КОГДА Я СЛЫШУ СЛОВО «ПРОГРЕСС», МОЯ ШЕРСТЬ ВСТАЁТ ДЫБОМ. 6 страница
— Материнская забота[45], — пробормотал Хагбард. — Где я слышал это раньше?
Через секунду он вспомнил: в священной книге дзэнской школы риндзай «Мумонкан», или «Безвратные Врата», есть рассказ о монахе, который постоянно спрашивал учителя: «Что есть Будда?» Всякий раз учитель бил его палкой по голове. Окончательно обескураженный, монах в поисках просветления отправился к другому учителю, который спросил его, почему он покинул прежнего. Когда незадачливый монах объяснил причину, второй учитель дал ему онтологическую встряску: «Немедленно возвращайся к прежнему учителю, — крикнул он, — и проси у него прощения за то, что не сумел достаточно оценить его материнскую заботу!»
Хагбарда не удивило, что Вейсгаупт, написавший «Uber Strip Sch‑nipp‑Schnapp, Weltspielen and Fiinfwissenschaft» в 1776 году, явно знал о книге, которая ещё не была переведена ни на один европейский язык; его поразило то, что даже злой ингольштадтский Zauberer[46] понимал основы Принципа Смоляной Куклы. «Никогда не стоит недооценивать иллюминатов», — впервые подумал он тогда. В последующие два с половиной десятилетия эта мысль ещё неоднократно приходила ему в голову.
24 апреля, когда он попросил Стеллу отнести в каюту Джорджа немного «золотого Каллисти», Хагбард уже спросил БАРДАК о том, какова вероятность прибытия иллюминатских кораблей в Пеос одновременно с «Лейфом Эриксоном». Ответ был: сто против одного. Хагбард поразмышлял о том, что бы это могло значить, а затем вызвал Гарри Койна.
|
|
|
Гарри плюхнулся в кресло, пытаясь выглядеть нагло.
— Так значит, ты вождь дискордианцев, да? — спросил он.
— Да, — спокойно ответил Хагбард, — и на этой лодке моё слово — закон. Сотри с лица эту идиотскую улыбку и сядь прямо. — Он заметил, как Гарри непроизвольно напрягся, но тут же спохватился и снова расслабился. Довольно типичный случай: Койн умел сопротивляться ключевым фразам, запускающим условные рефлексы, но для этого ему требовалось большое усилие воли. — Послушай, — тихо сказал он, — я повторяю в последний раз, — очередное баварское пожарное учение. — Это мой корабль. Ты будешь обращаться ко мне «капитан Челине». Ты будешь внимательно слушать, когда я с тобой разговариваю. Иначе… — он умолк, и фраза повисла в воздухе.
Гарри неторопливо принял чуть более почтительную позу, но тут же сопроводил её ещё более наглой усмешкой. Что ж, это хорошо: у него глубокая склонность к неповиновению. Для профессионального преступника у него неплохое дыхание: судя по всему, небольшая напряжённость возникает только в конце выдоха. Понятное дело, что усмешка— это защитный механизм против слез, как и у большинства хронически улыбающихся американцев. Хагбард предположил, что отец Гарри был из тех папаш, которые, прежде чем выпороть, делают вид, что размышляют над проступком и готовы даже простить.
|
|
|
— Так хорошо? — спросил Гарри, подчёркивая смиренность своей позы и усмехаясь ещё саркастичнее.
— Уже лучше, — ответил Хагбард помягче. — Но я не знаю, что мне с тобой делать, Гарри. Ты связался с плохой компанией, очень антиамериканской.
Он умолк, наблюдая за реакцией Гарри на это слово; она последовала незамедлительно.
— Их деньги ничем не хуже других, — ответил Гарри с вызовом.
При этих словах он слегка подобрал ноги и чуть втянул шею. Хагбард называл это рефлексом черепахи; тело подало несомненный знак подавленного ощущения вины, хотя интонации голоса это отрицали.
— Ты родился в бедной семье, верно? — спросил Хагбард нейтральным тоном.
— В бедной? Да мы были просто белыми ниггерами!
