V. Христос, символ самости 4 страница



86 Здесь я должен сказать несколько слов о доктрине horos y валентиниан, передаваемой Иринеем (Adv. haer, 12, 2ff). Horos ("граница") представляет собой "силу" или божество, идентичное Христу или по крайней мере исходящее от него. Для этого понятия есть следующие синонимы: oeroqethV ("установитель границ"), metagogeuV ("переводящий через границы), karpisihV ("освободитель"), lutrwthV ("воздающий), sturoV ("крест"). В этом своем свойстве он, подобно Христу, - главная опора вселенной, то, что регулирует ее. Когда София была "бесформенным зародышем, Христос пожалел ее, растянул ее своим Крестом и дал ей форму своей силой", так что она хотя бы обрела субстанцию (Adv. haer,I,4). Он также оставил ей "намек на бессмертие". Идентичность Креста с Horos, или с Христом. очевидно следует из текста; данный образ мы встречаем также у Паулина из Нолы:

"...regnare deum super omnia Christum, qui cruce dispensa per quattuor extima ligni quattuor adtingit dimensum partibus orbem, ut trahat ad uitam populos ex omnibus oris". ("Всем правит бог Христос, который со своего вытянутого креста четырьмя оконечностями древа достигает четырех частей света, призывая к жизни народы всех земель в мире".)

{Carmina, éd. by Wilhelm Hartel, Carm. XIX, 639 tf., p. 140), O Христе как "молнии" Бога см.: "A Study in the Process of Individuati-on", pars.535f.

87 Elenchos, VII, 22, 16 (Legge trans., II, p.78)

88 Там же, VII, 26, 5 (II, p.75).

89 Panarium, XXXI, 5 (Oehler edn., I, p.314).

90 Elenchos, VII, 22, 16 (Legge trans., II, p.71)Cp. ниже, пар. 298 слл.

91 Там же, 20,5 (ср. II, c.66). Quispel, "Note sur 'Basilide'".

92 По поводу психологической природы гностических изречений см.: Quispel's "Philo und die altchristliche Häresie", где приводится такая цитата из Иринея {Adv. Haer, II, 4,2): "Id quod extra et quod intus dicere eos secundum agritionem et ignorantiam, sed non secundum localem sententiam" ("О внешнем и о внутреннем они говорят не в смысле места, а в смысле знаемого и незнаемого"). (Ср.: Legge, I, p. 127.). Непосредственно следующую за этим сентенцию - "Но в Плероме, или в том, что вмещается Отцом, содержится все созданное демиургом или ангелами, вмещаемое невыразимым величием, как центр в круге", - таким образом, надо понимать как описание содержимого

бессознательного. Взгляды Квиспела на проекцию вызывают

то критическое замечание, что проекция не устраняет реальность содержимого психики, и невозможно назвать факт "нереальным" лишь потому, что он описывается как исключительно "психический". Психе есть реальность по определению.

93 Ср.: "Психология и алхимия", пар. 52 ел., 122 ел. и "A Study in the Process of Individuation", par.542, 550, 581 f

94 Матф., 5, 48.

95 Римл., 7.21.

96 Ср. две последних статьи I части 9 тома. [Concerning Mandala Symbolizm и Мандала].

