Эффект К.Э.Циолковского 2 страница
Магнитное поле земного шара влияет на траекторию полета этих частиц и отклоняет их к полюсам. В экваториальную зону проникают лишь те частицы, которые имеют энергию в несколько миллиардов электронвольт. Области вблизи магнитных полюсов считаются свободными от частиц высоких энергий. Впервые это показал еще Карл Стёрмер. Этой же точки зрения придерживаются и в наше время.
Имя профессора Стёрмера, замечательного норвежского ученого, теперь почти забыто. Это несправедливо, ибо ему мы обязаны первым основательным изучением данного вопроса. Им были впервые вычислены кривые, по которым происходит движение космической частицы в магнитном поле земного шара. Мы с К. Э. Циолковским тщательно изучили любезно присланные профессором Стёрмером кривые и схемы распределения космических частиц, электронов и протонов при попадании их в магнитное поле Земли. Различные вариации знаменитого опыта Биркелэнда, осуществленного в конце прошлого века, и математический анализ показали, что полюса Земли свободны от этих частиц и, таким образом, могут служить конусообразными «воротами» в Космос. Человек через полюс достигает любых высот, минуя опасные излучения.
Благодаря спутникам и космическим ракетам наши знания о распределении этих опасных зон вокруг земного шара значительно расширились. Теперь считается, что Землю опоясывают две такие гигантские зоны, причем одна зона как бы вложена в другую, и ось их проходит через северный и южный магнитные полюсы Земли. Над экватором внутренняя зона достигает высоты около 6 тысяч километров. Внешняя зона простирается почти на 50 тысяч километров. В средних широтах края зоны загибаются к Земле, и в районе магнитных полюсов пространство над Землей оказывается свободным от этих излучений. То, что показал таким наглядным образом в своем опыте Биркелзнд и ориентировочно вычислил Стёрмер, было подтверждено нашими спутниками и ракетами (С.Н.Вернов, А.Е.Чудаков).
|
|
|
[ Чудаков Александр Евгеньевич (p. 1921) — советский физик, академик, работал в Физическом институте АН СССР 1946—1971), затем в Институте ядерных исследований АН СССР. Основные труды по изучению природы и свойств космических лучей. Развил методику измерения энергии частицы, вызвавшей космический ливень, применил ее для поиска локальных источников гамма-квантов высокой энергии. Совместно с С.Н.Верновым и другими открыл и исследовал внешний радиационный пояс Земли.]
Я состоял в переписке с профессором Карлом Стёрмером, получал от него не только оттиски, но и великолепные фото северных сияний, которые он сам снимал на Крайнем Севере. Профессор Стёрмер уже в те годы писал мне о зонах опасности, которые ожидают живых существ при взлете их в космическое пространство. Он не был так оптимистичен, как К. Э. Циолковский и многие наши современники, и считал, что высотные подъемы человека с его тонкоравновешенным во всех деталях организмом будут весьма опасны из-за больших скоростей и энергий летающих частиц. Теперь мы знаем, что профессор Стёрмер был прав: максимальная доза облучения в радиационных поясах может составить в сутки большое количество рентген, т. е. быть вполне смертельной для человека, ибо шестьсот рентген единовременно уже убивают человека. В одном из своих писем он сообщал мне, что его «недавние теоретические работы» показали: скорость частиц настолько велика, что может «пробить» любой металл, пронзить его как кинжалом и подвергнуть живые существа огромной опасности. «Хотя, — писал он, — пространство в области полюса может быть свободно от частиц солнечной материи».
|
|
|
Я читал эти обстоятельные письма К. Э. Циолковскому. Мнение профессора Стёрмера он не вполне разделял.
