ИСТОРИЧЕСКИЕ ДИХОТОМИИ ЧЕЛОВЕКА 4 страница
поскольку это означало бы, что она самая "ценная" из сумок; а та, которая не
была продана, чувствовала бы себя печальной и прониклась бы сознанием
собственной никчемности. Такая судьба могла бы выпасть сумке, которая,
несмотря на свой отличный вид и удобство, имела несчастье выйти из моды.
Подобно сумке, человек должен быть в моде -- на личностном рынке, а
чтобы быть в моде, ему нужно знать, какой вид личности пользуется повышенным
спросом. Это знание сообщается в общем виде на протяжении всего процесса
воспитания, от детского сада до колледжа, и восполняется в семье. Однако
знания, полученного на этой ранней стадии, недостаточно; оно подчеркивает
только некоторые общие качества, такие, как приспособляемость, честолюбие и
чуткость к меняющимся ожиданиям других людей. Более точную картину моделей
успеха дают другие источники. Иллюстрированные журналы, газеты, кинохроника
на разный лад демонстрируют портреты и жизненные истории преуспевающих
людей. Ту же функцию выполняет и реклама. Преуспевающий служащий, чей
портрет помещен в рекламе мужской одежды, это образец того, как нужно
выглядеть и каким быть, если хочешь заработать "большие деньги" на
современном личностном рынке.
Самое важное средство передачи обычному человеку образа желательной
личности -- это кино. Молодая девушка старается в выражении лица, в
прическе, в жестах подражать высокооплачиваемой звезде, считая все это самым
|
|
|
многообещающим путем к успеху. Молодой человек старается быть похожим на
героя, которого видит на экране. Хотя обычный человек имеет мало контактов с
жизнью самых преуспевающих людей, его отношения со звездами кино -- дело
другого рода. Да, он не имеет реального контакта и с ними, но он может снова
и снова видеть их на экране, может написать им и получить их карточку с
автографом. В отличие от тех времен, когда актер был социально унижен, но,
тем не менее, передавал своей аудитории творения великих поэтов, наши
кинозвезды не служат передаче великих творений или идей, их функция --
служить как бы связующей нитью между обычным человеком и миром "великих".
Даже если обычный человек и не может надеяться стать таким же преуспевающим,
как они, он может стараться подражать им: они его святые, и благодаря своему
успеху они воплощают определенные нормы жизни.
Поскольку современный человек воспринимает себя и как продавца, и как
товар для продажи на рынке, его самооценка зависит от условий, ему
неподвластных. Если он "преуспевает" -- он ценен; если нет -- он лишен
ценности. Степень неуверенности, являющейся результатом данной ориентации,
|
|
|
трудно переоценить. Если человек чувствует, что его ценность определяется не
его человеческими качествами, а успехом в рыночной конкуренции с ее
постоянно меняющимися условиями, его самооценка непременно будет шаткой и
постоянно будет нуждаться в подтверждении со стороны других людей. Если
человек вынужден неуклонно пробиваться к успеху, и любая неудача являет
жестокую угрозу его самооценке, то результатом будет чувство беспомощности,
неуверенности и неполноценности. Если превратности рынка выступают мерилом
ценности человека, чувства собственного достоинства и самоуважения
разрушаются.
Проблема не только в самоуважении и самооценке, но и в восприятии себя
как независимого существа, в идентичности самому себе. Как мы увидим
позднее, зрелый и плодотворный индивид черпает свое чувство идентичности в
ощущении себя творцом, когда он сам и его силы -- это нечто единое; такое
самоощущение можно выразить короткой фразой: "я -- то, что я делаю". При
рыночной ориентации человек сталкивается со своими собственными силами, как
с товаром, отчужденным от него. Он не един с ними, и они скрыты от него,
потому что значение имеет не его самореализация в процессе их использования,
|
|
|
а его успех в процессе их продажи. И его силы, и то, что ими создано,
отчуждается от него, становится чем-то от него отличным, чем-то, что другие
будут оценивать и использовать; в результате его чувство идентичности
становится таким же неустойчивым, как и самооценка; заключительная реплика
во всех возможных здесь ролях: "я -- то, чего изволите". Такое самоощущение
Ибсен выразил в Пер Гюнте: Пер Гюнт пытается открыть свое Я и обнаруживает,
что оно подобно луковице -- можно снимать слой за слоем, а сердцевины так и
не найдешь. Поскольку человек не может жить, сомневаясь в своей
идентичности, он должен, при рыночной ориентации, черпать чувство
идентичности не в самом себе и в своих силах, а в мнении других о себе. Его
престиж, положение, успех, известность другим как некоего определенного лица
становятся замещением подлинного чувства идентичности. Такая ситуация ставит
его в полную зависимость от того, как другие воспринимают его, и вынуждает
придерживаться роли, однажды уже принесшей ему успех. Раз я и мои силы
отделены друг от друга, то, конечно, мое Я определяется ценой, какую за меня
дали.
