ИСТОРИЧЕСКИЕ ДИХОТОМИИ ЧЕЛОВЕКА 6 страница



плодотворности является сам человек.

Рождение -- это всего лишь одна частная точка в континууме, который

начинается зачатием и заканчивается смертью. Все, что заключено между двумя

этими полюсами, составляет процесс рождения собственных возможностей,

привнесение в жизнь всего, что потенциально заключено в двух клетках. Но

если физический рост происходит сам по себе, разумеется, при наличии

надлежащих условий, то процесс рождения на ментальном уровне, напротив, не

происходит автоматически. Нужна плодотворная деятельность, чтобы дать жизнь

эмоциональным и интеллектуальным возможностям, дать жизнь своему Я. Трагедия

человеческой ситуации отчасти в том, что развитие Я никогда не бывает

полным; даже при самых лучших условиях реализуется только часть человеческих

возможностей. Человек всегда умирает прежде, чем успевает полностью

родиться.

Не претендуя на изложение истории концепций плодотворности, я хочу дать

несколько пояснений, которые могут помочь в дальнейшей работе с этим

понятием. Плодотворность -- одно из ключевых понятий аристотелевской системы

этики. Добродетель можно определить, говорит Аристотель, принимая во

внимание назначение человека. Как для флейтиста, скульптора или любого

мастера благом считается наличие определенного назначения, которое отличает

этих людей от других, и делает их тем, что они есть, благо человека вообще

заключается в определенном назначении, которое отличает его от других

существ и делает его тем, что он есть. Такое назначение -- "деятельность

души, согласованная с суждением, или не без участия суждения"[41]. "И может быть,

немаловажно следующее различение,-- говорит он, -- понимать ли под высшим

благом обладание добродетелью или применение ее, склад души или

деятельность. Ибо может быть так, что имеющийся склад [души] не исполняет

никакого благого дела -- скажем, когда человек спит или как-то иначе

бездействует,-- а при деятельности это [бездействие] невозможно, ибо она с

необходимостью предполагает действие, причем успешное"[42]. Добродетельный человек, по

Аристотелю,-- это человек, своей деятельностью под руководством разума

дающий жизнь присущим человеку возможностям.

"Под добродетелью и силой,-- говорит Спиноза,-- я понимаю одно и то

же"[43]. Свобода и

блаженство состоят в понимании человеком себя и в его усилии стать тем, чем

он является потенциально, приближаясь "все ближе и ближе к образцу

человеческой природы"[44].

Добродетель у Спинозы идентична использованию человеком своих сил, а порок

-- пренебрежению своими силами; сущность зла, согласно Спинозе, это бессилие

[45].

В поэтической форме концепция плодотворной  деятельности была

великолепно выражена Гете и Ибсеном. Фауст -- символ вечного поиска

человеком смысла жизни. Ни наука, ни удовольствия, ни власть, ни даже

красота не дают ответа на фаустовский вопрос. Гете предлагает единственный

ответ на поиски человека -- плодотворную деятельность, которая идентична

благу.

В "Прологе на небесах" Господь говорит:

Слаб человек, покорствуя уделу,

Он рад искать покоя,-- потому

Дам беспокойного я спутника ему:

Как бес, дразня его, пусть возбуждает к делу:

А вы, сыны небес и рая,--

Пусть вечно радует вас красота святая,

И ко всему, что есть и будет вновь,

Пусть проникает вас священная любовь.

И все, что временно, изменчиво, туманно,

Обнимет ваша  мысль, спокойно-постоянна[46].

В конце второй части Фауст выиграл пари, заключенное с Мефистофелем. Он

заблуждался и грешил, но он не совершил смертного греха -- греха

неплодотворности. Последние слова Фауста вполне ясно выражают его идею,

символизированную в акте отвоевания у моря земли под пашню:

Мильоны я стяну сюда

На девственную землю нашу.

Я жизнь их не обезопашу,

Но благодатностью труда

И вольной волею украшу.

Стада и люди, нивы, села

Раскинутся на целине,

К которой дедов труд тяжелый

Подвел высокий вал извне.

Внутри по-райски заживется,

Пусть точит вал морской прилив,

Народ, умеющий бороться,

Всегда заделает прорыв.

Вот мысль, которой весь я предан,

Итог всего, что ум скопил,

Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,

Жизнь и свободу заслужил.

