Из письма к О. И. Сулержицкой 18 страница
Насколько я чувствую, роль Самсона12 Качалов ненавидит, а пьесу считает никуда не годной и говорит о ней с раздражением и отвращением. Я не имею решительно никакого представления о пьесе и потому не могу сказать ничего. Не читал, не знаю даже содержания.
То, что Вы говорите о Мережковском, очень интересно, верно и великолепно выражено. Я читаю это место часто и с удовольствием. Но тут звучит жестокий приговор и пьесе и Мережковскому. Его нужно в студию, и там переработать все. Если он на это согласен -- чего же лучше? Есть надежда и артистический интерес. Относительно сезонных пьес и успехов -- так точно как и относительно перекрашивания собак в енотов -- Вы мое мнение знаете. Я считаю это очень невыгодным и для театра и для кассы. Но говорят, что без нового мы будем стары. Может быть. По моему внутреннему чувству, я бы предпочел и Андрееву и Мережковскому (повторяю, не знаю ни той, ни другой пьесы) "Волшебный корабль" сербского автора13. Эта пьеса хоть и не очень увлекает меня, а чем-то все время мучает. Хотя это и опера и мелодрама. А может быть, я так говорю, потому что очень хочу какой-то новой пьесы?! (Не затеряйте экземпляр и передайте его мне. Я хочу, чтобы в студии ее прочитали. Студийцы могли сыграть "Гибель "Надежды", а мы бы не могли этого сделать. Думается, что и эту пьесу могут сыграть они, а не мы. Нужно ли и полезно ли им ее играть -- это вопрос другой.)
|
|
|
К слову: скоро придется ехать в Англию, Францию, Италию, Сербию и Бельгию 14. Надо иметь это в виду при составлении репертуара. Не время ли для "Снегурочки", "Грозы", "Смерти Грозного"?!..
Люблю беседовать об искусстве, особенно с Вами, но -- время, время, проклятое время: А надо, очень надо, но для этого прежде надо что-то повернуть во всем нашем деле. Заладить общую работу, и тогда можно будет в феврале ездить на один, два месяца в Кисловодск, репетировать там, иметь свою маленькую студию и разговаривать на воздухе об искусстве. Когда придет это время? Хоть бы дождаться.
Я ведь только об этом и думаю в своей "системе": как бы добраться до возвышенных чувств и красоты, но только не через красивость и не через сентиментальность, надрыв и штампы. Если мне на моем веку удастся положить первый камень, солидный и устойчивый, я сочту себя счастливым и поверю, что наши внуки увидят того актера, о котором я мечтаю. Но как из мухи не сделать слона, так и из нас, восьмидесятников-буржуев, не сделать героев. Техники же для подделки нет. Убежден, что мой путь единственный, но именно поэтому-то, что он настоящий, он очень долог.
Рабиндранат, Эсхил -- вот это настоящее. Мы этого играть не можем, но пробовать надо15. Здесь авторы помогут.
|
|
|
К_о_н_ц_е_р_т_ы. Из этого может выйти толк. Я заинтриговал Рахманинова, а Рахманинов очень советует пригласить Метнера, он будто может многое подсказать. (Кстати, Рахманинов очень рекомендует Метнера16 для "Розы и Креста".)
Глубокое убеждение продолжает сидеть во мне. Поставить "Ревизора", "Грозу", "Лес", "Бешеные деньги", Метерлинка, "Преступление и наказание" и прочее старье несравненно выгоднее, чем Мережковского, Андреева и пр. Старье будет итти всегда, по 20 раз в год, а новости пройдут по одному году и по 50 раз. На протяжении десяти лет -- что выгоднее? Тогда у нас не произошло бы такого банкротства в репертуаре 18-ти лет. Ведь нечего играть после восемнадцатилетней работы. Где же Андреевы, Чириковы и проч.? А сколько труда они стоили?
