Потенциальные плюсы раскрытия 5 страница
Мой друг привел меня на вечеринку и постарался помочь мне освоиться, но, поскольку он сам был новым членом своего клуба, у него хватало других дел. Так что, по большей части, я от начала до конца оставалась одна. Я остро помню, что ощущала себя незваным гостем, у которого не было права там находиться. Я боролась сама с собой, убеждая себя пойти пожать кому-нибудь руку или завести беседу, но не решалась ни на то, ни на другое. Я видела, как легко другие девушки общаются с парнями. Я также замечала, что они никому не пожимали руки и не так уж много разговаривали. Они смеялись, отбрасывали волосы назад, невзначай клали ладонь кому-нибудь на плечо – и с явным удовольствием купались во внимании. Парочки разбредались по диванам и укромным уголкам или выходили в коридор, ведущий к комнатам общежития. Некоторые девушки улыбались, благодарили и уходили одни. Я помню, что ощущала себя ученым, с интересом наблюдавшим за тем, что происходит, и только когда друг вернулся меня проведать, я поняла, что стою совершенно одна. Вокруг, разбившись на большие и маленькие группы, смеялись и болтали люди, но между ними и мной было футов двадцать, не меньше. Только тогда я поняла, что меня просто отбросили за ненадобностью.
Месяц или два спустя я наткнулась на компанию девушек, с которыми несколько раз встречалась на лекциях. К моему удивлению, они оживленно приветствовали меня и захотели поговорить. Я была польщена вниманием – одиночество начинало меня грызть. Они спросили, не хочу ли я прокатиться по магазинам. Я не очень любила покупки, но была рада их компании и поэтому согласилась. Они сообщили мне время и место встречи, и спросили, смогу ли я их отвезти, потому что здесь у них нет машин. Я не возражала, тем более, что в поездках всегда предпочитала быть за рулем. Всю неделю я старалась отыскать в своем шкафу что-нибудь подходящее случаю. Я остановилась на синих джинсах и свитере – на самом деле, это почти все, что у меня было, кроме комбинезонов и того платья для вечеринки. Я подумала, что выгляжу как обычная студентка, и решила, что этого достаточно, чтобы хорошо провести время с новыми подругами.
|
|
|
Наконец, настал день большого похода по магазинам. Девушки ждали меня в назначенном месте. Мы сели в машину, и я сказала, что отвезу их куда они скажут, поскольку сама я мало бывала в городе и не имела особых предпочтений. Они рассказали, как проехать в центр, где магазинов больше всего (это избавило меня от необходимости сознаваться, что мне сложно ориентироваться в городе). Я быстро нашла место на стоянке и после нескольких попыток даже справилась с параллельной парковкой. Как только мы ступили на тротуар, девушки сказали, чтобы я встретила их у машины через три часа. Потом они повернулись друг к другу, завели новый разговор и направились по улице… стремительно удаляясь от меня. Хотела бы я сказать, что развернулась и уехала – и пусть добираются обратно как хотят. Но, конечно, я этого не сделала.
|
|
|
Будь это разовый случай, я, возможно, не вспомнила бы о нем. Но, на самом деле, весь год был усеян подобными событиями. Большинство из них были еще унизительнее, и о них еще больнее вспоминать. Думаю, настоящая проблема крылась в одной из моих самых сложных и загадочных аутичных черт – я не понимала, о чем говорят мои сверстники. То есть, я понимала язык и замечала, если они допускали ошибки в речи. Я отвечала, если кто-то обращался ко мне. Но я не понимала содержание их разговоров. Смысл ускользал от меня. Можно сказать, я не умела читать между строк. Подтекст и намеки были для меня словно птицы, пролетающие за окном. Меня раздражало, что я не могу вникнуть в ход мыслей окружающих, но еще больше я пала духом, когда поняла, что совершенно не учусь на ошибках. Раз за разом я попадала в одни и те же ловушки. Даже после того, как отец предупредил меня, что многие люди просто пользуются мной. Даже когда я выяснила, что мой велосипед украл один из прежних знакомых по школе. Даже когда я услышала, как соседка по общежитию сказала своему парню, что я жирная неряха. Что бы я ни видела и ни слышала, до меня не доходила суть. Я везде была лишней.
|
|
|
Когда настало лето, я вернулась домой разбитой и подавленной. Экзамены я сдала с трудом, сенсорная дисфункция заволакивала мозг пеленой, и я не встретила ни одного человека, похожего на меня. Возможно, иначе я бы почувствовала себя нормальной.