Так именно, вседневно, ежегодно,

Трудясь, борясь, опасностью шутя,

Пускай живут муж, старец и дитя.

Народ свободный на земле свободной

Увидеть я б хотел в такие дни.

Тогда бы мог воскликнуть я:

"Мгновенье! О как прекрасно ты, повремени!

Воплощены следы моих борений,

И не сотрутся никогда они".

И, это торжество предвосхищая,

Я  высший  миг сейчас переживаю".[47]

В то время как Фауст Гете выражает веру в человека, присущую

прогрессивным мыслителям восемнадцатого и девятнадцатого веков, "Пер Гюнт"

Ибсена, написанный во второй половине девятнадцатого века, представляет

собой критический анализ современного человека и его неплодотворности.

Подзаголовком этой пьесы вполне мог бы быть такой: "Современный человек в

поисках своего Я". Пер Гюнт считает, что он действует во имя своего Я, когда

употребляет всю энергию на то, чтоб сделать деньги и стать преуспевающим. Он

живет по принципу троллей: "Будь доволен собой", а не по человеческому

принципу: "Будь самим собой". В конце жизни он обнаруживает, что его

эксплуататорство и эгоизм помешали ему стать самим собой, а реализация Я

возможна, лишь если ты продуктивен, если можешь дать жизнь своим

возможностям. Нереализованные возможности Пер Гюнта являются, чтобы уличить

его в "грехе" и указать действительную причину его неудачи -- отсутствие

продуктивности:

Клубки

(на земле)

Мы -- твои мысли; но нас до конца

Ты не трудился продумать.

Жизнь не вдохнул в нас и в свет не пустил,

Вот и свились мы клубками!

...Крыльями воли снабдил бы ты нас,--

Мы бы взвились, полетели,

А не катались клубками в пыли,

Путаясь между ногами.

Сухие листья

(гонимые ветром)

 Лозунги мы,-- те, которые ты

Провозгласить был обязан!

Видишь, от спячки мы высохли все,

Лености червь источил нас;

Не довелось нам венком вкруг плода --

Светлого дела -- обвиться!

Шелест в воздухе

Песни, тобою не спетые,-- мы!

Тщетно рвались мы на волю,

Тщетно просились тебе на уста.

Ты нас глушил в своем сердце,

Не дал облечься нам в звуки, в слова!

Горе тебе!

Капли росы

(скатываясь с ветвей)

Слезы мы -- те, что могли бы

Теплою влагой своей растопить

Сердца кору ледяную,

Если б ты выплакал нас!

А теперь Сердце твое омертвело;

Нет больше силы целительной в нас!

Сломанные соломинки

Мы -- те дела, за которые ты

С юности должен был взяться.

Нас загубило сомненье твое.

Против тебя мы в день судный

С жалобой выступим -- и обвиним![48]

До сих пор мы занимались исследованием общих свойств плодотворной

ориентации. Теперь мы должны попытаться рассмотреть плодотворность,

проявляющуюся в отдельных формах деятельности, так как только через

конкретное и особенное можно полностью понять общее.

    

Б) Плодотворная любовь

И мышление

 

Человеческое существование характеризует тот факт, что человек одинок и

обособлен от мира; не будучи в состоянии вынести обособленности, он вынужден

искать родства и общности. Есть много способов реализовать эту потребность,

но только один из них не приносит вреда человеку как уникальному существу;

только один из них позволяет ему раскрыть свои силы в самом процессе

отношений. Парадокс человеческого существования в том, что человек должен

одновременно искать и близости, и независимости; общности с другими -- и в

то же время сохранения своей уникальности и особенности[49]. Как мы показали, ответ на этот

парадокс -- и на моральную проблему человека -- дает плодотворность.

Плодотворные отношения с миром могут осуществляться посредством

деятельности и посредством постижения. Человек производит вещи, и в процессе

созидания он применяет свои силы к материи. Человек постигает мир, ментально

и эмоционально, при помощи любви и разума. Сила разума дает ему возможность

проникать вглубь и постигать сущность предмета, вступая в активные отношения

с ним. Сила его любви дает ему возможность разрушить стену, отделяющую

одного человека от другого. Хотя любовь и разум -- это всего лишь две

различные формы постижения мира, и одна невозможна без другого, они являются

выражениями различных сил, силы чувства и силы мышления, и, следовательно,

их нужно рассматривать по-отдельности.

