Маленькое отступление о сущности, мифов

⇐ ПредыдущаяСтр 10 из 15Следующая ⇒

Поскольку речь у нас идет главным образом о мифологии, облюбованной нашими журналистами и публицистами, обратим свой взор на этих людей. Всякий пишущий опирается в своей работе на некий запас представлений, идей и твердо известных, не нуждающихся в проверке сведений. Как и любой человек вообще, он пополняет свой сундук познаний всю жизнь, свободно оперирует его содержимым, вмиг извлекая нужные в данный миг понятия и факты. Он убежден в их истинности, тем более, что многие из них использовал уже неоднократно и не видит причин для сомнений. Некоторые из них он получил возможность вставлять в статьи и книги, оглашать в эфире лишь несколько лет назад, с приходом свободы слова. Но. увы, чаще, чем хотелось бы, вставляются и оглашаются мифы - старые и новые.

Каждое ли ошибочное понятие надо относить к мифам? Приведу примеры ошибочных понятий, звучащих вполне как истинные. В самом деле, разве не всем известно, что &quotна Волге немцы поселились еще в XVI веке” (З.Виноградов, А-Касаев, А.Серенко, Независимая Газета, 25.7.97)? И чуть ли не с детства каждый слышал, что “Керенский А. Ф. учился в симбирской гимназии вместе с Ульяновым В.И.”. (В.Алексе-

ев Журналист, №6, 1997), не так ли? На самом деле одиннадцатилетняя разница А. Ф. и В.И. в возрасте сразу исключает их соученичество³¹, а про то, что волжская эпопея немцев началась на двести лет позже (в 1764), легко узнать в энциклопедии. То, что легко опровергнуть, не может стать мифом. А вот утверждения вроде: “Царь продал Аляску на 99 лет, а не вернули нам ее потому, что большевики в 1917-м отказались платить царские долги” или: “Своим врагом номер один Гитлер считал диктора Левитана” уже ближе к настоящему мифу, поскольку проверить их сложнее. Подобные мифы возникают более или менее случайно и носят разнонаправленный характер.

Зато не бывает случайной система положительных мифов. Они - часть всякого национального сознания. Если бы не существовало положительных мифов, история не стала бы школьным предметом (сразу вспоминается:

“Битву при Садове выиграл прусский школьный учитель”). В любой стране школьники учат историю, мифологизированную именно для своей страны (см.: М.Ферро “Как рассказывают историю детям в разных странах мира”, пер. с франц., М., 1992). Школьная история - как правило, и есть основной национальный миф. Он непременно приписывает позднейшие национальные идеи тем, кто жил задолго до их появления, и этим превращает броунов хаос лиц и событий в осмысленный путь к решению вековых государственных за-

31 А.Ф.Керенский провел почти все свои гимназические годы и получил аттестат зрелости в Ташкенте.

дач, в успешную шахматную партию против остального мира. -

Основной миф состоит из мифов поменьше, и каждый из. них необходим для духовного здравия нации, ибо рассказывает о ее трудном и славном пути, о тяжких испытаниях, могущественных, но поверженных (или еще не поверженных) врагах, о беспримерном мужестве своих героев и коварстве соседей, то есть обо всем, что превращает перемещение народа по оси времени в его Историю. От всякого мифа требуется, чтобы он выполнял свою воспитательную задачу, а было ли дело триста либо семьсот лет назад именно так или чуть иначе -какая, мол. разница? Даже бесспорные события можно сложить как в одну, так и в другую мозаику, поставить в разные причинно-следственные зависимости - получатся разные мифы. В том смысле слова, о котором идет речь, типичный миф - чаще всего не вымысел с научала до конца, а скорее “подгонка под ответ” (как говорили в школе) особым образом отобранных фактов, хотя есть, конечно, и мифы, не опирающиеся ни на какие факты.

Сложившийся национальный миф всегда горделив и даже высокомерен, хотя новейшая политкорректность делает чудеса: эти его черты ныне обычно умело сокрыты. Причины того, почему “русский миф” почти лишен всех обрисованных выше черт, почему он остался внутренне противоречивым и незавершенным, обрисованы мною выше, в главке “История, писавшаяся без любви”.