VI. ЗНАК РЫБ

137 Фигура Христа не так проста и недвусмысленна, как хоте­лось бы. Я здесь имею в виду не громадные трудности, воз­никающие при сопоставлении Христа синоптических еванге­лий с Христом Иоанна, а тот примечательный факт, что в герменевтических сочинениях Отцов Церкви, восходящих еще к дням первоначального христианства, Христос имеет не­сколько символов или "аллегорий", общих с дьяволом. В их числе я назвал бы льва, змею {coluber, "гадюку"), птицу (дьявол = ночная птица), ворона, (Христос = nycticorax, "ноч­ная цапля"), орла и рыбу. Следует также заметить, что Люци­фер, Утренняя Звезда, обозначает как дьявола, так и Христа.1 Наряду со змеей, рыба — одна из древнейших аллегорий. Се­годня мы предпочли бы называть их символами, ибо эти си­нонимы подразумевают обычно нечто большее, чем простые аллегории: в случае символа рыбы это особенно очевидно. Непохоже, чтобы исхирос было простым анаграмматическим сокращением2 (Иисус Христос сын божий, спаситель); ско­рее, это — символическое обозначение чего-то более сложно­го. (Как я неоднократно указывал в других своих работах, я не рассматриваю символ как аллегорию или знак, но понимаю его в его собственном смысле, как наилучший способ описа­ния и формулирования предмета, не могущего быть познан­ным до конца. Именно в таком смысле вера именуется "sym-bolum"). Порядок слов также создает впечатление, что они были расставлены так с целью дать объяснение уже имеюще­муся и широко распространенному "Ichthys"3. Ибо символ рыбы имеет долгую и выразительную предысторию, особенно на Ближнем и Среднем Востоке — от вавилонского рыбопо­добного бога Оаннеса и его жрецов, облекавшихся в рыбью кожу; сакральных рыбных трапез, входивших в культ фини­кийской богини Деркето-Атаргатис, до темных мест надписи Аверкия.4 Диапазон этого символа — от рыбы-спасительницы Ману в отдаленнейшей Индии до евхаристического рыбного празднества, справлявшегося "фракийскими всадниками" в Римской империи.5 Для наших целей вряд ли необход далее углубляться в соответствующий обширный материал. Как было показано Дельгером и другими исследователями, встречается немало случаев символизма рыбы и в мире чис христианских по происхождению идей. Стоит только упом нуть возрождение в купели, где принимающий крещение г вает, подобно рыбе.6

128 Ввиду столь широкой распространенности символа рт его появление в том или ином определенном месте в тот или иной момент мировой истории не должно вызывать удивление. Однако внезапная активизация данного символа и его отождествление с Христом уже в раннюю пору существовании Церкви заставляют предположить наличие второго источника. Этот источник — астрология; первым, кажется привлек к нему внимание Фридрих Мюнтер.7 Джеремиас8 становится на ту же точку зрения и упоминает, что в написанном в XTV веке еврейском комментарии к Даниилу пришествие Мессии ожи­далось под знаком Рыб. Мюнтер в позднейшей своей публи­кации9 говорит, что этот комментарий восходит к Дону Иса­аку Абарбанелю, родившемуся в Лиссабоне в 1437 г. и умер­шему в Венеции в 1508 г.10 В комментарии разъясняется, что Дом Рыб является домом справедливости и сияющего света (И в К). Далее говорится, что в anno mundi (в году от начала мира) 2365(11) про­изошло великое соединение Сатурна и Юпитера в знаке Рыб.12

По словам автора комментария, две эти великие планеты наиболее важны для судеб мира, в особенности же для судеб евреев. Соединение произошло за три года до ро­ждения Моисея. (Это, конечно, всего лишь легенда). Абарба-нель ожидает прихода Мессии в момент соединения Юпитера и Сатурна в знаке Рыб. Не он первый выразил подобные ожи­дания. Заявления такого рода можно встретить и четырьмя столетиями раньше; например, раввин Абрахам бен Хийя (умер приблизительно в 1136 году) предрекал пришествие Мессии в 1464 году, во время великого соединения в знаке Рыб; то же передают и о Соломоне бен Габироле (1020-1070.)13 Эти астрологические представления становятся понятны, ес­ли учесть, что Сатурн — звезда Израиля, а Юпитер означает "царь" (правосудия). В число территорий, управляемых Ры­бами — домом Юпитера — входят Мессопотамия, Бактрия, Красное море и Палестина.14 Хиун (Сатурн) упоминается у пророка Амоса, 5:26 в качестве "звезды бога вашего".15 Яков из Саруга (ум.521) говорит, что израильтяне поклонялись Са­турну. Сабеи называли его "богом евреев".16 Шабаш — это суббота, день Сатурна. Альбумасар17 свидетельствует, что Са­турн является звездой Израиля18 В средневековой астрологии Сатурн считался местопребыванием дьявола. Как Сатурн, так и Ялдаваоф, демиург и высший архон, наделены львиными ликами. Ориген извлекает из диаграммы Цельса информацию о том, что Михаил, первый ангел Создателя, имеет "вид льва".20. Он со всей очевидностью занимает место Ялдаваофа, тождественного Сатурну, как указывает Ориген.21 Демиург наассенов — "огненный бог, четвертый по порядку."22 Со­гласно учению Апеллеса, связанного с Маркионом, был "тре­тий бог, говоривший с Моисеем, бог огненный; был и четвер­тый, создатель зла".23 Очевидна тесная связь бога наассенов с богом Апеллеса, а также с Яхве, демиургом Ветхого Завета.

