МИЛЬТИАД, ИЛИ ОСУЖДЕННЫЙ ПОБЕДИТЕЛЬ

Два почти одновременно происшедших события могут в наибольшей степени претендовать на то, чтобы считаться границей, отделяющей архаическую эпоху древнегреческой истории от классической (во всяком случае, если мы подходим к этой периодизации с точки зрения исследователя процессов, имевших место в политической жизни; понятно, что, например, для искусствоведа критерии будут иными): демократические реформы Клисфена в Афинах, проводившиеся с 508/507 г. до н.э. и вплоть до конца VI в., и начало Греко-персидских войн (500 г. до н.э.). Что касается клисфеновских реформ, в рамках данной работы мы не будем говорить о них подробно. Во-первых, об этой странице афинской истории, как мы уже говорили, существует необъятная исследовательская литература[542] (особенно выросшая в количественном отношении в течение 1990-х гг., в связи с 2500-летним юбилеем демократии в Афинах), и вряд ли есть необходимость способствовать ее дальнейшему разрастанию. Во-вторых, для книги, в которой главное — личностный фактор в древнегреческой общественной жизни, индивидуальности политических деятелей, — Клисфена никак нельзя назвать подходящей фигурой. О перипетиях его биографии, о том, как личность "отца афинской демократии" отразилась на специфике его реформаторской деятельности, сказать практически ничего нельзя. Парадок-

[271]

 

сальным образом получилось, что о Клисфене мы вообще знаем очень мало; он оказался в известной степени "теневой" фигурой, не привлек к себе внимания авторов последующих эпох. Не известно, чтобы в античности кто-то написал или хотя бы пытался составить его жизнеописание; тем более это не представляется возможным в наше время[543], — мы просто не располагаем необходимым материалом. Был ли Клисфен человеком неяркой индивидуальности? В этом позволительно усомниться; во всяком случае, осуществленные им преобразования характеризуют его как неординарного, оригинально мыслившего и поступавшего деятеля. Богата неожиданными поворотами и его судьба. Сложные взаимоотношения с Писистратидами, в ходе которых Клисфен оказывался то в фаворе, то в опале; хитроумная стратагема, позволившая ему с помощью Дельфийского оракула и спартанского войска возвратиться из изгнания на родину и вновь достигнуть влиятельного положения; нестандартный ход в межаристократической борьбе — прямая апелляция ко всему гражданскому коллективу, совершенно изменившая характер афинской политики; ссора с былыми покровителями — спартанцами... Этого, в принципе, хватило бы на полноценную биографию — но только в том случае, если бы сухой перечень фактов наполнился для нас, так сказать, "плотью и кровью". А этого, увы, не происходит ввиду состояния традиции[544]. Если не общепринятым, то, во всяком случае, наиболее авторитетным является мнение (насколько можно судить, в целом вполне оправданное), согласно которому именно с деятельности Клисфена необходимо начинать отсчет истории классической афинской демократии. Значительно менее ясен вопрос о конкретных механизмах, посредством которых свершилось столь радикальное изменение политическо-

[272]

 

го строя. Что именно сделал Клисфен, от чего Афины после него стали совсем иными, чем были раньше (а в том, что они стали иными, сомневаться не приходится)? Чем больше об этом пишут современные антиковеды, тем сложнее и запутаннее начинает выглядеть проблема. Основная причина подобного положения вещей заключается в том, что важнейшие из имеющихся в нашем распоряжении сообщений о реформах (Herod. V. 66 — 69; Arist. Ath. pol. 21 — 22), называя вещи своими именами, неудовлетворительны. Ни Геродот, ни Аристотель не дают целостного очерка деятельности Клисфена; более того, на первый взгляд создается впечатление, что оба они главного смысла этой деятельности просто не поняли. Их внимание в наибольшей степени привлекает реформа административного деления афинского полиса, создание новой системы из десяти фил, делящихся на триттии и демы. Бесспорно, значение этого новшества не следует недооценивать; особенно важным представляется нам учреждение дема как первичной единицы полисной структуры[545]. Однако реформа административного устройства сама по себе еще не приводит к появлению демократии. Такого рода реформы известны в греческом мире и до Клисфена, в архаическую эпоху[546], но ни в одном случае их плодом не стало формирование демократического полиса. О каких-либо иных преобразованиях Клисфена, помимо реформы фил, Геродот вообще не упоминает. Аристотель же говорит о "других, новых законах", которые издал Клисфен — καινούς δ' άλλους (sc. νόμους) θεϊναι τον Κλεισθένη. Может быть, в содержании этих других законов следует видеть

[273]

 

"тайну" рождения демократии? В "Афинской политии" эксплицитно отмечаются лишь три из них: учреждение Совета Пятисот, коллегии стратегов, а также закон об остракизме. Что касается этого последнего, то нам уже приходилось писать[547], что остракизм (десятилетнее изгнание из полиса видных политиков, осуществлявшееся посредством голосования надписанными глиняными черепками), во-первых, не должен, вопреки распространенному мнению, считаться институтом, характерным исключительно для тех греческих государств, где существовала демократия; во-вторых, Клисфен, скорее всего, не изобрел его, а модифицировал ранее употреблявшуюся в какой-то иной форме процедуру; в-третьих, закон об остракизме был порожден к жизни конкретными перипетиями внутриполитической борьбы в Афинах конца VI в. до н.э., а не принципиальными идейными установками. Далее, коллегия стратегов — должностных лиц, избиравшихся общим голосованием демоса и наделенных значительными полномочиями, — тоже сама по себе еще не может считаться особенно "демократичной". Напомним, в связи с этим, что архонты в Афинах избирались народным голосованием явно еще до реформ Клисфена. К тому же первоначально роль стратегов в политической жизни была далеко не столь велика, какой она стала впоследствии. Даже на полях сражений, т.е. в главной сфере своей компетенции, они еще в 490 г. до н.э. подчинялись архонту-полемарху (Herod. VI. 109). Выход стратегов из этого подчинения имел место, очевидно, лишь после реформы 487 г. до н.э., когда архонтов стали избирать по жребию. Наконец, Совет Пятисот тоже не был чем-то абсолютно новым; он появился на свет в результате преобразования Совета Четырехсот, созданного еще Солоном, — преобразования, обусловленного в основном чисто технической причиной, увеличением количества фил (10 вместо 4). Иногда, правда, подчеркивается, что Совет Пятисот отличался от предшествовавшего ему органа тем, что в нем получили представительство все аттические демы[548]. Однако, строго говоря, нам ничего неизвестно о принципах комплектования Совета Четырехсот. Ни в коей мере нельзя исключать, что в нем тоже были представлены низшие адми-

[274]

 

нистративные подразделения полиса (для времени Солона таковыми должны были являться навкрарии[549]). Часто ссылаются еще на одно свидетельство Аристотеля, но на этот раз уже в "Политике" (1275b25), согласно которому Клисфен ввел в афинский гражданский коллектив каких-то новых граждан, и видят именно в этом одну из главных демократических мер. Но — даже независимо от того, что данный пассаж содержит серьезные проблемы как текстуального, так и содержательного характера, и, соответственно, его интерпретация остается дискуссионной[550], — расширение гражданского коллектива тоже характерно не только для греческих демократий[551]. К этому средству нередко прибегали в процессе любых политических переворотов. Пользовались им даже тираны (представители как Старшей, так и Младшей тирании), давая права гражданства своим наемникам. Иными словами, ни одна из перечисленных выше реформ сама по себе отнюдь не вела автоматически к установлению демократии. Почему же их совокупность должна была иметь такой результат? По некому мистическому принципу "перехода количества в качество"? Масштабность перемен остается необъясненной. Итак, где же пресловутые "демократические законы"? Может быть, Геродот и Аристотель, увлекшись описанием других мер Клисфена, попросту забыли о них рассказать, и следует поискать релевантный аутентичный материал, который имел шанс сохраниться у прочих античных авторов (например, во фрагментах аттидографов)? Вместо того, чтобы заниматься тщетными поисками подобного рода, резоннее (и плодотворнее) было бы, на наш взгляд, попытаться максимально конкретно определить, — а это возможно! — в чем заключался итог "революции Клисфена", что нового появилось в политической жизни Афин после нее. Обнаружива-

[275]

 

ются, как минимум, три принципиально новых реалии: 1) экклесия (народное собрание), а не какой-либо иной орган, стала отныне высшим органом власти, реальным носителем верховного государственного суверенитета; 2) резко возросла степень участия рядовых граждан в управлении государством (достаточно вспомнить, как индифферентно отреагировали афиняне на свержение Гиппия, а с другой стороны — как активно и пристрастно решали они судьбы своих политических лидеров уже в начале V в. до н.э.); 3) принцип так называемой "исономии" (равенства перед законом), зародившийся уже раньше в аристократической среде, с клисфеновских времен распространился на весь гражданский коллектив; представители знати не имели теперь ровно никаких привилегий по сравнению с массой демоса. Эти три важнейших компонента нового политического порядка были, естественно, не изолированными, а находились в теснейшей взаимной связи друг с другом. Действуя в этой взаимной связи, они и породили демократический полис. Именно они, а не реформа фил, не введение демов, не учреждение Совета Пятисот и т.п. Но в силу чего возникли сами перечисленные реалии? Что вызвало к жизни, в частности, политическую активность и сознательность народа? Следует ли предполагать наличие каких-то специальных (не дошедших до нас) законов Клисфена, действовавших в этом направлении, — законов, в которых предписывалось бы, скажем, κύριον εΐναι τὸν δήμον, πάντας μετέχειν της πολιτείας, τους Αθηναίους ισόνομους εΐναι? Нам это представляется весьма сомнительным. Главное в другом. Не та или иная конкретная мера Клисфена, а сама его апелляция к демосу в год архонтства Исагора — вот что стало поворотным пунктом, первым актом, создавшим классическую афинскую демократию. Демос впервые ощутил себя не орудием в чьей-то чужой игре, а самостоятельной и мощной силой, способной распоряжаться полисом и брать на себя ответственность за принимаемые решения. В этот-то момент в его руки и перешла власть. Может быть, Клисфен уже и сам не был рад такому развитию ситуации, но повернуть события вспять было не в его силах. Оставалось выполнять сделанные обещания и делать то, что от него ожидали. Особенно ярко зависимость лидера Алкмеонидов от демоса вырисовалась в период, когда в Афинах хозяйничал Клеомен I. Клисфен попросту бежал из города, очевидно, испугавшись; демос же выдворил Клеомена, а

[276]

 

вместе с ним и Исагора, и дал возможность Клисфену возвратиться. Все последующие клисфеновские реформы, в том числе и такая важная, как введение системы демов, вносили, конечно, новые немаловажные штрихи в формирующееся демократическое устройство, но базовые принципы этого последнего были заложены не ими, а самим тем обстоятельством — повторим и подчеркнем, — что гражданский коллектив во всей своей совокупности оказался (не в силу чьего-то решения, но в силу фактического положения вещей) господином государства. Почему же об этом прямо не написали Геродот и Аристотель? Думается, не потому, что они не понимали сути "революции Клисфена", а напротив, потому, что они не только сами вполне ее понимали, но и основательно полагали, что и для их аудитории эта суть тоже очевидна и не нуждается в дополнительных разъяснениях. Интеллигентный греческий читатель (слушатель) — а именно такого прежде всего имели в виду оба вышеназванных автора — прекрасно представлял себе, каким образом в результате политической революции (а не каких-либо навязанных "сверху" реформ) устанавливается демократический режим. Что действительно необходимо было разъяснить — это конкретные нюансы, которые не были общими для всего греческого мира, а имели свою специфику в разных полисах. В частности, совершенно уникальной (во всяком случае, это можно утверждать при нынешнем уровне наших знаний) являлась клисфеновская реформа административного устройства, создание территориальных, но в то же время дисперсных фил с довольно сложными механизмами распределения по этим филам триттий и демов. Вот как раз это и Геродот, и Аристотель просто обязаны были растолковать, коль скоро они рассчитывали, что их будут читать не только афиняне, тем более что сюжет действительно непрост[552]. Как и следовало ожидать, именно на реформе фил оба они и остановились наиболее подробно. Возвращаясь к итогам реформ Клисфена, упомянем еще о следующем (особенно важном в контексте настоящей работы) обстоятельстве. Эти реформы стали, бесспорно, этапным событием в афинской истории. Подчеркнем, однако, что превращение демоса в наиболее мо-

[277]

 

гущественную силу в государстве ни в коей мере не означало немедленного и полного исчезновения аристократии с политической сцены. Да и сам Клисфен — выходец из древнего и знаменитого рода, — конечно, не допустил бы этого. Лидеры знатного происхождения на протяжении еще почти столетия продолжали занимать ведущее положение в полисе даже при демократическом устройстве. Рядовым гражданам приходилось считаться с тем, что аристократы, будучи людьми более богатыми, образованными, обладая необходимым количеством досуга, значительно лучше были подготовлены к участию в государственном управлении. Поэтому на высшие должности еще долго по традиции избирали почти исключительно их, к их мнению старались прислушиваться, хотя, безусловно, теперь уже демос прочно держал знать под своим контролем. Справедливости ради следует сказать, что в большинстве своем представители аристократии приняли клисфеновские реформы (источники ничего не сообщают о какой-либо оппозиции им с чьей бы то ни было стороны) и стремились в новых условиях действовать во имя блага всего государства. Итак, непосредственное воздействие "афинской демократической революции" на общественную жизнь полиса заключалось отнюдь не в ликвидации политической роли аристократии[553], а скорее в существенном изменении механизмов власти, использовавшихся ее представителями[554]. Отошло в прошлое господствующее положение знати в религиозной сфере, были в известной мере подорваны (хотя и не вполне) ее экономические позиции, стали играть меньшую роль традиционный престиж и внешние (ксенические и матримониальные) связи. Постепенно прекратили существование крупные региональные группировки, опиравшиеся на "клиентелу". Правда, некоторые исследователи считают возможным говорить о "клиентах" в афинском по-

[278]

 

лисе еще и в V в. до н.э.[555], но нам подобная постановка вопроса представляется уже анахронистичной[556]. На место региональных групп пришел новый тип политической организации — гетерия[557]. Формирование гетерий происходило, очевидно, на протяжении всего столетия; важной вехой в их оформлении стала, в частности, деятельность Фукидида, сына Мелесия, в 440-х годах. А самое главное заключалось в том, что отныне любая политическая активность аристократии была не произвольной с ее стороны, как раньше, а находилась под контролем демоса и могла осуществляться только через демос. Весьма важную роль в политической карьере стало играть, в частности, занятие магистратур, число которых в классическую эпоху значительно возросло по сравнению с архаической. Правда, в Афинах так никогда и не сложилась, в отличие от Рима, "лестница" из последовательно проходимых государственных должностей. Тем не менее в V в. до н.э. некая официальная позиция была гораздо более необходима для общего влиятельного положения политика, чем в следующем столетии. Случай с Демосфеном, который был одним из самых авторитетных деятелей в полисе и при этом почти никогда в своей жизни не занимал магистратур, в V в. почти немыслим. А поскольку занятие важной и дающей реальную власть должности (прежде всего домогались, конечно, поста стратега) было возможно единственным путем — через голосование в экклесии, — аристократы должны были неизбежно апеллировать к демосу как к источнику своих полномочий. Отдельные представители знати по-разному относились к изменению условий политической жизни. Были аристо-

[279]

 

краты, которые воспринимали это негативно и даже болезненно; они не могли найти себе места в мире демократического полиса (типичным примером такой фигуры является, кстати, как раз Мильтиад, о котором наиболее подробно пойдет речь в данной главе). На другом полюсе — Фемистокл, не только охотно принявший новые "правила игры", но и постаравшийся извлечь из них максимальную выгоду для себя[558]. Но, как бы то ни было, новые механизмы уже не обеспечивали, как прежде, безусловного обладания властью для аристократии, поскольку не являлись ее исключительной прерогативой. И это — одна из главных черт, отличающих политическую жизнь афинского полиса в V в. до н.э. от того, что происходило в предшествующем столетии.

 * * *

Классическая эпоха, особенно ее первая половина — V век до н.э. — стала для Греции временем апогея, высшего расцвета цивилизации, полисного строя. Буквально во всех сферах жизни — политической, культурной, экономической — Эллада уверенно выдвинулась на первое место в тогдашнем мире, и это было признано всеми ее соседями. Однако перед тем, как достигнуть пика процветания, страна и народ должны были пройти, пожалуй, через самое серьезное испытание в своей истории. Уже самое начало нового исторического периода ознаменовалось появлением страшной опасности, поставившей под вопрос само существование греческих полисов. Эта опасность исходила от великой Персидской державы. До того, в VIII —VI вв. до н.э., внешнеполитическая ситуация в целом была весьма благоприятной для греческого мира. В течение нескольких столетий (что по меркам древнего мира чрезвычайно редко, можно сказать, уникально) Греция не знала сколько-нибудь серьезных внешних угроз: никто из соседей не имел ни достаточных сил, ни желания покушаться на независимость этой, в общем-то, бедной и малопривлекательной для потенциальных захватчиков страны, иметь дело с ее воинственным, свободолюбивым народом. Более характерным было установление дружественных, взаимовыгодных отношений греков с окружающими государства-

[280]

 

ми (на востоке — с Лидией[559], на юге — с Египтом[560], на севере — с фракийскими династами[561]). Следует сказать, что отсутствие крупномасштабной внешней опасности было одним из важных факторов спокойного, поступательного развития Греции в архаическую эпоху, которое привело к столь выдающимся результатам. Однако положение рано или поздно не могло не измениться. Поддерживая в течение всего периода архаики активные связи с Востоком[562], греки не могли, конечно, не знать, что где-то далеко, за спинами их соседей — Лидии и мелких царств Малой Азии, — растут и рушатся, борются и сокрушают друг друга государства-гиганты: Ассирия, Мидия, Нововавилонская держава... Но представления об этих центрах силы были до определенного момента довольно смутными, поскольку непосредственного политического воздействия на жизнь Балканской Греции они еще не оказывали. И лишь Персидская держава, победив и инкорпорировав всех своих соперников в восточном мире, вступила в прямое соприкосновение с миром греческим.

[281]

 

Персия под властью династии Ахеменидов превратилась во второй половине VI в. до н.э. после ряда успешных завоеваний в колоссальное государство, простиравшееся от Северо-Западной Индии до Анатолии, от Средней Азии до Египта. Такой империи еще не знала до того история человечества. Она обладала необъятной территорией, многомиллионным населением, неисчерпаемыми природными ресурсами, огромным экономическим и военным потенциалом. При этом новая мировая держава постоянно разрасталась, стремясь подчинить себе все окрестные земли. Уже в 546 г. до н.э., когда над персами властвовал еще основатель их могущества — царь Кир, — была покорена Лидия и захвачена ее столица Сарды (последний лидийский царь Крез, по одним сведениям, был взят в плен, а по другим — покончил самоубийством, бросившись в огонь). Тем самым Кир вышел к побережью Эгейского моря, где лежали богатые греческие города областей Иония и Эолида. Все эти малоазийские полисы, конечно, не могли противостоять могучему натиску нового врага. К тому же в силу обычной для полисного мира раздробленности они не смогли организовать объединенные силы сопротивления, скоординировать свои действия и были вынуждены поодиночке подчиниться персам. На несколько десятилетий позже, в 513 г. до н.э., в царствование одного из наиболее выдающихся правителей Ахеменидской державы — Дария I — завоеватели сделали первый шаг в Европу. Дарий, переправившись с сильным войском через Черноморские проливы, двинулся в поход на скифов, обитавших за Дунаем, в степях Северного Причерноморья. Скифская кампания оказалась неудачной[563]; персидский царь возвратился, не достигнув ровно никаких результатов. Однако побочным итогом похода было то, что персы теперь обосновались на северном (фракийском) побережье Эгейского моря, где тоже было немало греческих полисов. Персидское владычество, таким образом, распространилось на области, находившиеся в непосредственном соприкосновении с Балканской Грецией, и именно она должна была стать следующей жертвой экспансии Ахеменидов. Военное столкновение греков и персов представлялось совершенно неизбежным. В конечном счете оно действительно произошло, вылившись в длительную, растянувшую-

[282]

 

ся на полвека серию Греко-персидских войн (500 — 449 гг. до н.э.)[564]. Давая предварительную сравнительную оценку сил двух сторон, вступивших в конфликт, нельзя не поразиться их чудовищной несоизмеримости. Громадной мощи империи Ахеменидов должны были противостоять разрозненные, не создавшие единого государства, находившиеся в постоянной борьбе друг с другом полисы Эллады, которые к тому же зачастую ослаблялись внутренними конфликтами. Но даже между этими полисами не было единомыслия по отношению к персидской угрозе. Некоторые, в том числе весьма крупные и значительные города-государства (Аргос, Фивы), были склонны либо подчиниться "великому царю" (так греки называли царя персов), либо сохранять нейтралитет, что было равносильно той же уверенности в грядущем поражении. Своеобразной была позиция такого авторитетного панэллинского религиозного центра, как Дельфийский оракул, к мнению которого прислушивались в любом полисе. Дельфийское жречество не то чтобы проповедовало откровенно персофильские взгляды, но было в принципе не прочь заручиться такой же благосклонностью со стороны Кира и Дария, какой оно когда-то пользовалось со стороны Креза. Во всяком случае, Дельфы на первом этапе войн выступали против сопротивления, считая его бесполезным и заведомо обреченным на неудачу[565]. Таким образом, исход военных действий казался восточным владыкам предрешенным заранее; Греция представлялась им легкой добычей, а война наверняка виделась непродолжительной и победоносной. В действительности, однако, события приняли совершенно иной оборот. Вооруженный конфликт оказался затяжным; не случайно его называют в современной науке (как и в древности) "войнами", а не "войной". Это и на самом деле была целая цепь военных столкновений, отделенных друг от друга мирными передышками. Говоря об общем характере Греко-персидских войн,

[283]

 

необходимо отметить, что для воюющих сторон этот характер был полярно противоположным. Для империи Ахеменидов речь шла об очередной захватнической, агрессивной акции, каких немало было в ее истории. Для греческих же полисов вопрос стоял иначе: под угрозой оказалась их независимость, более того — само их существование как самобытного типа социально-политической организации. Над ними нависла опасность быть растворенными в громадном механизме мировой державы, стать такими же рядовыми подданными персидских царей, как и десятки других народов. Это могло бы привести к гибели полисной цивилизации, к постепенной утрате достижений древнегреческой культуры, развивавшейся оригинальными, не похожими на древневосточные путями. Впрочем, всё это было осознано греками лишь позднее, так сказать, "задним числом". И, кстати, именно длительные Греко-персидские войны послужили мощным катализатором развития этнического и цивилизационного самосознания в эллинском мире, которое имело место в V в. до н.э.[566] Осмысляя мир в рамках ментальной оппозиции "мы — они", вообще характерной для традиционных обществ, а в данном случае подкрепленной еще и обстоятельствами внешнего характера, греки постепенно начали осознавать уникальность собственного пути развития, свою "непохожесть" на остальных. Соответственно, они в такой степени, как никогда раньше, стали противопоставлять себя всем остальным народам (особенно народам Востока), объединяемым под понятием "варвары". Это было связано с тем, что Греко-персидские войны воспринимались как смертельная схватка греческого мира со всем восточным миром. Во многом это представление было оправданным: ведь Ахемениды действительно объединили под своим скипетром едва ли не весь Ближний и Средний Восток. Слово "варвар", появившееся значительно раньше, но имевшее вполне нейтральную по эмоциональной окраске семантику[567], теперь приобрело отчетливо негативный, уничижительный оттенок.

[284]

 

Именно в этих условиях в массовом сознании сформировался масштабный миф о Греко-персидских войнах[568]. Следует сказать, что в рамках любой эпохи и любой цивилизации крупный и трудный военный конфликт очень скоро приобретает "мифологическое измерение", становится мощным источником мифотворчества, отчасти спонтанного, отчасти сознательного. Не стали, конечно, исключением и греки. В их последующих представлениях вооруженное столкновение с Ахеменидской державой получило чрезвычайно героизированный, а, значит, одномерный облик. Оно выглядело так, как будто бы эллины единым фронтом, сплоченно, сознательно и с полным пониманием последствий поднялись на борьбу против общего врага. Разумеется, были в их среде отступники и предатели, которые потом понесли заслуженную кару. В действительности, однако, картина была значительно сложнее. Как говорилось выше, никакого единства между греческими полисами по отношению к персидской угрозе в начале V в. до н.э. не было. Как те полисы, которые решили выступить против персов, так и те, которые не присоединились к их движению, руководствовались отнюдь не идеями общего плана об "эллинах" и "варварах", а конкретно-ситуативными соображениями. Так, для Аргоса "братья"-спартанцы представлялись несравненно более серьезной опасностью, чем далекая Персия. В предыдущей главе мы видели, что точно такую же позицию еще во времена Клисфена занимали и Афины, которые готовы были просить помощи у персидского сатрапа против той же Спарты. В Афинах, правда, ситуация впоследствии изменилась, о чем мы подробнее и будем говорить ниже. Более того, не было единства не только между греческими полисами, но и внутри них. Гражданский коллектив раскалывался на противостоящие друг другу группировки, из которых одни симпатизировали персам или, по крайней мере, не испытывали к ним непримиримой враждебности, а другие, напротив, готовы были бороться с ними до последней возможности, а на самый худой конец — уйти в изгнание. Такой конфликт разгорался даже в тех городах, которые подвергались непосредственной опасности подчинения персам, т.е. в ситуации, когда, казалось бы, единство и сплоченность необходимы более всего. В другом месте[569] мы при-

[285]

 

водим с указаниями на источники ряд примеров (Теос, Фокея, Византий и Калхедон, возможно, также Гераклея Понтийская), когда перед лицом персидской угрозы часть населения уходила в колонии, а другая предпочитала остаться на месте и подчиниться завоевателям. Тем более острой должна была быть внутриполитическая борьба по "персидскому вопросу" во многих из тех полисов, которые находились в Балканской Греции и поэтому на первых порах могли еще не опасаться непосредственно за свою судьбу. Афины как раз прекрасно иллюстрируют именно такой тип развития событий. После свержения тирании и проведения демократических реформ, как уже говорилось выше, резко интенсифицировалась политическая жизнь. Следует полагать, что по любому сколько-нибудь важному вопросу в афинской экклесии кипели горячие дебаты. Верх одерживала то одна, то другая сторона, в результате подчас принимались противоречивые, не согласованные друг с другом и не вытекающие одно из другого решения. Это дает повод говорить об определенной непоследовательности внешней политики Афин в начале V в. до н.э. Однако следует помнить о том, что причина непоследовательности — не замешательство или растерянность афинских властных органов, а наличие большого количества мнений, у каждого из которых, естественно, находились свои "лоббисты". Нам уже приходилось подробно писать о главных политических группировках в Афинах времени начала Греко-персидских войн[570], и здесь мы будем в основном опираться на сделанные в указанных работах выкладки. Отношение к Персии было, бесспорно, главным вопросом всей общественной жизни, и вопрос этот, помимо всего прочего, осложнялся двумя специфическими для Афин обстоятельствами (связанными друг с другом). Во-первых, как мы уже знаем, афинское посольство еще в 506 г. до н.э. дало персидскому сатрапу Сард Артаферну "землю и воду", т.е. формально признало свою зависимость. С момента этого принципиально важного для персов ритуально-юридического акта Ахемениды должны были рассматривать афинян как подданных. Даже если афинское народное собрание по возвращении послов дезавуировало их действия

[286]

 

и не ратифицировало договор[571], для персов это уже не могло иметь никакого значения. Или, точнее, имело значение того, что подданные взбунтовались и должны быть (если не сразу, то с течением времени) усмирены. Афины, таким образом, находились в весьма щекотливом положении, которое становилось еще более уязвимым в силу второго обстоятельства: при персидском дворе находился свергнутый тиран Гиппий. Этого дряхлого[572], но, похоже, еще не утратившего надежд на реванш старца держали там скорее всего "для острастки" и в качестве запасного варианта. К тому же ни для кого не было секретом, что в Афинах по-прежнему остается достаточно влиятельной политическая группировка, в которую входили сторонники и даже родственники Гиппия. Возглавлял эту группировку некий Гиппарх, сын Харма, которого иногда считают внуком Гиппия[573], впрочем, на наш взгляд, без достаточных к тому оснований. И дело тут даже не в том, что внуку тирана не позволили бы безнаказанно оставаться в Афинах; напротив, Аристотель (Ath. pol. 22. 4) прямо пишет, что "афиняне со свойственной народу снисходительностью позволили тем из сторонников тиранов, которые не принимали участия в их преступлениях во время смут, проживать в городе"[574]. Однако разве захотел бы сам Гиппий, уходя из Афин, оставить своего внука в руках враждебных граждан, подвергая его риску всевозможных опасностей? Ведь Гиппий очень заботился о собственном потомстве. Достаточно вспомнить о том, что, собственно, отказаться от тирании его заставил страх за судьбу своих детей (см. в предыдущей главе)[575]. Но в

[287]

 

том, что Гиппарх, сын Харма, принадлежал к Писистратидам и находился в каком-то родстве с изгнанным тираном, сомневаться не приходится[576]. Этот политик в начале V в. до н.э. настолько усилил свое влияние, что был даже избран архонтом-эпонимом на 496/495 г. Очевидно, число афинян, с ностальгией вспоминавших о временах тирании, было довольно значительным. Впрочем, вряд ли Гиппарх открыто призывал к отмене реформ Клисфена, реставрации режима единоличной власти и возвращению Гиппия. В источниках об этом ничего не сообщается, да и в целом выглядит маловероятным. Видную (пожалуй, наиболее видную) роль в политической жизни Афин первых лет V в. до н.э. продолжала играть группировка, ориентировавшаяся на Алкмеонидов. Клисфена в это время, судя по всему, уже не было в живых[577], и его сторонников возглавлял, как можно утверждать с наибольшей степенью уверенности, его родственник по женской линии Ксантипп (впоследствии — отец Перикла)[578]. Алкмеонидов тоже нельзя причислить к решительным противникам Персии. Их позиция по отношению к Ахеменидской державе может быть охарактеризована скорее как умиротворительная. Имея давние и выгодные связи с Востоком, Ахемениды отнюдь не были расположены ссориться с крупнейшим в этом регионе центром силы. Поэтому они, в принципе, могли идти на коалиции с группировкой Гиппарха, сына Харма, но лишь до определенной черты. Прежде всего последователи Клисфена ни в коем случае не потерпели бы реставрации Гиппия в Афинах. К тому же, помимо "персидского вопроса", весьма животрепещущими в афинской внешней политике оставались отношения со Спартой. В период клисфеновских реформ два сильнейших в Балканской Греции государства находились

[288]

 

на грани войны, а временами даже переходили за эту грань. И в дальнейшем афино-спартанские отношения некоторое время не могли нормализоваться. Носителями антиспартанских настроений по преимуществу были Алкмеониды, и в этом они не могли найти общего языка с группировкой Гиппарха. Дело в том что, как мы видели выше, спартанцы помирились с Гиппием и даже одно время вынашивали планы возвращения его в Афины. Еще одна политическая группировка, которая на протяжении 90-х годов V в. до н.э. только начинала формироваться, но уже сразу заявила о себе как о влиятельной силе, возглавлялась молодым перспективным политиком Фемистоклом. Первоначально Фемистокл был близок к Алкмеонидам[579], однако затем отошел от них. Причинами этого были, во-первых, безусловно, его личные амбиции, нежелание оставаться на вторых ролях, во-вторых же, примиренческая позиция Алкмеонидов по отношению к Персидской державе. Фемистокл, очевидно, чутко уловивший настроения широких масс демоса, осознал, что эта позиция будет становиться всё более непопулярной, и возглавил ту часть гражданского коллектива, которая была настроена по отношению к персам особенно непримиримо. Что же касается Спарты, то с ней Фемистокла тоже ничего не связывало. Избрание этого политика архонтом-эпонимом на 493/492 г. до н.э.[580] со всей убедительностью продемонстрировало, что теперь с ним нельзя уже было не считаться. Итак, внутриполитическая жизнь в первые годы молодой афинской демократии была предельно интенсивной и напряженной. При этом не может не броситься в глаза, что главные вопросы, встававшие на "повестку дня", относились, вопреки достаточно распространенному мнению, отнюдь не к форме правления (крайне затруднительно было бы отыскать в Афинах этого времени принципиальных, "идейных" сторонников демократии, олигархии и т.д.). Главными аспектами борьбы были, с одной стороны, межличностное противостояние крупнейших политических лидеров, в начале V в. до н.э. происходивших еще, как и прежде, исключительно из среды аристократической элиты, а с другой —

[289]

 

дискуссия по поводу выбора внешнеполитических ориентации (главными здесь были, повторим, вопросы, о modus vivendi с Персией и Спартой).