Положительные мифы, как правило - плод работы многих поколений авторов. Уже, навер-

ное, невозможно сказать, кто первым из американских писателей (у молодых наций они опережают историков) начал создавать национальный миф о ковбоях. Словарь “Американа” очень осторожно, не желая никого обидеть, пишет: “В отличие от героев ковбойских фильмов и дешевых романов, ковбой конца XIX века - это низкооплачиваемый (от 25 до 40 долл. в месяц) пастух. Ковбои клеймили скот, отлавливали бычков, срезали рога, к весне отбирали скот для рынка и перегоняли к железной дороге. Две трети ковбоев были белые, остальные -негры и мексиканцы. К 1890 пастбища были огорожены колючей проволокой, а железнодорожные ветки подошли непосредственно к местам скотоводства - на этом окончилась эра ковбоя Дикого Запада”.³²К этому можно добавить, что ковбои были, как правило, забитые люди, они тяжко страдали от конокрадов, от жадности хозяев стад, от болезней и винопития, от своей бедняцкой доли. Но кто читает историков, уже в наше время докопавшихся до истины? Образ молодцеватого и щеголеватого белозубого метателя ножей и арканов, сердцееда и покорителя просторов уже непоколебим. Счастлива нация, склонная к усвоению именно таких, заведомо комплиментарных мифов о себе.

Наше казачество, реальный страж военных Рубежей России, уникальное сословие, “поголовно и на свой счет” (цитирую казачьего генерала Африкана Богаевского) состоявшее на

32 &quotАмерикана. Лингво-страноведческий словарь". Б.м. [Смоленск], 1996.

службе государства, могло бы стать неизмеримо более благодатным материалом для национального эпоса, но не стало. И не только потому, что наши писатели всегда были куда более склонны клеймить и обличать. Национальные мифы способна породить лишь буржуазная литература, а она у нас так по-настоящему и не возникла. “В силу оригинальной честности нашей литературы” (выражение Набокова из “Дара”) настоящему русскому писателю совесть не позволяла придумывать щеголеватых ножеметателей, героев цельных и самодовольных. Русский писатель, даже плохой, помнит, во-первых, что подобных одноклеточных героев не бывает и, во-вторых, что враг - тоже человек. Таков же и наш историк.

Что до отрицательных мифов, они сочиняются о других. Если не можешь кого-то одолеть, изобрази его в отталкивающем виде. И сразу станет понятно, что не он тебя победил, а “генерал Мороз”. Некоторые выдумки оказались удивительно живучи. Третий век пошел уже упоминавшейся (и довольно пустяковой, в общем-то) басне о “потемкинских деревнях”. Миф много раз анализировался, известны его мотивы и авторы (французский посол Сегюр, саксонский - Гельбиг, лейб-медик австрийского императора Иосифа II Вейкард), выявлены его несообразности и противоречия. Но - как ни в чем не бывало у нас (у нас!) продолжают поминать “картонные деревни, которыми Потемкин дурил Екатерину”. '

Мифотворчество - одно из самых легких занятий на свете. Рассмотрев на примере полудюжины антирусских мифов феномен их сегод-

няшнего расцвета на Украине, я показал (“Будь счастлива, Украина”, Посев, №№3 и 4, 1996), как с помощью отбора фактов можно на глазах у читателя соорудить собственный миф, ничуть не хуже рассмотренных, но прямо противоположного направления³³.

Нравится нам или нет, антирусские мифы не исчезнут. Они - проявление неравнодушного отношения к России ее соседей по планете. Не стоит впадать в панику из-за того, что у нас есть зложелатели. Ну, есть. И что? Каждую страну кто-то не любит, всем мил не будешь. Взаимных антипатий хватает по всему миру. Затроньте в любой европейской стране тему о ее соседях - такое услышите! Гораздо загадочней другое: почему столько негативных мифов о России живут внутри самой России?

