КОГДА Я СЛЫШУ СЛОВО «ПРОГРЕСС», МОЯ ШЕРСТЬ ВСТАЁТ ДЫБОМ. 2 страница
А вот и эта лестница, Полезем вверх по ней. Тебе ступенька первая, А остальные — мне.
«Забавно, — думал лейтенант Отто Уотерхаус, полицейский при прокуроре штата. — Всякий раз, когда в голове начинает звучать эта чёртова песенка, все сразу запутывается. Должно быть, у меня навязчивый невроз». Впервые он услышал песню «То Be a Man» в исполнении Лена Чандлера ещё в шестьдесят пятом году в доме своей тогдашней сожительницы. Эта песня прекрасно отражала его самоощущение: он чувствовал себя членом племени. Племя, да именно так он думал о чернокожих; он слышал, как один еврей точно так же говорил о евреях, и ему это нравилось больше, чем всякая ахинея насчёт духовного братства. В глубине души он ненавидел других чернокожих и свою собственную чёрную масть. Надо лезть вверх, это точно. Надо лезть вверх, и каждый делает это в одиночку.
Когда Отто Уотерхаусу было восемь лет, чёрные мальчишки из Саут‑Сайда избили его, пырнули ножом и бросили в озеро Мичиган тонуть. Отто не умел плавать, но каким‑то чудом ему удалось дотянуться до бетонных свай пирса и уцепиться за них; окрашивая воду своей кровью, он прятался под пирсом, пока банда не ушла. Затем он лежал на холодном бетоне, почти мёртвый, и думал, не придёт ли банда назад, чтобы его прикончить.
Кто— то действительно пришёл. Полицейский. Полицейский подцепил тело Отто носком ботинка, перевернул его на спину и взглянул сверху вниз. Отто смотрел снизу вверх на ирландское лицо ‑круглое, голубоглазое, со свиным пятачком вместо носа.
|
|
|
— Вот дерьмо, — пробормотал полицейский и ушёл.
Опять‑таки чудом Отто дожил до утра. Проходившая мимо женщина его обнаружила и вызвала «скорую помощь». Прошли годы, и ему показалось вполне логичным пойти служить в полицию. Он знал всех мерзавцев, которые его чуть не убили. Он не трогал их до тех пор, пока не стал полицейским. Потом он нашёл причины убить каждого из них по очереди (некоторые стали к тому времени уважаемыми гражданами). Большинство из них не знало, кто он такой и почему их убивает. В чикагской полиции он прославился количеством убитых чернокожих. Это был коп‑ниггер, который умел разбираться с другими ниггерами.
Отто так и не удалось опознать того полицейского, который бросил его умирать: он в общих чертах помнил его внешность, но все белые копы казались ему на одно лицо.
У него сохранилось ещё одно на редкость яркое воспоминание об одном осеннем дне 1970 года, когда он, патрулируя Пайонир‑корт, пристал к какому‑то хлыщу, бесплатно разливавшему на пробу — подумать только! — томатный сок. Отто взял с хлыща десятку и выпил стаканчик сока. Этот парень носил роговые очки и стрижку «ёжиком». Судя по всему, он не особо расстроился по поводу взятки, но почему‑то, когда Отто осушил стаканчик, в глазах очкарика появился странный блеск. У Отто даже мелькнула мысль, что томатный сок, возможно, отравлен. У полицейских повсюду были враги. Казалось, что многие поклялись убивать «легавых» при каждом удобном случае. Но десятки людей уже выпили сок и как ни в чем не бывало ушли. Отто пожал плечами и отправился дальше.
|
|
|
Задумываясь о странных изменениях, которые с ним после этого произошли, Отто всегда мысленно возвращался к этому случаю на Пайонир‑корт. С томатным соком что‑то было не так.
Только когда Стелла Марис рассказала ему про АУМ, он понял, как его поимели. Но к тому времени было слишком поздно. Он трижды проиграл, работая на Синдикат, иллюминатов и дискордианское движение. Есть только один способ спастись — затеряться в хаосе со Стеллой, которая укажет путь.
— Скажи мне только одно, крошка, — сказал он ей как‑то днём, когда они лежали голые в его квартире. — Почему для контакта со мной выбрали именно тебя?
