От Климента Александрийского до схоластиков



 

Пожалуй, ключевой фигурой для понимания духовной сути «ариохристианства», его основоположником и эталонным представителем является Климент Александрийский, родоначальник т.н. спекулятивной философии или теологии, а в сущности христианского синкретизма, плодом коего «ариохристианство» и является. Последователи сего направления мысли недаром берут его на свои знамена. В личности и учении этого человека - прямом предшественнике Оригена и криптомонофизите - сходятся, пожалуй, все узловые точки и родимые пятна «ариохристианства»: гностицизм, апелляция к античной философии, духовности и языческим гиперборейским басням и переоценка важности книжного, отвлеченного знания в жизни христианина, столь свойственная всем, по меткому выражению профессора Лосева, богословствующим философам. Именно оно-то, это мертвое знание, не подкрепленное практикой христианской жизни, надмевает, толкает человека в объятия бесов гордыни и тщеславия и неизбежно ведет к духовной прелести и к соблазну поделить христиан на избранных-гностиков и остальных, допуская оценку духовной просвященности верных в зависимости от приобретенных ими знаний и забывая о том, что единственным путем обожения по словам самого Господа и Его апостолов является не знание, а деятельная жертвенная любовь к Богу и ближним, ибо «Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1 Кор. 13, 8).

Мы не будем здесь касаться вопроса святости Климента – хотя вопрос этот открыт и по сей день – и предоставим суд Богу. Однако же некоторые его прижизненные воззрения неправославны по духу. И действительно в своей попытке выразить христианство языком греческой философии Климент часто выходит за догматические границы православия. Например, в той настоятельности, с которой Климент снова и снова подчеркивает роль знания (т.е. «гнозиса»), отражается интеллектуализм его религиозного мышления. И мы видим, что все же он невольно считает, что полнота знания доступна только истинной элите.

Несомненно, несмотря на то, что в учении Климента можно обнаружить элементы гностицизма, следует проводить различие между такими гностиками, как Валентин, который порвал с Церковью и основал свою собственную секту, и «гностиками», подобными Клименту, всегда остававшемуся в общении с Церковью и внесшему значительный вклад в ее Предание.

Но стоит помнить о подобном душепагубном умонастроении, дабы не принять в себя вместе с медом и яд. Ведь именно в учении Климента о Предании гностическая направленность его мысли делается еще более явственной: он говорит о передаче знания через отдельных личностей. В отличие от св. Иринея, утверждавшего, что Истина принадлежит Церкви, что христианское знание носит общинный, публичный характер, Климент считает знание прерогативой избранных. Его высказывания по этому поводу можно понимать различным образом. В каком-то смысле Климент утверждает нечто диаметрально противоположное св. Иринею. Но не следует также забывать, что в православной традиции особым почтением всегда пользовались святые, обладавшие непосредственным созерцательным и мистическим знанием Бога. Св. Василий Великий в своих писаниях проводил различие между авторитетом харизматиков (людей, наделенных духовными дарами) и авторитетом церковной иерархии, подчеркивая, однако, что конфликта между ними быть не должно. История Церкви знает примеры таких великих святых и мистиков, как св. Серафим Саровский, св. Симеон Новый Богослов, Оптинские старцы, которые лично достигли высшей ступени богопознания. Но и такие святые никогда не заявляли права на особый авторитет и не отвергали власти епископата. Церковь в целом всегда признавала святых как людей, имеющих дар общения с Богом, и в этом смысле некий «гностический» элемент неизменно был частью православного Предания на Востоке, но он уравновешивался общепризнанным авторитетом Церкви. У Климента это равновесие нарушено: из его писаний создается впечатление, что богопознание в истинном смысле доступно только немногим образованным и интеллигентным людям, что одним лишь им дано постичь мистические вершины общения с Богом.