33 Свою пародию я закончил словами: “Именно так делается вся та квазиисторическая ерунда, что заполонила ныне журналы на просторах бывшего СССР”. Велико же было мое удивление, когда я увидел этот “демонстрационный” миф год спустя изложенным на полном серьезе, почти дословно и без ссылки на меня - у истины не может быть автора, не так ли? - в статье Р.Карпова “Антирусские мифы в украинской действительности” (За Россию. Вестник внутреннеи жизни Народно-трудового Союза российских солидаристов, № 6/338, сентябрь-октябрь 1997). Хороший урок! .

Глава III.Смердяковщина или кессонная болезнь свободы?

Пораженчество сперва обращается в прошлое

В августе 1996 наш президент объявил, что России нужна национальная идея, чем вызвал бурную полемику. Одни стали пространно уверять, что идея скорее даже вредна, другие гневно настаивали, что необходима (но выдвигать свои предложения воздерживались). Мало кто обошел вниманием “национальные идеи” старца Филофея и графа Уварова. По-моему, никто не вспомнил уже упоминавшуюся выше “Святую Русь” - наш единственный не надуманный, истинно народный идеал, т.е. как раз национальную идею. Не цитировались, кажется, и вполне достаточные, на мой взгляд (как говорят математики, необходимые и достаточные), пушкинские слова: “Два чувства дивно близки нам -/ В них обретает сердце пищу:/ Любовь к родному пепелищу,/ Любовь к отеческим гробам. / На них основано от века/ По воле Бога самого/ Самостоянье человека -/ Залог величия его”.

Перекладываю на язык прозы: лишь тот, кто “дивно”, (в старину еще говорили: по Божьему

наущению - та есть сердцем, а не по расчету) любит свое отечество и хранит благодарную память о предках является личностью и способен на величие. Что есть национальная идея? Едва ли ею может быть лозунг (кем-то сочиненный) на полотнище, натянутом поперек улицы. Национальная идея - это скорее мысль, общая и дорогая для самых разных личностей, образующих нацию. Они могут различаться во многом и даже во всем, но не в этой мысли. Так вот, разве пушкинские слова не есть готовая программная установка для каждого из нас - а стало быть и для всех вместе?

Но приведенные пушкинские слова в дискуссии, кажется, не прозвучали. Зато не было недостатка в надрывных благоглупостях и жалком лепете вроде: “Россия.это Голгофа”, а также прелестных по наивности прогнозах -процитирую один: “В стране с запозданием на 200 лет по европейским меркам пойдут процессы - экономические, политические, классовые, - описанные Марксом в “Капитале”” (д-р В.Шевченко, Независимая газета. 28.1.97). Появлялись, конечно, и основательные, крепко аргументированные статьи, но все же наиболее ценным во всем этом было то, что в подтверждение своих доводов почти каждый автор излагал свое понимание России и нынешнего этапа ее истории.

По итогам дискуссии Управление делами Президента РФ выпустило в конце 1997 сборник “Россия в поисках идеи. Анализ прессы” (отв. редактор Г.Сатаров, редактор и составитель А.Рубцов), включивший свыше 200 цитат от фразы до целой статьи - из упомянутой

дискуссии. Не уверен, что это приблизило выявление национальной идеи, зато хорошо высветило, как видит Россию наш пишущий люд. Некоторые тексты вызывали вопрос, зачем их авторы вообще взялись за перо: ведь с их же слов выходило, что спасти нас не может уже ничто, менее всего газетная статья. “Какое. простите, к чертовой матери, обустройство в загаженном, с хлюпающей зловонной жижей под ногами, насквозь провонялом доме!” - восклицал в “Русской мысли” (6.11.96) А.Курчаткин, видимо, ошибшийся дверью. Кто-то пользовался случаем, чтобы уверить, будто Россия переживает новое Смутное время. При коммунизме было не смутное, а нынче смутное. Н. Есаулов (Российская газета, 31.10.96) даже делал наводящее историческое открытие: “В Смутное время Россию спасла вера в соборность”.