 * * *

Раскол мнений стал вполне очевидным уже в период Ионийского восстания, ознаменовавшего собой начало Греко-персидских войн. Как мы видели в предыдущей главе, Спарта отказала ионийцам в помощи. После этого посольство восставших во главе с Аристагором направилось в Афины, где бывший милетский тиран держал речь перед народным собранием. Здесь ему удалось добиться большего успеха: афиняне послали в Восточную Эгеиду эскадру из 20 кораблей под командованием влиятельного гражданина Меланфия[581]. Не приходится сомневаться в том, что решение далось непросто: Геродот (V. 97) сообщает, что Аристагору пришлось долго и настойчиво просить афинян о помощи, осыпать их всевозможными обещаниями. Мы не можем сказать с полной уверенностью, какая политическая группировка сыграла главную роль в отправке эскадры. Во всяком случае, вряд ли это было бы сделано без согласия Алкмеонидов, влияние которых на тот момент было преобладающим[582]. Не ис-

[290]

 

ключаем, что решение было принято в известной мере в пику спартанцам: вот-де, они устранились от содействия братьям-эллинам, а мы поможем! Однако прибывший в Ионию афинский контингент вел себя непоследовательно и после первых же неудач был отозван на родину (Herod. V. 103). Ионийцы и после этого обращались в Афины за помощью, но теперь получили решительный отказ. Возможно, афинские политические лидеры посчитали, что восставшие слишком уж решительно и безоглядно, со смелостью обреченных, ведут атакующие действия против персов, не думая о возможных последствиях. Впрочем, всех нюансов происходивших в первой половине 90-х годов V в. событий мы не можем реконструировать на основании краткого рассказа Геродота. Наивным было бы думать, что отзыв афинской эскадры сыграл сколько-нибудь значительную роль в конечной судьбе Ионийского восстания. Его неудача была предрешена ввиду слишком уж большого перевеса сил у персов. Тем не менее можно уверенно утверждать, что, когда в 494 г. до н.э. в Афины пришла весть о падении Милета, в народном собрании раздавались голоса в том духе, что в поражении ионийцев есть доля и афинской вины. Нашумевшая трагедия драматурга Фриниха "Взятие Милета", поставленная в архонтство Фемистокла и имевшая ярко выраженную антиперсидскую направленность, произвела в городе настоящий шок (Herod. VI. 21). Враждебные по отношению к Персии настроения резко возросли, тем более что всем было понятно: теперь от попытки "возмездия" со стороны Дария все равно не уйти. И действительно, после подавления Ионийского восстания у персов, во-первых, были развязаны руки для активизации дальнейших наступательных действий на западе. Во-вторых, у них появлялся теперь и подходящий предлог для вмешательства в дела Балканской Греции. Таким предлогом было "наказание" Афин и Эретрии за то, что они предоставили помощь ионийским "мятежникам". Не забудем о том, что афиняне после злополучного посольства при Клисфене по-прежнему рассматривались Ахеменидами как подданные. Впрочем, персидские власти, по своему обыкновению, не спешили, очевидно, полагая, что победа от них в любом случае не уйдет. Во всяком случае, основательность подготовки Дарий явно предпочитал быстроте удара. В 492 г. царский зять Мардоний, один из лучших персидских военачальников того времени, во главе сильного флота и армии дви-

[291]

 

нулся северным берегом Эгейского моря "на Эретрию и Афины" (Herod. VI. 43). На этот раз силы вторжения ждала неудача: флот потерпел крушение в буре у мыса Афон, а сухопутное войско понесло большие потери от ночного нападения фракийцев. Мардоний возвратился в Азию, так и не достигнув пределов Эллады; однако новая экспедиция была, естественно, лишь вопросом времени. К этому времени персы уже приняли твердое решение восстановить Гиппия у власти в Афинах (Herod. V. 96). В такой-то обстановке, в высшей степени напряженной и с году на год осложняющейся, в афинской политической жизни неожиданно появилось и сразу властно заняло лидирующую позицию новое действующее лицо, — точнее, "хорошо забытое старое". Это и был Мильтиад, главный герой данной главы. Главным источником, сообщающим о жизни и деятельности Мильтиада, является опять-таки Геродот. Здесь мы попадаем в ситуацию, сходную с той, с которой столкнулись, когда писали о Клеомене I. Сведения "отца истории" о Мильтиаде чрезвычайно важны и информативны. Он рассказывает о происхождении Мильтиада, о деяниях его ближайших предков и родственников, приводит факты первого периода биографии этого афинского политика (в частности, связанные с его пребыванием на Херсонесе Фракийском), а особенно подробно останавливается, что вполне понятно, на времени наибольшей славы Мильтиада, на последнем этапе его карьеры (рубеж 90 — 80-х годов V в. до н.э.). Но при этом Геродот не дает единого и связного повествования о Мильтиаде; перед нами скорее цепь отдельных экскурсов (наиболее богата такими экскурсами шестая книга "Истории", кульминацией которой является Марафонская битва), и исследователь должен решать задачу приведения всех этих данных во взаимное соотношение и правильную хронологическую последовательность. Большая часть той информации о Мильтиаде, которая содержится в произведениях более поздних представителей нарративной традиции, прямо или косвенно восходит к Геродоту. Спорадически упоминаются, правда, и некоторые новые нюансы его биографии, но обычно бывает трудно судить, насколько эти детали аутентичны. Ведь образ Мильтиада по мере складывания традиции о нем[583] все более подвер-

[292]

 

гался мифологизации. Марафонский победитель был в числе тех политических деятелей, которые практически сразу же превращались в предмет пропагандистской борьбы, становились знаменем тех или иных тенденций, что, естественно, не способствовало формированию объективного и беспристрастного отношения к нему. Существует античное жизнеописание Мильтиада, принадлежащее перу римского биографа I в. до н.э. Корнелия Непота (кстати, именно оно открывает сборник непотовских биографий). Впрочем, это произведение приходится отнести к малоинформативным, к тому же нелегким для использования. Смесь сведений, полученных из Геродота, да зачастую при этом еще и искаженных, и собственных домыслов, порой отдающих беспочвенной фантазией, — вот что оно собой представляет. При очень небольшом объеме в нем огромное количество разного рода путаницы и несообразностей[584]. Достойно сожаления, что биографию Мильтиада не написал Плутарх. Даже удивительно, почему "херонейского мудреца" не привлекла эта колоритная фигура (а может быть, плутархово жизнеописание Мильтиада существовало, но не дошло до нас?[585]). Что же касается современной историографии о Мильтиаде, то одним из важнейших исследований и по сей день остается работа Г. Берве[586]. Существуют и другие посвященные ему монографии (Г. Бенгтсон, К. Кинцль)[587]. В ряде статей рассматриваются отдельные события жизни Мильтиада, в том числе его правление на Херсонесе Фракийском[588], Мара-

[293]

 

фонское сражение[589], суд над этим афинским полководцем[590]. В отечественном же антиковедении фигура Мильтиада по непонятным нам причинам находится в совершенном небрежении. Достаточно привести один пример. В книге В.М. Строгецкого[591] анализируется политическая история Греции в V в. до н.э. (до Пелопоннесской войны) и, соответственно, достаточно подробно говорится о деятельности Фемистокла, Аристида, Кимона, Эфиальта и др., а вот имя Мильтиада парадоксальным образом даже не упоминается (!). Нам представляется, что это связано со следующим обстоятельством. В российской науке об античности вплоть до совсем недавнего времени (особенно в советский период) было в основном принято рассматривать политическую борьбу в классических Афинах под углом будто бы имевшего место дуального противостояния "демократы — олигархи". Мильтиад, пожалуй, в меньшей степени, нежели любой другой афинский политик, укладывается в эту схему. Напротив, во всех перипетиях его биографии наиболее выпукло выступает на первый план личностно-харизматический, а не "программно-идеологический" фактор. Таким образом, он оказывался фигурой, "неудобной" для анализа с точки зрения априорных теоретических установок; можно было, конечно, попытаться разрешить возникающее противоречие, но гораздо легче было сделать вид, что Мильтиада как бы вовсе не существовало.

 * * *

Мильтиад, сын Кимона, из дема Лакиады (таково было его полное гражданское имя после клисфеновских реформ) родился в Афинах в середине VI в. до н.э. Точная дата его рождения, как и практически для всех афинских политиков этого времени, неизвестна. Обычно в качестве таковой называют — в известной мере условно и приблизительно — 550 г. до н.э. Может быть, эту датировку следовало бы удрев-

[294]

 

нить на четыре — пять лет. В 524/523 г. до н.э. Мильтиад был архонтом-эпонимом, а эту должность разрешалось занимать лишь лицам, достигшим тридцатилетнего возраста. Впрочем, в период тирании Писистратидов в политической жизни были возможны любые исключения из правил (например, крайне сомнительно, что сын Гиппия Писистрат Младший, являвшийся архонтом-эпонимом в 522/521 г. до н.э., к этому времени достиг уже тридцати лет), так что придавать этому обстоятельству слишком большой вес не следует. Тираны вполне могли санкционировать занятие архонтского поста гражданином, не удовлетворявшим каким-то формальным требованиям для этого (в частности, слишком молодым), если этот гражданин устраивал их по иным критериям. По происхождению Мильтиад был знатнейшим аристократом. Он принадлежал к роду Филаидов, одному из самых древних и уважаемых в Афинах[592]. Можно ответственно утверждать, что по своей роли в афинской истории Филаиды если и уступали кому-нибудь, то разве что Алкмеонидам. По интересному совпадению оба рода были не исконно аттическими ("автохтонными"), а иммигрантскими, прибывшими на свою новую родину на рубеже II —I тыс. до н.э. Если Алкмеониды были потомками пилосских беженцев Нелеидов, то Филаиды возводили свое происхождение к не менее знаменитым предкам, в конечном счете к сыну Зевса Эаку, правившему, согласно легендарной традиции, на Эгине. Внуком Эака был могучий Аякс, царь Саламина, прославившийся в Троянской войне, а сыном (или, по другим сведениям, вну-

[295]

 

ком) Аякса, в свою очередь, Филей, переселившийся с Саламина в Аттику и ставший основоположником-эпонимом рода Филаидов (Herod. VI. 35; Plut. Sol. 10; Paus. I. 35. 2). Изначальной резиденцией рода стала местность на восточном аттическом побережье, в районе Браврона, иными словами, в регионе, который в VI в. до н.э. назывался Диакрией. Отнюдь не случайно при создании системы демов Клисфеном тот дем, центром которого был Браврон, получил официальное название Филаиды[593]. Однако аристократический род, если он хотел быть влиятельным не только на локальном, но и на общеполисном уровне, должен был обзавестись резиденцией также и в самих Афинах или, по крайней мере, поблизости от них. Так и поступили Филаиды (если не все, то во всяком случае одна или несколько самых сильных входивших в род семей), причем, судя по всему, довольно рано. Уже к концу VI в. до н.э., как показывает демотик Мильтиада и его потомков, эта ветвь Филаидов обосновалась в пригородной местности (дем Лакиады). Род Филаидов уже в архаическую эпоху дал Афинам целый ряд выдающихся политических деятелей. Так, в середине VII в. до н.э. должность архонта-эпонима занимал некий Мильтиад (Paus. IV. 23. 10; VIII. 39. 3). В том, что это лицо принадлежало к интересующему нас роду и, таким образом, являлось далеким предком главного героя данной главы, сомневаться практически не приходится: имя Мильтиад в архаическую, да еще и в классическую эпоху было употребительно в афинском полисе исключительно у Филаидов. Интереснее другое: в традиции фигурируют два (!) архонтства Мильтиада — 664/663 и 659/658 гг. до н.э., что является редчайшим, просто-таки уникальным случаем. Как известно, по афинским законам дважды занимать эпонимную должность запрещалось. За какие же заслуги для Мильтиада было сделано исключение? Или, может быть, перед нами не один, а два архонта, которые были тезками и, соответственно, родственниками? И в том, и в другом случае можно утверждать, что роль Филаидов в политической жизни Афин была в VII в. до н.э. чрезвычайно большой, что род занимал в это время в полисе какое-то особое положение. Сказанное подтверждается двумя обстоятельствами. Во-первых, для Филаидов традиция фиксирует полное и непрерывное генеалогическое древо — от легендарного

[296]

 

Аякса вплоть до VI в. до н.э.[594] Независимо от степени аутентичности тех или иных конкретных компонентов этой стеммы, само ее наличие — опять-таки большая редкость. Ничем подобным не могут похвастаться ни Алкмеониды, ни даже Писистратиды. Единственный род, который способен соперничать с Филаидами в данном отношении, — Кодриды-Медонтиды, но они ведь являлись династией басилеев, что способствовало сохранению их генеалогических преданий на государственном уровне. По этой логике выходит, что Филаиды либо проявляли особо обостренный интерес к своему происхождению, сохраняя в памяти линию преемственности, либо были настолько влиятельны, что об их предках знали все. Скорее всего, сыграли роль оба этих фактора. Во-вторых, уже во второй половине VII в. до н.э. род Филаидов породнился с такими могущественными правителями, какими были тираны Кипселиды в Коринфе (Herod. VI. 128). Кто-то из Филаидов (скорее всего, Агаместор) взял в жены дочь основателя коринфской тирании Кипсела, сестру Периандра. Надо полагать, коль скоро Кипселиды вступили в матримониальные отношения с Филаидами, они считали их равными себе по статусу. Через брак с коринфянкой в ономастикой Филаидов попало имя Кипсел. Представитель рода, носивший это имя, был видным политиком в Афинах солоновского времени и занимал должность архонта-эпонима в 597/596 г. до н.э.[595] И в дальнейшем многие его сородичи становились в Афинах высшими магистратами. В 566/565 г. до н.э. архонтом-эпонимом был Гиппоклид, сын Тисандра (возможно, племянник Кипсела и, во всяком случае, член рода Филаидов). Именно при нем, кстати, в Афинах были учреждены Великие Панафинеи. Гиппоклид вырисовывается из источников (прежде всего из Геродота, VI. 127-129) как довольно колоритная фигура. За несколько лет до своего архонтата, в 571 г. до н.э., он наряду с другими претендентами сватался к Агаристе, дочери Клисфена Сикионского, и даже считался фаворитом, но в конечном счете своим распущенным поведением утра-

[297]

 

тил симпатии Клисфена, который предпочел ему другого жениха (Алкмеонида Мегакла)[596]. Уже ближе к концу VI в. до н.э. был архонтом-эпонимом (в 508/507 г. до н.э.) и вообще играл ведущую роль в политической жизни еще один Филаид - Исагор, сын Тисандра, о котором подробно говорилось в предыдущей главе[597]. Случилось побывать архонтом и Мильтиаду — марафонскому победителю, о чем речь еще впереди. В целом из разрозненных данных, содержащихся в самых различных источниках, складывается впечатляющая картина в высшей степени успешной деятельности могучего, богатого и политически весьма активного рода[598]. Двумя крупнейшими представителями Филаидов в VI в. до н.э. были дядя и родной отец интересующего нас Мильтиада. Первое из этих лиц — Мильтиад, сын упоминавшегося выше архонта Кипсела, — известно в исследовательской литературе как Мильтиад Старший (во избежание смешивания его с марафонским победителем, Мильтиадом Младшим). Кстати, такое смешивание имело место уже в античности, у некоторых не отличавшихся акрибией авторов (например, у Непота, как мы видели выше). А случались и аберрации противоположного порядка: так, Элиан (Var. hist. XII. 35) утверждает, что было "три Мильтиада: первый — основатель Херсонеса, второй — сын Кипсела, третий — Кимона". Здесь налицо, напротив, искусственное разделение одной личности Мильтиада Старшего на две. Мильтиад Старший был одним из наиболее влиятельных афинских политических лидеров середины VI в. до н.э. Не представляется возможным определить с безоговорочной уверенностью, к какой из трех группировок этого времени

[298]

 

(к педиеям, паралиям или диакриям) он принадлежал[599]. Впрочем, вариант с паралиями, очевидно, можно сразу исключить: Филаиды и Алкмеониды с давних времен находились в отношениях соперничества. Это соперничество растянулось на века, стало одним из ключевых факторов афинской аристократической политики и перешло даже в демократическую эпоху: подобно тому как в первой половине VI в. до н.э. противоборствовали Мегакл и Гиппоклид, а в конце того же столетия — Клисфен и Исагор, в V в. до н.э. в аналогичных ролях антагонистов оказались Мильтиад (Младший) и Ксантипп, а затем Кимон и Перикл. Уже гораздо более сложными и неоднозначными были отношения между Филаидами и Писистратидами. Оба рода происходили из диакрийского Браврона, и, как мы говорили в главе III, это порождало тенденции как к сотрудничеству, так и к соперничеству. Во всяком случае, Мильтиад Старший не пострадал от установления тирании и даже продолжал пользоваться большим влиянием (Herod. VI. 35; кстати, это заставляет-таки заподозрить, что Мильтиад принадлежал к диакриям). Однако он, по словам Геродота, "тяготился владычеством Писистрата" и вскоре покинул Афины, воспользовавшись предложением стать правителем Херсонеса Фракийского, поступившим от фракийского племени долонков, которое обитало на этом полуострове[600]. Отбытие Мильтиада на Херсонес должно было иметь место уже вскоре после первого прихода Писистрата к власти в 560 г. до н.э. (а не после третьего и окончательного). Дело в том, что Мильтиад поддерживал дружественные отношения с лидийским царем Крезом, правившим в 560 — 546 гг. до н.э. (Herod. VI. 37)[601]. С Мильтиада Старшего ведет свою историю тирания Филаидов на Херсонесе Фракийском. Это правление, укладываясь в целом в рамки тиранических режимов позднеархаической эпохи, имело тем не менее свою специфику. Мильтиад, являясь тираном, оставался при этом афинским гражданином и, судя по всему, не прерывал связей с Афинами; он стал

[299]

 

основателем афинской колонии или клерухии на полуострове (статус поселения не вполне ясен)[602]. Отношения с правившими в Афинах Писистратидами он старался не портить; следует полагать, что и само его переселение на Херсонес имело место с ведома Писистрата, возможно, даже с его "благословения". Писистрат был заинтересован в установлении афинского контроля над территориями в Северной Эгеиде и особенно над стратегически важной зоной Черноморских проливов. Его должно было вполне устраивать, что власть над западным берегом Геллеспонта находится в руках афинянина. Единоутробный брат Мильтиада Старшего (и отец Мильтиада — марафонского победителя) Кимон, сын Стесагора, тоже был весьма заметной фигурой в Афинах VI в. до н.э. Правда, о его участии в политической жизни нет никаких сведений. Кимон носил прозвище "Коалем" ("Простак"), что, очевидно, соответствовало каким-то действительным особенностям его личности и, возможно, препятствовало ему полноценно заниматься политикой. Любимым делом Кимона было другое — скачки на колесницах, и в этой сфере он добился воистину выдающихся успехов, превзойдя всех остальных афинских аристократов своего времени. Он стал трехкратным олимпийским победителем в состязаниях колесниц-квадриг[603], что само по себе делало (независимо от наличия или отсутствия иных личных достоинств) его влиятельным и опасным соперником правящих тиранов. Не случайно и судьба его сложилась непросто (Herod. VI. 103). Какое-то время он был в изгнании, потом получил возможность возвратиться в Афины (после того как официально уступил свою вторую победу Писистрату[604]), а уже после смерти первого тирана его убили по распоряжению Гиппия и

[300]

 

Гиппарха, несомненно, как потенциального конкурента в борьбе за власть в полисе. У Кимона было два сына: Стесагор (судя по имени, старший) и интересующий нас Мильтиад. Первого из них бездетный Мильтиад Старший предназначил себе в наследники. Юноша и воспитывался на Херсонесе (Herod. VI. 103), а после того как дядя скончался, принял власть на полуострове. Впрочем, его правление оказалось недолгим: уже вскоре его обманным образом убил какой-то житель города Лампсака, с которым херсонесские тираны вели давнюю войну[605] (Herod. VI. 38). Ни начало, ни конец тирании Стесагора, к сожалению, не поддаются точной датировке. К сожалению потому что этот вопрос имеет прямое касательство к перипетиям биографии Мильтиада Младшего. Можно лишь утверждать с определенной долей вероятности, что Мильтиад Старший, ойкист Херсонеса, пережил своего брата Кимона (такой вывод позволяет сделать Геродот - VI. 103) и, таким образом, Стесагор начал править около 525 г. до н.э. А погиб он после 524 г. до н.э. (эта датировка связана с годом архонтата Мильтиада Младшего) и скорее всего около 520 г.

* * *

Перейдем же теперь непосредственно к этому Мильтиаду, завершив экскурс о его предках и родственниках. Впрочем, экскурс этот, надеемся, оказался небесполезным. Политическую биографию практически любого крупного деятеля афинской истории архаической и даже раннеклассической эпохи надлежит рассматривать именно так - сквозь призму его происхождения и родственных связей, поскольку эти факторы оказывали первоочередное воздействие и на место политика в государстве, и на специфику проводимой им линии. А когда речь заходит о таких персонах, как Мильтиад, правота этого суждения оказывается особенно подчеркнутой. Род Филаидов был консервативным, отнюдь не склонным к заигрыванию с демосом и не стремившимся к реформам, ориентированным всецело на традицию и как бы погруженным в собственное славное прошлое. В детстве и юности Мильтиад, очевидно, разделил судьбу отца, жил с ним в изгнании и возвратился на родину в конце

[301]

 

правления Писистрата. Афинские тираны демонстративно благоволили к молодому человеку. Как пишет Геродот (VI. 39), "Писистратиды в Афинах дружески обращались с Мильтиадом, делая вид, будто совершенно не причастны к убиению его отца". Это сообщение "отца истории" подтверждается независимыми данными. Известно, что Мильтиад в 524/523 г. занимал должность архонта-эпонима[606]; стало быть, Гиппий считал его принадлежащим к своему ближайшему окружению. Правда, строго говоря, нет эксплицитных указаний на то, что Мильтиад-архонт тождественен Мильтиаду Младшему[607]. Однако маловероятно, что в Афинах в одно и то же время действовали сразу два видных политика по имени Мильтиад. Кроме того, в пользу того, что перед нами одно, а не два разных лица, говорит следующий, пусть косвенный, но серьезный аргумент. Когда Мильтиад гораздо позже, на рубеже 90 - 80-х годов V в. до н.э., находился в зените своего влияния, его тем не менее не избрали на эпонимную должность. А между тем было бы более чем естественно, если бы фактический лидер полиса обозначил свое положение институционально. Единственной причиной, почему он не мог стать архонтом, должно было быть некое формальное препятствие. Лучше всего на подобную роль подходит законодательное запрещение дважды в жизни становиться архонтом-эпонимом, которое действительно имело место[608]. Как бы то ни было, покровительство Писистратидов Мильтиаду продолжалось. Как только в Афины пришла весть о гибели на Херсонесе Стесагора (как говорилось выше, это произошло около 520 г. до н.э.), афинские тираны отправили ему на смену его младшего брата (Herod. VI. 39; ср. Marcellin. Vita Thuc. 10). Они, судя по всему не хотели выпускать из-под афинского контроля важный в стра-

[302]

 

тегическом отношении полуостров. Мильтиад в данном случае вполне оправдал доверие пославших его. Он сумел быстро и прочно утвердить свою власть на Херсонесе, расправившись с недовольными; вскоре после этого он заключил важный династический брак с Гегесипилой, дочерью фракийского царя Олора[609], что должно было обеспечить ему дружественность со стороны воинственных северных соседей. Однако опасность пришла не с севера, а с востока, и от нее нельзя было ни спастись посредством брачных союзов, ни отгородиться стеной, которую еще Мильтиад Старший воздвиг на перешейке, соединявшем Херсонес Фракийский с материком (Herod. VI. 36). В 513 г. до н.э. из Азии в Европу по специально наведенному мосту переправилось персидское войско, возглавляемое самим Дарием I. Главной целью Дария на этот раз были скифы, однако, двигаясь по фракийскому побережью, персы, естественно, покоряли своей власти и эти территории, в том числе греческие полисы в регионе. Точнее, надо полагать, большинство их даже и не пришлось специально покорять: правители этих городов, понимая невозможность сопротивления, добровольно признали зависимость от персидского владыки и, видимо, по его требованию, присоединились к скифскому походу. Геродот (IV. 138) перечисляет греков, выступавших в этой военной акции в качестве ахеменидских сателлитов. Среди них в основном тираны полисов, располагавшихся в зоне Черноморских проливов: Абидоса, Лампсака, Пария, Проконнеса, Кизика, Византия (были, впрочем, и представители городов и островов Восточной Эгеиды: Хиоса, Самоса, Фокеи, Милета, Кимы). В этой компании встречаем мы и Мильтиада. При каких конкретных обстоятельствах афинский правитель Херсонеса стал вассалом Дария, эксплицитно не сообщается. Однако не приходится сомневаться, что это был добровольный и обдуманный шаг со стороны Мильтиада. Справедливо отмечалось, что персидское завоевание предоставило многим восточным грекам новые возможности, стало фактором, который они могли использовать

[303]

 

с выгодой для себя[610]. Кроме того, у Мильтиада, в сущности, было лишь две противоположных возможности: либо подчиниться, либо покинуть Херсонес и возвратиться в Афины. Последнее же было затруднительно: ведь как раз незадолго до описываемых событий, после заговора Гармодия и Аристогитона, отношения тирана Гиппия с остальными афинскими аристократами резко обострились: многие потенциальные соперники были отправлены им в изгнание. В подобных обстоятельствах Мильтиада отнюдь не встретили бы на родине с распростертыми объятиями. Кроме того, его отец Кимон был в свое время умерщвлен тем же Гиппием, о чем херсонесский правитель, надо полагать, хорошо помнил. В то же время подчинение персам позволяло сохранить лояльность по отношению к Гиппию. Ведь Писистратидам и самим приходилось считаться с такой мощной силой, как Ахеменидская держава, причем считаться не в теории только, а и на практике. Они были тиранами не только Афин, но и Сигея на Геллеспонте, и в этом последнем качестве тоже являлись персидскими вассалами[611]. Итак, с 513 г. до н.э. начинается "персидский" период биографии Мильтиада, оказавшийся, кстати, самым длительным и растянувшийся приблизительно на 20 лет. Эти годы его жизни довольно слабо и отрывочно освещены в источниках, однако можно с уверенностью утверждать, что они не прошли для него даром. Участвуя, пусть и поневоле, в войнах Дария, вращаясь в военных кругах, он прекрасно изучил особенности ахеменидской стратегии и тактики, их сильные и слабые стороны, что впоследствии позволило ему выступить на поле Марафона во всеоружии знания о противнике, применить правильные приемы борьбы с ним. Ни один другой афинский военачальник такого опыта, конечно, не имел. Источники (Herod. IV. 137; Nep. Milt. 3) сообщают об интереснейшем эпизоде, связанном с Мильтиадом и будто бы имевшем место в ходе скифского похода Дария. Построив мост через Дунай и переведя по нему свое войско, персидский владыка углубился в северопонтийские степи, а охранять переправу оставил сопровождавших его греческих тиранов. И вот в период этой охраны Мильтиад якобы предложил своим "коллегам" разрушить мост, чтобы оставить Да-

[304]

 

рия в Скифии на разгром и гибель, а самим возвратиться по домам. Вначале его мнение даже имело успех, но затем в качестве оппонента выступил милетянин Гистией. Он приводил аргументы, звучавшие для остальных тиранов весьма убедительно, указывая на то, что им удается удерживать власть в своих городах лишь благодаря персидской поддержке, и, соответственно, добиваться поражения Дария — значит ухудшать свое же положение. Эта точка зрения в конце концов возобладала; персидский царь смог возвратиться из злополучного для него похода, преследуемый скифами. Насколько аутентична вся эта история? Откровенно говоря, мы не стали бы придавать ей слишком большого значения. Скорее всего, перед нами элемент апологетической традиции, сложившейся уже ко времени Геродота вокруг образа Мильтиада. Действительно, не слишком-то удобным для его почитателей оказывался тот факт, что славный марафонский победитель служил в персидском войске и безропотно выполнял приказы Дария. Необходимо было какое-то смягчающее обстоятельство, а таковым как раз и служил совет Мильтиада о разрушении моста. Не исключаем, что автор рассматриваемого рассказа — сам Мильтиад; он мог, например, во время суда над ним по прибытии в Афины в 493 г. до н.э. приводить его как свидетельство своей скрытой оппозиции персам. Естественно, проверять эту информацию никто не стал бы, да такой возможности и не было. Против историчности эпизода с советом Мильтиада говорит и то обстоятельство, что херсонесский тиран не подвергся решительно никакому наказанию от Дария, когда тот возвратился из Скифии. А ведь не приходится сомневаться, что нашлись бы желающие донести царю о нелояльности одного из его вассалов, если бы такая нелояльность действительно имела место[612]. Правда, уже вскоре после скифского похода Мильтиаду пришлось бежать с Херсонеса Фракийского. И Непот пишет, будто бы причиной бегства стала именно его боязнь мести со стороны Дария (Nep. Milt. 3). Но римский биограф здесь в очередной раз допускает путаницу[613], смешивая два

[305]

 