129 Сатурн — "черная" звезда,24 в древности имевшая репута­цию "зловещего Драконы, змеи, скорпионы, гадюки, лисы, кошки, мыши, ночные птицы и прочее темное отродье составляют удел Сатурна — говорит Буше-Леклерк.25 Весьма примеча­тельно, что в число Сатурновых животных входит и осел,26 на этом основании считавшийся териоморфной ипостасью иудейского бога. Живописным его изображением служит хо­рошо известное Палатинское пародийное распятие.27 Сход­ную традицию можно обнаружить у Плутарха,28 Диодора, Иосифа29 и Тацита30. Саваоф, седьмой архон, имел облик осла.31 Тертуллиан намекает на эти мнения и слухи, когда говорит: "Вы находитесь под действием того заблуждения, что нам служит Богом ослиная голова", и что "мы поклоняемся одному лишь ослу".32 Как мы уже указывали, осел посвящен египетскому Сету.33 В ранних текстах, однако, осел выступает атрибутом солнечного бога, и только позднее становится эм­блемой подземного Апепа и зла (Сета).34

130 Согласно средневековой традиции, иудейская вера возникла при соединении Юпитера с Сатурном, ислам — при юпитер-меркурий-венера, христианство — при юпитер в соединении с меркурием, а при соединении юпитера и луна появился Антихрист.35 В отличие от Сатурна, Юпитер — благотворная звезда. В иран­ской системе взглядов Юпитер означает жизнь, Сатурн — смерть.36 Их соединение, таким образом, означает объединение самых крайних противоположностей. В 7 году до н.э. это зна­менательное соединение случалось в знаке Рыб не менее трех раз. Наибольшее сближение наблюдалось 29 мая указанного года, когда планеты отстояли друг от друга всего на 0,21 гра­дуса — меньше, чем на размер полной луны.37 Соединение произошло в середине коммиссуры, "связки", "вблизи изгиба линии Рыб". С астрологической точки зрения это соединение должно было выглядеть особенно значительным, благодаря особо близкому схождению двух планет и, соответственно, впечатляющей их яркости. В дополнение к этому, с гелиоцен­трической точки зрения, оно происходило вблизи точки рав­ноденствия, располагавшейся в то время между овном и рыбой, то есть между огнем и водой38. Соединение характеризовалось тем важным фактом, что Марс находился в противостоянии (марс против Юпитер-сатурн) с астрологической точки зрения это означает, что пла­нета, связываемая с инстинктами, занимала враждебную по­зицию, — что и в самом деле соответствует специфическим характеристикам христианства. Если мы примем расчеты Герхарда, по которым соединение имело место 29 мая 7 года до н.э. — то положение солнца — особенно важное при рождении человека — в момент рождения Христа попадет в двойной знак Близнецов.39 Невольно приходит на ум древнеегипетская пара враждующих братьев — Гор и Сет, приносящий и при­носимый в жертву (ср. примечание 27 о "мученичестве" Сета), в некотором смысле предваряющие драму христианского мифа. В египетском мифе на "рабском столбе"40 приносится в жертву тот из них, что воплощает зло. Однако пару братьев — Херу-ура (старший Гор) и Сета — изображают иногда с одним телом и двумя головами. Планета Меркурий соответствует Сету, и это представляет интерес в связи с традицией о воз­никновении христианства при соединении Юпитера с Мер­курием. Во времена Нового царства (XIX династия) Сет фи­гурирует в дельте Нила под именем Сутех. В новой столице, выстроенной Рамсесом II, один из кварталов был посвящен Амону, а другой — Сутеху.41 Предполагается, что именно там евреи трудились в качестве рабов.

