Астрономическое путешествие в небесных пространствах.

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Астрономическое путешествие в небесных пространствах.

 

Вступление Глава „ „ „ „ „ „ „ „ „ „ „ „ „ „

..... I II III IV V VI VII VIII XI X XI XII XIII XVI XV

..... Астрономия обитателей „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,, „,,

.... Луны Меркурия Венеры Марса Юпитера Сатурна Урана Нептуна Малых планет Солнца Миры освещаемые сложными и цветными солнцами О типе человеческом в других мирах и вообще о форме живых существ О законах тяжести в других мирах и в особенности о некоторых замечательных явлениях центробежной силы на планетах с быстрым вращательным движением О движении во вселенной Начало и конец миров

Стран. 1 5 23 30 36 43 52 59 64 70 77 84 92 108 119 125

 

https://epizodsspace.airbase.ru/bibl/flammarion/jiteli/02-sovr.html

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Критический обзор теорий, научных и романических, древних и новейших, относительно обитателей светил небесных.

Предисловие. Глава I. ,, II ,, III ,, IV ,, V ,, VI ,, VII ,, VIII ,, IX ,, X ,, XI ,, XII

.......................... Древность восточная. — Первобытныя племена человеческия. — Арийцы. — Древний натурализм. — Персия. — Китай. — Религии — Зороастра, Конфуция и Брамы. — Египтяне. — Галлы. — Индоевро­пейская филиация. Древность западная. — Продолжение истории первобытных воззрений на вселенную. — Множественность миров вне мира. — Лукреций. — Мысли древних о вселенной. — Космографическия фикции Греков и Римлян. — Первыя странствования по Лу­не. — Лукиан. — Плутарх. — О видимом на Луне облике. От перваго года нашей эры, до тысячнаго. — Теологическая система мира. — Зогар. — Лактанций. — Отцы церкви. — Общепринятыя мнения. — Козьма Индикоплевст. — Магомет. — Мечты и легенды. Конец тьме. — «Свод» Св. Фомы и богословие. — Дуализм Неба и Земли. — «Божественная комедия» Данте. — Кардинал Куза. — Ариост и Раблэ. Зодиак жизни человеческой. Эпоха обновления. — Коперник: De revolutionibus orbium coelestium . Statu quo. — Опыты Монтеня. — Джордано Бруно: О вселенной и о великом множестве миров — Последние из противников. — Защитники. — Галилей. — Кеплер: Путешествие на Луну. — Философы. — Астрологи. — Алхимики Луна все еще служить местом свидания для путешественников. — Человек на Луне, Годвина. — Мир Луны, Уилькинса. — Рай на Луне. — Реита: Oculus Enoch et Eliae. — Странное смешение астрономических и религиозных понятий. Новыя путешествия. — Пьер Борель; Трактат о множественности миров. — Сирано де-Бержерак; Путешествие на Луну — История Царств и Империй на Солнце. Движение приостанавливается. — Экстатическое путешествие в небесных пространствах о. Афанасия Кирхера и мистические обитатели миров. — Обитаемость светил по Гассенди. — Католические и протестанские теологи. Большия путешествия. — Фонтенель; Беседы о множественности миров. — Астрономия дам. — Путешествие в мир Декарта. — Космотеорос или предположения о небесных телах и их обитателях, Гюйгенса. Фантастическия путешествия в начале восемнадцатаго столетия. — Вымыслы и фантазии. — Гонгам. — Гулливер. — Подземныя путешествия. — Ниель Клим в подземных мирах. — Новыя экспедиция на Луну и планеты. — Экскурсии анонимнаго автора в мир Меркурия. — Вольтер; Микромегас, разсказы обитателей Сириуса и Сатурна. Множество миров воображаемых и очень мало миров действительных. — Сведенборг: Обитаемые миры. — Странствования милорда Сетона по семи планетам. — Мысли Лам­берта и Канта. — Дергам; Обитатели планет. — Небесныя странствования. — Фильдинг. — Некоторыя из богословских решений. — Лунные разсказы, Мерсье. — Летающие люди и Ретиф де-ля Бретонн. — Боде; Обитатели планет и светил. Девятнадцатый век. — Заключение.

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Очень-бы не хотелось нам говорить о себе, с первой-же строки настоящей книги, но мы или вовсе не обязаны отчитываться публике, или должны сказать ей, что „Воображаемые миры" задуманы вслед за появлением книги „Множественность миров", что написаны они в одном и том-же духе и под внушеньем однех и тех-же идей. Главная-же причина, побудившая нас приступить к настоящему труду — это ложныя толкования, которыми люди легкомысленные испестрили канву доктрин, изложенных в книге: „Множественность миров".

Сосредоточить весь свет науки на одной великой идее всеобщей осветить ее в ея действительном виде; выяснить ея необъятную распространенность и показать, что она составляет таинственную цель, вокруг которой вращается все здание вселенной — по нашему мнению, это задача, разрешение которой представляется очень важным для нашей эпохи. Человек, решившийся затронуть подобный вопрос, становится в виду грозной цели. Выдвинуть за пределы видимаго мира область органической жизни расторгнуть завесу, скрывавшую от нас царство жизни в других мирах и позволить мысли проне­стись в ея лучезарном ореоле, над разлитою до безконечности жизнью — таковы основныя положения, входившия в состав нашего плана. Не наше дело разсуждать, в какой мере достигнута цель эта — скажем только, что она стоит не вне тех пределов, пред которыми оста­навливаются силы науки.

Главное: не следует смешивать настоящее произведение натуральной философии с стремлениями воображения. Ничего не может быть более несходственнаго между со­бою и более противоположнаго и крайне неблагоразумно было-бы присваивать себе право населять планеты и помещать на них те или другия существа в силу того, что оби­таемость миров разумными тварями доказывается философиею наук.

Раз навсегда определенно выскажемся на счет этого.

Человек, во время пребывания своего на земле почерпает на этой планете зародыши или, по меньшей мере форму своих действительных познаний, сущность своих идей, основу своих представлений, элементы могущества своего воображения, но вместе с тем он является вполне несостоятельным создать что-либо новое, стоящее вне круга его понятий. Он не в состоянии ни отрешиться от земных представлений, ни почерпнуть в неизвестном основы для своих сил. Все что ни создал-бы он, увле­каемый задором самаго отважнаго воображения, всегда будет отзываться чисто-земным происхожденьем. Но если-бы, дав волю своему ретивому скакуну, это необуздан­ное воображение ринулось в область неизмеримаго, гоняясь за новыми существами, то вскоре мы увидели-бы его погруженным в хаос и производящим одни лишь химерические уродства, далеко неоправдываемыя наукою. Эта роковая слабость духа человеческаго, усиливаясь относительно, делается чрезвычайно безплодною вследствие всеобщаго стремления природы к разнообразию. Кажется, что природа поставила себе законом — никогда не производить двух вполне тождественных существ, словно решилась она вечно держать подъятым знамя своих неисчерпаемых богатств и своего безконечнаго могущества.

Но не обязан-ли представитель или защитник известнаго дела поддерживать последнее в его чистоте и пре­дохранять его от нападок людей, находящихся в заблуждении или увлекающихся? Не на нем-ли лежит обя­занность устранять препятствия, удалять недоумения и преграждать доступ ложному свету, который мог-бы вос­препятствовать полному блеску излюбленной красоты?

„Критическому обзору теорий научных и вымышленных, древних и новейших, относительно обитателей светил небесных и предназначено достигнуть цели этой.

Воздавая справедливость плодотворным силам воображения, выставляя на вид его могущество посредством занимательнаго исзледования миров, исшедших из духа человеческаго, обзор этот вместе с тем обнаружит действительную слабость воображения сравнительно с произведениями природы. Системы, созданныя людьми в неизведанных пространствах неба, составляют чрезвычайно занимательный предмет изучения а зрелище творений, формулированных словом человеческим, обильно назиданиями и ощущениями всякаго рода. Во всех возрастах человечества, окрылен­ная мысль человеческая устремлялась в небо. Когда-же, выступая из пределов духовных стремлений, она зая­вляла притязания создавать физическия формы, то порож­дала она одни лишь причудливые признаки, причем последние представлялись или символическими образами и измененным, если не искаженным воспроизведением существующих в природе тварей, или, по мере приписываемаго себе воображением могущества, являлись они более или менее чудовищными.