бегства Мильтиада с Херсонеса, отделенные друг от друга двадцатью годами (513 и 493 гг. до н.э.). Гораздо большего доверия заслуживает объяснение Геродота (VI. 40): "Скифские кочевые племена, раздраженные вторжением царя Дария, объединились и дошли до Херсонеса. Мильтиад не стал ожидать вторжения скифов, а бежал в изгнание". Таким образом, виновниками злоключения Мильтиада выступают здесь не персы, а перешедшие в контрнаступление после отражения войск Дария скифы. Перед нами, кстати, еще один аргумент против историчности эпизода с предложением разрушить мост через Дунай. Стали бы скифы вести враждебные действия против человека, который незадолго до этого зарекомендовал себя их тайным союзником? И стал бы Мильтиад, со своей стороны, скрываться от них бегством, если он мог вместо этого просто напомнить им об оказанной услуге? Как бы то ни было, несколько лет Мильтиад находился в изгнании, а впоследствии восстановил свою власть на Херсонесе. Неизвестны ни точная датировка этого изгнания, ни его продолжительность (хронология в данном пассаже Геродота запутана). Не сообщается также, где находился Мильтиад в это время. Во всяком случае, в Афины он, судя по всему, не возвращался. Существует, однако, как нам кажется, неплохая возможность определить его местопребывание, поставив в контекст этих лет захват острова Лемнос (Herod. VI. 140; Diod. Χ. 19. 6; Nep. Milt. 2). Сообщается, что Мильтиад изгнал с Лемноса ранее населявших его пеласгов[614] и основал на острове поселение афинян. При этом специально подчеркивается та деталь, что он прибыл к Лемносу с Херсонеса Фракийского. Эта деталь играет важную структурообразующую роль во всем рассказе и, соответственно, должна быть аутентичной. Когда же это могло случиться? На наш взгляд (впрочем, мы вовсе не настаиваем на единственной правоте этой точки зрения), с наибольшей вероятностью - именно тогда, когда Мильтиаду пришлось бежать от скифов и перед ним встал вопрос о пристанище[615]. Нельзя, конечно, исключать, что Лемнос был завоеван уже ранее. В любом случае, пока на Херсонесе

[306]

 

Фракийском хозяйничали скифы, его тиран почти наверняка отсиживался именно на этом острове. Подчинение Лемноса было новым важным успехом афинской внешней политики. Он лежал в северо-восточной части Эгеиды, прямо на пути к Херсонесу Фракийскому и Черноморским проливам; соответственно, остров мог служить удобным местом промежуточной стоянки в плаваниях в этот стратегически значимый регион. Обратим внимание и на то, что в период лемносской операции, когда бы она ни случилась, Мильтиад идентифицирует себя как афинянина. Таким образом, несмотря на то, что он давно уже являлся правителем "собственного" полиса, он, как и его дядя, продолжал считаться (и считать себя) афинским гражданином, поддерживать связи с покинутой, казалось, навсегда родиной. Можно быть уверенным (хотя на это и нет прямых указаний), что в его владения — как на Херсонесе Фракийском, так и на Лемносе — периодически продолжали отправляться дополнительные группы афинских колонистов. И все-таки в конце концов Мильтиаду пришлось возвратиться в Афины. Это было связано с началом Греко-персидских войн. Неизвестно, чтобы тиран Херсонеса Фракийского принял какое-либо участие в Ионийском восстании; скорее он предпочитал выжидать исхода событий и не предпринимал активных действий. Однако уже то обстоятельство, что Мильтиад был афинянином, а Афины оказали помощь восставшим ионийцам, решало в глазах персов его участь. В 493 г. до н.э., подавляя последние очаги мятежа и упрочивая свой контроль над Эгеидой, персидский флот, укомплектованный финикийскими кораблями, двинулся и к берегам Геллеспонта, имея твердое намерение овладеть Херсонесом. Мильтиаду оставалось одно — новое бегство, теперь уже без надежды на скорое возвращение. Передадим слово вновь Геродоту (VI. 41): "При известии, что финикияне стоят у Тенедоса, Мильтиад погрузил на пять триер все свои сокровища и отплыл в Афины. Выйдя в море из города Кардии, Мильтиад поплыл через Меланский залив. Но тут, огибая Херсонес, он встретил финикийские корабли. Самому Мильтиаду с четырьмя кораблями удалось спастись бегством на Имброс. Пятый же корабль во время преследования попал в руки финикиян". В персидском плену оказался и Метиох — старший сын Мильтиада, находившийся на этом корабле. "Дарий не причинил ему, однако, никакого зла, — продолжает Геродот. — Напротив, царь сде-

[307]

 

лал пленнику много добра: он пожаловал ему дом, поместье и персиянку в жены. От этой женщины у Метиоха родились дети, которые считались уже персами". Очевидно, владыка Ахеменидской державы решил использовать Метиоха в качестве заложника. Если это действительно так, своей цели Дарий ни в малейшей мере не достиг. В дальнейшем Мильтиад действовал так, как будто бы его сын вовсе и не находился в руках персов. Претерпев все эти мытарства, Мильтиад после почти тридцатилетнего отсутствия возвратился в родной полис. Каким-то странным гостем из далекого, полузабытого прошлого должен был он представляться своим согражданам. С тех пор, как он молодым еще человеком отправился на Херсонес, в Афинах произошло множество важнейших событий, в корне изменивших весь облик государства: изгнание Гиппия и ликвидация тирании, реформы Клисфена, установление демократии... А теперь по афинским улицам ходил живой тиран, наверняка вызывавший неподдельный интерес у всех, кто его видел. Афины стали совсем иными — а Мильтиад остался все тем же. Нет сомнения, что он не слишком-то уютно чувствовал себя в новых политических условиях. Давно уже не было в живых большинства его сверстников, тех, с кем он начинал свою карьеру (только где-то далеко, при дворе Дария, по-прежнему подвизался престарелый Гиппий); в городе боролись друг с другом молодые политики, годившиеся ему в сыновья, — Фемистокл, Ксантипп. И властно распоряжался судьбами всех начинаний в государстве набирающий силу демос. Вот с этим Мильтиаду было труднее всего смириться: с тем, что отныне не узкая прослойка аристократов, подобных ему самому, по своему произволу определяет и направляет всю общественную жизнь, но что в условиях демократии необходимо в любом деле считаться с мнением рядовых граждан. Это ему было просто непонятно. Однако, хотел он того или нет, приходилось сообразовываться с изменившейся обстановкой: другого выхода просто не было. Кроме того, Мильтиад сразу ощутил, что в Афинах у него немало врагов. Вполне понятно, что в условиях острой внутриполитической борьбы гражданин такого ранга должен был восприниматься всеми ее протагонистами как крайне нежелательный конкурент. Только-только избежав персидской опасности, Мильтиад столкнулся с новой, исходившей на этот раз от его же земляков. Его немедленно привлекли к

[308]

 

суду по обвинению в том, что он был тираном на Херсонесе. В афинском полисе еще с архаической эпохи существовал суровый закон против тирании (Arist. Ath. pol. 16. 10)[616]. Судя по всему, именно этот закон и стал правовым основанием для судебного преследования Мильтиада (Herod. VI. 104). С чьей конкретно стороны исходило обвинение — неизвестно. Это мог быть любой из ведущих политиков, опасавшихся соперничества с его стороны, — например, Фемистокл, который как раз в год прибытия Мильтиада был архонтом-эпонимом и, соответственно, имел достаточно влияния для того, чтобы возбудить подобный процесс, или же возглавлявший Алкмеонидов Ксантипп (известно, что именно он обвинял Мильтиада на другом суде, имевшем место несколько лет спустя, в 489 г. до н.э.; см. об этом ниже). Мильтиаду, однако, удалось оправдаться на суде[617]. Очевидно, в защитительной речи он говорил о том, что всё его многолетнее правление на Херсонесе было направлено во благо Афин. Как бы то ни было, сразу после описываемых событий бывший херсонесский тиран становится одним из самых влиятельных афинских политиков (ср. Arist. Ath. pol. 28. 2), а, может быть, и просто самым влиятельным, затмив и отодвинув на второй план всех остальных участников политической борьбы. Вскоре после победы на судебном процессе он был избран стратегом (Herod. VI. 104) и, судя по всему, впоследствии переизбирался, коль скоро в 490 г. до н.э. он тоже занимал эту должность. В силу каких причин Мильтиаду удалось столь быстро набрать такую большую силу, стать едва ли не лидером полиса, определявшим основные направления его политики? Разумеется, здесь сыграл свою роль ряд факторов различного характера. Не остались без последствий те обстоятельства, что он принадлежал к знатнейшему роду, издавна принимавшему активное участие в общественной жизни Афин, и тем самым уже включался в состав самого высшего слоя политической элиты; что он привез с собой из Херсонеса обильные богатства; что он обладал большим опытом государственной деятельности. Все это

[309]

 

так, но были ведь и факторы, напротив, препятствовавшие усилению позиций Мильтиада. Его "тираническое" прошлое (включая, между прочим, былую близость к Писистратидам), что бы там ни говорить, должно было без энтузиазма восприниматься большинством гражданского коллектива. Процесс он выиграл, но определенное пятно на его репутации не могло не остаться. К тому же не столь уж давно родственник Мильтиада Исагор[618] зарекомендовал себя совсем уж с негативной стороны и был объявлен государственным преступником. Род Филаидов в целом не был замечен в особых симпатиях к демократии, и на Мильтиада сказанное в полной мере распространяется[619]. Наверное, должны были сформироваться особые предпосылки для того, чтобы лицо с такими характеристиками, как Мильтиад, оказалось не только приемлемым, но и желательным для лидерства. Судя по всему, так оно и было. Под влиянием в первую очередь внешних причин в Афинах к концу 90-х годов V в. назрел кризис той политической линии, которую еще со времен Клисфена проводили Алкмеониды и главными составляющими которой были напряженность в отношениях со Спартой и по возможности примирительная позиция в персидском вопросе. Происходил пересмотр многих недавно сформировавшихся стереотипов; не исключено, что даже на деятельность лаконофила и консерватора Исагора стали смотреть несколько иначе[620]. Несколькими страницами выше нами была вкратце обрисована картина расклада политических сил в афинском полисе первых лет V в. до н.э., указаны позиции основных политических группировок. Если попытаться обобщить этот вариант в виде таблицы, увидим следующее.

[310]

 

Иными словами, пустовала одна из возможных "ниш" в политической жизни. И Мильтиад был как будто специально создан для того, чтобы занять именно эту нишу. С одной стороны, ни у кого не вызывала сомнений его подчеркнутая, даже утрированная антиперсидская ориентация (у херсонесского изгнанника с персами были личные счеты), да и сам он не останавливался перед тем, чтобы лишний раз ее продемонстрировать (ср. Diod. X. 27). В частности, когда в Афины прибыли послы от Дария с требованием подчинения (видимо, это случилось перед началом экспедиции Датиса и Артаферна), они по инициативе Мильтиада были убиты (Paus. III. 12. 7). Этот акт демонстративной жестокости делал военное столкновение с персами совершенно неминуемым; помимо всего прочего, он противоречил общепринятым нормам обращения с послами, которые по неписаным законам межгосударственных отношений считались неприкосновенными. Однако будущего марафонского победителя не остановило ни это, ни даже то, что его сын оставался заложником в плену у Ахеменидов и мог подвергнуться столь же жестокой мести. Интересно, что, по сообщению Павсания, точно так же поступили в это время и спартанцы с теми персидскими послами, которые прибыли в их полис с аналогичным требованием. Создается впечатление, что акции в Афинах и Спарте были согласованы. Два сильнейших государства Балканской Греции перед лицом внешней угрозы переходили наконец от конфронтации к сотрудничеству. В предыдущей главе мы высказали предположение, что это было напрямую связано с выходом Мильтиада на первые позиции в Афинах. Этот политический деятель, бесспорно, симпатизировал Спарте. Его сын Кимон впоследствии снискал репутацию едва ли не самого знаменитого афинского лаконофила (Plut. Cim. 16). Такие взгляды Кимона не могли, разумеется, сформироваться

[311]

 

спонтанно, без опоры на семейную традицию; они должны были быть унаследованы им от отца. Не забудем о том, что лаконофилом был и Исагор, тоже родственник Мильтиада. Итак, быстрое возвышение Мильтиада было не в последнюю очередь обусловлено тем, что он оказался "в нужное время на нужном месте". Его политическая линия представлялась наиболее перспективной значительной части гражданского коллектива и элиты, что сделало его естественным центром притяжения для всех тех, кто был твердо настроен бороться с ахеменидской экспансией и готов ради этой цели идти на примирение с лакедемонянами. В результате вокруг него сплотилась самая мощная группировка приверженцев; Фемистокл, едва начав свою на первых порах очень успешную карьеру, был отодвинут на второй план. Различие в позициях между Мильтиадом и Фемистоклом касалось не только внешнеполитических приоритетов, но и стратегии ведения войны. Фемистокл, судя по всему, уже тогда уповал на использование в первую очередь морских сил. Во всяком случае, в год своего архонтата он начал строительство новой военной гавани в Пирее (Thuc. I. 93. 3). Однако уже вскоре работы были внезапно прерваны и возобновлены лишь десятилетие с лишним спустя, когда Фемистокл пользовался в Афинах непререкаемым авторитетом. Столь длительный перерыв в строительстве можно напрямую связать с возвышением Мильтиада. Этот последний, очевидно, попросту не видел никакой нужды в укреплении позиций на море, поскольку считал, что исход военных действий будет решен в сухопутных сражениях. Соответственно, он должен был придавать наибольшее значение укреплению боеспособности гоплитской фаланги. Тем временем наступил 490 г. до н.э., который ознаменовался самыми славными событиями в жизни Мильтиада, теми событиями, которые, собственно, и сохранили его имя в веках. Дарий направил в Западную Эгеиду карательную экспедицию[621] под командованием двух полководцев — своего

[312]

 

племянника Артаферна[622], судя по всему, человека еще молодого, и мидянина Датиса (Herod. VI. 94). Именно Датис, скорее всего, осуществлял реальное руководство, а царский родственник был приставлен к нему в основном для того, чтобы пожать плоды грядущей победы. Главной целью похода вновь, как и два года назад, было "наказание" Афин и Эретрии. Не случайно персов сопровождал престарелый афинский тиран Гиппий; видимо, он должен был служить в качестве советника, а потом принять власть в афинском государстве как вассальный тиран[623]. Однако на этот раз флот двинулся не вдоль северного побережья Эгейского моря (видимо, памятным было кораблекрушение у афонских скал), а совершенно иным путем. Отправившись из Киликии, персы после прибытия в Эгеиду держали курс по ее центральной части, от острова к острову. По пути ими были захвачены несколько стратегически важных центров: Наксос — крупнейший из Киклад, Делос — священный остров Аполлона и др. Наконец очередь дошла до Эретрии. О несчастной судьбе этого города наиболее подробно повествуют Геродот (VI. 98 sqq.) и Страбон (X. 448). Датис и Артаферн после недельной осады и ожесточенного сопротивления со стороны обороняющихся взяли его и подвергли полному разгрому, так что долго после этого, еще во времена Страбона, местные жители показывали любопытствующим фундаменты разрушенных зданий. А после этого персы прибегли к своему излюбленному методу: цепью прочесали всю эретрийскую хору, вылавливая скрывшихся на ней жителей. В отличие от многих островов, где аналогичные операции приводили к полной поимке всего населения (Herod. VI. 31), в данном случае они не дали стопроцентного эффекта, и многим из эретрийцев удалось ускользнуть[624].

[313]

 

Схваченных же посадили на корабли и впоследствии отвезли в Персию, где поселили компактной группой (Herod. VI. 119). Командующие карательной экспедицией не оставили от Эретрии буквально камня на камне, нужно полагать, еще и с той целью, чтобы наглядно продемонстрировать афинянам, какая судьба ждет их в случае сопротивления. Это должно было усилить пораженческие настроения, активизировать ту часть граждан, которая была готова подчиниться завоевателям, и в конечном счете внести раскол и смуту в государство. Перед Афинами ставилась дилемма: либо принять персидское владычество и реставрацию тирании Гиппия, либо столкнуться с той же перспективой поголовного порабощения. С Эвбеи персы через узкий пролив Еврип переправились в Аттику и встали лагерем у Марафона. Это место для стоянки указал им Гиппий, о чем сообщает Геродот (VI. 102), тут же приводя резоны для такого выбора: "Наиболее удобным местом для действий конницы в Аттике был Марафон, к тому же находившийся ближе всего к Эретрии". В дополнение к этим соображениям можно напомнить еще и о том, что Марафон входил в состав Диакрии — "вотчины" Писистратидов, где, как Гиппий наверняка надеялся, он сможет найти старинных приверженцев. Бывший тиран вряд ли в полной мере отдавал себе отчет в том, насколько сильно изменилась ситуация в афинском полисе со времен его изгнания (в частности, в результате административной реформы Клисфена Диакрия как территориально-политическое образование перестала существовать, а большинство составлявших ее поселений, в том числе и Марафон, вошло в состав Паралии). Кроме того Гиппий, конечно, помнил, что примерно полувеком раньше успешный поход его отца на Афины начался именно из Марафона (см. выше, в гл. III). Для суеверного человека это должно было служить счастливым предзнаменованием, а Гиппий был весьма суеверен. Он верил в сны и приметы (Herod. VI. 107), а в бытность свою тираном, как мы уже знаем, собирал на Акрополе коллекцию оракулов (следует полагать, не с антикварными, а с практическими целями). Опасность, которая никогда еще не была так близка, естественно, вызвала в Афинах замешательство. Среди граждан были и сторонники решительного сопротивления, и скептики, убежденные в невозможности борьбы и в необходимости сдаться, и те, кто находился просто в растерянности. Энергия Мильтиада, возглавлявшего антиперсидскую группировку, склонила чашу весов на его сторону. Занимая

[314]

 

пост стратега, он добился мобилизации всех сил для организации вооруженного отпора, проведя через народное собрание соответствующую псефисму. Эта "псефисма Мильтиада" в последующей античной традиции стала нарицательной; многие авторы (Demosth. XIX. 303; Arist. Rhet. 1411a10; Paus. VII. 15. 7) ссылаются на нее как на образцовый пример мужественной, патриотической позиции. Псефисма, как ее обычно понимают, предусматривала призвание в ряды полисного ополчения всех боеспособных граждан-мужчин, в том числе и тех, чей возраст был непризывным, а также — чрезвычайно редкая в античности мера! — освобождение некоторого количества рабов для пополнения войска (Paus. X. 20. 2). Несмотря на все эти усилия, удалось собрать лишь около 9 тыс. воинов-гоплитов (Nep. Milt. 5; Paus. Χ. 20. 2)[625], т.е. в два раза меньше, чем было у персов; крайне желательна была помощь со стороны других полисов. Но отыскать такую помощь оказалось чрезвычайно трудно: внезапное прибытие персидского корпуса застало всех врасплох. В Спарту был послан афинский гонец-скороход с просьбой о подкреплении (Herod. VI. 105-106; Nep. Milt. 4), но спартанцы, как это часто случалось, промедлили, ссылаясь на религиозные предписания, и прибыли на поле боя уже после окончания сражения (VI. 120). Отряд в 1000 человек, что составляло все их ополчение, прислали лишь беотийские Платеи (Herod. VI. 108; Demosth. LIX. 94; Nep. Milt. 5), которые, как нам известно, уже несколько десятилетий находились в теснейшем союзе с Афинами. Тем не менее афиняне были вынуждены переходить к немедленным действиям: никак нельзя было пассивно ожидать в городских стенах прихода персов из Марафона. Во-

[315]

 

первых, оборонительные укрепления Афин были в то время еще весьма слабыми и не выдержали бы натиска мощного вражеского войска. Во-вторых, существовали небезосновательные подозрения, что имевшиеся в Афинах сторонники Гиппия воспользуются ситуацией и попытаются сдать город персам. По настоянию Мильтиада афинское ополчение выступило к Марафону и встало лагерем внедалеко от персов (Herod. VI. 103; Nep. Milt. 4; Plut. Aristid. 5). Основу его составляла гоплитская фаланга, которая должна была противостоять рассыпному строю персидских пехотинцев и удару великолепной кавалерии — лучшей, элитной части войска Ахеменидов. Номинальным командующим афинян являлся архонт-полемарх Каллимах из дема Афидна[626], в подчинении у которого находились десять стратегов, в том числе Мильтиад. Однако фактически именно этот последний играл в войске главную роль, взяв на себя разработку плана военных действий и претворение его в жизнь. Первоначально среди стратегов, как обычно, шли горячие споры об образе дальнейших действий. Далеко не все командиры поддерживали план Мильтиада, предусматривавший немедленное генеральное сражение; часть их (судя по всему, даже большая часть) склонялась к выжидательной тактике, ссылаясь на неравенство сил и на обещанную спартанскую помощь. Положение осложнялось тем, что стратеги возглавляли войско на началах полного равенства, день за днем сменяя друг друга в качестве верховного командующего. Таким образом, Мильтиаду нужно было добиться не просто большинства голосов в свою пользу, но по возможности и полного консенсуса: если хотя бы один стратег не разделял

[316]

 

общего мнения, это уже могло бы привести в день его командования к плачевным последствиям, поскольку он стал бы действовать вопреки утвержденному плану. Мильтиад, убежденный, что в сложившейся обстановке промедление смерти подобно и что при численном перевесе персов их можно победить только внезапным ударом врасплох, приложил недюжинные усилия, убеждая колеблющихся полководцев. Когда ему удалось перетянуть на свою сторону полемарха, это стало поворотным пунктом; в конце концов требуемый консенсус был достигнут, и остальные стратеги уступили свои дни командования Мильтиаду (Herod. VI. 110), сделав его, таким образом, единоличным руководителем войска[627]. Это решение, давшееся, следует полагать, нелегкой ценой (достаточно вспомнить о свойственном грекам атональном менталитете, чтобы представить, как трудно каждому из стратегов было поступиться своими амбициями в столь принципиальном вопросе[628]), стало, бесспорно, оптимальным. Мильтиад, как мы знаем, был лучше, чем кто-либо в Афинах, знаком с сильными и слабыми сторонами персидской военной организации, стратегии и тактики. Он отнюдь не был склонен, в отличие от многих коллег, поддаваться панике; напротив, он имел четко продуманный план действий, что и нашло блестящее воплощение в Марафонском сражении, вошедшем в историю военного искусства в качестве одной из классических страниц. В наши планы не входит сколько-нибудь подробно останавливаться в рамках данной работы на самом ходе битвы. Это принадлежит к сфере скорее военной, чем собственно политической истории. К тому же Марафонская битва принадлежит к числу событий, хорошо освещенных и в источниках, и в исследовательской литературе (без ее детального описания, естественно, не обходится ни один труд о Греко-персидских войнах). Поэтому мы ограничимся самой общей и предельно краткой характеристикой[629].

[317]

 

Учитывая двукратное превосходство сил персов, Мильтиад во избежание окружения сильно растянул афинскую фалангу по фронту, укрепив фланги за счет центра и сконцентрировав на них основные силы, а затем с помощью внезапной стремительной атаки использовал преимущество сомкнутого строя греческих гоплитов над рассыпным строем легковооруженных персов, поддерживаемых конницей и лучниками. Кавалеристы персов, парализованные натиском греков, так и не смогли принять существенного участия в сражении. По ходу боя центр греческого войска несколько отступил под давлением превосходящих персидских сил, но это было предусмотрено Мильтиадом. Он отдал приказ флангам развернуться и нанести удар в тыл прорвавшимся по центру персам. Это привело к окружению и истреблению значительной части сил противника. Уцелевшие персы отступили к кораблям и немедленно вышли в море. В этот самый момент случилась известная скандальная история, долго еще после этого будоражившая афинский гражданский коллектив. С гор, окружавших Марафонскую равнину, якобы кем-то был дан персам сигнал щитом (Herod. VI. 115). Распространилась молва, что это сделали Алкмеониды, совершив таким образом предательство. Вряд ли этот слух имел под собой какое-то основание[630]; все, что мы знаем об Алкмеонидах, не дает-таки повода утверждать, что они были готовы пойти на прямую измену и сдать Афины персам. Не исключено, что сигнал щитом был подан вообще не персам, а афинянам, и подавало его спартанское войско, как раз в это время подходившее к Марафону. Тем не менее после того, как опасность миновала, на Алкмеонидов легло мрачное пятно подозрений. Еще во второй половине V в. до н.э. Геродот (VI. 121 sqq.) прилагал все усилия, чтобы снять с них эти обвинения. Тем временем персы все же не намеревались отступаться от задуманного: большая часть их отряда была сохранена и обладала еще определенной боеспособностью. Отчалив от Марафона, персидские суда двинулись в обход Аттики, чтобы попытаться захватить Афины: ведь город оставался беззащитным, пока все полисное ополчение на-

[318]

 

ходилось на поле боя, в 42 километрах от него. Однако и этот план врагов был разгадан Мильтиадом. Он тут же, не сделав даже передышки после битвы, совершил со всем войском (оставив на месте лишь небольшой отряд во главе с Аристидом для охраны пленных и добычи) форсированный марш в полном вооружении к Афинам[631] и был в них раньше, чем персидский флот (Herod. VI. 115—116; Plut. Aristid. 5)[632]. Увидев, что город надежно охраняется, деморализованные персы, так ничего и не добившись, отправились на родину. Карательной экспедиции был дан уверенный отпор. В Марафонской битве греческая фаланга с честью выдержала проверку на прочность, показала себя наиболее эффективным для своего времени способом построения войск. Не может не поразить следующий факт: со стороны греков в сражении погибли лишь 192 бойца (имена их всех были сохранены в памяти благодарных потомков), с персидской же стороны — около 6400 (Herod. VI. 117)[633]. Развеяв миф о непобедимости персов, сражение при Марафоне в огромной степени подняло боевой дух афинян и впоследствии осталось в их памяти как символ величия Афин. Бесспорно, очень большую роль в исходе столкновения следует приписать лично Мильтиаду. Однако афиняне, судя по всему, отнюдь не были склонны в должной мере признать его заслуги. Интересный эпизод передает Плутарх (Cim. 8): «Мильтиад домогался было мас-

[319]

 

личного венка, но декелеец Софан[634], встав со своего места в народном собрании, произнес хотя и не слишком умные, но все же понравившиеся народу слова: "Когда ты, Мильтиад, в одиночку побьешь варваров, тогда и требуй почестей для себя одного"». В этих словах в полной мере слышен полисный коллективизм, который стал после клисфеновских реформ достоянием всего демоса. Граждане были убеждены в том, что победа при Марафоне — их общее дело, а не единоличная заслуга полководца. Не случайно Аристотель отмечает, что именно после Марафонского сражения народ "стал чувствовать уверенность в себе" (Ath. pol. 22. 3). На Мильтиада подобное отношение, следует полагать, произвело эффект холодного душа. Он был совершенно уверен в том, что роль, сыгранная им при Марафоне, позволит ему не только сохранить имевшееся большое влияние, но и упрочить его. Не исключено, что бывший тиран Херсонеса Фракийского вновь помышлял о единоличной власти, но теперь уже в родных Афинах. Ему на ум должны были приходить многочисленные примеры из жизни архаических тиранов (в том числе знакомого ему Писистрата), которые, прославившись в качестве полководцев на полях сражений, добивались таким образом популярности и становились во главе своих полисов. Конечно, с тех пор ситуация в афинском полисе совершенно изменилась, в условиях демократии подобный "мирный" приход к тиранической власти был уже невозможен. Но Мильтиаду — человеку и политику старой генерации, жившему в мире ушедших в прошлое реалий, — было, конечно, очень трудно это понять. Он действовал так, как действовал бы любой аристократический вождь лет за пятьдесят или сто до него; действовать иначе он просто не умел, да и не желал научиться. Как ни парадоксально, марафонская победа не только не усилила внутриполитических позиций Мильтиада, но едва ли не ослабила их. Собственно, после нее позиции любого влиятельного знатного лидера были уже не так крепки, как прежде. Очевидно, поняв, что стать афинским тираном ему не удастся (и при этом сознавая, что возвращение на Херсонес тоже невозможно), Мильтиад выработал новый план действий. Уже в 489 г. до н.э., опираясь на

[320]

 

свой еще достаточно высокий авторитет, он выступил инициатором морской экспедиции на Кикладские острова под тем предлогом, что они помогали персам. Реальной же целью похода (и это, в общем-то, даже не особенно скрывалось, ср. Herod. VI. 132) был элементарный грабеж островитян. Лично у Мильтиада, как можно предполагать с немалой долей вероятности, имелись в связи с начавшейся акцией и собственные далеко идущие планы[635]. И действительно, не таким уж сложным делом представлялось захватить какой-нибудь остров и сделать его своим доменом взамен утраченного Херсонеса (ведь захватил же он в свое время Лемнос!). Сведения об эгейской экспедиции 489 г. до н.э. (Herod. VI. 133—135; Nep. Milt. 7) довольно разноречивы[636]. Ясно лишь одно: в целом она не имела большого успеха. Афинский флот втянулся в продолжительную осаду Пароса, но в конце концов вынужден был отбыть на родину, ничего не добившись. Сам же командующий в ходе этой кампании получил серьезную рану. В данном случае мы вовсе не обязаны верить откровенно очернительской версии, передаваемой Геродотом со слов жителей Пароса. По этой версии Мильтиад был будто бы даже и не ранен, а повредил себе бедро или колено, пытаясь святотатственно проникнуть в паросское святилище Деметры. Как бы то ни было, рана вначале казалась незначительной, и марафонский победитель вряд ли предполагал, что она станет причиной его смерти[637]. Именно провал паросской акции стал непосредственным поводом к падению Мильтиада. Впрочем, неверно было бы полагать, что первое из этих событий всецело обусловило второе. Мильтиад был обречен на довольно скорый уход с политической арены: слишком много у него возникло противоречий с усилившимся демосом, а, кроме того, он воспринимался как "чрезмерно" влиятельный политик. Фемистокл или Кимон впоследствии отнюдь не совершили аналогичных просчетов, и тем не менее их тоже ждал путь от фавора к

[321]

 

опале[638]. Мильтиад (а, может быть, еще до него Клисфен) впервые в истории классических Афин продемонстрировал ту противоречивую гамму отношений, которая складывалась между гражданским коллективом и его политическими лидерами[639]. Другое дело, что, если бы не экспедиция 489 г. до н.э., возможно, с ним обошлись бы мягче; в сложившихся же условиях Мильтиад стал жертвой просто-таки жестокости и мстительности, что впоследствии давало повод (и нельзя сказать, чтобы безосновательный) упрекать афинян в несправедливости по отношению к собственным героям. Неудача эгейской экспедиции (кстати сказать, довольно мелкая и незначительная по сравнению с марафонским триумфом), естественно, активизировала соперников Мильтиада, которые были отодвинуты им в тень, а теперь почувствовали возможность нового торжества. Отнюдь не случаен тот факт, что, когда после возвращения Мильтиада он был привлечен к суду (Herod. VI. 136; Plat. Gorg. 516d; Demosth. XXVI. 6; Nep. Milt. 7; Diod. X. 30; Plut. Cim. 4; Paus. I. 32. 4), в роли обвинителя выступал уже известный нам Ксантипп. Этот второй судебный процесс Мильтиада, оказавшийся для него несравненно менее успешным, чем первый, освещен в традиции тоже довольно скупо и даже противоречиво. Наиболее импонирующая нам интерпретация источников по этому сюжету принадлежит Э. Каравану, на выкладки которого мы и будем опираться. Дело рассматривалось в народном собрании (Herod. VI. 136), что само по себе показывало его важность. По замыслу обвинителя процесс должен был принять форму исангелии по обвинению в измене. Если бы это случилось, Мильтиада в случае осуждения ждала бы смертная казнь. В источниках (Herod. VI. 136; Plat. Gorg. 516d) указывается, что именно такая участь угрожала обвиненному. Однако его сторонникам удалось несколько изменить ситуацию к лучшему, добившись смягчения обвинительных формулировок. В конечном счете процесс принял форму προβολή по обвинению в "обмане народа". В результате Мильтиад, хотя и был признан ви-

[322]

 

новным, приговорен был не к казни, а к уплате денежного штрафа. Впрочем, сумма штрафа была огромной — 50 талантов. Мало у кого из афинян все состояние можно было бы оценить в такую цифру. Мильтиад не смог сразу выплатить штрафа и попал в категорию государственных должников, что исключало его участие в политической жизни. Возможно, именно этого и добивались его соперники[640]. Однако дни марафонского победителя были и без того сочтены. Рана, полученная при осаде Пароса, дала осложнения и привела через несколько месяцев к летальному исходу. Уже на момент судебного процесса Мильтиад не мог ни ходить, ни говорить защитительную речь. "Он лежал на ложе перед народным собранием, — пишет Геродот, — а друзья выступали в его защиту". Смерть наступила, видимо, очень скоро после этого[641]. Интересно, что афиняне, судя по всему, немедленно осознали истинный масштаб фигуры Мильтиада. Во всяком случае, похоронен он был не в родовой усыпальнице Филаидов, которая находилась в деме Кела (Herod. VI. 103), а на месте своих подвигов, на Марафонском поле (Paus. I. 32. 4)[642].