— Что ж, это тебя отчасти оправдывает… — Хагбард наблюдал: усмешка стала шире, тело чуточку откинулось назад. — Но пойти против своей родной страны, Гарри… Это ужасно. Это самая большая низость, до которой может опуститься человек. Это все равно что пойти против своей родной матери. — Носки ботинок неуверенно дёрнулись. Что говорил отец Гарри перед тем, как взять ремень? Хагбард догадывался в общих чертах: «Гарри, — строго говорил он, — настоящие белые люди так себя не ведут. Так ведут себя только те, в ком течёт кровь ниггеров».
|
|
|
Усмешка растянула уголки губ до предела, превратившись уже в гримасу, тело застыло в максимально почтительной позе.
— Эй, послушайте, сэр, — начал Гарри, — вы не имеете никакого права разговаривать со мной в таком тоне…
— И тебе даже не стыдно, — давил на него Хагбард. — Тебя не мучают угрызения совести. — Он покачал головой с глубоким неодобрением. — Я не могу позволить тебе гулять на свободе, чтобы ты совершал все новые преступления и предательства. Я намерен скормить тебя акулам.
— Послушайте, капитан Челине, сэр, у меня под этой рубашкой пояс с деньгами, сплошь купюры по сто долларов…
— Ты пытаешься меня подкупить? — строго спросил Хагбард; оставшаяся часть представления пройдёт как по маслу, подумал он. Другая часть его разума занялась иллюминатскими кораблями, с которыми предстояла встреча в Пеосе. Использовать Систему Челине без общения бесполезно, и Хагбард знал, что иллюминаты будут надёжно «защищены» от него (он вспомнил, как Одиссей залил уши своих людей воском, когда корабль проплывал мимо Сирен). Деньги отправятся в гигантскую пепельницу из раковины моллюска, и такого человека, как Койн, это сразит наповал, но вот что делать с иллюминатскими кораблями?
|
|
|
Когда пришло время достать револьвер, он раздражённо снял его с предохранителя. «Если я собираюсь вступить в древнее братство убийц, — мрачно думал он, — возможно, мне следует набраться мужества и начать с видимой мишени».
— И три дня, и три минуты — слишком долго, — небрежно сказал он. — Если ты собираешься догадаться, то догадайся сейчас.
«До прибытия в Пеос осталось меньше часа», — думал он, когда Койн невольно вскрикнул: «Мама».
«Как Голландец Шульц», — мелькнуло в голове у Хагбарда; как многие другие — сколько же их было? Интересно было бы опросить врачей и медицинских сестёр, чтобы узнать, сколько людей уходило в мир иной с этим словом на устах… Но Гарри в конце концов сдался, отпустил робота, позволил роботу действовать независимо в соответствии с биограммой. Он уже не сидел, нахально развалившись, или с подчёркнуто‑почтительным вниманием, или в тисках вины… Он просто сидел. Он был готов к смерти.
— Довольно неплохо, — сказал Хагбард. — Ты оказался гораздо способнее, чем мы оба думали.
Теперь этот человек перенесёт рефлексы послушания на Хагбарда; и следующая стадия будет продолжительнее и труднее, пока он не усвоит, что надо совсем перестать играть роли и проявлять себя так, как он только что себя проявил перед лицом смерти.
Револьверный гамбит был вариантом №2 третьей базовой тактики в Системе Челине; у него было пять стандартных развязок. Хагбард выбрал самую опасную — он всегда её выбирал, поскольку вообще не очень любил револьверный гамбит и шёл на него только в том случае, если мог дать субъекту шанс выступить и в активной роли. Однако на этот раз он понимал, что руководствуется другим мотивом: трус, сидевший где‑то в глубине его души, надеялся, что Гарри Койн окажется более безумным, чем ему кажется, и действительно выстрелит; и тогда Хагбарду удастся увильнуть от решения, которое ему предстоит принять в Пеосе.
— Ты выиграл, сволочь, ‑послышался голос Койна.
Хагбард очнулся и быстро разыграл небольшую вербальную партию, оперируя образами Ада, выловленными из детства Гарри. Когда Койна под небольшой охраной отвели обратно в каюту, Хагбард откинулся в кресле и устало потёр глаза. Он переключился на Дорна, но выяснил, что на этом канале уже вещает Дили‑Лама.
— Оставь юношу в покое, — передал ему Хагбард. — Сейчас моя очередь. Иди посозерцай свой пупок, старый мошенник.
Послав в качестве ответа образ вихря розовых лепестков, Лама растаял в эфире. Джордж продолжал толковать с собой по душам на темы, внушённые ему вождём ЭФО: Глас народа — глаз божий. Большой и красный глаз смотрит на нас. Аум Шива. А ум — не вшивый?
