленеводства в общей структуре доходов эвенкийских хозяйств составил 47,1 %, в 1986 г. – 12,8 %, то в 2000 году – 7,7 %.

Единственным видом продукции оленеводства в настоящее время является оленина, которая реализуется как сельхозпредприятиями, так и личными подсобными хозяйствами в крайне незначительных объемах (таблица 8).

 

Таблица 8

Реализация северных оленей на убой в Амурской

области в 1990-2001 гг. (живой вес, тонн)

 

Районы 1990 1995 1999 2000 2001

Все категории хозяйств

Районы проживания КМНС всего 99 130 32 27 14
в том числе: Зейский 36 31 3 3 1
Селемджинский 12 9 - - 4
Тындинский 51 90 29 24 9

Сельхозпредприятия

Районы проживания КМНС всего 99 49 20 13 7
в том числе: Зейский 36 22 - - -
Селемджинский 12 8 - - 4
Тындинский 51 19 20 13 3

Личные подсобные, включая фермеров

Районы проживания КМНС всего - 81 12 14 7
в том числе: Зейский - 9 3 3 1
Селемджинский - 1 - - -
Тындинский - 71 9 11 6

 

Источник: Сборник «О реализации Федеральной целевой программы экономического и социального развития экономики малочисленных народов Севера Амурской области», Облкомстат, г. Благовещенск, 2002 г., 118 с.

 

Характерная особенность рассматриваемого периода: в формировании рынка производства и сбыта оленины все более активную роль играют личные подсобные хозяйства. Так, если за период с 1990 по 2000 гг. ими реализовано 39 % этой продукции, то в 2000-2001 гг. - 50 %.

Кроме оленины, в продажу поступает небольшое количество камусов и шкур. Совершенно прекратилась заготовка такого ценнейшего лекарственного сырья, как панты северных оленей. Между тем было время, когда эти животные использовались в хозяйстве с максимально возможной выгодой. К примеру, в тяжелейшие годы Великой отечественной войны от оленей получали молоко, снабжая им больницы и школьные учреждения. В 1994 году колхозами «Ударник», «1 Мая» и «Ленин-Октон» было получено 8680 кг оленьего молока, а также выработано 525,5 кг творога и 667 кг масла.

Большинство коренного населения твердо убежденно в том, что все беды в оленеводстве и охотничьем хозяйстве являются следствием грубых нарушений природного и экологического законодательства по реализации программ хозяйственного освоения северных территорий в промышленных, энергетических и транспортных целях. При этом интересы и права эвенков открыто попираются и игнорируются.

В самом деле, во второй половине прошлого века северные районы Амурской области стали плацдармом грандиозных всесоюзных строек, которые из-за невиданных доселе масштабов и темпов работ, безусловно, не могли не оказывать негативного влияния на специфические природные комплексы, вплоть до изменения ландшафтов и климата региона.

К началу освоенческих работ основные направления и принципы государственной природоохранной политики применительно к условиям региона не были разработаны, а проектно-сметная документация новостроек в этой части либо отсутствовала вообще, либо поступала с таким запозданием, когда предпринять что-либо было трудно или невозможно. Например, «Территориальная комплексная схема охраны природы БАМа» была утверждена Советом Министров РСФСР лишь в 1979 году, в то время как работы на этой гигантской стройке шли полным ходом уже с января 1972 года.

В 1964 году на севере Амурской области началось строительство первой и самой крупной на Дальнем Востоке Зейской ГЭС. В результате образовалось рукотворное море – Зейское водохранилище длиной 255 и шириной в средней части 20-24 км. Под воду ушло почти ¼ млн. га охотничьих угодий эвенкийского колхоза «Ударник» и Зейского коопзверпромхоза вместе с летними оленьими пастбищами. Немалые площади угодий пострадали и при вырубке просек для линий электропередач.

В 1971 году в Приамурье «пришел» БАМ. Протяженность основного железнодорожного пути магистрали на территории Амурской области составила 1242 км, а с учетом соединительной линии БАМ-Тында-Якут (283 км) – 1525 км. Железнодорожная магистраль прокладывалась по малонаселенным, нетронутым землям, традиционно принадлежавшим эвенкийскому народу, который издавна занимался здесь оленеводством и охотой.

При строительстве основных объектов, временных и подсобных сооружений БАМа (жд. путей и мостов, притрассовых автодорог и подъездных путей, песчано-гравийных и каменных карьеров, просек и др., а также пристанционных поселков) прямому или косвенному негативному воздействию, по нашей оценке, подверглось от 1,5 до 2,0 млн. га территории, которая представляла собой охотничьи угодья с включенными в них оленьими пастбищами.

При этом характер и степень антропогенного воздействия были различными: уничтожался на большой территории ягель – основной корм домашних оленей, на восстановление которого уходят десятилетия. Катастрофически сокращались места обитания диких животных за счет строительных площадок, подъездных железнодорожных путей и карьеров. Это влекло за собой нарушение растительного покрова на более обширном пространстве, примыкающем к магистрали. Страшным бичом этих мест стало беспощадное браконьерство.

Более всего в этот период от «стройки века» пострадали эвенкийские совхозы Тындинского района, где железная дорога прокладывалась прямо по их охотничьим угодьям и оленьим пастбищам.

С 1975 года в зоне БАМа, где сосредоточено 80% эксплутационных древесных ресурсов области, ускоренными темпами стала развиваться лесная промышленность. С этой целью в 1980 году было создано производственное объединение «Тындалес» в составе 5 леспромхозов с участием корейских рабочих, которых в 80-е годы насчитывалось до шести тысяч человек. В 1980-1985 гг. десятью леспромхозами, сырьевые базы которых размещались на территории Тындинского и Зейского районов, ежегодно вырубалось лесов на площади 51-53 тыс. га и заготавливалось около 4-х млн. м3 древесины. По распоряжению Совмина СССР в 1987 году планировалась организация нового советско-корейского леспромхоза и в Селемджинском районе.

Предприятия лесной промышленности (и особенно корейские леспромхозы) в районах традиционного природопользования нанесли даже более ощутимый ущерб оленеводству и охотничьему хозяйству, нежели строительство магистрали. Если негативное влияние железной дороги распространялось на локальные участки и полосы, то вырубки леса навсегда уничтожили оленьи пастбища, а нарушения растительного покрова и почвы привели к изменению биоценозов, сокращению численности диких животных и уменьшению их видового разнообразия.

 Кроме того, появление сети лесовозных дорог, которые сами по себе изымали из оборота значительные площади угодий, открывало широкий доступ браконьерам в ранее недоступные урочища. За двадцатипятилетний период площади нарушенных лесозаготовителями земель составили не менее 1 млн. га. Вследствие уничтожения ягеля они полностью утратили значение как оленьи пастбища, а как охотничьи угодья требуют длительного времени для восстановления своей продуктивности.

На сокращение численности оленепоголовья в лесах, отведенных корейским леспромхозам, большое влияние оказало браконьерство со стороны иностранных рабочих. Службой охотнадзора зарегистрировано массовое применение корейцами истребительных орудий лова, наиболее распространенными из которых были проволочные петли на диких животных и домашних оленей.

К сожалению, коренное население и старожилы не всегда пытались активно отстаивать свои интересы и права. Исключением можно считать, пожалуй, лишь жителей с. Усть-Нюкжи, которые всеми силами и средствами вели борьбу с посягательством на их угодья, безуспешно пытаясь найти защиту своих интересов в различных инстанциях от районных властей до Президиума Верховного Совета СССР. Так было в 1986 году, когда встал вопрос об отчуждении закрепленных за совхозом «Ленин-Октон» 439,3 тыс. га оленьих пастбищ под сырьевую базу Ларбинского леспромхоза. Несмотря на убедительные аргументы, представленные эвенками, власти решили вопрос не в их пользу. С учетом ранее изъятых площадей под сырьевые базы леспромхозов только у этого хозяйства было отторгнуто 689,3 тыс. га оленьих пастбищ, или 36% от общей площади, закрепленной за совхозом. Испытывая острый дефицит в оленьих пастбищах, совхоз вынужден был договариваться с пограничными районами Якутии о выпасе на их территории 3000 оленей из 5000, имевшихся к тому времени. Оставшиеся 2000 животных (3 стада) пришлось в срочном порядке перегонять в другие, худшие по запасам кормов угодья.

Примечательно, что протест коренного и старожильского населения с. Усть-Нюкжи против незаконного изъятия у них охотничьих угодий и оленьих пастбищ поддержал только Агропромышленный комитет области. Тындинский райисполком и Амурский облисполком, которым по статусу, казалось бы, надлежало оказывать эвенкам всемерную помощь, ибо речь шла не больше не меньше, как о сохранении основного рода их деятельности и поддержании уровня жизни, тем не менее, приняли сторону лесозаготовителей, послушно согласовывая их территориальные притязания. Причем облисполком, разъясняя свою позицию по этому вопросу, мотивировал правомерность отвода лесосырьевой базы на оленьих пастбищах необходимостью выполнения плана лесозаготовок, а также тем, что значительная часть подлежащей отводу территорий якобы пройдена лесными пожарами и выгорела и, согласно лесному законодательству, должна быть вырублена. Последнее утверждение, мягко говоря, не соответствовало действительности. По официальным данным Амурской авиабазы охраны лесов в 1981-1985 годах на всей площади зоны БАМа, а это 4 административных района, зарегистрировано 456 лесных пожаров, в результате которых выгорело 24642 га леса.

Такую вот «поддержку» на деле оказывали органы местной власти коренным малочисленным народам Севера. Факты свидетельствуют о том, что в этом вопросе и на сегодняшний день, к сожалению, мало что изменилось.

В конце 90-х годов распространились слухи о том, что в Зейском районе намечается строительство железнодорожной ветки от разъезда Улак на БАМе до Эльгинского угольного месторождения в Якутии. Эту весть с тревогой восприняли жители эвенкийского села Бомнак. Делегаты IV областной конференции коренных малочисленных народов Севера Амурской области (г. Тында, февраль 2000 г.), наученные горьким опытом БАМа, обратились к заместителю главы администрации области С.А. Лаврикову, являющемуся одновременно руководителем Представительства области при Президенте и Правительстве РФ, с просьбой проинформировать их об этой новостройке. С высокой трибуны высокопоставленный чиновник заявил (цитируется дословно): «Заверяю вас, что никаких согласований с администрацией Амурской области не было, и только в этот понедельник приедет главный инженер отделения дороги, чтобы только обозначить эту проблему. Строить будет Министерство путей сообщения, оно предоставит примерную картосхему, сделанную на основе аэрофотосъемки. Никакие изыскательские (а тем более строительные – В.С.) работы не начнутся, пока данный вопрос не будет принципиально согласован с администрацией области, Зейского района и с. Бомнак. В обязательном порядке будет проведена экологическая экспертиза. Никаких скоротечных решений приниматься не будет. Сами понимаете, где дорога, там появится жизнь, произойдет деградация природной среды. При этом всесторонне будут учитываться интересы всех заинтересованных сторон».

