Астрономия обитателей Венеры. 6 страница
Блестящее доказательство всеобщности законов притяжения Ньютона! Первые изследователи, занимавшиеся наблюдением сложных звезд, и не подозревали, что последния образуют действительную систему; звезды эти казались астрономам светилами независимыми, случайно помещенными на двух зрительных линиях, недалеких одна от другой и только вследствие перспективы кажущихся очень соседними. Даже Уильям Гершель, которому мы обязаны почином в деле серьезнаго изучения звездной астрономии вообще, а этой отрасли ея в особенности, и не воображал в начале своих изследований, что между сложными звездами существует неизменная связь. Он только старался отыскать способ для определения разстояния, в котором находится от Земли самая яркая звезда, а между тем нашел то, чего собственно не искал. Впрочем, случается это нередко. Благодаря ему и его преемникам мы знаем, что действие мировых законов тяготения — как в безднах пространства, так и вокруг нас — совершается в прямом отношении масс и в обратном отношении квадратов разстояний. Это факт капитальный, полезность котораго не уступает его важности и прежде чем он был констатирован, мы не имели никакого права утверждать, что притягательная сила присуща материи и что последняя не может существовать без первой в неведомых пространствах вселенной.
Вместе с тем, это вопрос, относящийся к области физики и философии, бывший некогда сомнительным, но теперь вполне доказанный. Не упоминая о его философском значении, скажем только, что его математическия последствия очень важны. Пусть будут даны: угловая скорость движения малой звезды вокруг большой и радиус ея орбиты и из этого легко уже выводится числовая величина ея падения, в секунду, к центральному светилу. Из сравнения этой величины с законами падения на Земле или на Солнце, выводится отношение массы большой звезды к массе Земли, или к массе Солнца. С той минуты, как определится разстояние двойной звезды, звезда эта будет так-же взвешена, не смотря на ея громадное удаление, как взвешены Луна и планеты. Есть поводы думать, что в таком положении находится уже 61 звезда созвездия Лебедя и что ея масса (считая обе составныя звезды) равна 0,353, если массу Солнца примем за 1.
|
|
|
Разстояние двойных звезд от Земли определяется при помощи наблюдения последних и сравнения времен, втечении которых лучи света достигают к нам от второй звезды, смотря по тому, находится-ли она в части своей орбиты самой близкой, или самой удаленной от Земли.
В виду чрезвычайно важных результатов, которыми во многих отношениях мы обязаны или будем обязаны познанию этих далеких систем, мы не можем воздержаться, чтоб не вспомнить о неправильном толковании принципа конечных причин. В 1779 году аббат Майер написал брошюру о звездных группах, брошюру, мало достойную ея автора. Николай Фусс, член С.-Петербургской Академии Наук, решился опровергнуть некоторые явные промахи брошюры этой и в числе их тот, который помещает спутников на многие градусы угловаго разстояния от их планет. Но оружие, которое употребил Фусс и которое не следовало-бы ему употреблять, состояло все-таки в вопросе: c и e bono? „К чему светлым телам обращаться вокруг им подобных? говорить он. Солнце — это единственный источник, из котораго планеты почерпают теплоту и свет. Там, где целыя солнечный системы подчиняются другим солнцам, их близость или их движения не имеют уже цели, их лучи — пользы. Солнцам нет нужды заимствоваться от посторонних тел тем, чем они обладают и сами. Если второстепенныя звезды суть светлыя тела, то в чем состоять цель их движений?" Прекрасные выводы ума умеющаго претензию видеть дальше, чем дозволяется это его силами! Сколько раз своим обманчивым миражем они задерживали нас в следовании по прямому пути!