— Излишнее опасение вредно! Опасность — это одно, трусливость — второе, а научная борьба с опасностью — третье. Ум человека устроен так, чтобы успешно преодолевать все эти преграды, отделяющие нас от великого Космоса.
|
|
|
Поверхность Земли и ее биосферу охраняет толстая броня атмосферы, простирающаяся вверх на сотни километров, где на критическом уровне плотность падает до 1×10—12 плотности на поверхности Земли. Атмосфера для первичных космических лучей является хорошим защитным экраном, и до биосферы, эти лучи практически не доходят. Быстролетящие частицы уже в верхних слоях атмосферы, сталкиваясь с газовыми молекулами и атомами, разрушают частицы земной атмосферы, отдают им свою энергию, чтобы они в свою очередь поделились полученной энергией с частицами нижележащих слоев. Так образуется ядерно-каскадное размножение, или широкая лавина космических частиц, покрывающих одномоментно несколько квадратных километров земной поверхности. Химический состав космических лучей различен. Первичные космические лучи в подавляющей части имеют галактическое происхождение. Космические лучи, несущие солнечную материю, можно наблюдать в полярных сияниях, особенно вскоре после ослепительных вспышек на Солнце.
Космическое излучение, как известно, обнаруживается несколькими способами. Надежными приборами считаются ионизационная камера Ч.Т.Р.Вилсона и счетчик Гейгера—Мюллера. Камера Вилсона наполняется насыщенным паром. Увеличивая объем камеры с помощью поршня, вызываем понижение температуры, и пар становится перенасыщенным. Если ионизирующая частица пролетит через камеру непосредственно перед расширением, то на ее пути останутся капельки воды, которые фиксируются на фотоснимке. Диффузионная камера, предложенная А. Лангсдорфом в 1936 году, является значительным усовершенствованием камеры Вилсона, в ней необходимые условия существуют стационарно. В недавнее время всеобщее признание получила пузырьковая камера — высокоэффективный прибор, представляющий собой дальнейшее усовершенствование метода фотографирования путей частиц и их взаимодействия с веществом.
|
|
|
[ Вильсон (Уилсон), Чарлз Томсон Рис (1869—1959) — английский физик, член Лондонского Королевского общества. Провел работы по конденсации паров под влиянием различных агентов, в частности быстролетящих заряженных частиц. Эти работы привели его к изобретению прибора, впоследствии названного «камерой Вильсона», с помощью которого можно наблюдать как визуально, так и фотографическим путем следы (треки) летящих (в том числе космических) частиц. Лауреат Нобелевской премии (1927).]
[ Гейгер, Ганс (1882—1945) — немецкий физик. В 1908 г. определил заряд электрона (е = 4,65×1010 электрических единиц). Вместе с Эрнстом Резерфордом изобрел в 1908 г. прибор, позволяющий обнаруживать (считать) отдельные заряженные частицы; в дальнейшем усовершенствован В.Мюллером и Гейгером и стал называться «счетчик Гейгера—Мюллера». Имеет и другие заслуги в изучении элементарных частиц и космических лучей.]
Счетчик Гейгера—Мюллера состоит из цилиндра с двумя электродами: одним является поверхность цилиндра, другим — проволока, проходящая по оси цилиндра и укрепленная на изоляторах. К этим электродам подводится напряжение, которое ниже напряжения, вызывающего светящийся разряд в камере, поэтому ток через нее не проходит. Когда в счетчик попадает космическая частица, она вызывает образование электронов и ионов, которые в свою очередь способствуют возникновению других электронов и ионов. Воздух в счетчике начинает проводить электричество, через счетчик проходит импульс, который легко зафиксировать. Если в счетчике будут пары спирта, счетчик можно сделать самогасящимся. Это позволяет обнаружить и сосчитать каждую космическую частицу. Поскольку импульс тока пропорционален энергии, счетчик может различать частицы с разной энергией. Счетчики, расположенные в определенном геометрическом порядке, позволяют определять направление космических лучей.
Объединяя счетчик Гейгера—Мюллера и усовершенствованную камеру Вилсона, можно получить самые разнообразные сведения о космических лучах. Эти чувствительнейшие аппараты, улавливающие пролет каждой частицы и помещенные на высоких горах Земли, позволяют более или менее достоверно подсчитать количество и энергию первичных космических частиц, летящих к нам из глубин Вселенной, потерю в количестве частиц и в их энергии при достижении ими поверхности Земли, ее биосферы.
В последние годы был предложен еще один способ наблюдения за движением элементарных частиц в пространстве и их взаимодействием, а именно импульсивная искровая камера, позволяющая регистрировать даже самые редкие события в космическом излучении. Пачки фотографических пластинок с толстым эмульсионным слоем делают видимым взаимодействие частиц с материей.