 На деле оказалось все наоборот. В конце 2000 года Балтийская строительная компания «Восток», не ожидая никаких проектов, экспертиз и согласований, приступила к строительству железной дороги протяженностью 175 км, сосредоточив на открывшемся фронте работ громадное количество современной техники и 7,5 тысяч рабочих. Предстояло переработать 70 млн. м3 грунта, отсыпать притрассовую автодорогу, прорубить просеку, построить 300 искусственных сооружений, проложить линию электропередач, создать социальную инфраструктуру. Строительство развернулось небывало высокими темпами. Менее чем за год были уложены первые 60 км железнодорожного пути, построено 30 мостов, автодорога, технологические сооружения, шесть вахтовых поселков и многое другое. Всего вложено и освоено около 10 млрд. рублей.

При этом, однако, никто не поинтересовался мнением коренного и старожильского населения с. Бомнак, по охотничьим угодьям и лучшим оленьим пастбищам которого прокладывается железная дорога. Кстати, в 2000 г. жители с. Бомнак провели референдум по вопросу об их отношении к новостройке. Они выразили согласие на строительство железнодорожной ветки при условии соблюдения строителями и заказчиками проекта требований экологического законодательства и возмещения совхозу «Ударник» ущерба в связи с утратой оленьих пастбищ и охотничьих угодий и необходимостью перегона оставшихся оленей в безопасные места. Однако эти условия проигнорированы, и пока, судя по всему, никто не собирается компенсировать эвенкийскому совхозу причиненный ущерб.

И, наконец, отрицательным фактором влияния на состояние оленеводства являются предприятия горнодобывающей промышленности, а конкретно – прииски и старательские артели.

Этот вид природопользования влечет за собой переработку днищ речных долин. На дорожных и гидравлических полигонах уничтожается биогенный слой, растительность, нарушаются русла рек, активизируются термокарстовые явления, загрязняются токсическими веществами и горючесмазочными материалами поверхностные воды. Рекультивация нарушенных земель при этом ведется крайне неудовлетворительно. При этом золотодобычей в северных районах ежегодно занимаются более ста старательских артелей и приисков. Вред, причиняемый ими оленеводству и охотничьему промыслу, с каждым годом возрастает.

Например, на территории площадью 1710 тыс. га, закрепленной за совхозом «Улгэн», работают 6 старательских артелей. По свидетельству специалистов совхоза, эти артели чувствуют себя на землях эвенков полными хозяевами и ведут свою разрушительную деятельность, не заботясь о последствиях. А это деградация и уничтожение оленьих пастбищ, сокращение оленепоголовья и безработица эвенков. Неоднократные обращения руководства совхоза, сельской администрации и местного населения в районные, областные и федеральные инстанции, включая Министерство по чрезвычайным происшествиям РФ, желаемых результатов не дали. На территории Тындинского района, закрепленной за бывшим совхозом «Заря» (ныне «Первомайская фактория»), добывает золото множество старательских артелей, причем их точное количество не знают ни в районной, ни в сельской администрациях. Оленеводство как отрасль традиционного хозяйства в этом хозяйстве больше не существует.

Видимо, такую же участь ожидает в недалеком будущем и совхоз «Ударник» Зейского района. Помимо новостройки железнодорожной ветки Улак-Эльга, золотодобычей здесь занимаются три старательских артели. Хозяйство находится в стадии банкротства. Несмотря на отчаянные попытки местного населения исправить положение, радикальных мер со стороны региональных и федеральных властей не предпринимается.

О негативном влиянии хозяйственного освоения северных районов убедительно свидетельствует таблица 9. Ко всем ранее имевшимся в этой отрасли недостаткам (низкие производственные показатели, высокие непроизводительные потери, низкий уровень зооветеринарной работы и др.) в период строительства БАМа, роста объема лесозаготовок и золотодобычи присоединился мощный фактор внешнего антропогенного воздействия. Если в десятилетие, предшествующее началу строительных работ на БАМе, численность поголовья оленей в эвенкийских хозяйствах области увеличилась на 51,7%, то в первом десятилетии с начала стройки этот показатель снизился на 21,4%, а к 1990 году – уже на 35,3%. При этом в первую очередь разрушительному воздействию строительства и лесозаготовок подверглись оленьи пастбища бывших колхозов «1 Мая» и «Заря» как наиболее доступные и уязвимые. К 1980 году оленепоголовье в совхозе «Заря» сократилось по сравнению с 1970 годом на 67%, в совхозе «1 Мая» - на 33%. Численность оленей в совхозе «Ленин-Октон», благодаря удаленности этого хозяйства от основного фронта освоенческих работ, между тем, продолжала расти вплоть до 1981-1987 годов, превышая в этот период уровень 1970 года на 22-33%.

 

Таблица 9

Сравнительная численность поголовья северных

оленей в 1960-2003 гг., тыс. голов на 1 января

 

  1960 1970 1970 к 1960 % 1980 1990 1990 к 1970 % 2000 2000 к 1970 % 2003 2003 к 1970 %
Зейский р-н с-з «Ударник» 3,5 5,6 160 2,7 3,1 55,3 3,8 67,8 0,8 14,2
родовые общины - - - - - - - - 0,3 -
Селемджинский р-н с-з «Улген» 2,0 2,8 140 3,7 2,4 85,7 0,7 25,0 0,6 21,4
Тындинский р-н всего 5,8 8,9 153,4 7,2 5,7 64,0 2,6 29,2 2,3 25,8
с-з «Ленин октон» 2,9 4,1 141,3 4,8 4,2 102,4 2,2 53,6 1,9 46,3
с-з «1 Мая» 1,2 2,4 200 1,6 1,1 45,8 0,3 12,5 0,2 7,4
с-з «Заря» 1,7 2,4 141,1 0,8 0,4 16,7 0,1 4,1 0,1 4,1
родовые общины - - - - - - - - 0,1 -
Область – всего 11,4 17,3 151,7 13,6 11,2 64,7 7,1 41,0 4,0 23,1

 

Однако, по мере приближения БАМа к угодьям совхоза и активизации лесозаготовительной деятельности, условий для развития оленеводства и здесь становилось все меньше и меньше, несмотря на то, что свыше 3000 совхозных оленей по договоренности с соседней Якутией выпасались на ее территории. В результате из 2000 животных, которые размещались на пастбищах Амурской области, к 1995 году осталось 1000 голов, хотя общее поголовье оленей в совхозе к этому году еще держалось на уровне 1970 года. Однако с 1995 года началось стремительное снижение количества животных и в этом хозяйстве: к 2002 году в общественном стаде с. Усть-Нюкжи осталось всего 1900 оленей. За 20 лет (1971-1990 гг.) оленеводство Тындинского района лишилось 36% поголовья животных.

В Селемджинском районе оленеводческая отрасль совхоза «Улгэн» не испытала того пресса освоенческих работ, через который прошли хозяйства Тындинского района, поскольку основные оленьи пастбища здесь находились за пределами сферы влияния строительства БАМа, исключая, разве немногочисленную группу «норских» эвенков, имевшую незначительное количество животных. Крупных лесозаготовительных предприятий в районе также не имелось, поэтому к 1980 году поголовье оленей в совхозе увеличилось на 32% (3,7 тыс. голов). В последующие же годы под влиянием интенсивного развития золотодобывающих предприятий и других причин экономического характера и здесь оленеводство деградировало. Поголовье оленей в совхозе «Улгэн» в 2002 году по сравнению с 1980 годом уменьшилось в 5 раз.

Совхоз «Ударник» Зейского района, имевший, по оценкам специалистов-землеустроителей, наиболее благоприятные условия для развития оленеводства по сравнению с другими, тем не менее, не смог этих возможностей реализовать. Как отмечалось, в довоенные годы в хозяйствах всех категорий этого района насчитывалось свыше 8 тыс. оленей. К началу строительства БАМа в совхозе «Ударник» было, если верить учетным данным, 5,6 тыс. животных. В 1980 году хозяйство имело всего 2,7 тыс. оленей, т.е. за 10 лет его оленепоголовье сократилось на 2,9 тыс. голов. Если учесть, что стада совхозных оленей выпасались в северной и северо-восточной частях района в предгорьях Станового хребта, т.е. на территориях, недоступных прямому влиянию БАМа и еще не освоенных лесной промышленностью, то следует признать, что основная причина снижения поголовья кроется в неудовлетворительной организации системы ведения хозяйства.

Безусловно, стройка способствовала активизации браконьерства с применением вездеходов и вертолетов. Но ущерб от незаконного отстрела домашних оленей браконьерами был, на наш взгляд, не сравним с тем ущербом, который отрасль несла от хищников, болезней и потерь. Кроме того, в хозяйстве крайне неудовлетворительно велся учет животных, который базировался преимущественно на «прикидках» оленеводов и зоотехников. По этой причине получить достоверные сведения о численности животных в совхозе за тот или иной период весьма затруднительно. К 2003 году, по данным Амурагропрома, в совхозе «Ударник» осталось всего 834 оленя.

В целом по области за 1970-1990 гг., т.е. за период строительства БАМа и интенсивного развития леспромхозов, поголовье оленей в национальных хозяйствах Севера уменьшилось с 17,3 тыс. голов до 11,2 тыс., т.е. на 35,3%. На наш взгляд, это произошло главным образом за счет изъятия из оборота и нарушения площадей оленьих пастбищ в результате хозяйственного освоения региона.

В период перестройки и реформирования хозяйства (1990-2002 гг.) на состояние оленеводства, помимо экологических факторов, крайне отрицательно повлиял экономический кризис, разразившийся в стране. Эвенкийские хозяйства, одномоментно лишившиеся различных финансовых льгот и не имея собственных средств, не смогли обеспечить должный уровень зооветеринарной работы, охрану стад и оплату труда оленеводам. В результате сокращение поголовья оленей за указанный период приняло обвальный характер: к 2003 году в эвенкийских предприятиях осталось 4 тыс. оленей, или 35,7% от уровня 1990 года и 23,1% от уровня 1970 года.

В настоящее время Амурским областным агропромышленным комитетом подготовлена целевая «Программа стабилизации и дальнейшего развития северного домашнего оленеводства Амурской области до 2006 года», которая вносится на рассмотрение областного Совета народных депутатов и в которой намечены конкретные мероприятия по преодолению кризиса отрасли.

 

Охотничье хозяйство

 

Постановлением главы Администрации Амурской области от 4 октября 1996 года № 530 за национальными хозяйствами Севера с целью улучшения ведения охотничьего хозяйства, увеличения численности зверей и птиц и упорядочения охотпользования закреплены охотничьи угодья сроком на 10 лет. На территории Тындинского района бывшему совхозу «Ленин - Октон» отведено 2200 тыс. га, бывшему совхозу «1 Мая» – 1300 тыс. га, бывшему совхозу «Заря» – 1600 тыс. га; в Зейском районе совхоз «Ударник» получил в пользование 3600 тыс. га, а в Селемджинском районе бывший совхоз «Улгэн» – 1710 тыс. га. Общая площадь угодий, закрепленных за эвенкийскими хозяйствами, составляет 10410 тыс. га.

Расположенные в зоне средней тайги, они в большинстве своем представлены различными типами лиственничных лесов горных и маревых ландшафтов с незначительными вкраплениями ельников и кедрового стланника. По продуктивности они относятся преимущественно к охотугодьям среднего класса.