Вообще знакомых мифов, включая уже обсуждавшиеся в настоящей книге, я встретил немало. П.Сидаренко (Российская газета, 5.12.96) называет Россию “громадной средневековой империей”, Л.Жегалов (Российская газета, 16.1.97) настаивает, что “бесправие всегда было печальным уделом российского гражданина”. Одни участники дискуссии не в силах употребить существительное “Россия” без прилагательного “многострадальная” (А.Фирсанов, Российская газета, 5.12.96, В.Толстой, Независимая газета, 24.12.96 и др.), другим милее определение “истерзанная”³⁴. До паро-

34 Генерал Лебедь уверяет, что страна у нас “великая, но несчастная”, депутат прошлой Думы А.Нуйкин - что &quotгоремычная”, депутат нынешней В.Цой - что “униженная”-Какое многообразие мнений!

дийного пафоса доходит пишущий вполне серьезно Е.Сагаловский: “Широким народным массам нашей многострадальной страны во все времена вообще было не до идей, если не считать, конечно, простой, как правда жизни, идеи физического выживания”; этим массам присуща “многовековая традиция не доверять ненавистной власти, беспредельно жестокой по отношению к собственному народу” (Независимая газета, 19.11.96).

Разумеется, не осталась забыта и тема любви к кнуту, как же без нее. В сборнике цитируются “Московские новости” (15.10.96), порадовавшие читателей статьей уже известного нам А.Грачева “Не такая, как другие?” Эта штука посильнее “Фауста” Гёте. Даже трудно сказать, в чем автор блистает ярче - в географии или истории. “Казалось, сам Бог испытывает эту нацию, и без того как бы сосланную на поселение в один из самых суровых медвежьих углов земного шара (барон де Кюстин вообще считал, что “Сибирь начинается от Вислы”), ниспосылая ей наряду со стихийными бедствиями [какими? - А. Г.], непрестанными [! - А. Г.] иноземными вторжениями и междоусобными войнами [что имеется в виду? - А. Г.], наиболее жестоких правителей”. Если бы речь шла о жестокости Ленина-Сталина, кто бы спорил? Но нет, речь о царях и князьях минувших веков, сущих агнцах по сравнению со своими европейскими коллегами.

А.Грачев утверждает далее, что Александр II, Царь-Освободитель, будто бы не заслужил в России “признательности современников и благодарности потомков”, зато “в Пантеон на-

циональной славы общественное мнение и народная молва” поместила, де, Ивана Грозного. Странно. И Александр заслужил, и Ивана не поместила. Иван Грозный, хоть и умертвил куда меньше людей, чем его современница Елизавета Тюдор (казнившая, по подсчетам английского историка У. Коббета, за один год больше народу, чем католическая инквизиция за три века³⁵), хоть и каялся затем в этом прилюдно и келейно (европейские монархи такой привычки сроду не имели) и заказывал “Синодики” убиенных, народным сознанием все равно был навек отринут как окаянный царь, и даже на памятнике Тысячелетию России в Новгороде, среди более чем ста фигур, включая какого-нибудь Кейстута, места ему не нашлось. (И это при том, что Иван Грозный - кроткое дитя рядом с Людовиком XI, Филиппом II Испанским, герцогом Альбой, Чезаре Борджиа, Екатериной Медичи, Карлом Злым, Марией Кровавой, лордом-протектором Кромвелем и массой других симпатичных европейских персонажей.)

Скажут: появление подобных статей просто подтверждает тот факт, что у нас свобода слова. Ну, а предложи я “Московским новостям” заметку с утверждением, что Ленин умер пяти лет от кори и никаких большевиков не было, напечатают ли ее на том основании, что у нас свобода слова или все же отклонят как нелепицу? Процитированный текст не был отклонен, как нелепица, видимо потому, что вполне отвечал сложившемуся собирательному обра-

35 William Cobbett/ &quotThe History of Protestant Reformation in England". London, 1980. .;

зу России, некоему, как говорят нынче, консенсусу, негласно достигнутому относительно нее.