Многочисленные исследования, произведенные во многих странах, установили, что на уровне моря космическое излучение состоит в основном из электронов, позитронов, гамма-квантов и мю-мезонов.
Как же реагируют живые организмы на вторжение в них космических лучей, достигающих биосферы? Такой вопрос был неоднократно обсуждаем нами с Константином Эдуардовичем в 1922—1925 годах. Я предложил считать, что на уровне биосферы или на уровне моря влияние нормального космического излучения уравновешено физико-химическими приборами адаптации, существующими, по-видимому, во всякой живой клетке. Под словами «нормальное космическое излучение» следовало принять среднюю его интенсивность в годы минимума циклической деятельности Солнца на уровне моря.
— А как же быть вездоплавателю там, на больших высотах? — спрашивал К. Э. Циолковский.
— Надо думать, что к тому времени, когда человеку придется лететь в Космос на ваших ракетных кораблях, вопросы защиты на больших высотах будут разрешены.
— А если нет? Трудно сказать, что пойдет быстрее — технический прогресс или прогресс физики и биологии. Про медицину я и не говорю, она, как всегда, будет плестись в хвосте...
К. Э. Циолковский в те годы не допускал мысли о смертоносном действии на организм космического излучения. Вот что он писал по данному поводу: «Эти космические лучи проникают толщу свинца по крайней мере в 10 метров. Сопротивление атмосферы не более 1 метра свинца. Таким образом, до поверхности Земли эти лучи доходят, почти не ослабляясь. Как известно, они тут никого не убивают. Значит, и десятипроцентная прибавка их силы никого в пустом пространстве умертвить не может... Ведь ни одна бактерия еще не убита космическими лучами» (Рынин Н. А. Лучистая энергия. Л., 1930, С. 40). Теперь мы знаем, что эта точка зрения была весьма смелой. К. Э. Циолковский на ней, впрочем, особенно и не настаивал, так как нередко начинал размышлять о различных методах защиты космического корабля от проникающих частиц.
Нередко он обращался ко мне с настойчивыми вопросами, когда его научные интересы вплотную касались биологических явлений. Так случилось и при рассмотрении обстановки, которая будет окружать космонавтов в реактивном корабле. Что это будет за обстановка? Какие факторы будут играть в ней первую роль, какие — второстепенную? Что следовало бы уже изучить, дабы облегчить решение вопроса следующему поколению, которое лицом к лицу столкнется с космическим пространством? По-видимому, в то время эти «блажные» вопросы занимали только двух человек — К. Э. Циолковского и меня.
— Еще одна неприятная неожиданность ждет звездоплавателя в мировом пространстве — это лучи Гесса, — как-то сказал Константин Эдуардович. — Они, эти лучи, вне земной атмосферы могут быть ядовитыми и грозить человеку гибелью.
— Так нужно найти защиту от них.
— Да, прочную защиту, эквивалентную толщине земной атмосферы! Вот тоже важнейший вопрос космонавтики.
Самой прочной защитой от потока космического излучения он считал не свинцовые экраны, весящие много тонн, а магнитные поля, образуемые особым распределением на поверхности космического корабля сильных электромагнитов. Эти поля должны будут ловить движущиеся частицы и предохранять космонавта от вредного излучения Космоса.
— Прекрасная идея, — говорил я, — но до ее воплощения еще следует узнать, что представляют собою эти частички, какова их масса, с какой скоростью они движутся и каков их заряд. После этого можно будет рассчитать силу необходимого для их торможения магнитного поля.
— Да, да. Мы еще так мало знаем о пенетрантном излучении. Но все же... Нельзя ли уже теперь кое-что предпринять, чтобы выяснить действие этого излучения на живые объекты, ну хотя бы на уровне моря? Подумайте, Александр Леонидович, очень вас прошу, это так необходимо для космонавтики.