Видовой состав госохотфонда, т.е. охотничьих зверей и птиц, являющихся объектами промысловой и любительской охоты, включает 9 видов хищников, 3 вида грызунов, 6 видов диких копытных животных, 3 вида боровой и большое число видов плавающей дичи. Численность основного поголовья наиболее значимых в промысловом отношении видов животных в угодьях эвенкийских хозяйств, по неполным итогам учетных работ Амуроблохотуправления, приводится в таблице 10.

Охота, наряду с оленеводством, всегда занимала первостепенное место в жизни коренного эвенкийского населения и имела большое значение в экономике национальных хозяйств. Основной товарной продукцией промысла была и остается пушнина, в то время как мясо диких животных и их шкуры использовались главным образом для удовлетворения личных нужд охотников. В первой половине XX века пушной рынок северного Приамурья формировался белкой. В годы, благоприятные для ее размножения, только в одном Тындинском районе заготавливалось свыше 100 тысяч беличьих шкурок. В послевоенный период с восстановлением численности соболя он постепенно вытеснил из пушнозаготовок другие виды, прочно заняв в них доминирующее положение.

 

Таблица 10

Ресурсы основных видов госохотфонда национальных хозяйств Севера Амурской области по состоянию на март 2001 года (тыс. голов)

 

Районы, хозяйства Лось Изюбрь Северный олень Кабарга Соболь Горностай Белка Волк
1. Тындинский р-н, всего 1,1 1,1 2,2 0,2 5,0 1,9 6,9 0,27
в т.ч. колхоз «Нюкжа» ... 0,6 0,4 ... 2,0 1,1 1,9 0,07
ОГУП «Уркима» 0,4 ... 0,7 ... 1,0 0,4 ... 0,2
МУП «Первомайская фактория» 0,7 0,5 1,1 0,2 2,0 0,4 5,0 ...
2. Зейский р-н, всего 0,6 - 1,2 1,0 2,7 0,4 3,3 0.15
в т.ч. совхоз «Ударник» 0,6 - 1,2 1,0 2,7 0,4 3,3 0,15
3. Селемджинский р-н, всего ... ... ... ... ... ... ... ...
в т.ч. ОГУП «Улгэн» ... ... ... ... ... ... ... ...
Итого по национальным хозяйствам 1,7 1,1 3,4 1,2 7,7 2,3 10,2 0,42

 

Пушнозаготовки национальных хозяйств на протяжении многих лет также формируются исключительно за счет соболя. Другие виды (белка, горностай, колонок) поступают на приемные пункты в незначительном количестве и практически никакой роли в товарообороте пушной продукции не играют. Мясо диких животных и бобровая дичь (глухарь, рябчик) как товарная продукция охотничьего хозяйства также утратили значение в связи с резким сокращением объемов заготовок. Поэтому в настоящее время доля продукции охотничьего хозяйства в структуре товарной продукции национальных предприятий Севера определяется исключительно суммой, полученной от реализации пушнины, т.е. от количества добытых и реализованных соболей, на которых приходится до 99% этой продукции. О заготовках соболя в хозяйствах Севера позволяет судить таблица 11.

 

Таблица 11

Динамика заготовок соболя северными национальными хозяйствами Амурской области в 1985-2002 гг. (шт.)

 

Районы, хозяства 1985 1990 1995 1996 1997 1998 1999 2000 2001 2002

Тындинский р-н

б. с-з «Ленин-Октон» 865 829 244 251 676 814 215 1606 737 1076
б. с-з «1 Мая» 688 162 93 118 108 60 289 200 27 -
б. с-з «Заря» 412 212 23 39 68 59 - - - -

Зейский р-н

с-з «Ударник» 716 1302 201 55 80 - - 105 300 500

Селемджинский р-н

б. с-з «Улгэн» 447 458 157 123 467 364 105 531 512 435
Итого по хозяйствам 3128 2963 718 586 1399 1297 609 2442 1576 2011

 

На современном этапе охотничье хозяйство национальных предприятий находится в состоянии глубокой депрессии. В 90-е годы объем заготовок пушнины сократился в 3 раза. Среднегодовые показатели объема пушнозаготовок за 1994-1996 гг. по отношению к 1985 году составили 33%, а 1997-1999 гг. – 36,1% (в средних закупочных ценах 1999 года). В 2000-2002 годах положение несколько улучшилось. Благоприятные природные факторы в сочетании с более высоким уровнем организационно-хозяйственной деятельности, направленной в основном на пресечение продажи пушнины перекупщикам штатными охотниками и любителями, дали положительные результаты. Однако говорить о стабилизации положения пока не приходится.

Упадок охотхозяйственной отрасли в национальных совхозах вызван причинами как экологического, так и социально-экономического характера. О влиянии антропогенного воздействия на состояние и развитие традиционного природопользования вкратце упоминалось выше. В данной отрасли это отразилось на сокращении площадей охотугодий и снижении их продуктивности как за счет прямого ущерба популяциям диких животных, так и вследствие резкого ухудшения среды и мест их обитания, нарушения миграционных путей и характера стациального размещения.

Рост численности пришлого населения в ранее малолюдных северных районах в сочетании с прокладкой сети лесовозных и притрассовых автодорог наряду с широким применением вертолетов и вездеходной техники сделали доступными охотугодья и породили браконьерство в невиданных масштабах. Об этом на IV областной конференции малочисленных народов Севера (г. Тында, февраль 2000 г.) говорил глава сельской администрации с. Усть-Нюкжа В.И. Поляков. По его словам, в личной собственности населения поселков Усть-Нюкжа, Чильчи и Юктали - 20 вездеходов, которые используются в целях браконьерской охоты и рыбной ловли, в то время как районная служба охотнадзора в г. Тынде (это свыше 300 км от указаных сел) имеет один разбитый автомобиль УАЗ-469. Уже по одному этому примеру можно судить об «эффективности» борьбы с браконьерством в районе.

В 80-е годы в незаконной добыче животных участвовало 6000 корейских лесозаготовителей объединения «Тындалес», после которых в лесах обнаружены тысячи настороженных проволочных петель, самоловов и ловчих ям на диких животных.

В результате освоения северных территорий (это в первую очередь Тындинский район) охотничье хозяйство понесло трудно восполнимые потери. Нечто подобное, только с еще большим размахом, повторяется теперь в Зейском районе на участке строительства железнодорожной ветки Улак-Эльга, где ущерб госохотфонду по предварительным оценкам, составляет 29,1 млн. рублей.

В настоящее время проектируется строительство нефтяного трубопровода, который будет проложен по территориям традиционного природопользования, однако вопрос о компенсации национальным хозяйствам за ущерб, который неизбежно будет причинен окружающей среде и охотничьему фонду, и в этом случае остается открытым.

В советское время на закупки пушнины как валютного резерва страны, наряду с драгметаллами и золотом, существовала государственная монополия. Добыча наиболее ценных видов пушных зверей строго лимитировалась, исходя из численности. Были довольно неплохо отработаны система организации охотпромысла и вопросы кредитования заготовок охотпродукции. Охотники бесплатно получали оружие и часть боеприпасов, снаряжения и спецодежды. Планом охотмероприятий предусматривалось устройство охотугодий и заезд охотников в тайгу. В наиболее удаленные и труднодоступные участки для их заброски использовался авиатранспорт. В колхозах и совхозах Севера охотники бесплатно пользовались транспортными оленями. Добыча диких животных велась в соответствии с годовыми и сезонными планами.

Однако и в то время интересы охотников-эвенков нередко нарушались. Особенно это было связано с нарушениями прав использования охотничьих угодий. Так, по решению союзного правительства с конца 50-х годов прошлого столетия в стране развернулось мощное охотхозяйственное строительство по комплексному освоению и использованию биологических ресурсов тайги. С целью увеличения объемов заготовки пушно-мехового сырья, мяса диких животных и дичи, рыбы, грибов, дикорастущих ягод и лекарственно-технического сырья в России были созданы сотни государственных и кооперативных промысловых хозяйств (госпромхозов и коопзверопромхозов). В Амурской области было организовано шесть хозяйств такого типа, в том числе три - в районах Севера. Вся площадь этих районов была закреплена за новыми хозяйствами, в то время как эвенкийские колхозы, хотя и продолжали охотиться на своих угодьях, но уже на правах отделений, а всю добытую пушнину обязаны были сдавать промхозам, лишаясь при этом 30% денежных доходов.

Ненормальное положение было устранено лишь через 20 лет, когда решением от 25.07.1985 года Амурский облисполком официально закрепил за национальными хозяйствами Севера 8,3 млн. га охотугодий, что давало им возможность, сдавая добытую пушнину непосредственно на Иркутскую пушную базу, существенно повысить доходность охотхозяйственной отрасли.

В перестроечный период отлаженный механизм организации и управления отраслью был разрушен. Плановая система хозяйствования, государственная монополия и фиксированные закупочные цены на пушно-меховое сырье, государственное кредитование охотпромысла остались в прошлом так же, как и многие дотации и льготы для национальных хозяйств и коренного населения. На смену им пришла эпоха сплошной коммерциализации, к которой ни хозяйства, ни люди были совершенно не подготовлены. В условиях отсутствия государственного регулирования социальных и экономических процессов каждое хозяйство вынуждено было бороться за свое выживание самостоятельно. Учитывая, что на протяжении всех перестроечных лет эвенкийские хозяйства оставались хронически нерентабельными, перестройка оказалась для них смерти подобной.

Одновременно с сокращением объемов производства товарной продукции в этих хозяйствах уменьшались и заготовки пушно-мехового сырья. Дело в том, что в настоящее время большая часть пушнины не поступает на заготовительные пункты промысловых хозяйств, а реализуется частным образом нелегально.

 Еще с «бамовских» времен низкие закупочные цены на пушнину, в первую очередь на соболя, и несовершенство системы расчетов за нее (на руки охотнику выдавалась лишь половина ее стоимости, а другую часть он вынужден был ожидать до оценки ее качества пушномеховой базой), при неограниченном спросе на меха у населения породили так называемый черный рынок. С первых лет освоенческих работ нелегальный сбыт пушнины получил широкий размах. Высокооплачиваемые гидростроители и бамовцы щедро одаривали охотников за соболей и другие меха, при этом рассчитывались сразу, наличными и дороже существующих расценок, чем основательно подорвали промысловую экономику тогдашних национальных колхозов и совхозов.

В период перестройки некоторые хозяйства, находясь на грани финансового краха, вообще не имели возможности платить своим охотникам какие-либо деньги за пушнину. Не случайно поэтому в 1994-1999 гг. на все пять эвенкийских хозяйств в среднем за год приходилось 111 соболей, а в 2000 году ОГУП «Уркима» было принято всего 27 шкурок этого вида. Однако по экспертным оценкам специалистов Амурского облохотуправления, у охотничьего населения эвенкийских сел ежегодно в среднем остается пушнины: белки – до 5000 шт., горностая свыше 1000 шт., зайца – 4000 шт., ондатры – 2000-3000 шт., соболей – 3500-4000 шт.; диких копытных животных: лось – до 3000 голов, изюбрей – 50 голов, северных оленей – 500-600 голов, кабарги – до 1000 голов и не менее 10000 штук боровой дичи.