 * * *

По мере того, как страсти успокаивались, отношение к Мильтиаду становилось все более позитивным. Следует отметить, что его сын Кимон, являясь в 70 —60-е годы V в. до н.э. самым влиятельным афинским политическим лидером и полководцем, внес очень большой вклад в посмертную реабилитацию своего отца. В частности, в 60-е годы V в. до н.э. по инициативе Кимона велись работы по обустройству Агоры в Афинах. В ходе этой реконструкции в северной части главной городской площади был воздвигнут один из самых знамени-

[323]

 

тых архитектурно-художественных памятников классической эпохи — Расписная Стоя (Στοά Ποικίλη)[643]. Крупнейший греческий живописец этой эпохи — Полигнот, принадлежавший к кружку Кимона[644], — украсил этот портик картинами своей работы (от чего, собственно, он и получил название "расписного"). Одна из картин изображала Марафонское сражение, причем на первом ее плане выделялся Мильтиад, ободряющий воинов и подающий знак к битве (Nep. Milt. 6; Paus. I. 15. 3). Из прочих участников сражения был специально выделен, не считая мифологических героев, лишь погибший в нем полемарх Каллимах. Не прошло и тридцати лет со времен Марафона, а какой контраст в отношении! Если непосредственно после битвы афиняне решительно отказали Мильтиаду в праве считаться главным автором победы, то теперь он выступает именно в этом качестве. Другим выдающимся деятелем искусства, близким к Кимону, был гениальный скульптор Фидий[645]. Он тоже внес свой вклад в прославление Мильтиада. В те же 60-е годы V в. до н.э. Фидий создал в Дельфах (скорее всего по заказу Кимона) скульптурную группу, которая должна была прославлять Афины в целом и Марафонскую победу в частности (Paus. X. 10. 1 — 2)[646]. Группа включала в себя почти исключительно изображения божеств (Афины, Аполлона) и самых славных аттических мифологических героев (эпонимов афинских фил, Тесея, Кодра, а также, что интересно, Филея — легендарного родоначальника рода Филаидов). Из реальных исторических лиц в группу Фидия вошел лишь Мильтиад, и это в высшей степени характерно и знаменательно. Установка статуи Мильтиада в окружении героев в авторитетнейшем религиозном центре, где ее могли видеть гости из всех частей греческого мира, придавали образу этого полководца воистину панэллинское звучание[647].

[324]

 

В последующей античной традиции Мильтиаду даются восторженные оценки; он стал хрестоматийным примером недосягаемой доблести и патриотизма (см., например: Isocr. VIII. 75; Plat. Gorg. 503с; Diod. XII. 1. 5; Paus. III. 4. 7). Одну из этих оценок даже, пожалуй, стоит процитировать: "Мильтиад, сын Кимона, победивший в битве при Марафоне переправившихся сюда варваров и удержавший дальнейшее военное продвижение мидийцев, был первым благодетелем всего эллинского народа" (Paus. VIII. 52. 1; курсив наш. — И.С.). Высокая честь! Эта риторика, однако, не должна отклонять нас от попытки дать объективную итоговую характеристику деятельности Мильтиада. Собственно, здесь будет во многом повторено и обобщено то, что в той или иной форме неоднократно говорилось по ходу главы. Мильтиад стоит на рубеже двух эпох греческой и особенно афинской истории. Сформировавшись как личность в условиях архаического аристократического этоса, он не смог найти себе место в новых условиях послеклисфеновских, демократических Афин. Судьба "осужденного победителя" — первый образец столкновения индивида и коллектива в условиях афинской демократии V в. до н.э. Политические деятели, принадлежавшие к следующему за Мильтиадом поколению, насколько можно судить, в известной степени извлекли урок из постигшего его несчастья. Их приемы в политической жизни (независимо от их убеждений) стали во многом иными, более приспособленными к суверенитету демоса, что позволяло им сохранять влияние на протяжении более длительных хронологических периодов.

[325]

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Перед нами прошли несколько виднейших древнегреческих политиков VI — начала V в. до н.э. Все они непохожи друг на друга: законодатель и тиран, спартанский царь и афинский полководец... Возможно ли отыскать между ними сходные черты, так сказать, привести их к общему знаменателю? Даже если избежать малоинформативных суждений общего плана (о том, что все перечисленные деятели были яркими личностями и т.п.), как минимум, одна такая сходная черта сразу бросается в глаза. Это — аристократизм. Мы имеем в виду не только происхождение, но и менталитет, формы политического мышления и поведения. Даже Мильтиад, пик карьеры которого приходится уже на демократическую эпоху афинской истории, стадиально всецело относился еще к старинному типу аристократических лидеров. Но уже следующее поколение греческих политиков, о котором речь пойдет во втором выпуске этого цикла биографий, было во многом иным. Самые выдающиеся представители этого поколения — Фемистокл, Аристид, Кимон — тоже принадлежали к знати. Однако им приходилось действовать в условиях демократии и сообразовываться с этими условиями. Каждый из них, конечно, делал это по-разному. И все же перед нами уже новый тип политического деятеля. Что же касается того старого, "архаического" типа, представители которого стали героями данной книги, то в его в рамках на протяжении века, пожалуй, не наблюдается сколько-нибудь существенной эволюции. Мильтиад с равным успехом мог бы быть современником Писистрата, Солона или даже Килона. А, скажем, Фемистокла уже значительно труднее представить в этой компании. Различие объясняется прежде всего тем, что последний сформировался как политик уже в послеклисфеновское время. И этим еще раз подчеркивается ключевая роль афинских событий конца VI в. до н.э. в становлении нового типа политической культуры.

[326]

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Аверинцев С.С. Плутарх и античная биография. М, 1973. 2. Агбунов М.В. Путешествие в загадочную Скифию. М., 1989. 3. Андреев Ю.В. Античный полис и восточные города-государства//АП-79. С. 8-27. 4. Андреев Ю.В. Спарта как тип полиса // Античная Греция: Проблемы развития полиса. М., 1983. Т. 1: Становление и развитие полиса. С. 19 — 216. 5. Андреев Ю.В. Архаическая Греция // История Европы. М, 1988. Т. 1: Древняя Европа. С. 21-259. 6. Андреев Ю.В. Между Евразией и Европой (К вопросу об исторической специфике минойской цивилизации) // ВДИ. 1995. №2. С. 94-112. 7. Андреев Ю.В. Эгейский мир: природная среда и ритмы культу-рогенеза. М., 1995. 8. Андреев Ю.В. Цена свободы и гармонии: Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации. СПб., 1998. 9. Андреев Ю.В. Тираны и герои. Историческая стилизация в политической практике старшей тирании // ВДИ. 1999. № 1. С. 3-7. 10. Андреев Ю.В. От Евразии к Европе: Крит и Эгейский мир в эпоху бронзы и раннего железа. СПб., 2002. 11. Безрученко И.М. Древнегреческая Киренаика в VII —IV вв. до н.э. // ПИФК. 1999. Вып. 7. С. 61 - 166. 12. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995. 13. Бенгтсон Г. Правители эпохи эллинизма. М., 1982. 14. Берве Г. Тираны Греции. Ростов-н/Дону, 1997. 15. Блаватский В.Д. Античная археология и история. М., 1985. 16. Боннар А. Греческая цивилизация. Ростов-н/Дону, 1994. Т. 1-2. 17. Борухович В.Г. Египет и греки в VI - V веках до н.э. // Учен. зап. Горьковского гос. ун-та. Серия ист. Горький, 1965. Вып. 67. С. 74-138. 18. Вдовин В.Н. Тирания Писистратидов // АОЦ. 1996. Вып. 4. С. 22-38. 19. Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988.

[327]

 

20. Видаль-Накэ П. Черный охотник: Формы мышления и формы общества в греческом мире. М., 2001. 21. Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Год рождения Херсонеса Таврического // Херсонесский сборник. Севастополь, 1998. Вып. 9. С. 36-46. 22. Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Херсонес изначальный // Древнейшие государства Восточной Европы. 1996— 1997 гг. М., 1999. С. 91-129. 23. Высокий М.Ф. "Эллинской вольности став помощью в славной борьбе" (битва при Гимере в 480 г. до н.э.) //Античность и средневековье Европы. Пермь, 1996. Вып. 3. С. 94— 100. 24. Высокий М.Ф. Тирания: к вопросу о терминологии // ВЧОАМ. С. 182-196. 25. Гиндин A.A., Цымбурский В.Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М, 1996. 26. Глускина A.M. Дельфы в период Первой священной войны // ВДИ. 1951. №2. С. 213-221. 27. Глускина A.M. Фратрия и род в структуре афинского полиса в IV в. до н.э. // ВДИ. 1983. № 3. С. 39 - 52. 28. Глускина A.M. Греко-персидские войны // История древнего мира. [Кн. 2]: Расцвет древних обществ: 3-е изд. М., 1989. С. 146-167. 29. Горовой В.В. Солон и формирование политического опыта античной демократии // Античность и современность: Докл. конф. М., 1991. С. 45-50. 30. Горовой В.В. Солон и гектеморы: к вопросу о реформе денежной системы в Афинах//АОЦ. 1996. Вып. 4. С. 38-41. 31. Грант М. Греческий мир в доклассическую эпоху. М., 1998. 32. Гринбаум Я.С. Художественный мир античной поэзии: Творческий поиск Пиндара. М., 1990. 33. Гущин В.Р. Был ли Писистрат назначен лидером диакриев? // Античный вестник (Омск). 1995. Вып. 3. С. 99- 107. 34. Дарвин A.A. Сфер Борисфенит и реформаторское движение в Спарте (историография вопроса) // Мнемон. СПб., 2003. Вып. 2. С. 171-190. 35. Дворецкая И.А., Залюбовина Г.Т., Шервуд Е.А. Кровная месть у древних греков и германцев. М., 1993. 36. Доватур А.И. Повествовательный и научный стиль Геродота. Л., 1957. 37. Доватур А.И. Феогнид и его время. Л., 1989. 38. Дьяконов И.М. Рабы, илоты и крепостные в ранней древности // ВДИ. 1973. № 4. 39. Дьяконов И.М., Якобсон В.А. Гражданское общество в древности // ВДИ. 1998. № 1. С. 22-30. 40. Жестоканов СМ. Олигархия Бакхиадов // Мнемон. СПб., 2003. Вып. 2. С. 53-64.

[328]

 

41. Жигунин В.Д. Очерки античной естественной истории (от Гомера до Анаксагора и его последователей) // Μνήμα: Сб. научн. тр., посвященный памяти проф. В.Д. Жигунина. Казань, 2002. С. 45-132. 42. Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции VIII - V вв до н.э. Л., 1985. 43. Залюбовина Г.Т. Архаическая Греция: Особенности мировоззрения и идеологии. М., 1992. 44. Залюбовина Г.Т., Щербаков В.И. Афины в период становления гражданской общины: афинские тираны и полисная религия // Ранние цивилизации: государство и право. М., 1994. С. 17 — 33. 45. Зелинский Ф.Ф. Из жизни идей. Т. 1: 3-е изд. Пг., 1916. Т. 2: 3-е изд. СПб., 1911. 46. Зельин К.К. Олимпионики и тираны // ВДИ. 1962. № 4. С. 21-29. 47. Зельин К.К. Борьба политических группировок в Аттике в VI веке до н.э. М, 1964. 48. Иванов Вяч. Дионис и прадионисийство. СПб., 1994. 49. Иванчик А.И. Основание Синопы. Легенды и история в античной традиции // ВДИ. 2001. № 1. С. 139-153. 50. Йегер В. Пайдейя: Воспитание античного грека. М., 2001. Т. 1. 51. Каждан А.П. Религия и атеизм в древнем мире. М., 1957. 52. Карпюк С.Г. Клисфеновские реформы и их роль в социально-политической борьбе в позднеархаических Афинах // ВДИ. 1986. № 1. С. 17-35. 53. Карпюк СТ. Лекции по истории Древней Греции. М., 1997. 54. Карпюк СТ. Общество, политика и идеология классических Афин. М., 2003. 55. Карсавин Л.П. Философия истории. СПб., 1993. 56. Касаткина H.A. Афинские владения на северном берегу Геллеспонта // XII Чтения памяти проф. С.И. Архангельского: Мат. междунар. конф. Н. Новгород, 2001. Ч. 1. С. 56 — 65. 57. Касаткина H.A. Солон Афинский и остров Саламин // АКРА: сб. научн. тр. Н. Новгород, 2002. С. 59-70. 58. Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М., 1993. 59. Кнабе Г.С. Русская античность: Содержание, роль и судьба античного наследия в культуре России. М., 1999. 60. Колобова K.M. Революция Солона // Учен. зап. ЛГУ. № 39. Серия ист. наук. Вып. 4. Л., 1939. С. 25-72. 61. Колобова K.M. Возникновение и развитие Афинского государства. Л., 1958. 62. Колобова K.M. К вопросу о возникновении афинского государства // ВДИ. 1968. № 4. С. 41-55. 63. Кошеленко Г.А. Греческий полис на эллинистическом Востоке. М., 1979.

[329]

 

64. Кошеленко Г.А. Полис и город: к постановке проблемы // ВДИ. 1980. № 1. С. 3-27. 65. Кузищин В.И. Афинская демократия и спартанская олигархия как политические системы // История Древней Греции. М., 1986. С. 164-183. 66. Кулишова О.В. Дельфийский оракул и тирания в архаической Греции //АП-95. С. 12-27. 67. Кулишова О.В. Дельфийский оракул в системе античных межгосударственных отношений (VII —V вв. до н.э.). СПб., 2001. 68. Кулишова О.В. Спартанский царь Клеомен и Дельфы // Мне-мон. СПб., 2003. Вып. 2. С. 65-88. 69. Курилов М.Э. Спартанские пифии // Античность, средние века и новое время. Социально-политические и этно-культурные процессы. Н. Новгород, 1997. С. 35 — 42. 70. Курилов М.Э. Спартанская дипломатическая практика в VI —IV вв. до н.э.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Саратов, 1999. 71. Кыйв М. Три "партии" в Аттике в VI в. до н.э. в контексте социально-политической истории архаических Афин // АП —95. С. 57-74. 72. Лапин В.В. Греческая колонизация Северного Причерноморья (критический очерк отечественных теорий колонизации). Киев, 1966. 73. Лаптева М.Ю. Посвящение Эака в храм Геры Самосской // Μνήμα: Сб. научн. тр., посвященный памяти проф. В.Д.Жигунина. Казань, 2002. С. 149- 156. 74. Латышев В.В. Очерк греческих древностей. СПб., 1997. Ч. 1: Государственные и военные древности. 75. Ленцман Я.А. Рабы в законах Солона: к вопросу о достоверности античной традиции // ВДИ. 1958. № 4. С. 51—69. 76. Ленцман Я.А. Достоверность античной традиции о Солоне // Древний мир. М., 1962. С. 579-586. 77. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. М., 1994. Кн. 2. 78. Лосев А.Ф. Гомер: 2-е изд. М., 1996. 79. Лурье С.Я. Антифонт: творец древнейшей анархической системы. М" 1925. 80. Лурье С.Я. К вопросу о роли Солона в революционном движении начала VI века // Учен. зап. ЛГУ. № 39. Серия ист. наук. Вып. 4. Л., 1939. С. 73-88. 81 Лурье С.Я. Клисфен и Писистратиды // ВДИ. 1940. № 2. С. 45-51. 82. Макаров И.Л. Тирания и Дельфы в рамках политической истории Греции второй половины VII —VI в. до н.э. // ВДИ. 1995. №4. С. 117-131. 83. Макаров И.А. Формы идеологического обоснования раннегреческой тирании: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1995.

[330]

 

84. Макаров И.А. Идеологические аспекты ранней греческой тирании // ВДИ. 1997. № 2. С. 25-42. 85. Макаров ИЛ. Орфизм и греческое общество в VI — IV вв. до н.э. // ВДИ. 1999. № 1. С. 8-19. 86. Маринович Л.П. Греция в V в. до н.э. // История Европы. М., 1988. Т. 1: Древняя Европа. С. 259-311. 87. Маринович Л.П. Закон и власть в классических Афинах // ВЧОАМ. С. 5-18. 88. Маринович Л.П. Гражданин на празднике Великих Дионисий и полисная идеология // Человек и общество в античном мире. М., 1998. С. 295-362. 89. Маринович Л.П. Античная и современная демократия: новые подходы. М., 2001. 90. Маркиш Ш. Сумерки в полдень: Очерк греческой культуры в эпоху Пелопоннесской войны. СПб., 1999. 91. Молчанов A.A. Микенские истоки семейных традиций у древних греков (генеалогический и сакральный аспекты) // Социальные структуры и социальная психология античного мира. М., 1993. С. 74-84. 92. Молчанов A.A., Нерознак В.П., Шарыпкин С.Я. Памятники древнейшей греческой письменности (введение в микенологию). М., 1988. 93. Молчанов A.A., Суриков И.Е. У истоков остракизма // ВЧОАМ. С. 252-260. 94. Молчанов A.A., Суриков И.Е. Писистратиды — потомки отказавших в гостеприимстве (Актуализация династического мифа) // ЗОГАМ. С. 122-130. 95. Надь Г. Греческая мифология и поэтика. М., 2002. 96. Нефедкин А.К. Основные этапы формирования фаланги гоплитов: военный аспект проблемы // ВДИ. 2002. № 1. С. 87 — 96. 97. Никитюк Е.В. Политические сообщества (гетерии) в классической Греции // АССАМ. С. 49- 107. 98. Новгородцев П.И. Политические идеалы древнего и нового мира. М., 1919. 99. Оппенхейм АЛ. Древняя Месопотамия: 2-е изд. М., 1990. 100. Пальцева Л.А. Из истории архаической Греции: Мегары и мегарские колонии. СПб., 1999. 101. Пальцева Л.A. К вопросу о кодификации права в Древней Греции // ДП. 2002. № 2 (10). С. 14-22. 102. Панченко Д.В. Платон и Атлантида. Λ., 1990. 103. Печатнова Л.Г. Неодамоды в Спарте // ВДИ. 1988. № 3. С. 19-29. 104. Печатнова Л.Г. Спартанские мофаки // АП — 95. С. 89 — 103. 105. Печатнова Л.Г. Спартанские парфении // AM. С. 172 — 186. 106. Печатнова Л.Г. История Спарты: Период архаики и классики. СПб.,2001.

[331]

 

106а. Родс П.Дж. Афинский театр в политическом контексте // ВДИ. 2004. № 2. С. 33-56. 107. Русяева A.C. К вопросу об основании ионийцами Ольвии // ВДИ. 1998. № 1. С. 160-170. 108. Скржинская М.В. Устная традиция о Писистрате // ВДИ. 1969. №4. 109. Строгецкий В.М. Истоки конфликта эфората и царской власти в Спарте // АП-79. С. 42-57. 110. Строгецкий В.М. О датировке битвы при Сепее // ВДИ. 1979. №4. С. 108-117. 111. Строгецкий В.М. Некоторые особенности внутриполитической борьбы в Спарте в конце VI — начале V в. до н.э. Клеомен и Демарат // ВДИ. 1982. № 3. С. 38 - 49. 112. Строгецкий В.М. Политическая борьба в Спарте в 70-е годы V в. до н.э. (дело Павсания) // Проблемы античной государственности. Л., 1982. С. 60-85. 113. Строгецкий В.М. Полис и империя в классической Греции. Н. Новгород, 1991. 114. Строгецкий В.М. Морская программа Фемистокла и возникновение триерархии // AM. С. 69 — 83. 115. Суриков И.Е. Афинский ареопаг в первой половине V в. до н.э. // ВДИ. 1995. № 1. С. 23-40. 116. Суриков И.Е. Демократия и гетерии: некоторые аспекты политической жизни Афин V в. до н.э. // ВЧОАМ. С. 89 — 99. 117. Суриков И.Е. Гостеприимство Креза и афиняне // ЗОГАМ. С. 72-79. 118. Суриков И.Е. Историко-географические проблемы понтийской экспедиции Перикла // ВДИ. 1999. № 2. С. 98 - 114. 119. Суриков И.Е. О некоторых особенностях правосознания афинян классической эпохи // ДП. 1999. № 2(5). С. 34-42. 120. Суриков И.Е. Остракизм в Мегарах и Херсонесе Таврическом // Проблемы антиковедения и медиевистики. Нижний Новгород, 1999. С. 48-52. 121. Суриков И.Е. Два очерка об афинской внешней политике классической эпохи // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Казань, 2000. С. 95 — 112. 122. Суриков И.Е. Законодательство Драконта в Афинах и его исторический контекст // ДП. 2000. № 2 (7). С. 8 - 18. 123. Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклассической эпох: Род Алкмеонидов в политической жизни Афин VII —V вв. до н.э. М., 2000. 124. Суриков И.Е. К историко-хронологическому контексту последнего афинского остракизма // Античность: эпоха и люди. Казань, 2000. С. 17-27. 125. Суриков И.Е. Камень и глина: к сравнительной характеристике некоторых ментальных парадигм древнегреческой и римской цивилизаций // Сравнительное изучение цивилизаций мира (междисциплинарный подход). М., 2000. С. 273-288.

[332]

 

126. Суриков И.Е. Ксантипп, отец Перикла: Штрихи к политической биографии // ПИФК. 2000. Вып. 8. С. 100- 109. 127. Суриков И.Е. Остракизм и остраконы: в Афинах и за их пределами // Hyperboreus. 2000. Vol. 6, fasc. 1. P. 103-123. 128. Суриков И.Е. Лидийский царь Крез и Балканская Греция // SH. 2001. Т. 1.С. 3-15. 129. Суриков И.Е. Место аристократических родословных в общественно-политической жизни классических Афин // Из истории античного общества. Н. Новгород, 2001. Вып. 7. С. 138—147. 130. Суриков И.Е. Политическая борьба в Афинах в начале V в. до н.э. и первые остракофории // ВДИ. 2001. № 2. С. 118-130. 131. Суриков И.Е. Античная нарративная традиция об институте остракизма // SH. 2002. Т. 2. С. 51 - 74. 132. Суриков И.Е. Внешняя политика Афин в период Пентеконтаэтии // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Ч. 2: Хрестоматия. Казань, 2002. С. 39 —81. 133. Суриков И.Е. Законодательство Солона об упорядочении погребальной обрядности // ДП. 2002. № 1 (9). С. 8-21. 134. Суриков И.Е. О некоторых факторах колонизационной политики Гераклеи Понтийской // ПИФК. 2002. Вып. 12. С. 72-82. 135. Суриков И.Е. Фемистокл: homo novus в кругу старой знати // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. 8. Спец. выпуск: Персональная история и интеллектуальная биография. М., 2002. С. 342 — 364 (то же см.: История через личность: историческая биография сегодня / Под ред. Л.П. Репиной. М.: Кругъ, 2005. С. 559-581). 136. Суриков И.Е. Эволюция религиозного сознания афинян во второй половине V в. до н.э.: Софокл, Еврипид и Аристофан в их отношении к традиционной полисной религии. М., 2002. 137. Суриков И.Е. Авторское начало в лирике Солона // Восточная Европа в древности и средневековье: Автор и его текст. М., 2003. С. 235-240. 138. Суриков И.Е. Изменения в афинских законах в V в. до н.э. (на примере закона об остракизме) // ДП. 2003. № 1 (11). С. 8 — 22. 139. Суриков И.Е. Остракон Мегакла, Алкмеониды и Эретрия (Эпиграфическое свидетельство о внешних связях афинской аристократии) // ВДИ. 2003. № 2. С. 16-25. 140. Суриков И.Е. Функции института остракизма и афинская политическая элита // ВДИ. 2004. № 1. С. 3 - 30. 141. Трухина H.H. Политика и политики "золотого века" Римской республики. М., 1984. 142. Туманс X. Военная организация греков в архаическую эпоху (Афины VIII — VI вв. до н.э.) // Античное общество: Проблемы политической истории. СПб., 1997. С. 6—19. 143. Туманс X. Идеологические аспекты власти Писистрата // ВДИ. 2001. №4. С. 12-45. 144. Туманс X. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла (VIII-V вв. до н.э.). СПб., 2002.

[333]

 

145. Фролов Э.Д. Немецкая историография античности // Историография античной истории. М., 1980. С. 208 — 225. 146. Фролов Э.Д. Политические лидеры афинской демократии (опыт типологической характеристики) // Политические деятели античности, средневековья и нового времени. Л., 1983. С. 6-22. 147. Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Л., 1988. 148. Фролов Э.Д. Фукидид и тирания (у истоков научного представления о древнегреческой тирании) // ВЧОАМ. С. 19 — 28. 149. Фролов Э.Д. Соблазн научного поиска (по поводу книги Харийса Туманса о рождении демократии в древних Афинах) // X. Туманс. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла (VIII-V вв. до н.э.). СПб., 2001. С. 5- 18. 150. Фролов Э.Д. Сообщества друзей // АССАМ. С. 11 - 48. 151. Фролов Э.Д. Критий, сын Каллесхра, афинянин, — софист и тиран // ВДИ. 2003. № 4. С. 67-89. 152. Цецхладзе Г.Р. Греческое проникновение в Восточное Причерноморье: некоторые итоги изучения. Ч. 1 — 2 // ВДИ. 1997. №2. С. 100-116;№3. С. 87-97. 153. Шишова И.А. Раннее законодательство и становление рабства в античной Греции. Л., 1991. 154. Штерн Э.Р. фон. Солон и деление аттического гражданского населения на имущественные классы. Б.м., б.г. (оттиск из неуказанного изд., хранящийся в ГПИБ). 155. Яйленко В.П. Греческая колонизация VII —III вв. до н.э.: По данным эпиграфических источников. М., 1982. 156. Яйленко В.П. Архаическая Греция и Ближний Восток. М., 1990. 157. Янковский А.И. Раннегреческая тирания и возникновение трагедии // AM. С. 109 - 116. 158. Adkins A.W.H. Moral Values and Political Behaviour in Ancient Greece: From Homer to the End of the Fifth Century. L., 1972. 159. Affortunati M., Scardigli B. Aspects of Plutarch's Life of Publicola // PHT. P. 109- 131. 160. Alexander J.W. The Marriage of Megacles // C1J. 1959. Vol. 55, N3. P.129-134. 161. Amit M. Great and Small Poleis. Bruxelles, 1973. 162. The Ancient Greek City-State. Copenhagen, 1993. 163. Andrewes A. The Greek Tyrants. N.Y., 1963. 164. Arnheim M.T.W. Aristocracy in Greek Society. Plymouth, 1977. 165. Arnush M.F. The Career of Peisistratos Son of Hippias // Hesperia. 1995. Vol. 64, N 2. P. 135- 162. 166. Aurenche O. Les groupes d'Alcibiade, de Leogoras et de Teueres: Remarques sur la vie politique athenienne en 415 avant J.C. P., 1974. 167. Austin MM. Greek Tyrants and the Persians, 546-479 B.C. // ClQ. 1990. Vol. 40, N 2. P. 289-306.

[334]

 

168. Austin M.M., Vidal-Naquet P. Economic and Social History of Ancient Greece: An Introduction. Berkeley, 1977. 169. Badian Ε. Archons and Strategoi // Antichthon. 1971. Vol. 5. P. 1-34. 170. Badian Ε. From Plataea to Potidaea: Studies in the History and Historiography of the Pentecontaetia. Baltimore, 1993. 171. Barello A. Il processo di Cleomene e la crisi dinastica di Sparta // CISA. 1996. Vol. 22. P. 19-27. 172. Bengtson H. Einzelpersönlichkeit und athenischer Staat zur Zeit des Peisistratos und des Miltiades. München, 1939. 173. Bengtson H. Die Staatsverträge des Altertums. Bd. 2: Die Verträge der griechisch-römischen Welt von 700 bis 338 v.Chr. München, 1962. 174. Bengtson H. The Greeks and the Persians from the Sixth to the Fourth Centuries. L., 1969. 175. Bengtson H. Kleine Schriften zur alten Geschichte. München, 1974. 176. Bengtson H. Griechische Staatsmänner des 5. und 4. Jahrhunderts v. Chr. München, 1983. 177. Berthold R.M. The Athenian Embassies to Sardis and Cleomenes' Invasion of Attica // Historia. 2002. Bd. 51, H. 3. S. 259-267. 178. Berve H. Fürstliche Herren zur Zeit der Perserkriege // Die Antike. 1936. Bd. 12. S. 1-28. 179. Berve H. Miltiades: Studien zur Geschichte des Mannes und seiner Zeit. В., 1937. 180. Berve H. Die Tyrannis bei den Griechen. München, 1968. Bd. 1 - 2. 181. Berve H. Gestaltende Kräfte der Antike. München, 1966. 182. Bicknell P.J. Whom did Kleisthenes Enfranchise? // PP. 1969. Fasc. 124. P. 34-37. 183. Bicknell P.J. The Exile of the Alkmeonidai during the Peisistratid Tyranny // Historia. 1970. Bd. 19. H. 2. S. 129- 131. 184. Bicknell P.J. Studies in Athenian Politics and Genealogy. Wiesbaden, 1972. 185. Bicknell P.J. Herodotos 5. 68 and the Racial Policy of Kleisthenes of Sikyon // GRBS. 1982. Vol. 23, N 3. P. 203-212. 186. Boardman J. The Greeks Overseas. Baltimore, 1964. 187. Boardman J. Herakles, Peisistratos, and Sons // RA. 1972. N 1. P.57-72. 188. Boardman J. Herakles, Peisistratos, and Eleusis // JHS. 1975. Vol. 95. P. 1-12. 189. Boardman J. Material Culture // САН: 2nd ed. 1988. Vol. 4. P. 414-430. 190. Boardman J. Herakles, Peisistratos, and the Unconvinced // JHS. 1989. Vol. 109. P. 158-159. 191. Boegehold A.L. et al. The Lawcourts at Athens: Sites, Buildings, Eguipment, Procedure, and Testimonia (The Athenian Agora. Vol. 28). Princeton, 1995.