— Допустим, что кое-что мы можем выяснить на Земле, на ее поверхности, но это будет далеко не все, что надлежит знать звездоплавателю. Не так ли, Константин Эдуардович? За атмосферным панцирем человека будут ждать многие сюрпризы, о которых мы на поверхности Земли и понятия не имеем. Если следовать идеям, которые сейчас разрабатывает К. Стёрмер, то вокруг Земли должны существовать особые зоны наиболее сильных радиации, ограниченные магнитным полем Земли. Потоки звездных и солнечных корпускул, попадая в эти магнитные поля, должны образовывать зоны сверхмощной радиации, которые пока что мы не умеем воспроизводить в наземных лабораториях. Модельный опыт Биркелэнда в счет не идет. А особый поток солнечных корпускул, выбрасываемых возмущенными местами на Солнце и летящих в пространство подобно факелу со скоростью 1500 километров в секунду? Что будет с космонавтом, когда он попадет в такой поток? В настоящий момент мы даже не можем предсказать всего того, что ожидает организм человека в околосолнечном или межзвездном пространстве!
— Но, — продолжал я, — я согласен с вами, что кое-что уже и в наши дни можно сделать, дабы ориентироваться в этом вопросе.
— Подумайте, Александр Леонидович, какой бы следовало поставить опыт с живыми объектами, чтобы решить этот вопрос или ближе подойти к нему. Может быть, Калужское гороно поможет нам в этом отношении, а я пойду с вами похлопотать о средствах для такого важного опыта.
Предложение К. Э. Циолковского было более чем наивно, но по складу своего мышления он допускал, что в местных условиях, не имея ровно ничего для такого сложного эксперимента, можно тем не менее что-то сделать. Он верил, что я что-нибудь сделаю, что-либо изобрету, он верил в мои экспериментальные способности. Но, по правде говоря, я был тогда весьма обескуражен. И только через несколько дней добрая мысль озарила эту темную область. Я помчался к Константину Эдуардовичу, чтобы рассказать ему о пришедшей мне на ум идее.
Не все делается и открывается сразу. Даже мельчайшие открытия имеют историю, уходящую в глубину прошлого. Так и история открытия пенетрантного, или проникающего, излучения приводит нас к самому началу текущего века, когда физики Ч. Т. Р. Вилсон в Англии, И. Эльстер и Г. Гейтель в Германии показали, что разрядка электроскопа наблюдается даже при самой тщательной изоляции и помещении его в герметически замкнутый сосуд. Причина этой разрядки заключается в образовании внутри замкнутого сосуда газовых ионов. Причины появления газовых ионов в герметически замкнутом сосуде были непонятны, однако было очевидно, что ионизация вызывается какими-то проникающими лучами, например гамма-лучами или рентгеновскими. Доктор Вилсон впервые, исходя из своих опытов, допустил, что ионизирующее излучение представляет собой излучение внеземного происхождения и отличается чрезвычайно большой проникающей способностью.
Следующий этап исследований был отмечен работами, показавшими, что интенсивность ионообразования в замкнутом сосуде убывает при условии окружения сосуда толстым слоем вещества. Земное или внеземное происхождение проникающего излучения не было установлено. В 1911 году Симпсон и Райт показали существование заметного ионизационного тока над поверхностью моря, хотя содержание радиоактивных веществ в морской воде крайне незначительно. Дерзкая гипотеза о внеземном происхождении проникающего излучения получила некоторое подтверждение.
Очень важным этапом в деле расшифровки этой загадки были опыты профессора Альберта Гоккеля (1910—1911), который, поднявшись на воздушном шаре на 4 тысячи метров над уровнем моря, впервые обнаружил, что с высотой концентрация ионов не уменьшается.
Опыты профессора Гоккеля встретили возражения. Большинство ученых думали, что он ошибся.
Внеземное происхождение ионизирующей радиации было твердо установлено в 1912—1913 годах мужественным и энергичным исследователем профессором Виктором Гессом в результате опасных полетов на воздушном шаре и электрометрических измерений на высоте до 5 тысяч метров над уровнем моря. В. Гесс впервые доказал, что ионизационный ток после достижения некоторого минимума резко возрастает с высотой. Этот исследователь мог с большой долей вероятности утверждать, что возрастание ионизационного тока с высотой обусловлено проникающим излучением внеземного происхождения. Внеземные лучи получили название «Лучи Гесса», однако следующим поколением это название было незаслуженно забыто. Позже, именно в 1916—1919 годах, физик Кольхестер полностью подтвердил опыты В. Гесса во время неоднократных полетов на высоте до 9200 метров над уровнем моря. Он обнаружил возрастание ионизационного тока в 80 раз по сравнению с величиной тока на уровне моря.