— Потому что ты ненавидишь черномазых, — спокойно сказала Стелла, поглаживая пальчиком его член. — Ты ненавидишь ниггеров больше, чем любой белый расист. Вот почему путь к твоей свободе проходит через меня.
|
|
|
— А ты? — сердито буркнул он и, отодвинувшись от неё, резко сел. — Тебе, конечно, без разницы, чёрные или белые. Чёрное мясо, белое мясо — тебе все едино, ведь так, а, грязная шлюха?
— Тебе хотелось бы так думать, — сказала Стелла. — Тебе хотелось бы думать, что с тобой может спать только черномазая шлюха, дешёвка, которая ляжет под любого, невзирая на цвет кожи. Но ты прекрасно знаешь, что не прав. Ты знаешь, что тот чернокожий Отто Уотерхаус, который лучше всех чернокожих, потому что ненавидит всех чернокожих, — это выдумка. Это ты не отличаешь чёрное от белого и считаешь, что чёрный человек должен быть там же, где белый. Это ты ненавидишь чёрного человека, потому что он не белый. Нет, цвета я как раз различаю. Но кроме цвета, милый, я вижу в человеке ещё и многое другое. И я знаю, что все мы не там, где нам следует быть, и всем нам следует быть там, где мы есть.
— Да черт с твоей заумной философией, — сказал Уотерхаус. — Иди ко мне.
Но он учился. Он считал, что усвоил все, чему должны были его обучить Стелла, Хагбард и остальные. Информации было много, и она нагромождалась сверху на ставшую теперь мёртвым грузом иллюминатскую информацию. Но теперь его совсем загнали в угол.
|
|
|
Ему предстояло убить.
Это известие, как и все другие новости, сообщила ему Стелла.
— Это Хагбард велел?‑Да.
— Надеюсь, если я дам согласие, мне все же объяснят причину, или я должен понять её самостоятельно? Черт возьми, Стелла, ты понимаешь, что это серьёзная просьба?
— Понимаю. Хагбард сказал мне, что ты должен сделать это по двум причинам. Первая: выразить уважение к дискордианцам, чтобы и они тебя уважали.
— Сказано настоящим сицилийцем. Но он прав. Это я понимаю.
— Вторая. Он сказал, что Отто Уотерхаус должен убить белого человека.
— Что!
Отто затрясся в телефонной будке. Он нервно царапал, не читая, наклейку с надписью: ЭТА ТЕЛЕФОННАЯ КАБИНА ЗАРЕЗЕРВИРОВАНА ЗА КЛАРКОМ КЕНТОМ.
— Отто Уотерхаус должен убить белого человека. Он сказал, ты поймёшь, что он имеет в виду.
Когда Отто повесил трубку, у него все ещё дрожали руки.
— О черт, — сказал он. Он чуть не плакал.
Поэтому сейчас, 28 апреля, он стоял перед зеленой металлической дверью с номером 1723. Это был чёрный ход в квартиру кондоминиума по адресу 2323 Лэйк‑Шор‑драйв. Позади него стояла дюжина полицейских, состоявших в распоряжении прокурора штата. Все они, как и он, в бронежилетах и светло‑голубых шлемах с прозрачными пластиковыми щитками. Двое держали в руках автоматы.
— Так, — сказал Уотерхаус, глядя на часы. Фланагану нравилось назначать время операций на 5:23 утра. Сейчас было 5:22:30. — Помните: стрелять во все, что движется. — Он стоял спиной к своим людям, чтобы они не видели дурацких слез, которые упорно наворачивались на его глаза.
— Правильно, лейтенант, — насмешливо сказал сержант О'Банион.
Сержант О'Банион ненавидел чёрных, но ещё больше он ненавидел вонючих, вшивых, длинноволосых, гомосексуальных, прокоммунистических изготовителей бомб из группировки Моритури. Он был убеждён, что по ту сторону зеленой металлической двери находится их мерзкий притон, в котором они спят вповалку, обвивая друг друга грязными голыми телами, словно черви в банке. Он явственно видел это. Сержант облизнул губы. Уж он‑то с ними разберётся. Он крепче сжал автомат.
— Пора, — сказал Уотерхаус.
Было 5:23. Прикрыв лицо рукой в перчатке, он навёл свой автоматический пистолет сорок пятого калибра на дверной замок. Согласно устным инструкциям Фланагана, они не должны предъявлять ордер и даже стучаться в дверь. Им сказали, что запасов динамита, которые хранятся в квартире, хватит на то, чтобы уничтожить целый квартал роскошных высотных многоквартирных домов.