Вся эта продукция поступает на черный рынок, существование которого, помимо всего прочего, поддерживается беспрецедентным диспаритетом цен на промысловую продукцию и жизненно необходимые для охотника промышленные товары. Например, средняя реализационная цена на шкурку соболя в 2000 году составила чуть больше 1000 рублей. В то же время один патрон для карабина стоил 4,5 рубля, сам карабин «Тигр» – 17 тыс. рублей, снегоход «Буран» - 36 тыс. рублей. Безмерно высоки цены на ГСМ. Учитывая, что все необходимое для охоты, включая одежду, снаряжение, обувь и продукты, охотник должен покупать по очень высоким ценам, сдавать пушнину и другую охотпродукцию предприятию по низким закупочным ценам стало невыгодно. При таком положении охотник, чтобы прокормить семью, вынужден искать пути реализации добытой продукции в обход закона.

Тяжелое финансовое положение охотников ведет к сокращению числа лиц, желающих заниматься охотничьим делом на профессиональной основе. По данным годовых отчетов, во всех эвенкийских хозяйствах в 2000 году насчитывалось 69 штатных охотников против 170 человек в 1985 году. Однако есть основание считать этот показатель искусственно заниженным по различным соображениям финансового характера. Так, в колхозе «Нюкжа» все штатные охотники числятся оленеводами и сдают пушнину как любители, с которых подоходный налог за сданную продукцию не удерживается. Вероятно, численность штатных охотников в эвенкийских промысловых хозяйствах к 2003 году остается где-то на уровне 1998 года, т.е. 101 человек.

Сокращение объема пушнозаготовок сопровождалось снижением уровня рентабельности. В настоящее время хозяйства реализуют пушнину по договорным ценам на аукционах и другим потребителям зачастую с убытком для себя из-за неопытности и отсутствия необходимых деловых контактов. Введенная в 90-е годы плата за охотничьи ресурсы также отразилась на повышении себестоимости пушнины.

Каждое национальное хозяйство, которое стремится сохранить охотхозяйственную отрасль как традиционное занятие коренного населения, самостоятельно ищет пути повышения ее эффективности, обращаясь к опыту прошлого. Именно таким путем пошел бывший совхоз «Ленин-Октон», возродив факторийную систему закупки пушнины и снабжения охотников в местах промысла. Первые итоги работы фактории вселяют оптимизм и надежду на успешное завершение эксперимента и распространение полученного опыта на другие хозяйства.

В целом же охотхозяйственная отрасль эвенкийских хозяйств, находясь в настоящее время в кризисе, имеет, тем не менее, реальные возможности выйти из этого состояния значительно раньше, чем потребуется для той же цели оленеводству. Однако это достижимо лишь в случае государственной экономической поддержки отрасли на постоянной основе при непременном обеспечении защиты гарантий и прав коренного и старожильского населения.

 

III. Социально-экономическое положение эвенков

 

За годы перестройки и экономических реформ аграрное хозяйство страны пришло в упадок, а большинство сельского населения, обреченное на нищету, вынуждено было вести отчаянную борьбу за выживание. В экстремальных условиях Севера эти негативные социальные процессы проявились с еще большей разрушительной силой, втянув в свою орбиту и эвенкийское население. По скудной официальной информации сейчас трудно с достоверностью оценить истинные размеры бедственного положения эвенков. Для этого необходимы специальные исследования, как в местах их постоянного проживания, так и в условиях производственной деятельности, т.е. на оленьих пастбищах и в охотничьих угодьях.

Дело не терпит отлагательств, потому что насчитывающая 1269 человек этническая группа амурских эвенков, не защищенная ни в социально-правовом, ни в эколого-экономическом отношениях перед натиском разрушительных социально-экономических перемен может просто прекратить свое существование как этнос. Правомерность такой постановки вопроса подтверждается результатами целевого медико-экологического обследования эвенкийского населения с. Ивановское Селемджинского района, проведенное в 1999 году. По заключению специалистов среди эвенков, включая детей самого раннего возраста, нет ни одного вполне здорового. Такое положение сложилось и в других эвенкийских селах.

Эвенкийское село сегодня – это всеобщая нищета, голодные и больные дети, безработные взрослые, поголовное пьянство, а на этой почве рост преступности, полный упадок производства, разрушенная инфраструктура и, как следствие – удручающая перспектива.

Причины социальной и демографической уязвимости эвенков, их неспособности быстро адаптироваться к изменившимся условиям жизни следует искать в недалеком историческом прошлом. Эвенкам, как и другим малочисленным народам Севера, Сибири и Дальнего Востока, за сравнительно короткий срок, по существу, на протяжении жизни одного поколения, пришлось дважды пережить грандиозные социальные потрясения. После Октябрьской революции 1917 года эти народы, находившиеся на различных стадиях развития патриархально-родовых отношений, вступили на путь интенсивных социалистических преобразований. Однако в то время эти преобразования носили постепенный характер, без ломки привычного образа жизни и нарушения среды обитания. При всесторонней помощи государства в результате эффективных приемов управления, стимулирования всех сторон жизнедеятельности этих народов в их социальном развитии произошел огромный качественный скачок от самых отсталых форм общественного развития к современной цивилизации, от примитивных форм хозяйства и быта – к социалистическим формам.

В центре внимания социального управления процессами развития ранее отсталых народов в годы советской власти всегда стояли задачи, решение которых преследовало главную цель – быстрейшее развитие самих народов, преодоление ими вековой отсталости. Основной акцент делался на подъем культуры, быта, повышения образования, внедрения социалистических форм хозяйствования. С позиций генеральной линии рассматривалось и стимулирование отраслей производства в качестве профилирующих. Экономическая целесообразность этих отраслей выступала как соподчиненная задача. При этом сохранялись привычные регионы расселения и привычные виды занятий.

Однако прогрессивные революционные перемены в национальном вопросе первых лет Советской власти не были доведены до конца. В погоне за процентом коллективизации были допущены перекосы в национальной политике и прямые нарушения прав коренного населения. Чрезмерная государственная опека во всех сферах производственной и духовной жизни эвенков явилась причиной многих негативных явлений. Именно эта система породила в среде эвенков иждивенчество, безынициативность, незаинтересованность в повышении профессионального и образовательного уровня, привычку всегда и во всем полагаться на помощь государства.

Общественное производство эвенкийских совхозов, лишенное реальных экономических стимулов развития, приходило в упадок, становилось малоэффективным и нерентабельным, а отсутствие материальной заинтересованности работников в конечных результатах своего труда делали этот труд малопроизводительным.

Изначально ошибочный курс национальной политики государства в отношении коренных народов, ориентированный на массовый перевод кочевого населения на оседлый образ жизни и укрупнение национальных таежных поселений, внедрение интернатской системы воспитания и обучения детей явилось, в конечном счет, первопричиной кризиса традиционного хозяйственного комплекса и эвенкийской семьи.

В конце 50-х – начале 60-х годов началось укрупнение эвенкийских хозяйств, насильственное выселение коренного населения из родных мест. С переселением аборигенов в укрупненные населенные пункты и переводом их на оседлый образ жизни был нарушен основной принцип рационального традиционного природопользования, заключающийся в соответствии типа расселения народа характеру и формам хозяйственного использования биоресурсов. 

В сочетании с кочевым образом жизни мелкие поселения и стойбища эвенков, рассредоточенные на громадных пространствах, как нельзя лучше обеспечивают выполнение задач по освоению таежных богатств с учетом их интересов, трудовых навыков и традиций. Концентрация аборигенов в немногочисленных укрупненных поселках, наоборот, усложняла решение этих задач и порождала многочисленные и трудноразрешимые проблемы занятости населения, обеспечения жильем, развития соцкультбыта и т.д.

Национальная политика государства на местах претворялась в жизнь через руководящее звено местных советов и хозяйств. Однако из-за отсутствия подготовленных кадров из числа коренного населения ключевые управленческие должности, как правило, занимали люди других национальностей, зачастую не знакомые с местными условиями, особенностями хозяйствования, быта, культурой, традициями и психологией эвенков. При решении принципиальных вопросов развития национальных сел и хозяйств мнение коренных жителей нередко игнорировалось, а сами они, непревзойденные мастера в своем деле, считались людьми второго сорта, не способными самостоятельно, без руководства извне, строить свою жизнь. Существовавшая практика проведения различных кампаний вела к нивелированию национальной структуры хозяйствования, насаждению чуждых занятий населения (молочное скотоводство, свиноводство, полеводство и т.д.) и недооценке роли исторически сложившихся здесь отраслей северного комплекса – оленеводства, охоты и промыслов.

Получившая повсеместное распространение система интернатского обучения и воспитания детей-эвенков, оправданная при кочевом образе жизни, с переходом на всеобщую оседлость утратила всякий смысл. О необходимости преобразования этой системы нами еще в 70-х – 80-х годах прошлого столетия ставился вопрос перед местными и директивными органами Советской власти.

Интернатское обучение и воспитание эвенкийских детей, практикующееся на протяжении нескольких поколений, обрекая их на многолетний отрыв от семьи и родителей, влечет за собой ослабление родственных связей, утрату преемственности поколений, забвение профессиональных навыков таежника. С детских лет воспитанники интернатов отчуждаются от привычного для них образа жизни и, как потом оказывается, переориентация их в более зрелом возрасте не всегда бывает удачной. Семилетний мальчик, не покидавший семейного очага, имеет гораздо больше практических знаний по уходу за оленями, чем выпускник интерната. Кроме того, интернатское воспитание имеет и другую негативную сторону: психологи утверждают, что если ребенок рос вне семьи, это может отразиться на его психике, а по достижении зрелого возраста порождает трудности в создании нормальной семьи. При этом из интерната дети выпускаются не подготовленными не только для жизни в тайге, но и вообще для жизни: девочки, например, не приучены ни варить, ни шить.

Труд охотника и оленевода для юношей, имеющих, как правило, среднее образование, становится все менее привлекательным, а таежный быт неприемлемым. А поскольку получить желаемую профессию удавается далеко не каждому выпускнику средней школы, то большинство из них вынуждено было заниматься малоквалифицированным низкооплачиваемым трудом, в то время как немногие идут на работу в оленьи стада или в охотничий промысел. «Через 10 лет у нас не будет ни одного оленя. После 10-го класса в тайгу никто не идет», – говорили нам эвенки с. Бомнак в 1975 году. Надо сказать, что прогноз не оправдался лишь по срокам, но, по существу, был верным.

Нельзя не учитывать и того, что в районах этнического проживания эвенкийского населения, специализирующегося в основном на золотодобыче и лесозаготовках, а тем более в территориально изолированных эвенкийских поселениях проблема трудовой занятости, которая и прежде не была простой, сейчас превратилась в проблему безработицы. В конкурентной борьбе за рабочие места у эвенков, не обладающих достаточно высокой профессиональной подготовкой, практически не имеется шансов обеспечить своей семье необходимый прожиточный минимум. К 2002 году почти 40% из числа трудоспособных эвенков не имели работы.