Замечательные исследования Гecca и Кольхестера снова породили споры о внеземном происхождении проникающего излучения. Милликен, Гофман и Бегоунек (1923—1926) оспаривали существование космического излучения. В 1925 году советский ученый Л. В. Мысовский обнаружил космические лучи под слоем воды. Это было важным подтверждением работ В. Гecca. Проведенные Гессом в 1926 году новые измерения вторично и в окончательной форме установили существование космического излучения.
Мировая пресса была наполнена статьями о проникающих из Космоса таинственных лучах. О них писали не только в специальных журналах, но и в научно-популярных, в широкой прессе. Что это за излучение? Что несет оно людям из космического пространства? Имя Виктора Гecca было в 1926 году у всех на устах, ибо, как это явствовало из научных сообщений, лучи Гecca идут из Космоса и доходят до биосферы, где живет человек, правда, доходят в ослабленной форме.
Обложившись статьями о пенетрантной радиации, как в те времена еще называли космическую радиацию, я весь остаток майских дней 1926 года посвятил обдумыванию предложения К. Э. Циолковского. Как в земной лаборатории осуществить такой опыт? Возможно ли это вообще? Никаких приборов для учета космической радиации у нас не было, и, может быть, к лучшему. Поэтому надо было использовать биологические детекторы космических лучей, хотя научная литература ничего не говорила об отзывчивости живой ткани на космические излучения. Надо было потратить много времени и сил... Ясно было лишь то, что если лишить живую ткань вторичных частиц, то некоторые ее нормальные функции должны естественно измениться. Но как? Насколько? И в какую сторону? Именно этот вопрос и предстояло решить. Я допускал, что вторичное космическое излучение, доходящее до Земли, воздействует на живую ткань совершенно определенным образом. Тенденцию этого воздействия надо было выяснить. Таким образом, размышления в конце концов привели меня к необходимости в первую очередь осуществить возможный в земных условиях опыт — опыт диаметрально противоположного характера: проследить на живых объектах влияние уменьшения интенсивности пенетрантной радиации, которого можно было достичь с помощью слоев свинца. Свинец же в Калуге имелся. Это я знал.
Я немедленно написал письмо в Москву моим друзьям и попросил их поддержки и ходатайства перед калужскими властями. Нужно отдать должное Лаборатории зоопсихологии и, в частности, Владимиру Леонидовичу Дурову и Александру Васильевичу Леонтовичу, что они за своими подписями направили письмо в Калужский облисполком и просили предоставить мне во временное пользование необходимое количество свинца для серьезных научных исследований. Днем позже я получил аналогичное письмо из ректората Московского университета, написанное по просьбе Г. А. Кожевникова. Много ли нашлось бы в Москве людей, которые поставили бы свои подписи под ходатайством такого рода? Только люди истинной науки, как академик А. В. Леонтович и профессор Г. А. Кожевников, или люди, глубоко уважающие науку, как В. Л. Дуров, могли без особых рассуждений пойти на такое ходатайство, ибо знали, что наука обладает не учитываемыми сегодня возможностями, которые завтра будут считаться уже тривиальным фактом.
Дня через два-три после получения ходатайств мы с К. Э. Циолковским бодро направились в гороно для переговоров об опытах. Не без некоторой добродушно-иронической улыбки заведующий гороно выслушал нас и тут же решил вопрос в нашу пользу, ибо вышестоящая организация по телефону дала свое согласие.
Необходимое количество свинцовых плит было предоставлено в мое распоряжение на три-четыре месяца. В течение нескольких дней четверо рабочих того же учреждения, где находился свинец, были заняты постройкой свинцового домика высотой до 1,45 метра над поверхностью опытной посуды, и не только над поверхностью, т. е. по вертикали, но и точно такой же толщины по горизонтали. Это обеспечивало ровное торможение в свинце космических лучей, падающих на Землю по дуге в 180°. Контрольный домик был сделан очень просто: это был деревянный ящик, заваленный со всех сторон слоем земли в 75 сантиметров.
О массивности свинцового домика можно судить хотя бы по тому, что для помещения внутрь домика нескольких чашек Петри, пробирок, химических стаканчиков и маленьких колбочек приходилось с боковой стороны вынимать свинцовые «кирпичи» общим весом более тонны. Контрольный домик был сооружен рядом. Над обоими домиками был сколочен двускатный, деревянный, покрытый толем навес, полностью предохраняющий их от дождя и прямых лучей солнца. Внутри каждого домика помещался термометр, и, пока температура не была выравнена в опытной и контрольной камерах, опыты не начинались.