Жизнь дома оказалась ничуть не лучше. К тому времени у всех, с кем я выросла, была своя жизнь, новые цели и новые планы. Я была рада за них, но одновременно испытывала болезненное любопытство. Как им удалось этого добиться? Почему они нашли свой путь, а я его потеряла? Что есть у них, чего нет у меня? Почему они счастливы, а я нет? Как я ни пыталась анализировать ситуацию, я не могла найти ответа.
Возвращение в университет следующей осенью было событием скорее неизбежным, чем радостным. Но я действительно любила учебу и знания, любила исследовать и писать. Несмотря на все проблемы и на грубость окружающих, я вернулась, чтобы учиться. И, большей частью, я добивалась успеха, за исключением случаев, когда вновь скатывалась в старую колею… и тогда повторялось все то, что было на первом курсе. И все же я оказалась сильнее. Постепенно я стала находить способы справляться с мучившими меня трудностями.
|
|
|
Довольно случайно я обнаружила, что мне нравится работать с глиной, и записалась на курс керамики – факультативно, не ради баллов, а просто чтобы иметь возможность с ней возиться. Я приходила в художественную студию как в оазис. Там было чудесно – спокойно, просторнои тихо. Особенно поздним вечером, когда все уже расходились. В отсутствие суеты и шума, я могла расслабиться и погрузиться в любимое занятие. Оно захватывало меня. Я могла мять глину и лепить из нее причудливые маленькие фигурки, не имевшие ничего общего с реальностью. Могла делать высокие кувшины или большие глубокие тарелки. Мне просто хотелось работать с глиной. Это самый простой и приятный материал, который я знаю.
Художественная студия была моим любимым местом, но архитектурный корпус мог быс ней посоперничать. Меня завораживали его кабинеты и все, что было внутри – наклонные чертежные столы, треугольные линейки, транспортиры, стальные кронциркули, россыпи перьевых ручек и механических карандашей. Я любила смотреть на студентов – как они сидят, склонившись над проектами, сосредоточенные и напряженные, и у каждого над плечом горит отдельная лампа. Я завидовала окружавшей их тишине, их инструментам и их способностям. Я бы многое отдала, чтобы оказаться среди них, но знала, что мне не под силу рисовать прямые линии и крошечные детали, производя при этом сложные математические и инженерные расчеты. И все же жаль, что у меня не хватило решимости пройти хотя бы основы архитектурного проектирования. Было бы здорово сидеть в их кабинете и пользоваться их инструментами – опять же, не ради оценок или какого-то значимого результата, а просто для удовольствия.
Архитектурный дизайн и сейчас остается одним из моих любимых увлечений, и теперь, будучи старше, я предаюсь ему без стеснения, и это приносит мне огромную радость. Для меня это волшебный эликсир от всех забот. Когда я ощущаю напряжение или растерянность, я достаю свои книги по архитектуре и рассматриваю сооружения, которые мне понятнее всего – симметричные здания с четкими прямыми очертаниями, несущие в себе сильное чувство равновесия. Когда я устаю от собственных ошибок и недопонимания, я запускаю на компьютере программы по домашнему дизайну и строю для себя идеальный дом. Что-то есть в этом процессе, что расставляет в голове все по местам.
По мере того как я находила способы уравновесить и успокоить себя, я обнаружила, что меня стали меньше волновать собственные отличия, мешавшие мне понимать людей. Может быть, я просто устала относиться к общению, как к еще одной учебной дисциплине, как к иностранному языку, который нужно изучать и анализировать. Но, так или иначе, я не утратила интереса к самим людям. Я с беспокойством глядела на других студентов, которые ходили в кино одни, или играли в теннис со стенкой, или никогда никому не улыбались. К тому времени я уже поняла, что дружба – удел общительных весельчаков, а не меланхоличных одиночек. И я знала, что сама находилась где-то посередине. Когда я чем-либо занималась одна, я не сидела, понурив голову, ссутулившись и отвернувшись от всех. Бывало, у меня внутри все скручивалось в узел от каких-нибудь сенсорных раздражителей; бывало, меня сбивало с толку то, что я слышала, но я никогда не ощущала дискомфорта только от того, что была одна. Я знала, что между мной и тем, кто действительно выглядит несчастным, должна быть большая разница. Именно тогда я нашла способ уменьшить собственное одиночество.