Безнадежные оценки России, высказанные при обсуждении национальной идеи, хоть и опираются (якобы) на нашу историю, метят, разумеется, в нынешний день. К счастью, в сборнике “Россия в поисках идеи” нашлась и меткая оценка подобного сумеречного творчества: “Сегодня России навязывается идеология широко известного содержания: “Остров невезения в океане есть”” (Независимая газета, 27.12.96). По-моему, лучше не скажешь. Совсем не удивительно, что эти в высшей степени здравые слова принадлежат не почтенному публицисту советского разлива и вообще не профессиональному автору, а “новому русскому”, президенту концерна “Авиатика” Игорю Пьянкову, совсем еще молодому человеку.

Откуда же берется это странное понятие об острове невезения, это, по сути, пораженчество - формально обращенное в прошлое, но подразумевающее и настоящее, и будущее? Пораженчество проникло даже в среду, вроде бы сделавшую патриотизм своим знаменем. Беру с прилавка новое глянцевое издание, читаю: “Наш дом. Журнал для тех, кто все еще любит Россию”. Как вам нравится это “все еще”?!³⁶

Повторю еще раз: сами того порой не ведая. некоторые наши авторы в качестве общеизвестных истин доверчиво и некритически повторяют домыслы, рожденные когда-то чужим не-

36 Какое-то время спустя издателей, к счастью, осенило убрать это “все еще”.

доброжелательством, обидой, а более всего страхом. Они вновь и вновь воспроизводят тот образ России, который создавался при деятельном участии ненавидевших ее людей. Одним из таких людей был разжалованный А. Грачевым в бароны (и поделом!) маркиз де Кюстин, тоже крупный географ.

А почему повторяют, почему воспроизводят? Почему так пламенно (и порой искренне) уверяют, что в России всегда всё было - и остается - самым ужасным, самым жестоким, самым несчастным, самым бедным? Среди прочего, здесь срабатывает невольный эффект обратного проецирования: 75 советских лет -воистину ужасных - отбрасывают тень на наше более далекое прошлое. Но главная причина все же в том, от чего предостерегал Юрий Крижанич. А предостерегал он нас - ровно треть тысячелетия назад! - от “чужебесия”. Знавший Европу не понаслышке Крижанич писал: “Не подобает нам [т.е. русским] самим о себе злословить, -а, напротив, следует внимательно разобрать, что о нас иные народы говорят, [ибо они] далеко превосходят нас в жестокости, в лживости, в ересях и во всяких порошках и сквернах, и в нашем народе никогда не видали таких насилий, обманов, хитростей, клятвопреступлений, распущенности и излишеств, какие присущи этим народам” (Ю.Кри-жанич. “Политика”, М., 1965).

С тех пор утекло много воды, сильно изменились все народы. Времена Алексея Михайловича, Казановы, Крымской войны давно скрыты множеством поворотов той петлистой дороги, что зовется Историей. Невозвратно,

увы, удалилась и та страна, о которой Бунин писал в “Окаянных днях”: “Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, всю эту мощь, сложность, богатство, счастье...”- И все же изредка - о, совсем изредка! -нам, пишущим людям, стоит вспоминать совет мудрого хорватского отца-доминиканца.

Очень бы не хотелось, чтобы в данной книге было усмотрено нечто “антизападное”. Напротив, я, по мере сил, воюю в печати с нашими невротическими конспирологами, энергично идущими по ложному следу западного заговора против России³⁷. Все упреки в патрофобии, высокомерной словесной небрежности, культивировании антироссийских штампов я адресую здесь “своим” (как ни мало мне хочется употреблять в данном случае это почти ласковое притяжательное местоимение). Зарубежные авторы зачастую лишь воспроизводят ту чернуху, что вычитывают в нашей печати. Кто их упрекнет? “Вы же сами это про себя пишете”, - я не раз слышал подобный ответ.

В число “своих” приходится включать, помимо журналистов, еще и грантополучателей -новый подвид человека пишущего. Обладая исключительным нюхом, они в своих научных изысканиях чаще всего приходят именно к тем выводам, которые (скажем помягче) не окажутся неожиданными для зарубежного фонда, раздающего гранты.

