Шива-янтра Ганеша-янтра 2 страница
Один из искусных наставников, агхори Вималананда, научил меня тому, что я сейчас знаю о Кундалини. Его уникальный способ восприятия мира развился благодаря пробуждению его Кундалини во время выполнения ритуала над трупом. Его пробудившаяся Кундалини приняла форму тантрической богини Смашан-Тары, богини кремационных кострищ, которая наделяет способностью перейти из реальности жизни в реальность смерти. Смашан-Тара, «Спасительница кладбища», позволила Вималананде переправиться из его обычного сознания в состояния, в которых он мог воспринимать реальность с другой точки зрения. Его опыт в ходе пробуждения и после него описан в моей книге «Агхора. По левую руку Бога»[3].
В упомянутой книге кратко описаны те основные пути, которым следует агхори в своей одиссее из тьмы невежества мирского бытия к свету божественных миров, сохраняя при этом сознание обеих реальностей. Агхора — это нечто вроде сверхтантры, тантры, в которой устранены ограничения любого рода. Агхора — это Путь Тени. «Тень» здесь подразумевает все те аспекты нашей жизни, которые позволяют нам существовать в качестве индивидов за счёт других существ. Мы можем познать свет альтруизма лишь в той степени, в какой нам известна тьма эгоизма. Лишь пройдя сквозь Долину Тени Смерти, мы воистину можем понять, как нам надлежит жить. Агхори — это исследователи души, которые спускаются во мрак своего внутреннего мира, с тем чтобы найти свой путь к подлинной свободе. Их духовный путь — это ни в коей мере не анемичный опыт «сладости и света». Агхори должен быть «твёрдым, как алмаз, и мягким, как воск», в зависимости от обстоятельств. Лишь после того, как гроздья привязанностей вашего Эго истекли соком под гнетом вашей стопы, вы сможете насладиться вином духовной мудрости.
|
|
|
Агхори играют с жизнью в крайней степени осмотрительно, в полной мере осознавая цену ставки. Нет таких средств для достижения пробуждения, которые вызывали бы у них отвращение или страх, поскольку они поклоняются смерти, Великой Преобразовательнице. Дословно агхори означает «неустрашимый», он не отвращается от самого ужасного опыта, а превращает его в посвящение Реальности. Побуждая агхори к поиску Бога, традиция отсылает их на места кремации, где неизменно присутствует смерть, но настоящий агхори и весь мир рассматривает как громадный, незатухающий костер, в пламени которого происходит кремация. Агхори персонифицируют и обожествляют смерть, выбирая лишь этот лик Вселенской Реальности в качестве своей Возлюбленной, поклоняясь этому божеству с интенсивной и всепоглощающей любовью. Что касается Вималананды, каждый день его жизни был днём игры с космосом, его Возлюбленной. Он никогда не уставал от этих любовных игр, так как они ещё более сближали его с Любимой.
|
|
|
Когда Кундалини пробудилась в нём, она имела форму и личность, что облегчало ему взаимодействие с ней. В результате Кундалини избавила его от тех мук, которыми Она одарила пандита Гопи Кришну.Возможно, если бы пандитджи сконцентрировался на боге или богине, а не на лотосе, он тоже мог бы найти небеса, на которых можно отдохнуть после бури. Для Вималананды Кундалини не была дикой, неприступной силой, играющей им по своей прихоти. Она заменяла ему Возлюбленную Мать, в чьём лоне он пребывал, позволяя ей защищать его от всех опасностей.
Вималананда всегда предпочитал путь поклонения наделённому формой Богу обожествлению Обезличенного Абсолюта. Для него высочайшим выражением божества являлось Божественное Материнство, проявляющее заботу и дарующее любовь всем своим детям, вне зависимости от совершённых ими ошибок. Такая позиция была для него наилучшей из всех возможных во взаимоотношениях с Кундалини, поскольку, как только вы вступаете в отношения «мать— ребёнок», исчезают все страхи, связанные с угрозами со стороны энергии. Он также любил говорить: «Бхакти есть Шакти». Та энергия, которую вы вкладываете в своё поклонение (бхакти) избранной вами форме Бога, возвращается к вам сторицей, благотворно усиленная вселенной. По мере роста вашей преданности растёт и ваша индивидуальная сила, которой вам трудно злоупотребить, поскольку единственное, о чём вы можете думать, это ваша Возлюбленная.