Поскольку я никогда не хотела и не ожидала многого от дружбы, я была идеальным другом для изгоев. Простого «привет» или короткого обмена фразами было достаточно. Хотя мы по разным причинам выпадали из всеобщего круга, мы были товарищами по изоляции. И я стала предлагать маленькие частицы дружбы – лучшее, что я могла дать. Не уверена, ощущали ли те, с кем я пыталась осторожно подружиться, мою заботу о них. Не знаю, удавалось ли мне хоть немного их подбодрить. Но точно знаю, что они помогали мне. Я радовалась, когда получала улыбку в ответ на свою. Я весь день ходила счастливая, если в очереди в столовой мне удавалось разговорить какого-нибудь одиночку. Мне было приятно, когда кто-то подхватывал начатую мной беседу. Я знала, что создала простой контакт между двумя людьми – и мне не требовалось большего.
Если бывместо университета я сразу пошла на работу, то столкнулась бы с теми же проблемами и сложностями. Тот факт, что я выбрала высшее образование, мало что меняет. Эти проблемы, на самом деле, общие для всех людей с СА, которые пытаются построить свою жизнь. Если бы у меня было больше знаний о СА, если бы я понимала, что такие термины, как ригидное мышление, нарушение семантического восприятия, социальная и сенсорная дисфункция, эхолалия, нарушение двусторонней координации – не пустые слова, что они описывают мое реальное состояние, кое-что я бы сделала по-другому. Я бы выбрала небольшое учебное заведение, где студентам уделяют больше внимания. Я бы понимала, что у меня другой набор желаний и потребностей, чем у многих моих сокурсников, но это не делает меня плохой или ущербной. И, что самое важное, я бы попросила поддержки, когда она действительно была мне нужна.
Я убедила себя, что моего интеллекта и учебных достижений достаточно, чтобы справиться со всеми препятствиями. В действительности, это только создавало ложное чувство безопасности, которое исчезло без следа, как только мне пришлось столкнуться с реальными проблемами моего СА.
Осознание, что одного ума слишком мало, чтобы добиться успеха, стало для меня ударом. Я была раздавлена, когда пришлось признать, что вокруг нет никого, кто смотрел бы на вещи так же, как я. Чтобы завести новых друзей, нужно было отдать им больше, чем я могла. Если подумать, неудивительно, что в университете я так и не смогла ни с кем поладить. Я не очень хорошо понимала людей. И, похоже, никто особо не понимал меня. Без дружбы, то есть, того, что я понимала под дружбой, у меня не было опоры. Без тех, кто подсказывал бы мне, как себя вести, как использовать свои качества, я не умела поддерживать связи. И поэтому шла ко дну.
К тому времени, как закончились шесть лет учебы, я была измучена неудачами и находилась в отчаянии, так как по-прежнему не знала, почему то, что так легко дается другим, для меня недостижимо. Но я не сдалась.Растущее чувство потерянности и участившиеся панические атаки все-таки привели меня к университетскому психологу – и она дала один из лучших советов в моей жизни. Она сказала, что мне нужно оценить свои сильные и слабые стороны, а затем написать, чего я хочу добиться и каким образом я могу это сделать. Нужно составить план, который был бы разумным и выполнимым. И она добавила кое-что, возможно, еще больше ценное. Она сказала, что мне нужно больше бывать среди людей, гулять на свежем воздухе, найти работу, которая позволит мне общаться с людьми, заниматься тем, что мне нравится больше всего, поддерживать свои хобби и увлечения, и самое главное – никогда не извиняться за свои особенности и несовершенства. Всего за пару часов общения она напомнила мне, что я способна на многое – нужно только взять жизнь в свои руки и составить план действий. Прекрасный совет для любого, но прямо-таки спасительный для человека с СА.