37 См например мою статью “Плетется ли заговор против России?” (русская мысль, 4.4.96).

Во многом благодаря этим самым “своим” за пределами России “идет активное распространение антирусских и антироссийских слухов и небылиц, культивирование антирусских настроений,... откровенной русофобии” (“Независимая газета”, приложение “НГ-сценарии” № 6, июнь 1998)³⁸. Мифы в который раз устремляются по привычному кругу.

Что говорит чужой опыт?

Не знаю, приглядываются ли наши россиеведы, авторы учебников и иных сводных трудов по истории России к зарубежному опыту. Судя по их текстам, нет. Полистаем слывущий образцовым (“standard”) обширный труд одного из самых известных в нашем веке английских историков Дж.Тревельяна “Социальная история Англии”. Эта книга из тех, что всегда имеются в наличии (“in print”) в виде удешевленного издания в мягкой обложке. Только не сочтите, что речь идет о какой-нибудь пропагандистской дешевке - нет, это в высшей мере эрудированное и почтенное исследование.

38 Я особенно благодарен автору данной цитаты А.Домрину за чудные примеры в виде двух сообщений агентства Рейтер. Первое, от 20.4.97, о краже &quotна заводе Икс к востоку от Урала" двумя пьяными рабочими на спор двух ядерных боеголовок. Второе, от 30.4.97, - о том, как из русского военного самолета над Тихим океаном выпали &quotдве украденные коровы” и - внимание, читатель! - упав на японское рыболовное судно, потопили его. А.Домрин прямо говорит о российском источнике прелестной истории с боеголовками, нет сомнений и в происхождении басни о коровах - сочинители явно хотели не только заработать, но и поиздеваться над лохами.

Тревельян освещает около шести веков британской истории - от середины XIV века и до 1901 года-года смерти королевы Виктории. Нам будет любопытно узнать, что о восстании Уота Тайлера автор рассказывает всего на двух страницах и скорее как о некоем курьезном эпизоде. Восстание, по нашим меркам, конечно, не ахти, длилось всего месяца это не Разин, не Болотников, не Булавин, не Пугачев. С другой стороны, сам факт крупнейшего (все-таки!) в Европе XIV века восстания крестьян, их четкие требования (отмена крепостного права и барщины, возврат отнятых общинных земель), повод восстания (утроение подати), то, что крестьяне захватили Лондон. овладели неприступной королевской крепостью Тауэр, убили архиепископа Кентерберийского - все это требовало бы (кажется нам, воспитанным на иных образцах) чуть больше места.

Тревельян очень сглаженно и в самых общих словах говорит о крайне важной примете времени, взятого им за отправную точку - потому, возможно, что это не самое радостное среди британских исторических воспоминаний. Дело в том, что в середине XIV века еще был далек от завершения занявший свыше трети тысячелетия период господства в Англии языка завоевателей-норманнов. Как пишет биограф создателя английского литературного языка Джеффри Чосера (собственно Жеффруа Шосье), “двор и знать говорили по-фанцузски не только в своей среде, но и в парламенте и даже с народом - французским языком указов...” А в это время деревня - “глу-

хо-враждебная... полудикая, темная вотчина [норманнских] разбойничьих баронов”, сидевших “на страже своей добычи в неприступных замках”, с трудом изъяснялась с городом “на многочисленных саксонских и кельтских диалектах”³⁹ .

Почти на тысяче страниц книги нет ни слова о чартистском движении - многолетних волнениях английских рабочих в прошлом веке. И это в книге по социальной истории! Вы не узнаете у Тревельяна и об участи крестьян, сгонявшихся помещиками с земли, когда разводить овец делалось выгоднее, чем сеять рожь. И о том, что число прегрешений, каравшихся виселицей, вплоть до начала XIX века превышало в Британии сотню (к этому мы еще вернемся).

Скажу проще: вы не встретите у Тревельяна ничего, что бросало бы слишком явную тень на социальные отношения в его стране в каком бы то ни было веке. И не только у него. В том же духе писал его родной дед, знаменитый в Англии историк Томас Маколей, так писали все “большие” английские историки.