|
|
|
Присущее агхори стремление узреть Возлюбленную настолько сильно, что никакие средства для достижения этого не ощущаются им как чрезмерные. Это божественное исступление, своего рода поиск божественного трепета — отличительная черта агхори. «Агхори всегда заходят слишком далеко», — как говорил Вималананда, и как можно видеть из книги Агхора I, в своей жизни он делал это весьма часто. Охваченный страстью к своей Возлюбленной, он поклонялся каждому элементу и субстанции и водил дружбу со всеми эфирными существами, при этом все его ритуалы становились посредством тантрического преображения приношениями божеству.
Поле деятельности агхоры не ограничивается лишь увлекательными или отталкивающими практиками. Путь агхоры — это путь спонтанности. Каждое действие должно выполняться в надлежащий момент и в надлежащем контексте. Для агхори поклонение — это поклонение, будь то в храме или на кладбище. Отрешаясь от всех своих личных интересов, кроме самозабвенного стремления к Возлюбленной, агхори с любовью и благодарностью принимает всё, что предлагает Бог, наслаждение или страдание, и преобразует каждое событие, даже поход в туалет, в акт поклонения Абсолюту. Всё, к чему бы ни прикоснулся агхори, желанному и презренному, чистому и грязному, он вытягивает с периферии своего переживания в чистоту своего центра, чтобы помочь развиться «критической массе», необходимой для запуска и поддержания «духовной цепной реакции».
|
|
|
Вималананда был человеком действия. Он свободно двигался как по течению, так и против него. Его мало интересовали научные взгляды на то, что можно, а что нельзя классифицировать как агхору. Он пользовался общепринятой доктриной, когда она отвечала его целям, всегда оставляя за собой право усовершенствовать её, если того требовали обстоятельства. На протяжении веков в Индии возникали и исчезали философские системы, однако духовные ростки, дающие им жизнь, продолжали наливаться соками. Приливы и отливы индийской духовной традиции, в частности тантры, всегда происходили в пространстве между двумя противоположными берегами теории и практики. Теория беспрестанно регулирует практику, а практика неумолимо видоизменяет теорию. По мере того как теологи громоздят и узаконивают горы догм, иконоборцы разрушают их посредством собственных толкований. Сегодняшние ортодоксы — это вчерашние еретики.
Современная Индия наводнена отдельными персонами и сектами, которые пытаются узаконить свой уникальный вариант философии, космологии и способа ассимиляции своей системы в основную ветвь «ведической традиции» или «кашмирского шиваизма», тогда как другие индивиды и секты (часто, как это ни парадоксально, те же самые) уходят от таких унифицированных определений, называя их удобными фикциями, которые ограничивают и уводят в сторону. Утверждая, что современный мир (время, место, люди) изменился настолько, что уже невозможно точно воспроизвести или возродить древние пути, они заявляют, что в системе надо возрождать не внешнюю форму, но то пламя, которое даёт ей жизнь.
Что касается Вималананды, он с радостью комбинировал на первый взгляд противоречивые теории и практики и включал их в «свою» собственную агхору, приводя в свою защиту древний текст, который учит тому, что об истине спорят лишь заблудшие, поскольку «разве найдётся такое мнение, которое не мог бы отстоять искушённый в знании?». Хотя познания высокообразованного Вималананды в области санскритских текстов были весьма скромными, он особо не интересовался переводами тантрической литературы на гуджарати, хинди и английский, хотя он прекрасно владел этими языками. Его учебником была сама жизнь, и он мог вычитывать в ней смыслы, которые доступны лишь тем, кто владеет тайным языком духовности.
Хотя Вималананда называл себя агхори, его презрение к организованной религии отдаляло его от признанных ветвей агхори. Он также никогда не ссылался на своих собственных учителей как на агхори (и маловероятно, что они называли себя так). Он предпочитал следовать своим путём:
«Я никогда не верил в религию. Все религии ограниченны, ибо они сосредоточиваются лишь на одном аспекте истины. Поэтому они постоянно воюют друг с другом; каждая из них считает, что лишь она одна обладает истиной. Но я говорю, что знаниям нет конца, так что бессмысленно пытаться ограничивать их одной священной книгой или одним переживанием. Поэтому когда люди спрашивают, какой религии я придерживаюсь, я говорю: «Я не верю в сампрадаю (секту), я верю в сампрадаху (сжигание)». Сожгите дотла всё, что стоит на вашем пути познания истины». (Агхора I, стр. 175.)