— Да, не доверяй мне, — передал Хагбард Джорджу. — Не верь тому, кто льном богат, он может быть ползучий гад. (Это уж из области моих собственных сомнений, подумал он.) Её зовут Стелла. Стелла Марис. Чёрная звезда морей, (Я ему не скажу, кто они с Мэвис на самом деле.) Джордж, я жду тебя в капитанской рубке.
Хагбард решил, что Джордж должен начать с варианта №1 (Ые‑bestod, или «оргазм‑смерть»). Нужно сделать так, чтобы он осознал, до какой степени он относится к женщинам как к объектам, — а после этого, конечно, подпустить мистической чепухи, чтобы какое‑то время его сомнение выталкивалось в бессознательное. Да — Джордж уже был в порнографическом трипе, как Атланта Хоуп и Улыбчивый Джим Трепомена, но только опыт Джорджа был «эго‑дистоническим».
— Классный фокус, — сказал через несколько мгновений Джордж, входя в капитанскую рубку. — Вызвать меня в рубку по телепатической связи.
Хагбард, все ещё размышляя над решением пеосской проблемы, попытался придать своему лицу самый невинный вид, произнося:
— Я вызвал тебя по интеркому. — Он понимал, что пытается одновременно свистеть и писать, беспокоясь по поводу Пеоса и Джорджа, и заставил себя сосредоточиться. — «Абсурд», такое слово было в голове Джорджа. Абсурдная невинность. Что ж, подумал Хагбард,н а этот раз я облажался.
— Вы считаете, что я не могу отличить голос, который звучит в голове, от голоса, который слышу ушами? — спросил Джордж.
Хагбард разразился смехом, полностью погружаясь в настоящее; но после того, как Джордж был отправлен в часовню для инициации, он снова вернулся к проблеме. Либо Демонстрация не удалась, либо Демонстрация не удалась. Двойной зажим. И так, и этак плохо. Это приводило его в ярость, но ведь книги давным‑давно его предупреждали: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними»[47]. За три десятилетия он применил Систему Челине к большому количеству людей, а теперь сам оказался в классической Ловушке Челине. Правильный ответ только один: перестать пытаться из неё вырваться.
Однако когда настал момент, он понял, что часть его не прекратила попыток.
— Готовы к уничтожению вражеских кораблей, — сказал Говард.
Хагбард отрицательно покачал головой. Джордж вспоминал идиотский случай, когда он пытался покончить жизнь самоубийством, стоя на берегу Пассеика, а Хагбард продолжать собирать по частям целое, пытаясь одновременно прочистить себе мозги.
— Я бы хотел вступить с ними в контакт, — сказал он вслух, понимая, что, возможно, портит всю игру в гуру. Нельзя показывать Джорджу свои сомнения. — Я бы хотел дать им возможность сдаться…
— Ты же не хочешь, чтобы они подошли слишком близко, — сказал Говард.
— Ты отвёл своих на безопасное расстояние? — в отчаянии спросил Хагбард.
— Конечно, — раздражённо ответил дельфин. — Хватит колебаться. Сейчас не время быть гуманистом.
— Море безжалостнее, чем земля, — возразил было Хагбард, но, подумав, добавил: — Иногда.
— Море чище, чем земля, — отозвался Говард. — Хагбард пытался сосредоточиться. Дельфин явно чувствовал его стрессовое состояние, а вскоре его заметит и Джордж (но нет — быстрое сканирование показало, что Джордж отстранился от происходящего и, углубившись в прошлое, кричит какому‑то Карло: «Сукин ты сын»). — Эти люди враждуют с тобой тридцать тысяч лет.
— Я не настолько стар, — устало сказал Хагбард. Демонстрация не удалась. Он решился, и все, кто сейчас был рядом с ним, тоже решились. Хагбард протянул смуглый палец, коснулся им белой кнопки на пульте управления и затем решительно на неё нажал.
— Вот и все, — тихо произнёс он.
(— Давай, всезнайствуй! Когда завалишь половину экзаменов, может быть, и очнёшься. — Голос, звучавший давным‑давно… в Гарварде… А однажды на Юге он был до глубины души тронут очень простым, до смешного примитивным гимном фундаменталистов: Иисус прошёл пустынною долиной, Он должен был пройти по ней один. Никто не мог пройти дорогу за Него, Он должен был пройти долиной Сам.