Сухачева с норовом, т. е. может так растеряться, что одеревенеет. По-моему, с ней надо очень мягко, осторожно и, главное, ясно и определенно. Она боится страшных слов. (Все это к Вам не относится, конечно, но другие помощники сладят ли с ней -- не знаю17).
Относительно Асланова -- Львова -- поговорите с ним 18. Мне чудится, что ему хочется оглядеться. Неудачный и столь поспешный дебют может погубить его, и не для публики, а в самой труппе. Впрочем, я, говорят, слишком осторожен.
|
|
|
П_р_и_е_м_н_ы_е_ _и_с_п_ы_т_а_н_и_я.
Одной из самых больших ошибок была бы отмена испытаний. Если не нуждаетесь в новых, необходимо хоть для проформы делать их. Что создавало традицию долгими годами, что постепенно проникало в сознание толпы, то должно признаваться одним из важных завоеваний. Огромная наша привилегия в том, что к нам идут, стремятся, что мы первые отбираем лучший материал, и этот наладившийся прилив нельзя обрывать. И то мы делаем слишком мало. Суворин, в оно время, публиковал очень усердно, и в результате у него всегда был прекрасный материал в школе. Даже у нас немало его учеников (хотя и перепорченных) -- Чехов, Сухачева, Рустейкис. Теперь же нет (увы, большая ошибка театра) такого прекрасного питомника, как массалитиновская школа19. Театр поступил чрезвычайно легкомысленно, отнесясь невнимательно к возникающей студии. Во всех театрах открываются студии, а мы хотим уничтожить то малое, что делаем и что обязан делать наш театр в области заготовления новых сил на место слабеющих инвалидов. (Студии я не считаю, так как это моя инициатива.) В этом сказывается одна из главных причин падения театра и моего отчуждения. Но об этом в другом месте.
|
|
|
Мое мнение: приемы, и самые официальные, торжественные, громогласные -- необходимы именно в этом году, хотя заранее можно сказать, что из женщин никто не будет принят. Их больше, чем нужно, у нас и в студии Массалитинова. Но мужчины нужны. Мотив о том, что принимать больных во время войны неприятно, -- я не понял. Все наши, которым я читал,-- также.
П_р_и_з_ы_в_н_ы_е.
По сведениям из Москвы, Массалитинов не очень-то уверен в своем освобождении. А без него -- беда! Ходят слухи, что приказано брать всех, кого можно.
Гейрот -- мямля и все прозевает. Вы забыли, что он играет Моцарта, которого тоже придется заменять. Кем?.. Шахалов? (тогда Леонидов -- в "Пире"?!)20.
"Хозяйка гостиницы"... Асланов?! Мечта Асланова -- осмотреться. Он так растерялся, так проверяет себя, что едва ли мечтает о ролях. Скорее пока избегает их. Поговорите с ним. Кроме того, в нем нет крепкого, здорового мужчины. Кто же? У меня нет под рукой списка; кроме того, не поговорив с Вами и студийцами, боюсь сказать необдуманно. Кандидаты: Готовцев, Хмара... Задайте этот вопрос студийному Совету, пусть и они скажут свои соображения. Они хорошо распределяют роли. Не забудьте, что в октябре призыв белобилетников (Хмара, Мчеделов, Колин...).
Сулер. Я имею сведения о нем от доктора. Сулер может еще быть работником, но при условии долгого и систематического лечения, до конца. Если он приедет сейчас -- через неделю или месяц он никуда не будет годиться. Повторится старое в гораздо худшей форме, и тогда наступит полная и непоправимая инвалидность. Вопрос жизни и смерти. Поэтому я взял на себя, на свою ответственность, и написал ему, что он не смеет возвращаться до тех пор, пока не получит на это соответствующее разрешение. Пока, до января, на Сулера рассчитывать нельзя.
С_т_а_р_ы_й_ _р_е_п_е_р_т_у_а_р.