По совету доктора В. И. Смирнова я пригласил волонтерку-лаборантку из клинической лаборатории железнодорожной больницы для подготовки стеклянной посуды и учета результатов опытов, что было очень важно в целях строгой объективности. Подсчеты производились мною и затем Марией Петровной Гурьевой независимо один от другого, причем цифры сличались после подсчетов. Методика опытов была самой обычной.
Наученный горьким опытом, я боялся, как бы некоторые калужане не проникли в мои свинцовый и деревянный домики и не испортили опыты. С Марией Петровной договорились молчать. Крепко молчать. Когда же рабочие узнали о том, что может произойти покушение на опыты и порча их, появились добровольцы, и около домиков был разбит шалаш, а на шесте между домиками появилась большая доска с надписью: «Не подходить! Опасно!» Днем рабочие могли наблюдать за постройками из окон, а вечером брали у сторожа собаку и привязывали ее к шесту. Таким образом неприкосновенность опытных и контрольных установок была гарантирована.
Но было одно важное обстоятельство, которое меня несколько смущало. Как я ни убеждал себя, что оно особого значения в текущий момент может и не иметь, тем не менее я был им обеспокоен и принял меры к его изучению. Дело в том, что для этих исследований было выбрано несколько неподходящее время. Циклическая деятельность Солнца в 1926 году повышалась. Среднее годовое число Вольфа было равно 63,9, а в 1928 году достигло максимального значения за данный цикл, а именно 77,8. Но экспериментатор всегда спешит и не может ждать еще несколько лет, пока деятельность Солнца окажется в минимуме. Что делать — такова участь всякого исследователя: он должен учесть решительно все, что может оказать влияние на его опыт, но ждать он не может, ибо время есть бездна, через которую не всякому суждено перешагнуть.
Так было и со мною... Я понимал, что у меня два неизвестных в одном уравнении. Но надо было построить второе уравнение. Уже тогда я был достаточно эрудирован в области космической биологии, чтобы не допустить грубой ошибки. Это ощущение многообразного знания, соединенного с природной способностью к обобщению, давало мне уверенность в своих возможностях, которая буквально как бы расширяла мой мозг и требовала немедленной проверки и подтверждения. Я догадывался, что интенсивность космического излучения тесно связана с солнечной активностью и что по времени это излучение резко возрастает. Литература по этому вопросу была изучена мною досконально на пяти языках, которыми я владею — одними лучше, другими — хуже. Но ответа на мою догадку я получить нигде не смог, хотя перерыл, как говорится, всю литературу по этому, все еще новому вопросу. Тем не менее данную задачу надо было решить. Пространные и дружеские письма, полученные мною от академика В.Я.Данилевского и профессора А.В.Репрева, от академика Ш.Рише, профессора Ш. Нордмана, Ж. Гадэ и других, вынуждали меня задуматься над этим предметом. Явления природы оказались более сложными, чем об этом можно было думать. Эти выдающиеся ученые поддерживали мои идеи полностью.
[ Данилевский Василий Яковлевич (1852—1939) — известный советский физиолог. Организовал в 1926 г. Харьковский институт эндокринологии и органотерапии, был его научным руководителем до конца жизни. Большой его заслугой является установление существования в коре больших полушарий головного мозга особых центров, имеющих прямое отношение к регуляции деятельности внутренних органов. Ему принадлежат работы о происхождении гипнотизма человека и животных, работы о зрительных ощущениях в переменном магнитном поле и др. Автор капитальных учебников по физиологии. Действительный член Академии наук УССР, профессор Харьковского университета.]
[ Репрев Александр Васильевич (1853—1930) — крупный патофизиолог. Одним из первых в России стал разрабатывать вопросы эндокринологии, впервые сформулировал ряд положений о внутренней секреции. Ему принадлежат исследования по вопросам обмена веществ, биологического действия лучистой энергии, опухолевого роста и другим проблемам физиологии и патологии.]