«Я пройду по этой пустынной долине, — с горечью думал Хагбард, — в одиночку, до самого Инголыптадта и последней схватки. Но сейчас все бессмысленно. Демонстрация не удалась. Мне остаётся только собирать отдельные кусочки и спасать, что можно. Начиная с Дорна, прямо здесь и сейчас.)
Ненависть, как расплавленный свинец, сочится с раненого неба… это называется загрязнением воздуха… Августейший Персонаж с глазами изголодавшегося по бабам средневекового святого медленно набирает номер… «Бог лжёт! — кричал Вейсгаупт в середине своего первого трипа. — Бог— это Ненависть!»… Гарри Койн согнулся в кресле… Голова Джорджа висит под углом, как у куклы со сломанной пружиной… Стелла не двигается… Они не мертвы, они отрубились…В 1940 году Эйб Рилз сдал полиции всю организацию под названием «Корпорация убийств»… Он назвал Чарли Уоркмана главным стрелком в сцене убийства Голландца Шульца… Он сообщил подробности, доказывавшие причастность к этому делу Лепке (его казнили) и Лучано (его посадили в тюрьму, а потом выслали)… Он ни словом не обмолвился о некоторых других вещах. Но Дрейк волновался. Он отдал приказ Малдонадо, тот передал его одному из капо, а капо — солдатам… Рилза охраняли пятеро полицейских, но это не помешало ему выпасть из окна гостиничного номера и размазаться кляксой по асфальту. В прессу просочились слухи… Жюри коронёра не могло поверить, что Синдикат подкупил пятерых полицейских… Смерть Рилза выдали за самоубийство… Но в 1943 году, когда Полное Уничтожение выходило на финишную прямую, Лепке заявил, что перед казнью хочет кое‑что рассказать… Том Дьюи, оставшийся в живых благодаря смерти Голландца, был в то время губернатором, и он согласился на отсрочку казни… Лепке провёл двадцать четыре часа с чиновниками из Министерства юстиции, после чего было объявлено, что он отказался сообщить что‑нибудь существенное… Одного чиновника привезли из Государственного департамента, чтобы он поработал с Министерством юстиции, поскольку у него были кое‑какие материалы по Шульцу и Синдикату Шестёрки… Сообщил он мало, но Лепке многое прочитал в его глазах… Конечно же, фамилия чиновника была Винифред… Лепке понял: как однажды сказал Бела Люгоши, есть вещи пострашнее смерти…
В 1932 году был похищен грудной сын знаменитого авиатора Чарльза Линдберга‑младшего… Уже в то время на Северо‑Востоке такое масштабное преступление могло произойти только и исключительно с разрешения полномочного дона Мафии… Даже капо не мог выдать такое разрешение в одиночку… Отец авиатора, конгрессмен Чарльз Линдберг‑старший, откровенно критиковал монополию Федерального резервного банка… Выступая с трибуны Конгресса, он, среди прочего, говорил: «При законе о федеральной резервной системе паника вызывается научными методами; нынешняя паника — первая, разработанная чисто математически…» Посредником в передаче денежного выкупа был Джефси Кондон, старый директор школы, в которой когда‑то учился Шульц… «Должно быть, это одно из тех совпадений», — как позднее сказал Марти Кромпьер…
Джон Диллинджер прилетел в Даллас утром 22 ноября 1963 года и прямо в аэропорту взял напрокат автомобиль. Он подъехал к Дили‑плазе и начал осматривать окрестности. Диллинджер заметил, что тройной туннель, где должен был находиться Гарри Койн при выполнении задания, хорошо просматривается из будки стрелочника; он подумал, что обитатель этой будки вряд ли проживёт долго. Он понимал, что будет много других свидетелей и ДЖЕМы не смогут защитить всех, даже с помощью ЛДР. Со всех сторон плохо… И действительно, стрелочник С. М. Холланд рассказал историю, которая не совпадала с версией Эрла Уоррена, и чуть позже погиб во время автомобильной катастрофы. Его машина съехала с дороги при весьма странных обстоятельствах, породивших массу вопросов среди тех, кто любит задавать вопросы. Жюри коронёра назвало это несчастным случаем… Диллинджер выискал себе место в густо засаженной деревьями части травяного холма и дождался, пока у туннеля не появился Гарри Койн. Он заставил себя расслабиться и постарался сделать так, чтобы, кроме вертолёта, его ниоткуда нельзя увидеть (а вертолётов не было: об этом позаботился агент иллюминатов, внедрённый в «Сикрет сервис»). Он заметил движение в школьном книгохранилище. Какой‑то непорядок. Он повернул бинокль… и заметил на крыше «Дал‑Текс‑билдинга» ещё одну голову, которая мгновенно пригнулась. Итальянец, совсем юный… Плохо. Присутствие солдат Малдонадо означает одно из двух: либо иллюминаты знают, что среди них есть двойной агент, и поэтому наняли ещё киллеров, либо Синдикат действует самостоятельно. Джон снова повернул бинокль в сторону школьного книгохранилища: кем бы ни был тот клоун, он вооружён и очень осторожен — значит, явно не из спецслужб.