Прежде историческаго обзора, содержащаго в большом количестве миров воображаемых очень мало миров действительных, мы намереваемся представить научное описание изследованных уже светил, описание на столько пространное, на сколько дозволяется это астрономическими открытиями и затем уже определим: в каком виде представляется вселенная наблюдателю, находящемуся на каждой из изучаемых сфер. Описание это будет пополнено об­щими соображениями, непосредственно касающимися условий обитаемости тел небесных, например: вопросом о типе человеческом и разнообразии форм, о некоторых поразительных действиях сил природы, о начале и конце миров и проч. Изследования эти покажут, сколько различных условий должно принять в соображение при серьезной попытке определить только возможное в области вне — земной природы — о достижении пределов вероятнаго мы уже и не говорим — войдут в состав первой части «Астрономическаго путешествия в пространствах небесных.»

Независимо от этого двоякаго характера, нам ка­жется, что соображения, не менее достойныя внимания, свя­заны для человечества с непреложнейшею из историй. В самом деле, перед нами разовьется полная история идеи множественности миров, начиная с первобытных времен, когда младенчествующее человечество под солнцем Востока взирало на мистическия формы натурализма — затем, подвигаясь вперед среди превратностей времен, среди могущества и падения народов, успехов и упадка наук, разсказ наш вступит в века, в страданиях родившие нашу цивилизацию и, наконец, достигнет на­стоящей эпохи, когда из рук гения наука приняла скипетр всемирнаго владычества.

Движения духа человеческаго столь же ясно отпечатлеваются на разследованиях этой частной идеи, как и на всеоб­щей истории народов и государств. Порою случается при этом, что некоторый идеи, которыми тщеславится наша эпоха, всплывая на поверхность океана веков, являются нам отме­ченными знамением почтенной древности, так что под нашим критическим анализом не мало проходит старых новостей, не вводя однакож нас в заблуждение на счет своих метрических свидетельств.

Итак, представив здание во всем его составе, мы положили изследовать исподоволь его части, подобно зодчему, который вслед за геометрическим планом здания, составляет чертеж скульптурных работ и украшений фа­сада, равно как и деталей внутренней отделки. Если толчек, сообщенный человеком известной идее из сферы философии, возбуждает в умах некоторое движение и вызывает вокруг его произведения различныя манифестации, то необходимо, чтобы человек этот видел общность всего, относящегося к его предмету и представлял подобнаго рода приложения в их относительном значении с основною мыслью.

Не сказать-ли последнее слово на счет формы настоящаго сочинения? Форма его не столь серьезна, как форма предшествовавшаго труда: нам казалось, что одна и та же одежда не всем под стать и что внешний вид каждаго должен соответствовать его внутреннему ха­рактеру. Дело сегодняшняго дня не столь нарядно, как вчерашнее; завтрашнее, быть может, покроется траурной фатою... Не обязаны-ли мы представлять дщерей нашего духа в их действительном виде и лучше-ли будет, если мы станем рядить их по собственному нашему желанию, не сообразуясь с их вкусом? Так как неко­торые писатели заявили, что мы имеем «иерофанта и великаго жреца», то очень мы счастливы возможностью разубедить их в этом в настоящем случае. Мы не представляем других доказательств, в которых нет однакож недостатка, в надежде, что самая форма настоящей книги покажет, как мы далеки от притязаний на первосвященническую власть.

 

Астрономическое путешествие в небесных пространствах.

 

ВСТУПЛЕНИЕ.

 

Рядом с астрономиею математическою и астрономиею физическою, составляющими главнейшия основы науки мироведения, существует то, что можно-бы назвать умозрительною астрономиею. Проистекая из двух первых, последняя иногда возносится над ними смелостью своих взглядов и громадностью замыслов. Первыя две, по самой природе своей, ограничиваются и определяются известным порядком вычислений и наблюдений, но вторая может выходить из пределов этих и устанавливать, подобно Кеплеру и другим, эмпирические законы, подтвердившиеся впоследствии опытом. Идущий этим путем должен однакож остерегаться большой опасности, именно: не заходить слишком далеко в область произвола. Даже в предположениях своих он должен руководствоваться индуктивным методом и, не отрешаясь от духа науки, постоянно держать в руках компас, завещанный нам Бэконом — дух позитивнаго метода.

В настоящее время, когда идея множественности миров для многих — так по крайней мере, доказывается это современною литературою — представляется уже не вопросом, а фактом, добытым для науки и философии, было-бы любопытно спросить себя, какой строй понятий может и должен быть доступен обитателям других миров, какия познания возможны для них, в каком виде представляется им вселенная и наш мир и какие из усматриваемых явлений служат — как для них, так и для нас — правилом для установления обычаев и основою космографических познаний. Любопытно, занимательно и даже полезно разорвать на несколько мгновений цепи, приковывающия нас к Земле и погрузиться в бездну небес, останавливаясь последовательно на некоторых избранных пунктах и наблюдая издали нашу земную обитель, видимую в ея относительном положении. Араго говорит, что подобнаго рода набиюдения, независимо от доставляемых ими замечательных и в высшей степени интересных результатов, составляют очень полезное упражнение для любителей астрономии. Это прак­тическое применение положения древних: „Познай самого себя", и в какой-бы мере ни представлялось оно косвенным невнимательному взору, но очень может быть, что полезными последствиями своими оно обильнее, чем психологическое применение сказаннаго положения. Очень может быть также, что оно не менее духовно и достойно внимания. Сравнивать другие миры с нашим — не все-ли это равно, что изучать как последний, так и первые? Чтобы не слишком разлакомить людей, падких до вымыслов, мы тут-же заявляем. что нижеследующия соображения носят на себе чисто-астрономический характер и отнюдь не вымышлены. Необойдется тут без цифр, без обозначения градусов (°), минут (ˊ), секунд (ˊˊ) и — как знать? — без некоторых некрасивых и лишенных всякой элегантности знаков, каковы, например, или очень невзрачных формул, в роде следующей:

Но как быть! По нашему мнению, прежде всего следует быть ясным и было-бы очень неловко вводить читателя в мрак кромешный под предлогом посещения обитателей светил. Нет; не та­ково наше намерение, и если самая сущность настоящих изысканий заставляет нас прибегать к сухим уравнениям и задачам, то в вознаграждение за это мы по возможности постараемся скрыть математическую форму под скрадывающею полнотою римской тоги. Было-бы излишним присовокуплять, что название: „Путешествие" выставленное в заголовок настоящей первой части, есть только простая литературная форма, которою мы отнюдь не намерены прикры­вать измышлений небеснаго экстаза. Это описание основано един­ственно на телескопических наблюдениях и божественная Урания оказывает нам свое содействие не в качестве Музы и не просили мы у нея крыльев с тем, чтобы покинуть на нашем небе Психею кротковзорую. В настоящем сочинении наблюдения наши произво­дились скорее при помощи телеснаго, чем духовнаго ока; занима­тельность предмета заставляла нас заняться особенностями и картинами, которыми он так обилен и затем, обозрев обширное здание во всем его составе, мы с удовольствием уже перено­сили взоры на более выдающияся подробности. Многие уже стран­ствовали в небесных пространствах. Не говоря о св. Павле восхищенном на третье небо, Данте, Кирхер, Сведенборг и много других — разве не носились они в экстатическом упоении среди звездных сфер! Но мы не намерены подражать ни тем, ни другим.