Их авторский прием строится на контрасте масштабов: мелко- или среднемасштабное изложение событий перемежается множеством крупномасштабных, всегда ярких, интересных иллюстраций (это могут быть отрывки из воспоминаний или обличительных памфлетов, характеристики, которые время сделало нелепыми или, наоборот, подтвердило, официаль-

39 Цит. по: Джеффри Чосер, “Кентерберийские рассказы", М., 1996, с.800,801,827. ,

100

ные и деловые бумаги, забавные своей архаикой письма, газетные тексты и объявления, описания одежды, домашнего быта, меню кушаний, деньги и цены, списки вещей и т.д.). Все это создает впечатление крайней исторической детальности, но такое впечатление обманчиво. Общий, генеральный масштаб изложения обычно таков, что формально позволяет почти с чистой совестью опускать мрачные стороны жизни, особенно простых людей. Казнь Томаса Мора, Карла I, Марии Стюарт, Анны Болейн, Кэтрин Говард, Джейн'Трей? О да, эти (и другие) декапитации будут описано очень подробно. Мощь изложения заставит вас вспомнить Шекспира. Зверства “железнобоких” и истребление в середине XVII века 5/6 населения Ирландии? Об этом будет сказано вскользь и с пометой, что ирландские историки “несомненно преувеличивают” число жертв⁴⁰.

Есть ли это приукрашивание и подделка истории? Все зависит от точки зрения. В Англии книги по истории всегда читались наравне с беллетристикой, историки придавали большое значение эмоциональному воздействию своих книг на читателей. Много внима-

40 &quotИрландские историки полагают, что от прежнего числа жителей уцелело не более одной шестой... Если принять даже ту цифру какую дают английские писатели... - более трети всего населения Ирландии, то все же придется сказать, что она является ужасающей; пропорционально равную едва ли представит число лиц, погибших при нашествии любого из восточных завоевателей - Чингисхана, Батыя или Тамерлана" (Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат, том 9. М., [1911], стб.94)

101

ния уделялось форме и занимательности, ярким портретам, а главное - воспитательной роли повествования. Не случайно тот же Тревельян в своих книгах повторяет и настаивает, что у Англии “счастливая история”. Если скажут, что английская “счастливая история” есть итог миллионов несчастных английских (в первую очередь) судеб, это будет не опровержение слов Тревельяна, а их развитие и разъяснение. В своей книге “Муза Клио” Тревельян говорит, что история - это искусство, чье единственное назначение - “воспитывать умы людей”, а в “Автобиографии” уже полностью отождествляет историю и художественную литературу. Близких взглядов держался и Уинстон Черчилль, оставивший, как известно, ряд исторических трудов.

Самое интересное, что они совершенно правы, именно так и надо писать историю. Да, в узкоспециальных журналах и “Анналах” английских университетов и исторических обществ вы найдете детальные исследования и по щекотливым вопросам: о жизни в работных домах тюремного типа во времена Диккенса, об антисанитарии в старом Лондоне, а может быть даже, если хорошо поищете - и о том, как английские офицеры, привыкшие охотиться на лис, за неимением таковых охотились в Тасмании на аборигенов, и не заметили, как убили всех до единого.

Не хочется перегружать изложение, но негоже и упрощать картину, поэтому не удержусь от маленького отступления. То, что сегодняшняя политкорректность воспринимает с ужасом, всего век с четвертью назад еще никого

102

особенно не отвращало. Еще один классик английской “истории для читателей” Джон Ричард Грин, которого русская энциклопедия хвалила за то, что в своей “Истории английского народа” он нарисовал “яркую и красивую” картину⁴¹ этой самой истории (слово “красивая” крайне точно отражает суть дела и приложимо, помимо Грина, к длинному ряду европейских сладостных историков), в 1874 году еще спокойно цитировал отчет Кромвеля английскому парламенту о проделанной работе в Ирландии: “Я приказал своим солдатам убивать их всех... В самой церкви было перебито около тысячи человек. Я полагаю, что всем монахам, кроме двух, были разбиты головы...”⁴².