Долгое время я пыталась делать вид, что мои студенческие годы были великолепными, как им и положено быть. Я отыскивала в памяти хорошие моменты и старалась представить все так, будто это были не единичные, а очень частые события. Поначалу мне казалось, что это очередное притворство, что я обманываю саму себя. Но за прошедшие годы я стала более объективна, и теперь, думаю, способна более трезво оценить тот период. Болезненные воспоминания никуда не делись, но вместе с ними вспоминается и хорошее. Ведь люди, проявлявшие ко мне интерес, действительно были. Я до сих пор помню одного мальчика. Помню наши разговоры и наши общие интересы. Что важнее, я помню его лицо, и то, как он смотрел на меня, когда мы говорили. Если бы сейчас кто-то смотрел на меня так, думаю, я разглядела бы его доброту и нежность. В то время я не придала этому значения. Я проигнорировала предложенную им дружбу. Сегодня я бы не упустила эту возможность. Я бы поняла, что значит его взгляд.
Еще я вспоминаю парня, с которым встречалась на последнем курсе, когда я уже преодолела самые сложные проявления своего СА. Он был моим единственным другом в университете. Единственным, кто сумел сблизиться со мной, что несомненно потребовало от него большого терпения и желания понять меня. Он не предъявлял ко мне требований, он был готов встретить меня в моем мире. Вряд ли он сам понимал, как много это значило. Для него я была человеком, с которым ему нравилось проводить время и делать что-то вместе. Он и глазом не моргнул, когда увидел, что я живу не с подругами, а с двумя собаками и пятью кошками. Его никогда не раздражала моя привычка задавать множество вопросов. Он всегда терпеливо поддерживал меня, когда я выходила из себя от сенсорной перегрузки. Он не сомневался во мне и не критиковал меня, он просто позволял мне быть собой. Если бы все были так великодушны, может быть, нам бы вообще не понадобился диагноз «синдром Аспергера».
4
Медленный путь домой
Если я найду дорогу, буду ли я знать, куда идти?
Изменится ли что-нибудь или все останется по-прежнему?
Не так уж важно, здесь я, там, или где-то между,
если я знаю, куда иду.
Годам к двадцати четырем я напоминала то ли перспективную выпускницу университета, то ли слегка потрепанную жизнью даму, которая общается с голубями в парке. По правде говоря, я была и той, и другой. К тому времени я полностью осознала, что мне нужно всячески маскировать себя, чтобы соответствовать окружающей обстановке. Например, во время собеседования на работу не стоит разговаривать с собой. Одеваться следует определенным образом, чтобы не вызывать слишком пристальных взглядов. В некоторых кругах не стоит упоминать, что мой дом – зверинец, полный собак и кошек. Я начала смотреть на жизнь более объективно и понимать, что, хоть я и не вижу смысла в некоторых правилах, точнее, не вижу вреда в том, чтобы их нарушить, нужно всеми силами стараться им следовать. Время от времени встречались люди, позволявшие мне быть собой, но большей частью от меня ожидалось, что я не буду слишком выделяться. К двадцати годам я прекрасно это понимала; однако, я по-прежнему не обладала внутренними механизмами, которые позволили бы мне подчиняться правилам так же легко, как это делают другие.
Закончив университет, я вскоре покинула относительно тихую гавань города, где училась, и переехала в Хьюстон, штат Техас – место невероятно шумное и беспокойное по любым меркам. Конкретных планов я не имела и переехала только ради того, чтобы быть рядом с будущим мужем – что никак не подготовило меня к тамошней жизни. Полагаю, новенький диплом наполнял меня обманчивой уверенностью, что если я сумела получить магистерскую степень, то справлюсь с любой задачей, которую перед собой поставлю, включая самостоятельную жизнь в незнакомом месте. Мне казалось, диплом придаст мне значительный вес в глазах работодателя, хотя толком даже не представляла, чем хочу заниматься. Я думала, что меня примут с распростертыми объятиями где угодно, не только в сфере моей специальности. Я была до крайности наивна, недальновидна и по-прежнему подвержена влиянию аутичных черт, мешавших трезво смотреть на вещи. И все же, я ощущала в себе больше сил чем когда-либо, и потому имела некие шансы на успех. Вышло так, что меня взяли на работу с первой же попытки, иб хотя тогда я этого не знала, возможно, это была единственная работа (не считая писательства), которая мне действительно подходила. Спустя две недели после переезда я стала младшим преподавателем в Хьюстонском университете.