Способ, каким человек воспринимает других, не отличается от способа
|
|
|
самовосприятия[33].
Других, как и самого себя, воспринимаешь как товар; они тоже представляют не
себя, а ту свою часть, какая идет на продажу. Различие между людьми сводится
к простому количественному показателю большей или меньшей успешности,
привлекательности, и так и оценивается. Этот процесс не отличается от того,
что происходит с товарами на рынке. Произведение живописи и пара ботинок
могут быть выражены в их меновой стоимости и сведены к их цене; множество
пар ботинок будет "равно" одному произведению живописи. Так же и различие
между людьми подводится под один общий знаменатель, их цену на рынке. Их
индивидуальность, то, что в них своеобразно и уникально, лишается ценности,
это -- балласт. Значение, каким наделяется слово "своеобразие", служит явным
показателем такой установки. Вместо определения величайших достижений
человека, достижений, развивших его индивидуальность, оно стало почти
синонимом слова "странность". Слово "равенство" тоже изменило свое значение.
Идея, что все люди сотворены равными, подразумевает, что все люди имеют одно
и то же неотъемлемое право считаться целями, а не средствами. Сегодня
равенство стало эквивалентом взаимозаменяемости, а это уже прямое отрицание
индивидуальности. Равенство вместо того, чтоб быть условием развития
своеобразия каждого человека, означает изжитие индивидуальности,
"самоотказ", характерный для рыночной ориентации. Равенство связывалось с
различием, а стало синонимом "без-различия"; и в самом деле, безразличие это
как раз то, что характеризует отношение современного человека к самому себе
и к другим.
Такая ситуация по необходимости окрашивает все человеческие отношения.
Когда индивидуальным "я" пренебрегают, отношения между людьми по
необходимости должны стать поверхностными, потому что в отношения вступают
не сами люди, а взаимозаменяемые товары. Люди не в состоянии, да и не могут
позволить себе считаться с тем, что в каждом из них уникально и
"своеобразно". Однако рынок порождает своего рода товарищество. Каждый
вовлечен в одну и ту же конкурентную борьбу, участвует в одной и той же
погоне за успехом; все встречаются с одними и теми же требованиями рынка
(или по крайней мере верят, что это так). Каждый знает, что чувствуют
другие, потому что все в одной лодке: предоставленные самим себе,
страшащиеся неудачи, жаждущие угодить; в этой борьбе не щадят и не ждут
пощады.
Поверхностный характер человеческих отношений побуждает многих
надеяться, что они могут обрести глубину и силу чувств в индивидуальной
любви. Но любовь к одному человеку и любовь к ближнему неразделимы; в любой
из культур любовные отношения -- это только более сильное выражение формы
родства со всеми людьми, преобладающей в данной культуре. И потому иллюзия
-- ожидать, что одиночество человека с рыночной ориентацией можно излечить
индивидуальной любовью.
Мышление так же, как чувствование, определяется рыночной ориентацией.
Мышление берет на себя функцию быстро схватывать ситуацию, чтобы иметь
возможность успешно ею манипулировать. При широком и эффективном образовании
это ведет к высокому уровню сообразительности, но не разума[34]. Для манипуляции необходимо знать лишь
поверхностные свойства вещей, верхи. Истина, добываемая проникновением в
сущность явления, становится вышедшим из употребления понятием,-- истина не
только в донаучном смысле "абсолютной" истины, догматически сохраняемая без
учета эмпирических данных, но также и истина, добытая человеческим разумом в
результате наблюдений и открытая проверкам. Большинство тестов на
сообразительность ориентированы на этот вид мышления; они проверяют не
столько способности разума и понимания, сколько способность быстрой
ментальной адаптации к поставленной задаче; "тесты ментального
приспособления" -- вот самое подходящее для них название[35].