[335]

 

192. Boer W. den. Laconian Studies. Amsterdam, 1954. 193. Boersma J.S. Athenian Building Policy from 561/0 to 405/4 B.C. Groningen, 1970. 194. Bourriot F. Recherches sur la nature du genos: Étude d'histoire sociale athénienne. Périodes archaïque et classique. Lille; P., 1976. T. 1-2. 195. Bradeen D. The Fifth-Century Archon List // Hesperia. 1964. Vol. 32, N2. P. 187-208. 196. Brandt H. Pythia, Apollon und die älteren griechischen Tyrannen // Chiron. 1998. Bd. 28. S. 193-212. 197. Bravo В. Commerce et noblesse en Grèce archaïque // Dialogues d'histoire ancienne. 1984. Vol. 10. P. 99-160. 198. Bremmer J.N. Adolescents, Symposion and Pederasty // Sympotica: A Symposium on the Symposion. Oxford, 1990. P. 138-148. 199. Brenne S. Ostrakismos und Prominenz in Athen: Attische Bürger des 5. Jhs. v.Chr. auf den Ostraka. Wien, 2001. 200. Buck R.J. The Reform of 487 B.C. in the Selection of Archons // ClPh. 1965. Vol. 60, N 2. P. 96- 101. 201. Bugh G.R. The Horsemen of Athens. Princeton, 1988. 202. Burkert W. The Orientalizing Revolution: Near Eastern Influence on Greek Culture in the Early Archaic Age. Cambridge (Mass.), 1992. 203. Burn A.R. The Lyric Age of Greece. L., 1978. 204. Cadoux T.J. The Athenian Archons from Kreon to Hypsichides // JHS. 1948. Vol. 68. P. 70- 123. 205. Calhoun G.M. Athenian Clubs in Politics and Litigation. N.Y., 1970. 206. Camp J.M. The Athenian Agora: Excavations in the Heart of Classical Athens. L., 1986. 207. Camp J.M. Before Democracy: Alkmaionidai and Peisistra-tidai//AAAD. P. 7-12. 208. Cantarella E. L'omosessualità nel diritto ateniese // Symposion 1985: Vorträge zur griechischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Köln, 1989. S. 153-175. 209. Carawan E.M. Eisangelia and Euthyna: The Trials of Miltiades, Themistocles, and Cimon // GRBS. 1987. Vol. 28, N 2. P. 167-208. 210. Cartledge P. The Greeks: A Portrait of Self and Others. Oxford, 1993. 211. Cassola F. Solone, la terra e gli ectemori // PP. 1964. Fasc. 94. P. 26-68. 212. Cassola F. La propriété del suolo in Attica fino a Pisistrato // PP. 1973. Vol. 28. P. 75-87. 213. Cavaignac E. La désignation des archontes athéniens jusqu'en 487 // Revue de philologie, de littérature et d'histoire anciennes. 1924. Vol. 48. P. 144-148.

[336]

 

214. Cawkwell G.I. Sparta and her Allies in the Sixth Century // C1Q. 1993. Vol. 43, N 2. P. 364 ff. 215. Chiasson Ch. The Herodotean Solon // GRBS. 1986. Vol. 27, N 3. P. 249-262. 216. Childs W.A.P. The Date of the Old Temple of Athena on the Athenian Acropolis // AAAD. P. 1 - 6. 217. Chrimes K.M. T. Ancient Sparta: A Re-examination of the Evidence. Manchester, 1952. 218. Clauss M. Sparta: Eine Einführung in seine Geschichte und Zivilisation. München, 1983. 219. Clinton К. The Eleusinian Mysteries and Panhellenism in Democratic Athens // AAAD. P. 161 - 172. 220. Cohen D. The Rule of Law and Democratic Ideology in Classical Athens // AD. S. 227-244. 221. Connor W.R. The New Politicians of Fifth-Century Athens. Princeton, 1971. 222. Connor W.R. Tribes, Festivals and Processions: Civic Ceremonial and Political Manipulation in Archaic Greece // JHS. 1987. Vol. 107. P. 40-50. 223. Connor W.R. City Dionysia and Athenian Democracy // Aspects of Athenian Democracy. Copenhagen, 1990. P. 9 ff. 224. Cook E.F. The Odyssey in Athens: Myths of Cultural Origins. Ithaca, 1995. 225. Cook R.M. Thucydides as Archaeologist // ABSA. 1955. Vol. 50. P. 266-270. 226. Cook R.M. The Francis - Vickers Chronology // JHS. 1989. Vol. 109. P. 164-170. 227. Cordano F. 'Basilées dorophägoi' e 'dikaspdloi' // CISA. 1996. Vol.22. P. 3-8. 228. Cornelius F. Die Tyrannis in Athen. München, 1929. 229. Crawford M.H. Solon's Alleged Reform of Weights and Measures // Eirene. 1972. Vol. 10. P. 5-8. 230. Cromey R.D. Kleisthenes' Fate // Historia. 1979. Bd. 28, H. 2. S. 129-147. 231. Daly L.W. Miltiades, Aratus and Compound Fractures // American Journal of Philology. 1980. Vol. 101, N 1. P. 59-60. 232. Darbo-Peschanski C. Condition humaine, condition politique: Fondements de la politique dans la Grèce archaïque et classique // Annales: Histoire, sciences sociales. 1996. Vol. 51, N 4. P. 711-732. 233. Daverio Rocchi G. Politica di famiglia e politica di tribu nella polis ateniese (Vsecolo) // Acme. 1971. Vol. 24, fasc. 1. P. 13-44. 234. David E. Solon, Neutrality and Partisan Literature of Late Fifth-Century Athens // Museum Helveticum. 1984. Vol. 41, fasc. 3. P. 129-138. 235. Davies J.K. Athenian Propertied Families, 600-300 B.C. Oxford, 1971.

[337]

 

236. DaviesJ.K. The Origins of the Greek Polis": Where should We be Looking? // DPAG. P. 24-38. 237. Day J., Chambers M. Aristotle's History of Athenian Democracy Berkeley, 1962. 238. DefradasJ. Les thèmes de la propagande delphique. P., 1954. 239. Demand N. Poleis on Cyprus and Oriental Despotism // MSAGP P. 7-15. 240. Develin R. Solon's Law on Stasis // Historia. 1977. Bd. 26, H 4 S. 507-508. 241.Deve7m В., Kilmer M. What Kleisthenes did // Historia 1997 Bd. 46, H. 1. S. 3-18. 242. The Development of the Polis in Archaic Greece. L.; N.Y., 1997. 243. DiesnerH.-J. Griechische Tyrannis und griechische Tyrannen. В 1960. 244. Diesner H.-J. Peisistratidenexkurs und Peisistratidenbild bei Thukydides // Thukydides. Darmstadt, 1968. S. 531-545. 245. Doenges N.A. Ostracism and the Boulai of Kleisthenes // Historia 1996. Bd. 45, H. 4. S. 387-404. 246. Doenges N.A. The Campaign and Battle of Marathon // Historia 1998. Bd. 47, H. 1. S. 1-17. 247. Donlan W. The Relations of Power in the Pre-State and Early State Polities // DPAG. P. 39-49. 248. Drews R. The First Tyrants in Greece // Historia. 1972. Bd. 21, H 2 S. 129-144. 249. DucreyP. La muraille est-elle un élément constitutif d'une cité? // Sources for the Ancient Greek City-State. Copenhaqen, 1995 P. 245-256. 250. Dunbabin T.J. The Western Greeks. Oxford, 1948. 251. Eder W. The Political Significance of the Codification of Law in Archaic Societies: An Unconventional Hypothesis // Social Struggles in Archaic Rome: New Perspectives on the Conflict of the Orders. Berkeley, 1986. P. 262-300. 252. Eder W. Die athenische Demokratie im 4. Jahrhundert v.Chr. Krise oder Vollendung? // AD. S. 11 — 28. 253. Eder W. Monarchie und Demokratie im 4. Jahrhundert v.Chr.: Die Rolle des Fürstenspiegels in der athenischen Demokratie // AD. S. 153-173. 254. Ehrenberg V. Neugründer des Staates: Ein Beitrag zur Geschichte Spartas und Athens im VI. Jahrhundert. München, 1925. 255. Ehrenberg V. The People of Aristophanes: 2nd ed. Oxford, 1951. 256. Ehrenberg V. Der Staat der Griechen. Teil 1. Der hellenische Staat. Leipzig, 1957. 257. Ehrenberg V. From Solon to Socrates: Greek History and Civilization during the 6th and 5th Centuries B.C. L., 1968. 258. Eliot C.W. Coastal Demes of Attica: A Study of the Policy of Kleisthenes. Toronto, 1962.

[338]

 

259. Ellis J.R., Stanton G.R. Factional Conflict and Solon's Reforms // Phoenix. 1968. Vol. 22, N 2. P. 95-110. 260. Ferrara G. La politica di Solone. Napoli, 1964. 261. Figueira T.J. The Ten Archontes of 579/8 at Athens // Hesperia. 1984. Vol. 53, N 4. P. 447-473. 262. Figueira T.J. Xanthippos, Father of Pericles, and the Prutaneis of the Naukraroi // Historia. 1986. Bd. 35, H. 3. S. 257-279. 263. FinleyM.I. The Ancient Economy.'Berkeley, 1973. 264. FinleyM.I. Early Greece: The Bronze and Archaic Ages: 2nd ed. L., 1981. 265. Finley M.I. Authority and Legitimacy in the Classical City-State. Ktfbenhavn, 1982. 266. FinleyM.I. Politics in the Ancient World. Cambridge, 1983. 267. Finley M.I. Foreword // Greek Religion and Society. Cambridge, 1985. P. XIII-XX. 268. Flaceliere R. La vie quotidienne en Grece au siecle de Pericles. P., 1960. 269. Fornara Сл. W. Themistocles' Archonship // Historia. 1971. Bd. 20, H. 5/6. S. 534-540. 270. Forrest W.G. The First Sacred War // BCH. 1956. Vol. 80, N 1. P. 33-52. 271. Forrest W.G. The Emergence of Greek Democracy: The Character of Greek Politics, 800-400 B.C. L., 1966. 272. Forrest W.G. Delphi, 750-500 B.C. // САН: 2nd ed. Vol. 3, pt. 3. 1982. P. 305-320. 273. Forrest W.G., Stockton D.L. The Athenian Archons: A Note // Historia. 1987. Vol. 36, N 2. P. 235-240. 274. Foxhall L. A View from the Top: Evaluating the Solonian Property Classes // DPAG. P. 113-136. 275. Freeman K. God, Man and State: Greek Concepts. L., 1952. 276. French A. Solon and the Megarian Question // JHS. 1957. Vol. 77, N2. P. 238-246. 277. French A. Solon's Act of Mediation // Antichthon. 1984. Vol. 19. P. 1-12. 278. French V. The Spartan Family and the Spartan Decline: Changes in Child-Rearing Practices and Failure to Reform // PaP. P. 241-274. 279. Fritz K. von. Nochmals das solonische Gesetz gegen Neutralität im Bürgerzwist // Historia. 1977. Bd. 26, H. 2. S. 245-247. 280. Frost F.J. Tribal Politics and the Civic State // American Journal of Ancient History. 1976. Vol. 1, N 2. P. 66-75. 281. Frost F.J. The Rural Demes of Attica // AAAD. P. 173 - 174. 282. Frost F.J. Faith, Authority, and History in Early Athens // Religion and Power in the Ancient Greek World. Uppsala, 1996. P. 83-89. 283. Funke P. Polisgenese und Urbanisierung in Aitolien im 5. und 4. Jh. v.Chr. // PUCPC. P. 145-188. 284. Further Studies in the Ancient Greek Polis. Stuttgart, 2000.

[339]

 

285. Gagarin M. The Thesmothetai and the Earliest Athenian Tyranny Law // Transactions of the American Philological Association. 1981. Vol. 111. P. 71-77. 286. Gallotta B. Basileis ed eupatridai // RIL. 1979. Vol. 113. P. 261-276. 287. Gat A. Why City-States Existed? Riddles and Clues of Urbanisation and Fortifications // A Comparative Study of Six City-State Cultures. Copenhagen, 2002. P. 125- 139. 288. Gauer W. Das Athenerschatzhaus und die marathonischen Akrothinia in Delphi // Forschungen und Funde. Innsbruck, 1980. S. 127-136. 289. Gehrke H.-J. Stasis. Untersuchungen zu den inneren Kriegen in den griechischen Staaten des 5. und 4. Jahrhundert v.Chr. München, 1985. 290. Gehrke HJ. Der Nomosbegriff der Polis // Nomos und Gesetz: Ursprünge und Wirkungen des griechischen Gesetzesdenkens. Göttingen, 1995. S. 13-35. 291. Georges P. Barbarian Asia and the Greek Experience: From the Archaic Period to the Age of Xenophon. Baltimore, 1994. 292. Gernet L. Anthropologie de la Grece antique. P., 1968. 293. Giorgini G. La cittä e il tiranno. Varese, 1993. 294. Goldstein J.A. Solon's Law for an Activist Citizenry // Historia. 1972. Bd. 21.H. 4. S. 538-545. 295. Gomme A.W. The Population of Athens in the Fifth and Fourth Centuries B.C.: Repr. ed. Westport, 1986. 296. Gouschin V. Pisistratus' Leadership in A.P. 13.4 and the Establishment of the Tyranny of 561/560 B.C. // ClQ. 1999. Vol. 49, N 1. P. 14-23. 297. GrafD.F. Greek Tyrants and Achaemenid Politics // The Craft of the Ancient Historian. Lanham, 1985. P. 79- 123. 298. The Greek City: From Homer to Alexander. Oxford, 1991. 299. Greenhalgh P.A.L. Aristocracy and its Advocates in Archaic Greece // G&R. 1972. Vol. 1, N 2. P. 190-207. 300. Griffith R.D. Hippias' Missing Tooth // AHB. 1994. Vol. 8, N 4. P. 121-122. 301. Grube G.M.A. Euripides and the Gods // Euripides: A Collection of Critical Essays. Englewood Cliffs, 1968. P. 34-50. 302. Hall E. Inventing the Barbarian: Greek Self-Definition through Tragedy. Oxford, 1991. 303. Hall J.M. Sparta, Lakedaimon and the Nature of Perioikic Dependency // Further Studies in the Ancient Greek Polis // Stuttgart, 2000. P. 73-89. 304. Hammond N.G.L. The Family of Orthagoras // ClQ. 1956. Vol. 6, N 1/2. P. 45-53. 305. Hammond N.G.L. A History of Greece to 322 B.C. Oxford, 1959. 306. Hammond N.G.L. Studies in Greek History. Oxford, 1973.

[340]

 

331. Howe T. Pastoralism, the Delphic Amphiktyony and the First Sacred War: The Creation of Apollo's Sacred Pastures // Historia. 2003. Bd. 52, H. 2. S. 129-146. 332. Humphreys S.C. The Family, Women and Death: Comparative Studies. L., 1983. 333. Humphreys S.C. A Historical Approach to Drakon's Law on Homicide // Symposion 1990: Vorträge zur griechischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Köln, 1991. S. 17 — 45. 334. Hurwit J.M. The Art and Culture of Early Greece, 1100 - 480 B.C. Ithaca, 1985. 335. Introduction to an Inventory of Poleis. Copenhagen, 1996. 336. Jacoby F. Atthis: The Local Chronicles of Ancient Athens. Oxford, 1949. 337. Jacoby F. Die Fragmente der griechischen Historiker. Teil 3b: A Commentary on the Ancient Historians of Athens. Leiden, 1954. Vol. 1-2. 338. Jaeger W. Solons Eunomie // Sitzungber. d. Preuss. Ak. d. Wiss. Philos.-hist. Kl. 1926. S. 69-85. 339. Jeffery L.H. Archaic Greece: The City-States c. 700-500 B.C. L, 1978. 340. Jones J.W. The Law and Legal Theory of the Greeks: An Introduction. Oxford, 1956. 341. Jones N.F. The Associations of Classical Athens: The Response to Democracy. N.Y.; Oxford, 1999. 342. Judeich W. Topographie von Athen: 2. Aufl. München, 1931. 343. Kagan D. The Enfranchisement of Aliens by Cleisthenes // Historia. 1963. Bd. 12. H. 1. S. 41-46. 344. Kebric R.B. The Paintings in the Cnidian Lesche at Delphi and their Historical Context. Leiden, 1983. 345. Keen A.G. Were the Boiotian Poleis Autonomoi? // MSAGP. P. 113-125. 346. Kelly D.H. The Athenian Archonship 508/7 - 487/6 B.C. // Antichthon. 1978. Vol. 12. P. 1 - 17. 347. Kelly Th. A History of Argos to 500 B.C. Minneapolis, 1976. 348. Kennell N.M. The Gymnasium of Virtue: Education and Culture in Ancient Sparta. Chapel Hill; L., 1995. 349. Kerferd G.B. The Sophistic Movement. Cambridge, 1984. 350. Kienast D. Die innenpolitische Entwicklung Athens im 6. Jahrhundert und die Reformen von 508 // Historische Zeitschrift. 1965. Bd. 200, H. 2. S. 265-283. 351. KinzlK.H. Miltiades-Forschungen. Wien, 1968. 352. Kinzl K.H. Athens between Tyranny and Democracy // Greece and the Eastern Mediterranean in Ancient History and Prehistory. В., 1977. P. 199-223. 353. Kluwe E. Bemerkungen zu den Diskussionen über die drei "Parteien" in Attika zur Zeit der Machtergreifung des Peisistratos // Klio. 1972. Bd. 54. S. 101 - 124.

[341]

 

331. Howe T. Pastoralism, the Delphic Amphiktyony and the First Sacred War: The Creation of Apollo's Sacred Pastures // Historia. 2003. Bd. 52, H. 2. S. 129-146. 332. Humphreys S.C. The Family, Women and Death: Comparative Studies. L., 1983. 333. Humphreys S.C. A Historical Approach to Drakon's Law on Homicide // Symposion 1990: Vorträge zur griechischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Köln, 1991. S. 17 — 45. 334. Hurwit J.M. The Art and Culture of Early Greece, 1100 - 480 B.C. Ithaca, 1985. 335. Introduction to an Inventory of Poleis. Copenhagen, 1996. 336. Jacoby F. Atthis: The Local Chronicles of Ancient Athens. Oxford, 1949. 337. Jacoby F. Die Fragmente der griechischen Historiker. Teil 3b: A Commentary on the Ancient Historians of Athens. Leiden, 1954. Vol. 1-2. 338. Jaeger W. Solons Eunomie // Sitzungber. d. Preuss. Ak. d. Wiss. Philos.-hist. Kl. 1926. S. 69-85. 339. Jeffery L.H. Archaic Greece: The City-States c. 700-500 B.C. L, 1978. 340. Jones J.W. The Law and Legal Theory of the Greeks: An Introduction. Oxford, 1956. 341. Jones N.F. The Associations of Classical Athens: The Response to Democracy. N.Y.; Oxford, 1999. 342. Judeich W. Topographie von Athen: 2. Aufl. München, 1931. 343. Kagan D. The Enfranchisement of Aliens by Cleisthenes // Historia. 1963. Bd. 12. H. 1. S. 41-46. 344. Kebric R.B. The Paintings in the Cnidian Lesche at Delphi and their Historical Context. Leiden, 1983. 345. Keen A.G. Were the Boiotian Poleis Autonomoi? // MSAGP. P. 113-125. 346. Kelly D.H. The Athenian Archonship 508/7 - 487/6 B.C. // Antichthon. 1978. Vol. 12. P. 1 - 17. 347. Kelly Th. A History of Argos to 500 B.C. Minneapolis, 1976. 348. Kennell N.M. The Gymnasium of Virtue: Education and Culture in Ancient Sparta. Chapel Hill; L., 1995. 349. Kerferd G.B. The Sophistic Movement. Cambridge, 1984. 350. Kienast D. Die innenpolitische Entwicklung Athens im 6. Jahrhundert und die Reformen von 508 // Historische Zeitschrift. 1965. Bd. 200, H. 2. S. 265-283. 351. KinzlK.H. Miltiades-Forschungen. Wien, 1968. 352. Kinzl K.H. Athens between Tyranny and Democracy // Greece and the Eastern Mediterranean in Ancient History and Prehistory. В., 1977. P. 199-223. 353. Kluwe E. Bemerkungen zu den Diskussionen über die drei "Parteien" in Attika zur Zeit der Machtergreifung des Peisistratos // Klio. 1972. Bd. 54. S. 101 - 124.

[342]

 

354. Knox R.A. "So Mischievous a Beaste"? The Athenian Demos and its Treatment of its Politicians // G&R. 1985. Vol. 32, N 2. P. 132-161. 355. Kolb F. Die Bau-, Religions- and Kulturpolitik der Peisistratiden // Jahrbuch des Deutschen Archäologischen Instituts. 1977. Bd. 92. S. 99-138. 356. Kraay CM. Archaic and Classical Greek Coins. Berkeley, 1976. 357. Kraft К. Zur solonischen Gewichts- und Münzreform // Jahrbuch für Numismatik und Geldgeschischte. 1969. Bd. 19. S. 7-24. 358. Kritzas Ch.B. Aspects de la vie politique et économique d'Argos au Ve siècle avant J.-C. // Polydipsion Argos: Argos de la fin des palais mycéniens à la constitution de l'État classique. P., 1992. P. 232-240. 359. Lang M. Graffiti and Dipinti (The Athenian Agora. Vol. 21). Princeton, 1976. 360. Lanziglotta E. Milziade nel Chersoneso e la conquista di Lemno // Miscellanea greca e romana. 1977. Vol. 5. P. 65 — 94. 361. Lavagnini B. Solone e il voto obbligatorio // Rivista di filologia Classica. 1947. Vol. 25, fasc. 1/2. P. 81-93. 362. Lovelle В.M. The Sorrow and the Pity: A Prolegomenon to a History of Athens under the Peisistratids, c. 560 - 510 B.C. Stuttgart, 1993. 363. LazenbyJ.F. The Defence of Greece 490-479 B.C. Warminster, 1993. 364. Leahy D.M. The Spartan Embassy to Lygdamis // JHS. 1957. Vol. 77, N2. P. 272-275. 365. Legon R.P. Megara: The Political History of a Greek City-State to 336 B.C. Ithaca, 1981. 366. Lehmann G.A. Der "Erste Heilige Krieg" — eine Fiktion? // Historia. 1980. Bd. 29. H. 2. S. 242-246. 367. LendonJ.E. Spartan Honor // PaP. P. 105-126. 368. Lenschau Th. Kleomenes // RE. Hlbd. 21. 1921. Sp. 695-702. 369. Lenschau Th. König Kleomenes I. von Sparta // Klio. 1938. Bd. 31. S. 412-429. 370. Leschhorn W. "Gründer der Stadt": Studien zu einem politischreligiösen Phänomen der griechischen Geschichte. Stuttgart, 1984. 371. Lévêque P. La naissance de la Grèce: Des rois aux cités. P., 1990. 372. Lévêque P., Vidal-Naquet P. Clisthène l'Athénien. P., 1964. 373. LévyE. Athènes devant la défaite de 404: Histoire d'une crise idéologique. P., 1976. 374. Lévy E. La kryptie et ses contradictions // Ktema. 1988. № 13. P. 245-252. 375. Lewis D.M. The Tyranny of the Pisistratidae // САН: 2nd ed. 1988. Vol. 4. P. 287-302. 376. Libero L. de. Die archaische Tyrannis. Stuttgart, 1996. 377. Linforth l.M. Solon the Athenian. Berkeley, 1919.

[343]

 

378. Lintott A. Violence, Civil Strife and Revolution in the Classical City, 750-330 B.C. Baltimore, 1982. 379. Littman R.J. Kinship in Athens // Ancient Society. 1979. Vol. 10. P. 5-31. 380. Littman R.J. Kinship and Politics in Athens 600-400 B.C. N.Y., 1990. 381. Long CR. Greeks, Carians, and the Purification of Delos // AJA. 1958. Vol. 62, N 3. P. 297 - 306. 382. Lumpe A. Solons Einfluss auf Xenophanes // RhM. 1955. Bd. 98, H. 4. S. 378. 383. McCargar DJ. Isagoras, Son of Teisandros, and Isagoras, Eponymous Archon of 508/7: A Case of Mistaken Identity // Phoenix. 1974. Vol. 28, N 3. P. 275-281. 384. McCargar DJ. New Evidence for the Kleisthenic Boule // CIPh. 1976. Vol. 71, N 3. P. 248-252. 385. McGregor M.F. The Pro-Persian Party at Athens from 510 to 480 B.C. // Athenian Studies Presented to W.S. Ferguson. Cambridge (Mass.), 1940. P. 71-95. 386. McGregor M.F. Phormion and Peisistratos // Phoenix. 1974. Vol. 28, N 1. P. 18-21. 387. Manuwald B. Zu Solons Gedankenwelt // RhM. 1989. Bd. 132. H. l.S. 1-25. 388. Markianos S.S. The Chronology of the Herodotean Solon // Historia. 1974. Bd. 23. H. 1. S. 1-20. 389. Martina A. Solone: Testimonianze sulla vita e l'opéra. R., 1968. 390. Masaracchia A. Solone. Firenze, 1958. 391. Mastrocinque A. Ricerche sulla storia greca arcaica. I: Clistene lap-idatore di Sicione // RIL. 1977. Vol. 111. P. 167-174. 392. Matthews E. Making the Book Again // A Lexicon of Greek Personal Names / Ed. by Fraser P.M., Matthews E. Vol. 2: Attica / Ed. by Osborne M.J., Byrne S.G. Oxford, 1994. P. V-VI. 393. Mattusch С. The Eponymous Heroes: The Idea of Sculptural Groups // AAAD. P. 73 - 81. 394. Meier Chr. Die Entstehung des Politischen bei den Griechen. Frankfurt a. Main, 1980. 395. Meier Chr. The Greek Discovery of Politics. Cambridge (Mass.), 1990. 396. Meiggs R., Lewis D. A Selection of Greek Historical Inscriptions to the End of the Fifth Century B.C.: Revised ed. Oxford, 1989. 397. Mélèze Modrzejewski J. La sanction de l'homicide en droit grec et hellénistique // Symposion 1990: Vorträge zur griechischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Köln, 1991. S. 3-16. 398. Michell H. Sparta. Cambridge, 1952. 399. Mitchell LG. New Wine in Old Wineskins: Solon, Arete and the Agathos // DPAG. P. 137 - 147. 400. Mitchell L.G., Rhodes P.J. Friends and Enemies in Athenian Politics // G&R. 1996. Vol. 43, N 1. P. 11-30.

[344]

 

401. More Studies in the Ancient Greek Polis. Stuttgart, 1996. 402. Moretti L. Olympionikai, i vincitori negli antichi agoni Olimpici. Roma, 1957. 403. Morgan C. The Archaeology of Sanctuaries in Early Iron Age and Archaic Ethne: A Preliminary View // DPAG. P. 168-198. 404. Morgan C, Coulton J.J. The Polis as a Physical Entity // PUCPC. P. 87-144. 405. Morris I. Burial and Ancient Society: The Rise of the Greek City-State. Cambridge, 1989. 406. Mossé С. La tyrannie dans la Grèce antique. P., 1969. 407. Mossé C. Comment s'élabore un mythe politique: Solon, "père fondateur" de la démocratie athénienne // Annales: économies, sociétés, civilisations. 1979. Vol. 34, N 3. P. 425-437. 408. Mossé C. Les dépendants paysans dans le monde grec a l'époque archaïque et classique // TPDSA. P. 85-97. 409. Mossé C. De l'ostracisme aux procès politiques: le fonctionnement de la vie politique à Athènes // Istituto universitario orientale (Napoli). Annali. Sezione di archeologia e storia antica. 1985. Vol. 7. P. 9-18. 410. Mühl M. Solon und der Historiker Phainias von Lesbos // RhM. 1955. Bd. 98. H. 4. S. 349-354. 411. Mühl M. Solon gegen Peisistratos: Ein Beitrag zur peripatetischen Geschichtsschreibung // RhM. 1956. Bd. 99. H. 4. S. 315 — 323. 412. Murray O. The Äff air of the Mysteries: Democracy and the Drinking Group // Sympotica: A Symposium on the Symposion. Oxford, 1990. P. 149-161. 413. Murray O. Cities of Reason // GC. P. 1-25. 414. Murray O. Early Greece: 2nd ed. L., 1993. 415. Nielsen Т.Н. Was There an Arkadian Confederacy in the Fifth Century B.C.? // MSAGP. P. 35-61. 416. Nilsson M.P. Greek Piety. Oxford, 1948. 417. Nilsson M.P. Geschichte der griechischen Religion: 2. Aufl. München, 1955. Bd. 1. 418. Ober J. Mass and Elite in Democratic Athens. Princeton, 1989. 419. Ober J. The Athenian Revolution: Essays on Ancient Greek Democracy and Political Theory. Princeton, 1999. 420. Ogden D. Cleisthenes of Sicyon, Αευοτήρ // C1Q. 1993. Vol. 43, N2. P. 353-363. 421. Oliva P. Solon. Praha, 1971. 422. Oliva P. Solon im Wandel der Jahrhunderte // Eirene. 1973. Vol. 11. P. 31-65. 423. OostS.I. The Tyrant Kings of Syracuse // ClPh. 1976. Vol. 71, N 3. P. 224-236. 424. Osborne R. Demos: The Discovery of Classical Attika. Cambridge, 1985. 425. Osborne R. Greece in the Making, 1200-479 B.C. L.; N.Y., 1996.

[345]

 

426. Osborne R. Law, the Democratic Citizen and the Representation of Women in Classical Athens // Past & Present. 1997. Ν 155. P. 3-33. 427. Ostwald M. Nomos and the Beginnings of the Athenian Democracy. Oxford, 1969. 428. Ostwald M. From Popular Sovereignty to the Sovereignty of Law. Berkeley, 1986. 429. Ostwald M. Oligarchie: The Development of a Constitutional Form in Ancient Greece. Stuttgart, 2000. 430. Panchenko D. Democritus' Trojan Era and the Foundations of Early Greek Chronology // Hyperboreus. 2000. Vol. 6, fasc. 1. P. 31-78. 431. Parke H.W., Wormell D.E.W. The Delphic Oracle. Oxford, 1956. Vol. 1. 432. Pearson L. The Local Historians of Attica: Repr. ed. Ann Arbor, 1981. 433. Pecorella Longo Ch. Sulla legge "Soloniana" contro la neutralité // Historia. 1988. Bd. 37. H. 3. S. 374-379. 434. Pelling C.B.R. Plutarch and Thucydides // PHT. P. 10-40. 435. PerreaultJ.Y. Céramique et échanges: Les importations attiques au Proche-Orient du VIe au milieu du Ve siècle avant J.-C. Les données archéologiques // BCH. 1986. Vol. 110, N 1. P. 145-175. 436. Phillips D.J. Observations on some Ostraka from the Athenian Agora // ZPE. 1990. Bd. 83. S. 123-148. 437. Picard Ch. Le "présage" de Cléoménès (507 av.J.-C.) et la divination sur l'Acropole d'Athènes // Revue des études grecques. 1930. Vol. 43. P. 262-278. 438. Piérart M. Athènes et ses lois: Discours politiques et pratiques institutionelles // Revue des études anciennes. 1987. Vol. 89, N 1/2. P. 21-37. 439. Piérart M. Du règne des philosophes à la souveraineté des lois // AD. S. 249-268. 440. Piérart M. L'attitude d'Argos à l'égard des autres cités d'Argolide // PUCPC. P. 321 -351. 441. Polignac F. de. La naissance de la cité grecque: Cultes, espace et société VIIIe-VIIe siècles avant J.-C. P., 1984. 442. Polignac F. de. Cuits, Territory, and the Origins of the Greek City-State. Chicago, 1995. 443. Polis and Polemos: Essays on Politics, War and History in Ancient Greece in Honor of D. Kagan. Claremont, 1997. 444. The Polis as an Urban Centre and as a Political Community. Copenhagen, 1997. 445. Polis e cosmo in Platone. Milano, 1997. 446. Purcell N. Mobility and the Polis // GC. P. 29-58. 447. Quass F. Nomos und Psephisma: Untersuchung zum griechischen Staatsrecht. München, 1971.