Оптимистические ожидания и надежды на процветание национальных сел и улучшение жизни коренного населения, связанные со строительством БАМа (В.И. Бойко, 1979) не оправдались. Наоборот, все годы этой «стройки века» эвенкийские совхозы держали «в черном теле»: только здесь сохранился коэффициент к заработной плате в размере 30%, в то время как повсеместно он был увеличен до 70%, что не могло не сказаться на экономическом и финансовом состоянии национальных хозяйств.

При социализме конституционные гарантии прав человека, включая всеобщее право на труд, жилище, бесплатное образование и медицинское обслуживание, обеспеченную старость и отдых, дополненные для малочисленных народов Севера многими, весьма ощутимыми льготами и привилегиями, обеспечивали им достаточно высокий жизненный уровень.

Перестройка и последовавшие за ней экономические реформы по реставрации капитализма в России означали для эвенков новую коренную ломку привычного жизненного уклада. Однако, в отличие от социалистических преобразований, которые осуществлялись постепенно, нынешние преобразования имеют не созидательный, а разрушительный характер. На смену устоявшимся принципам социальной справедливости пришли чуждые трудящимся законы дикого рынка с его культом наживы, грабительской приватизацией, господством криминала, безработицей и разрухой.

Государственное финансирование, за счет которого в основном и жили эвенки, фактически прекратилось, и они были поставлены перед необходимостью самим зарабатывать деньги. Такой поворот жизненной ситуации оказался для них совершенно неожиданным и почти не разрешимым, потому что весь прежний их жизненный опыт был уверенно ориентирован на незыблемость государственной системы жизнеобеспечения. Резко ухудшились условия жизни. Адаптация эвенков к рыночным отношениям идет очень трудно, ибо им свойственна психология коллективизма, а не индивидуализма, к чему толкает стихийный переход к рынку.

Бедственное положение эвенков сегодня вызвано нерешенностью многих проблем социального, экономического, экологического и правового характера. Нельзя сказать, что для их решения прежде ничего не делалось. С 1926 года по проблемам коренных народов было принято свыше 300 законодательных актов и более 1000 распоряжений министерств и ведомств. Но наиболее важные, принципиальные проблемы, предусмотренные этими документами, не только не были решены, но в наши дни приобрели еще большую остроту.

Одна из важнейших проблем заключается в том, что ни за годы Советской власти, ни тем более в постсоветский период не удалось предотвратить сокращение численности эвенков, причем в последнее десятилетие этот процесс идет все более ускоряющимися темпами (таблица 12).

Динамика численности эвенков за длительный период убедительно доказывает существование прямой зависимости между ее уровнем и интенсивностью хозяйственного освоения территорий традиционного природопользования (ТТП) с одной стороны (экологический фактор), и социально-экономическими условиями жизни коренного населения - с другой. Так, в 1869 году в северных регионах Приамурья проживало около 2000 аборигенов (Кабузан В.М., 1976). На первом этапе заселения региона, когда переселенцы занимали и осваивали свободные земли южных районов как наиболее пригодные для сельского хозяйства, исконная среда обитания эвенков оставалась нетронутой, а их численность увеличивалась, достигнув к 1905 году 3,4 тыс. человек.

 Ситуация коренным образом изменилась после массового вторжения на земли инородцев (так называли коренные малочисленные народы Сибири, Дальнего Востока и Севера) золотодобытчиков, а позднее – строителей Транссиба (1908-1913 гг.), Амуро-Якутской магистрали и дороги Алексеевск (Свободный) – Экимчан – Харга).

 

Таблица 12

Численность населения в национальных селах Севера Амурской области в 1990-2003 гг. на 1 января

 

Населенный пункт

1990

1995

1996

1997

1998

1999

2000

2001

2002

2003

Бомнак, всего

673

690

657

620

597

585

569

563

544

535

в т.ч. эвенков

286

286

272

256

241

240

238

234

231

235

Ивановское, всего

440

444

433

427

420

423

428

421

423

406

в т.ч. эвенков

289

324

328

326

313

315

308

302

302

306

Первомайское, всего

1039

1039

1047

1021

1023

997

949

917

790

802

в т.ч. эвенков

256

225

222

225

214

210

200

182

164

160

Усть-Уркима, всего 

417

418

413

403

410

395

402

369

357

381

в т.ч. эвенков

210

256

244

233

242

240

241

229

223

218

Усть-Нюкжа, всего

665

657

639

628

623

605

621

618

617

596

в т.ч. эвенков

304

363

353

354

350

345

354

367

365

350

Итого населения

3234

3248

3189

3099

3073

3005

2969

2888

2731

2720

в т.ч. эвенков

1345

1454

1409

1394

1360

1350

1341

1314

1285

1269

 

По итогам Приполярной (Северной) переписи коренного населения Дальневосточных окраин к 1926 году на территории Амурской области в современных административных границах проживало только 1600 эвенков. За этот период резко повысилась смертность коренного населения от эпидемий, болезней и алкоголизации – негативных факторов, которые наряду с положительным, несла с собой цивилизация (Гассовский Г.Н., 1927). Значительно сократился ареал расселения аборигенов.

В последующие десятилетия положение в какой-то мере стабилизировалось, однако заметных успехов добиться так и не удалось.

С 60-х годов прошлого столетия, как известно, начался новый этап масштабного освоения северных территорий. Грубейшие нарушения природоохранного законодательства, допущенные в процессе многих лет освоенческих работ, привели к нарушению экологического баланса на огромных территориях, ухудшению качества среды обитания аборигенов, истощению ресурсного потенциала базовых отраслей традиционного хозяйственного комплекса Севера – оленеводства и охоты, их деградации и упадку и, в конечном счете, к обнищанию и вырождению коренного населения.

Совокупность неблагоприятных экологических и социально-экономических условий привела к тому, что численность эвенкийского населения к 2003 году упала до рекордно низкой отметки – 1269 человек - и донельзя обострила демографическую ситуацию в местах его компактного проживания.

За последнее 10 лет у коренных жителей число родившихся на 1000 человек сократилось в 2 раза. В 2001 году показатели рождаемости и смертности среди эвенков на 1000 человек составили 12,3 и 20 промиле против 10,1 и 14,1 по области (данные Амуроблкомстата).

В трудоспособном возрасте ушло из жизни 64% умерших, причем мужчин в этом возрасте скончалось в два раза больше, чем женщин. Среди причин смертности первое место (42%) занимают несчастные случаи, травмы и отравления. Доля смертей от алкоголя составляет 36%, от болезней сердечно-сосудистой системы – 23%. Суицид – распространенное среди эвенков явление – многими рассматривается как протест против невыносимых условий жизни. Недостаточное и неполноценное питание всех слоев населения стало причиной вспышки туберкулеза. В 1999 году из 156 эвенков, поставленных на диспансерный учет в Тындинском районе, 40 человек болели туберкулезом, 31 – хронические алкоголики и 14 – психически больные. Общая заболеваемость эвенкийского населения в абсолютных цифрах составила 1624 случая на 804 человека, т.е. в среднем каждый эвенк проболел различными заболеваниями 2 раза.

Серьезные изменения претерпевает институт эвенкийской семьи. Изменились традиционные семейные установки на многодетность. Молодые эвенкийские женщины ориентированы в основном на меньшее число детей. Наблюдается увеличение числа неполных семей, снижение брачности среди мужчин, растет процент холостых мужчин и незамужних женщин. Зачастую незамужние женщины коренной национальности предпочитают незарегистрированный брак с мужчинами, временно работающими в данной местности. Это, наряду с увеличением числа смешанных браков, ведет к развитию интенсивных ассимиляционных процессов и серьезным биологическим последствиям метисации, ставящим под угрозу самое существование уникального этноса.

В доперестроечный период дети, рожденные от смешанных браков, как правило, регистрировались как лица коренной национальности с целью сохранения получаемых от государства льгот. Поэтому значительная часть эвенков являются таковыми лишь по паспорту. Новейшие социологические исследования (Н.С. Софронов и др., 2002) выявили обратную тенденцию, когда дети смешанных семей принимают национальность другого родителя.

Вопрос о воспроизводстве населения коренных народов Севера нельзя рассматривать вне проблем их занятости и образа жизни, обусловленных особенностями трудовых навыков, мотивов деятельности и ориентиров повседневного существования. По данным Амуроблкомстата, к 2000 году из 779 трудоспособных эвенков лишь 49% было занято в общественном производстве, в 2001 году этот показатель увеличился до 62%. В 1989 году занятость трудоспособного населения среди эвенков области составляла 87,1%, а в 1992 году – 88,8%.

В доперестроечный период (1987 г.) отраслевая структура занятости эвенков выглядела следующим образом: оленеводство – 30,9%, охота – 22%, звероводство – 6,3%, механизация и автотранспорт – 6,6%, строительство – 12,9%, коммунальное хозяйство – 10%, образование, медицина, культура – 11,1%, прочие отрасли – 10,2%. В традиционных отраслях хозяйства в то время было занято 325 эвенков, организованных в 47 оленеводческих, звероводческих, охотничьих и рыболовных бригад.

Современная ситуация в области занятости аборигенного населения в сфере традиционного хозяйствования определяется следующими негативными моментами:

- сужением среды приложения труда и сокращения количества рабочих мест (см. разделы оленеводство и охотничье хозяйство);

- потерей интереса (прежде всего среди молодежи) к традиционным отраслям хозяйствования;

- низким образовательным уровнем и отсутствием необходимых навыков ведения хозяйства в условиях перехода на новые рыночные отношения;

- ростом маргинальных групп, полностью утративших интерес к труду (доклад «О положении коренных малочисленных народов Севера в Российской федерации», 1997).

В 2001 году во всех отраслях традиционных хозяйств было занято около 350 работников эвенкийской национальности, или 74% от числа занятого в общественном производстве. В 1999 году самая низкая занятость эвенков была зарегистрирована в селах Первомайском (36,2%) и Бомнак (31,3%). В то же время в с. Бомнак только 7 человек из 63 фактически безработных имели статус безработных. В 2000 году в с. Усть-Нюкжа из 208 трудоспособных эвенков рабочих мест не имели 81 человек (39%), а в с. Ивановском из 181 соответственно 82 (45%), хотя и в том и в другом случаях официально безработных здесь не значилось.

На современном этапе проблема безработицы является наиболее актуальной, вызывая озабоченность у 86,2% коренного и старожильского населения. По данным комитета экономики областной администрации, к началу 2000 года в целом по районам Севера свыше 52% населения этих категорий по разным причинам не работало, причем более половины из-за отсутствия рабочих мест и 15% как выработавшие рабочий стаж.

В то же время наряду с безработицей в национальных селах неуклонно увеличивается контингент лиц из коренных жителей, не желающих трудиться вообще. По словам директора бывшего совхоза «Ленин-Октон» Крапивина В.А., в 1999 году он вынужден был завозить из Читинской области рабочих на заготовку леса и дров, в то время как в с. Усть-Нюкжа на тот момент значился 81 безработный местный житель, а из 113 семей коренного и старожильского населения 80 имели доход ниже прожиточного минимума, из которых 50% находились за порогом нищеты.

