ИСТОРИЧЕСКИЕ ДИХОТОМИИ ЧЕЛОВЕКА 8 страница
тщательного рассмотрения. Нет человека, чья ориентация целиком плодотворна,
и нет человека, полностью лишенного плодотворности. Но удельный вес
плодотворной и неплодотворной ориентации в характере каждого человека
варьируется и определяется качеством неплодотворных ориентаций. В
вышеизложенном описании неплодотворных ориентаций мы исходили из того, что
они доминируют в характере. Теперь мы должны дополнить это описание,
признав, что определенные качества неплодотворных ориентаций имеют место и в
характере, где доминирует плодотворная ориентация. Здесь неплодотворные
ориентации не имеют негативного значения, как при их доминировании в
характере, а различаются по их конструктивным качествам. Фактически,
описанные неплодотворные ориентации можно рассматривать как искажения
ориентаций, которые являются сами по себе нормальной и необходимой частью
жизни. Каждое человеческое существо, чтобы выжить, должно обладать
способностью брать вещи от других людей, овладевать вещами, сберегать их и
обменивать. Человек должен также обладать способностью следовать авторитету,
руководить другими людьми, оставаться в одиночестве и отстаивать себя.
Только если его способ обретения вещей и взаимоотношений с другими людьми по
существу неплодотворен, то способность брать, овладевать, сберегать и
обменивать превращается в жажду потреблять, эксплуатировать, стяжать,
|
|
|
торговать, и это становится доминирующим способом жизни. Формы социальных
установок у человека, по преимуществу ориентированного плодотворно,--
преданность, авторитетность, честность, настойчивость превращаются в
подчиненность, господство, отстраненность, деструктивность у человека с
преимущественной неплодотворной ориентацией. Всякая неплодотворная
ориентация, следовательно, имеет положительную и отрицательную стороны, в
соответствии с уровнем плодотворности в целостной структуре характера.
Предложенный перечень положительных и отрицательных сторон различных
ориентаций может служить иллюстрацией данного принципа.
=[30]= =[36]=
РЕЦЕПТИВНАЯ ОРИЕНТАЦИЯ (берущая)
| Положительная сторона | Отрицательная сторона |
| берущая | пассивная, безынициативная |
| ответственная | бездумная, бесхарактерная |
| почтительная | подчиненная |
| скромная | лишенная гордости |
| обаятельная | паразитическая |
| сговорчивая | беспринципная |
| социально приспособленная | рабская, лишенная уверенности в себе |
| идеалистичная | нереалистичная |
| восприимчивая | трусливая |
| вежливая | бесхребетная |
| оптимистичная | принимающая желаемое за должное |
| доверчивая | легковерная |
| нежная | сентиментальная |
|
|
|
ЭКСПЛУАТАТОРСКАЯ ОРИЕНТАЦИЯ (овладевающая)
| Положительная сторона | Отрицательная сторона |
| активная | эксплуатирующая |
| способная взять инициативу | агрессивная |
| способная предъявить требование | эгоцентричная |
| горделивая | самодовольная |
| импульсивная | безрассудная |
| пленяющая | обольщающая |
СТЯЖАТЕЛЬСКАЯ ОРИЕНТАЦИЯ (овладевающая)
| Положительная сторона | Отрицательная сторона |
| практичная | без воображения |
| экономная | жадная |
| осторожная | подозрительная |
| сдержанная | холодная |
| терпеливая | заторможенная |
| внимательная | тревожная |
| стойкая, упорная | упрямая |
| невозмутимая | ленивая |
| устойчивая к стрессу | инертная |
| аккуратная | педантичная |
| методичная | вязкая |
| преданная | собственническая |
РЫНОЧНАЯ ОРИЕНТАЦИЯ (обменивающая)
| Положительная сторона | Отрицательная сторона |
| целеустремленная | пользующаяся случаем |
| готовая к обмену | непоследовательная |
| моложавая | ребячливая |
| устремленная вперед | не считающаяся с будущим или прошлым |
| свободомыслящая | без принципов и ценностей |
| общительная | неспособная к уединению |