Относительно старого репертуара не могу изменить своего прежнего укоренившегося мнения. Вводить Кудрявцева с пяти, шести репетиций -- значит еще больше расшатывать пьесу. Надо заказать Кудрявцеву показаться в сценах Яши 21 в студии. То же велеть сделать и другим -- Готовцеву, Чехову. Пока же Александров, даже еще более постаревший, полезнее в ансамбле, чем Кудрявцев -- молодой. Идея Кудрявцева мне нравится, но боюсь, что он тяжел, фарсоват, грубоват для Чехова. (Вот Кривой Зоб -- это уже наверное Кудрявцев.)
"На дне". Я очень жалею Филиппову и готов ей всячески помочь. Но у нас есть свои Настеньки. Сколько хотите -- и в студии и в труппе. Такие неожиданные, необъяснимые и немотивированные исключения производят на всех, и старых и молодых, удручающее впечатление. С одной стороны, мы твердим и Кореневой, и Гзовской, и Лилиной, и другим, что они -- характерные. И вдруг попадается в кои-то веки такая роль -- но... берут новую актрису. Может быть, она нужна в труппе, как Сухачева, Крыжановская, Тарасова? или, подобно тому как за неимением мужчин взяли Асланова и Шахалова, Филиппову берут на освобождающееся место? Нет. Она определенно не нужна, хотя данные хорошие, за исключением истерии. Встаньте в положение Гзовской, Кореневой, Сухачевой, и Вы признаете, что это будет ошибка. У нас труппы нет, она неполна. Теперь надо брать с большой осторожностью и разбором (за исключением истинных талантов). Кроме того, роль уже отдана; значит, вопрос идет об отнимании.
Очень бы хорошо, если б в "Федоре" и "Горе от ума" при репетициях вводили и наших массалитинцев.
"Синяя птица". Или ничего не делать, или делать очень много. Немедленно призвать Совет студийцев и поручить им в возможно скором времени показать пьесу в студии. (По секрету скажу, что я бы нанял двух лилипутов: одну, которая играет у Солодовникова в "Мадам Батерфляй", а другого подыскал). Если узнают, что в центре пьесы новые исполнители, да еще дети, -- "Синяя птица" сделается сезонной пьесой. Пока же пусть репетируют.
Боюсь говорить о распределении, не имея ни списка в руках, ни всех соображений сезона театра и студии. Если же скажу наобум, будут говорить, что я же сам назначил то или иное распределение.
Хорошо бы вернуть Леонидова в Скалозуба, и хорошо бы Леонидова попробовать в Репетилове, а Лужский идеален в Гориче. Гейрот не может Репетилова? 22.
497*. К. К. Алексеевой
Август 1916
Москва
Дорогая моя Кирюля,
спасибо за твои письма. Они получены среди суматохи приезда и первых дней предстоящего долгого и тяжелого сезона. В Москве, после Кавказа, очень зябнется. Холодно, сыро, неприветливо. Я очень мерзну и уже простудился, заполучив солидный ларингит. Температура небольшая. Сижу дома, завидую тебе. Трудно прожить год без моря. Сезон предстоит неприятный потому, что опять придется пробавляться старьем. Одних забрали, другие сами пристроились на железных дорогах, [в] организациях и проч. С 6 ч. утра до 7 вечера они заняты и могут поспевать только к спектаклю. Когда же репетировать? Опять большая тяжесть сезона падет на нас, стариков. Но мы не жалуемся, так как время военное. Боимся только, что начнут брать и стариков, как, например, Москвина, Качалова. Ходят такие слухи. Но что же делать! Военные дела как будто бы идут недурно, но война продлится еще год и даже полтора. Опять, далеко в душе, начинаю волноваться за Игоря. Он до 8 сентября у Стаховича. Приехал было в Москву, собирался ехать в Евпаторию, а Дженечка Стахович уговорила его пожить с ней, и он, как говорит, с радостью согласился. Мама завтра утром приезжает в Москву. Бабушка, кажется, 7 сентября выезжает из Ессентуков. О Сулере плохие вести. Мало поправляется. Ольга Владимировна суетится. От брата в больнице, где она дежурит, в синематограф, а оттуда на репетицию. У Володи Гзовского оторвало его же собственной разорвавшейся пушкой локоть левой руки. Сейчас ему лучше, но начиналось гнилокровие.