Основные доходы коренного населения Севера формировались и продолжают формироваться за счет заработной платы, общественных фондов потребления, а также случайных заработков. По данным социологического опроса, среднедушевой доход на одного члена эвенкийской семьи в марте 1999 года равнялся 216 рублей, что составляло четверть аналогичного показателя по области и почти пятую часть прожиточного минимума. А.С. Софронов и другие, проводившие анкетирование эвенков в 2002 году, сообщают, что 82,2% опрошенных имели доходы ниже прожиточного минимума, а у 52% из них среднедушевой доход составлял 170-400 рублей, что обеспечивало лишь 12,5-25% от величины прожиточного минимума.

Характеристика среднемесячной заработной платы работников национальных эвенкийских хозяйств в сравнении со средней по районам Севера и области приводится в таблице 13.

 

Таблица 13

Средняя месячная зарплата работников, занятых

 в общественном производстве, руб.

 

  1985 1990 1995 1999
Все национальные хозяйства 244 293 380 966
Районы Севера - 398 996 2180
Амурская область 118* 379 612 1636

в процентах

Все национальные хозяйства по отношению к районам Севера - 73 38 45
Все национальные хозяйства по отношению к области 206 77 62 59

 

* - для работников сельского хозяйства

В доперестроечный период средняя месячная зарплата работника национального совхоза Севера более чем вдвое превышала среднюю зарплату сельскохозяйственного работника в целом по области. В 1985-1986 гг. она составила: у оленевода – 253 руб., у охотника и зверовода – 320 руб. При низких фиксированных ценах на основные потребительские товары и услуги, бесплатном образовании и медицинском обслуживании, мизерных тарифах на электроэнергию и ЖКХ это обеспечивало достаточно высокий уровень материального благосостояния коренного населения.

За годы перестройки и экономических реформ уровень зарплаты работников этой категории по сравнению с аналогичными показателями по районам Севера и области сократился более чем вдвое. Соответственно резко снизился и уровень их жизни. Так, средняя месячная зарплата работников национальных сельхозпредприятий составляла: в 2000 г. – 1552 руб., в 2001 г. – 1350 руб., в 2002 г. – 1236 руб., что наполовину меньше прожиточного минимума. Но даже и эта мизерная сумма не всегда выплачивается вовремя. Задолженность по зарплате за последние три года несколько сократилась, но все еще значительна: в 2000 г. – 1552 тыс. руб., в 2001 г. – 1350 тыс. руб., в 2002 г. –1236 тыс. руб. По словам бывшего директора совхоза «Ударник» Колесовой Е.В., рабочие и служащие этого хозяйства не получали платы за свой труд в течение 6 лет, а в 2000-2001 гг. их средний заработок оказался равным 66 рублям в месяц.

Эвенкийские хозяйства Севера в попытках приспособиться к новым социально-экономическим условиям за период перестройки и экономических реформ неоднократно претерпевали организационные преобразования, обретая статус то подсобного хозяйства, то национального эвенкийского сельхозпредприятия (НЭСП), то государственного национального эвенкийского предприятия (ГНЭСП), то муниципального унитарного предприятия (МУП), то областного государственного унитарного предприятия (ОГУП) и, наконец, снова колхоза. Территориальное размещение национальных хозяйство, их организационные формы приводятся в таблице 14.

 

Таблица 14

Эвенкийские национальные предприятия

Севера Амурской области

 

Наименование предприятия Местонахождение центральной усадьбы Удаленность от райцентра, км Площадь охотничьих угодий, тыс. га Примечание
Муниципальное унитарное предприятие (МУП) «Первомайская фактория» с. Первомайское Тындинского р-на 10 1600 бывший с-з «Заря»
Областное государственное унитарное предприятие (ОГУП) «Уркима» с. Усть-Уркима Тындинского р-на 150 1300 бывший с-з «1 Мая»
Колхоз «Нюкжа» с. Усть-Нюкжа Тындинского р-на 370 2200 бывший с-з «Ленин-Октон»
Совхоз «Ударник» с. Бомнак Зейского р-на 227 3600  
Областное государственное унитарное предприятие (ОГУП) «Улгэн» с. Ивановское Селемджинского р-на 52 1710 бывший с-з «Улгэн»

 

Несмотря на эту перестроечную чехарду, финансовое состояние всех эвенкийских хозяйств стало убыточным и крайне нестабильным. Лишь к 2003 году оказалось возможным подвести предварительные итоги многолетней борьбы за выживание эвенкийских предприятий. Они оказались следующими. ИЗ пяти эвенкийских хозяйств два – колхоз «Нюкжа» (бывший совхоз «Ленин-Октон») и ОГУП «Улгэн» (бывший совхоз «Улгэн») в 2001 и 2002 годах работали рентабельно, получив прибыли 1613 тыс. руб. (таблица 15). В этих хозяйствах наметилась тенденция к стабилизации экономики. По-прежнему нерентабельным остается ОГУП «Уркима», однако и здесь чувствуется определенная активизация производства. Бывший совхоз «Заря», как уже отмечалось, прекратил существование и как «Первомайская фактория» вошел в состав Джелтулакского госпромхоза. В состоянии экономической агонии находится и совхоз «Ударник», будущее которого предсказать нетрудно: его ждет участь совхоза «Заря», и это лишь вопрос времени.

 

Таблица 15

Показатели финансово-экономического состояния

 северных национальных хозяйств Амурской области

 в 2000-2002 гг.

 

№ п/п

Показатели

Ед. изм.

ОГУП «Улгэн»

К-з «Нюкжа»

С-з «Ударник»

ОГУП «Уркима»

2000 2001 2002 2000 2001 2002 2000 2001 2002 2000 2001 2002
1 Численость работающих чел. 52 51 46 125 122 111 65 43 24 126 125 113
2 Основные средства на конец года т.р. 11535 10865 10792 5868 8729 4438 4725 4725 ... 9215 7366 7110
3 Дебиторская задолженность т.р. 402 475 372 2539 1377 1887 131 196 ... 788 2302 1812
4 Кредититорская задолженность т.р. 1157 989 1081 5490 929 838 7078 7582 ... 4068 6897 9093
5 Задолженность по оплате труда т.р. 52 90 108 75 389 234 799 871 ... 605 - 116
6 Убытки (-), прибыль (+) отчетного года т.р. -13 +117 +157 -956 +489 +850 -563 ... ... -1413 -1649 -613
7 Выручка от реализации т.р 739 1949 1442 3451 2761 3916 268 - - 454 2828 5654
8 Себестоимость продукции т.р. 757 1919 1167 3830 2756 3720 404 ... ... 1829 3846 5950
9 Средняя месячная зарплата руб. 820 1516 1946 830 1413 1303 66 66 ... 1070 1588 1913

 

Источник: справка главного специалиста Амурского АПК Глущенко С.П.

 

Структура доходов эвенкийских хозяйств за последние годы не нашла в их отчетности должного отражения. Однако из приведенных в соответствующих разделах сведений очевидно, что значение базовых отраслей северного комплекса – оленеводства и охоты – с каждым годом все более и более утрачивается. Хозяйства, чтобы выжить, вынуждены заниматься не свойственными им занятиями. К примеру, ОГУП «Улгэн» пытается заняться добычей золота.

Таким образом, если национальным промыслово-оленеводческим хозяйствам Севера не будет своевременно оказана кардинальная государственная поддержка, вполне возможно, что в недалеком будущем они прекратят свое существование.

В сохранении эвенкийского этноса и обеспечении подъема жизненного уровня, быта и культуры коренного населения на современном этапе динамичного социально-экономического развития общества важнейшее значение приобретает правозащитный аспект проблемы.

Защита прав коренных народов Приамурья в сфере социально-экономического развития, привычной среды обитания, традиционного образа жизни, быта, традиций, а также организации территориального самоуправления в настоящее время регулируется следующими законами Российской Федерации: «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» (1999г.), «Об общих принципах организации общин коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации» (2000г.) и «О территориях традиционного природопользования коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации» (2002г.). Комплексно охватывая весь круг проблем эвенков, эти законы, как и множество ранее принятых, тем не менее, не действуют из-за отсутствия конкретного механизма их реализации, оставаясь привычными декларациями.

В Амурской области из этих законов пока принят лишь один закон «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» (2003г.) Такое положениепровоцирует всякого рода беззакония в отношении коренного населения со стороны государственных чиновников и частных фирм, что каждодневно и происходит.

Правовой социально-экономический и экологический произвол в отношении коренного населения Севера, Сибири и Дальнего Востока породил явление, которое К.Б. Клоков (1998г.) назвал экологическим этноцидом, под которым понимается: «длительное ухудшение, прямое и косвенное, условий жизни малых народов Севера и Востока страны вследствие отрицательного воздействия руководящих организаций на их хозяйственную деятельность и образ жизни, имевшего антиэкологический и антисоциальный характер. Это воздействие нанесло огромный ущерб коренным таежным и тундровым промыслам (особенно северному оленеводству), породило преграду между поколениями, привело к социальной деградации значительной части молодежи. [...]. Постоянно критикуя и «разоблачая» резервации для индейцев Северной Америки, советская власть не заметила их очевидных достоинств и не нашла адекватной замены им в наших условиях».

В условиях именно экологического этноцида и живет сегодня коренное население северных районов Приамурья.

Использованная литература

 

1. Амгунь-Селемджинская экспедиция Академии наук СССР. Ч. Буреинский отряд. - Л., 1934.

2. БАМ и народы Севера. - Новосибирск, «Наука», 1979.

3. Гассовский Г.Н. Гилюй-Ольдойский охотничье-промысловый район // Производительные силы Дальнего Востока. Вып. IV. Животный мир. - Владивосток-Хабаровск, 1927. - С. 471-570.

4. Добровольский И.Д. Прошлое и настоящее охотничьего промысла ДВК.- Хабаровск, 1927. – 31 с.

5. Кабузан В.М. Как заселялся Дальний Восток /вторая половина XVII – начало XX века/. - Хабаровск: Хабаровское книжное издательство, 1976. -С. 86, 95, 121-137.

6. Права эвенков Амурской области. - Благовещенск, 2002.- 123 с.

7. Проект первоначального землеустройства Селемджино-Бурейского района Амурской области Хабаровского края. Амурская землеустроительная экспедиция НКЗ РСФСР, 1939.

8. Фонды Селемджинского районного архива. Проект простейшего землеустройства Джелтулакского района, в 2-х томах. Зейская землеустроительная экспедиция НКЗ РСФСР, 1938.

9. Фонды Тындинского районного архива. Проект простейшего землеустройства Зейско-Учуринского района Читинской области. Зейская землеустроительная экспедиция НКЗ РСФСР, 1938. ГААО, ф. 1382, оп. 1, ед. Хр. 4.

10. Серебренников В.И. Проблемы таежного природопользования Восточной части зоны БАМ // Хозяйственное освоение зоны БАМ. Вып. 1. - Благовещенск, 1978. - С. 84-120

11. Сергеев М.А. Некапиталистический путь развития малых народностей Севера. - М.-Л., 1955. – 569 с.

12. Слюнин Н.В. Современное положение нашего Дальнего Востока. - СПб., 1908. - 303 с.