[346]

 

448. Raaflaub K.A. Homer to Solon: The Rise of the Polis. The Written Sources // The Ancient Greek City-State. Copenhagen, 1993. P. 41-105. 449. RanulfS. The Jealousy of the Gods and Criminal Law at Athens: A Contribution to the Sociology of Moral Indignation. Copenhagen, 1933. Vol. 1. 450. Raubitschek A.E. Dedications from the Athenian Akropolis. Cambridge (Mass.), 1949. 451. Raubitschek A.E. The Origin of Ostracism // AJA. 1951. Vol. 55, N3. P. 221-229. 452. Reger G. Islands with One Polis versus Islands with Several Poleis // PUCPC. P. 450-492. 453. Reinhardt К. Solons Elegie εις εαυτόν // RhM. 1916. Bd. 71. S. 128-135. 454. Rhodes P.J. A Commentary on the Aristotelian Athenaion Politeia. Oxford, 1981. 455. Rhodes P.J. "Alles eitel Gold"? The Sixth and Fifth Centuries in Fourth-Century Athens // AA. P., 1993. P. 53-64. 456. Rhodes P.J. Athenian Drama in its Political Context (forthcoming). 457. Richter G.M.A. Kouroi: A Study of the Development of the Greek Kouros from the Late Seventh to the Early Fifth Century B.C. Oxford, 1942. 458. Rihll Т.Е. Lawgivers and Tyrants (Solon, frr. 9-11 West) // C1Q. 1989. Vol. 39, N 2. P. 277-286. 459. Robertson N. The Myth of the First Sacred War // C1Q. 1978. Vol. 28, N 1. P. 38-73. 460. Robertson N. Solon's Axones and Kyrbeis and the Sixth-Century Background // Historia. 1986. Bd. 35. H. 2. S. 147- 176. 461. Robertson N. The City Center of Archaic Athens // Hesperia. 1998. Vol. 67, N3. P. 283-302. 462. Robinson C.A. Cleisthenes and Ostracism // AJA. 1952. Vol. 56, N 1. P. 23-26. 463. Robinson E.W. Reexamining the Alcmeonid Role in the Liberation of Athens // Historia. 1994. Bd. 43. H. 2. S. 363-369. 464. Robinson E. W. The First Democracies: Early Popular Government outside Athens. Stuttgart, 1997. 465. Roussel D. Tribu et cité. Études sur les groupes sociaux dans la cités grecques aux époques archaïque et classique. P., 1976. 466. Roussel P. Sparte. P., 1960. 467. RoyJ. Polis and Tribe in Classical Arkadia // MSAGP. P. 107 - 112. 468. Runciman W.G. Doomed to Extinction: The Polis as an Evolutionary Dead-end // GC. P. 347-367. 469. Ruschenbusch Ε. ΠΑΤΡΙΟΣ ΠΟΛΙΤΕΙΑ. Theseus, Drakon, Solon und Kleisthenes in Publizistik und Geschichtsschreibung des 5. und 4. Jahrhunderts v.Chr. // Historia. 1958. Bd. 7, H. 4. S. 398-424.

[347]

 

470. Ruschenbusch Ε. ΣΟΛΩΝΟΣ ΝΟΜΟΙ: Die Fragmente des solonis-chen Gesetzwerkes mit einer Text- und Uberlieferungsgeschichte. Wiesbaden, 1966. 471. Ruschenbusch E. Die Quellen zur älteren griechischen Geschichte: Ein Uberblick über den Stand der Quellenforschung unter besonderer Berucksichtung der Belange des Rechtshistorikers // Symposion 1971: Vorträge zur griechischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Köln, 1975. S. 73-74. 472. Ruschenbusch E. Plutarchs Solonbiographie // ZPE. 1994. Bd. 100. S. 351-380. 473. Sakellariou M. Les hectémores // TPDSA. P. 99 - 113. 474. Salmon J. Lopping off the Heads? Tyrants, Politics and the Polis // DPAG. P. 60-73. 475. Samuel A.E. Greek and Roman Chronology: Calendars and Years in Classical Antiquity. München, 1972. 476. Sartori F. Le eterie nella vita politica ateniese del VI e V secolo a.C. Roma, 1957. 477. Schachermeyr F. Philaidai // RE. Hlbd. 38. Stuttgart, 1938. Sp. 2113-2121. 478. Schachermeyr F. Perikles. Stuttgart, 1969. 479. Schaps D. The Woman Least Mentioned: Etiquette and Women's Names // C1Q. 1977. Vol. 27, N 2. P. 323-330. 480. Scmitt-Pantel P. Collective Activities and the Political in the Greek City// GC. P. 199-213. 481. Sealey R. Regionalism in Archaic Athens // Historia. 1960. Bd. 9, H. 2. S. 155-180. 482. Sealey R.A. A History of the Greek City States ca. 700-338 B.C. Berkeley, 1976. 483. Sealey R. Zum Datum der solonischen Gesetzgebung // Historia. 1979. Bd. 28, H. 2. S. 238-241. 484. Sealey R. The Athenian Courts for Homicide // CIPh. 1983. Vol. 78, N4. P. 275-296. 485. Seltman C. T. Athens, its History and Coinage before the Persian Invasion. Cambridge, 1924. 486. Shapiro H.A. Painting, Politics, and Genealogy: Peisistratos and the Neleids // Ancient Greek Art and Iconography. Madison, 1983. P. 87-96. 487. Shear T.L. Koisyra: Three Women of Athens // Phoenix. 1963. Vol. 17, N2. P. 99-112. 488. Shear T.L. Ισόνομους τ' Αθήνας έποιησάτην: The Agora and the Democracy // AAAD. P. 225 - 248. 489. Shimron B. Miltiades an der Donaubrücke und in der Chersonesos // Wiener Studien. 1987. Bd. 100. S. 23-24. 490. Shipley G. A History of Samos 800- 188 B.C. Oxford, 1987. 491. Shipley G. Ancient History and Landscape Histories // Human Landscapes in Classical Antiquity: Environment and Culture. L.; N.Y., 1996. P. 1-15.

[348]

 

492. Shipley G. "The Other Lakedaimonians": The Dependent Perioikic Poleis of Laconia and Messenia // PUCPC. P. 189-281. 493. Siewert P. Die Trittyen Attikas und die Heeresreform des Kleisthenes. München, 1982. 494. Simms R.M. Eumolpos and the Wars of Athens // GRBS. 1983. Vol. 24, N3. P. 197-208. 495. Smertenko C.M., Belknap G.N. Studies in Greek Religion. Eugene, 1935. 496. Snell B. Leben und Meinungen der Sieben Weisen: 3. Aufl. München, 1952. 497. Snodgrass A. Archaic Greece: The Age of Experiment. L., 1980. 498. Sources for the Ancient Greek City-State. Copenhagen, 1995. 499. Sourvinou-Inwood Chr. What is Polis Religion? // GC. P. 295-332. 500. Stahl M. Aristokraten und Tyrannen im archaischen Athen: Untersuchungen zur Überlieferung, zur Sozialstruktur und zur Entstehung des Staates. Stuttgart, 1987. 501. Stanton G.R. Athenian Politics с. 800-500 B.C.: A Sourcebook. L.; N.Y., 1991. 502. Starr Ch.G. The Origins of Greek Civilization 1100-650 B.C. L., 1962. 503. Starr Ch.G. The Economic and Social Growth of Early Greece 800-500 B.C. N.Y., 1977. 504. Starr Ch.G. Individual and Community: The Rise of the Polis, 800-500 B.C. N.Y.; Oxford, 1986. 505. Stein-Hölkeskamp E. Adelskultur und Polisgesellschaft. Studien zum griechischen Adel in archaischen und klassischen Zeit. Stuttgart, 1989. 506. Stockton D. The Classical Athenian Democracy. Oxford, 1991. P. 20. 507. Storch R.H. Archaic Greek "Phalanx", 750-650 ВС // AHB. 1998. Vol. 12, Ν 1/2. P. 1-7. 508. Stroud R.S. The Axones and Kyrbeis of Drakon and Solon. Berkeley, 1979. 509. Stroud R.S. Aristotle and Athenian Homicide // AA. P. 203-221. 510. Tandy D.W. Warriors into Traders: The Power of the Market in Early Greece. Berkeley, 1997. 511. Tarkiainen T. Die athenische Demokratie. Zürich; Stuttgart, 1966. 512. Thomas R. Oral Tradition and Written Record in Classical Athens. Cambridge, 1989. 513. Thompson H.A., Wycherley R.E. The Agora of Athens: The History, Shape and Uses of an Ancient City Center (The Athenian Agora. Vol. 14). Princeton, 1972. 514. Thomsen R. The Origin of Ostracism: A Synthesis. Copenhagen, 1972. 515. Tritte L.A. Kleomenes at Eleusis // Historia. 1988. Bd. 37, H. 4. S. 457-460.

[349]

 

516. Ure P.N. The Origin of Tyranny: Repr. ed. N.Y., 1962. 517. Vanotti G. L'immagine di Milziade nell'elaborazione propagandis-tica del V e del IV secolo a.C. // CISA. 1991. Vol. 17. P. 15-31. 518. Vernant J.-P. Myth and Society in Ancient Greece. Brighton, 1980. 519. Vernant J.-P., Vidal-Naquet P. Mythe et tragédie en Grèce ancienne. P., 1986. T. 2. 520. Vernant J.-P., Vidal-Naquet P. La Grèce ancienne. 2: L'espace et le temps. P., 1991. 521. Viviers D. Pisistratus' Settlement on the Thermale Gulf: A Connection with the Eretrian Colonization // JHS. 1987. Vol. 107. P. 193-195. 522. Vlastos G. Solonian Justice // ClPh. 1946. Vol. 41, N 2. P. 65-83. 523. Wade-Gery HT. Essays in Greek History. Oxford, 1958. 524. Wallace R. W. The Areopagus Council, to 307 B.C. Baltimore, 1989. 525. Webster T.B.L. Athenian Culture and Society. Berkeley, 1973. 526. Whitehead D. The Demes of Attica 508/7 - ca. 250 B.C. Princeton. 1986. 527. Williams D. Refiguring Attic Red-figure: A Review Article // RA. 1996. N2. P. 227-252. 528. Woodhouse W.S. Solon the Liberator: A Study of the Agrarian Problem in Attika in the Seventh Century: Repr. ed. N.Y., 1965. 529. Wright J.H. The Date of Cylon // Harvard Studies in Classical Philology. 1982. Vol. 3. P. 1-74. 530. Wüst F.R. Zu den πρυτάνιες των ναυκράρων und zu den alten attischen Trittyen // Historia. 1957. Bd. 6, H. 2. S. 176-191. 531. Zahrnt M. Delphi, Sparta und die Rückführung der Alkmeoniden // ZPE. 1989. Bd. 76. S. 297-307.

[349]

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

AM — Античный мир: Проблемы истории и культуры. СПб., 1998 АОЦ — Античность и общечеловеческие ценности (Алматы) АП—79 — Античный полис. Л., 1979 АП—95 — Античный полис: Проблемы социально-политической организации и идеологии античного общества. СПб., 1995 АССАМ — Альтернативные социальные сообщества в античном мире. СПб., 2002 ВДИ — Вестник древней истории ВЧОАМ — Власть, человек, общество в античном мире. М., 1997 ДП — Древнее право: Ius antiquum.M. ЗОГАМ — Закон и обычай гостеприимства в античном мире. М., 1999 ПИФК — Проблемы истории, филологии, культуры

[350]

 

АА - Aristote et Athènes. P., 1993 AAAD - The Archaeology of Athens and Attica under the Democracy. Oxford, 1994 ABSA - Annual of the British School at Athens AD — Die athenische Demokratie im 4. Jahrhundert ν. Chr. Stuttgart, 1995 AHB — Ancient History Bulletin AJA — American Journal of Archaeology BCH — Bulletin de correspondance hellénique САН - Cambridge Ancient History CISA - Contributi dell'Istituto di storia antica (Milano) ClJ — Classical Journal ClPh - Classical Philology ClQ — Classical Quarterly CSTCSC - A Comparative Study of Thirty City-State Cultures. Copenhagen, 2000 DPAG - The Development of the Polis in Archaic Greece. L.; N.Y., 1997 G&R - Greece & Rome GC - The Greek City: From Homer to Alexander. Oxford, 1991 FGrHist — Jacoby F. Die Fragmente der griechischen Historiker GRBS - Greek, Roman and Byzantine Studies IG — Inscriptiones Graecae JHS — Journal of Hellenic Studies MSAGP - More Studies in the Ancient Greek Polis. Stuttgart, 1997 PaP - Polis and Polemos: Essays on Politics, War and History in Ancient Greece in Honor of D. Kagan. Claremont, 1997 PHT - Plutarch and the Historical Tradition. L.; N.Y., 1992 PP — La parola del passato PUCPC - The Polis as an Urban Centre and as a Political Community. Copenhagen, 1997 RA — Revue archéologique RE - Paulys Realencyclopädie der klassischen Altertumswissenschaft RhM — Rheinisches Museum für Philologie RIL — Istituto lombardo. Accademia di scienze e lettere. Rendiconti. Classe di lettere e scienze morali e storiche SH — Studia historica TPDSA - Terre et paysans dépendants dans les sociétés antiques. P., 1979 ZPE — Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik

[1] Подчас гражданское общество находят уже в государствах Древнего Востока. См. в наиболее акцентированной форме: Дьяконов И.М., Якобсон В.А. Гражданское общество в древности // ВДИ. 1998. № 1. С. 22 — 30. Однако на деле в указанной выше работе речь идет, в сущности, не о гражданском обществе, а о городской общине. Термины "община" и "общество" все же далеко не равнозначны. Что же касается понятий гражданина и гражданства, то таковые, если и были на Древнем Востоке, то оставались в зачаточной форме; доминирующей там всегда была категория подданного, а не гражданина.

[2] Э. Робинсон в недавней работе о первых демократиях специально разбирает вопрос о том, существовал ли этот политический строй до греков, в тех или иных древневосточных государствах, и закономерно приходит к отрицательному ответу: Robinson E.W. The First Democracies: Early Popular Government outside Athens. Stuttgart, 1997. P. 16-25. Можно, конечно, путем скрупулезных поисков обнаружить какие-то элементы демократии в Шумере, Эбле, Ассирии, Хеттском царстве, Финикии, Индии и т.д. Однако, подчеркнем, за пределами греческого мира эти элементы не складываются в целостную политическую систему.

[3] В античной политической теории не сформировалась идея о разделении различных ветвей власти (законодательной, исполнительной, судебной). Эта идея - достояние уже общественной мысли Нового времени (Локк, Монтескье). Однако на практике, а не в теории, в области эмпирики, а не концепций разделение властей в той или иной мере и форме все-таки существовало в Греции, во всяком случае, в наиболее развитых в политическом отношении полисах. Достаточно вспомнить, что, например, в демократических Афинах IV в. до н.э. народное собрание — в теории орган власти с полным, ничем не ограниченным суверенитетом — на практике фактически ограничило собственные полномочия, отказавшись от ряда своих законодательных и судебных прерогатив в пользу других властных структур (дикастериев, коллегии номофетов). Подробнее см.: Hansen М.Н. The Athenian Assembly: In the Age of Demosthenes. Oxford, 1987. P. 94 ff.; Idem. The Political Powers of the People's Court in Fourth-Century Athens // GC. P. 215-243.

[4] Справедливости ради следует отметить, что еще до Дюркгейма именно этих взглядов придерживался Фюстель де Куланж.

[5] Murray О. Cities of Reason // GC. P. 1—25. В связи с политической сферой древнегреческой цивилизации см. также обобщающую работу: Meier Chr. Die Entstehung des Politischen bei den Griechen. Frankfurt a. Main, 1980.

[6] Scmitt-Pantel P. Collective Activities and the Political in the Greek City// GC. P. 199-213.

[7] Ср.: Bengtson Η. Einzelpersönlichkeit und athenischer Staat zur Zeit des Peisistratos und des Miltiades. München, 1939. S. 63; Βerve Η. Gestaltende Kräfte der Antike. München, 1966. S. 232 u. folg.; Forrest W.G. The Emergence of Greek Democracy: The Character of Greek Politics, 800-400 B.C. L., 1966. P. 104; Schachermeyr F. Perikles. Stuttgart, 1969. S. 13-21; Finley M.I. Politics in the Ancient World. Cambridge, 1983. P. 118-119.

[8] Трухина H.H. Политика и политики "золотого века" Римской республики. М., 1984.

[9] Бенгтсон Г. Правители эпохи эллинизма. М., 1982. Кстати, Бенгтсон написал и сборник биографий греческих политиков классической эпохи: Bengtson Η. Griechische Staatsmänner des 5. und 4. Jahrhunderts v. Chr. München, 1983. Сразу оговорим, что наша книга не дублирует только что упомянутую — ни по хронологическим рамкам, ни по составу биографий.

[10] Часто "Агесилая" Ксенофонта причисляют к произведениям жанра так называемого "княжеского зерцала" (Fürstenspiegel). См., например: Eder W. Monarchie und Demokratie im 4. Jahrhundert v. Chr.: Die Rolle des Fürstenspiegels in der athenischen Demokratie // AD. S. 156. Нас, однако, это произведение интересует прежде всего как биография.

[11] Произведение "О Фемистокле, Фукидиде и Перикле", принадлежащее автору V в. до н.э. Стесимброту Фасосскому и сохранившееся во фрагментах, является не циклом биографий, как можно было бы подумать на основании заглавия, а тенденциозным политическим памфлетом. О Стесимброте см.: Pearson L. The Local Historians of Attica: Repr. ed. Ann Arbor, 1981. P. 49 f.

[12] Кажется, едва ли не все, что можно сказать по этому вопросу, уже сказал в своих ранних работах С.С. Аверинцев. См. наиболее подробно: Аверинцев С.С. Плутарх и античная биография. М., 1973.

[13] Не исключено, что биографии некоторых из этих лиц Плутарх все-таки писал, но они до нас не дошли. Известно, что его "Сравнительные жизнеописания" сохранились не полностью.

[14] Эту черту биографий Плутарха нам уже неоднократно приходилось отмечать в различных контекстах: Суриков И.Е. Историко-географические проблемы понтийской экспедиции Перикла // ВДИ. 1999. № 2. С. 99; Он же. К историко-хронологическому контексту последнего афинского остракизма // Античность: эпоха и люди. Казань, 2000. С. 18; Он же. Внешняя политика Афин в период Пентеконтаэтии // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Ч. 2: Хрестоматия. Казань, 2002. С. 71; Он же. Античная нарративная традиция об институте остракизма // SH. 2002. Т. 2. С. 67 — 68. В целом о методе Плутарха см.: Pelling C.B.R. Plutarch and Thucydides // PHT. P. 10-40.

[15] На примере периода Пентеконтаэтии это убедительно показано в кн.: Badian Ε. From Plataea to Potidaea: Studies in the History and Historiography of the Pentecontaetia. Baltimore, 1993.

[16] Аргументированную критику построений гиперкритиков см.: Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Α., 1988. С. 18 и след.

[17] Как нам о том и ранее уже приходилось писать, например: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии позднеархаической и ранне-классической эпох: Род Алкмеонидов в политической жизни Афин VII-V вв. до н.э. М., 2000. С. 174 и след.; Он же. Политическая борьба в Афинах в начале V в. до н.э. и первые остракофории // ВДИ. 2001. № 2. С. 123.

[18] Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии...; Он же.. Эволюция религиозного сознания афинян во второй половине V в. до н.э.: Софокл, Еврипид и Аристофан в их отношении к традиционной полисной религии. М., 2002.

[19] Может быть, небезынтересным в данном контексте покажется один занятный эпизод из жизни автора этих строк. В 1989 г., в бытность его студентом исторического факультета МГУ, работа о Генуэзской конференции 1922 г., выполненная им в семинаре по истории СССР периода социализма, не была зачтена в качестве курсовой. Руководитель семинара исходил из следующих соображений: "Да, конечно, источники и литература по проблеме проработаны хорошо. И выводы оригинальны и аргументированы. Но стиль, стиль... Какой-то он слишком живой и бойкий. Есть две традиции в историографии: немецкая и французская. Для первой характерно сухое, академичное изложение, для второй - легкое и беллетристичное. Так сложилось, что в нашей науке привилась немецкая традиция. А вы от нее отклоняетесь". Теперь, по прошествии полутора десятилетий, у нас уже нет уверенности в том, что уважаемый преподаватель был вполне прав, столь категорично говоря о "немецкой" и "французской" традициях. Попадали нам в руки и немецкие книги, весьма ярко и живо написанные, и совершенно неудобочитаемые французские. При прочих равных условиях, однако, мы абсолютно убеждены, что научная книга вовсе не обязана тем самым быть скучной. Зачем обязательно уподобляться персонажу чеховской "Свадьбы", о котором другая героиня говорит: "Они хочут свою образованность показать и всегда говорят о непонятном" ?

[20] Не удержимся здесь от того, чтобы процитировать ядовитое, но во многом верное замечание выдающегося русского историка и философа Λ.Π. Карсавина, сделанное еще в 1923 г.: "Историк считает необходимостью прочесть всю литературу вопроса и, уж конечно, не забывает оповестить о том - прямо и косвенно - своих читателей, хотя девять десятых ее никому и ни для чего не нужны... Только наше безвкусное время может терпеть и даже ценить книги, в которых после каждых трех слов стоит скобочка с цифрою (для большей, вероятно, убедительности, некоторые авторы ведут счет всем ссылкам; подумайте: в книге 1431 примечание! это ли не ученость?), а внизу петитом приведены... ссылки на страницы разных книг, где о том же вопросе говорится. При этом "низ" страницы нередко оставляет для верха только три-четыре строчки. Можно ли вообще читать такую книгу? Можно ли без содрогания держать ее в руках?" (Карсавин А.Л. Философия истории. СПб., 1993. С. 217).

[21] Насколько можно судить, первым (или, во всяком случае, одним из первых) опытов такого рода явилось четырехтомное издание: Hellenische Poleis: Krise - Wandlung - Wirkung. В., 1974. В подготовке этого труда приняли заметное участие антиковеды из СССР. В 1990-е годы появилось большое количество коллективных работ по проблемам полиса уже и в Западной Европе. Приведем лишь несколько примеров: The Greek City: From Homer to Alexander. Oxford, 1991. (Далее: GC); The Ancient Greek City-State. Copenhagen, 1993; Sources for the Ancient Greek City-State. Copenhagen, 1995; Introduction to an Inventory of Poleis. Copenhagen, 1996; More Studies in the Ancient Greek Polis. Stuttgart, 1996. (Далее: MSAGP); The Polis as an Urban Centre and as a Political Community. Copenhagen, 1997. (Далее: PUCPC); The Development of the Polis in Archaic Greece. L.; N.Y., 1997. (Далее: DPAG); Polis and Polemos: Essays on Politics, War and History in Ancient Greece in Honor of D. Kagan. Claremont, 1997. (Далее: PaP); Polis e cosmo in Platone. Milano, 1997; Further Studies in the Ancient Greek Polis // Stuttgart, 2000. Главным инициатором коллективной научной деятельности, связанной с полисом, ныне выступает выдающийся датский антиковед М. Хансен (кстати, он же является и автором наиболее глубокого из последних монографических исследований о полисе: Hansen М.Н. Polis and City-State: An Ancient Concept and its Modern Equivalent. Copenhagen, 1998). В работе принимает участие ряд других крупнейших современных специалистов по древнегреческой истории (П. Родс, К. Раафлауб, О. Меррей и др.), а также большое количество молодых ученых.

[22] В целом в источниках зафиксировано около 1500 топонимов, охарактеризованных как полисы, примерно 800-1000 из них действительно обладают достаточно бесспорными признаками полиса. См.: Morgan С, Coulton J J. The Polis as a Physical Entity // PUCPC. P. 87.

[23] Например: Глускина Л.М. Греко-персидские войны // История древнего мира. [Кн. 2]: Расцвет древних обществ: 3-е изд. М., 1989. С. 156; Маринован Л.П. Греция в V в. до н.э. // История Европы. Т. 1: Древняя Европа. М.,1988. С. 262; Карпюк С.Г. Лекции по истории Древней Греции. М., 1997. С. 74. Характерно, что и ГА. Стратановский в переводе Геродота называет Эпиальта предателем, таким образом вводя слово, которое отсутствует у древнегреческого историка.

[24] Аутентичный перечень членов этой коалиции сохранен замечательным эпиграфическим памятником - надписью на колонне, которую греки поставили в Дельфах после Платейского сражения (Herod. IX. 81). Колонна впоследствии, на исходе античности, была перевезена в Константинополь, где находится и ныне. Текст см.: Meiggs R" Lewis D. A Selection of Greek Historical Inscriptions to the End of the Fifth Century B.C.: Revised ed. Oxford, 1989. P. 58. N 27. В надписи фигурируют Μάλιοι, но речь идет о жителях не Малиды (было бы Μαλιείς), а Мелоса (в дорийской огласовке этот остров назывался Малосом).

[25] О ней см.: Высокий М.Ф. "Эллинской вольности став помощью в славной борьбе" (битва при Гимере в 480 г. до н.э.) // Античность и средневековье Европы. Пермь, 1996. Вып. 3. С. 94— 100.

[26] Ср.: Йегер В. Пайдейя: Воспитание античного грека. М, 2001. Т. 1. С. 111,505.

[27] Например: Боннар А. Греческая цивилизация. Ростов-н/Дону, 1994. Т. 1.С. 37; Андреев Ю.В. Эгейский мир: природная среда и ритмы культурогенеза. М., 1995. С. 11; Он же. Цена свободы и гармонии: Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации. СПб., 1998. С. 39; Sealey R. А History of the Greek City-States ca. 700-338 B.C. Berkeley, 1976. P. 10.

[28] См. дискуссию по вопросу о том, какова была степень автономии полисов — членов Беотийского союза: Keen A.C. Were the Boiotian Poleis Autonomoi? // MSAGP. P. 113- 125; Hansen M.H. Were the Boiotian Poleis Deprived of their Autonomia during the First and Second Boiotian Federations? A Reply // MSAGP. P. 127-136.

[29] О случаях такого рода см.: Reger С. Islands with One Polis versus Islands with Several Poleis // PUCPC. P. 450 - 492. Там же приведены и другие примеры (Карпатос, Аморгос, Скиафос и др.).

[30] Ср.: Finley M.I. Early Greece: The Bronze and Archaic Ages: 2 nd ed. L., 1981. P. 88. Там же дается и в целом аргументированная критика одностороннего географического детерминизма при объяснении политической фрагментации греческого мира.

[31] Ср.: Finley M.I. Authority and Legitimacy in the Classical City-State. K0benhavn, 1982. P. 5.

[32] Darbo-Peschanski C. Condition humaine, condition politique: Fondements de la politique dans la Grèce archaïque et classique // Annales: Histoire, sciences sociales. 1996. Vol. 51. N 4. P. 711.

[33] О сходстве и различиях между этносом и полисом см.: Morris I. Burial and Ancient Society: The Rise of the Greek City-State. Cambridge, 1989. P. 6, 204; Osborne R. Greece in the Making, 1200-479 B.C. L.; N.Y., 1996. P. 286. О соотношении категорий полиса и этноса в некоторых конкретных регионах греческого мира см.: Roy J. Polis and Tribe in Classical Arkadia // MSAGP. P. 107 — 112; Funke P. Polisgenese und Urbanisierung in Aitolien im 5. und 4. Jh. v.Chr. // PUCPC. P. 145-188; Morgan С. The Archaeology of Sanctuaries in Early Iron Age and Archaic Ethne: A Preliminary View // DPAG. P. 168 - 198.

[34] Выражение "микенская цивилизация" очень уж прочно привилось в литературе. Тем не менее оно несколько дезориентирует в том смысле, что может создать неправильное впечатление, будто бы Греция в это время была неким политическим единством во главе с Микенами. В действительности же Микены были лишь одним из ряда политических центров, пусть даже и самым значительным. Правда, и выражение "ахейская цивилизация" тоже имеет свои минусы, поскольку в нем не отражен тот факт, что в создании этой цивилизации участвовали не только ахейцы. В частности, по античной традиции, еще раньше них появились в Греции ионийцы. См. об этом: Залюбовина Г. Т. Архаическая Греция: Особенности мировоззрения и идеологии. М., 1992. С. 37 и след. В западной историографии все чаще пользуются выражением "элладская цивилизация".

[35] Ср.: Зелинский Ф.Ф. Из жизни идей. 3-е изд. СПб., 1911. Т. 2. С. 352: "Христианство было античной религией... Но, называя его так, мы не унижаем христианства, а, наоборот, возвышаем античную религию".

[36] В частности, не решен важный вопрос, были ли Микены и Тиринф, находящиеся довольно близко друг к другу, столицами двух разных дворцовых царств или же двумя центрами одного царства, охватывавшего значительную часть Арголиды. Скорее всего, на разных этапах истории этих городов имели место оба варианта.

[37] Микенские термины слогового письма В здесь и далее приводятся с опорой на работу: Молчанов A.A., НерознакВ.П., Шарыпкин С.Я. Памятники древнейшей греческой письменности (введение в микенологию). М., 1988.

[38] Ср. имя "Акагамунас" в хеттских текстах: Гиндин Л.А., Цымбурский В.Л. Гомер и история Восточного Средиземноморья. М., 1996. С. 128 и след.

[39] В позднейшем греческом языке термин не зафиксирован, однако этимология его вполне прозрачна: от λαός ("народ", "войско") и ἄγω ("вести"). Ср. спартанское царское имя Агесилай с метатезой тех же корней.

[40] Vernant J.-P. Myth and Society in Ancient Greece. Brighton, 1980. P. 19 ff.; Видаль-Накэ П. Черный охотник: Формы мышления и формы общества в греческом мире. М., 2001. С. 115 и след.

[41] Точнее, "гвасилей", как это должно было звучать на ахейском диалекте II тыс. до н.э.

[42] Андреев Ю.В. От Евразии к Европе: Крит и Эгейский мир в эпоху бронзы и раннего железа. СПб., 2002. С. 683.

[43] Ср.: Davies J.K. The "Origins of the Greek Polis": Where should We be Looking? // DPAG. P. 25.

[44] О категории протополиса см.: Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Л., 1988. С. 63 и след.; Яйленко В.П. Архаическая Греция и Ближний Восток. М., 1990. С. 17 и след.

[45] Интересный анализ идеи автаркии см.: Новгородцев П.И. Политические идеалы древнего и нового мира. М., 1919. С. 12 и след.

[46] Ср.: Osborne R. Greece and the Making... P. 149 f.

[47] Об этих басилеях см.: Cordano F. 'Basilees dorophägoi' e 'dikaspoloi' // CISA. 1996. Vol. 22. P. 3-8.

[48] Текст и перевод закона см.: Суриков И.Е. Законодательство Драконта в Афинах и его исторический контекст // ДП. 2000. № 2 (7). С. 8 — 18.