131 При рассмотрении двойственного аспекта Христа следует упомянуть легенду о Piscis Sophia (III век), также имеющую египетское происхождение. В ней Мария говорит Иисусу:

"Когда ты был ребенком, прежде чем дух сошел на тебя, когда ты был в винограднике с Иосифом, дух спустился с высоты и пришел ко мне в доме, уподобившись тебе, и я не узнала его, но считала, что это ты. И он сказал мне: "Где Иисус, брат мой, дабы пойти мне повидать его?" И когда он сказал мне это, я усомнилась, думая, что некий признак искушает меня. Я схватила его и привязала к ножке кровати, бывшей в доме, и пошла в поле за тобой и за Иосифом; и нашла вас в винограднике, где Иосиф подвязывал лозы к шестам. И случилось так, что когда я рассказывала об этом Иосифу, ты все понял и возрадовался, и спросил: "Где он, чтобы я мог увидеть его?" И случилось так, что Иосиф, услыхав такие твои слова, опечалился. Мы пошли все вместе, вошли в дом и нашли духа привязанным к кровати; и мы, посмотрев на тебя и на него, обнаружили, что ты похож на него. И мы его, привязанного к кровати, отвязали, он же обнял тебя и поцеловал, и ты также поцеловал его, и вы стали единым целым".42

132 Из контекста данного фрагмента следует, что Иисус есть "истина, прорастающая из земли", тогда как дух, похожий на него, есть "правосудие, взирающее вниз с небес". Текст гласит: "Истина есть сила, исшедшая от тебя, когда ты пребывал в нижних областях хаоса. По этой причине, сила твоя рекла устами Давида: "Истина возникнет из земли" ибо ты был в нижних областях хаоса".43 Соответственно Иисус выглядит как двойственная личность, часть которой подни­мается из хаоса или материи в то время как другая часть спуска­ется в виде пневмы с неба.

133 Вряд ли можно подыскать более наглядное изображение "разделения природ", характерное для Гнос­тического Спасителя, чем то, которое дается астрологическим определением времени. Астрологические выкладки (а сделать их и в древности было нетрудно) все указывают на выдаю­щийся двойственный аспект44 рождения, наблюдавшийся именно в то время; становится понятно, насколько правдопо­добной выглядела астрологическая интерпретация мифа о Христе и Антихристе при его появлении во времена гности­ков. Весьма давний авторитет, по крайней мере не позднее VI века, выразительно засвидетельствовал антитетическую при­роду Рыб в Талмуде, где читаем:

" Четыре тысячи двести девяносто один год после Сотворения [530 г.н.э.] мир будет оставлен осиротевшим. Далее последует война tanninim [морских чудовищ], война Гога и Магога, а затем — эра Мессии: лишь по прошествии семи тысяч лет Наисвятейший, да будет Он благословен, обновит свой мир. Раввин Авва, сын Paei сказал, что согласно учению, это произойдет через пять тысяч лет".46

Комментатор Талмуда Соломон бен Исаак, или Раши (1039-1105) замечает, что tanninim — это рыбы; он здесь опирается, предположительно, на более ранний источник, поскольку подает данное мнение не как свое собственное, что для него необычно. Его замечание важно, во-первых, тем, что оно пре­подносит сражение рыб как эсхатологическое событие (подо­бное битве Бегемота и Левиафана), а во-вторых, тем, что это, по всей вероятности, самое раннее свидетельство в пользу ан­титетической природы рыб. Примерно тем же периодом (XI в.) датируется апокрифический текст Иоанновой Книги Бытия, в котором упоминаются две рыбы — на сей раз в без­условно астрологической форме.46а Оба текста принадлежат критической эпохе — началу второго тысячелетия христианс­кой эры (о чем подробнее я скажу далее).