| экспериментирующая | бесцельная |
| недогматичная | релятивистская |
| действенная | сверхактивная |
| любознательная | бестактная |
| понятливая | умничающая |
| контактная | неразборчивая |
| терпимая | безразличная |
| остроумная | глуповатая |
| щедрая | расточительная |
|
|
|
Положительная и отрицательная стороны не являются двумя отдельными
классами синдромов. Каждую из этих черт можно представить превалирующей в
данный момент точкой в континууме, который задан уровнем плодотворной
ориентации; рациональная систематическая аккуратность, например, имеет место
при высоком уровне плодотворности, а если плодотворность снижается, эта
черта характера все более вырождается в иррациональную, педантическую
навязчивую "аккуратность", которая фактически отрицает сама себя. То же
самое и с моложавостью, превращающейся в ребячливость, и с горделивостью,
превращающейся в самодовольство. Если учитывать только основные ориентации,
мы видим колеблющийся итог вариабельности, вызванный тем, что
1) неплодотворные ориентации соединяются в различные комбинации, в
зависимости от удельного веса каждой из них;
2) каждая из них качественно изменяется соответственно уровню
|
|
|
наличествующей плодотворности;
3) различные ориентации могут действовать с разной силой в
материальной, эмоциональной или интеллектуальной сферах деятельности. Если
мы добавим к этой картине личности различие в темпераменте и одаренности, то
можем легко понять, что конфигурация этих основных элементов в личности
может проявляться в бесконечном числе вариаций.
ГЛАВА IV
ПРОБЛЕМЫ
ГУМАНИСТИЧЕСКОЙ ЭТИКИ
Самый очевидный аргумент против принципа гуманистической этики -- что
добродетель равнозначна исполнению человеком обязанностей перед самим собой,
а порок -- небрежению самим собой -- состоит в том, что мы делаем эгоизм или
себялюбие нормой человеческого поведения, когда в действительности целью
этики должна быть победа над эгоизмом, и, далее, что мы не замечаем
врожденного человеку зла, которое можно обуздать только страхом наказания и
почтением к авторитетам. Или, если человек от природы не зол, и этот
аргумент отпадает, то не стремится ли человек постоянно к удовольствию, а
оно само по себе не противоположно ли принципам этики или, по крайней мере,
не безразлично ли к ним? Не сознание ли -- единственная сила в человеке,
побуждающая его жить добродетельно, и не утратило ли сознание свою роль в
гуманистической этике? Похоже, в ней нет места вере; но не вера ли
составляет необходимую основу этического поведения?
Эти вопросы предполагают определенную трактовку человеческой природы и
становятся предметом внимания всякого психолога, задумывающегося над
проблемой счастья и развития человека и соответственно над моральными
нормами, способствующими достижению этой цели. В данной главе я попытаюсь
рассмотреть эти проблемы в свете психоаналитических данных, теоретическое
основание для рассмотрения которых было заложено в главе "Человеческая
природа и характер".
СЕБЯЛЮБИЕ, ЛЮБОВЬ К
СЕБЕ И ЛИЧНЫЙ ИНТЕРЕС [56]
Люби ближнего своего как самого себя.
Библия
Современная культура насквозь пронизана запретом на себялюбие. Нас
учат, что быть себялюбивым грешно, а любить других -- добродетельно.
Конечно, это учение находится в вопиющем противоречии с практическим
положением дел в современном обществе, признающем, что себялюбие -- самый
мощный и оправданный стимул человека, и, следуя этому повелительному
стимулу, индивид вносит самый большой вклад в общее благо. Но учение,
объявляющее себялюбие страшным грехом, а любовь к другим -- величайшей
добродетелью, все еще сильно. Себялюбие употребляется здесь почти как
синоним любви к себе. Альтернатива такова: или любовь к другим, что
добродетельно,-- или любовь к себе, что грешно.