13. Солярский В.В. Современное правовое и культурно-экономическое положение инородцев Приморского края. - Хабаровск, 1916.

14. Сухомиров Г.И. Охотничье хозяйство Дальнего Востока. - Хабаровск, 1976. - 256 с.

15. Сухомиров Г.И. Охотничье хозяйство Хабаровского каря: развитие и перспективы.- Хабаровск, 2000. - 130 с.

16. Таксами Ч. Люди у кромки земли // Правда, 1989, 2 марта.

17. Черняк Б.Л. Пушные ресурсы СССР. Дальневосточный край. - М., 1931. - 50 с.

 

Об исчезающем языке амурских эвенков

 

О.Б. Пылаева

В связи с резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН от 21 декабря 1993 года № 48/163 с 10 декабря 1994 года в России провозглашено Международное десятилетие коренных народов мира. И это не случайно. Во второй половине ХХ века складывается новая ситуация: лингвисты поняли, что большое количество так называемых малых языков на их глазах разрушается и гибнет. На этом этапе произошло сближение лингвистов с историками и социологами, постепенно наметилась смена научной парадигмы в области социолингвистических исследований: в последнее время лингвисты не только активно собирают материал о вымирающих языках в чисто научных целях, но отдают много сил для спасения языков малочисленных народов, языков малых дисперсных групп и национальных меньшинств.

 

Показательно, что на XV Международном лингвистическом конгрессе (9-14 августа 1992 г., Квебек, Канада) основным предметом дискуссии был вопрос о выживании «умирающих» языков. Ранее, на XIV Международном лингвистическом конгрессе, проходившем в Берлине в 1987г., выражались серьезные опасения в связи с быстрым исчезновением многочисленных языков в различных частях света. Согласно последним статистическим данным, с лица земли ежегодно исчезает 12 языков малочисленных групп населения. Как отмечают ведущие специалисты, мы только начинаем получать представление о всех существующих языках. Языки национальных меньшинств исчезают ежегодно, но хуже всего то, что многие из них никогда не были описаны и пребывали в забвении [Потапов, 1997: 5]. Именно поэтому основным положением «Красной книги» языков, которым угрожает опасность исчезновения, принятой ЮНЕСКО 16-17 июня 1993 г., а также «Красной книги языков народов России» [ККЯНР, 1994], признается положение, касающееся продолжения сбора информации о языках, рассматриваемых в качестве потенциально исчезающих, об их статусе, степени их изученности и т.п.

Желание спасти исчезающие языки привело, прежде всего, к необходимости выявить их. В одной из последних работ энциклопедического характера, посвященной описанию и классификации языков мира, В. Крупа и его соавторы пишут, что некоторые языковеды доводят цифру употребляемых в мире языков до десяти тысяч, многие специалисты соглашаются на цифру в пять тысяч, а самые умеренные считают, что с учетом полноты коммуникативных функций следует ограничиваться цифрами в две тысячи [Krupa Viktor, 1983]. Причины колебаний в определении числа языков, употребляемых народами мира, коренятся, с одной стороны, в недостаточной изученности ряда языковых ареалов и, с другой – в трудностях, связанных с разграничением понятий «язык» и «диалект» [Ярцева, 1993: 3].

Совет Европы по малым языкам предлагает список 22+8 малых языков (помещенных в языковом атласе Западной Европы), которые в большинстве своем являются древними письменными языками на указанной территории. В России выделено 63 малых языка, выявление которых происходит на фоне огромного числа языков разных семей, преимущественно младоновописьменных или до сих пор практически бесписьменных.

А.Е. Кибрик дифференцирует языки на жизнестойкие, или «здоровые», и нежизнестойкие, или «больные». «Здоровый» язык способен на продолжение или даже расширение своего социального статуса, сферы употребления и численности носителей языка - другими словами, он развивается и функционирует без каких-либо отклонений. «Больной» язык, теряющий свою значимость в качестве средства общения, на каждой стадии своего развития характеризуется наличием отрицательных показателей. Это проявляется в снижении его социального статуса, сокращении сферы употребления, уменьшении числа носителей данного языка [Кибрик, 1981: 36]. В зависимости от степени «жизнестойкости» языки могут подразделяться на пять основных групп:

1. Группа языков, находящихся на грани вымирания (водский, югский (сымский), керекский, алеутский языки);

2. Языки, подверженные непосредственной опасности вымирания и нуждающиеся в активной поддержке и документировании (ижорский, орокский, энецкий, негидальский, ительменский, удэгейский языки);

3. Группа среднежизнеспособных языков с малым количеством носителей (азиатский эскимосский, юкагирский, алюторский, нивхский языки);

4. Группа относительно жизнеспособных языков, которым необходима поддержка для того, чтобы они могли функционировать (орочский, ульчский, нганасанский, селькупский, кетский языки);

5. Группа, включающая ряд бесписьменных языков, которые продолжают использоваться в каждодневном семейном общении небольшими этническими группами. Эти группы живут на своих национальных территориях, имеющих небольшие размеры (одна или несколько деревень), и до некоторой степени придерживаются традиционного образа жизни. В ту же группу входят такие языки, как кавказские языки на территории Дагестана: гинухский, гунзибский, арчинский, хваршинский, тиндинский, годоберинский [Потапов, 1997: 7].

По нашим наблюдениям, язык амурских эвенков может быть отнесен во вторую группу, т.к. на территории Амурской области он подвержен опасности вымирания и нуждается в документировании и активной поддержке региональных административных и общественных организаций и. Следует отметить, что язык эвенков Саха (Якутии) и Красноярского края уместнее отнести в четвертую группу относительно жизнеспособных языков.

По территориальному признаку все малочисленные народы России условно можно разделить на четыре группы:

1) народы Кавказа;

2) народы Волжско-Камского региона;

3) народы Северо-Западного региона;

4) народы Севера, Сибири и Дальнего Востока.       

Среди других групп малочисленных народов России народы Севера выделяются целым рядом особенностей: экстремальными условиями среды обитания, специфической материальной и духовной культурой, максимально приспособленной к этим условиям, дисперсным расселением, традиционным кочевым и полукочевым образом жизни, длительной изоляцией от других культур и т.д. [Абрютина, 1999: 163].

Коренные народы Севера в дореволюционный период официально имели статус “сибирских инородцев”. При этом в официальных документах их именовали по-разному: “туземцы”, “туземные народы”, “племена северных окраин”, “окраинные народности” и т.п. В 1926 году декретом ВЦИК и СНК “Об утверждении Временного Положения об управлении туземными народностями и племенами северных окраин РСФСР” они были выделены в отдельную группу. В список северных туземных народов, приведенный в тексте Декрета, вошло 37 народов и племен.

В дальнейшем этнолингвистическая классификация коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока неоднократно корректировалась. Некоторые народы были переименованы, изменилось и название самой этой группы народов: с 1930 года ее начинают именовать “малые народности Севера” (Постановление ВЦИК от 10.12.1930 “Об организации национальных объединений в районах расселения малых народностей Севера”). В течение нескольких десятилетий вплоть до конца 80-х годов число народов Севера, включенных в официальный список, стабильно равнялось 26, хотя микропереписи выявляли большее число народов, которые могли быть отнесены в данный список.

С начала 90-х годов к аборигенным этносам стало применяться определение – “малочисленные народы Севера”, а в настоящее время – “коренные малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока”.

В 1990-е годы на основании законодательных решений статус коренных малочисленных народов получили еще четыре этноса. По мнению некоторых ученых-этнографов, этот статус должны получить еще около 20 народов и этнических групп [Проект Закона РФ «Основы правового статуса коренных народов Севера России», 1995: 80-87], однако такая точка зрения остается пока дискуссионной. В настоящее время в официальный список коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока входит 30 народов, перечень которых приводится ниже:

1) алеуты, 2) долганы, 3) ительмены, 4) кеты, 5) коряки, 6) кумандинцы, 7) манси, 8) нанайцы, 9) нганасаны, 10) негидальцы, 11) ненцы, 12) нивхи, 13) ороки, 14) орочи, 15) саамы, 16) селькупы, 17) телеуты, 18) тофалары, 19) тувинцы-тоджинцы, 20) удэгейцы, 21) ульчи, 22) ханты, 23) чуванцы, 24) чукчи, 25) шорцы, 26) эвены, 27) эвенки, 28) энцы, 29) эскимосы, 30) юкагиры.

Вопрос о методах описания вымирающих языков и об их реанимации, по крайней мере, для России, является актуальным (см. таблицу 1).

 


Таблица 1

Этнолингвистическая классификация коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока

Языковая семья Языковая группа Название народа – его язык (диалекты)

 

Алтайская

Тюркская Долганы – якутский (долганский диалект) Тувинцы–тоджинцы – тувинский (тоджинский диалект) Тофалары – тофаларский Кумандинцы – алтайский (кумандинский диалект) Телеуты – алтайский (телеутский диалект) Шорцы – шорский (два диалекта)
Тунгусо-маньчжурская Эвенки – эвенкийский (три наречия) Эвены – эвенский (три диалекта) Нанайцы – нанайский (несколько диалектов и наречий) Ульчи – ульчский Удэгейцы – удэгейский (три диалекта) Ороки – орокский Орочи – орочский (три диалекта) Негидальцы – негидальский (три диалекта)

Урало-юкагирская

Угорская Ханты – хантыйский (три диалекта) Манси – мансийский (несколько диалектов)
Самодийская Ненцы – ненецкий (несколько диалектов и говоров) Саамы – саамский (четыре диалекта) Селькупы – селькупский (шесть диалектов) Нганасаны – нганасанский (несколько диалектов) Энцы – энецкий (два диалекта)
Юкагирская Юкагиры – юкагирский (два диалекта)
Чукотско-камчатская   Чукчи – чукотский (два диалекта) Чуванцы – изначально юкагирский, сейчас чукотский и русский (марковский диалект) Коряки – корякский (девять диалектов) Ительмены – ительменский
Эскимосская   Эскимосы – эскимосский (три диалекта)

 

Малые языки, особенно бесписьменные и новописьменные, нередко испытывающие влияние со стороны других языков, легко подвергаются разрушению, что свидетельствует об их маргинальном положении (маргинальный, маржинальный < фр. marginal < лат. margo - край, граница) - 1) находящийся на краю; 2) букв. близкий к пределу, почти убыточный - Словарь иностранных слов, 1988). Они маргинальны не только и не столько потому, что на них говорит относительно небольшая часть населения, сколько потому, что они не имеют престижного национально-государственного статуса.

Проблема языков автохтонных народов - одна из наиболее деликатных и болезненных проблем социолингвистики (автохтоны (греч. autos - сам + chthon - земля) - коренные жители, исконное, первоначальное население страны, то же, что аборигены - Большой толковый словарь иностранных слов, 1995. Деликатность и болезненность этой проблемы связаны с тем, что отличает социолингвистику от собственно лингвистики, т.е. с тем, что стоит за форматом “социо” [Раевская, 1995: 436].