[ Рише, Шарль Робер (1850—1935) — французский физиолог и бактериолог, член Парижской Академии наук. Основные научные работы посвящены физиологии пищеварения, дыхания, терморегуляции. Установил наличие соляной кислоты в желудочном соке. Известность получили его исследования иммунитета и серотерапии. Открыл и изучил явление анафилаксии. Описал реакцию организма на чужеродный белок. Много внимания уделял лечению эпилепсии и туберкулеза легких. Работал также в области медицинской статистики. Лауреат Нобелевской премии.]
Отчасти этот вопрос разрешался уже тем, что моим биологическим тестам я противопоставлял абсолютно такой же контроль. Мое увлечение медицинской и демографической статистикой, а также микробиологией давало мне возможность неожиданных и необычайных проверок своих допущений. С другой стороны, я был ведь и астрофизик. Я снял со шкафа тяжелейший ящик с сильным телескопом Секретана и, прикрепив штатив к плоскому участку крыши дома, в течение нескольких дней до и затем во время опытов всматривался в поверхность Солнца. Она мне не внушала опасений, хотя и была неспокойна. Это не был максимум 1917 года. Тем не менее лишь сравнительно небольшие группы пятен, отсутствие полярных сияний и геомагнитных бурь говорили, что можно пойти на некоторый риск и организовать опыт и что слишком больших интенсивностей космического излучения может еще не быть, т. е. таких интенсивных, которые могут сгладить все результаты опытов, приравняв опыт к контролю.
Теперь мы знаем, что солнечные бури генерируют коротковолновые (рентгеновские и ультрафиолетовые) излучения, которые в свою очередь усиливают процессы ионизации в ионосфере. Беспокойные места на Солнце выбрасывают в мировое пространство поток частиц, движущихся со скоростью тысяча и более километров в секунду и вызывающих при попадании в атмосферу геомагнитные бури и северные сияния. Кроме того, беспокойные места на солнечной поверхности вызывают мощное радиоизлучение, влияющее на радиолокаторы и радиотелескопы. Исследования показывают, что при таком состоянии поверхности Солнца она выбрасывает частицы с энергией, примерно равной ста миллиардам злектронвольт. Напряженность магнитного поля на Солнце в такое время достигает миллиона эрстед.
Методика опытов была мною тщательно разработана, приготовлены чашки Петри, пробирки и колбы, среды, стерильные шпатели, мерные пипетки, растильни с фильтровальной бумагой и все прочее. Штаммы вульгарных микроорганизмов я приготовлял сам в своей лаборатории, штаммы патогенных бактерий и кусочки раковой опухоли в питательном растворе приносила Мария Петровна из лаборатории больницы. Под собственную лабораторию мы оборудовали маленькую комнатку, в которую я привез свой термостат, стол и два стула. Агар-агар и мясо-пептонный бульон мы готовили тут же. Опыт следовал за опытом.
Результаты более чем трехмесячных исследований дали основание считать, что пенетрантное излучение производит подавляющее действие на деление дрожжевых клеток, прорастание семян и рост нормальных и патогенных тканей и колоний микроорганизмов, ибо в свинцовом домике рост колоний микроорганизмов и дрожжевых грибков на элективных средах, прорастание семян и рост тканей увеличивались при условии, что температура воздуха и барометрическое давление в опыте и контроле были абсолютно одинаковыми.
Особенно яркая разница обнаружилась в скорости роста колоний ряда вирулентных и патогенных микроорганизмов. Опытные чашки почти всегда показывали резко усиленный рост по сравнению с идентичным контролем. При каждом эксперименте закладывались по две пробы в опыт и контроль, и каждый раз обнаруживалось большое число делений в опыте. Доктор С. А. Лебединский несколько раз присылал с медицинской сестрой из хирургического отделения больницы кусочки раковой опухоли в питательной среде, и каждый раз после гистологического анализа оказывалось, что раковые клетки под свинцовым экраном обнаруживали более быстрый рост, чем в контроле. Семена ряда культурных растений (например, бобовых и др.) также показали большую энергию перерастания сравнительно с контролем. Это было не только замечательно, но и статистически достоверно. Я был уверен, что обнаружил новое явление в науке о жизни, на самом же деле все это было не более чем робким началом.
Дата добавления: 2015-12-20; просмотров: 31; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!