Уже в XX веке в широкие исторические полотна подобные вещи попадать перестали. И очень хорошо - не надо смущать души читателей, дети за отцов не ответчики. Новые поколения англичан на такое неспособны, вот что главное. Малоизвестный французский король Карл Х (занимал трон в 1824-30) говаривал, что история настолько кишит дурными людьми и дурными примерами, что изучение ее опасно для юношества. Настоящее изучение, может быть. Но чтение героизированной, красивой (по Дж.Р.Грину) истории юношеству весьма показано. И тут мы переводим взгляд на Россию. Где русская разновидность героизированной, красивой истории?

41 &quotНовый энциклопедический словарь” (т.15, СПб. б.г. [1913] стб.61)

42 В русском переводе: Грин, Джон-Ричард. “История анг-лийского народа”, т.3, М., изд. Солдатенкова, 1892, с.218.

103

Ее отсутствие тем более странно, что у нашего отечества достаточно благополучная судьба. В ней случались, конечно, и тяжелые полосы, но какой народ избежал их? Зато Русь-Россия знала поразительно долгие, по мировым меркам, периоды спокойствия и стабильности. Ничто не предвещало двенадцать веков назад, что малочисленный юный народ, поселившийся в густых лесах дальней оконечности тогдашней ойкумены - хоть ив благодатном краю, но страшно далеко от существовавших уже не одну тысячу лет очагов цивилизаций - что этот незаметный среди десятков других народ ждет великая участь. Наши предки оказались упорны и удачливы. Куда делись скифы, сарматы, хазары? Были времена, когда они подавали куда больше надежд. Где обры, половцы, печенеги, берендеи? (Последние почему-то особенно сильно не любили русичей.) История всегда была безумно жестокой; милосердие к малым, слабым и проигравшим - изобретение новейшее и еще не вполне привившееся.

В жизни нашей страны не было периода, который давал бы нам повод краснеть и тушеваться. Даже в годы ордынского ига русские ушкуйники не раз громили земли Орды. Наши предки, двигаясь посолонь, дошли до Тихого океана, завоевав беспримерные пространства не столько оружием, сколько плугом, и их сага еще не написана. Страшный XX век был в нашей стране свидетелем не только временной победы коммунизма, но и поразительного сопротивления ему, и оно (включая власовское движение) еще дождется своего летописца.

104

Да и на сам коммунистический период нашей истории можно взглянуть по-новому. Соблазн марксистской социальной утопии смутил в начале века столь многих в мире, что эксперимент с утопией стал неотвратим. Какая-то страна неминуемо должна была привить себе этот штамм, поставить на себе этот опыт⁴³. Поставить, как станет очевидно впоследствие, ради братьев по роду человеческому. Этот жребий выпал нашей родине. Ее жертвы оказали исключительную услугу другим народам. Нынешняя система социальной защиты на Западе - во многом благодаря этим жертвам. Зрелище реального коммунизма заставило задуматься тамошних лидеров. Они сочли за лучшее не играть с огнем и ускорить принятие социальных законов.

Мы не должны ждать от мира явной благодарности, он признает эту нашу заслугу нескоро. А прежде, чем признает, нам будут внушать, что социальное реформаторство возникло и развивалось на Западе задолго до нашей трагедии, и мы тут не при чем. Зная правду, мы не станем спорить. Что же до воздаяния за жертву, оно, увидите, придет к нам с неожиданной стороны и в нечаянный час. Одно чудо уже случилось - мы мирно освобождены от коммунизма. Мирный крах этого монолита - одно из ве-

43 Не могу не процитировать здесь историка С.А.Павлюченкова: &quotЧеловечество коллективно шло к русской революции и ее результаты, как в свое время революции французской, принадлежат всему человечеству и повлияли на цивилизацию теми или иными способами, продвинув ее •' далеко вперед по пути гармонизации общественных отношений" (“Военный коммунизм в России: власть и массы". М.,1997,стр.13).

105

личайших чудес мировой истории, и уж конечно самое верное свидетельство Божьей милости к нашей родине.

Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 403; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!