|
|
|
Сложность естественных явлений, усматриваемая нами в системах двойных звезд, еще усилится, когда перенесемся мы в систему звезд тройных. Отдел последних меньше отдела первых. Из числа 120,000 звезд, видимых на небе, 3,000 звезд принадлежат к отделу двойных, следовательно на одну двойную звезду, средним числом приходится 40 простых. Нам известно около 50 тройных звезд. Миры, подчиняющиеся подобным системам и различным пертурбациям, производимым солнцами, соседними к солнцу миров этих, должны образовать систему, к которой мы не можем приравнять ничего аналогичнаго. В большей части тройных звезд одна звезда занимает преобладающее положение и находится в видимом центре тройственной системы; ея спутник — двойная звезда. Первая есть центральное солнце, вокруг котораго вращаются остальныя; вторая, составляя центральное светило для третьей, увлекает последнюю в своем кругообращении. Это все равно, как если-бы Земля и Луна были малыми Солнцами. Хватило-бы только охоты придумывать планетную систему для каждаго из этих трех светил — и можно-бы создать мир, далеко выходящий за пределы всего, что только может измыслить самое причудливое воображение.
|
|
|
Что сказать, наконец, о четверных звездах, о звезде ε в созвездии Лиры — светиле, которое на первых порах кажется двойным, в сущности-же каждая из его составных частей есть двойная звезда? Что сказать о системах еще более богатых, например о ο Ориона, состоящем из четырех главных звезд, расположенных в четырех углах трапеции, причем две звезды, находящияся в основании, имеют еще по одному лучезарному спутнику?
|
|
|
Люди, заключающее о вселенной на основании видимаго ими на Земле, очень далеки от истины. Если-бы изучение сложных звезд не имело другой цели, кроме обнаружения заблуждений людей этих, то это одно заслуживало-бы уже нашей признательности. Пусть поборники абсолютнаго в природе взглянуть на небо нашими глазами. Это будет для них полезнейшим занятием и предохранит их от исключительных теорий, идущих вразлад с великою гармониею вселенной.
Но насколько это невообразимое разнообразие явлений природы в мирах, относящихся к малым солнечным плеядам, должно еще увеличиться вследствие различий в силе, величине и цвете замечаемых в каждом из солнц? Вот, например, система α в созвездии Овна: большое солнце белаго цвета, малое — голубаго;; в системе γ Андромеды: большое солнце — оранжевое, другое — изумрудно-зеленое; в системе ρ Персея: одно солнце ярко-красное, другое — темно-голубое; в системе σ Змеи: оба солнца — голубыя, 8 звезда Единорога состоит из большаго желтаго солнца и малаго — пурпуроваго; в α Кассиопеи: большое солнце — красное, малое — зеленое и проч. Это разнообразие оттенков — факт и не происходить оно, как можно подумать на первых порах, вследствие оптическаго обмана. Какою причиною обусловливается такое множество цветов? Не возраст-ли это светил, проходящих, от перваго дня своего существования до последняго, известною градациею различных видов? Однакож много голубых звезд и звезд временных (те, например, которых появление и кончину вы видели в 1572, 1604 годах и проч.), не проходили этого градациею оттенков. Но, быть может, временный звезды, по природе своей одинаковы со звездами неподвижными? Едва-ли: атмосферы, столь различныя по своим поглощающим свет свойствам, не различным-ли образом влияют на действия звезды, свет которой оне возбуждают? Какое влияние оказывают друг на друга два солнца, различныя по физическому строению своему и обладающия неравною степенью лучезарности? Опытами нашими поставлены в соотношение с действием Солнца только тела земныя и тут попрежнему исчезает уже всякаго рода аналогия. Когда мысленно переносимся мы в далекие пределы неба и духом присутствуем при зрелище дивных миров, освещаемых многими различно окрашенными солнцами; когда видим мы, что разливая в пространстве всевозможных оттенков свет, за голубым солнцем следует солнце красное, за золотистым шаром — шар изумрудно-зеленый; когда к этим великолепным светилам присоединяются еще цветныя луны, носящияся на небе своими многоцветными дисками, — и разнообразие явлений этой природы представляется нам удаленным от нашей природы на столь громадное разстояние, что земное естество, со всем относящимся к нему, меркнет в тени и исчезает в своем ничтожестве! Что это за миры, где нет ни дней, ни ночей, ни месяцев, ни годов; где время не отпечатлевает следов своих, отмечающих у нас дорогу жизни и где бытописания истории пишутся кистью Ириды? Таинственная природа неба, какия тайны хранишь ты еще и как безконечно-малы являемся мы, когда мысль наша возносится к тебе из бездны нашего ничтожества!