Словом: „астрономия миров" не выражается-ли полная история миров этих, так как в настоящее время на астрономию можно смотреть, как на науку об основных элементах вселенной? Изла­гать астрономию Земли, значить вместе с тем излагать космографию последней, ея географию, ея механическое и физическое строение, как с точки зрения ея отношений к другим частям мироздания, так и с точки зрения ей присущих сил и ея индивидуаль­ной жизни. Пусть беседа наша, при столь сложном предмете изучения, коснется преимущественно тех пунктов, которые заслуживают быть специально выставленными на вид; не забудем также упомянуть о явлениях, главнейшим образом характеризующих взаимныя свойства каждаго из носящихся в эфире миров.

Затем — в дорогу, благосклонный читатель! Путь длинен и времени терять не следует. Мы не запасемся эликсиром Асмодея, давшим Гофману возможность чисто-на-чисто обобрать Гольберга, ав­тора „Niel Klim", ни эликсиром милорда Сетона, котораго секре­тарь не совестливие поступил в отношений Сирано де-Бержерака; не станем мы, вместе с Алигиери, призывать тень божественнаго, или тень обожаемой, умершей женщины и, подобно автору „ Экстатического путешествия", не обратимся с воззванием к одному из гениев, управляющих небесными светилами. Не прибегая ни к одной из ораторских уловок, мы воспользуемся только умствен­ными способностями, которыми природа наделила каждое мыслящее существо и, пребывая телом на Земле, позволим мысли нашей по­очередно посетить каждую из сфер нашей системы, проникнуть даже дальше и во время странствований этих наблюдать — в каких условиях находятся обитатели этих небесных миров, лун, планет и солнц.

 

ГЛАВА I.

Астрономия обитателей Луны.

I .

 

В блестящем и пустом свете, в котором живем мы, в такой мере преданном поклонению внешности, обыкновенно преклоняются пред знатностью, выдвигают на первый план людей сильных и могущественных, а приниженных и слабых оставляют в забвении. Гнушаясь столь печальным примером, мы откроем наш спектакль одною из самых скромных, представляемых природою, сцен. Но прежде чем оставить земной шар со всем относящимся к нему, мы посетим нашего ленника и вассала, или, выражаясь с бóльшим великодушием, нашу соседку и союзницу. С давних уже пор, спутник этот, словно бдительный страж ходит вокруг палат наших, не позволяя себе ни малейшаго уклонения, ни малейшей оплошности, ни малейшаго упущения. Итак, первый визит к нему. Это страна соседняя, государство нам сопредельное; телеграмма дошла бы туда и чрез несколько минут мы получили-бы ответ, следовательно, не познакомиться с природою этого прибрежнаго острова — непростительно! Итак, станем ногою на землю светила этого (следовало-бы сказать: на Луну), и раскинем сеть наших наблюдений в ровной или гористой, спокойной или бурной стране, дарованной Богом господам Селенитам.

Мы еще и не обратились к обитателям Луны с разспросами на счет их астрономических систем и успехов наук в их стране, как повидимому уже становимся в то самое положение, в каком находился некогда Макбет, обратившийся к ведьмам с следующим нелепым вопросом: „Существуете-ли вы?“ Чтобы унять тревогу людей, сомневающихся в существовании Селенитов, мы готовы обратиться к последним с этим вопросом, причем будем крайне польщены, услышав, что единогласно они ответят нам силлогизмом Декарта: „Cogito, ergo sum“ — мы мыслим, следовательно мы существуем. Заметим по поводу Картезианской метафизики, что обитатели Луны преисправнейшим образом могут существовать и сознавать себя существующими, не будучи однакож в состоянии формулировать силлогистическое умозаключение: „Cogito, ergo sum“.

Но если-бы, не взирая на этот чрезвычайно своеобразный вопрос, удовлетворивший-бы даже самого Декарта, иным астрономам вздумалось пойти еще дадьше и наивно спросить у Селенитов, возможно-ли существовать в мире в котором нельзя открыть ни одной капли воды, ни малейшаго следа атмосферы, то мы с полнейшим самоотверженьем обратились-бы к Селенитам и с этим новым вопросом, причем наверное последние не упрекнули-бы нас в наших непомерных притязаниях и в заносчивом желаньи заключать о вселенной согласно с несовершенствами нашей природы, принимать жизнь земную за тип жизни всемирной и упорно призна­вать истинным лишь то, что попадает в тесный круг наших наблюдений.

После этого чисто-братскаго наставления, очень полезнаго людям, занимающимся изученьем природы, мы никак уже не решимся сомневаться в существованьи Селенитов, а тем паче отрицать су­ществованье это и, проникнувшись сознанием той безконечной силы, которая, при всех возможных условиях, с древнеших времен мира вызывает к жизни мириады существ, удовольствуемся мыслью: что во всех мирах живыя существа родятся сообразно с физиологическими условиями этих миров.

В видах смягчения того, что положение это могло-бы заключать в себе слишком много утвердительнаго на счет обитателей Луны мы прибавим: если нет жизни и интеллекта на видимой стороне луннаго мира, то могут они существовать в противоположном его полушарии; если лунный мир в настоящее время не озаряется светом жизни и деятельности, то озарялся им прежде, или будет озаряться впоследствии *). Миры созданы для обитания, подобно тому как почки розы созданы для того, чтобы распускаться.

Луна — это небольшая планета, получающая от Солнца, при равных поверхностях, столько-же теплоты и света, как и Земля. Диаметр ея равняется 870 лье, считая в каждом лье четыре кило­метра, следовательно объем ея в сорок девять раз меньше объема Земли. Масса ея равна ¹/₈₄ массы Земли, если принять массу по­следней за 1; плотность ея составляете ⁵/₉ плотности Земли. Луна движется по орбите, удаленной от нас почти на 60 земных радиусов, т. е. на 96,700 лье, а в апогее удаляется от Земли больше чем на 100,000 лье. Движение ея по орбите совершается в 27 дней, 7 часов 43 минуты и 11 секунд. Время это употребляется Луною для совершения движения своего по окружности небесной сферы, но как в теченьи того-же времени Земля проходит известное пространство, то чтобы занять относительно последней прежнюю точку Луне потребно около двух дней. Таким образом, ея синодическое кругообращение совершается в 29 дней, 12 часов, 14 минут и 3 секунды.

*) Есть несколько поводов полагать, что некогда Луна была обитаема, но что несколько уже веков нет на ней жизни. Астрономическими наблюдениями доказано, что жизнь удалилась со светила этого. Подтверждая факт этот, теория вместе с тем устанавливает, что незначительность объема луннаго ми­ра, недостаток на нем вод и атмосферы необходимо ускорили его охлаждение, так что первоначальная теплота Луны израсходовалась путем свободнаго лучеиспускания в пространство, прежде чем температура Земли понизилась на столько, чтобы человек мог пребывать на земном шаре. Не смотря однакож на это, мы сочувствуем теории, быть может слишком смело изложенной в конце настоящей главы.

Луна представляет два отдельных полушария, свойства которых, как относительно нас, так, быть может, относительно всего мира, чрезвычайно различны: это ея видимое и невидимое полушария. Так как спутник наш всегда обращен к нам одною и тою-же стороною, то с Земли никогда не видели и никогда не увидят про­тивоположнаго полушария и сторона Луны, которую приветствовал некогда прародитель наш Адам в земном раю (если только зем­ной рай не находился на Луне, как уверяли некоторые ученые элли­нисты), — сторона эта, говорим мы, совершенно тождественна с тою, которую узрит последний человек при кончине Земли.

Прежде всего поговорим об обитателях обращеннаго к нам иолушария.

В своей „Astronomia lunaris“ Кеплер называет „Subvolves“ тех Селенитов, которые обитают в обращенной к нам части Луны, а живущих в другом полушарии он именует „Privolves“, т. е. лишенными Земли. Наименования эти заимствованы от латинскаго слова „volva“, вертящаяся; так, по Кеплеру, Селениты дол­жны называть Землю. (Если вспомним об „Апокалипсисе“ Ньютона и „Подражании“ Корнеля, то легко простим великому Кеплеру эту невинную фантазию).