У нас работают усиленно (но половина -- с дублерами) десять пьес: "Село Степанчиково", "Роза и Крест", Рабиндраната -- "Король темного покоя", "Маринка" Волькенштейна, "Флорентийская трагедия", "Двенадцатая ночь" (в студии), "Дочь Иорио" (тоже), "Росмерсхольм" (тоже), "Зеленое кольцо" (Вторая студия), "Жар-птица" (тоже), "Том Сойер" (тоже) 1 и т. д.
Нежно обнимаю. Скучаю без тебя.
Напиши, когда приедешь. Одевайся в дорогу теплее. Заранее запасись билетом. Не выслать ли тебе теплого -- очень холодно, особенно в вагонах, которые не топятся. Поклон Штуцер.
Дуняша хотела послать тебе одеколон, но его не принимают на почте, так как это спирт.
498*. Л. А. Сулержицкому
18 сентября 1916
Москва
Милый, дорогой Сулер!
Погода адская, я немного простужен. Посылаю Дмитрия Лубенина с шубой. Он позвонит мне со станции; если поезд не очень опоздает, я, быть может, успею съездить на станцию и повидать Вас.
Но главное вот в чем: боюсь, что у Вас дома холодно и что Вы простудитесь. Быть может, лучше, чтобы Вы приехали к нам. Не смущайтесь временем и звоните, хотя бы все огни были потушены. Лучше маленькая ночная интермедия, чем Ваша простуда.
Хотел выслать за Вами автомобиль, но теперь его нельзя заранее заказывать, а можно вызвать и сейчас же ехать. В случае холода пошлите за каретой и подождите на станции.
Обнимаю и очень хочу видеть Вас. Постараюсь на минуту заехать завтра, если позволит погода.
Вечером играю без репетиции в первый раз "Трактирщицу".
Обнимаю и нежно люблю.
Ваш К. Алексеев
499*. Вл. И. Немировичу-Данченко
Сентябрь 1916
Москва
Дорогой Владимир Иванович!
Теперь надо мудро решить, какую из пьес надо гнать в первую очередь: "Степанчиково" или "Розу и Крест"1.
Мое мнение Вы знаете, я не откажусь встать во вторую очередь,-- с удовольствием; но, так как наша пьеса посажена раньше и должна раньше созреть, я не вправе отказываться и от первой очереди. В последнем случае -- придется прислушиваться больше к нашим требованиям и иные Ваши репетиции переносить на вечер. Так, например, Качалов на предстоящей неделе свободен четыре раза. Шахалов по вечерам свободен, а если и нет, то ничего не стоит его освободить. В противном случае -- нам надо переносить свои репетиции на вечер. Но тогда работа сильно затормозится. Я готов (как это ни грустно) и на замену Шахалова у нас, лишь бы только параллельные работы не останавливались и не стали бы опять говорить: "Вот видите, мы говорили, что невозможно..." и т. д. Все возможно, хотя бы ценой уступок...
Пишу, что нам нужно: понедельник 3-го, вторник 4-го, среда 5-го -- планировки на сцене "Чайной" (Шахалов необходим. Асланов и Берсенев -- можно обойтись).
6-го сцены Мизинчикова и Сережи, Насти и Сережи (Асланов. Желателен Берсенев).
8-го "Превосходительство" -- Москвин, Сережа и я 2.
П_р_и_м_е_ч_а_н_и_е.