134 531 год в астрономическом плане характеризовался соеди­нением юпитера и сатурна в знаке Близнецов. Этот знак представляет собой пару братьев — также несколько антитетической при­роды. Греки считали их Диоскурами ("детьми Зевса"), сы­новьями Леды, зачатыми ею от лебедя и вылупившимися из яйца. Поллукс был бессмертным, Кастору же достался человеческий удел. Согласно другой интерпретации, в их.представлены Аполлон и Геракл, или же Аполлон и Дионис. Обе интерпретации предполагают определенную поляриза­цию. Как бы то ни было, с астрономической точки зрения воздушный знак Близнецов находится в четвертичном, то есть неблагоприятном, аспекте с соединением, имевшим место в 7 г. н.э. Внутренняя поляризация И, вероятно, способна про­лить свет на пророчество относительно войны tanninim, ин­терпретируемых Раши в качестве рыб. Как говорилось выше, датировка рождения Христа указывает на то, что солнце в то время находилось в знаке Близнецов. Мотив братьев, связан­ный с Христом, обнаруживается очень рано, например, у иудео-христиан и эбионитов.47

135 На основании всего сказанного мы можем рискнуть выра­зить догадку, что талмудическое пророчество основано на ас­трологических предпосылках.

I36 Античным астрологам был хорошо известен факт прецессии равноденствия. Ориген, опираясь на наблюдения и расчеты Гиппарха,48 использует этот факт как веский довод против астрологии, базирующейся на так называемых "morphomata" (реальных созвездиях).49 Естественно, это неприменимо к уже проводившемуся в античной астрологии разграничению между morphomata" и фиктивными знаками зо­диака.50 Если мы будем считать, что 7 тысяч лет, указанные в пророчестве, соответствуют anno mundi 7000, то этому до­лжен отвечать 3239 г. н.э. К указанной дате, весенняя точка сместится со своего нынешнего положения на 18 градусов, в созвездие Водолея, именем которого и названа следующая эра. Так как астрологи И-Ш вв. должны были быть знакомы с прецессией, мы можем допустить, что названные даты ос­нованы на астрологических соображениях. В любом случае, средневейовье немало заботилось о вычислении наибольшего соединения и большие соединения, о чем нам известно благодаря Пьеру д'Айи и Кардану.51 Пьер д'Айи считал, что первое от сотво­рения мира coniunctio maxima (Юпитер в соединении с Сатурном в овне) произошло в 5027 г. до н.э. Кардан относил десятое соединение к 3613 г.н.э.52 Оба они предполагали слишком большой временной интервал между соединениями в одном и том же знаке. На самом деле, астрономический интервал составляет около 795 лет. Вычис­ленное Карданом соединение, таким образом, должно про­изойти в 3234 г.н.э. Естественно, эта дата крайне важна для астрологических спекуляций.

137 Что касается называвшихся 5000 лет, соответствующей да­той будет 1239 г. н.э. — год, принадлежавший эпохе, знаме­нитой своей духовной нестабильностью, революционными ересями и хилиастическими ожиданиями; в то же время, это была эпоха основания нищенствующих орденов, вдохнувших в монашество новую жизнь. Одним из наиболее заметных сре­ди голосов, возвещавших "новую эру духа", был голос Иоахи­ма Флорского (ум. 1202), чье учение осудил Четвертый Латеранский собор в 1215 году. Иоахим ожидал, что в ближайшем будущем снята будет седьмая печать, что состоится пришест­вие "вечного евангелия" и настанет царство "разума духовного, эра Святого Духа. Он говорил, что эту третью эру уже начал Святой Бенедикт, основатель бенедиктинского ордена (предполагается, что первый монастырь был построен не­сколькими годами позднее 529 г.). Один из последователей Иоахима, францисканский монах Жерар из Борго Сан Доннино, провозгласил в своем «Введении в вечное евангелие», появившемся в Париже в 1254 г., что три главных трак­тата Иоахима фактически и есть вечное евангелие и что к 1260 г. они заменят собой евангелие Иисуса Христа.53 Как известно, Иоахим видел в монашестве подлинное средство распространения Святого Духа; именно по этой причине он датировал начало новой эры временем жизни Святого Бене­дикта, основателя бенедиктинского ордена, что послужило исходной точкой распространения монастырей на Западе.