В этом по крайней мере он соглашается с Юнгом, который однажды заметил, что «функция религии состоит в том, чтобы защищать нас от непосредственного переживания Бога». Агхори Вималананда был отъявленным иконоборцем, желавшим воспринимать реальность, что не позволяло ему быть уловленным в сети догмы. Его агхора — это религия сознания. Её наставлениям надлежит быть запечатленными не на каменных скрижалях, но в самом сердце подвижника, который должен использовать их с тем, чтобы создавать свою собственную систему и духовную нишу.
Ни сегодня, ни ранее в мире не наблюдалось большого числа агхори. не много их воспитал и Вималананда. Он предусмотрительно говорил большинству людей: «Делайте, как я говорю, а не как я делаю», и никогда не позволял никому рабски подражать ему, поскольку только те, кто способен лакомиться человеческим мозгом, могут получить духовную выгоду от такой диеты. Он никогда не изобретал систему духовных практик, призванную поразить и завоевать мир. После тщательной оценки каждого, кто приходил к нему, он, прямым или косвенным способом, давал ему определённые уроки или вообще ничему не учил. Всё зависело от его восприятия своей кармической связи с этим человеком и склонности последнего к духовным дисциплинам. Он мог, не колеблясь, подвергнуть сомнению чьи-то представления о духовности и дисциплине йоги, но в то же время он не стеснялся ходить на цыпочках, если боялся разбудить человека.
Вималананда хотел, чтобы его взгляды доходили до любого, желающего слушать, потому что он остро ощущал муки духовной пустоты современного мира, который поклоняется Маммоне и где доминирующей религией служит надменно-бесчувственная наука, которая, похоже, используется для подавления той человечности, что в нас ещё осталась. По мере того как общество распадается и жизнь делается всё менее осмысленной, люди либо впадают в отчаяние, либо возвращаются к своим корням. Мы, на Западе, годами отсекали себя от своих корней и теперь практически лишены их. Мы медленно умираем от духовного голода.
Некоторые западные люди пытаются жить без корней, используя гидропонику или окунаясь в мечты о будущем. Другие пробуют возродить прошлое через «движение настоящих мужчин», Поклонение Богине, афроцентризм и пр. Есть и те, кто ищет корни в таких всё ещё живых культурах, как индийская, индейская, тибетская или китайская, как будто нацепив их маски, они как-то смогут ассимилироваться с этими путями. Тем не менее мы столь поверхностны, что немногим из нас дано погрузиться в эти культуры и припасть к их корням. Как правило, мы, как и опасался Юнг, отравляем себя.
Вималананда верил в спасительную миссию духовных движений не больше, чем в благотворность социальных программ, политической активности или строгой нравственности, поскольку все эти решения поверхностны. Они изменяют нашу одежду, но не внутреннюю сущность. Он верил, что действительные перемены придут лишь через тех, кто достаточно смел для того, чтобы пересмотреть все свои представления о реальности и изменить те из них, которые потребуется изменить. Многочисленные недоразумения по поводу духовности, пропитывающие наш современный мир, делают его учения о Кундалини особенно ценными для каждого, кто пытается следовать духовным путём. Незадолго до своей кончины Вималананда завещал мне довести его размышления до тех, кто желает слушать. За этим крылось две цели: с одной стороны, упорядочить моё собственное знание, усовершенствовать моё понимание и побудить меня к творчеству, а с другой — обучить других. Он также хотел, чтобы нечто значимое напоминало мне о нём, и когда мне хочется снова побыть рядом с ним, мне требуется лишь открыть книгу.