Этому мышлению свойственно оперирование категориями сравнения и
количественного измерения, а не тщательный анализ того или иного феномена и
его качеств. Все проблемы равно "интересны", и нет смысла углубляться в
разграничение их по степени важности. Само знание становится товаром. И
здесь человек отчужден от своих сил; мышление и знание воспринимаются как
инструмент для производства результатов. Познание человеком самого себя,
психология, которая в великой традиции западного мышления считалась условием
добродетели, правильной жизни, счастья, выродилась в инструмент для лучшего
манипулирования другими и самим собой в рыночных изысканиях, в политической
пропаганде, в рекламе и т. д.
Наконец, этот тип мышления имеет глубокое влияние на нашу систему
образования. От начальной до высшей шкалы цель обучения состоит в том, чтоб
накопить как можно больше информации, главным образом полезной для целей
рынка. Студентам положено изучить столь многое, что у них едва ли остается
время и силы думать. Не интерес к изучаемым предметам или к познанию и
постижению как таковым, а знание того, что повышает меновую стоимость -- вот
побудительный мотив получения более широкого образования. Мы обнаруживаем
довольно большой энтузиазм к познанию и образованию, но вместе с тем
скептическое и презрительное отношение к якобы непрактичному и беспомощному
мышлению, которое имеет дело "только" с истиной и не имеет меновой ценности
на рынке.
Хотя я представил рыночную ориентацию как одну из неплодотворных, она
настолько отличается от других, что ее следует выделить в особую категорию.
Рецептивная, эксплуататорская и стяжательская ориентации имеют одно общее
свойство: каждая из них представляет одну из форм человеческих установок,
которая, доминируя в человеке, является специфичной для него и его
характеризует. (Позднее будет показано, что четыре эти ориентации не
обязательно обладают уже описанными отрицательными качествами[36]). Рыночная же ориентация
не развивает что-то, уже потенциально наличествующее в человеке (если мы не
сделаем абсурдного заявления, что "ничто" -- это тоже часть человека); сама
ее природа в том, что не развивается никакого специфического и перманентного
вида отношений, но сама изменчивость установок и составляет единственное
перманентное свойство такой ориентации. При этой ориентации развиваются те
свойства, которые можно пустить на продажу. Доминирует не какая-то одна
частная установка, а пустота, которую можно скорейшим образом наполнить
желательным свойством. Но такое свойство перестает быть свойством в истинном
значении этого слова; оно только роль, претензия на свойство, готовое тут же
замениться другим, более желательным. Так, например, иногда желательна
респектабельность. Служащий в определенных сферах предпринимательства должен
впечатлять публику той надежностью, степенностью и респектабельностью, какие
в самом деле отличали многих предпринимателей девятнадцатого века.
Подыскивается человек, способный внушать доверие, поскольку он выглядит так,
как если б и в самом деле обладал указанными свойствами; что этот человек
продает на личностном рынке, так это свою способность соответствовать
желательному образу; что он представляет собой вне этой роли -- не имеет
значения и никого не касается. Его самого интересует не собственное
достоинство, а то, что он сможет за себя выручить на рынке. Предпосылкой
рыночной ориентации является пустота, отсутствие всякого специфического
свойства, которое не может быть предметом обмена, поскольку любая устойчивая
черта характера в один прекрасный день может вступить в конфликт с
требованиями рынка. Какие-то роли могут не согласовываться с особенностями
человека; следовательно, нужно расстаться с ними -- не с ролями, а с
особенностями. Рыночная личность должна быть свободна, свободна от всякой
индивидуальности.
Описанные ориентации характера ни в коем случае не следует отделять
друг от друга, как может показаться возможным из этого краткого обзора.