О'Банион представлял себе, как увидит белую девушку в объятиях чёрного парня и прикончит их одной пулемётной очередью. Его член начал разбухать.
Уотерхаус выстрелил в замок, бросился всем телом на дверь и распахнул её настежь. Быстро вошёл в квартиру. Его ботинки стучали по голому плиточному полу. По щекам текли слезы.
— Господи, Господи, почему ты меня оставил? — всхлипывал он.
— Кто там? — спросил голос.
Уотерхаус, глаза которого уже привыкли к темноте, взглянул через пустую гостиную в следующую комнату и увидел силуэт стоявшего Майло А. Фланагана.
Уотерхаус выбросил вперёд руку с тяжёлым автоматическим пистолетом, тщательно прицелился, сделал глубокий вздох, задержал воздух и нажал на курок. Пистолет выстрелил, ударила отдача, и чёрная фигура медленно повалилась на руки изумлённых людей позади неё.
Летучая мышь, сидевшая на подоконнике, вылетела в открытое окно в сторону озера. Её видел только Уотерхаус.
В комнату неуклюже вошёл О'Банион. Присев на одно колено, он дал очередь из шести пуль в направлении парадной двери.
— Отставить! — рявкнул Уотерхаус. — Не стрелять! Тут херня какая‑то. — Херня начнётся, подумал он, если те наши, что у парадного входа, сдуру войдут и откроют ответный огонь. — Включи свет, О'Банион, — приказал Уотерхаус.
— Здесь кто‑то стреляет.
— Мы стоим здесь и разговариваем, О'Банион. В нас никто не стреляет. Найди выключатель.
— Они взорвут бомбы! — В голосе О'Баниона слышались визгливые нотки.
— Включи свет, О'Банион, и мы увидим, что они делают. Возможно, нам даже удастся их остановить.
О'Банион ринулся к стене и начал хлопать по ней ладонью. Кто‑то из полицейских, вошедших вслед за О'Банионом через чёрный ход, наконец нашёл выключатель.
Квартира пустовала. В ней не было мебели. Не было ковров на полу, не было занавесок на окнах. Тот, кто здесь жил, исчез.
Скрипнула парадная дверь. Уотерхаус заорал:
— Все нормально! Это Уотерхаус. Здесь никого нет.
Он больше не плакал. Дело сделано. Он убил первого белого человека.
Парадная дверь широко распахнулась.
— Тут тоже никого? — спросил полицейский в каске. — Кто же тогда убил Фланагана?
— Фланагана? — переспросил Уотерхаус.
— Фланаган мёртв. Его убили.
— Тут никого нет, — сказал О'Банион, осматривавший соседние комнаты. — Что происходит, черт побери? Фланаган лично планировал эту операцию.
Сейчас, при включённом свете, Уотерхаус увидел, что кто‑то нарисовал мелом на полу пентаграмму. В центре пентаграммы лежал серый конверт. Отто его поднял. На обратной стороне конверта стояла круглая зелёная печать с надписью «ЭРИДА». Отто вскрыл конверт и прочитал:
Неплохо, Отто. Теперь немедленно отправляйся в Баварию, в Ингольштадт. Эти гады хотят имманентизировать Эсхатон.
С— М
Одной рукой складывая записку и засовывая её в карман, а другой пряча в кобуру пистолет, Отто Уотерхаус прошёл через столовую. Он едва взглянул на тело Майло А. Фланагана с пулевым отверстием в середине лба, похожим на третий глаз. Хагбард был прав. Убийству предшествовали тоска и ужас, но как только дело было сделано, он перестал что‑либо чувствовать. «Я встретил врага, и он — мой», — думал он.
Отто обошёл людей, столпившихся над телом Фланагана. Все решили, что он отправился куда‑то с докладом. Никто не мог понять, кто же все‑таки убил Фланагана.
Когда до О'Баниона наконец дошло, Отто уже сидел в своей машине. Через шесть часов, когда были блокированы аэропорты и вокзалы, Отто в международном аэропорту Миннеаполиса покупал билет в Монреаль. Ему пришлось лететь обратно в Чикаго, но во время посадки в международном аэропорту О'Хэр он не покидал борт самолёта, пока его собратья полицейские рыскали по всем вокзалам. Ещё через двенадцать часов Отто Уотерхаус был на пути в Инголыптадт, имея на руках паспорт, сделанный монреальскими дискордианцами.