Вахтангов. В числе моих условий этого года была студия с необходимым штатом ее. В числе необходимых лиц был Вахтангов. Он хотел в начале года -- 100 р. Но я заявил ему, что прежде он должен показать себя в студии. Его жалованье осталось 75 р.
В этом году он прекрасно работал. Отдался студии, и для этого ему пришлось отказаться от постороннего, довольно значительного заработка. Необходимо ему прибавить. Его труд большой, хотя и незаметный. Польза, приносимая им незаметно театру, также большая не только в педагогическом, но и в этическом смысле.
Ходатайствую о прибавке за два года до 1500 р. в год.
К. Алексеев
К Дейкун несправедливы. Она играет не свое дело, а в "Гибели "Надежды" (для молодой) я считаю ее исполнение удачным. У нее есть темперамент и теплота. Во всяком случае она одна оказалась годной для Манефы3 и, как-никак, смогла довольно прилично, без протестов, играть в абонемент. Это много. Кроме того, она исполняет обязанность старосты.
Успенской, которую я очень люблю, но которая пока еще ничем себя не проявила, прибавили 50% жалованья. По-моему, к Дейкун несправедливы. Надо прибавить.
К. Алексеев
500*. К. К. Алексеевой
1916 21/IX
21 сентября 1916
Москва
Дорогая, бесценная Кирюля,
скучаем по тебе и... спасибо матери Штуцер, которая по телефону дает нам сведения о тебе. Тем не менее понимаю твой юный романтизм и радуюсь, если ты чувствуешь себя хорошо, особенно в это невыносимое время.
У нас одни разговоры: о мобилизации. Сейчас опять огромный набор. Кроме сотрудников, мастеров и пр. у нас берут Москвина, Массалитинова, Готовцева, Трушникова, Чехова (опять осмотр)1.
В октябре забирают белобилетников до 1910, а в ноябре -- остальных белобилетников, т. е. всю студию, которую, вероятно, придется закрыть. Кроме того, Леонидов опять отказался играть (но жалованье получать -- не отказался). Стахович тоже вышел и дурит, чем наказал не театр, а меня, так как мне придется играть за него Тургенева 2. У нас сезон в полном разгаре. В этом году такое впечатление, как будто сезон и не прекращался, а так, был великопостный перерыв. Трудно играть все одно и то же, а новое не с кем репетировать. И "Степанчиково" остановилось из-за Москвина.
Игорек вернулся и уже принялся за работу. Вид у него -- неважный. По-моему, он мало поправился и провел лето нескладно. Покашливает, особенно по утрам. Приходится опять показывать его доктору.
У меня вышел маленький инцидентик на фабрике, и я отказался и от невероятных доходов и от жалованья. Это, правда, бьет по карману, но не марает душу. (Это между нами.) Говорил сегодня по телефону с Шаляпиным. Он рассказывал о своем случае. "Напрасно", -- сказал он, когда я рассказал то немногое, что знаю о твоей жизни. Ничего не знаю о твоей работе, кроме того, что ты писала о nature morte.
Сулер приехал совсем больной. Он стосковался обо всех, и вокруг его дачи стали пошаливать. Убили какую-то барыню, и трупная вонь доносилась до их дачи. Все вместе заставило его бежать в Москву. Но, бедный, бедный -- он очень, очень плох. Говорил, что много думал в Крыму о тебе как художнице, что написал тебе какое-то письмо... От тебя они получили письмо, когда садились, чтоб ехать в Москву.
Нежно обнимаю тебя, люблю, скучаю, волнуюсь.
Твой всей душой любящий
папа
501*. В. В. Лужскому
Октябрь (до 21-го) 1916
Москва
В качестве охранителя старых пьес обращаюсь с просьбой. Мы репетируем третий день "Горе от ума" для того, чтобы наладить его на весь сезон. Очень жалеем, что Лидия Михайловна больна1. Но тем более ей надо поправляться, так как на ней лежит огромная ответственность. На ней и текущий и будущий репертуар. Бюджет огромный, и надо думать о том, чтобы спектакли не срывались. Мы репетировали все три дня с Дмитревской. Она и должна играть. И никаких возражений и тем более обид по этому поводу быть не должно. Напротив. Если, не принимая во внимание нашей работы, экспромтом, без репетиций, будут входить лица без репетиции, зачем же мы работаем? Мы можем тоже обидеться.