Миноритарные языки как предмет изучения подвержены двойной опасности (minority - меньшинство, меньшее число, меньшая часть - Англо-русский словарь, 1989). С одной стороны, им угрожает опасность невнимания или недостаточного внимания со стороны лингвистов, политических и культурных деятелей. Так, К. Леман в статье “Документация языков, находящихся под угрозой вымирания” отмечает, что языки вымирают быстрее, чем лингвисты успевают их описать. Ситуацию можно спасти, но для этого должен быть выполнен ряд условий.

Одно из таких условий – осознание масштабов и проблемы неотложности ее решения. «Многие лингвисты до сих пор не осознают, что описание вымирающих языков – единственная действительно безотлагательная задача лингвистики, тогда как прочие профессиональные лингвистические занятия, как бы ценны они ни были сами по себе, могут осуществляться и после того, как вымрет большинство человеческих языков. И пока лингвисты-профессионалы не принимают такой точки зрения, мы не можем ожидать, что это сделают люди, не связанные с лингвистикой» [Леман, 1996: 80]. С другой стороны, не менее опасен пафос маргинальности, неадекватный действительно маргинальному положению малого языка [Раевская, 1995:436].

Рассматривая вопрос о причинах исчезновения отдельных языков, известный специалист по языкам тихоокеанского и азиатского регионов профессор С. Вурм вводит термин «экология языка» (по аналогии с теми экологическими катастрофами, которые претерпевает природа и ее естественные и животные ресурсы, иногда и из-за необдуманной, разрушительной деятельности человека). Вурм пишет: «Имеются отчетливые параллели в обстоятельствах, обусловливающих уменьшение и возможное исчезновение животного или растительного видов, и похожих обстоятельств в отношении языков. Исчезновение как результат насилия и катастрофы легко сравнимы в обоих случаях, но то же можно видеть в случае экологических изменений: животный (или растительный) вид теряет свою жизнеспособность и возможность для выживания из-за резкого сокращения или уменьшения среды обитания или внедрения других животных и растительных видов, которые по некоторым важным показателям оказываются более сильными и с которыми вытесняемые виды не могут успешно конкурировать» [цит по: Ярцева, 1993: 11].

Заключение, к которому приходит ученый, сводится к тому, что если в последнее время люди начинают осознавать необходимость бережного отношения к окружающей среде и ее природным ресурсам, то в такой же мере необходимо разработать комплекс мер, направленных на изучение и поддержание языков, которым угрожает исчезновение, иными словами, необходимо языковое планирование.

Вместе с тем факторы, влияющие на экологию языков, считает В.Н. Ярцева, не только разнообразны, но и не равны между собой. Экономические факторы, вызывающие демографические изменения, т.е. отток определенных групп говорящих на данном языке из первоначальных районов обитания, не столь разрушительно действуют на использование родного языка (особенно при условии некоторой компактности языковой группы, создающей возможность общения), как столкновения с другими языками, обладающими более широкой социально-культурной сферой использования. Если «чужой» язык имеет одну определенную область применения, то он не обязательно угрожает местным, родным языкам [Ярцева, 1993: 11].

Появление на территории России новых республик как самостоятельных субъектов Федерации значительно повлияло на изменение форм существования распространенных в их пределах языков. Формы существования языка отдельных этносов приобрели динамику и получили новые социолингвистические характеристики, особенно если язык так называемого «титульного» этноса получил статус государственного языка. (Этнос, -а, м. (спец.) - исторически сложившаяся этническая общность - племя, народность, нация - Толковый словарь русского языка, 1995). Требуется найти оптимальное сочетание прав представителя любой национальности свободно пользоваться по своему усмотрению родным языком и запросов российского полиэтнического и полиязычного общества, связанных с межнациональными контактами и с сохранением общего экономического и образовательного пространства.

Важно отметить, что языковой фактор и особенно наличие письменности на данном языке представляют собой основу национального самосознания. Следовательно, национально-культурное возрождение народа, консолидация малочисленного этноса, его социальное развитие и благополучие в значительной степени сопряжены с возрождением его языка и с расширением общественных функций последнего. Не секрет, что малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока, проживающие на традиционной территории, оказались наименее защищенными в социально-экономическом плане и понесли наибольший урон в своей традиционной культуре. Самыми уязвимыми оказались их языки; функционирование которых сведено до минимума. Многие из них находятся на грани исчезновения.

Для языков автохтонных народов превращение их потенциальной функциональности в реальную базируется на социально-экономических факторах, на возрождении или сохранении форм ведения традиционного природопользования и хозяйствования, что создаст основу для более широкого использования родных языков в производственной сфере, обеспечит языковую преемственность поколений, укрепит внутрисемейные связи, повысит в целом престиж родного языка. Именно поэтому главные тенденции нынешнего периода - двуязычие и многоязычие у малочисленных коренных этносов Севера. Однако, как отмечает Н.Б Вахтин, «приходится с сожалением констатировать, что основной тенденцией развития данной «нормальной» ситуации является не плавный переход к функциональному дву- либо многоязычию (диглоссии или, возможно, полиглоссии), а повсеместное вытеснение родных языков русским, потеря диглоссии и связанные с этим чрезвычайно серьезные социокультурные и психологические последствия для носителей языков народов Севера» [Вахтин, 1992: 52]. Это подтверждается интерферирующим влиянием русского языка на эвенкийский.

Вопросы языковых контактов давно находятся в сфере научных интересов языковедов и решаются они, главным образом, «в аспекте взаимовлияния национальных языков в целом, в аспекте влияния одной языковой системы как социальной категории на развитие другой языковой системы» [Тучков, 2000: 249]. Речь идет, прежде всего, о процессе межэтнического взаимодействия, в котором язык становится важнейшей формой человеческого поведения. При этом языковые контакты рассматриваются как один из аспектов контакта культур.

В целом языковая ситуация в районах Севера и Дальнего Востока является результатом действия двух основных факторов. Первый - активное воздействие русского языка, связанное с притоком приезжего населения и распространением средств массовой информации, в особенности телевидения на русском языке, с переводом преподавания в школах на русский язык, с созданием системы интернатов, с демографической ситуацией и обилием смешанных браков. Второй - ослабление позиций родных языков вследствие разрушения традиционных языковых коллективов при «укрупнении» поселков, изменение традиционных форм хозяйствования, неэффективность работы национальной школы, нарушение внутрисемейного языкового общения. Таким образом, языковая ситуация на Дальнем Востоке может служить индикатором общего социально-экономического неблагополучия малочисленных народов в регионе.

Стремительно меняющаяся ситуация последних лет свидетельствует о повсеместном вытеснении эвенкийского языка русским (иногда - якутским) языком из всех сфер, минуя стадию двуязычия, и о связанных с этим серьезных социокультурных и психологических последствиях для носителей языков народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, в особенности для людей 40-50-летнего возраста [Зайдфудим, Доржинкевич, 1999: 41].

Для значительной части детей и молодежи амурских эвенков родной язык воспринимается как иностранный. Нет его знания с детства, он почти не используется в семье, нет языковой среды для общения, печатная продукция издается на языке эвенков Подкаменной Тунгуски, условно принятом за литературный эвенкийских язык, часто весьма далеком и малопонятном для носителей амурских диалектов. Несмотря на имеющиеся существенные различия в уровне владения родным языком у разных этносов, школьные методики ориентированы, как и прежде, на преподавание национального языка как родного, то есть как языка, которым ребенок владеет с детства. Данные методики не всегда учитывают специфику национальной культуры и традиционного быта (так называемый «культурно-национальный компонент»).

Быстрому и глубокому овладению родным языком не способствуют и используемые в национальной школе учебники и учебные пособия. Главный их недостаток - это некритический, механический перенос репрезентации грамматического материала с учебников русского языка, предназначенных для русской школы, на родной язык учащихся. В национальных учебниках применяется обычно устаревший и не отвечающий актуальным задачам овладения языком лингводидактический подход, при котором акцент делается на изучение грамматики языка в ущерб коммуникативному аспекту, в силу чего учащийся, заканчивая курс родного языка, практически не может на нем общаться. Не менее сложными представляются проблемы преподавания родной литературы, а также дисциплин культурологического цикла.

Сложившаяся ситуация в северной национальной школе явилась результатом проводимой в последние десятилетия образовательной политики государства. Именно в этот период утвердился идеологический шаблон, согласно которому русский язык является «вторым родным языком» учащихся. Под этот шаблон стали приспосабливать методику и учебники родного языка. К сожалению, такие идеологические догмы изживаются с трудом.

В наши дни изменившаяся социально-политическая и экономическая обстановка в России вызвала новый подъем национального самосознания практически у всех населяющих ее народов, что не могло не отразиться на их отношении к своим родным языкам. Происходят сдвиги и в развитии национальной школы: наблюдается расширение функций родных языков в сфере образования, наметилась тенденция более широкого их использования в качестве языков обучения.

В лексической системе языка, а также в его грамматических категориях отражены и запечатлены общественно значимые и коллективно отобранные смыслы, с помощью которых обеспечивается коммуникация в коллективе и передача необходимой информации. Для обеспечения этих функций требуется определенная языковая компетенция участников коммуникативных актов, можно сказать, некое единое «языковое пространство». Что же касается культуры одного этноса, то и здесь, как представляется, должна существовать общая этнокультурная платформа, объединяющая отдельные личности.

Таким образом, характеризуя современную языковую ситуацию в мире, можно констатировать, что она не может расцениваться как более или менее благополучная, поскольку ее уязвимым моментом является процесс вымирания ряда языков, что представляет собой широко распространенное явление применительно к различным странам и континентам. В качестве основных причин этого явления в настоящее время можно назвать:

1) маргинальное положение языков автохтонных народов;

2) социально-экономические изменения;

3) недостаточная степень изученности младоновописьменных языков.

Перечисленные факторы базируются на очень важном показателе: демографическом. Функциональный аспект использования языка занимает одно из важнейших мест в плане дальнейшей судьбы того или иного языка. При этом необходимо различать виды языковой политики в зависимости от типов языковой ситуации: языковую политику в условиях одноязычного государства, языковую политику в условиях многоязычного государства и языковую политику за пределами данного государства [Потапов, 1997: 13].

В ревитализации родных языков малочисленных этносов главным является возрождение традиционных систем жизнеобеспечения, в рамках которых возникает потребность в профессиональной коммуникации на родном языке, передаче непосредственным участникам коммуникативных актов - прежде всего подрастающему поколению - необходимой информации, отраженной в формах родного языка, а также бытовом общении в семьях. Исходя из этих предпосылок, можно строить языковую политику в конкретных местах расселения коренных этносов, определять направление развития дошкольного и школьного образования.

Таким образом, в зависимости от степени «жизнестойкости» язык амурских эвенков можно отнести к группе миноритарных языков, подверженных непосредственной опасности вымирания и нуждающихся в активной поддержке и документировании. С этой целью необходимо повысить социальный статус эвенкийского языка в пределах Амурской области: возобновить работу радиостанции «Север» на эвенкийском языке; коренное население должно иметь свой печатный орган; необходимо увеличить количество часов на преподавание эвенкийского языка в школах, отдельным из них придать статус национальных; безотлагательно провести интенсивное исследование и системное описание говоров амурских эвенков, чем и занимается третий год научно-методический Центр лингвистики и межкультурной коммуникации Благовещенского государственного педагогического университета.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 1224; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!