Понятие плодотворной любви имеет мало общего с тем, что часто принято

называть любовью. Вряд ли какое-нибудь другое слово окружено такой

двусмысленностью и путаницей, как слово "любовь". Его используют для

обозначения почти каждого чувства, не сопряженного с ненавистью и

отвращением. Оно включает все: от любви к мороженому до любви к симфонии, от

легкой симпатии до самого глубокого чувства близости. Люди чувствуют себя

любящими, если они "увлечены" кем-то. Они также называют любовью свою

зависимость и свое собственничество. Они, в самом деле, считают, что нет

ничего легче, чем любить, трудность лишь в том, чтоб найти достойный

предмет, а неудачу в обретении счастья и любви они приписывают своему

невезению в выборе достойного партнера. Но вопреки всей этой путанице и

принятию желаемого за должное, любовь представляет собой весьма

специфическое чувство; и хотя каждое человеческое существо обладает

способностью любить, осуществление ее -- одна из труднейших задач. Подлинная

любовь коренится в плодотворности, и поэтому собственно может быть названа

"плодотворной любовью". Сущность ее одна и та же, будь это любовь матери к

ребенку, любовь к людям или эротическая любовь между двумя индивидами. (Что

сущность ее та же и в любви к другим, и в любви к себе, это мы рассмотрим

позднее).[50]    Хотя

предметы любви различны, и соответственно различны глубина и качество любви

к ним, определенные основные элементы присутствуют во всех формах

плодотворной любви. Это -- забота, ответственность, уважение и знание.

Забота и ответственность означают, что любовь -- это деятельность, а не

страсть, кого-то обуявшая, и не аффект, кого-то "захвативший". Элемент

заботы и ответственности в плодотворной любви замечательно описан в книге

Ионы. Бог повелел Ионе пойти в Ниневию предостеречь ее жителей, что они

будут наказаны, если не исправят своих неправедных путей. Иона уклонился от

своей миссии из боязни, что люди в Ниневии раскаются, и Бог простит их. Он

был человеком с развитым чувством порядка и закона, но без любви. Однако его

попытка к бегству привела его во чрево кита, символизирующее состояние

изоляции и заточения, которое он навлек на себя отсутствием любви и

солидарности. Бог спас его, и Иона пошел в Ниневию. Он проповедовал ее

жителям то, что Бог велел ему; чего он опасался, то и случилось. Люди

Ниневии раскаялись в своих грехах, исправили пути свои, и Бог простил их и

решил не разрушать город. Иона был разгневан и разочарован; он хотел, чтоб

восторжествовала "справедливость", а не милосердие. Наконец, он обрел

некоторое успокоение в тени дерева, которое Бог взрастил, чтоб защитить Иону

от солнца. Но когда Бог иссушил дерево. Иона впал в уныние и гневно выражал

Богу свое недовольство. Бог отвечал: "Ты сожалеешь о дереве, над которым ты

не трудился и которого не растил; которое в одну ночь выросло и в одну же

ночь пропало. Мне ли не жалеть Ниневии, города великого, в котором более ста

двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и

множество скота?" Ответ Бога Ионе следует понимать символически. Бог

объясняет Ионе, что сущность любви -- "трудиться" ради чего-нибудь и

"взрастить" что-нибудь, что любовь и труд -- нераздельны. Человек любит то,

ради чего он трудится, и человек трудится ради того, что он любит.

История с Ионой дает понять, что любовь нельзя отделить от

ответственности. Иона не чувствовал себя ответственным за жизнь братьев

своих. Он, как и Каин, мог бы спросить: "Разве сторож я брату моему?"

Ответственность -- это не обязанность, наложенная на меня извне, она -- мой

ответ на чью-то надобность, небезразличную мне. Ответственность и ответ

имеют один корень; быть ответственным -- значит быть готовым к ответу.

Материнская любовь -- самый общераспространенный и самый общепонятный

пример продуктивной любви; сама ее сущность -- забота и ответственность.

Рождая ребенка, материнское тело "трудится" ради него, а после рождения

материнская любовь состоит в напряженных усилиях взрастить дитя. Материнская

любовь не зависит от того, удовлетворяет ли ребенок определенным

требованиям, чтоб быть любимым; материнская любовь безусловна, основана

только на материнском отклике на надобности ребенка[51]. Неудивительно, что материнская любовь

была в искусстве и религии символом высшей формы любви. На иврите любовь

Бога к человеку и любовь человека к ближнему обозначается словом рахамим,

корень которого рэхэм означает материнское лоно.