Не знаю, что мне больше нравилось в преподавании: то, что оно давало мне свободу, или то, что оно не требовало сильно менять распорядок, к которому я привыкла за годы студенчества. Преподавание объединяло в себе лучшие стороны учебы. Я любила и строгость расписания, и наличие свободного времени между занятиями. Мне нравилось читать лекции и самой получать новые знания, которые я находила с каждой перевернутой страницей учебника. Но больше всего мне нравились простые и временные отношения преподавателя и студента. Для меня это было лучшей формой дружбы.
Моя работа была бы практически идеальной, если бы не один существенный момент – расположение университета. К сожалению, кампус, где я работала, находился в чрезвычайно оживленной части города, и с этим кошмаром мне приходилось сражаться каждый день. Мне никак не удавалось добраться до работы, не заблудившись где-нибудь: то я оказывалась на односторонней улице, ведущей в другом направлении, то пропускала поворот, то запутывалась на развязке дорог. Что еще хуже, в моем автомобиле не было ни автоматической коробки передач, ни кондиционера. Другими словами, это был транспорт, очень мало пригодный для жаркого и влажного климата Хьюстона. От воздействия всех этих элементов моя сенсорика сходила с ума. Я приезжала в университет взмокшая от пота, нервы были на взводе, голова кружилась. К счастью, мой интерес к обучению студентов и атмосфера университета обычно приводили меня в чувство, так что когда восприятие возвращалось в норму, я искренне любила свою работу. До того дня, как все переменилось.
Чтобы избежать постоянных сенсорных перегрузок от хаоса и шума дорожных пробок, душной погоды и боязни опоздать на работу, я решила выезжать в университет на рассвете. Смена распорядка решила проблему с той аспи-чертой, которая парализовала все мои действия. Однако, я тут же угодила в другую ловушку. Проблемы взаимодействия с людьми. Фирменная особенность СА.
Мне нравилось приходить на работу в 6:30 утра. Я любила тишину университета, длинные прямые коридоры, по обеим сторонам которых располагались квадратные аудитории с ровными рядами парт и стульев. Мне нравился порядок, царивший в здании, когда студенты не наполняли его гомоном, звуками шагов и разноцветным мельтешением одежды. Я любила покой. Я любила уединение. В притихшем университете я отдыхала от дороги и позволяла ушам насладиться тишиной. Я приходила в себя. Я ощущала уверенность и контроль над обстановкой; я знала, что в тишине моя взбудораженная сенсорика скоро успокоится. Я не догадывалась, что здесь меня могут подстерегать совсем другие опасности.
Однажды утром я, как обычно, вошла в аудиторию. В руке у меня был стаканчик с кофе, под мышкой – газета, чтобы скоротать время, за плечами – объемистый рюкзак. Имея при себе все необходимое, я чувствовала себя спокойно и уравновешенно. Обычно такой – спокойной и уравновешенной – я и встречала студентов. Но в тот день у меня оказался посетитель. Я сидела за столом и читала газету, когда в аудиторию вошел незнакомыймужчина. Мысленно я отметила, что еще очень рано, но почти не задумалась о том, что он делает в университете задолго до начала занятий. В конце концов, я тоже пришла сюда раньше всех. Я обратила внимание, что он старше большинства студентов и одет иначе, чем молодежь. На нем не было ни джинсов, ни каких-либо модных вещей. Он был одет в изношенные бурые штаны и такую же потрепанную фланелевую рубашку. У него было землистое обветренное лицо. И все же, поначалу его появление вызывало у меня скорее раздражение, чем тревогу. Я до сих пор помню голос, каким он заговорил со мной. Он говорил монотонно и медленно, делая паузы в такт шагам и постепенно приближаясь ко мне. Я по-прежнему не боялась. Меня скорее занимала мысль о его неуместности в тихом помещении, чем о том, что мне может что-то угрожать. Он сказал, что сидел в тюрьме, и его только что выпустили. В голове прозвенел крошечный звоночек, но я его почти не услышала. Я была слишком озадачена обшарпанным видом пришельца, чтобы задуматься о его мотивах.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 330; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!