Для Селенитов „Subvolves“, т. е. живущих на видимой стороне Луны, все звезды представляются движущимися с востока на запад вокруг оси, проходящий чрез центр земного шара. Движение это совершается очень медленно; время, протекающее между двумя последовательными восхождениями звезды, равняется, приблизительно, 27 дням и 8 часам, так что кажущаяся скорость движения звезд, находящихся даже в экваториальных областях, не превосходит даже скорость полярной звезды относительно нас. Какая медленность сравнительно с быстротою, с которою звезды ведут себя у нас, где двенадцати часов им достаточно для прохождения над всем полушарием!

Движение Солнца еще медленнее. В то время, как на Юпитере можно следить „простым глазом“ за движением тени, производи­мой этим светилом, на Луне все кажется неподвижным. Все совершается там с такою медленностию, что с прекрасной горы Аристилла (Aristillus), например, находящейся, как известно, на запад от „Моря дождей“, можно видеть Солнце десять минут после заката. Поднимитесь над Клавием (58° южной широты и 15° во­сточной долготы), кольцеобразною горою в 7,091 метров высо­ты и 227,129 метров в окружности, и вы увидите, как долины станут засыпать у ног ваших, а над вами, между тем, будет еще разлит солнечный свет. Для обитателей Луны дневное светило восходит один только раз в месяц, следовательно, дни их и ночи в пятнадцать раз продолжительнее наших.

Пятнадцать суток — день, и пятнадцать суток — ночь, — вот движение Солнца через-чур уж медленное, а суточныя перемены слишком продолжительныя в сравнении с нашими земными по­рядками! Но таков закон спутников: длинные дни и длинныя ночи. Но то-ли будет еще, если мы побываем на восьмом спутнике Урана, дни и ночи котораго длятся по три с половиною ме­сяца? Что будет, когда перенесемся мы на Кольца Сатурна, где втечении тридцати лет бывает один только день и одна ночь? Какое различие в условиях существования нашей планеты и миров этих! Какое разнообразие начал и органических отправлений! Как знать? Быть может, на этих таинственных Кольцах Сатурна время распадается на периоды жизни и смерти; быть может, в первый год солнечнаго восхода повсюду возникают там живыя существа и открывают эру жизненной деятельности; быть может, органическия силы ослабевают на пятнадцатом году и наступает эпоха, когда вся природа погружается в усыпление с последним лучем всевозраждающаго светила. Пятнадцать лет жизни и света, пятнадцать лет смерти и мрака! После этого, Сатурн — это первый министр веков, суровый податель драгоценнаго, но никогда не возвращающегося времени!

Итак, Луна имеет попеременно пятнадцать последовательных суток света и пятнадцать последовательных суток ночи. Полагали, что скоплением солнечных лучей, втечении столь продолжительнаго времени, на Луне должен обусловливаться палящий зной, превышающий жар самых знойных экваториальных дней на Земле. Подобное мнение высказано Джоном Гершелем в его „Outlines of Astronomy“, где он говорит, что по всем вероятиям на Луне господствует температура, превосходящая температуру кипящей воды. Но отсутствие атмосферической оболочки вокруг спутника на­шего, как кажется, препятствует такому накоплению жара. Лишен­ная воздуха, Луна не может ни образовать, ни удержать на своей поверхности доставляемый ей солнцем теплород, свободно выделяющийся путем безпрерывнаго лучеиспускания. Соображение это пере­тянуло весы на сторону холода и теперь вообще полагают, что Луна — холоднейшая из красавиц небесных пространств и что ея ледяная температура способна понизить термометр до 40° ниже нуля. Уверяли даже, что наша студеная Фебея испускает холодный жар: парадоксом этим злоупотребил сам Араго. Опыты Тширнгаузена, де-ля-Гира и Бугэ (Bouguer) клонились к отрицанию тепло­ты Луны, но с того времени итальянец Меллони доказал несомненое действие теплоты этой, направив ее, при помощи громаднаго стекла, на чрезвычайно чувствительный термо-электрический прибор и констатировав таким образом теплотворныя свойства лунных лучей. По изследованиям Пьяцци, это нечто в роде теплоты горящей свечи, теплоты, полученной в разстоянии восьми метров от светящагося предмета.

Можем быть однакож уверены, что Селениты, не взирая на свой двухмесячный календарь, пользуются соответствующею их организации теплотою и, не утверждая вместе с Гюйгенсом, будто они поставлены в условия китобоев на берегах Исландии, будем вполне убеждены, что живется Селенитам очень привольно в широтах, под которыми они родились.

Нельзя однакож не сознаться, что нам, привыкшим к великолепию нашего дивнаго небосклона, небо Селенитов кажется очень печальным. Нет там разноцветных облаков на вечернем небосклоне; нет сумеречнаго света при захождении царственнаго светила; нет теней и полусвета; нет облаков на небе и даже самаго неба нет! Нежная или оттененная дивными формами синева, раскинувшаяся над полями нашими, заменяется на Луне безотрадною и печальною безпредельностию, пустотою недосягаемой глубины и мрачными покровами, где взоры теряются в лоне вечнаго однообразия.

Но — о непостижимые дары природы! — это небо без воздуха и без покровов — самое богатое из звездных небес. Из числа всех планет Луна самое удобное место для наблюдения над светилами небесными. Солнце не враждебно там звездам и не царит оно, как у нас, в эгоистическом величии своем; это властелин благодушный, который, за невозможностию поступать иначе, позволяет соседям своим, другим царям пространства, господствовать в пределах того-же неба и не помрачает второстепенных владык. День и ночь по мрачному небу носятся там светлыя звезды, менее блестящия, чем у нас, но за то спокойныя и в большем коли­честве.

Обитатели Луны видят на своем небе громадное светило, вечно неподвижное и стоящее на одной высоте. Для них шар этот в двенадцать раз больше Солнца и отличается от последняго тем, что из числа всех светил он только один висит над головами Селенитов всегда в одном и том-же месте. Он представляет им фазы, подобныя представляемым нам Луною и проходит чрез все градации от Новой до Полной Земли. Светило, о котором мы только что упомянули, это обитаемая нами Земля.

Селениты, принадлежащие к центральному населению и живущие у средиземнаго бассейна луннаго диска, видят нашу Землю в зе­ните, вечно носящеюся среди звезднаго неба. Для одних она пред­ставляется на высоте 70°, для других — 45°, что зависит от более или менее центральнаго их положения на видимом полушарии. Для живущих у окраин этого полушария, Земля кажется лежащею на горах; несколько дальше видна только половина земной поверх­ности, а еще дальше, в противоположном полушарии, Земля на­всегда уже исчезает из вида.

Земля представляет Луне зрелище более прекрасное и полезное*), чем последняя нам и если Селениты истолковывают закон при­чинности с пристрастием, равным нашему, то с бóльшею еще степенью мнимаго права они могут считать вселенную, следовательно и Землю, созданными специально для них, Селенитов.

Земля есть громадная сфера, дающая Селенитам в тринадцать раз больше света, чем сама она получает его от полной Луны. Во время двадцати-четырех-часоваго обращения вокруг оси своей, земной шар представляет Селенитам все части своей поверхности, будучи и в этом отношении великодушнее вечно на половину спря­танной Луны. Вследствие движения этого, Селениты находятся, отно­сительно наблюдений над земным диском, в положении превосходном и даже предпочтительном пребыванию на четырех первых лунах Сатурна, с которых нельзя обнять взором всей поверхно­сти планеты. Таким образом, наблюдать Землю для Селенитов го­раздо удобнее, чем обитателям Земли наблюдать какое-бы то ни было другое из светил небесных.

