Необходимые пояснения 3 страница
Это нормально – бояться тюрьмы. Нормальный человек не совершает поступков, за которые его могут посадить в тюрьму. Я даже не припоминаю, что ты натворил такого или кому пытался помочь. Разумеется, я понимаю, что это выглядело геройством, но детали я забыл. Надо быть абсолютным придурком, чтобы попасть в тюрьму за что-то, о чем я, откровенно говоря, успел забыть еще до того, как тебя выпустили. Героизм – нечестная работа, потому что от него у всего мира крыша сползает набекрень. Нормальным людям он оскорбителен и страшен. Кажется, что он – какой-то приватный аргумент в вашем диалоге с правительством от нашего имени, но мы-то вас об этом не просили! Никогда.
ФЕРДИНАНД: Расслабься, приятель.
ЯН: Пойми, это оскорбительно. Героические поступки не вытекают из твоего существования – я нахожусь в точно таком же положении, как и ты. Они вытекают из твоего характера. Не по-дружески постоянно тыкать меня носом, напоминая, что ты герой, а я хрен знает что. Ты меня сегодня опять обосрал с головы до ног. Ты невыносим.
ФЕРДИНАНД: Ты на эту тему поплакался в жилетку Йироусу?
ЯН: Нет. У Йироуса героический характер, и с этим ничего не поделать. Он – героическое дитя.
ФЕРДИНАНД: Я встретил его в тюрьме.
ЯН: Правда? Ну и как он там, со своими патлами?
ФЕРДИНАНД: Он уберег свои волосы. Искуситель сказал ему: «Укороти свои волосы хоть немного – и мы позволим тебе играть». Затем искуситель сказал: «Смени название своей группы – и ты сможешь играть». А под конец: «Выброси и з репертуара одну песню...» Лучше не начинать с обрезания волос, ответил Йироус. Так что ты не можешь ничего привести в доказательство того, что в нашей стране все в порядке. Почему тебя это не тревожит? Я бы подписал твое беспомощное письмо. Есть группы, которые играют лучше «Пластмассовых людей», но только «Пластмассовые» уберегли себя от стремления к известности. Для альтернативной культуры успех – это провал. Посмотрите, что происходит на Западе, сказал Йироус.
|
|
|
Ян понемногу успокаивается. Выбирает пластинку.
ЯН: Ага... The Grateful Dead «Милосердная смерть»... вот бы кому «Пластмассовые» позавидовали...
Ставит на проигрыватель “Chinatown Shuffle” в исполнении группы Grateful Dead.
(после паузы) А как там Марта?
ФЕРДИНАНД: Что?
ЯН: Как она?
ФЕРДИНАНД: Не знаю.
Ян пожимает плечами. Они молчат, слушая музыку. Затемнение. Grateful Dead продолжают играть.
Кембридж, май 1976. Интерьер и сад. Обеденный стол расчищен для занятий.
Ленка, молодая особа 29 лет, ожидает Элинор. Ленку характеризуют периодические взгляды поверх старушечьих очков, просторная блуза и сандалии. Она носит книги в сумке с бахромой. Волосы у нее длинные и сальные. Она говорит с чешским акцентом.
|
|
|
Макс сидит в саду с Найджелом, молодым человеком лет 30-ти.
Элинор входит со стороны столовой, на голове у нее вязаная покрышка для чайника с помпоном на макушке – вместо шляпы.
ЭЛИНОР: А вот и я, извините.
Присутствующие бросают свои занятия.
НАЙДЖЕЛ: Скажи, Макс, ты все еще остаешься в Компартии?
МАКС: Да.
НАЙДЖЕЛ: Я нахожу это восхитительным.
МАКС: Я знаю. (Пытается прийти ей на помощь.) Нелл! Здесь Найджел!
Элинор издает сдавленный звук, дергается и на цыпочках движется к выходу.
ЭЛИНОР: Тсс! Элис спит.
За дверью слышится детский голосок: «Бабуся!».
О Господи!
НАЙДЖЕЛ: Могу ли я...?
ЭЛИНОР: Нет! Привет, Найджел.