Например, у человека может преобладать рецептивная ориентация, но обычно она
соединяется с какой-то другой или со всеми вместе. Хотя позднее я рассмотрю
различные сочетания ориентаций, в данный момент я хочу подчеркнуть, что все
ориентации имеют свою долю в человеческом жизнеустройстве, а доминирующее
положение той или иной специфической ориентации в большой степени зависит от
особенностей культуры, в которой живет индивид. Хотя более подробный анализ
связи различных ориентаций с социальными моделями следует оставить
исследованию, предметом которого станут проблемы социальной психологии, я
хотел бы высказать здесь предварительную гипотезу касательно того, как
социальные условия способствуют преобладанию того или иного из четырех
неплодотворных типов. Следует отметить, что значение анализа взаимосвязи
ориентации характера с социальной структурой не только в том, что он
помогает нам понять некоторые из наиболее важных факторов формирования
характера, но также и в том, что он раскрывает роль специфических ориентаций
(в той мере, в какой они присущи большинству членов некоей культуры или
социального класса), как мощных эмоциональных факторов, действие которых мы
должны знать, чтобы понять функционирование общества. Учитывая
общепризнанность воздействия культуры на личность, я хотел бы отметить, что
взаимоотношение между обществом и индивидом не следует понимать в том
смысле, что культурные модели и социальные институты просто "воздействуют"
на индивида. Взаимодействие идет глубже; вся личность обычного индивида
штампуется по образцу отношений, принятых меж людьми, и здесь настолько
велика решающая роль социально-экономической и политической структуры
общества, что, в принципе, из анализа одного индивида можно вывести
представление о всей социальной структуре, в которой он живет.
Рецептивную ориентацию можно часто обнаружить в обществах, где за одной
группой закреплено право эксплуатировать другую. Поскольку эксплуатируемая
группа не имеет ни сил изменить ситуацию, ни идеи об изменении, она будет
склонна почтительно взирать на эксплуататоров, как на своих благодетелей, от
которых она получает все, что может дать жизнь. Независимо от того, как мало
раб получает, он считает, что собственными силами не мог бы добиться и
меньшего, поскольку структура этого общества внушила ему, что он неспособен
что-то организовать и действовать активно и разумно. Что касается
современной американской культуры, то на первый взгляд кажется, что
рецептивная установка здесь полностью отсутствует. Вся наша культура с ее
идеями и практикой отвергает рецептивную ориентацию и делает акцент на том,
что каждый должен сам о себе заботиться, отвечать за самого себя и
полагаться на собственную инициативу, если он хочет "чего-то достичь".
Однако, хотя рецептивная ориентация не поощряется, она вовсе не отсутствует.
Необходимость приспосабливаться и угождать, рассмотренная на предыдущих
страницах, ведет к чувству неуверенности, которое служит источником
изощренной рецептивности у современного человека. Она особенно проявляется в
отношении к "экспертам" и к общественному мнению. Люди надеются, что в
каждой сфере деятельности есть эксперт, который может сказать им, как
обстоят дела и как нужно действовать, а все, что требуется от них,-- это
слушаться эксперта и довериться его идеям. Есть эксперты по науке, эксперты
по счастью, а писатели становятся экспертами в искусстве жить уже лишь
потому, что они авторы бестселлеров. Эта трудно различимая, но довольно
распространенная рецептивность принимает несколько гротескные формы в
современном "фольклоре", развивающемся при активном содействии рекламы. Хотя
каждый знает, что в реальности схемы "быстрого обогащения" не работают,
множество людей предается мечтам о легком жизни. Рецептивность проявляется и
в отношении к техническим новинкам; автомобиль, не требующий переключения
скоростей, авторучка, с которой не нужно возиться, чтобы снять колпачок,--
вот наугад выбранные примеры такой фантазии. Более всего рецептивность
преобладает в схемах, касающихся счастья. Вот характерная цитата: "Эта
книга,-- говорит автор,-- расскажет тебе, как стать вдвое счастливее,
здоровее, энергичнее, увереннее, способнее и беззаботнее, чем ты был прежде.
Тебе не нужно следовать трудоемкой ментальной или физической программе; тут
все намного проще... Предложенный здесь путь к обещанной выгоде может
показаться странным, поскольку мало кто из нас может вообразить достижение,
не требующее усилий... И все же это так, в чем ты скоро убедишься" [37].
Эксплуататорский характер с его девизом: "Я беру то, что мне нужно",
заставляет нас вспомнить о предках, пиратах и феодалах, а затем о
магнатах-грабителях девятнадцатого века, эксплуатировавших природные ресурсы
континента. "Парии" и "авантюристы", по терминологии Макса Вебера,
капиталисты, скитающиеся по земле в поисках наживы, были людьми такого
сорта, чьей целью было купить подешевле, а продать подороже, кто безоглядно
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 256; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!