Видимая с Луны, Земля представляется вообще зеленоватою, как вследствие громаднаго количества покрывающих ея поверхность вод, так и по причине лесов Новаго Света, ея полей и цвета ея атмосферы. По временам, большия серыя или желтыя пят­на испещряют ея поверхность. Прежде всего, на восточной сто­роне земнаго диска выделяется рельеф высоких Кордильеров, представляющихся в виде длинной, беловатой, иззубренной черты; в таком виде представляется нам с Земли, на запад от „Океана Бурь“, горный кряж лунных Карпатов. Против этих горных вершин, в теченьи нескольких часов разстилается огромное темное пятно, более даже темное, чем зеленое трехугольное пятно на юге: это Великий Океан. Следуют затем два серых пятна, сливающихся по виду в одно очень удлиненное: это два острова Новой Зеландии. После этого показывается прекрасный Австралийский материк, оттененный тысячами красок, с островами Новой Гвинеи, Бор­нео, Явы и Филиппинскаго архипелага. В то-же время разстилается серая Азия с ея белыми полярными пустынями и затем Африка, пересеченная млечным путем своих песков. На север от Сахары видно маленькое зеленое пятно, изрезанное по всем направлениям, со множеством разветвлений: это Средиземное море, повыше котораго хорошие глаза могут различить почти незаметную, крошечную Францию. Сфера вращается, материки исчезают, огром­ное пятно Атлантическаго океана снова вступает в свое периодическое движение. а Селениты, спокойно смотрящие во время безмолвных ночей на зеленыя и серыя пятна Земли, и не подозревают войн, которые ведут между собою далекие народы последняго светила.

Земля может служить постоянными часами для обитателей Луны и это не малая польза, которую она приносить Селенитам. Вследствие неизменнаго движения Земли, постоянныя точки, служащия для определения различных градусов долготы, составляют часы луннаго меридиана. Каждая страна земнаго шара, отли­чаясь особым видом, может таким образом служить постоян­ною точкою. При естественном разделении Земли, имелось в виду распределить видимое полушарие на две равныя части и провести четыре главные градуса долготы, отделенные один от другаго шестичасовым промежутком времени. Каждое из делетний этих, чрез двадцать четыре часа возвращается к лунному меридиану, от котораго оно начало свое движение. Если Селениты догадались воспользоваться этими естественными астрономическими часами, то для определения времени по сказанным деленьям, они следуют тем самым приемам, к которым прибегаем мы, говоря, что под пятнадцатым или тридцатым градусом восточной долготы теперь часом или двумя больше, чем под нашим градусом.

Фазы, представляемыя Землею Луне, равным образом могут служить Селенитам календарем. Очень вероятно, что составляя главнейшую основу луннаго календаря, фазы эти служат пополнением фаз, представляемых нам Луною: когда Луна бывает для нас Полною Луною, тогда мы для Селенитов Новая Земля; когда они дают нам Новую Луну, мы даем им Полную Землю. В мире не может быть взаимности более совершенной и постоянной.

Но фазы Земли существенно разнятся от лунных тем, что сила первых — мы не говорим: их величина — два раза сряду не представляются в одном и том-же виде. Феномен этот чисто-земнаго происхождения и свойства наши давно уже поняты Селенитами: можем быть в этом уверены. У них все спокойно, тожде­ственно, постоянно: у нас — во всем разнообразие. Не говоря уже о переменах в степени блеска различных частей земнаго шара, зеленые материки наши, голубыя моря, желтыя пустыни, серыя ланды, атмосфера наша — все это беспрестанно изменяется. Земля, покрытая сегодня облаками, посылает Луне белый, ровный свет; завтра — ясно-прозрачная, она позволяет падать солнечным лучам на поглощающую свет зелень полей наших, но чрез несколько времени представ­ляется уже изборожденною горами и разноцветною мозаикою. Таким образом, свет, получаемый Селенитами от Земли, свет, который мы называем пепельным и который можно распознать втечении первых дней новолуния, безпрестанно изменяется в своей силе.

Это непостоянство и безпрестанное изменение вида Земли, веро­ятно внушили Селенитам мысль о необитаемости земнаго шара. И в самом деле, на чем могут они установить предположения, клонящияся в пользу обитаемости Земли? Почва, на которой они живут, надежна, прочна; но ничего подобнаго не замечается на Земле. Могут-ли разумныя существа жить в этом постоянном атмосферическом слое, окружающем земной шар? Упади туда селенит, и он непременно утонет... Возможно-ли жить на этой зеле­ной пелене охватывающей бóльшую половину Земли, или на облаках этих, то появляющихся, то исчезающих, по сто раз в день? К тому-ж, Земля вращается с такою быстротою, так разнообразна в своем составе!.. Много-много если можно допу­стить, что обитатели ея — существа невесомыя, составляющия нечто среднее — Бог весть только каким образом — между неподвиж­ною и подвижною стихиями. Но возможно-ли допустить существование таких тварей?

Итак, если Селениты разсуждают столь-же правильно, как и мы, то давно уже убедились они в необитаемости Земли.

Такова, в нескольких чертах, родина Селенитов, обитающих на видимой стороне Луны. Посетим теперь неведомыя страны обитателей противуположнаго полушария.

II .

 

Во время долгих и безмолвных ночей, безмолвных в полном значенья слова этого, так как их вечная тишина не нарушается ни единым веяньем, Селениты, обитающие на видимой сто­роне луннаго диска, подняв глаза к небу, могут издали созерцать Землю, девственное светило. Для них Земля то-же самое, что для нас Луна: светило таинственное, источник поэзии. Селениты, живущие на освещенном полушарии Луны, пользуются от Земли множеством благотворных влияний и счастливее они земных поэтов, которые, подобно статуе Барта у палэрояльскаго бассейна, по целым ночам могут созерцать Луну, не добившись от нея ни малейшаго вдохновения. Но — увы! — не при таких условиях живут несчастные обитатели противоположнаго полушария. Наша Земля не привлекает их взоров, не освещает их ночей, не опреде­ляет их календаря, не дает им разнообразных картин, представляемых их антиподам вертящимся кругом Земли.

В то время как на одной стороне Луны не бывает вполне темных ночей, так как после солнечнаго заката Земля загорается среди мрака самым ярким светом и меркнет только на разсвете следующаго дня; в то время как на одной стороне небо укра­шается этим несравненным светилом Земли, предметом безконечных наблюдений — над противоположным полушарием Луны раскинуть полог темнаго, однообразнаго неба, покрывающаго мир мрачною ночью, равною пятнадцати нашим ночам.

Те из счастливых смертных, которые покидают на нашей Земле небо Европы, отправляются под тропики и, пройдя за экватор, вступают в южное полушарие, — те из смертных, говорим мы, не могут вообразить себе ничего великолепнее зрелища, которое представляется им на южном небе, когда наша полярная звезда начинает склоняться к северу, а Южный Крест сверкнет среди небес... Столь-же, если не больше, счастливы Селе­ниты, приходящие из далекой родины своей в обращенное к нам полушарие, чтобы взглянуть на светило Земли.

На первых порах они не верят глазам своим и спрашивают у туземцев: не призрак-ли этот небесный шар, не случайное-ли это явление? Затем, поднимаются они к центру видимаго полушария, причем замечают, что и Земля поднимается вместе с ними. По наступлении ночи они с изумленьем смотрят на это второе Солнце, помещенное на небе божественным Провиденьем для освещения их путей. Тогда нет уже пределов их удивлению и они возсылают к нашему миру фимиам молитв, молитв, исполненных лиризма и более восторженных, чем все молитвы, с которыми мы обращаемся к Луне, не исключая даже баллады Альфреда Мюссэ:

Lune, quel esprit sombre Proméne au bout d'un fil Dans l'ombre Ta face et ton profil?

 

Если-бы Асмодей, хромой бес, служивший Лесажу проводником и чичероне во время странствований его по миру, вспомнил о Селенитах, живущих на невидимой стороне Луны, то он не преминул-бы привести дон-Клеофаса-Леандро-Перец-Замбуло д'Алькала на Дорфельския горы, разграничивающия оба полушария, где и объяснил-бы последнему значение молитвы взирающих на Землю Селенитов. В самом деле, очень прискорбно, что упустил он из вида этот уголок панорамы.