Элинор возвращается в обеденную залу.
(К Ленке) Извини!
Элинор направляется к ребенку, приговаривая ласковые слова.
НАЙДЖЕЛ: Что у нее на голове? Уж не покрышка ли для чайника?
МАКС: Вот именно.
НАЙДЖЕЛ: Могу ли я спросить...?
МАКС: Она бы сказала: считайте мой парик париком.
НАЙДЖЕЛ: Да я не об этом. Я о комунизме... Понимаешь, моя газета не позволила бы себе критиковать правительство или даже... в общем, ты меня понял. Если ты намерен идти своим путем... «Кембридж Ивнинг Ньюс» - не слишком подходящая для этого газета. Как, впрочем, и другие СМИ. Ну ладно, ты намного умнее меня. Это очевидно. Потому я хочу спросить: я в чем-то неправ?
|
|
|
МАКС: Не прав.
Макс встает и направляется к Ленке.
ЛЕНКА: Привет.
МАКС: Привет. Я – Макс.
ЛЕНКА: Я вас знаю. Мы как-то встречались у Яна.
МАКС: Я друг Яна.
ЛЕНКА: Я – Ленка.
МАКС: Ленка. Он вернулся домой.
ЛЕНКА: Я осталась.
МАКС: Я понял. Филология?
ЛЕНКА: Классическая.
Подходит Найджел.
НАЙДЖЕЛ: Пойду поищу ее.
Выходит.
МАКС: Чем занимаетесь?
ЛЕНКА: Семантическими уровнями Сапфо.
МАКС: Ну, конечно. Элинор – наш человек в мире Сапфо.
ЛЕНКА: А вы – в семантике.
Ленка улыбается Максу. Входит Элинор, на этот раз в парике.
ЭЛИНОР: Извините. Надеюсь, я вас не напугала? (К Максу.) Ты бы мог предупредить меня. Что ты здесь делаешь?
Беглый поцелуй.
МАКС: Я соскучился по Эсме.
ЭЛИНОР: Итак, Ленка, как вам известно...
МАКС: Можно я послушаю?
ЭЛИНОР: Что? Нет!
МАКС: Я буду тихим, как бабочка на стене.
ЭЛИНОР: Ты слишком прилипчив.
ЛЕНКА: Мне это не мешает, Элинор.
ЭЛИНОР: Зато мне мешает.
|
|
|
МАКС: Прости, но семантика – это мой конек.
ЭЛИНОР: Скорее – шелудивая кляча.
ЛЕНКА: В самом деле, я читала вашу книгу, профессор Морроу.
МАКС: «Классы и классовое сознание» или «Массы и материализм»?
ЭЛИНОР: Разве там что-то говорится про Сапфо?
МАКС: Ха-ха, миссис Сесиль Б.Д. Морроу, про нее там в самом деле ни слова.
ЛЕНКА: Ваши книги открыли мне глаза на многое.
МАКС: Приятно слышать.
ЛЕНКА: Я хочу сказать, мне стало ясно, насколько вы заблуждаетесь.
МАКС: Я потрясен.
Он садится напротив Элинор, потирая ладони. Ленка сидит по диагонали от Макса.
ЭЛИНОР: Макс!
МАКС: Эсме явится с минуты на минуты, чтобы подхватить Найджела и малютку. (К Ленке.) Я имею в виду – девочку. Наша Элинор – просто образцовая бабушка, никак не хочет расставаться с внучкой.
Элинор смеется, польщенная. Макс потирает руки.
(К Ленке) Ну, валяйте!
ЭЛИНОР: Ты не знаешь текста.
МАКС: Прекрасно. Зови меня просто Макс.
ЭЛИНОР: Она никак тебя звать не будет. Тебя здесь нет.
МАКС: Прекрасно.
Элинор кивает Ленке.
ЭЛИНОР: Начинайте.
ЛЕНКА (после паузы): Нет, начните вы. Нет, я. Нет, вы... Я теряюсь...
МАКС: В таком случае начну я.
ЭЛИНОР (резко): Ты понятия не имеешь, о чем...
МАКС: Прекрасно.
ЭЛИНОР: Начну я. Итак, обстановка...
ЛЕНКА: Хорошо. Я это вижу так. Группа друзей сидит вокруг стола. Возможно, они обедают. Все, кто собрались за столом, связаны с Сапфо узами любви. А сама Сапфо... она сидит напротив мужчины, говорит с ним и улыбается. Ее голос такой сладкий, такой влюбленный...Сафо думает, что мужчина должен быть чем-то вроде бога, богоравным, как говорила она...потому что только бог за ее столом может быть таким замкнутым, сидеть и только слушать... Потому что когда Сапфо так страстно жаждет своего любовника, в ее теле поселяется берсерк. Она описывала, каково это – быть влюбленной. Ее сердце трепещет, как птица. Бьющая крыльями. Ее глаза ничего не видят, ее грудь вздымается, в ее ушах слышатся громы, ее кожа становится то горячей, то холодной и влажной, ее тело выходит из-под контроля. И все это происходит словно не с ней, она и чувствует это, и смотрит со стороны. «Когда я смотрю на тебя, хоть в течение мига, - говорит она, - я зеленею, я рождаюсь и умираю». Хорошо, пусть так. Но субъективный опыт объективного мира, когда этот мир включает поэта в себя, очевидно, парадоксален...
ЭЛИНОР: Не произносите при мне это слово. «Очевидно». Его употребляют тогда, когда на самом деле ничего не очевидно. Хорошо. Скажем, можете ли вы увязать нечто, лежащее в сознании Сапфо, с чем-то, физически находящимся вне его, в объективном мире. Вроде птицы или пчелы.
Макс кивает Ленке: мол, ты можешь сделать это.
Сравните внезапную любовь с первого взгляда с укусом пчелы.
Макс делает отрицательный жест.
ЛЕНКА: Мне кажется, парадокс заключается в том, что Сапфо описывает собственные ощущения как бы со стороны. Она описывает влюбленность так, как объективно описала бы укус пчелы.
ЭЛИНОР: Так что ее описание физиологично.
МАКС: Вроде бы так.
ЭЛИНОР: Что, очевидно, далеко от истины.
При слове «очевидно» Макс вздрагивает.
Предположительно это не одно и то же. Если вы говорите: «Я люблю тебя», вы же не хотите сказать: «Радость моя, я чувствую, что меня кто-то укусил!»
Макс отчаянно мотает головой.
Если, конечно, вы не рехнулись.
Макс улыбается ей.
ЛЕНКА (вступая в игру): Если, конечно, вы не законченный материалист.
ЭЛИНОР: И заметьте: «история болезни» Сапфо может быть описанием иных заболеваний. Таких, как ступор, как инфлюенца, если угодно.
ЛЕНКА: Но как мы тогда поймем, что это – любовь? Только из объяснений самого поэта! Ментальное отделяется от физического. Сапфо ментально осознает свое чувство как любовь, а не как укус пчелы.
Макс гримасничает в недоумении.
Если бы ее укусила пчела, она почувствовала бы укус пчелы и поместила бы пчелу в объективном мире. Если она чувствует любовную муку, то она считает, что ее укусила Афродита.
Макс в смятении.
ЭЛИНОР: Афродита?
ЛЕНКА: Афродита для нее – вполне реальна. Как и Эрос. Как все боги. Они активны, они действуют. А Сапфо – объект их действий.
МАКС: Держите меня!
ЭЛИНОР: А ты не встревай.
ЛЕНКА: Она взывает: «Афродита, приди ко мне!» И: «Эрос, коснись меня, как ветер касается листвы дубов». «Эрос, дыханьем своим овей мои губы, о сладко-горький проказник...»
Макс роняет голову на стол.
ЭЛИНОР: Вот этим-то она отличается от нас, для кого Афродита и Эрос – своего рода метафоры.
Ленка поворачивается к Максу.
ЛЕНКА: Вот этим эллины отличаются он нас, думающих, будто мы станем умнее, дав чему-то новые имена. Прощай, Эрос, здравствуй, либидо! Прощайте, Музы, привет тебе, вдохновение.
МАКС: Этим-то они отличаются от нас, думавших, будто мы высвободили разум из болота древних мифов и прочей чепухи. Вдохновение не существует само по себе, оно зависит от того, много ли нейронов бодрствует в твоей подкорке.
ЛЕНКА: Может быть, мы утратили нечто более древнее, чем разум. И более удивительное, чем ваши машины для пинболла, думающие, что они способны любить.
МАКС: Машины для пинболла? Недурно сказано! Да, это любовь. Да, это вдохновение. Да, это память. Если ментальное отделено от физического, как могло все это происходить с Сафо, которую бросало то в жар, то в холод, и заставляло слепнуть прямо за обеденным столом?
ЛЕНКА: Не знаю. Сапфо не знала, что упало на пол. Ну и что? Все равно со стола что-то свалилось. Она посмотрела под стол – и влюбилась, отдельно от своего тела. (Выкладывает свой козырь.) Если это не иллюзия, то кто?
МАКС: Не кто, а что. Продукт деятельности ее мозга.
ЛЕНКА: Ее рассудок?
МАКС: Ее рассудок и есть ее мозг. Мозг – биологическая машина для того, чтобы думать. Если мы не сталкиваемся со сложными техническими проблемами понимания того, как он действует, мы не обращаем на него внимания. И тем не менее он работает. По принципу: «Я мыслю, следовательно я существую!». (К Элинор.) Что молчишь?
ЭЛИНОР: Потому что все это я слышала от тебя и раньше.
Ленка смеется и вынимает из сумки кисет.
ЛЕНКА: Если вам нравятся мозги, Макс, вы считаете, что они постоянно трудятся. Если вам не нравится разум, вы утверждаете, что его как бы и нет. Ваше сознание постоянно ведет подрывную деятельность. Ваш конек – коллективный разум. Но с политикой покончено. Вы ищете революцию не в том месте. Сознание индивида – вот что имеет ценность сегодня. Мы снова ищем наши гуманистические мистерии в век технологии. Вы читали «Дзен и искусство ухода за мотоциклом»?
Выкладывает книгу на стол.
Могу одолжить.
ЭЛИНОР: Это у тебя травка, Ленка?
ЛЕНКА: Да. Тебе отсыпать?
Слышится детский крик, а затем – шум автомобиля.
ЭЛИНОР: Нет, спасибо. Эсме приехала. Извини, но придется прерваться.
ЛЕНКА: Ничего, ничего, все в порядке.
ЭЛИНОР: Теперь мы займемся маленькой Элис.
МАКС: Но мы не договорили. Последнее слово – за мной.
ЛЕНКА (улыбаясь): Всегда готова.
ЭЛИНОР: В следующий раз поговорим о маленьких греках.
ЭЛИНОР уходит. За сценой слышатся шум и голоса. Элинор говорит с Элис. Ленка собирает вещи.
ЛЕНКА: Знаете, это в самом деле было круто.
МАКС (отвергая комплимент): Ах, не стоит благодарности.
ЛЕНКА: Меня можно найти в Ньюнхэме.
МАКС: Возможно, на летние каникулы я увижу Яна. Я приглашен в Прагу на симпозиум по гуманитарным наукам.
ЛЕНКА: Он в тюрьме. Разве вы не знали?
МАКС: Нет! Нет!
ЛЕНКА: Да. Я слышала, что его арестовали вместе с группой диссидентов.
МАКС: Каких диссидентов?
ЛЕНКА: «Пластмассовых людей Вселенной».
МАКС: Что? Представляете себе... а меня как раз просили подписать письмо с протестом против преследования какой-то поп-группы. Я понятия не имел, что Ян...
ЛЕНКА: Вы подписали?
Возвращается ЭЛИНОР.
ЭЛИНОР: Вот она – Эсме, по которой ты так соскучился. Даже в дом заглянуть ей некогда. Решила прошвырнуться по магазинам.
МАКС: Яна арестовали.
Макс уходит.
ЛЕНКА: Да. Это ужасно. (Пауза) Спасибо за все. Увидимся, когда я...
ЭЛИНОР (любезно): Хорошо. А ты, Ленка, не пытайся клеить моего супруга до тех пор, пока я не померла. Иначе я засуну искусство ухода за мотоциклом в твою гнилую пизду. Усекла, подруга?
Элинор засовывает книгу в Ленкину сумку.Ленка пытается что-то сказать, но умолкает, пожимает плечами и покидает сад.
Из дома доносится звук захлопываемой двери.
Элинор в изнеможении падает в кресло и не замечает, как возвращается Макс.
МАКС: Я успел перехватить Эсме... Сказал ей про Яна, и она...
ЭЛИНОР: Гадство!
МАКС: Она... она, кажется, расплакалась. Я сделал что-то не то?
ЭЛИНОР: Сделал.
МАКС: Ты так считаешь? Она просила меня отвести ему записи поп-музыки...
ЭЛИНОР: Она просила Яна лишить ее девственности.
МАКС: Что? Когда?
ЭЛИНОР: Накануне его отъезда из Англии.
МАКС: Ох! Хорошо, что я не подписал письмо.
ЭЛИНОР: Ян сказал ей: «Оставь эти глупости». И взял одну из ее пластинок. На память.
МАКС: А! Как это буржуазно с его стороны. Ну вот. Теперь его бросили за решетку вместе с какой-то поп-группой. Ленка сказала. Меня просили подписать протест. Держите карман шире! Что прикажете делать с попсой - запереть ее чохом в психушку или засыпать деньгами и возвести на пьедестал? Один хрен! Послушай, ты будешь смеяться, но Ленка вроде бы положила на меня глаз.
ЭЛИНОР: Не глаз, а нечто покрупнее. А она не вызвала у тебя раздвоение сознания, хотя бы на миг?
МАКС: Нет. Сознание тут совершенно не при чем. Оно не определяет социальное устройство. Мы пойдем другим путем.
ЭЛИНОР: Я не имела в виду социальное устройство.
МАКС: Быть человеком – значит быть частицей общества. Общества! Когда революция была молода и я был молод, все мы были сделаны из одной породы дерева. Борьба за социализм велась через рабочие организации. Это не было революцией в сознании или революцией в союзе с мелкими группками, у которых свои интересы. И что же осталось от тех славных дней? Троцкисты перегрызлись со всеми за место в голове колонны. Новые Левые заперлись в башне из слоновой кости и пытаются победить капитализм путем строгого научного анализа. А мое место где? Партия утратила веру в собственные убеждения. Если капитализм можно низвергнуть с помощью антирасизма, феминизма, борьбы за права сексуальных меньшинств, экологически чистой экономики и прочих особых интересов, за которые выступают социал-демократы, то какой смысл оставаться коммунистом? Чтобы тебя постоянно тыкали носом: вспомни, мол, что натворил ваш Сталин! Пойдут ли за нами люди, если они боятся, что мы забыли о преступлениях коммунизма, хотя бояться надо, что мы забудем о его достижениях. Я остался в партии потому, что она значила для меня слишком много. Но теперь, когда для любого вокруг она не значит ровным счетом ничего, я начинаю задумываться. Нелл, а ты что думаешь? Думаешь ли ты, что я...?
ЭЛИНОР (перебивая его): Ни о чем я не думаю. Мне до этого нет дела. Поступай как хочешь. Уходи, оставайся – это не моя проблема, Макс!
МАКС: Что с тобой. В чем дело?
ЭЛИНОР: В тебе. Мое тело твердит мне, что я ничто без него, и ты твердишь мне то же самое.
МАКС: Нет! Нет!
ЭЛИНОР: Да, Макс. Да! Получается, что вы в сговоре – мой рак и ты.
МАКС: О Господи! Нелл!
Он пытается обнять ее. Элинор оттакливает его руку.
ЭЛИНОР: Они отрезали, прижгли и выбросили мои груди, мои яичники, мою матку и половину кишечника и вынули из моего мозга кусочек величиной с мускатный орех. А ты говоришь – я все еще я! Теперь я – то, что осталось от меня. Я потеряла собственное тело. Мое тело без меня – ничто, вот что я хочу сказать.
Утирает слезы рукавом.
Посмотри, чего я лишилась. Что осталось от моей классической фигуры. Остался полоумный феминизм, остались любовь, желание, ревность и страх – Господи, как терзает меня этот страх! Кому нужен искромсанный кусок мяса?
МАКС: Мне ты нужна! Я знаю: твой разум – это все!
ЭЛИНОР (разъяренно): Не смей, Макс! Не смей произносить при мне это слово! Твой разум включается только тогда, когда ты в состоянии оторваться от пивной кружки. И не смей приходить с ним на мои похороны! Мне нужна твоя скорбящая душа – или оставайся дома! Я не нуждаюсь в твоем безотказном биомеханизме. Я нуждаюсь в том, чтобы ты любил меня!
Она падает на землю и остается лежать. Макс ждет, не спеша поднять ее. Затем нагибается к ней, касаясь лицом ее лица.
МАКС: Я люблю тебя. Я попрежнему люблю тебя. И это главное. А всему остальному грош цена.
Она поднимает заплаканное лицо.
ЭЛИНОР: Ох, Макс. Ох, Макс. Теперь они добрались до кишок.
Макс поднимает ее и, обняв, уводит.
Затемнение. Звучит „Welcome to Machine“ в исполнении «Пинк Флойд», 3 минуты 50 секунд.
Музыка обрывается.
Ноябрь 1976. Комната Яна.
Лето 1977. Улица в Праге.
Пластинки Яна разбиты и валяются грудой на конвертах.
Входит Ян. На нем теплая куртка. Он останавливается и внимательно разглядывает разгром, произведенный в квартире.
Снимает куртку. Поднимает одну из разбитых пластинок и разглядывает этикетку.
Входит Фердинанд, также одетый по-осеннему. В руке его полиэтиленовый пакет с альбомом. Останавливается в растерянности между обломками винила.
ФЕРДИНАНД: Дерьмо.
Ян кивает.
ФЕРДИНАНД: Ублюдки.
Ян кивает.
ФЕРДИНАНД: Суки!
Ян кивает.
ФЕРДИНАНД: Прости.
Ян молча удаляется в ванную. Фердинанд ждет его.
На улице появляется Милан, одетый по-летнему и в солнечных очках. Садится на скамейку.
Слышен звук спускаемой воды. Выходит Ян, утирая лицо полой рубахи.
Фердинад протягивает ему пакет. Обнимает.
ФЕРДИНАНД: Я тут позаимствовал их, пока тебя не было.
Ян разражается смехом.
А все прочее...
ЯН: Да! Восхитительное времечко! На свадьбе Йироуса не было ни одного лягавого. Концерт прошел великолепно. То есть вполне прилично – ты не забывай, что восемь лет они лежали на дне, а такое не проходит бесследно. Тогда ведь хватали каждого.
Смотрит, какой альбом принес Фердинанд.
«Веасh Воуs». Ты славный парень, Фердинанд.
ФЕРДИНАНД: Я знал, что ты не забыл.
ЯН: Я твой должник. Письмо, то, первое, было то, что надо.
ФЕРДИНАНД: Его писал не я.
ЯН: Я и не думал, что ты написал его – по стилю заметно, что автор – тот парень, которому дали Нобелевку по литературе. Но ты был велик, ты и другие подписанты – вы вытащили нас из тюряги, почти всех. Я слышал, вас передавали по американскому радио и телевидению.
ФЕРДИНАНД: Я же говорил тебе, процесс обнажил всю гнилость системы, и своей прямотой ты вызывал просто-таки жалость к обвинителю. Бессмысленность перла изо всех щелей, она накрыла с головой и прокурора, и судей... но они сами себя загнали в капкан ритуала. Выйдя из здания суда, Вацлав сказал: «Отныне осторожность будет казаться таким мещанством».
Фердинанд достает отпечатанный на машинке документ.
Я собираю автографы.
Фердинанд протягивает документ Яну. Это «Хартия-77».
Это не диссидентское сочинение. Это хартия. Среди подписавших есть и члены партии.
Ян читает.
На улице проплывает воздушный шар. С него свисаетлисток с объявлением. Милан, страдая от жары, ждет Макса..
Происходящее на улице имеет свою музыку, бравурную, но не слишком громкую.
Проплывает второй шар. Милан приподнимается и ловит его без труда. Срывает листок и разглаживает его.
Появляется одетый по-летнему Макс.
МИЛАН: Привет, Макс.
МАКС: Привет, привет. Мне сегодня каждый встречный кажется моряком.
МИЛАН: Моряком? В Чехии? Ты, часом, не перегрелся на солнце?
МАКС: Я говорю первое, что придет на язык, минуя мозг. А ты... Большой шишкой стал.
МИЛАН: Нет. Среднего калибра.
МАКС: А шар зачем?
МИЛАН: Спроси своих друзей.
МАКС: Каких друзей?
МИЛАН: Прошлым вечером твои дружки попытались подложить тебе свинью. (Укоризненно.) Это неблагородно, Макс. Философский факультет отправил тебе предложение на конференцию только после того, как на него надавили.
МАКС: Кто надавил? Вы?
МИЛАН: Тсс, Макс, тише. Ты не представляешь себе, каковы твои дружки.
Комкает листок.
«Свободу узникам «Хартии-77». Надеюсь, по вечерам ты не развлекаешься, надувая воздушные шарики.
Снимает с лацкана значок члена партии.
Вот это – значок члена партии. На булавке. А это – воздушный шарик.
Протыкает шар.
Символично!
Смеется и водружает значок на место.
МАКС: Ты же знаешь, я не склонен к публичным \жестам.
МИЛАН: Макс, Макс...
МАКС: В 56-м году многие сжигали свои партбилеты на Трафальгарской площади. С меня моей семьи хватит. Выяснилось, что мой зять спал со своей сотрудницей... Уфф! Я счастлив, что Элинор об этом не узнала. Ты не представляешь себе, что такое быть «скелетом недели» для британской пресы. Эсме и ее супруг попытались замять дело ради детей, но я полагаю, что из этого ничего не выйдет.
МИЛАН: Я глубоко соболезную тебе в связи с кончиной твоей жены.
МАКС: Спасибо.
МИЛАН: Итак... чего ты хочешь?
МАКС: Помнишь Яна? К любому, кто примет его на работу, на следующий день приходят визитеры... и Яна увольняют. Он ночует у друга на полу, живет как нищий. Я прошу... нельзя ли как-то помочь ему?
МИЛАН: Макс, это настолько мелко для тебя. Проси о чем-то поважнее. Твой друг – такое ничтожество. Мне бы на твоем месте было бы стыдно даже упоминать о нем.
МАКС: Больше мне ничего не нужно.
МИЛАН: Ладно... дай мне время узнать, что мы на него имеем.
МАКС: Не ты ли внес Яна в список подписавших хартию?
МИЛАН: Нет, но его писк раздражал меня, и я прихлопнул его. (Презрительно.) Ох уж эти подписанты! Нормальным людям они – как кость в горле. Люди хотят покоя, хорошего жилья, машины, телевизора с большим экраном. А эти «правозащитники» уверяют весь мир, будто они лучше нас. Нет, они не лучше нас!
МАКС (скорее негодуя, чем сожалея): Но вы, именно вы вызвали к жизни Хартию! И ради таких, как вы, я столько лет хранил верность партии! Ради тупых полицейских, делающих из мухи слона! Мир забыл о Чехословакии. Вас предоставили собственной судьбе. И что же вы сделали? Вы выплеснули свое раздражение, вы сорвали злобу на горстке инакомыслящих, которые не представляли для вас никакой опасности. Которые вообще не представляли опасности! Ах, какой праздник вы устроили западной прессе. С каким удовольствием она завалила дерьмом самое мысль о возможности иного пути. А ведь в нее верили. Верили, несмотря ни на что!
МИЛАН: Макс. Тебе что-то известно. (Бросает в рот ароматную пастилку.) Ты меня восхищаешь.
Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 16; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!