ГЛАВА XII.
О типе человеческом в других мирах и вообще о форме живых существ.
Что человечества, пребывающия на далеких островах небеснаго архипелага, родственны нам по разуму, а духовныя существа, стоящия на различных ступенях безконечной иерархической лестницы, принадлежат к одной семье и стремятся к общему предназначенью; что абсолютные начала истины и блага повсюду во вселенной составляют основы для одной и той-же нравственной истины — верить этому побуждает нас, с одной стороны, философия наук, а с другой — сам разум дает нам право утверждать необходимость такого факта. Безусловныя начала истины всеобщи и всякий сознательный дух обязан стремиться к уразумению их и признанию их всемирнаго тождества. Если-бы не опасение — неточно выразить мысль, саму по себе весьма точную — то мы сказали-бы, что духовный строй всякаго разумнаго существа везде один и тот-же, что везде мышление должно представлять психологическому анализу одни и те-же свойства (это не значит, однакож, одинаковую степень развития) и что на Нептуне и в мирах соседних с Сириусом, точно так-же, как и на Земле мыслительная способность подобна самой себе.
Но можно-ли сказать то-же самое о формах физических? Если разум обитателей Венеры управляются теми-же законами, каким подлежит разум обитателей Земли; если как первые, так и вторые, одинаковым образом понимают истины нравственный и математическия, если в равной мере обладают они способностью логического мышления, — то необходимо-ли и правдоподобно, чтобы чувства их были тождественны с нашими, чтобы зрение у них действовало у них при помощи глаз, помещенных в верхней части головы, обоняние и вкус — при помощи органов, подобных нашим, слух — при помощи боковых отверстий. Необходимо-ли и правдоподобно, чтобы существа разумныя, стоящия на верхней ступени животной иерархии, представляли в каждом отдельном месте вселенной известныя нам, человеческия формы? Одним словом — всеобщ-ли тип человеческий, или видоизменяется он соответственно с мирами?
Для разрешения этого вопроса, прежде всего устраним от суда людей, полагающих, что поставленный таким образом, вопрос этот становится недоступным для человеческаго изследования. После этого не представлялось-бы уже возможности быть любознательным и мы разом лишились-бы одной из драгоценнейших способностей наших. В самом деле, не составляет-ли любознательность одного из самых похвальных и высоких стремлений духа нашего? Конечно, любознательности мы обязаны изгнанием нашим из земнаго рая, где человек на веки-веков был осужден не прикасаться к древу познания добра и зла; но с сыновнею благодарностью сохраняя блестящее наследие прародительницы нашей, будем все-таки стремиться согласно с прирожденными свойствами нашими, к приобретению познаний.
Воспользуемся настоящим случаем для того, чтобы равным-же образом устранить от суда людей, задающихся вопросом: к чему ломать себе голову над задачею, такия-ли головы у обитателей других миров, как у нас и вообще — есть-ли у них головы. К чему?.. Ах, Боже мой! Да, после этого к чему все, интересующее нас в области поэзии и воображения? К чему все, пленяющее душу нашу приманкою новизны? К чему бóльшая часть трехсот тысяч часов, проводимых нами на Земле? Время, употребленное на размышления, изыскания, изследования и мечты, в сущности затрачивается не столь непроизводительным образом, как время, которое посвящаем мы важным, по нашему мнению житейским делам. Впрочем, времени хватить на все, тем более, что в настоящем случае мы не столько имеем в виду самую науку, как ея применение. Не мешает однакож вспомнить, что в основе возбужденнаго нами вопроса кроются самыя трудныя задачи новейшаго времени, задачи, относящияся к вопросу о происхождении вещей, следовательно чрезвычайно важныя и разрешение которых подвигается столь медленно, что светильник девятнадцатаго столетия еле-еле освещает дорогу к ним.