138 Уже Пьеру д'Айи время папы Иннокентия III (1198-1216) казалось весьма значимым. Он сообщает, что приблизительно к 1189 г. закончился еще один полный цикл обращения Са­турна ("completae anno Christi 1189 vel circiter"), и далее выра­жает сожаление по поводу осуждения папой трактата аббата Иоахима,54 а также еретической доктрины Альмарика.55 Пос­ледний — не кто иной, как философ-теолог Амальрик из Бене (ум. 1204), участвовавший в тогдашнем широко распростра­ненном движении Святого Духа. Именно в то время возникли доминиканский и францисканский нищенствующие ордена, по словам Пьера д'Айи, "ставшие великим чудом христианс­кой церкви". Он, таким образом, подчеркивает те же явления, что привлекли наше внимание в качестве характерных для эпохи, и считает эту эпоху предсказанной астрологией.

139 Дата основания монастыря в Монтекассино очень близко подводит нас к 530 году — предреченному критическому году Талмуда. По мнению Иоахима, тогда было положено начало не только новой эре, но и новому "состоянию" мира — эпохе монашества и царству Святого Духа. Начало это приходится еще на эпоху Сына, однако Иоахим психологически весьма корректно предполагает, что новое состояние — или новая позиция, как мы сказали бы — должно вначале проявлять себя в виде более или менее латентной стадии, за которой затем последует fructificatio, "пора цветения и пора плодов". Во вре­мена Иоахима о плодах говорить было еще рано, но можно было наблюдать необычайно широкое оживление движения человеческого духа. Каждый ощущал дуновение пневмы; то была эпоха беспрецедентно новых идей, распространявшихся катарами, патаренами, конкорриччи, вальденсами, лионски­ми бедняками, братьями Свободного духа, бегардами, братьями "божьего хлеба"56 и как бы там еще ни назывались по­добные течения. Начало их, по всей видимости, приходится на первые годы XI века. Собранные Ханом современные им документы проливают яркий свет на идеи, распространенные в этих кругах:

"Также они верят, что они сами суть Бог по природе без разгра­ничения... и что они вечны.

Также, что не нуждаются они ни в каком Боге или Божестве.

Также, что они суть царствие небесное.

Также: что стоят они нерушимо на новой скале, ничему не радуясь и ничем не беспокоясь.

Также, что человеку надобно более следовать внутреннему побуж-дениф, нежели каждодневно проповедуемой истине Евангелия... и говорят они, что, по их мнению, (в Евангелии) есть поэтические прикрасы, лишенные истинности".