Приведем характерный отрывок из «Стромат», ярко демонстрирующий любовь к многознанию и синкретизму, который наверняка пришелся бы по нраву всем богословствующим философам, в частности и «ариохристианам»: «Есть множество вещей, знание которых, хотя оно и не ведет непосредственно к цели, все же украшает специалиста. Не говоря уж о том, что многознание писателя, проявляющееся в его владении основными положениями греческой философии, вызывает доверие читателя и, изумляя наставляемых, пробуждает в них дружественную расположенность к истинному учению. А доверие есть необходимое условие для дальнейшего воспитания душ. Любящие учиться получают истину в сокровенном виде. Они более не считают, что философия есть нечто ложное, злокозненное и опасное для жизни, как полагают некоторые. Напротив, они понимают, что она является ясным подобием, которое даровано эллинам Богом. В результате они не только не удаляются от веры, увлекаемые этой колдовской магией, но напротив, как говорится, ограждаются ею как неким прочным оплотом, открывая в ней своего рода союзника, помогающего утвердиться в вере. Через сопоставление различных учений истина выясняется полнее и глубже, а за ней следует истинное знание, гносис. Поэтому можно сказать, что философия привлечена нами не ради нее самой, но ради плодов, которые приносит гносис. Мы держимся за нее как за надежный причал в нашем поиске истины посредством аллегорического понимания научного знания.

Итак, до пришествия Господа философия была необходима эллинам как учение праведности. Но и ныне она полезна как средство привлечения к истинному благочестию. Она представляет собой предварительное образование для таких людей, которые к вере приходят не иначе как путем доказательств... Виновником всяких благ является Бог, но одних, например, Ветхого и Нового заветов – непосредственно, других же, например, философии, – опосредованно. Возможно философия изначально была даром Бога эллинам до того, как он обратился к ним явно. Ибо философия для эллинов – это то же что закон для иудеев, а именно: наставник, ведущий их к Христу. Итак, философия является пропедевтическим учением, пролагающим и выравнивающим путь к Христу, который приводит ученика к совершенству.

Итак, ясно, что предварительные науки, равно как и философия, происходят от Бога; однако они не являются самоцелью, но подобно некоему дождю, одинаково поливают и плодоносную почву, и навоз, и крыши домов. В результате вырастают и сорняки, и пшеница, и смоковница на кладбище, и иные деревья, еще более неприхотливые.

Я не склонен говорить [отдельно] о стоической, платонической, эпикурейской или аристотелевской философии, но применяю термин философия ко всему тому, что справедливо утверждается представителями всех этих школ относительно праведности и в соответствии со священной наукой. Все это я эклектически называю философией. Различные же подделки, внесенные человеческим разумением, называть божественными нет никаких оснований.

Философия, варварская и эллинская, содержит части вечной истины, полученные однако не из мифов о Дионисе, но благодаря богословию вечного Логоса. И если кто сумеет соединить все эти рассеянные части, тот, не подвергаясь опасности впасть в заблуждение, созерцать будет Логос, то есть истину во всей ее полноте.

Даже если эллинская философия и не содержит истины во всем ее величии и слишком слаба, чтобы в полной мере исполнить заповеди Господа, тем не менее она подготавливает путь, ведущий к истине и к усвоению учения подлинно царственного, ибо она до известной степени исправляет и улучшает нравы и готовит к принятию истины того, кто верит в провидение.

Те из эллинов, кто был достаточно упорен в изучении философии, приблизился к видению Бога, через его изображение или как бы через увеличительное стекло.»

Что характерно, специфический тип Климентовского «ариохристианского» спекулятивного богословия, имеющего ярко выраженный языческий рационалистически-чувственный характер, не нашедший в дальнейшем поддержки на православном востоке обрел свое второе дыхание на католической почве с родственной, чуждой православной традиции, духовностью, а именно в схоластике. И тут, пожалуй, можно также провести параллель с варлаамитами - «ариохристианскими» гностиками времен паламитских споров или, что то же, богословствующими философами в среде православия, которые, подобно католикам, оказались неспособными вместить антиномичность православной мистики, оставаясь в рамках дискурсивного мышления, сам же Варлаам стал католическим епископом. Из чего можно сделать вывод, что неспособность к антиномичному мышлению также является одной из характерных черт «ариохристианской» духовности.