| Os homini sublime dedit coelumque tueri Jussit, et erectos ad sidera tolleri vultus |
Когда, переносясь воображением в другие миры, подобно земному шару носящиеся в пустынях пространства, мы решаемся представить себе, кем они могут быть обитаемы; когда взоры наши обнимают совокупность движений, совершающихся как в мирах этих, так и на Земле, — то первое впечатление, котораго мы никак не можем избежать, есть впечатление чисто-земное, находящееся в связи с нашею обычною обстановкою. Для нас, европейцев, в Июне месяце равнины раздваиваются золотистыми нивами и зелеными лугами, холмы увенчиваются густыми лесами, пейзаж разнообразится теченьем рек и немногаго не достает для того, чтобы картина эта не представила нам, с высоты птичьяго полета, в глубине какой-либо долины несколько хижин, приютившихся у серенькой колокольни, или города с древними валами, прорезывающими горизонт своими суровыми очертаниями. Но для обитателей стран экваториальных и тропических, не имеющих времен года, пейзаж не представляет уже таких видов: песчаные берега вечнаго океана сменяются там непроходимыми лесами, леса — холмами, которые никогда не украшаются ни золотом нив, ни зеленью лугов; растительность и животныя — все видоизменяется. Обитатель пустынь видит нечто, еще более суровое. Nihil est in intellectu quin fuerit prius in sensu, гласит одно древнее положение эмпирической школы: ничто не проникает в сознание, не пройдя предварительно чрез ощущение. В основе положения этого есть доля истины: действие внешняго мира и отражение его на нашем внутреннем существе громадны и ими обусловливаются образы, способные возникать в душе вашей. Поэтому можем быть уверены, насколько это относится к нашему предмету, что если предположить в других мирах людей в шесть футов ростом и столь-же белых, как мы сами, то Китайцы представят их себе желтыми, а Эскимосы — совершенно смуглыми дикарями. Опустимся еще ниже: обезьяны увидят там стаи горилл и орангутангов, рыбы — пловцов, попугаи — искусных говорунов с золотыми клювами и зелеными перьями, муравьи — муравейники с их мелким населением. Подобную наклонность духа нашего мы обозначаем словом, по нашему мнению вполне определяющим ее: антропоморфизм.
Однакож, что такое человек: главное в вопросе этом. С анатомической и физиологической точки зрения, человек есть совершеннейший, крайний и далеко выдвинувшийся вперед представитель ряда существ, выражение всех предшествовавших ему на жизненной лестнице тварей и стоит он в конце смыкающагося ряда. Допустим-ли вместе с Жофруа Сент-Илером великолепную, но еще недосказанную мысль о единстве в плане природы; вместе-ли с Кювье предпочтем четыре различных органических отдела, — во всяком случай нельзя не признать капитального факта, что организация человека не отличается от организации животных, что она принадлежит к тому-же зданию и венчает последнее, что произведена она одинакими силами, управляется одинакими законами, зависит от одной и той-же системы и — чтобы ничего уже не прибавлять — от последняго из позвоночных к человеку, незаметными градациями ведет непрерывная животная цепь. В этом случае мы опираемся на точныя науки — анатомию и эмбриологию.
Раз допустив это, поднимемся мысленно к началу или к началам тварей. Каким-бы образом природа ни создала первичные организмы, приводящие жизнь к ея простейшему выражению — инфузорий этих, состоящих только из пищепроводнаго канала; этих зоофитов, повидимому служащих связью между двумя царствами, — каким-бы образом, говорим мы, ни возникли существа эти, необходимо однакож допустить, что форма, величина, организация, способ существования, природа первичных организмов, обусловливались вызвавшими их к бытию силами, средами, в которых пребывали они, обстоятельствами, окружавшими их колыбель и общими, постоянными условиями их существования. При преобладании других сил, существовании других начал, проявлении других комбинаций, совокупности других условий, существа эти, очевидно, более или менее были-бы не такими, какими являются они теперь. Впрочем, истину эту мы усматриваем ежедневно; даже ныне все существа — растения и животныя — видоизменяются согласно с условиями, в которых они живут. Было-бы излишним останавливаться на факте этом и мы считаем себя вправе установить правило, что живыя существа родятся в соответствии с местом их происхождения.