— Инголыптадт, — сообщил БАРДАК. На этой неделе Хагбард ввёл в него программу, позволявшую компьютеру разговаривать на довольно сносном английском языке. — Крупнейший рок‑фестиваль в истории человечества, самое большое скопление людей в новейшей истории произойдёт близ Инголыптадта на берегу озера Тотенкопф. Ожидается до двух миллионов молодых людей со всего мира. Выступит «Американская Медицинская Ассоциация».
— Ты до этого знал или подозревал, что музыканты «АМА» Вольфганг, Вернер, Вильгельм и Винифред Зауре — четверо из Первоиллюминатов? — спросил Хагбард.
— Они были в списке, но четырнадцатыми по степени вероятности, — ответил БАРДАК. — Возможно, некоторые другие группы, которые я подозревал, — Истинные Иллюминаты.
— Теперь ты можешь сформулировать, с какого рода кризисом мы столкнёмся на этой неделе?
Возникла пауза.
— В этом месяце произошло три кризиса. Подписано несколько документов, которые призваны довести три главных кризиса до максимума. Первый кризис— это Фернандо‑По. Из‑за переворотов Фернандо‑По мир практически стоял на грани войны, но у иллюминатов в резерве был контр переворот, и это решило проблему к всеобщему удовлетворению. Главы государств — тоже люди, поэтому такое событие, хотя оно и было инсценировано, выбило их из колеи, они стали боязливее и иррациональнее. Они не в состоянии разумно реагировать на два следующих потрясения. Если тебя не интересуют более подробные характеристики личностей нынешних глав государств, служащих неотъемлемой частью мировых кризисов, то пойдём дальше. Лас‑Вегас. Я по‑прежнему не знаю подробностей того, что там происходит, но оттуда все ещё прорываются мощные болезненные вибрации. Как я понял, анализируя получаемую в последнее время информацию, где‑то в пустыне под Лас‑Вегасом находится бактериологический военный научно‑исследовательский центр. Один из моих самых мистических датчиков выдал фразу: «Туз в рукаве — отравленный леденец». Но вряд ли мы её сможем понять, пока не выясним более традиционным способом, что происходит в Лас‑Вегасе.
— Я уже направил туда Малдуна и Гудмана, — сказал Хагбард. — Что ж, БАРДАК, очевидно, третий кризис — это Ингольштадт. Что произойдёт на этом рок‑фестивале?
— Они намерены применить иллюминатскую науку стратегического биомистицизма. Озеро Тотенкопф — одно из знаменитых европейских «бездонных озёр». Это значит, что там есть выход в подземное Валусийское море. В конце Второй мировой войны Гитлер держал в Баварии целую резервную дивизию СС. Он планировал отойти к Оберзальцбургу и вместе с этой фанатично преданной ему дивизией дать последний бой врагу в Баварских Альпах. Однако иллюминаты убедили Гитлера, что у него ещё есть шанс выиграть войну, если он последует их инструкциям. Гитлер, Гиммлер и Борман отравили всю дивизию, несколько тысяч человек, цианидом. Затем водолазы опустили их трупы в полном боевом снаряжении на огромное подземное плато близ того места, где Валусийское море соединяется с озером Тотенкопф. К ботинкам эсэсовцев привязали груз, и со стороны казалось, что они стоят по стойке «смирно». Дивизионные самолёты, танки и артиллерию тоже опустили на это плато. Между прочим, многие эсэсовцы знали, что в их последнюю трапезу добавлен яд, но все равно ели. Они были уверены: если Фюрер считает, что им лучше умереть, значит, это действительно для них лучше.
— Не думаю, что за тридцать лет от них что‑нибудь осталось, — заметил Хагбард.
Ты, как обычно, ошибаешься, Хагбард, — ответил БАРДАК. — Все эти эсэсовцы были окружены биомистическим защитным полем. Вся дивизия находится в том же состоянии, в каком была в день отравления. Естественно, иллюминаты обманули Гитлера и Гиммлера. На самом деле целью массового жертвоприношения был взрывообразный выброс энергии сознания, достаточной для переброса Бормана на энергетический план бессмертия. Борману, одному из Первоиллюминатов того времени, полагалась награда за его вклад в развязывание Второй мировой войны. Пятьдесят миллионов насильственных смертей во время этой бойни помогли многим иллюминатам достичь трансцендентальной иллюминации и доставили большое удовольствие их старшим братьям и союзникам, ллойгорам.