 

«Традиционализм»

 

Традиционализм в своем основании антитрадиционен. Традицонализм — детище Модерна, и появляется там, где исчез мир Традиции. Восхищения по поводу мира Традиции его основных деятелей ставят простой вопрос: а не были бы эти самые основатели силами контртадиции в мире Традиции? Для мира Средневековья (последний объект восхищения в этой тусовке) Эвола — это обычный сумасшедший алхимик и еретик, которого бы с радостью отправили на костер. Вечная беда Традицонализма, который традиционалисты так и не смогли преодолеть — это их полное копирование теософии. Теософия для традиционалистов — это дьявольская профанация всего, чего можно, только занимаются и веруют традционалисты примерно в то же самое. Конечно можно найти эту разницу, объяснить ее (хорошо разницу объяснил почивший Владимир Карпец), но это нисколько не спасает традиционализм от этого парадокса, начинающегося с основателя учения Рене Генона, и достигающего некоторого «пафосного апогея» в интерпретации Эволы. Традиционализм как учение, постулировавший об «исходе к Востоку» для самого этого традиционного Востока является не более чем еще одной непонятной западной калькой в духе «new age», с той лишь поправкой, что в отличие от new age создан он был европейцами. Идя путями разных традиций, традиционалист доходит до корня – трансцендентного равенства всех религий. Но Генон еще ладно, что с него взять. Свалил в Египет и больше его никто не видел, предавался практикам, философствовал. Если даже он и не прав, то он особо и не претендовал на роль великого гуру и напыщенности Эволы не имел, ведь толку-то, миру конец в итоге все равно. А верования и традиционный путь Эволы — это та самая теософия, только с прибавкой туда политического консерватизма, ежекнижной апологии каст, неравенства и воинского пафоса.

Концепция Эволы «оседлать тигра» — оправдание собственного бессилия. Именно потому наследие Эволы и расцвело в 10-х годах, в век бессилия движений, победы индивидуализма и ухода любой политической борьбы в интернет. Делая вывод о полном поражении старого миропорядка в 1945 году («руины»), Эвола считает, что открытая борьба невозможна, это борьба на заранее потерянных позициях, воину не на чем стоять и не за что воевать. Как примеры можно привести «свинцовые семидесятые» в Италии и наци-террор 00-х в России, которые не привели ни к чему. Возможно, что такая открытая борьба и бессмысленна, и сходит на ноль во всем мире, но что предлагает Эвола? Ехать на тигре? Так по его собственным концепциям тигру скакать еще лет так эдак 400 тысяч, как говорят нам учения индуизма. Если конечно Эвола и здесь не уходит от индийской Традиции в сторону теософского традиционализма, не воспринимая учение о 400-тысячной Кали-Юге буквально. Оседлать тигра у Эволы означает ничего более, чем сидение дома и познание разных путей и традиций в этом мире. Воистину это величественное оправдание собственной непригодности, бессилия и невозможности выйти из эскапических мечтаний о Золотом веке. Всем молодым читателям своего творчества Эвола предлагает превратиться в таких же старых ничего не делающих пердунов, как и он сам. Маленькие фанаты Эволы в его сочинениях о кшатриях и тиграх находят наконец оправдание своей аристократической отчужденности и невозможности нормально функционировать вшудровском обществе, более старшие же фанаты Эволы просто похожи на каких-то старых тоскующих по былым временам алкашей, осознавших, что потерпели поражение в попытках реализации в этом мире (что не означает, что они все поголовно аристократы духа). Эвола говорит вам: седлайте тигра, я говорю вам: если есть хоть один шанс победить тигра с кинжалом в руке или голыми руками, то надо вступать в битву! Уж если погибать, то с действием, а не с очередной книгой Эволы за черт пойми сколько денег.

Кстати, о книгах самого автора. Для тех, кто еще не читал, но вдруг хочет ознакомиться. Вы можете брать совершенно любую его книгу или сборник статей, чтобы понять его идеи, кроме посвященных каким-то отдельным вещам (буддизм, метафизика пола). Больше вам ничего не надо, не стоить тратить деньги. Книги Эволы — это пересказ одного и того же. Если бы ему платили за каждые написанные «кали-юга», «касты», «кшатрии», то выручки бы хватило на год стабильного пропитания для всей армии фанатов Эволы в России. Все это еще и приправлено полуаристократическим стилем "свысока" с закосом под "академизм" своего учителя и философов прошлого. Но получается скорее скучно и уныло, чем академично и аристократично.