Это путало все карты.
Первоначальный план Джона заключался в том, чтобы пристрелить Гарри Койна прежде, чем тот успеет прицелиться в молодого гегельянца из Бостона. Теперь же ему предстояло вывести из игры сразу троих. Это было нереально. Как можно незаметно поразить три цели, которые находятся в совершенно разных направлениях и на разной высоте? После первых двух выстрелов его засекут легавые. А тем временем третий стрелок спокойно выполнит свою работу. Вот это Хагбард и называл «экзистенциальным коаном».
— Дерьмо, моча и промышленные отходы, — пробормотал Джон, цитируя ещё один «челинизм».
Что ж, спасай что можешь, как говаривал Гарри Пирпонт, когда ограбление банка заходило в тупик. Спасай что можешь и как можно быстрее уноси свою задницу из нехорошего места.
Если И‑цзином Кеннеди суждено погибнуть (очевидно, именно поэтому Хагбард после консультации со своим компьютером отказался участвовать в деле), то «спасай что можешь» применительно к данной ситуации означает только одно: задурить иллюминатам головы. Подбросить им загадку, которую им никогда не разгадать.
Кортеж автомобилей уже ехал перед школьным книгохранилищем и стрелок в окне здания мог в любой момент открыть огонь, если его, конечно, не опередят Гарри Койн или мафиози. Диллинджер вскинул винтовку, быстро навёл оптический прицел на череп Джона Ф. Кеннеди и подумал: даже если все провалится и никакой загадки для иллюминатов не выйдет, хороши будут завтра газетные заголовки: «ПРЕЗИДЕНТ ЗАСТРЕЛЕН ДЖОНОМ ДИЛЛИНДЖЕРОМ!». Увидев их, все решат, что теперь Орсон Уэллс взялся за газетный бизнес, — и тогда его палец напрягся.
(— Убийство? — спросил Джордж. — Трудно не думать о Добре и Зле, когда игра человечества становится такой опасной.
— В Кали‑югу, — ответила Стелла, — почти во все игры мы играем с оружием. Разве ты не заметил?)
Три выстрела вышибли мозги на колени Джеки Кеннеди, и изумлённый Диллинджер увидел, как со склона травяного холма сбегает человек. Джон бросился за ним в погоню и, прежде чем киллер смешался с уличной толпой, мельком увидел его лицо.
— Боже! — сказал Джон. — Он?
* * *
Стелла сделала ещё одну затяжку.
— Погоди‑ка, — сказала она. — В «Не свисти, когда писаешь» е сть классный кусок на эту тему.
Медленно, как все торчки, она встала и подошла к книжной полке.
— Хагбард и БАРДАК выделили шестьдесят четыре тысячи типов личности, — сказала она через плечо, — в зависимости от тактик поведения с другими людьми.
Она нашла нужную книжку и осторожно вернулась к своему креслу.
— Возьмём тебя. В любой момент времени ты можешь возникнуть на моем жизненном пути с самыми разными действиями. Можешь поцеловать мне руку, а можешь перерезать горло. Между этими двумя крайностями ты, например, можешь вести со мной интеллектуальный разговор, прикрывая им сексуальное заигрывание, или же вести интеллектуальный разговор с сексуальным заигрыванием, но на языке жестов подавая сигналы о том, что флирт — это всего лишь игра и на самом деле тебе не нужно, чтобы я на него реагировала. На ещё более глубоком уровне ты можешь посылать другие сигналы, указывающие, что в действительности ты все‑таки хочешь, чтобы я ответила на твои завуалированные ухаживания, но не готов себе в этом признаться. В авторитарном обществе люди, как правило, посылают либо очень простые сигналы доминирования: «Руководить буду я, и тебе лучше меня не злить, а сразу с этим смириться», — либо сигналы подчинения: «Ты будешь руководить, и я с этим смирюсь».
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 296; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!