— Так что же произойдёт в Ингольштадте во время фестиваля?
— Выступление «Американской Медицинской Ассоциации» пятым номером программы «европейского Вудстока» сгенерирует биомистические волны, которые оживят нацистские легионы в озере и заставят их выйти на берег. Воскреснув, они будут наделены сверхъестественной силой и энергией: их практически невозможно будет убить. Но они обретут ещё большую силу, когда зверски убьют миллионы юношей и девушек на берегу озера. Ведь тогда высвободится ещё больше сознательной энергии. Затем возглавляемая четвёркой Зауре дивизия двинется на Восточную Европу. Русские и без того крайне взвинчены в результате кризиса в Фернандо‑По. Они решат, что Германия, с помощью капиталистических держав восставшая из пепла, снова вероломно напала на Россию, уже в третий раз за это столетие. Они обнаружат, что обычное оружие не останавливает воскресших нацистов. Они обязательно подумают, что столкнулись с каким‑то новым видом американского сверхсекретного оружия, ведь за всем этим не могут не стоять американцы. Тогда русские начнут применять собственное сверхсекретное оружие. Вот тут‑то иллюминаты и разыграют свой припрятанный в Лас‑Вегасе туз, чем бы он ни был.
— А потом? — спросил Хагбард, напряжённо подавшись вперёд.Джордж увидел, как его лоб покрылся потом.
— Неважно, что будет потом, — отозвался БАРДАК. — Если мой прогноз верен и ситуация будет развиваться по этому сценарию, Эсхатон будет имманентизирован. Осуществится замысел иллюминатов, который они лелеяли ещё со времён Груада. Это будет их полная победа. Все они одновременно достигнут «трансцендентальной иллюминации». А для человечества это означает вымирание. Конец.
Книга четвёртая
Beamtenherrschaft
Да, Гувер умел работать. Он бы повоевал. Вот в чем дело. Он не поддался бы этим людям. Он запугал бы их до смерти. У него досье на каждого.
Ричард Милхаус Никсон
Трип восьмой, или Ход
Пришёл к Верховному Чаппаралю человек, который учился в школах Пурпурного Мудреца, и Хун‑Мэн‑Тонга, и иллюминатов, и во многих других школах; но так и не обрёл мира в душе.
И вот, учился он и в школах дискордианцев, и проповедников Мумму, и назареев, и Будды; но так и не обрёл мира в душе.
И обратился он к Верховному Чаппаралю, и просил его: «Дай мне знак, чтобы я мог поверить».
И ответил ему Верховный Чаппараль: «Оставь меня и обрати взор к горизонту, и будет тебе знак, и да не ищешь больше».
И повернулся этот человек, и обратил взор к горизонту; но Верховный Чаппараль подкрался к нему сзади, замахнулся ногой и дал этому человеку сильный пинок в зад, заставивший его страдать и ужасно его унизивший.
Имеющий глаза да прочитает и поймёт.
Мордехай Малигнатус, X. Н. С. «Книга материнской любви», «Нечестная Книга Лжи»
Церковь Звёздной Мудрости ничуть не соответствовала представлению агента 00005 о том, каким должно быть добропорядочное духовное заведение. Архитектура была слишком готической, узоры на витражах — отталкивающе неприличными («О Боже, они, верно, кровожадные дикари», — думал он), а когда он открыл дверь, на алтаре не оказалось распятия. Более того, на месте распятия он обнаружил более чем непристойное изображение. По его мнению, оно выглядело откровенно безвкусным.
«Совсем не Ортодоксальная Церковь», — решил Чипе.
Он двигался осторожно, хотя здание казалось пустым. Судя по конструкции скамеек, они скорее предназначались для каких‑то рептилий, чем для людей. В церкви, конечно, не должно быть комфортно, и это полезно для души, но здесь было… гм, слишком уж некомфортно. Первый витраж изнутри выглядел ещё хуже, чем снаружи; Чипе не знал, кто такой Святой Жаба, но если это мозаичное изображение с его именем было его портретом, то, ей‑богу, ни одна уважающая себя христианская конгрегация никогда не причислила бы его к лику святых. Следующий тип, Шоггот, был ещё менее привлекательным, но он хотя бы не был причислен к лику святых.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 246; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!