Но связь заботы и ответственности в любви между индивидами не столь

очевидна; принято считать, что влюбленность -- это уже вершина любви, в то

время как на самом деле -- это начало и только возможность обретения любви.

Принято считать, что любовь -- это результат таинственного влечения двух

людей друг к другу, некое событие, совершающееся само собой. Да, одиночество

и сексуальные желания делают влюбленность легким делом, и здесь нет ничего

таинственного, но это тот успех, который так же быстро уходит, как и пришел.

Случайно любимыми не становятся; твоя собственная способность любить

вызывает любовь так же, как и заинтересованность делает человека интересным.

Людей беспокоит вопрос, привлекательны ли они, при этом забывается, что суть

привлекательности -- в их собственной способности любить. Любить человека

плодотворно значит заботиться о нем и чувствовать ответственность за его

жизнь, не только за его физическое существование, но и за развитие всех его

человеческих сил. Плодотворная любовь несовместима с пассивностью, со

сторонним наблюдением за жизнью любимого человека; она означает труд, заботу

и ответственность за его развитие.

Несмотря на универсалистский дух монотеистических западных религий и

прогрессивные политические концепции, обобщенные в идее, что "все люди

сотворены равными", любовь к человечеству еще не стала привычным делом. На

любовь к человечеству смотрят, как на достижение, в лучшем случае, следующее

за любовью к индивиду, или как на абстрактное понятие, осуществимое лишь в

будущем. Любить одного человека -- значит быть связанным с его человеческой

сутью, с ним, как с представителем человечества. Любовь к одному индивиду,

если она отделена от любви к людям, можно отнести лишь к чему-то

поверхностному и случайному; она непременно остается чем-то мелким. Хотя

можно сказать, что любовь к взрослому человеку отличается от материнской

любви настолько же, насколько взрослый человек отличается от беспомощного

ребенка, все же следует сказать, что это отличие носит лишь условный

характер. Все люди нуждаются в помощи и зависят друг от друга. Человеческая

солидарность -- это необходимое условие раскрытия любой единичной

индивидуальности.

Забота и ответственность -- составные элементы любви, но без уважения и

знания любимого человека любовь вырождается в господство и собственничество.

Уважение -- это не страх и не благоговение; оно обозначает в соответствии с

корнем этого слова*

/respicere -- зн. вглядываться/, способность видеть человека таким, каков он

есть, понимать его индивидуальность и уникальность. Нельзя уважать человека,

не зная его; забота и ответственность были бы слепы, если бы их не

направляло знание индивидуальности человека.

=с. 101=

Для понимания плодотворного мышления предварительно следует уточнить

различие между разумом и сообразительностью.

Сообразительность -- это человеческий инструмент достижения

практических целей, дающий возможность раскрыть те стороны вещей, знание

которых необходимо для манипуляции вещами. Сама цель или,-- что то же

самое,-- предпосылки, на которых покоится "сообразительное" мышление, не

подлежат сомнению, признаются само собой разумеющимися и как таковые могут

быть или не быть рациональными. Это частное свойство понимания особенно ясно

видно в его крайнем проявлении, в случае параноика. Например, его исходная

посылка, что все люди в заговоре против него,-- иррациональна и ложна, но

его мыслительные процессы, построенные на этой предпосылке, могут сами по

себе демонстрировать замечательную сообразительность. В своей попытке

доказать этот параноидальный тезис он приводит в связь факты наблюдений и

делает логические заключения, зачастую столь убедительные, что трудно

доказать иррациональность его исходной посылки. Использование обычной

сообразительности при решении проблем, конечно, несводимо к таким

патологическим феноменам. По большей части наше мышление необходимо связано

с достижением практических результатов, с количественными и "поверхностными"

аспектами явлений, оно не вдается в проблему правильности полагаемых целей и

предпосылок и не пытается понять природу и качество явления.

Разум имеет третье измерение -- глубину, благодаря которой он проникает

в суть вещей и процессов. Не будучи оторванным от практических жизненных

целей (и я покажу сейчас, в каком смысле это верно), он представляет собой

не просто инструмент непосредственного действия. Его назначение --


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 208; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!