Этот принцип нашел свое классическое выражение в теологии Кальвина,
согласно которой человек по природе своей зол и бессилен. Человек не может
достичь абсолютно никакого блага своими силами или заслугами. "Мы не себе
принадлежим,-- говорит Кальвин.-- Потому ни разум наш, ни воля наша да не
возобладают в размышлениях наших и поступках. Мы не себе принадлежим, потому
давайте не ставить себе целью искать того, что может быть выгодно нам в
плотскости нашей. Мы не себе принадлежим, потому давайте, сколь возможно,
забудем себя и все, что не наше. Лишь Богу принадлежим мы; а потому для Него
давайте жить и умирать. Ибо как самая опустошительная зараза, что губит
людей,-- это когда они себя самих слушаются, так единственное прибежище
спасения -- это ничего не ведать и не хотеть самим, но положиться на Бога,
который ведет нас"[57].
Человек не только должен знать о полном своем ничтожестве, но он еще и
должен делать все, чтоб смирить себя. "Ибо я не называю то смирением, если
вы полагаете, что у вас осталось еще нечто..., о чем мы не можем думать, как
должны бы, с полным презрением, как обо всем, что нам могло казаться в себе
совершенным. Истинное смирение -- это непритворное покорство ума,
сокрушенного тяжким чувством своего ничтожества и убогости; ибо такой образ
его начертан словом Божьим"[58].
Этот акцент на ничтожестве и греховности человека означает, что в
человеке нет ничего достойного уважения и любви. Эта доктрина основана на
самоунижении и самоненавистничестве. Кальвин прямо указывает на это; он
называет любовь к себе "чумой".[59] Если человек обнаруживает в себе нечто,
что "доставляет ему удовлетворение самим собой", он предается этой грешной
любви к себе. Это пристрастие к самому себе заставляет его осуждать других и
презирать их. Следовательно, любить себя или любить что-то в себе -- это
один из величайших грехов. Считается, что это исключает любовь к другим[60] и тождественно
себялюбию.[61]
Образ человека в трактовке Кальвина и Лютера оказал огромное влияние на
развитие современного западного общества. Они заложили основание установки,
которой свойственно не признавать счастье человека целью жизни, и где он
стал средством, придатком целей, внеположных ему,-- всемогущего Бога или не
менее могущественных светских авторитетов и норм, государства, бизнеса,
успеха. Кант, который, возможно, оказался самым влиятельным этическим
мыслителем периода Просвещения благодаря его идее, что человек должен быть
лишь целью и ни в коем случае не средствам, тем не менее, с таким же
осуждением относился к любви к себе. Согласно Канту, добродетель -- хотеть
счастья другим людям, но желание собственного счастья -- морально
безразлично, поскольку собственное счастье -- это то, к чему человек
стремится по своей природе, а естественное стремление не может обладать
положительной этической ценностью [62]. Кант признает, что человек имеет право
на счастье: при определенных обстоятельствах его долг даже может состоять в
том, чтоб позаботиться о своем счастье отчасти потому, что здоровье,
богатство и тому подобное могут быть средствами для исполнения человеком
своего долга; отчасти потому, что отсутствие счастья -- нищета -- может
помешать человеку в исполнении его долга[63]. Но любовь к себе, стремление к
собственному счастью никогда не могут быть добродетелью. Как этический
принцип, принцип собственного счастья "более всего неприемлем не только
потому, что это ложный принцип.., но потому, что он подводит под
нравственность мотивы, которые, скорее, подрывают ее и уничтожают весь ее
возвышенный характер".[64]
Кант разграничивает эгоизм себялюбия (philautia -- благоволение к
самому себе) и эгоизм самодовольства, удовлетворенность самим собой. Но даже
"разумное себялюбие" должно быть ограничено этическими принципами, а
самодовольство вообще должно быть сокрушено, и индивид должен прийти к
чувству смирения, сопоставляя себя со святостью морального закона[65]. Человек должен находить
высшее счастье в исполнении своего долга. Осуществление моральных принципов
-- и, следовательно, индивидуальное счастье -- возможно лишь во всеобщем, в
нации, в государстве. Но "под благом государства подразумевается не
благополучие граждан и их счастье..."[66] Salus rei publicae suprema lex est.*
Несмотря на то, что Кант демонстрирует намного больше уважения к
целостности индивида, чем это делали Кальвин или Лютер, он отказывает
индивиду в праве на протест даже против самого тиранического правления;
мятежник должен быть наказан не иначе как смертью, если он угрожает
правителю[67]. Кант делает
акцент на врожденной наклонности человека ко злу[68], для подавления которой необходим
моральный закон, категорический императив, чтобы человек не стал скотом, и
человеческое общество не превратилось в дикую анархию.