[49] Такой авторитетный специалист, как М. Финли, склонен, правда, считать афинский синойкизм чистой воды мифом, полагая, что Аттика всегда, со времен дворцовых царств бронзового века и непрерывно, представляла собой единое политическое целое. См.: Finley M.I. Early Greece... P. 116. Но эта точка зрения, полностью отвергающая античную традицию, представляется нам все-таки крайней и экстравагантной.

[50] Frost F.J. The Rural Demes of Attica // AAAD. P. 173.

[51] Ср. указание анонимного позднеантичного лексикографа (Bekk. Anecd. I. 257): εὐπατρίδαι έκαλοϋντο οἱ αὐτὸ τὸ ἄστυ οἰκοΰντες καὶ μετέχοντες βασιλικού γένους (...эвпатридами назывались живущие в самом городе и являющиеся членами царского рода). Здесь, как нам кажется, нужно видеть определение евпатридов как потомков различных басилеев, переселившихся в город, т.е. в Афины (правда, эта связь, судя по всему, самим лексикографом понималась уже не вполне четко). См. по проблеме: Gallotta В. Basileis ed eupatridai // RIL. 1979. Vol. 113. P. 261-276.

[52] Можно представить, с каким удовольствием слушали басилеи гомеровского времени песнь аэда о жестокой расправе Одиссея над "женихами" и утверждении им своего единовластия. Однако в реальной жизни, а не в легенде, они уже не были способны ни на что подобное и, медленно слабея, утрачивали былое положение. Вспоминается также известный пассаж из "Илиады" (II. 204 — 205), кстати, вложенный поэтом в уста того же Одиссея: οὐκ ὰγαθὸν πολυκοιρανίη- εις κοίρανος ἔστω, εις βασιλεύς... {Нет в многовластии блага; да будет единый властитель, царь нам да будет единый...). Это настоящий вопль души уязвленного басилея, лишаемого аристократами "исконных" привилегий. О ситуации "поликойрании" (многовластия) см.: Андреев Ю.В. От Евразии к Европе... С. 732.

[53] Аристотель (Ath. pol. 3.4) дает terminus post quem для складывания коллегии архонтов в полном виде (эпоним, басилей, полемарх и шесть фесмофетов) — после учреждения годичного срока архонтата (683 г. до н.э.).

[54] Были, конечно, и исключения. В Аргосе династия басилеев Теменидов продержалась до конца VII или даже до первой половины VI в. до н.э. См.: Robinson E.W. The First Democracies: Early Popular Government outside Athens. Stuttgart, 1997. P. 82 ff. Однако последние ее представители, начиная со знаменитого Фидона, уже были басилеями лишь по названию, а на деле должны быть относимы к Старшей тирании. То же можно сказать о династии Баттиадов в периферийной Кирене, окончательно свергнутой только в середине V b. до н.э., о царских династиях в полисах Кипра. О них см.: Demand N. Poleis on Cyprus and Oriental Despotism // MSAGP. P. 7 - 15. По-настоящему уникален лишь пример Спарты с ее реликтовой двойной монархией. О положении спартанских царей подробнее см. ниже, в гл. IV.

[55] Верная Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988. С. 58-67.

[56] В целом к характеристике места аристократии в древнегреческом обществе см. общие работы: Arnheim M.T.W. Aristocracy in Greek Society. Plymouth, 1977; Stein-Hölkeskamp Ε. Adelskultur und Polisgesellschaft: Studien zum griechischen Adel in archaischen und klassischen Zeit. Stuttgart, 1989.

[57] Ср.: Runciman W.C. Doomed to Extinction: The Polis as an Evolutionary Dead-end // GC. P. 348. К характеристике послеклассических полисов см. наиболее подробно: Кошеленко Г.А. Греческий полис на эллинистическом Востоке. М., 1979.

[58] О сложности определения феномена полиса см.: Hansen Μ.Η. The Copenhagen Inventory of Poleis and the lex Hafniensis de civitate // DPAG. P. 9 ff.

[59] См., в частности, одну из самых важных для понимания этой проблемы ст.: Кошеленко Г.А. Полис и город: к постановке проблемы // ВДИ. 1980. № 1. С. 3-27. Ср. также: Runciman W.G. Op. cit. P. 348: полис - скорее не "city-state" (город-государство), a "citizen-state" (государство граждан).

[60] Такие аттические поселения, как Рамнунт, Торик, Ахарны, по своим размерам и количеству населения тоже наверняка превосходили некоторые из небольших независимых полисов.

[61] О важности городских стен как одного из интегральных элементов нормального полиса см.: Ducrey P. La muraille est-elle un élément constitutif d'une cité? // Sources for the Ancient Greek City-State. Copenhagen, 1995. P. 245 — 256; Hansen M.H. The Polis äs an Urban Centre. The Literary and Epigraphical Evidence // PUCPC. P. 52 f. И. Моррис справедливо подчеркивает, что стены выполняли не только оборонительную, но и сакральную роль, очерчивая "чистое" в ритуальном отношении пространство. См.: Morris I. Op. cit. P. 62, 192.

[62] О нетипичности и даже исключительности афинского полиса см.: Polignac F. de. La naissance de la cité grecque: Cultes, espace et société VIIIe - VIIe siècles avant J.-C. P., 1984. P. 85 ss.

[63] Ср.: Андреев Ю.В. Цена свободы и гармонии... С. 63.

[64] Finley M.I. Early Greece... P. 88; Morris I. Op. cit. P. 5; Shipley G. Ancient History and Landscape Histories // Human Landscapes in Classical Antiquity: Environment and Culture.-L.; N.Y., 1996. P. 8.

[65] Ср.: Андреев Ю.В. От Евразии к Европе... С. 764; Gat A. Why City-States Existed? Riddles and Clues of Urbanisation and Fortifications // A Comparative Study of Six City-State Cultures. Copenhagen, 2002. P. 136.

[66] Йегер В. Указ.соч. С. 351.

[67] "Город - это люди, а не стены" (Thuc. VII. 77. 7). Ср.: HurwitJ.M. The Art and Culture of Early Greece, 1100-480 B.C. Ithaca, 1985. P. 73; Morris I. Op. cit. P. 5.

[68] Полемику с этой идеей см.: Hansen Μ.Η. Polis and City-State... P. 53-56; Idem. The Hellenic Polis // CSTCSC. P. 172. Впрочем, Хансен не отрицает возможность существования "полисов без территории", а лишь оговаривает, что такая возможность могла реализовываться лишь в исключительных обстоятельствах. А с этим, в принципе, никто и не спорит.

[69] См.: Hansen Μ.Η. City-Ethnics as Evidence for Polis Identity // MSAGP. P. 192 ff.

[70] Ср.: Foxhall L. A View from the Top: Evaluating the Solonian Property Classes // DP AG. P. 119; Tandy D. W. Warriors into Traders: The Power of the Market in Early Greece. Berkeley, 1997. P. 231.

[71] В некоторых полисах это требование ужесточалось. Так, в демократических Афинах с середины V в. до н.э. гражданином могло быть только лицо, происходящее от граждан не только по мужской, но и по женской линии (знаменитый закон Перикла о гражданстве, о котором см.: Osborne R. Law, the Democratic Citizen and the Representation of Women in Classical Athens // Past & Present. 1997. № 155. P. 3-33; Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклассической эпох. М., 2000. С. 26, 196-197).

[72] У. Рансимен подмечает здесь серьезное различие между греками и римлянами и видит в этой черте греческих полисов проявление их исторической ограниченности, обусловившей, в числе прочих причин, их конечное поражение. См.: Runciman W.G. Op. cit. P. 366.

[73] Приведем подсчеты серьезно занимавшегося афинской демографией М. Хансена. По его выкладкам, в течение классической эпохи в Афинах было 30 — 40 тыс. совершеннолетних граждан, 52 — 69 тыс. всех мужчин гражданского статуса (включая несовершеннолетних), 100— 140 тыс. граждан вместе с членами их семей (т.е. с лицами женского пола). При этом насчитывалось 33 — 46 тыс. метэков (с членами семей) и, как минимум, 66 — 93 тыс. рабов. Итого общая численность населения полиса достигала 200 — 250 тыс., а в наиболее благоприятные моменты ("Периклов век") 300 тыс. человек. См.: Hansen Μ.Η. Three Studies in Athenian Demography. Copenhagen, 1988. P. 10 ff. Отдельные цифры, приводимые датским антиковедом, представляются спорными и умозрительными (см. несколько иные цифры в классической работе: Gomme A. W. The Population of Athens in the Fifth and Fourth Centuries B.C.: Repr. ed. Westport, 1986. P. 26), но общие закономерности уловлены им вполне верно.

[74] Ср.: Morris I. Op. cit. P. 5.

[75] В пику этому тезису могут указать на элементы республиканского устройства в отдельных государственных объединениях Древнего Востока. Чаще других вспоминают в данной связи о "республиках" Древней Индии. Однако, насколько можно судить, эти последние представляли собой примитивные протогосударственные образования, стоявшие на стадии "военной демократии". Республикой являлась финикийская колония Карфаген. Но Карфаген был и во всем прочем настолько близок к полису по всем своим базовым характеристикам, что, собственно, даже трудно сказать, чем он от полиса отличался. Не случайно античные политические теоретики (Аристотель, Полибий) рассматривают карфагенскую "политик)" всецело в рамках полисного мира.

[76] По оценке М. Хансена, в большинстве греческих полисов население было менее 5 тыс. человек. См.: Hansen М.Н. The Polis as an Urban Center... P. 31.

[77] Это считалось важным требованием к "идеальному" полису. См.: Hansen М.Н. The Hellenic Polis... P. 172.

[78] Что-то подобное испытывали в Афинах, впрочем, не только гости из других полисов, но и собственные аттические поселяне. Ср. ламентации Дикеополя в начале аристофановских "Ахарнян".

[79] Finley M.I. Early Greece... P. 75.

[80] Об основании Кирены сообщает также известная надпись (так называемая "Стела основателей", текст см.: Meiggs R., Lewis D. Op. cit. P. 5-6. N 5), данные которой в целом подтверждают рассказ Геродота. Правда, Р. Осборн считает, что версии Геродота и "Стелы основателей" серьезно противоречат друг другу, что для него является аргументом против аутентичности обоих сообщений {Osborne R. Greece in the Making... P. 8 ff.); однако, на наш взгляд, исследователь преувеличивает расхождения, касающиеся в основном частных деталей. В целом об истории Кирены см.: Безрученко И.М. Древнегреческая Киренаика в VII-IV вв. до н.э. // ПИФК. 1999. Вып. 7. С. 61 - 166.

[81] Ср. исключительно важные замечания о "нормальных полисах" и "полисах-гигантах" в работе: Андреев Ю.В. Цена свободы и гармонии... С. 76 и след.

[82] Нам уже приходилось писать о ключевых особенностях древнегреческого менталитета (в сопоставлении с римским). См.: Суриков И.Е. Камень и глина: к сравнительной характеристике некоторых ментальных парадигм древнегреческой и римской цивилизаций // Сравнительное изучение цивилизаций мира (междисциплинарный подход). М., 2000. С. 273 — 288.

[83] Э. Бадиан считает, что также и беотийские Платеи были в конце VI в. до н.э. инкорпорированы в афинский полис. См.: Badian Ε. From Plataea to Potidaea: Studies in the History and Historiography of the Pentecontaetia. Baltimore, 1993. P. 109 ff. Однако это весьма спорная точка зрения.

[84] Ср.: Tarkiainen Т. Die athenische Demokratie. Zürich; Stuttgart, 1966. S. 113; Berthold R.M. The Athenian Embassies to Sardis and Cleomenes' Invasion of Attica // Historia. 2002. Bd. 51. Ht. 3. S. 265.

[85] См. об этом: Mitchell LG., Rhodes P.J. Friends and Enemies in Athenian Politics // G&R. 1996. Vol. 43, № 1. P. 11 —30.

[86] Ср.: McGregor M.F. The Pro-Persian Party at Athens from 510 to 480 B.C. // Athenian Studies Presented to W.S. Ferguson. Cambridge (Mass.), 1940. P. 87; Thomsen R. The Origin of Ostracism: A Synthesis. Copenhagen, 1972. P. 123; Littman R.J. Kinship and Politics in Athens 600-400 B.C. N.Y., 1990. P. 155 ff.

[87] О характерной для полиса в целом исключительно большой роли институциональных элементов см.: Hansen М.Н. The Athenian Ecclesia II: A Collection of Articles 1983- 1989. Copenhagen, 1989. P. 263-269.

[88] Именно так цитирует труд Геродота Аристотель (Rhet. 1409а27), который был знаком с его ранними рукописями. Ср. также: Strab. XIV. 656.

[89] Об оказавшемся чрезвычайно плодотворным для древнегреческой цивилизации сосуществовании и противоборстве индивидуалистической и коллективистской тенденций см.: Starr Ch. C. The Origins of Greek Civilization 1100-650 B.C. L.,1962. P. 300 ff.; Idem. Individual and Community: The Rise of the Polis, 800-500 B.C. N.Y.; Oxford; 1986; Андреев Ю.В. Цена свободы и гармонии... С. 134 и след.

[90] Прекрасный анализ этого феномена см. в работе: Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции VIII — V вв. до н.э. Л., 1985.

[91] Это, кстати, стало предметом рефлексии уже у такого раннего автора, как Гесиод (Орр. 25 — 26): Зависть питает гончар к гончару и к плотнику плотник; Нищему нищий, певцу же певец соревнуют усердно.

[92] Подробнее об этом см. в недавнем исследовании: Кулишова О.В. Дельфийский оракул в системе античных межгосударственных отношений (VII-V вв. до н.э.). СПб., 2001. С. 123ислед. (с указаниями на литературу вопроса).

[93] М. Финли, склонный, на наш взгляд, недооценивать роль религиозного фактора в политической жизни античной Греции (Finley M.I. Early Greece... P. 101; Idem. Politics... P. 30, 93 — 95), замечает, что чаще последовательность событий была такой: вначале намечали те или иные меры, а потом уже обращались за консультацией к оракулу, как бы ожидая санкции на действия, которые были решены и без того. Но, во-первых, так было не всегда. Например, спартанцы, отличавшиеся истовой набожностью, вполне могли отменить запланированное, если такова была воля богов. Во-вторых, все-таки божественная санкция была необходима — если не ante factum, то по крайней мере post factum — практически в любом случае.

[94] Нам трудно согласиться с тезисом (в отечественном антиковедении разделяемым И.А. Макаровым, см.: Макаров И.А. Тирания и Дельфы в рамках политической истории Греции второй половины VII—VI в. до н.э. // ВДИ. 1995. № 4. С. 123—124) о том, что никакой специфической дельфийской идеологии, дельфийской этики, "дельфийского духа" просто никогда не существовало, что это — не более чем литературная фикция. Будь это действительно так, пришлось бы представить жречество пифийского храма некой абсолютно беспринципной, циничной и своекорыстной корпорацией, озабоченной лишь возрастанием собственных доходов и готовой ради этой цели служить "и вашим, и нашим". Но ведь тогда окажется совершенно непонятным, на чем же зиждился пресловутый дельфийский авторитет. А уж факт этого авторитета, который остался практически незыблемым даже после двусмысленной позиции оракула в годину Греко-персидских войн, думается, никому не придет в голову отрицать или объявлять фикцией.

[95] Ср.: Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М., 1993. С. 333 (сделанные там наблюдения относятся, как нам представляется, ко всей античности — не только к Риму, но и к Греции).

[96] Ср.: Donlan W. The Relations of Power in the Pre.State and Early State Polities // DP AG. P. 44-45.

[97] Ср.: Purcell N. Mobility and the Polis // GC. P. 58.

[98] Ряд знатных афинян (Солон, Алкмеон, Мильтиад Старший) поддерживали ксенические отношения с лидийскими царями из династии Мермнадов (подробнее см.: Суриков И.Е. Гостеприимство Креза и афиняне // ЗОГАМ. С. 72 — 79). Мильтиад Младший взял в жены Гегесипилу, дочь фракийского царя Олора (Herod. VI. 39; Plut. Cim. 4). Кстати, именно таким образом фракийское имя Олор попало в афинский род Филаидов (представителем этого рода был впоследствии великий историк Фукидид, сын Олора). Примеры подобного же рода можно было бы множить и далее.

[99] С.Я. Лурье называет это "консервативной юридической фикцией" (Лурье С.Я. Антифонт: творец древнейшей анархической системы. М., 1925. С. 18).

[100] Ср.: Жигунип В.Д. Очерки античной естественной истории (от Гомера до Анаксагора и его последователей) // Μνήμα: Сб. научн. тр., посвященный памяти проф. В.Д. Жигунина. Казань, 2002. С. 57 - 58.

[101] К итогам имеющей уже вековую историю дискуссии о соотношении религии и политики, рациональных и иррациональных начал в греческом полисе см.: Murray О. Cities of Reason // GC. P. 1 — 25.

[102] Хотя некоторые нюансы убеждают в том, что и к Древнему Востоку следует подходить более дифференцированно. Так, в древней Месопотамии, по наблюдению крупнейшего специалиста по истории этого региона Лео Оппенхейма, "влияние религии на отдельных людей и на общество в целом не имело существенного значения... Человек жил в чрезвычайно умеренном религиозном климате". См.: Оппенхейм A.A. Древняя Месопотамия: 2-е изд. М., 1990. С. 139.

[103] К правильной оценке этого места см.: Sourvinou-Inwood Chr. What is Polis Religion? // GC. P. 295 — 332; Андреев Ю.В. Цена свободы и гармонии... С. 309. Впрочем, во взглядах Ю.В. Андреева на греческую религию и религиозность есть много такого, с чем мы никак не можем согласиться (нашу критику см.: Суриков И.Е. Эволюция религиозного сознания афинян во второй половине V в. до н.э. М., 2002. С. 46 — 51). Отметим также блестящую работу, в которой роль религиозных факторов в становлении греческого полиса освещена и оценена наконец в полной мере и на современном научном уровне: Polignac F. de. La naissance...

[104] Изучением этой религиозности плодотворно занимался М. Нильссон — один из крупнейших в XX в. специалистов по древнегреческой религии. См. прежде всего: Nilsson Μ.P. Greek Piety. Oxford, 1948, а также многочисленные наблюдения, разбросанные по фундаментальному труду. Idem. Geschichte der griechischen Religion: 2. Aufl. München, 1955. Bd. 1.

[105] Удобный (хотя и не совсем полный) перечень этих характеристик см.: Finley M.I. Foreword // Greek Religion and Society. Cambridge, 1985. P. XIII-XX.

[106] Ehrenberg V. The People of Aristophanes: 2nd ed. Oxford, 1951. P. 253 ff.; Flaceliere R. La vie quotidienne en Grece au siecle de Pericles. P., 1960. P. 236 s.; Vernant J.-P., Vidal-Naguet P. Mythe et tragedie en Grece ancienne. P., 1986. T. 2. P. 22-23.

[107] См., в частности: Sourvinou-Inwood Chr. What is Polis Religion? P. 302.

[108] О некоторых аспектах политической деятельности этих дадухов см.: Суриков И.Е. Два очерка об афинской внешней политике классической эпохи // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Казань, 2000. С. 101 и след.

[109] Высказывалось мнение, что еще в дворцовых царствах догреческого Крита государственное устройство тоже было теократическим. См.: Андреев Ю.В. Между Евразией и Европой (К вопросу об исторической специфике минойской цивилизации) // ВДИ. 1995. № 2. С. 98. Это обстоятельство, если оно соответствует действительности, тоже не могло не повлиять на характер складывавшихся ахейских властных структур.

[110] Ср.: Finley M.I. Early Greece... P. 129.

[111] Подробнее см.: Ehrenberg V. From Solon to Socrates: Greek History and Civilization during the 6th and 5th Centuries B.C. L., 1968. P. 48-54; Littman R.J. Kinship in Athens // Ancient Society. 1979. Vol. 10. P. 11; Колобова K.M. Возникновение и развитие Афинского государства. Л., 1958. С. 10; Зельин К.К. Борьба политических группировок в Аттике в VI веке до н.э. М., 1964. С. 139-145; Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 16.

[112] Adkins A.W.H. Moral Values and Political Behaviour in Ancient Greece: From Homer to the End of the Fifth Century. L., 1972. P. 97; Kerferd C.B. The Sophistic Movement. Cambridge, 1984. P. 163.

[113] Еще более красочно этот же эпизод описывает Плутарх (Aristid. 17-18).

[114] Об идеологическом кризисе периода Пелопоннесской войны подробнее см.: Levy Ε. Athènes devant la défaite de 404: Histoire d'une crise idéologique. P., 1976; Суриков И.Ε. Эволюция религиозного сознания... С. 13 и след.

[115] Наиболее подробно см.: Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. М., 1994. Кн. 2. С. 511 и след.

[116] Там же. С. 510. Курсив принадлежит А.Ф. Лосеву.

[117] Напомним известный пассаж Геродота (ΙΙ. 53) о Гесиоде и Гомере: "Они-то впервые и установили для эллинов родословную богов, дали имена и прозвища, разделили между ними почести и крут деятельности и описали их образы". Данное суждение представляется, безусловно, преувеличенным: ведь не изобрели же Гомер с Гесиодом всю греческую мифологию "с нуля"! Они опирались на предшествующую легендарную традицию, восходившую еще к ахейской эпохе. Тем не менее роль великих эпиков в формировании религиозных представлений греков все-таки следует признать весьма значительной.

[118] Grube G.M.A. Euripides and the Gods // Euripides: A Collection of Critical Essays. Englewood Cliffs, 1968. P. 37; Каждан А.П. Религия и атеизм в древнем мире. М., 1957. С. 184; Суриков И.Е. Эволюция религиозного сознания... С. 38.

[119] Подробнее см.: Суриков И.Е. Эволюция религиозного сознания... С. 93 и след. Здесь при изложении мы берем за основу идеи, высказанные в упомянутой работе.

[120] И еще раз отметим, что особенно скрупулезно к соблюдению этого обычая относились те же спартанцы. Так, чтобы привлечь на свою сторону знаменитого прорицателя Тисамена из Элиды, они пошли даже на уникальный, беспрецедентный в своей истории шаг — сделали его полноправным спартанским гражданином (Herod. IX. 33-35).

[121] Заметим, что после того, как полнолуние наступило, спартанский отряд совершил настоящий марш-бросок к Марафону, двигаясь чрезвычайно быстро (Herod. VI. 120), и лишь чуть-чуть не успел к окончанию сражения.

[122] Ср.: Ehrenberg V. Der Staat der Griechen. Т. 1: Der hellenische Staat. Leipzig, 1957. S. 78 u. folg.

[123] Судя по всему, именно амфиктионии были древнейшими на греческой почве объединениями надгосударственного типа: некоторые из них могут восходить еще ко II тыс. до н.э. К сожалению, с некоторой степенью уверенности исследователь может говорить только о Дельфийской амфиктионии (все остальные известны крайне слабо). Амфиктиония, сложившаяся изначально вокруг святилища Деметры в Антеле (близ Фермопил), а затем сделавшая своим главным центром Дельфы, была весьма сложным религиозно-политическим образованием: в нее входили не только полисы, но и племена-этносы, и даже, пожалуй, преимущественно именно эти последние (особенно в раннюю эпоху). О Дельфийской амфиктионии см.: Кулишова О.В. Дельфийский оракул... С. 169 и след.

[124] Иногда считается, что в Аркадии аналогичная равноправная и добровольная "конфедерация" существовала уже в V в. до н.э. Но это, судя по всему, неверно. См. по вопросу: Nielsen Т.Н. Was There an Arkadian Confederacy in the Fifth Century B.C.? // MSAGP. P. 35-61.

[125] Строгецкий В.М. Полис и империя в классической Греции. Н. Новгород, 1991. С. 187.

[126] Подробнее см.: Фролов Э.Д. Немецкая историография античности // Историография античной истории. М., 1980. С. 211—212.

[127] Ср.: Runciman W.G. Op.cit. P. 347 ff. Важные замечания о межгосударственных отношениях в греческом полисном мире см.: Bengtson Η. Kleine Schriften zur alten Geschichte. München, 1974. S. 213 —221.

[128] Об аргосских гимнетах, типологически схожих со спартанскими илотами, фессалийскими пенестами и пр., т.е. подпадавших под категорию μεταξύ ελευθέρων καὶ δούλων ("между свободными и рабами" — Poll. III. 83), см.: Шитова И.А. Раннее законодательство и становление рабства в античной Греции. Л., 1991. С. 133.

[129] Наиболее подробно об аргосской демократии см.: Kritzas Ch.B. Aspects de la vie politique et économique d'Argos au Ve siècle avant J.-C. // Polydipsion Argos: Argos de la fin des palais mycéniens à la constitution de l'État classique. P., 1992. P. 232-240; Robinson E.W. The First Democracies... P. 82-88; Piérart M. L'attitude d'Argos a l'égard des autres cités d'Argolide // PUCPC. P. 32 Iff.

[130] Ср.: Finley M.I. The Ancient Economy. Berkeley, 1973. P. 150 ff.; Austin M.M., Vidal-Naquet P. Economic and Social History of Ancient Greece: An Introduction. Berkeley, 1977. P. 8 ff.

[131] Об олигархии как форме конституционного правления в греческих полисах см. последнюю работу: Ostwald Μ. Oligarchia: The Development of a Constitutional Form in Ancient Greece. Stuttgart, 2000. He можем согласиться с крайней и категоричной точкой зрения Ю.В. Андреева, согласно которой греческий полис мог быть только демократией, а "олигархические полисы" вообще не являются полисами в строгом смысле слова. См.: Андреев Ю.В. Античный полис и восточные города-государства // АП —79. С. 25, 27. О том, что не следует смешивать категории полиса и демократии, см.: Hansen М.Н. Conclusion. The Impact of City-State Cultures on World History // CSTCSC. P. 599.

[132] Поскольку мы надеемся, что эту книгу будут читать не только специалисты, наверное, следует специально оговорить вещь, для специалиста достаточно очевидную. Датировки в древнегреческой истории, когда речь идет не о конкретных событиях, а о периодах и этапах развития, представляют собой вещь в известной мере условную. Когда мы говорим, что архаическая эпоха охватывает VIII-VI вв. до н.э., из этого не следует, что 800 и 500 гг. до н.э. являются какими-то четкими, однозначными рубежами, отделяющими ее от других эпох. Процессы принципиально нового характера, дающие право говорить о начале очередного исторического периода, начали происходить отчасти еще до начала VIII в. до н.э. (появление алфавитной письменности, формирование гомеровского эпоса), а отчасти уже ближе к его середине (начало Великой греческой колонизации, учреждение Олимпийских игр) или даже в его второй половине (демографический взрыв, возникновение фаланги). Равным образом расплывчата и граница архаической эпохи со следующей, классической. Можно принимать за такую границу рождение афинской демократии (508 — 507 гг. до н.э.), или отражение персидских полчищ Ксеркса (480-479 гг. до н.э.), или, наконец, складывание классического стиля в искусстве (но тогда это будет скорее вторая четверть V в. до н.э.). Не говорим уже о неравномерности темпов развития в различных полисах. Можно сказать, что, когда Афины вполне вступили уже в эпоху классики, где-нибудь в Фессалии сохранялись еще характерные для архаики отношения. Одним словом, точные хронологические рамки исторических периодов - это, как правило, в некотором роде фикция, созданная, по большому счету, для удобства студентов, приступающих к изучению античности.

[133] К характеристике эпохи архаики см. общие работы: Heuss A. Die archaische Zeit Griechenlands als geschichtliche Epoche // Zur griechischen Staatskunde. Darmstadt, 1969. S. 36-96; Starr Ch.G. The Origins of Greek Civilization 1100-650 B.C. L., 1962; Idem. The Economic and Social Growth of Early Greece 800-500 B.C. N.Y., 1977; Idem. Individual and Community: The Rise of the Polis, 800 - 500 B.C. N.Y.; Oxford, 1986; Jeifery L.H. Archaic Greece: The City-States c. 700-500 B.C. L, 1978; Burn A.R. The Lyric Age of Greece. L., 1978; Snodgrass A. Archaic Greece: The Age of Experiment. L., 1980; Finley M.I. Early Greece: The Bronze and Archaic Ages: 2nd ed. L., 1981. P. 67 ff.; Leveque P. La naissance de la Grece: Des rois aux cites. P., 1990; Murray O. Early Greece: 2 ed. L., 1993; Osborne R. Greece in the Making, 1200-479 B.C. L.; N.Y., 1996; Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Л., 1988; Яйленко В.П. Архаическая Греция и Ближний Восток. М., 1990; Грант М. Греческий мир в доклассическую эпоху. М.,1998.

[134] Мы абсолютно солидарны с Ю.В. Андреевым, который решительно возражает против отказа от понятия "греческого чуда" или сведения этого феномена к простому итогу предшествующего исторического развития. См.: Андреев Ю.В. Цена свободы и гармонии: Несколько штрихов к потрету греческой цивилизации. СПб., 1988. С. 7—18.

[135] Поэтому нас привело в некоторое недоумение следующее высказывание, встреченное в одном недавнем отечественном исследовании: "В Мегарах уже в конце VIII в. до н.э. большую роль начинают играть представители крупного торгового капитала". См.: Пальцева Л.A. Из истории архаической Греции: Мегары и мегарские колонии. СПб., 1999. С. 242. Хотелось бы нам посмотреть на этих капиталистов — современников Гомера! Признаться, мы и не ожидали, что в наше время можно еще писать подобные вещи.

[136] Об аристократическом "республиканизме" архаической эпохи см.: Greenhalgh P.A.L. Aristocracy and its Advocates in Archaic Greece // G&R. 1972. Vol. 19, N2. P. 190-207.

[137] Обычно считается, что Терсит у Гомера — представитель масс народа, рядовой ратник. См., например: Андреев Ю.В. Архаическая Греция // История Европы. М, 1988. Т. 1: Древняя Европа. С. 225. Это озадачивает: получается, что уже в столь раннюю эпоху представители демоса получали слово в народном собрании? Однако ближе к истине мнение А.Ф. Лосева: "Ферсит вовсе не есть народный представитель, но аристократ" (Лосев А.Ф. Гомер: 2-е изд. М., 1996. С. 115). У Гомера не говорится, что Терсит — рядовой воин, а согласно мифологической традиции он имел аристократическое и даже царское происхождение. Он — двоюродный брат Тидея и дядя Диомеда (Там же. С. 122).

[138] Wade-Gery Н.Т. Essays in Greek History. Oxford, 1958. P. 37-85.

[139] О рычагах влияния, применявшихся знатью, см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклассической эпох... М., 2000. С. 6 и след. (со ссылками на соответствующую лит.).

[140] М. Финли справедливо замечает, что в архаической Греции фундаментальная линия социального разделения проходила между знатью и всем остальным населением: Finley M.I. Early Greece... P. 82.

[141] О том, как выглядели аристократы архаической эпохи, можно составить полное представление по куросам — статуям обнаженных мужчин, дошедших от этого времени в немалом количестве. О них см.: Richter G.M.A. Kouroi: A Study of the Development of the Greek Kouros from the Late Seventh to the Early Fifth Century B.C. Oxford, 1942.

[142] Ср.: Starr Ch.G. The Origins... P. 302.