140 Вероятно, немногих приведенных примеров достаточно, чтобы показать, какого рода духом вдохновлялись эти движе­ния. Они вербовались из людей, отождествлявших себя (или отождествляемых) с Богом, считавших себя сверхлюдьми, критически подходивших к евангелиям, следовавших побуж­дениям внутреннего человека, и понимавших царство небес­ное как нечто внутри себя. Получается, что в некотором смыс­ле их мировоззрение было близко к современному, хотя вмес­то являющегося бичом наших дней рационалистического и политического психоза у них наблюдалась религиозная ин­фляция. Не следует приписывать указанные экстремистские идеи Иоахиму, даже несмотря на то, что он участвовал в тог­дашнем великом брожении духа в качестве одной из выдаю­щихся фигур. Можно спросить себя: каков был психологичес­кий импульс, заставлявший его самого и его последователей лелеять столь смелые ожидания, как замена христианского откровения "вечным евангелием" или как вытеснение второй ипостаси Божества третьей, коей предстоит царствовать в но­вой эре. Подобные мысли кажутся настолько еретически под­рывными, что вряд ли они могли бы прийти ему в голову, если бы его не поддерживали и не уносили за собой революцион­ные течения эпохи. Он ощущал их как откровение Святого Духа, чью жизнь и порождающую силу никакая церковь не в состоянии остановить. Нуминозный характер этого ощущения подкреплялся временным совпадением — "синхронистичностью" — эпохи, в которую он жил, и начала периода "антихристовой" рыбы в знаке Рыб. Как следствие, возникает соблазн считать движение Святого Духа и главнейшие из идей Иоахима прямым выражением антихристианской психологии на заре ее существования. Во всяком случае, осуждение Цер­кви вполне понятно, ибо его позиция по отношению к Церкви Иисуса Христа во многих пунктах приближается к открытому бунту, а то и полному отступничеству. Однако если мы отне­семся с некоторым доверием к убежденности авторов указан­ных нововведений в том, что ими движет Святой Дух, появит­ся возможность, даже весьма большая вероятность правиль­ности другой интерпретации.

141 Я имею в виду, что как Иоахим связывал скрытое начало "состояния" Святого Духа со Святым Бенедиктом, так и нам позволительно предположить скрытое предвосхищение ново­го состояния в лице самого Иоахима. На сознательном уровне он, конечно, считал, что претворяет в реальность состояние, соответствующее Святому Духу, — так же как Святой Бене­дикт, конечно, с помощью монашества намеревался лишь ут­вердить Церковь на прочном основании и углубить значи­мость Христианской жизни. Однако бессознательно Иоахим вполне мог быть охвачен архетипом духа; психологическая ве­роятность этого весьма велика. Без сомнения, его активность опиралась на нуминозньгй опыт, являющийся характерным переживанием всех, кто подпадает под действие архетипа. Иоахим понимал дух не в смысле эмпирического архетипа, а в его догматическом качестве третьей ипостаси Божества, ибо другого выбора у него попросту не было. Соответствующий архетип не имеет единого значения: он изначально представ­ляет собой амбивалентную двойственную фигуру58, которая, породив в рамках движения Святого Духа свои наиболее про­тиворечивые проявления, впоследствии в алхимическом по­нятии духа снова вышла на поверхность. В свое время об этой дуалистической фигуре успели составить довольно ясное представление гностики. Таким образом, весьма естественно, что в эпоху, совпавшую с началом периода второй из Рыб, эпоху, просто вынужденно оказывавшуюся двусмысленной, слияние со Святым Духом в его христианской форме однов­ременно помогло архетипу духа со всей характерной для него амбивалентностью осуществить очередной прорыв. Неспра­ведливо было бы стричь под одну гребенку столь достойную личность, как Иоахим, и фанатичных приверженцев револю­ционно-анархических беспорядков, в которые во многих мес­тах превратилось движение Святого Духа. Нам скорее следует предположить, что Иоахим, сам не желая того, открыл двери новому "состоянию", религиозной позиции, призванной пе­рекрыть и скомпенсировать пугающую пропасть, разверзшу­юся в XI веке между Христом и Антихристом. Только антих­ристову эру можно винить в том, что дух стал бездуховным, а жизненный архетип постепенно выродился в рационализм, интеллектуализм и доктринерство, прямой дорогой ведущее к трагедии нынешних времен, нависающей сейчас над нашими головами, как Дамоклов меч. В той давней формуле Троицы, которая была известна Иоахиму, догматическая фигура дьяво­ла отсутствовала, ибо тогда, как и теперь, он влачил сомнительное существование где-то на околице теологической ме­тафизики в форме mysterium iniquitatis. Ha наше счастье, угроза его прихода была предсказана уже в Новом Завете; ведь чем меньше дьявола узнают, тем он опаснее. Кто смог бы заподо­зрить, что он скрывается за такими звучными своими имена­ми, как общественное благосостояние, пожизненная гаран­тия, мир между народами и т.п.? Он прячется за разного рода идеализмом и вообще за -"измами"; опаснее всего в них — доктринерство, самая бездуховная из манифестаций духа. Ны­нешней эпохе настоятельно необходимо найти общий язык с фактами, такими, как они есть, с противоположностями аб­солютного характера, которые не только в политическом плане раздирают мир на части, но и сумели внести раскол в сердце человека. Нам нужно отыскать путь назад, к первона­чальному живому духу, в силу своей амбивалентности способному выполнять медиаторную функцию соединения противо­положностей,59 идея коего привлекала алхимиков на протя­жении многих столетий.

142 Если в эпоху Рыб, кажется, преобладает архетипический мотив враждующих братьев, то приближение следующего пла­тоновского месяца, а именно эры Водолея, должно констеллировать проблему единства противоположностей. Эта про­блема не может быть разрешена ни философией, ни эконо­микой, ни политикой; ее способен решить только человечес­кий индивид в своем опыте переживания живого духа, чей огонь сошел на Иоахима, избрав его одним из многих, и был передан им далее в будущее, невзирая на все современные ему недоразумения. Примером того, как на протяжении столетий происходит развитие символов, может служить торжес­твенное признание в наши дни Assumptio Mariae (вознесение Марии). Побуждение здесь исходило не от церковных властей, демонстрировавших немалые сомнения и откладывавших провозглашение данного догмата в течение почти ста лет,60 а от католических масс, все ревностнее настаивавших на его принятии. В своей основе их настойчивость представляет собой потребность архетипа в са­мореализации. 61

143 Отзвуки движения Святого Духа в последующие годы до­шли до четырех выдающихся умов, имевших громадное зна­чение для будущего. Эти умы — Альберт Великий (1193-1280); его ученик Фома Аквинский, философ Церкви и адепт алхи­мии (как и Альберт); Роджер Бекон (около 1214 — около 1294), англичанин, предвосхитивший появление индуктивной нау­ки; наконец, Майстер Экхарт (около 1260 — 1327), самостоя­тельный религиозный мыслитель, чьи труды переживают сей­час подлинное возрождение после шести веков забвения. Кое-кто справедливо усматривает в движении Святого Духа пред­варение Реформации. Приблизительно в XII-XIII веках также дают о себе знать первые ростки латинской алхимии, фило­софский и духовный смысл которой я постарался прояснить в моей книге "Психология и алхимия". Упоминавшийся выше (пар. 139) образ "нерушимого стояния на новой скале" пора­зительно напоминает центральную идею философской алхи­мии, рассматривавшийся как параллель Христу — "скала", "камень", "краеугольный камень". Присциллиан (IV век) говорит: "Христос для нас скала, Иисус для нас краеугольный камень".62 Алхимический текст говорит о "скале, по которой трижды ударил жезл Моисея, и вода по­текла из нее вольным потоком".63 Lapis именуется "священ­ной скалой", и описания наделяют его четырьмя частями.64 Святой Амвросий говорит, что истечение воды из скалы пред­варяет собой кровь, исторгнутую из бока Христа.65 Еще один алхимический текст упоминает "воду из скалы" в качестве эквивалента все растворяющей жидкости, aqua permanens (вечная вода) 66. Кунрат, на своем несколько цветистом языке, говорит даже о "Petroleum sapientum"(нефти мудрецов) Наассены называла Адама "скалой", и "краеугольным камнем".68 Обе эти аллегории Христа упоминают Епифаний в своем Ancomtus, а также Фирмик Ма­те рн.69 Данный образ, общий для церковного и алхимического языков, восходит к 1 Коринф., 10:4 и 1 Петра, 2:4.


Дата добавления: 2015-12-21; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!