Птицы приспособлены к летанию, так как воздух — это их царство и с предназначением этим гармонируют не только орудия их специальных отправлений, но и различные их органы, начиная с механизма легких и кончая устройством маленьких канальцев в крыльях. Рыбы должны обитать в глубине вод и достаточно одного взгляда на их организацию, чтобы догадаться об ея отправлениях. Будем-ли говорить о земноводных животных и летучих рыбах, упомянем-ли о целых полчищах черепокожих — последних баронах допотопнаго Нептуна, о мириадах насекомых с их дивными метаморфозами, о сонмах свирепых обитателей лесов? Как те, так и другия свидетелъствуют в пользу непререкаемаго положения: везде животныя находятся в гармонии с обитаемою ими средою.
Заметим: как скоро их не оказывается там, т. е. как скоро переместят их в другую среду или видоизменят среду, в которой они находятся, животныя тотчас-же применяются к своей обстановке, точно так, как материя приспособляется к условиям равновесия, температуры и движения.
И так, разнообразие животных форм находится в соотношении с силами, средами, влияниями, ассимилированными питательными веществами, прошедшими веками, климатами, плотностями и проч. Питая грибы углекислотою, при высокой температуре, можно искуственным образом воспроизвести условия жизни вторичной формации. Что произойдет в данном случае? Гриб растет-растет, делается громадным, чудовищным и является наконец представителем колоссальных тайнобрачных растений, погребенных теперь в торфяниках первобытнаго мира. Подобное действие не ограничивалось-бы одними только растениями и применялос-бы к животным, если-бы организация последних не была закреплена течением предшествовавших веков. Но не выходя из пределов нормальных условий настоящаго времени, мы видим, что поверхность земнаго шара населена существами, приспособленными к условиям их жизни.
Вместо земнаго шара, взглянем теперь на другой мир системы нашей и перенесемся в эпоху перваго возникновения жизни на его поверхности. Для большей точности возьмем мир Юпитера. Такия-ли стихии в мире этом, как и у нас? Вода на Юпитере состоит-ли из известнаго числа частей водорода и кислорода? Слагается-ли воздух из 79 частей азота и 21 части кислорода? Не преобладают-ли там другие газы, другие пары, другия жидкия тела? С другой стороны, масса светила этого, сравнительно с массою Земли, больше в триста тридцать восемь раз, а плотность его в четыре раза меньше; удельный вес на Земле выражается числом 5.48, а на Юпитере -1,31. Объемом Юпитер превосходит Землю в 1,400 раз. Продолжительность кругообращения его составляет только четыре десятых кругообращения земли, день его длится всего десять часов, а год, напротив, почти в двадцать раз продолжительнее нашего года. Времен года он не имеет; разстояние его от Солнца в пять раз больше разстояния Земли и он получает от дневнаго светила в двадцать семь раз меньше теплоты и света, чем мы. Четыре спутника влияют на его атмосферу и океаны. В каких условиях находятся и находились его магнетическия и электрическия силы? В каком виде произошли первичныя комбинации, какого рода механические и физические, процессы совершились там? Какая сила, какой закон являлись преобладающими в эпоху возникновения живых организмов? — Изучение законов природы дает нам право отвечать, что жизнь на Юпитере, во всех видах своих существенно разнится от жизни земной, и что твари, образующия органическое царство светила этого, по природе своей существенно различны от тех, которыми проявляется органически жизнь на Земле. Царство животных — это цепь; второй созданный вид (выражение неточное) зависит от перваго вида, или правильнее — от того-же мира, как и первый вид, и следовательно связан с последним неизгладимым сходством; третий связан со вторым, тысячный с сотым, и переходя от одного к другому, мы приближаемся наконец к последнему виду — к тому, который выражает собою все другие, принадлежит к той-же системе, составляет последнее звено цепи и выражает, своим наиболее выдающимся типом, форму существ, предшествовавших ему на лестнице жизни; — приближаемся к человеку и узнаем, что и он не изъят от общих законов природы, что подобно всему остальному, он подчиняется силам материяльным и везде находится в соотношении с физиологическими началами каждой из планет.
Дата добавления: 2022-01-22; просмотров: 120; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!