Среди неприятных Эволе, да и всем традиционалистам, учений одно из центральных мест занимает Христианство. Некоторые из них, да и сам Эвола, критикуя, не принимая Христианство, все же относятся к нему более-менее, как к некоторому передатчику Традиции. Но все же, Христианство своей сутью — это главный враг для традиционалистов и особенно Эволы. Идея о том, что Бог может явиться к человеку, как Человек, Личность, снизойти до уровня обычных рыбаков и сделать их величайшими подвижниками, апостолами, пройдя мимо тщательно соблюдавших букву закона книжников, дворян, римских императоров — приводит Эволу в бешенство. На экзистенциальном уровне это человек, который никогда не признает то, что перед Богом его знания не стоят ничего, а обычный крестьянин, честно любивший Бога, ходивший в церковь и старавшийся вести праведную жизнь (может даже и не понимая и строчки из Писания, но следуя зову сердца), будет выше книжника Эволы. Мысль о том, что ему вообще предстоит стоять с таким вот рыбаком в одной очереди на Причастие, стоять на равных с ним перед Богом на литургии и перед смертью, ввергает того в бешенство и порождает желание поднимать и поднимать архивы эзотерических тайн, все больше углубляться в знания мало кому доступные, находящиеся во тьме. Но тьма — это отсутствие света, а свет светит всем, а не для избранных каст. Причем точка зрения Эволы про кастовый порядок вполне накладывается на христианство, вспомнить хоть его восхваления Средневековья, то есть здесь дело именно в том, что Эвола не мог позволить себе отказаться от своей «умудренности» или по-другому «книжничества», не мог оказаться среди остальных «плебеев», хотя толком от них ничем не отличался, кроме унаследованного дворянского титула. «Вера без дел мертва», а тут, во-первых, непонятно, что за вера, а, во-вторых, не видны дела. В отличие от своего учителя, Эвола так и не пришел ни к какой Традиции, в принципе и не только он. Недаром, известный американский православный подвижник Серафим Роуз, начинавший как генонист, после приобщения к Православию понял, что выбрать можно только одно: либо ты становишься православным (то есть входишь в Традицию), либо традиционалистом, который верит в трансцендентное единство всех традиций (привет, Блаватская) и шатается между. Фактически, получается, что традиционализм в корне своем выступает за самое страшное, что может быть для традиционалиста – за смешение – удел шудров. Оказавшись перед таким выбором Юджин Роуз выбрал Православие и стал великим подвижником, тем самым человеком Традиции, пока Эвола так и остался шатавшимся среди разных учений, для каждого из которых он был чужаком.

Увлеченность Эволы «кшатрийством» и войной на самом деле показывает то, что он неимоверно от всего этого далек. Никогда кшатрий и воин не будут писать

о своей сущности столько, убивая кубометры леса ради писанины о войне. Почитайте мемуары любого военного деятеля. Вы вряд ли где-то встретите восторженные отзывы о метафизическом происхождении автомата или гранаты в руке, символизм окопа или чего еще. Скорее планы операций, переживания лишений, смерти товарищей, возможно описание идеалов борьбы (белогвардейцы, как пример). Но никогда воин не будет смаковать войну так, как это делает Эвола, разбирая ее на составляющие и раскладывая по полочкам. Воину это незачем. Он и так воин, он живет этой войной. Эвола и война это как университетский преподаватель, вещающий о мировой экономике или функционировании бизнеса, получающий 20 тысяч рублей в месяц. Яростные апологеты сразу же вспоминают его участие в Первой Мировой, где он был артиллеристом в горах. Да, и что? Миллионы в те годы сидели в окопах и травились газом, и что-то от них не слышно бурных восхвалений войны. Им это просто не нужно, и вряд ли даже интересно, что было в окопе с точки зрения метафизики. А тут автор просто проводил артиллерийские расчеты для удара по врагу издалека. Все то же самое сейчас делают в соседней стране «Русичи» и «Азовцы», снимая на видео и угарая под нашиды. Даже не будучи военным человеком понятно, что при сравнении Эволы с любым военным человеком и писателем, оставившим воспоминания о битвах и военном быте и опыте, (Туркулом, Шкуро, Юнгером, Дегреллем, Скорцени, генералами Вермахта) кшатрийство явно будет не на стороне первого.

Вторую Мировую войну кшатрий благополучно пропускает мимо себя, хотя он еще не стар и коляской не обзавелся. В разгар войны выходит его публикация «Арийская доктрина войны и победы». Два года уже бушует война, но для Эволы война ведется лишь на страницах журналов. Как думаете, как много солдат Оси в окопах на Восточном фронте прочитали эту макулатуру и скольким из них было дело до того, что написал этот человек, когда вокруг грязь, кровь, огонь и трупы, а в Риме солнышко, фрукты и девушки? Можно, кстати, вспомнить из армии Рейха такого человека как Курт Эггерс (младше Эволы на 7 лет), поэта войны Третьего Рейха. Человек начиная с 1919 года участвовал в битвах, сначала как фрайкоровец, а затем во Второй Мировой. После первых лет на фронтах ВМВ, Эггерс был отозван для гражданской работы пропагандистом СС. Посидев так до 1942 года, высказал желание снова вернуться на поля сражений, что и сделал, погибнув под Курском в 1943 году. Так и хочется сказать нашему макароннику: «ну, что, кто здесь кшатрий?».

Кшатрийский дух, по словам фанатов барона, был проявлен Эволой в виде прогулки во время бомбежки в Австрии, в дни падения старого мира. Что это? Не было ли это попыткой выпендриться и доказать что-то самому себе? Оставим этот момент без догадок, дабы не быть голословными. Пускай с этим Эвола разбирается сам.

Отношения Эволы и национал-социализма еще одна интересная тема. Для Эволы Национал-Социализм и лично Адольф Гитлер — это плебейская чернь, народ, “volk”. Можно как угодно относиться к Национал-Социализму, критиковать его, но слушать упреки Эволы по отношению к НС и Гитлеру за «народность» и «массовость» движения и личности — просто смешно (Гитлер — выходец из народа, массы, к тому же и критик австро-венгерской монархии, для Эволы это нарушение всех его великих концепций). В то время как Адольф Гитлер то выживал на улицах Вены, побираясь и голодая, то создавал свое движение с обществом таких же обычных, но целеустремленных ребят из народа, любящих свою страну, боролся за власть, Эвола как великий кшатрий то рисовал картины, то торчал на наркотиках, пытался вскрыться, писал оккультные журналы и вызывал духов. В среде фанатов Эволы принято возвеличивать факт того, что он когда-то там читал лекции СС-овцам и встречался с Розенбергом, но по сути это обычные разовые ничего не значащие встречи. Учение же Эволы про «духовные расы» в противовес биологическому расизму Рейха — откровенная антинацистская теория, которая дивным образом совместилась с неонацизмом на просторах русского националистического сегмента интернета в России. Оно и понятно — данная теория о «духовной расе» открывает вход в ультраправое движение всем полукровкам, коими так полна наша страна, и это факт. Да и сам барон, наверняка, не без задней мысли о собственной «южности» составлял эту доктрину.

Часто Эволу преподносят как вдохновителя неофашистских террористов, хотя правду мы можем прочитать у одного из террористов тех времен, лучше и не скажешь: «быть фашистом» в те дни обозначало «быть последователем Эволы» или «быть последователем Джентиле». Это были два главных течения внутренней дихотомии. Я не попался в эту ловушку, я считал себя просто фашистом, последователем Филиппо Корридони и Жоржа Сореля, пророков революционного синдикализма. Наследником фашизма двадцатых годов, с его яростным анти-буржуазным видением мира. Многие товарищи, однако, смотрели на Юлиуса Эволу почти как на светского Мессию, философа традиции, забывая о том, что во времена расцвета фашизма, - во втором десятилетии, - «Барон» был просто никем: художником, мыслителем, кем-то ещё. И он, всё-таки, он был ближе к режиму Адольфа Гитлера, нежели к итальянскому фашизму. Грациани, спустя годы, спросил моего друга Пеппе, который, в числе других, посещал дом Эволы на проспекте Витторио, каково его впечатление от «маэстро» трёх поколений неофашистов. «Безумный старик, в инвалидной коляске и жёлтом свитере». (Пьерлуиджи Конкутелли. Я чёрный.)

Безумный старик в инвалидном кресле, бывший при фашизме пустым местом — вот хлесткая пощечина от вступившего в бой с тигром тому, кто решил на нем скакать до самой смерти.

Главное же, что выдает в Эволе фальшивость — это его распространенность среди масс. Если человек, претендующий на элитарность, отчужденность и «эзотеризм» вдруг становится популярен — значит он лжив в сути своей. Не может элитарная личность быть популярной и раскупаться массами за бешеные деньги (то же самое с Ницше). Тем более, что по самому традиционализму мы же движемся вниз (Золотой век явно не скоро), так что видим нехитрый закон — чем дальше вниз, тем больше Эволы. Он — спутник шудровского упадка и расслабленных недоарийских псевдоинтеллигентов «каменного века». Видимо, потому что и сам кшатрием барон нисколько не был, что видно из всего его жизненного пути. Отрыжка умершего дворянства в виде пафосной теософии, не реализовавший свое кшатрийство ни в войне, ни где-либо еще (кшатрии — не только воины, см. Генона). Факт рождения в статусной семье нисколько не означает его "кшатрийство" по самим же догмам традиционализма да и просто по здравому смыслу.

Путь Эволы и его Эволизм, в том виде в каком он распространен, это путь чандала, пытающегося играть в господина, хватаясь за пафосные речи, пытаясь копировать недостижимые идеалы и старину. Этим начинается и заканчивается "револт эгэйснт зе модерн ворлд".

Любой, кто таит в себе зачатки кшатрия, устремленного на какое-либо сопротивление и последовательность старым консервативным системам великого прошлого, отринет искушение Эволой раз и навсегда.

Дальнейшую работу по раскрытию «традиционализма», являющегося, на наш взгляд, разновидностью спекулятивного богословия, за нас уже сделал некий Аркадий Малер на примере главного «традиционалиста» РФ Александра Дугина, по всем пунктам подпадающего и под широкое определение «ариохристианина». В его двух работах дан анализ воззрений и деятельности, обнажена внутренняя противоречивость его «учения» и, подобно предыдущемву автору, дан весьма точный психологический портрет этого современного идеолога ариохристианизации православия. 

Тексты доступны по ссылкам:

http://www.katehon.ru/html/top/analitika/ne_konservat_ne_pravosl_ne_filosov.htm

http://www.katehon.ru/html/top/analitika/kritich_analyz_vinuzhd_poiyasneniy_dugina.htm

 

Заключение

 

«Ариохристианство» - это направление мысли, не обладающее ни богословской, ни философской завершенностью, в силу чего оно является идеологией. Оно совмещает в себе ряд, разобранных нами ранее, религиозных и философских установок и методов, объединенных определенной «духовностью», характер коей мы также попытались раскрыть в нашей работе. К этим установкам-методам относятся:

- допотопное и ветхозаветное идолопоклонство, включая и мифологию, будь то античное, азиатское, северное-«нордическое» и т.д.

- античная философия

- гностицизм

- спекулятивное богословие

- латинская схоластика

-«традиционализм»

Особого же рода «ариохристианскую духовность», объединяющую все эти казалось бы разнородные узловые точки разбираемого в нашей работе явления, носит душевный материалистически-чувственный и одновременно «падше рассудочный» рационалистический, склонный к поверхностности и спекуляциям, характер и есть, по нашему убеждению, следствие в лучшем случае духовной незрелости и недостаточной воцерковленности, в худшем же особого типа умно-сердечного устроения тяготеющих к «ариохристианству» людей или предрасположенности в них к подобному устроению, заключающемуся в своевольном нежелании или неспособности вместить и принять в простоте веры и любви следующие христианские истины:

- необходимость различения духов

- необходимость смирение ума и строгое следование Писанию и Преданию православной Церкви и недопустимость вольных трактовок

- антиномичный характер православного богословия, и, как следствие, принципиальной невозможности его рационалистического разчленения

 

***

 

Приложение 1

 


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 323; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!