К. Алексеев
502*. А. Н. Бенуа
5/I 916
Москва
5 января 1917
Дорогой Александр Николаевич!
Спасибо за Ваше хорошее письмо, которое я передам жене Сулера -- Ольге Ивановне. Я не мог ответить Вам сразу, так как захлопотались с разными делами (посмертными) бедного Сулера; кроме того -- праздники.
Еще в прошлом сезоне, во время генеральных репетиций "Потопа", Сулер занемог. С тех пор припадки уремии повторялись периодически через несколько месяцев, и не было возможности уговорить его уехать из Москвы. Ему советовали ехать к Батдаеву в Петроград, другие говорили, чтобы он ехал а тепло. Но Сулер был упрям и твердил, что через неделю после приезда в Евпаторию он будет совершенно здоров и посмеется над докторами. Однако его ожидания не оправдались. Летом он был очень нервен и чувствовал себя плохо. Припадки повторялись, как и зимой. И в августе был разговор о переезде в Кисловодск, так как море неблагоприятно отражается на здоровье больного. В сентябре Сулер стосковался по Москве, по театру и бежал из Евпатории под предлогом показаться докторам. Он явился в театр, потом в студию и через два дня уже вызвал припадок; наконец уговорили его сидеть дома, но он вызывал к себе из студии разных лиц и мечтал о постановке одной пьесы, хотя уже не мог ясно выражать своих мыслей: язык путал слова. Доктора потребовали строгого и систематического больничного лечения. Бедного Сулера перевезли в Солдатенковскую больницу, и он был этому даже рад первое время, так как дома его темпераментные дети не давали ему покоя. Но скоро терпение изменило ему, и он потребовал, чтобы его перевезли домой, где снова повторился припадок. И снова его отвезли в больницу. После этого припадка силы изменили ему, и он не мог долго вставать с постели. Мы устроили дежурство, и его навещали и развлекали актеры и студийцы. Сулер стал поправляться. Стал выходить на воздух и даже съездил домой повидать своих. Это было его последнее прощание с домом. Через несколько дней я поехал в больницу, чтобы его навестить; подошел к его комнате, а там -- возня, суетня, пускали кровь, вся кровать и стена -- в крови. Оказывается, что у него был жесточайший припадок. Это был -- роковой и последний. После этого припадка, собственно говоря, Сулера уже не было. Лежал исхудалый, измученный полутруп, который не мог сказать ни одной фразы. Говорили только его выразительные глаза. И днем и ночью при нем дежурили его жена (неотлучно), студийцы, моя жена, жена покойного Саца, Москвин и я. Он все время и всем хотел что-то сказать и не мог. Призывали (для очистки совести) разных докторов, которые прыскали мускус и другие средства (для продления агонии!). Скончался он тихо. Сердце перестало биться, но он дышал еще около двух часов. Ночью, в 12 часов, его перевезли в студию и поставили в фойе. Эти два дня, которые он стоял там, были трогательны. Все точно сразу поняли -- кто был Сулер и кого лишилась студия (и театр). Студийцы на руках несли его по всей Москве в польскую церковь. Там был целый концерт, так как певцы из Большого театра захотели принять участие в похоронах и пели целый ряд концертных церковных номеров. Все время на руках несли его обратно через всю Москву и похоронили на русском кладбище, где Чехов, рядом с Савицкой, Сапуновым и Артемом. В сороковой день мы устраиваем в студии гражданские поминки. Многие будут читать воспоминания о Сулере и петь его любимые музыкальные произведения1.
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 345; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!