По возвращении на родину, обитатели невидимаго полушария Луны избирают Землю предметом разсказов, разговоров, анекдотов и, быть может, самых неправдоподобных толков, точь-в-точь как случается это и с нашими туристами. И чего только не толкуют там о нашем мире! По всем вероятиям, Селениты только с похвалою могут отзываться о земном шаре, но если-бы кто-либо из числа неблагонамеренных, подобно нашим мизантропам, стал непочтительно говорить о Земле, то будем великодушны: Parce eis, Domine!

Очень может быть, что резкое различие, существующее между невидимой и видимой сторон Луны, различие вполне клонящееся в пользу жителей видимаго полушария, составляет также причину существенных национальных особенностей Селенитов. Быть может, обитатели привиллегированнаго полушария — дворяне, а их антиподы — простолюдины. По этим соображениям, странствования по Земле представлялись-бы еще более важными и, быть может, были-бы даже запрещены простому народу. Впрочем, разсуждать об этом мы не станем. Есть, однакож, одно более серьезное соображение, клонящееся в пользу допущения существенных различий между обитателями обоих полушарий, а именно: каждая из сторон Луны может различаться одна от другой своим физическим строением.

Будучи вполне уверены, что Луна никогда не повернется к нам и во веки веков не покажет того, что до сих пор она так скромно таила от нас, некоторые из писателей с пылким воображением составили множество гипотез на счет ея таинственной стороны. Дело дошло до того, что стали утверждать, будто Луна вовсе не имеет другаго полушария и — час от часу не легче — будто она пуста, как шапочка, обращенная к нам своею вогнутою сто­роною. Творцы измышлений этих упустили из вида два важные, достойные внимания пункта: во-первых, либрациями своими Луна представляет нам около 7° 53' с востока и запада и 6° 47' с севера и юга, что составляет четырнадцать сотых ея невидимаго полушария. Таким образом, в сущности нам неизвестны только сорок три сотых всей лунной сферы. Во вторых: упущено также из вида, что с Земли мы усматриваем спутников Юпитера, равным-же образом обращенных к своей планете одною и тою-же стороною, но сферических, подобно самому Юпитеру. Не подра­жая философам этим, мы выскажем, однакож, несколько мыслей на счет физическаго строения Луны.

Гюйгенс полагал, что в силу своего движения, наш спутник с первых-же минут своего существования не мог быть однороден по составу, так как тяжелыя составныя части его были заброшены центро­бежною силою в невидимое полушарие. Следовательно, последнее состоит из тел плотных и твердых, а видимое — из очень легких.

Такова теория Гюйгенса, но мы высказываемся в пользу проти­воположной теории. Делаем мы это не вследствии духа противоречия так как не будучи еще знакомы с этим ученым астрономом мы высказывали уже мнения, совершенно противоположные только что изложенным.

Итак, мы говорим, что вследствие притягательной силы Земли, тяжелыя тела могли занять место в нижнем полушарии Луны, вечно висящем над нашими головами, а тела легчайшие, газообразные и жидкия, — в другой ея стороне, обращенной к звездам.

Таким образом, Луна подобна тем пробочным игрушкам, которых основание наполнено свинцом, чтобы оне могли стоять и Луна как-бы стоит на Земле, в разстоянии 96,000 лье от последней.

По этой гипотезе, на видимой стороне Луны очень немного или даже вовсе нет воздухообразных течений, так как тела жидкия и газы находятся в другом полушарии, что и подтверждается неполными, производимыми над Луною наблюдениями.

Из этого следует, что две существенно различныя природы разделили между собою обладание лунным миром. Если на обращенной к нам стороне нет атмосферы, следовательно и вод, так как последния не могут существовать без атмосферическаго давления, то сторона эта или обитаема организмами, существенно разнящимися земных, или роковым образом она неудобна к обитанию и, следовательно, необитаема. Если-же противоположная сторона орошается водами и покрыта какою-либо атмосферою, то организация ея обита­телей может представлять большую аналогию с организациею обитателей Земли: они почерпают условия своего существования во вдыхаемом ими воздухе и в твердых или жидких принимаемых в пищу, телах, в то время как соседи их в противоположном полушарии дышат и питаются не одинаковым образом. Следовательно, каждое полушарие имеет свою собственную физиологию и физиологии эти на столько различны по их сущности, что из одного полушария нельзя безнаказанно переселиться в другое. Физическия условия обоих полушарий тоже должны разниться в основах своих. В то время, как вечно мрачное небо обращеннаго к нам полушария до скончания веков будет хранить безмятежность свою и однообразное спокойствие, метеорологическия явления другаго полушария проявляются во всем разнообразии; в то время как в первом полушарии, люди, глухие и немые вследствии условий обитаемой ими среды, изъясняются только при помощи символических знаков и ничем не нарушают вечнаго безмолвия его сурового величия, — в другом полушарии звуковыя волны устанавливают царство звуков, членораздельной речи и упоительной музыки; в то время, как по одной стороне Луны неизвестны сумеречные явления, так великолепно обставляющия восход и закат дневнаго светила; в то время, как нет там переходов от света к мраку и ночь, по мере уменьшения земной фазы, делаясь все и мрачнее и мрачнее, мгновенно разсеевается при первом луче денницы, — другое полушарие наслаждается всем великолепием утренней зари и сумерков, всем богатством явлений, разливающимся к концу дня в высших слоях атмосферы и на столько различным от нашего, на сколько состав лунной атмосферы различен по свойствам своим и отношениям от состава атмосферы земной.

Быть может, это атмосфера красная, зеленая или желтая; видоизменяя световыя, видимыя на Земле явления, она окрашивает на Луне облака зеленым или голубым цветом, позлащает небо дня и усеевает голубыми звездами небо ночи, сообщает деревьям изумрудный оттенок, покрывает их сапфировыми цветами; поля могут быть там красныя, а в серых берегах, быть может, волнуется оранжевое море, с пурпуровыми и золотистыми волнами. В такой мере могут разниться между собою два полушария Луны, которая, несмотря на относительную незначительность объ­ема своего, представляет два существенно различные мира. Но, повторяем, это не больше, как предположения, которыми воображение может тешить себя втечении нескольких мгновений, но которыя не имеют ничего общаго с духом науки. Как скоро вступаем мы в неизвестное полушарие Луны, которое, по всем вероятиям, никогда и не будет нам известно, то волею-неволею приходится поубавить своей спеси и на несколько минут оставить важную мантию для более простаго костюма.

Многия замечания, с которыми обращались к нам по обитаемости миров, заключали в себе вопрос: почему никогда не упоминаем мы о росте обитателей планетных миров? Так как в настоящих беседах наших, в разрез нашим обычным беседам, мы позволяем себе то вправо, то влево уклоняться от очень узкаго пути (более узкаго, чем вообще думают) опытной науки, то, быть может, мы могли-бы зайти и дальше и воспользоваться цветами, которых мы даже не касались. Но в этом именно и заключается ошибка: мы не можем вполне сойти с дороги нашей и хоть одною ногою должны стоять на ней. Поэтому именно мы не следуем ни примеру древних мудрецов, ни примеру новейших очень известных ученых, которые полагали, что у них имеются достаточныя основания для определения роста обитателей планет. Независимо от того, что достаточных для этого оснований у нас не оказывалось, один разительный пример отклонил нас от подобнаго намерения в то именно время, когда мы стали размышлять о предмете этом. Однажды мы получили объемистое сочинение по части умозрительной астрономии, присланное нам автором и, по его мнению, необходи­мо долженствовавшее следовать за книгою нашею „О множествен­ности обитаемых миров“. Раскрыв книгу, мы увидели следую­щую фразу: „Обитатели Солнца выше нас ростом в 426,000 раз“. Всякий раз, как только вспоминаем мы об этом, автор сказанной книги — не называем его по имени, но он легко узнает приведенную выше фразу, если только по какому-либо случаю она попадется ему на глаза — тотчас-же приходить нам на ум вместе с двумя другими, еще живущими писателями, по примеру германца Вольфа до последняго вершка определившими рост обитателей Юпитера, Сатурна и Селенитов. Это удерживаем нас от поползновений к подобнаго рода определениям. С полнейшим смирением сознаемся, что нам положительно невозможно сказать что-либо о росте обитателей планет и хотя очень это прискорбно, но мы считаем обязанностью возложить на себя долг подобнаго самоотречения. Впрочем, из настоящей книги выяснятся впоследствии некоторые пункты, стоящие в связи с этим, в настоящее время неразрешимым вопросом.

Возвращаясь к Луне, скажем, что астрономия ея обитателей — дело очень запутанное и так как для уразумения истинной системы мира, Селенитам необходима величайшая проницательность, то и позволительно думать, что они находятся под влиянием обмана чувств. Они видят себя неподвижными в средоточии вселенной; Солнце обращается для них в 29 с половиною дней, а звезды — в 27 дней с четвертью. Хотя тем из Селенитов, которые видят Землю, светило это представляется почти неподвижным в одной точке пространства, но все-же они должны заметить, что Земля совершает полный путь по небу втечении 29 дней; движение это приписуется ими или Земле, или небу. Но дойти до мысли, что обращаются они сами, что Земля составляет средоточие их движений, подобно тому как Солнце образует центр движения Земли и других планет — дойти до мысли этой, как уже сказано, Селенитам, очень не легко. Нигде видимыя движения не представляются столь сложными, как на спутниках.

Находясь в менее благоприятных условиях, чем Селениты обращенной к Земле стороны Луны, для которых переход от периода ночи к периоду дня равняется переходу от сильнаго к более слабому свету и для которых не существует полной темноты, — для обитателей невидимаго полушария Луны полная ночь длится пятнадцать суток. Из опытов Бугэ, Ламберта и из теории Ро­берта Смита следует, что среднее отношение света солнечнаго к свету лунному находится в пропорции 300,000 к 1, а среднее от­ношение между светом Солнца и светом Полной-Земли, относительно Селенитов, выразится отношением 23,000 к 1. Из этого видно, что Земля для них луна благосклонная. Но, быть может, вте­чении полугода они освещают свою неизведанную атмосферу искус­ственными солнцами; быть может, сама природа позаботилась снабдить их приличным освещением, в роде северных сияний, озаряющих блеском своим наши полярныя страны; быть может, глаза их приспособлены к жизни дневной и ночной; быть может, подобно суркам, они спят втечении мрачной полумесячной ночи. Все это только предположения; несомненно однакож, что природа не преминула приличным образом устроить обитателей Луны и если-бы кому-либо из Селенитов привелось провести у нас свой зимний период, то очень-бы он изумился этому громадному земному шару, который столь обильно снабжает нас днями и ночами и, точно взрослый ребенок, всю жизнь заставляет нас играть в прятки.

Сколько предположений, сколько идей целыми роями возникают в уме, когда подумаешь о природе Луны, столь различной от нашей природы и, вместе с тем, столь похожей на нашу — о про­должительности существования Селенитов, — об условиях их жизни, — о периодах их бодрствования и сна (если только, подобно нам, они проводят третью часть жизни во сне — об их языке в умственных и нравственных силах, — об их истории, идеях, их общественном строе! Что это за существа, чем занимаются они, думают-ли они о нас? Вопросы важные для нас, обитателей Земли, повелительницы Селенитов, что бы там они ни говорили! Но почему нет ответа на вопросы эти, почему должны мы остановиться на вопросительном знаке?

ГЛАВА II .

Астрономия обитателей Меркурия.

 

В центре планетной системы, или, выражаясь точнее — в одном из фокусов планетнаго эллипсиса сверкает царь света — Солнце. Согласно с мирным демократическим, высказанном выше принципом, мы посетим Солнце под конец, а теперь будем продолжать наше путешествие, начиная с Меркурия, меньшей и ближайшей к центру планеты. Известно, что относительно постепенности разстояний от Солнца, планеты находятся в следующем порядке: Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун. Чтобы дать наглядное понятие об отношениях величин и разстояний между различными частями солнечной системы, представим ея малый геометрический чертеж — скромный миньятюр блестящаго царства, которым управляет владыка, более чем светозарный.

Выберем место ровное, но достаточно пространное, например большой красивый луг и поместим посредине его шар, имеющий 65 сантиметров в диаметре: шар этот будет Солнце.

Опишем вокруг этого центра окружность, имеющую 40 метров в диаметре и положим на окружность просяное зерно: это — Меркурий.

На окружности в 70 метров положим горошину: это — Ве­нера.

Окружность в 100 метров, по которой будет двигаться гороши­на покрупнее, изобразит орбиту Земли.

Продолжая чертить наши круги, опишем окружность в 160 мет­ров в поперечнике и поместим на ней перечное зерно: это Марс.

На окружности в 520 метров будет двигаться апельсин — Юпитер. Но между перечным зерном и апельсином пересекаются около сотни кругов, по которым двигаются песчинки: это мир малых планет.

Сатурн изобразится биллиардным шаром, катящимся по окруж­ности 1,000 метров в диаметре.

Крупная вишневая ягода, на окружности в 1,960 диаметров (метров — Хл), представит нам Урана; Нептун изобразится грушею, в окружности в 3,000 метров. Если-бы захотели мы выразить, в таком-же масштабе, разстояние от ближайшей звезды, то пришлось-бы поста­вить шар, по меньшей мере полметра в диаметре, в разстоянии 22,646,000 метров от центра или, другими словами — в разстоянии 5,660 лье.

Сферы этой искусственной системы, шириною в 3 километра, двигались-бы следующим образом: Меркурий совершал-бы свой путь в 1 минуту и 28 секунд; Венера — в 3 минуты и 45 секунд; Земля — в 6 минут, Марс — в 11 минут и 27 секунд; телескопическия планеты — от 20 до 35 минут; Юпитер -— в 1 час и 12 минут; Сатурн — в 3 часа; Уран — в 8 часов с половиною;. Нептун — в 16 часов и 40 минут.

Вот маленькая поверхностная картина, дающая нашим друзьям, не посвященным в таинства науки, довольно точное понятие об астрономических отношениях планетной системы; да простят нам ученые это отступление! Но если-бы они оказались не на столько великодушными, то сам Кеплер, наш общий учитель, достаточна оправдает нас своим примером. И в самом деле, разве этот великий астроном не построил теоретически сферу, в которой каж­дое небесное тело изображалось шаром, находящимся в связи с астрологическим значением каждаго из этих тел? Солнце изображалось у него шаром из виннаго спирта; Меркурий — шаром из водки; Венера — шаром из меда; Марс — шаром полынной водки; Юпитер — шаром винным; Сатурн — шаром пивным.

Итак, заручившись разрешением автора Harmonice Mundi, с с чистою совестью будем продолжать наше путешествие.

Следуя естественному порядку, прежде всего остановимся на пла­нете, которая встречается первою на пути от центра системы к периферии, т. е. на Меркурие, светиле ближайшем к Солнцу и разсмотрим, в каких уранографических условиях стоит мир этот к нашей Земле.

Разсматривая разстояние, в котором планета эта находится от лучезарнаго светила, мы находим, что Солнце, видимое для нас под средним диаметром тридцати-двух минут (32', 3"), пред­ставляется обитателям Меркурия под диаметром 1° 20' 58" , т. е., поверхность светила этого кажется им почти в семь раз большею, чем нам. Получаемые им свет и теплота в семь раз сильнее получаемых Землею, при равных поверхностях.