В философии периода Просвещения человеческому праву на счастье другими
мыслителями, например Гельвецием, придавалось намного больше значения, чем
Кантом. Это направление в философии Нового времени нашло самое радикальное
выражение у Штирнера и Ницше[69]. Хотя в оценке себялюбия они занимают
позицию, противоположную позиции Кальвина и Канта, они согласны с ними в
том, что любовь к другим составляет альтернативу любви к себе. Они осуждают
любовь к другим как слабость и самоотречение и объявляют эгоизм, себялюбие и
любовь к себе добродетелью. При этом они тоже запутывают проблему, не
проводя четкого разграничения между последними понятиями. Так, Штирнер
говорит: "Здесь решающим должен быть эгоизм, себялюбие, а не принцип любви,
не мотивы вроде милосердия, благородства, добродушия или даже справедливости
и равенства -- ибо справедливость (iustitia) -- это тоже феномен любви;
любовь знает только жертву и требует самоотречения"[70].
Осуждаемая Штирнером любовь -- это мазохистская зависимость, делающая
индивида средством для достижения чьих-то целей. Выступая против такой
любви, Штирнер не смог избежать преувеличения в своих остро полемических
формулировках. Предлагаемый им позитивный принцип[71] противоположен установке, на века
утвердившейся в христианской теологии и сохранявшейся в немецком идеализме
времен Штирнера: заставить индивида покоиться и полностью отдать себя во
власть некоей силе и некоей норме вне его. Штирнер не был философом, равным
Канту или Гегелю, но он имел смелость восстать против той части
идеалистической философии, которая отвергала права конкретного индивида и
тем самым помогала самовластному государству оставаться силой, подавляющей
индивида.
Несмотря на множество различий между Ницше и Штирнером, их идеи в этом
отношении имеют много общего. Ницше также объявлял любовь и альтруизм
проявлением слабости и самоотрицания. По Ницше, потребность в любви типична
для рабских душ, неспособных бороться за свои желания и пытающихся получить
желаемое через любовь. Альтруизм и любовь к людям, таким образом, стали
признаком вырождения[72].
Согласно Ницше, в хорошей и здоровой аристократии существенна ее готовность
приносить в жертву своим интересам массы людей, не испытывая чувства вины.
Общество должно быть "фундаментом и помостом, могущим служить подножием
некоему виду избранных существ для выполнения их высшей задачи и вообще для
высшего бытия"[73]. Можно
привести множество цитат, чтоб засвидетельствовать этот дух презрения и
эгоизма. Эти идеи часто понимают как философию Ницше. Однако они не дают
представления об истинной сути его философии[74].
Существует несколько причин, почему Ницше выразил себя так, а не иначе.
Прежде всего, как и у Штирнера, его философия была реакцией -- протестом --
против философской традиции подчинения эмпирического индивида силам и
принципам, существующим вне его. Склонность Ницше к преувеличениям указывает
на это реактивное качество. Во-вторых, в личности Ницше наличествовали
чувства неуверенности и тревожности, которые заставляли его особенное
внимание уделять "сильному человеку", как реактивному образованию. Наконец,
Ницше находился под впечатлением теории эволюции с ее акцентом на "выживании
сильнейшего". Такая интерпретация не отменяет того факта, что Ницше считал,
будто существует противоречие между любовью к другим и любовью к себе; и все
же в его идеях есть ядро, благодаря которому эта ложная дихотомия может быть
преодолена. "Любовь", на которую он обрушивается, коренится не в силе
человека, а в его слабости. "Ваша любовь к ближнему есть ваша дурная любовь
к самим себе. Вы бежите к ближнему от самих себя и хотели бы из этого
сделать себе добродетель, но я насквозь вижу ваше бескорыстие". Он прямо
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 226; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!