[143] Сформировалось это крупное землевладение аристократов в Греции скорее всего следующим образом. На протяжении "темных веков", до демографического взрыва, когда население было еще довольно редким и стенохория никак не ощущалась, граждане могли оккупировать и использовать те или иные участки полисных земель. Естественно, у аристократов возможностей для такой оккупации было гораздо больше, и им никто не препятствовал: земля еще не осознавалась как что-то, чем нужно дорожить. На занятых землях аристократы занимались в основном экстенсивным скотоводством. В архаическую эпоху картина меняется. Земли начинает не хватать; чтобы с большей пользой ее использовать, от скотоводства переходят к земледелию. Гомеровское общество выглядело гораздо более скотоводческим, чем общество архаической Греции. См.: Starr Ch.G. The Origins... P. 356; Андреев Ю.В. От Евразии к Европе: Крит и Эгейский мир в эпоху бронзы и раннего железа. СПб., 2002. С. 749. В рационе героев важное место занимали мясные продукты, скот был в их среде основным мерилом стоимости товаров. Кроме того, теперь происходит освоение ранее не культивировавшихся земель. Но их остается всё меньше и меньше, особенно в условиях ограниченных размеров полисной хоры. А аристократы по-прежнему владеют обширными земельными наделами. Не случайно во многих полисах эпохи архаики раздается призыв к общему переделу земли на равных основаниях.

[144] Harris Е.М. A New Solution to the Riddle of the Seisachtheia // DPAG. P. 103-112.

[145] Ср.: Raaflaub K.A. Homer to Solon: The Rise of the Polis. The Written Sources // The Ancient Greek City-State. Copenhagen, 1993. P. 70.

[146] Следует отметить, что многие антиковеды считают понятие "клиентелы" вполне приложимым к греческому, в частности к афинскому, обществу рассматриваемой эпохи: Лурье С.Я. К вопросу о роли Солона в революционном движении начала VI века // Учен. зап. ЛГУ. № 39. Серия ист. наук. Вып. 4. Л., 1939. С. 78 и след.; Daverio Rocchi G. Politica di famiglia e politica di tribü nella polis ateniese (V secolo) // Acme. 1971. Vol. 24, Fase. 1. P. 13 — 44; Bicknell P.J. Studies in Athenian Politics and Genealogy. Wiesbaden, 1972. P. VIII-IX; Littman RJ. Kinship in Athens // Ancient Society. 1979. Vol. 10. P. 10; Finley M.I. Politics in the Ancient World. Cambridge, 1983. P. 46 — 47; Mosse C. De l'ostracisme aux proces politiques: le fonctionnement de la vie politique ä Athenes // Istituto universitario Orientale (Napoli). Annali: Sezione di archeologia e storia antica. 1985. Vol. 7. P. 17 —18; Ober J. Mass and Elite in Democratic Athens. Princeton, 1989. P. 55 — 60.

[147] О формировании фаланги см.: Тумане X. Военная организация греков в архаическую эпоху (Афины VIII—VI вв. до н.э.) // Античное общество: Проблемы политической истории. СПб., 1997. С. 6 — 19; Видаль-Накэ П. Черный охотник: Формы мышления и формы общества в греческом мире. М., 2001. С. 115 и след.; Нефедкин А.К. Основные этапы формирования фаланги гоплитов: военный аспект проблемы // ВДИ. 2002. № 1. С. 87 — 96; Storch R.H. Archaic Greek "Phalanx", 750-650 B.C. // AHB. 1998. Vol. 12, № 1/2. P. 1—7.

[148] Polignac F. de. La naissance de la cite grecque: Cultes, espace et societe VIIIе-VIIе siecles avant J.-C. P., 1984. P. 154; Грант Μ. Указ. соч. С. 29.

[149] О взглядах Феогнида в данной связи см.: Доватур А.И. Феогнид и его время. Л., 1989. С. 64 и след. Более вероятную, чем у А.И. Доватура, датировку жизни и творчества Феогнида (первая, а не вторая половина VI в. до н.э., время острых политических смут в его родных Мегарах) см.: Legon R.P. Megara: The Political History of a Greek City-State to 336 B.C. Ithaca, 1981. P. 104 ff.; Пальцева Л.А. Из истории... С. 267-269.

[150] Как это, например, систематически делается в кн.: Туманс X. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла (VIII —V вв. до н.э.). СПб., 2002. Ее автор едва ли не главный социально-политический конфликт внутри полисов архаической эпохи видит именно в противостоянии аристократов и "новых людей", как он называет разбогатевшую верхушку демоса. Более взвешенную позицию см. в кн.: Forrest W.C. The Emergence of Greek Democracy: The Character of Greek Politics, 800-400 B.C. L" 1966. P. 69.

[151] Об этом периоде в истории Мегар см.: Legon R.P. Op. cit. P. 104— 135; Robinson E.W. The First Democracies: Early Popular Government outside Athens. Stuttgart, 1997. P. 114-117; Пальцева Л.А. Из истории... С. 257-271; Суриков И.Е. Остракизм в Мегарах и Херсонесе Таврическом // Проблемы антиковедения и медиевистики. Н. Новгород, 1999. С. 48 — 52. Судя по всему, архаическая мегарская демократия была вообще самым ранним примером демократического правления на греческой почве (во всяком случае, первым известным).

[152] Ср.: Osborne R. Greece in the Making... P. 221 ff.

[153] Так считает P. Сили, создатель концепции "регионализма", согласно которой основным содержанием политической борьбы в архаических Афинах был именно конфликт между знатью различных регионов Аттики. См.: Sealey R. Regionalism in Archaic Athens // Historia. 1960. Bd. 9, H. 2. S. 155-180; Idem. A History of the Greek City-States ca. 700-338 B.C. Berkeley, 1976. P. 95 ff.

[154] На это справедливо обращается внимание в работе: Eder W. Die athenische Demokratie im 4. Jahrhundert v. Chr. Krise oder Vollendung? // AD. S. 15-16.

[155] Именно такое устройство имеет в виду Аристотель, говоря, что "наилучшее государство не даст ремесленнику гражданских прав" (Pol. 1278а8).

[156] В целом о стасисе см.: Lintott A. Violence, Civil Strife and Revolution in the Classical City, 750-330 B.C. Baltimore, 1982; Gehrke H.-J. Stasis. Untersuchungen zu den inneren Kriegen in den griechischen Staaten des 5. und 4. Jahrhundert v. Chr. München, 1985.

[157] См. о них: Serve Η. Fürstliche Herren zur Zeit der Perserkriege // Die Antike. 1936. Bd. 12. S. 1-28.

[158] Достаточно упомянуть о том, что "колыбелью" архаического законодательства, родиной самых ранних сводов законов, судя по всему, был Крит (Jeffery L.H. Op. cit. P. 76), а полисы Крита в это время представляли собой довольно глухую провинцию, можно сказать, даже "заповедник" архаичных, устаревающих социально-экономических и политических форм.

[159] Об этих сводах см.: Gehrke H.J. Der Nomosbegriff der Polis // Nomos und Gesetz: Ursprünge und Wirkungen des griechischen Gesetzesdenkens. Göttingen, 1995. S. 14 u. folg.; Пальцева Л.A. К вопросу о кодификации права в Древней Греции // ДП. 2002. № 2 (10). С. 14-22.

[160] В основном в отечественной историографии. См., например: Шитова И.А. Раннее законодательство и становление рабства в античной Греции. Л., 1991. С. 56 — 57; Дворецкая И.А., Залюбовина Г.Т., Шервуд Е.А. Кровная месть у древних греков и германцев. М., 1993. С. 18. Ср. также: Фролов Э.Д. Рождение... С. 131.

[161] Ср.: Eder W. The Political Significance of the Codification of Law in Archaic Societies: An Unconventional Hypothesis // Social Struggles in Archaic Rome: New Perspectives on the Conflict of the Orders. Berkeley, 1986. P. 262-300; Humphreys S.C. A Historical Approach to Drakon's Law on Homicide // Symposion 1990: Vorträge zur griechischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Köln, 1991. S. 17 — 45; Osborne R. Greece in the Making... P.189; Суриков И.Е. Законодательство Драконта в Афинах и его исторический контекст // ДП. 2000. № 2(7). С. 12.

[162] О них см.: Snell В. Leben und Meinungen der Sieben Weisen: 3. Aufl. München, 1952.

[163] Может показаться странным, что в числе лиц, пользовавшихся благоволением оракула, оказались тираны (Периандр, Клеобул из Линда на Родосе, Питтак Митиленский, сущность власти которого тоже была близка к тиранической). Ведь, согласно распространенной точке зрения, дельфийское жречество негативно относилось к тирании как к форме правления (Кулишова О.В. Дельфийский оракул и тирания в архаической Греции // АП —95. С. 12 — 27). В действительности, однако, это мнение о принципиальном дельфийском "антитиранизме" — не более чем историографический миф. См.: Макаров И.А. Тирания и Дельфы в рамках политической истории Греции второй половины VII-V в. до н.э. // ВДИ. 1995. № 4. С. 117 - 131. Необходима одна оговорка: напрасно И.А. Макаров считает, что и традиция о враждебности Дельфов к Писистратидам тоже недостоверна. Но эта враждебность была вызвана конкретными, а не принципиальными причинами: Brandt Η. Pythia, Apollon und die älteren griechischen Tyrannen // Chiron. 1998. Bd. 28. S. 193-212.

[164] Подчеркнем, что это знаменитое Γνῶθι σεαυτόν для архаической эпохи следует понимать еще в "досократовском" смысле. Перед нами - не призыв к погружению в глубины собственной индивидуальности, а фиксация некой мировой субординации с твердо установленным местом для каждого человека, которое ему надлежит знать. Несколько утрируя, можно сказать, что в дельфийском контексте "Познай самого себя" фактически означает "Познай, что ты всего лишь человек, и не стремись к большему".

[165] Назовем лишь важнейшие работы, в которых анализируется античная традиция о Солоне и его законодательстве: Ленцман Я.А. Достоверность античной традиции о Солоне // Древний мир. М., 1962. С. 579-586; Ruschenbusch Ε. ΠΑΤΡΙΟΙ ΠΟΛΙΤΕΙΑ. Theseus, Drakon, Solon und Kleisthenes in Publizistik und Geschichtsschreibung des 5. und 4. Jahrhunderts v.Chr. // Historia. 1958. Bd. 7, H. 4. S. 398-424; Oliva P. Solon im Wandel der Jahrhunderte // Eirene. 1973. Vol. 11. P. 31-65; Mosse C. Comment s'élabore un mythe politique: Solon, "père fondateur" de la démocratie athénienne // Annales: économies, sociétés, civilisations. 1979. Vol. 34, N 3. P. 425 - 437; David E. Solon, Neutrality and Partisan Literature of Late Fifth-Century Athens // Museum Helveticum. 1984. Vol. 41, fasc. 3. P. 129- 138; Chiasson Ch. The Herodotean Solon // GRBS. 1986. Vol. 27, N 3. P. 249 — 262; Hansen M.H. Solonian Democracy in Fourth-Century Athens // Classica et mediaevalia. 1989. Vol. 40. P. 71—99. Особо следует отметить фундаментальные своды свидетельств о Солоне: Ruschenbusch Ε. ΣΟΛΩΝΟΣ ΝΟΜΟΙ: Die Fragmente des solonischen Gesetzwerkes mit einer Text- und Oberlieferungsgeschichte. Wiesbaden, 1966; Martina A. Solone: Testimonianze sulla vita e l'opera. Roma, 1968.

[166] Нам уже приходилось писать о солоновских стихах: Суриков И.Е. Авторское начало в лирике Солона // Восточная Европа в древности и средневековье: Автор и его текст. М., 2003. С. 235 — 240.

[167] Особняком стоит дошедшая в незначительных отрывках элегия, в которой Солон выступает за отвоевание у Мегар острова Саламин (fr. 2 Diehl).

[168] К этой проблеме см.: Hammond N.G.L. Studies in Greek History. Oxford, 1973. P. 160; Rihll Т.Е. Lawgivers and Tyrants (Solon, frr. 9-11 West) // ClQ. 1989. Vol. 39, N 2. P. 277-286.

[169] Ср.: Sealey R. A History... P. 91.

[170] Здесь перевод С.И. Радцига представляет собой скорее интерпретацию. В оригинале не говорится о долговых столбах. Точнее и нейтральнее в данном месте перевод Г. Церетели: "...Столпы я с коей снял, в ней водруженные". У Солона речь идет о οροι — каменных столбах, которые могли выполнять различные функции: маркировать какие-либо границы (в частности, археологами найдены οροι, отмечавшие границы Агоры), быть закладными метками и др.

[171] См., например: French A. Solon's Act of Mediation // Antichthon. 1984. Vol. 19. P. 1 - 12; Harris EM. A New Solution....

[172] Об упоминаниях Солона в комедиях см.: Henry MM. Prisoner of History: Aspasia of Miletus and her Biographical Tradition. Oxford, 1995. P. 20, 23-24.

[173] Об этом эпизоде см.: Суриков И.Е. Гостеприимство Креза и афиняне // ЗОГАМ. С. 72 и след. В целом по поводу образа Солона у Геродота см.: Markianos S.S. The Chronology of the Herodotean Solon // Historia. 1974. Bd. 23, H. 1. S. 1-20; Chiasson Ch. Op. cit.

[174] Об этом пассаже Платона см.: Панченко Д.В. Платон и Атлантида. Л., 1990. С. 5 и след.

[175] Важнейшие труды об аттидографах: Jacoby F. Atthis: The Local Chronicles of Ancient Athens. Oxford, 1949; Idem. Die Fragmente der griechischen Historiker. Teil 3b. A Commentary on the Ancient Historians of Athens. V. 1—2. Leiden, 1954; Pearson L. The Local Historians of Attica: Repr. ed. Ann Arbor, 1981.

[176] Наиболее фундаментальные на сегодняшний день работы об "Афинской политии": Day J., Chambers Μ. Aristotle's History of Athenian Democracy. Berkeley, 1962; Rhodes P.J. A Commentary on the Aristotelian Athenaion Politeia. Oxford, 1981.

[177] Наиболее подробно об этом памятнике см.: Ruschenbusch Ε. Plutarchs Solonbiographie // ZPE. 1994. Bd. 100. S. 351-380. Справедливо отмечается, что Плутарх испытывал к Солону особый интерес: Affortunati Μ., Scardigli В. Aspects of Plutarch's Life of Publicola // PHT. P. 110.

[178] См.: David Ε. Solon... P. 129 ff.

[179] Об эволюции афинской демократической идеологии в этом столетии см.: Cohen D. The Rule of Law and Democratic Ideology in Classical Athens // AD. S. 227-244.

[180] См. об этом процессе: Ostwald Μ. From Popular Sovereignty to the Sovereignty of Law. Berkeley, 1986; Pierart M. Du regne des philosophes ä la souverainete des lois // AD. S. 249 — 250; Маринович Л.П. Закон и власть в классических Афинах // ВЧОАМ. С. 5— 18. Институциональным проявлением этой "смены парадигм" явилось, в частности, расширение полномочий афинских судов присяжных в IV в. до н.э. См.: Hansen М.Н. The Political Powers of the People's Court in Fourth-Century Athens // GC. P. 215-243.

[181] Ср.: Ruschenbusch Ε. ΠΑΤΡΙΟΣ ΠΟΛΙΤΕΙΑ... S. 399 u. folg.; Thomas R. Oral Tradition and Written Record in Classical Athens. Cambridge, 1989. P. 280; Доватур А.И. Феогнид... С. 140.

[182] Ellis J.R., Stanton G.R. Factional Conflict and Solon's Reforms // Phoenix. 1968. Vol. 22. N 2. P. 110.

[183] Stanton G.R. Athenian Politics c. 800 - 500 B.C.: A Sourcebook. L.; N.Y., 1991. P. 24; Harris Ε.Μ. Op. cit. P. 111.

[184] Rhodes P.J. "Alles eitel Gold"? The Sixth and Fifth Centuries in Fourth-Century Athens // AA. P., 1993. P. 53-64; Stroud R.S. Aristotle and Athenian Homicide // AA. P. 203 - 221.

[185] Мы не касаемся здесь дискуссионного вопроса о соотношении кирб и аксонов — деревянных таблиц, на которые заносились тексты законов в архаических Афинах. См. о них: Stroud R.S. The Axones and Kyrbeis of Drakon and Solon. Berkeley, 1979; Robertson N. Solon's Axones and Kyrbeis and the Sixth-Century Background // Historia. 1986. Bd. 35, H. 2. S. 147-176.

[186] Именно такие "небольшие остатки" Плутарх (Sol. 25) видел в афинском Пританее. Ср.: Thomas R. Op. cit. P. 77.

[187] Об этом мероприятии см.: Pierart Μ. Athenes et ses lois: Discours politiques et pratiques institutionelles // Revue des etudes anciennes. 1987. Vol. 89, №1/2. P. 21-37.

[188] Ср.: Маринович Л.П. Античная и современная демократия: новые подходы. М., 2001. С. 30; Суриков И.Е. Изменения в афинских законах в V в. до н.э. (на примере закона об остракизме) // ДП. 2003. № 1 (11). С. 8 и след. В целом о категориях закона (νόμος) и псефисмы см.: Quass F. Nomos und Psephisma: Untersuchung zum griechischen Staatsrecht. München, 1971.

[189] Представляется наиболее вероятным, что инициатором этих законодательных реформ был Ферамен — лидер "умеренного" крыла Тридцати.

[190] Ehrenberg V. From Solon to Socrates: Greek History and Civilization during the 6th and 5th Centuries B.C. L., 1968. P. 68-69; Murray O. Early Greece... P. 184.

[191] Так считает, например, Эренберг. См.: Ehrenberg V. From Solon... P. 69. Можно возразить, что во времена Солона сколько-нибудь существенное различие между законами и псефисмами явно еще не проводилось. Однако утверждение, что реформы Солона и законы Солона — явления не одного порядка, представляется нам верным.

[192] Fritz К. von. Nochmals das solonische Gesetz gegen Neutralität im Bürgerzwist // Historie. 1977. Bd. 26, H. 2. S. 245-247.

[193] Штерн Э.Р. фон. Солон и деление аттического гражданского населения на имущественные классы. Б.м., б.г. (оттиск из неуказанного изд., хранящийся в ГПИБ); Колобова K.M. Революция Солона // Учен. зап. ЛГУ. № 39. Сер. ист. наук. Вып. 4. Л., 1939. С. 26; Bugh G.R. The Horsemen of Athens. Princeton, 1988. P. 22. Действительно, термины "всадники" и "феты", вне всякого сомнения, весьма архаичны; с немалой долей уверенности это можно утверждать и относительно термина "зевгиты". Несколько сложнее обстоит дело с явно искусственно созданным названием первого разряда — "пентакосиомедимны". Возможно, Солон выделил в особый, высший разряд богатейшую верхушку всадников. См.: Forrest W.G. The Emergence... P. 161; Foxhall L. A View from the Top: Evaluating the Solonian Property Classes // DPAG. P. 113 ff.; Грант Μ. Указ. соч. С. 79. Не менее вероятно, однако, что этот разряд существовал и ранее, а Солон только дал ему новое наименование. До того он мог называться, например, ἁρματηλάται ("правящие колесницами"), но это название утратило смысл в связи с выходом из употребления к солоновскому времени боевых колесниц на полях сражений.

[194] Историчность солоновской денежной реформы ранее признавалась безоговорочно. См.: Seltman С. Т. Athens, its History and Coinage before the Persian Invasion. Cambridge, 1924; Hill G.F. Ancient Greek and Roman Coins. Chicago, 1964. P. 8, 40. Однако в настоящее время справедливо отмечается, что никакой монеты во времена Солона в Афинах вообще еще не чеканили: Kraft К. Zur solonischen Gewichts- und Münzreform // Jahrbuch für Numismatik und Geldgeschischte. 1969. Bd. 19. S. 7-24; Crawford М.Н. Solon's Alleged Reform of Weights and Measures // Eirene. 1972. Vol. 10. P. 5-8; Kraay CM. Archaic and Classical Greek Coins. Berkeley, 1976. P. 55 ff.; Osborne R. Greece in the Making... P. 222.

[195] Davies J.K. Athenian Propertied Families, 600-300 B.C. Oxford,1971. P. 323-324; Cassola F. La proprieta del suolo in Attica fino a Pisistrato // PP. 1973. Vol. 28. P. 75-87; Markianos S.S. Op.cit.; Sealey R. Zum Datum der solonischen Gesetzgebung // Historia. 1979. Bd. 28. H. 2. S. 238-241; Stockton D. The Classical Athenian Democracy. Oxford, 1991. P. 20; Stanton C.R. Op. cit. P. 34. Еще дальше идет Д.В. Панченко, считающий, что законодательство Солона имело место, вероятнее всего, на хронологическом отрезке 556 — 552 гг. до н.э., а первый приход к власти Писистрата датирующий соответственно 547 — 545 гг. См.: Panchenko D. Democritus' Trojan Era and the Foundations of Early Greek Chronology // Hyperboreus. 2000. Vol. 6, fasc. 1. P. 61 ff.

[196] См., например: Cadoux T.J. The Athenian Archons from Kreon to Hypsichides // JHS. 1948. Vol. 68. P. 93-95; Ehrenberg V. From Solon... P. 393 — 394; Молчанов A.A., Суриков И.Ε. У истоков остракизма // ВЧОАМ. С. 257, 260.

[197] Hammond N.G.L. Studies... P. 145- 170.

[198] Вопрос подробнее разбирается нами в другой работе. См.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклассической эпох... М., 2000. С. 36-40, 133- 140.

[199] Linforth I.M. Solon the Athenian. Berkeley, 1919; Woodhouse W.S. Solon the Liberator: A Study of the Agrarian Problem in Attika in the Seventh Century: Repr. ed. N.Y., 1965 (первое изд. кн. Вудхауза вышло в 1938 г.).

[200] Hann К. Solon: Staatsmann und Weiser. Wien, 1948; Masaracchia A. Solone. Firenze, 1958; Ferreira G. La politica di Solone. Napoli, 1964; Ehrenberg V. From Solon...; Oliva P. Solon. Praha, 1971.

[201] Ruschenbusch Ε. ΣΟΛΩΝΟΣ ΝΟΜΟΙ...; Martina Α. Solone.

[202] Критический анализ важнейших из этих трудов (Финли, Старра и др.) см.: Фролов Э.Д. Рождение... С. 18 и след.

[203] Колобова K.M. Революция Солона...; Лурье С.Я. К вопросу о роли Солона...; Ленцман Я.А. Рабы в законах Солона: к вопросу о достоверности античной традиции // ВДИ. 1958. № 4. С. 51 - 69. Позже, насколько нам известно, деятельностью Солона в нашей стране почти никто специально не занимался, за очень редкими исключениями. См., например: Горовой В.В. Солон и формирование политического опыта античной демократии // Античность и современность: Докл. конф. М., 1991. С. 45-50; Он же. Солон и гектеморы: к вопросу о реформе денежной системы в Афинах // АОЦ. 1996. Вып. 4. С. 38-41; Касаткина H.A. Солон Афинский и остров Саламин // АКРА: Сб. научн. тр. Н. Новгород, 2002. С. 59 - 70. Да и эти статьи довольно узки по тематике. Автору этих строк также доводилось писать о Солоне. См., в частности: Суриков И.Е. Гостеприимство Креза... С. 72 и след.; Он же. Из истории греческой аристократии... С. 133 и след.; Он же. Эволюция религиозного сознания афинян во второй половине V в. до н.э.... М., 2002. С. 64 и след.; Он же. Законодательство Солона об упорядочении погребальной обрядности // ДП. 2002. № 1 (9). С. 8-21; Он же. Авторское начало...

[204] Первого мнения придерживалась K.M. Колобова, второго — С.Я. Лурье.

[205] Фролов Э.Д. Рождение... С. 131 - 135.

[206] Шишова И.Л. Указ. соч. С. 58-62.

[207] Так передается имя его отца большинством античных авторов: Lucian. Dial. mort. 20. 4; Aelian. Var. hist. VIII. 16; Schol. Plat. Tim. 20e; Suid. s.v. Σόλων. Есть также версия (представленная эллинистическим филологом Дидимом, — р. 399 Schmidt), согласно которой отца Солона звали Эвфорионом. Плутарх (Sol. 1) приводит оба варианта, но предпочтение отдает общепринятому.

[208] А не на острове Саламин, как ошибочно считали некоторые писатели: Diod. IX. 1; Diog. Laert. I. 45. Ошибка проистекла скорее всего из того, что Солон в сознании последующих поколений прочно ассоциировался, помимо иных своих деяний, с завоеванием афинским полисом Саламина.

[209] Есть, впрочем, мнение, согласно которому древнегреческие филы были не племенами в привычном нам смысле слова, а образованиями, близкими к древнеиндийским варнам: Надь Г. Греческая мифология и поэтика. М, 2002. С. 356 и след. Аналогичный ход мысли, хотя и в не столь категоричной форме, встречаем уже у Э. Бенвениста: Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М.,1995. С. 193 и след.

[210] Весьма импонирующую нам интерпретацию института фратрий см.: Forrest W.G. The Emergence... P. 52 ff.

[211] Проблема родоплеменного деления афинского полиса, которое оказалось весьма живучим и сохранялось в тех или иных элементах даже еще и в условиях классической демократии, неоднократно рассматривалась в исследовательской литературе. Назовем лишь несколько важных работ: Bourriot F. Recherches sur la nature du genos: Étude d'histoire sociale athénienne. Périodes archaïque et classique. Lille; P., 1976. T. 1—2; Roussel D. Tribu et cité. Études sur les groupes sociaux dans la cités grecques aux époques archaïque et classique. P., 1976; Littman R.J. Kinship and Politics in Athens 600 — 400 B.C. N.Y., 1990; Глускина Л.М. Фратрия и род в структуре афинского полиса в IV в. до н.э. // ВДИ. 1983. № 3. С. 39-52. Тем не менее в этой проблематике и по сей день остается очень много неясного, а имевшие место дискуссии скорее не прояснили спорные вопросы, а только сильнее запутали их.

[212] Об этих подразделениях см.: Wüst F.R. Zu den πρυτάνιες τῶν ναυκράρων und zu den alten attischen Trittyen // Historia. 1957. Bd. 6, H. 2. S. 176— 191; Строгецкий В.М. Морская программа Фемистокла и возникновение триерархии // AM. С. 69 — 83.

[213] Первоначальная (так называемая "Старая") Агора, еще очень небольшого размера, располагалась на восточном склоне Акрополя. См.: Morris I. Burial and Ancient Society. Cambridge, 1989. P. 67; Shear T.L. Ισόνομους τ' Αθήνας έποιησάτην: The Agora and the Democracy // AAAD. P. 227-228; Robertson N. The City Center of Archaic Athens // Hesperia. 1998. Vol. 67, N 3. P. 283 ff. Впоследствии, в VI в. до н.э. (не вполне ясно, при Солоне или уже после него) Агора была перенесена на северо-запад от Акрополя, где она и находилась вплоть до конца античной эпохи. Важнейшие труды по Агоре: Thompson H.A., WycherleyR.E. The Agora of Athens: The History, Shape and Uses of an Ancient City Center (The Athenian Agora. Vol. 14). Princeton, 1972; Camp J.M. The Athenian Agora: Excavations in the Heart of Classical Athens. L., 1986. Наиболее фундаментальным исследованием афинской топографии в целом остается книга: Judeich W. Topographie von Athen: 2. Aufl. München, 1931.

[214] Ср.: Forrest W.G. The Emergence... P. 145; Simms R.M. Eumolpos and the Wars of Athens // GRBS. 1983. Vol. 24, N 3. P. 208; Туманс X. Рождение Афины... С. 32-33.

[215] Ср.: Колобова K.M. К вопросу о возникновении афинского государства // ВДИ. 1968. № 4. С. 41 — 55; Молчанов A.A. Микенские истоки семейных традиций у древних греков (генеалогический и сакральный аспекты) // Социальные структуры и социальная психология античного мира. М., 1993. С. 76.

[216] Строго говоря, все эти названия родов в некоторой степени условны. В Афинах (и в Греции в целом), в отличие от Рима, название рода никогда не входило в состав официального имени гражданина, и это зачастую мешает антиковедам как идентифицировать родовую принадлежность того или иного знатного афинянина, так и определять правильные наименования некоторых родов. Так, Филаидов (весь этот род или одну из его ветвей) иногда называют в литературе Кимонидами. Какое название — Кодриды или Медонтиды — следует считать более правильным? Были ли Писистратиды отдельным родом или ветвью рода Кодридов? Как назывался род, к которому принадлежал Алкивиад (предлагались разные варианты)? Это лишь немногие из числа тех вопросов, с которыми сталкиваются специалисты по афинской генеалогии. И далеко не на все такие вопросы вообще когда-нибудь будут даны однозначные и непротиворечивые ответы.

[217] Истории этого древнего, колоритного органа специально посвящена недавняя монография: Wallace R.W. The Areopagus Council, to 307 B.C. Baltimore, 1989. См. также нашу работу: Суриков И.Е. Афинский ареопаг в первой половине V в. до н.э. // ВДИ. 1995. № 1. С. 23 — 40. Хотя в этой статье говорится преимущественно об эволюции Ареопага в более позднюю эпоху, там есть и замечания о его первоначальных функциях. Там же указана и основная литература об Ареопаге.

[218] См.: Leveque P. Op. cit. Р. 63.

[219] Raaflaub К. Op. cit. Р. 70.

[220] Об этой экспедиции см.: Jeffery L.H. Op. cit. P. 89 — 90.

[221] О данном событии афинской истории нам приходилось писать весьма подробно, указывая на все имеющиеся по этому вопросу источники и литературу. См.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 78- 124.

[222] См. об этих законах: Суриков И.Е. Законодательство Драконта...

[223] Об афинских судебных органах, разбиравших дела об убийствах, см.: Sealey R. The Athenian Courts for Homicide // ClPh. 1983. Vol. 78. N 4. P. 275-296; Boegehold A.L. et al. The Lawcourts at Athens: Sites, Buildings, Equipment, Procedure, and Testimonia (The Athenian Agora. Vol. 28). Princeton, 1995. P. 43-50.

[224] Нам представляется наиболее вероятной датировка ок. 615 г. до н.э., предложенная в давней, но не утратившей значения работе: Wright J.H. The Date of Cylon // Harvard Studies in Classical Philology. 1982. Vol. 3. P. 71.

[225] Алкмеон удалился в эвбейскую Эретрию, а не в Дельфы, как иногда считают. См.: Суриков И.Е. Остракон Мегакла, Алкмеониды и Эретрия (Эпиграфическое свидетельство о внешних связях афинской аристократии) // ВДИ. 2003. № 2. С. 23.

[226] О борьбе за Саламин см.: French A. Solon and the Megarian Question // JHS. 1957. Vol. 77. N 2. P. 238-246; Legon R.P. Op. cit. P. 124-125; Пальцева Л.A. Из истории... С. 247 — 257; Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 135 (естественно, конкретные реконструкции событий в различных работах несколько отличаются друг от друга).

[227] Ср.: Суриков И.Е. О некоторых особенностях правосознания афинян классической эпохи // ДП. 1999. № 2(5). С. 40 — 41; Он же. Место аристократических родословных в общественно-политической жизни классических Афин // Из истории античного общества. Н. Новгород, 2001. Вып. 7. С. 139; Он же. О некоторых особенностях генеалогической традиции в классических Афинах // