Lee Perry. Dreadloks In Moonlight



 

План майора полностью провалился, хотя он допрашивал нас с Ай-Ваном по очереди, каждого по часу, и всех вместе еще минут сорок. Орал, стучал кулаком по столу. Но я сразу понял: бить не будут. Майор только изображал агрессию. Видно, ни одного семечка «этой дряни» найти ему так и не удалось. Правда, на экспертизу нас все же отправили. В фыркающем и сопящем милицейском «ВОЗике» приковали наручниками друг к другу – для пущей строгости. «ВОЗик» прыгал с кочки на кочку, как заблудившийся ежик на болоте. Один из конвоиров сел на переднее сиденье и всю дорогу курил, наполняя салон микроавтобуса табачным чадом. Другой сел с нами позади и оказался не в меру болтлив.

- Ну что, наркоманы, попались? – подъелдыкивал он. – Небось, уже дозу хочется, а?

- Да что вы, – ответил я. – Какие же мы наркоманы? Мы обыкновенные музыканты.

- Кто тебе глаз-то подбил?

- Хулиганы.

- А что же ты с хулиганами связался, а? Небось, дозу искал?

- Вы это о чем?

- Ха-ха-ха! – смеялся мент. – Меня не перехитришь! Я наркоманов знаю.

Ай-Ван сидел нахохлившийся и грустный. Ему было холодно и тоскливо. Меня же ситуация начинала понемногу забавлять, хотя в глубине души я испытывал страх и отвращение.

- А как вы отличаете наркомана от обычного человека? – спросил я.

- По глазам, – ответил страж порядка. – У наркомана глазки-то бегают – где моя доза? Где моя доза? А вот тебе твоя доза! Ха-ха-ха!

Он показал мне громадный кукиш и опять заржал. По-доброму, без наезда.

- Да не нужна мне никакая доза, – гнул я свою линию. – Мне нужно солнышко, море, песок и красивая девушка.

- Ты с толку не сбивай, Солнышкин! Девушка ему нужна. Будет тебе девушка – в камере!

- Во-от с таким дуплом! – басом прибавил молчавший всю дорогу водитель. – Гы-гы-гы!

После этого заржали все менты, причем тот, что курил, от смеха даже выронил сигарету, упавшую куда-то на колени к шоферу, отчего тот подскочил на месте, крутанул баранку. «ВОЗик» чуть занесло, но сразу выровняло.

- Ты, блин, смотри, чего делаешь, Жора! – крикнул водитель.

- Хули орешь? – мрачно ответил Жора, вытаскивая из-под ног дымящуюся сигарету. – На дорогу гляди!

- Щас мы вас на экспертизу доставим, Солнышкин, – куражился тем временем второй конвоир. – Там профессор ваши говно да мочу соберет – и кабздец, поедете вы в камеру. А камеры у нас тесные, и народу в них сидит много, люди разные, и придется вам со всеми с ними близко познакомиться. Но ты не ссы, Солнышкин! В шахматы играть умеешь?

- Нет, – сказал я, теряя интерес к разговору.

- Не умеешь – научат, не захочешь – заставят! Ха-ха-ха!

- Гы-гы-гы! Фух-фух-фух! Йо-хо-хо! – под это радостное ржание мы и прибыли на место – в какое-то мэром забытое полупромышленное пространство, где располагалась лаборатория. В облезлом, давно не ремонтировавшемся здании тускло горели советского промдизайна люминисцентные лампы. Одна из них громко зудела и мигала. Нас провели коридором – все так же в наручниках. Ай-Ван совсем пал духом, я тоже чувствовал усталость, но дурашливая лихость овладела мной. Перед крашеной в свекольный цвет дверью с надписью «Анализы» мрачный Жора расковал нас, процедив сквозь зубы:

- Пиздуйте внутрь без фокусов!

Он вошел вслед за нами и хлопнул об стол папкой с документами. Фельдшер лет сорока с опухшей рожей молча кивнул, полистал принесенные бумажки, что-то записал, хмыкнул, отложил в сторону. Потом нас с Ай-Ваном немного помучали – заставили писать в баночки, укололи палец острой железкой. Фельдшер отсосал моей крови в стеклянную трубочку, как потерявший вкус вампир. Было заметно, что ему очень хочется спать. В общей сложности мы провели в этой лаборатории примерно час, потом нас отвезли обратно в участок и снова загнали в обезьянник. Ни кавказцев, ни бомжа уже не было, в помещении по непонятной причине стало значительно холоднее.

- Как думаешь, Ю-Лов, что дальше с нами будет? – спросил Ай-Ван. – Меня еще ни разу не арестовывали...

- Ты чаще с Пашей тусуйся, глядишь, и перед тобой откроются двери всех следственных изоляторов Тосквы!

Круглые часы над стеклянной перегородкой дежурного показывали полвторого ночи. Самого дежурного видно не было. Про нас опять все забыли. Хотелось спать, но от холода зуб на зуб не попадал.

- Эй! – крикнул я. – Одеяла дайте!

Никто не отозвался. Разговаривать не хотелось. Думать не было сил. Я встал и начал расхаживать вдоль решетки. Немного погодя ко мне присоединился Ай-Ван. Мы начали толкаться и топать, постепенно перешли в состояние ритуальной пляски дикарей: гипнотизируя друг друга взглядами, прыгали и размахивали руками вокруг воображаемого костра. Это помогло согреться. Потом снова посидели на лавке, пока не замерзли. Танцевать уже не хотелось, но Ай-Ван сказал:

- Надо!

И мы опять пустились в пляс, сопровождаемый жутковатым пением на неизвестном науке языке.

- У! Е! Биддли-диддли-бам! – выкрикивал я.

- Шакалака! Шакалака! – хрипел Ай-Ван.

За перегородкой возникло лицо дежурного, который, оказывается, спал, закутанный – вот гад! – в зеленое одеяло с белым орнаментом. Точно такое же одеяло было у меня когда-то в детском саду.

- Вы что, совсем офонарели? – спросил он. – Таблетку резиновую дать для успокоения нервов?

- Что за дубняк тут у вас?! – возмутился я. – Это нарушение женевской конвенции о содержании военнопленных!

- А почему у вас одеяло вакхабитское? – неожиданно спросил Ай-Ван.

- Что-о? – у дежурного отвисла челюсть.

- Зеленый цвет – цвет ислама, а белый рисунок – суры из Корана, вы приглядитесь повнимательнее! Кто вам это одеяло дал?

- Чо за суры такие? Где? – дежурный совсем растерялся и недоуменно вертел перед глазами угол одеяла.

- У вас на одеяле надписи арабские, а русские люди тут замерзают! – подхватил я. – Непорядок!

Но прежде, чем дежурный перешел от состояния тупого тормоза к состоянию яростного берсерка, в помещение успела завалиться целая делегация: злой майор, конвоир Жора, дородный мужик в дорогом черном пальто и с дипломатом в руках, непонятный человечек в потертой куртке, длинноносая тетка в золотых очках, а замыкала процессию мама Ай-Вана.

- Вот они! – воскликнула она.

- Согласно указу такому-то от такого-то числа, статье такой-то пункт прим тарарам-бам-бам... – забубнил мужик в пальто, но майор только отмахнулся, как от прилипчивой мухи.

Жора открыл обезьянник, мы выскочили наружу с акробатической элегантностью. Дядька в пальто вручил наши паспорта, а мне еще и мобильник (я коротко взглянул на дисплей – мертв, батарея сдохла). Мама Ай-Вана обожгла меня взором ядовитой змеи, вытащила из сумки пушистый шерстяной свитер и вязаную шапку, протянула сыну:

- Возьми, Ванечка, замерз, наверно! Сейчас домой поедем!

Рядом что-то активно обсуждали майор и дядька в пальто, оказавшийся, по-видимому, адвокатом. Тетка в очках расшифровалась как его помощница, в то время как человечек в потертой куртке выполнял роль майорского секунданта в бюрократической словесной дуэли. Но майор уже проиграл. Я не стал дожидаться, пока его добьют окончательно, и двинулся к выходу. Дежурный, встав, разглядывал свое одеяло, брезгливо взявши его за край двумя пальцами. Мы его уже не интересовали. Хлопнула дверь. Лицо обжег мороз. Температура, оказывается, упала не только в обезьяннике, но и в городе.

Дверь хлопнула повторно. Рядом со мной встал Ай-Ван.

Снял шапку, встряхнул дрэдами. Пар из его рта поплыл на фоне полной Луны, как в финальной сцене из фильма ужасов.

- Кто же нас всех сегодня сдал? – спросил я.

Но ответа не последовало.

 

 

Моя Королева.

 

You're so lovely, I love you so oh oh

Woman stay by me, and don't let go, oh oh oh

You're so lovely, I love you so oh oh

Woman stay by me, and don't let go, oh oh oh

Sizzla Kalonji. She's Loving

 

Конечно, я ее любил. А как иначе? А что бы сделали вы на моем месте, встретив девушку своей мечты, да нет, саму мечту, о которой до сих пор не догадывались? Не слишком сложно объясняю? Что-то многовато вопросов, как говорил один подследственный, когда ему выбивали последние зубы. Тем не менее это было так, в середине 90-х. Демоны и ангелы кружили над Тосквой мертвыми петлями. Бандиты убивали бандитов прямо на улицах меж ларьков. Под пули попадали случайные прохожие. В университетах знаменитые профессора читали вдохновенные лекции. В редких еще клубах выступало бесконечное количество новых групп. Таксисты за пять баксов были готовы отвезти тебя на Северный полюс и обратно. И даже сценарий сериала «Понты» еще только сочинялся. В то самое дикое и лихое время неподалеку от станции метро «Дизель Народной Идеи» в бывшей студенческой столовой открылся клуб «Позитив». Там регулярно собирались любители музыки реггей и их многочисленные друзья и подруги, а также не слишком зашифрованные драгпушеры, желающие познакомиться симпатичные девушки, африканские студенты из близлежащих общежитий, мелкие гангстеры, контролировавшие на районе все захудалые палатки. Там в один прекрасный осенний вечер 1995 года ваш покорный слуга Ю-Лов дебютировал со своей абсолютно новой группой «Львиная доля».

Клуб «Позитив» материализовался усилиями четырех парней из Западной Замбии. Дрэдастый и серьезный Нэсс – идеолог и политик, веселый и прижимистый Франциск отвечал за финансы (его все называли просто Франц). Вечно витавший в облаках поэт Ронни «Рокки» Кларк знал одиннадцать языков и мог часами рассуждать на любую тему, а искренне верующий растафарианец Рас Майкл, которого все звали Мишей, не ел мяса, не пил алкоголя, не курил табака и довольно неплохо играл на барабанах. Меня привели в «Позитив» бывшие коллеги по музыкальному коллективу «Армия Джа», с которыми сохранились дружеские отношения, несмотря на почти полное и с годами только усиливавшееся расхождение по стилю. Мой новый проект состоял из пяти человек, мы играли социально-злободневный панк-реггей и успели зажечь на паре антифашистских рок-фестивалей. Четыре записанных на аудиокассету демо-песни звучали хреново, но сошли для сельской местности. Нэсс вписал нас в график выступлений. Через неделю состоялся первый концерт «Львиной доли» в «Позитиве», и он прошел вполне неплохо. Перед сценой толпилось человек двадцать друзей музыкантов и парочка случайных гостей клуба, у задней стенки прямо посередине выступления началась потасовка между африканскими студентами и мелкими гангстерами. Было очень весело, все плясали, я извивался у микрофонной стойки, как Соловей-разбойник на веревке Ильи Муромца, барабанщик долбил в бочку, как в колокол новгородского веча, и грохот стоял такой, что черти в аду испуганно затыкали уши.

После концерта, получив у Франца гонорар – ящик пива, два пакета чипсов, пять порций овощного салата и десять бутербродов с сыром и колбасой, – мы уселись за угловой стол, подальше от гангстеров и поближе к студентам. Вот тут-то я и заметил Королеву.

------------- ---------------------- -------------

ЛИЦО. ДЕНЬ КАК ДЕНЬ. ВОЛОСЫ.

ВОЛОСЫ. НОЧЬ КАК НОЧЬ. ВЗГЛЯД.

ВЗГЛЯД. ДЕНЬ КАК НОЧЬ. УЛЫБКА.

УЛЫБКА. НОЧЬ КАК ДЕНЬ. ЛИЦО.

-------------- ----------------------- --------------

Пришла случайно. Привел кто-то из чьих-то знакомых. Да, очень понравилось. А что больше всего? Ну, весело. В общем, всё! Клуб смешной, похож на столовую. Это и есть столовая? Ха-ха. Ха. В таких местах раньше не бывала, нет. Да, нравится эта музыка. Нет, никогда не слыхала названия этой группы. Да, про Боба Марли слышала. Ну да, нравится, конечно, ну так ведь он всем нравится. А что это за странная прическа у того серьезного черного парня? Да, у Нэсса… А можно у него узнать, как сделать... э-э... дрэдлокс? Да, хотелось бы попробовать сделать что-то подобное со своими волосами. А то уже надоело так ходить, а ничего в голову не приходит, а дрэдлокс – это интересно. Только надо узнать, как сделать... Уж она-то уверена: ни в одном женском салоне Тосквы такую прическу заплести не сумеют. Да, спасибо, еще одно пиво... А куда пошли ребята? Покурить? Тут же все и так курят, вон пепельницы на столах... Ах, вот что... А можно с ними?

Мы пошли, вернулись, смеялись, что-то пили, слушали музыку – селекторский сет Раса Майкла. Потом шли вдвоем по ночной улице к метро, одной рукой я нес гитару, а другой размахивал и жестикулировал, что-то громко объясняя. Метро, конечно, было закрыто, и валил снег, чистый снег крупными хлопьями, как в голливудском рождественском семейном блокбастере. Поймали тачку и за пять баксов укатили на Северный полюс, но на полпути свернули и высадили Королеву возле дома на улице Филиппа Миронова, и я согласился зайти в гости и вылез, расплатившись, и бомбила укатил, взвизгнув зимней резиной, и только когда красные габаритные огни уже скрылись за поворотом, я сообразил…

ЗАБЫЛ!

ЗАБЫЛ!

ЗАБЫЛ!

ЗАБЫЛ, БЛИН, ЗАБЫЛ!

Забыл гитару на заднем сиденье! А ведь это одолженный у Брата Маркуса только для концерта настоящий фирменный родной «Эбануц»! Теперь вовек не расплатиться! Я грозно матерился на морозной улице, извергая проклятия на собственную голову, а Королева смеялась (действительно, смешно!), потом успокаивала меня и объясняла, что помнит первые две цифры номера, и цвет машины – красный. Но мне казалось, что машина была скорее синей, и я бешено топтал снег. Много его в ту ночь навалило, словно нас решили похоронить в этом городе со сталинскими домами и подземными лабиринтами, но потом помиловали. Хотя что лучше для гнилого изнутри города, чем быть похороненным под слоем чистого небесного снега? И когда все ругательства кончились, а Королева открыла дверь подъезда,

зеленое авто вдруг вылетело из-за поворота, взвизгнуло тормозами в снежных брызгах, и водитель, приспустив стекло в правой передней двери, улыбнулся:

- Эй, музыкант, забирай свои дрова!

И я спокойно забрал с заднего сиденья маркусовский «Эбануц», и захотелось пожать руку и обнять этого бомбилу, но он только шире улыбнулся и умчался в ночной мороз. И мы пошли домой к Королеве, и пили чай на кухне, разговаривали, болтали и трепались до утра, и громким смехом разбудили маму Королевы, и та вышла и сказала:

- Что ржете? Здесь вам не конюшня, а кухня. Дайте людям спать!

Но глаза были хоть и заспанные, а добрые, и она снова ушла, а мы продолжали смеяться, но уже потише, а утром я ушел и на первом поезде метро ехал к себе на «Евроазиатскую», обнимая заледеневший гитарный кофр, хотя желал бы обнять Королеву.

…И вот я летел на очередных раздолбанных дрожках, управляемых неопределенного возраста космонавтом в очках с толстыми стеклами, хищно склонившимся над обмотанным черным скотчем рулем. Все было так похоже на ту зиму, десять или, постойте, да, двенадцать, или даже четырнадцать лет назад, и холодно примерно также, и снега на обочинах столько же, и возвращался я в ту же квартиру, хотя в промежутке успел пожить и от Парижа до Мехико, меняя места, дома и круги знакомых, стараясь не менять убеждений, но насколько это удалось? Так или иначе, а сейчас я ехал на скрипучем автомобильчике по темной замерзшей Тоскве, под хриплое приблатненное пение «Понятного Радио». В кармане двести пятьдесят рэ, сунутые Ай-Ваном на прощание. Серьезный реггей-бизнес не удался. До «Евроазиатской» еще далеко, там водителю придется объяснять, как подъехать к дому…

Мы неслись по городу тенью графа Дракулы.

Вспоминая старые деньки с Королевой, я думал, откуда раздобыть денег, чтобы вернуть долг Коле Расколбасу. С которым она теперь жила.

 

 


Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!