Многие писатели, не обладающие философским взглядом на вещи, усматривали в этой теплоте и свете условия, несовместимыя с отправлениями органической жизни и полагали, что при существовании такого порядка, растительность на Меркурии была-бы сожжена, плоды засохли-бы, животныя задохлись, люди ослепли, если только последние могут существовать в такой температуре. Умозаключение это, покоющееся на ложном принципе, столь-же ложно в своих последствиях. Люди, разсуждающие таким образом, в сущности прилагают свои понятия к земным тварям, перенесенным на поверх­ность Меркурия, где последния несомненно встретили-бы среду, со­вершенно отличную от той, в которой они живут на Земле и, по всем вероятиям, безусловно для них смертоносную. Но как впол­не очевидно, что природа, устанавливая систему жизни на Меркурие, применялась не к земным условиям, а к положению Меркурия и что везде и всегда живыя твари родятся только там, где жизнь их может быть поддержана и обезпечена, то необходимо следует допустить, что обитатели Меркурия, какова-бы ни была их организация, созданы согласно с условиями обитаемой ими планеты, что нахо­дятся они там в соответствующей им среде и что вероятно не могли-бы они существовать в относительном мраке и холоде более удаленных планет.

Заметим, что если Меркурий, при равных поверхностях, получает в семь раз больше теплоты и света, чем Земля, то из это­го не следует еще, чтобы приведенныя числовыя данныя были точным выражением его света и в особенности теплоты. Атмосфера Меркурия должна оказывать сильное влияние на солнечные лучи и в больших размерах производит то, что в незначительных земная ат­мосфера производит на Земле. Для определения свойств света и теплоты планеты, необходимо знать физический состав ея атмосферы, степень поглощения последнею солнечных лучей, ея прозрачность, плотность и проч., равно как и состав почвы, внутреннюю теплоту планеты и много других условий, без которых, в этом отношении нельзя сказать ничего определеннаго. В силу таких соображений можно предположить, что обитатели Меркурия только в два или три раза получают больше теплоты и света, чем мы, и затем, как уже сказано, не представляется ни малейших препятствий, которыя могли-бы противодействовать проявлению жизни на поверхности этого мира.

Мы сказали, что диаметр Солнца, видимый с Меркурия, равняет­ся 1° 20' 58". Это средний диаметр, величина котораго изменяется от перигелия до апогелия, т. е., от дальнейшаго разстояния пла­неты от Солнца до ближайшаго, в пределах 1° 37' 43" и 1° 4' 14". Астроному, находящемуся на Меркурие, гораздо легче, чем нам, определить, по постоянным изменениям видимаго диаметра Солнца, относительныя величины радиусов-векторов, соответствующих каждодневным наблюдениям, т. е. определить разстояние пла­неты от Солнца. Быть может, ученые этого неизвестнаго мира прежде нас открыли (это очень не трудно), что их планета движется по эллиптической орбите, в одном из фокусов которой находится Солнце и таким образом познали первыя основы истинной системы мира.

Но здесь возникает вопрос, представляющийся вообще всякий раз, как скоро дело коснется обитателей планет. Есть-ли астрономы на Меркурие? Обитатели этого мира на столько-ли умны, как и мы, (сказано это не из хвастовства; впрочем, есть-ли чем и хвастаться?); могут-ли они заниматься, подобно нам, науками, искусствами и вообще всем, что относится к области интеллигенции? Все это вопросы, на которые, по нашему мнению, необходимо отвечать утвердительно.

Вопрос не в том, создан-ли Меркурий для обитания людей. Будем-ли придерживаться принципа конечных причин, отвергнем-ли мысль божественнаго плана в природе — во всяком случае нельзя не допустить, с равною степенью вероятия, обитаемости Мер­курия и Земли, разсматриваемых с точки зрения вне-земной, неза­висимо от того, чтó известно нам на счет нашей планеты. Вопрос в том, чтобы узнать, не препятствуют-ли физическия условия мира Меркурия развитию умственных способностей его обитателей. Но уче­ные, представлявшие, в физическом отношении, жителей Меркурия слепыми, в нравственном отношении считают их безумными или, по меньшей мере, скудоумными, основываясь на том соображении, что палящий зной их родины уподобил жителей Меркурия черной расе центральных частей Африки. Другие выражали предположение, что вследствии соседства с Солнцем, они должны обладать умом более проницательным и более развитыми умственными способностями; что они опытнее нас и смышленнее в искусствах и про­мышленности, так как соседство с Солнцем составляет для них источник ума и силы. Много высказывалось по этому поводу самых противоречивых предположений для того только, чтобы ни­чего не высказать; доходили даже до поползновений определить предмет обычных занятий обитателей Меркурия, пытались измерить ве­личину их век, сравнительно с величиною и степенью раздражи­мости их сетчатой перепонки. Чтобы усмотреть всю безполезность подобнаго рода изследований, не стоит даже распространяться об этом; всякия определения являются тут положительно невозмож­ными, так как для установления подобных теорий у нас нет никаких основ.

Однакож, нам известен один порядок вещей на Меркурие: это перемены дней и ночей, времен года и годов, перемены, силь­но влияющия на условия обитаемости планет. Сутки Меркурия несколько продолжительнее наших и заключают в себе 24 часа, 5 минут и 28 секунд, но год гораздо короче, а времена года гораздо скоротечнее и более несходны между собою. Наклонение оси вращения к орбите повидимому, одинаково как для Меркурия, так и для Венеры, т. е., оно равняется 75°. Наклонением этим обусловливается большое различие времен года, продолжительность которых -— только 22 дня -— ставить обитателей Меркурия в очень неблагоприятныя условия, далеко не содействует их долговечности и, вместе с тем, не благоприятствует умственным занятиям и усид­чивому научному труду. Но, быть может, организация обитателей Меркурия с лихвою восполняет недостатки эти, присущие природе их планеты. Как-бы то ни было, можем быть однакож уверены, что живут там существа разумныя, занимающияся изучением природы, науками и, подобно нам, совершающия круг своего предназначения.

Втечении 88 дней Солнце проходит все созвездия их зодиака. Равноденствия их и солнцестояния характеристичнее наших. Ночной вид звезднаго свода представляется им точно таким-же, как и нам, относительно расположения светил на небесной сфере.

Планеты не представляют обитателям Меркурия той последовательности движений, какую представляют оне нам. Быть может, им неизвестны далекия планеты, начиная с Сатурна и до пределов солнечной системы, так как зрение обитателей Меркурия, менее чувствительное, чем наше, по всем вероятиям не в состоянии воспринять столь слабый свет. Венера и Земля представляют им кое-какие признаки своих фаз, подобных представляемым нам Марсом; Венера сверкает для них лучезарным светом, в шесть раз сильнейшим того, каким она горит для нас в течение своих лучших периодов. Не смотря однакож на это, мы не разделяем мнение Гюйгенса, который смотрит на Венеру, как на светило, „разсеевающее мрак ночи на Меркурие, не пользующемся, подобно нам, помощью Луны".

Вместе с этим знаменитым астрономом мы не станем добиваться, какие из математических инструментов употребляются обитателями Меркурия при их астрономических занятиях; употребляют-ли они дерево, или картон, цинк или медь, флинт-глас или богемское стекло для устройства телескопов; не будешь также разбирать вопросов, поставленных некоторыми теоретиками относительно противоположнаго положения большаго пальца на руках обитате­лей Меркурия, растяжимости их хороидной перепонки, цвета их волос, мускульной силы их рук и, подобно некоторым Отцам Церкви, не будем заниматься изследованием последствий первородного греха на этой столь знойной планете, смиренно полагая, что оконча­тельно высказываться на счет таких материй — дело довольно трудное.

Как-бы то ни было, но если-бы астрономы Меркурия, находящиеся в центральных областях солнечной системы и планетных движений и озаряемые лучезарным сиянием дневнаго светила, осмелились вы­разить мысль, что и другия планеты могут быть обитаемы, то по всем вероятиям они очень дурно были-бы приняты некоторыми из своих земляков-философов, так как на Меркурие нет недостатка в превосходнейших поводах для доказательства, как дважды два четыре, что обитаемая нами Земля отнюдь не может быть обитаема по причине ея суровых холодов и вечной тьмы, покрывающей эту, столь удаленную от животворнаго светила планету.

 

ГЛАВА III.

---

Дата добавления: 2022-01-22; просмотров: 66; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!