Подобно другим великим учителям, Вималананда умел парадоксальным образом выходить на верный путь. Он обладал удивительной способностью передавать свои знания окружающим в тот момент, когда они этого меньше всего ожидали. Он делал это, используя необычную точку зрения, смешивая теорию с анекдотом или позволяя анекдоту пояснять теорию. Его изысканность и остроумие вносили в его игру с миром элемент виртуозности. Часто за этим скрывалась исключительная проницательность. Он никогда не стеснялся в выражениях и временами казался высокомерным, резким, капризным, самоуверенным, претенциозным и склонным к стереотипам, тогда как в другие моменты его слова были наполнены мягкостью, состраданием, любовью, преданностью, дальновидностью и вниманием к деталям. В своих мнениях и часто эксцентричных взглядах он был тверди непреклонен, что вызывало в окружающих как страх, так и уважение. Диапазон его репутации включал такие определения, как гений, чудак, мудрец и Бог. Кем бы он ни был, Вималананда всегда был настоящим. Он всегда сохранял верность себе и своему видению реальности и побуждал тех, кто не выносит жара, покинуть его кухню.
Те, кто убеждён, что реальность ограничена чувственным восприятием, могут спросить: «Действительно ли события, описанные Вималанандой, «происходили» во внешнем контексте общепринятой реальности, или они имели место исключительно в пределах его индивидуального сознания?» Лучше бы они задали этот вопрос себе, так как немногие понимают, что большая часть этой реальности подтасована. Сегодня средства массовой информации, поражая наше воображение, синтезируют фантастические явления, которые манипулируют нашими эмоциями. «Реальны» эти образы или нет?В свете расцвета компьютерной «виртуальной реальности» вскоре мы буквально не сможем доверять своим глазам и ушам. Отважимся ли мы и далее полагаться на «объективную» истину своих сенсорных ощущений?
Один из главных доводов против «субъективной» реальности состоит в том, что, поскольку она не обладает физическим воплощением, она эфемерна. Очевидно, это так, по крайней мере на поверхности (где, в конце концов, и функционирует объективная реальность). Однако под поверхностью именно объективная реальность оказывается неустойчивой, тогда как реальность идей, воспоминаний и размышлений всё крепнет и упрочивается. Эта истина регулярно напоминает о себе в Индии, где люди, указывая дорогу, часто ссылаются на ориентиры, которые не существуют уже много лет. Становится ясно, что эфемерная реальность структуры может ещё долго существовать после того, как её физическая форма исчезла.
Хотя все живые существа в конце концов теряют свою физическую сущность, они продолжают жить в сердцах тех, кто их помнит. Некоторые продолжают жить в памяти поколений. Немногие, подобно Христу, будут жить и преображать человеческие жизни вечно. Других, как например богов и богинь Индии, помнят, даже несмотря на то что они могли и не существовать в физическом теле. Реальны ли они? Мы в Индии верим в то, что они гораздо более реальны, чем .люди, хотя их существование не может быть доказано методами, приемлемыми для материалистической науки.
«Происходили» ли те события, которые описывает Вималананда, на самом деле, или нет — сказать невозможно. Индия — это воистину загадочная страна, и здесь действительно случаются странные вещи. Многие люди, знающие Вималананду, переживали множество странных вещей, находясь рядом с ним. Большинство из них приписывали эти происшествия его присутствию, тогда как сам он приписывал их Великой Богине: «Я говорю так, как если бы я сам делал эти вещи, но фактически делать что-то — это выходит за пределы моих возможностей. Только Ма может это делать, всё это делает Она. В этом состоит основа моей убеждённости в моих способностях. Есть ли у меня какие-то возможности? Ха! Все — от Ма». Вималананда был мастером, художником сознания, и важно здесь то, что его переживания были в высшей степени реальными, и что они могут быть реальными и подлинными для каждого, кто допускает возможность, что они таковы и есть. Каждый раз, когда я перечитываю какой-то эпизод из его жизни, он вдруг снова становится для меня реальным, независимо от того, когда он произошёл, и опять Вималананда живёт для меня.
Эксперименты Вималананды убедили его (как и современных физиков — их собственные эксперименты) в том, что на самом деле невозможно говорить об объективной реальности, не принимая во внимание субъективного наблюдателя, «познающего», чьи наблюдения неизбежно изменяют исследуемую реальность. Этот сдвиг в восприятии, позволяющий агхори осознать, что познающий, познаваемое и процесс познания — это единое целое и одна Реальность, наделяет их способностью воспринимать таинственные явления независимо от того, очевидны они для других или нет. Агхори сами контролируют свои мысли и эмоции, с тем чтобы лучше насладиться реальностью, которой они жаждут: общением с Возлюбленной.
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 824; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!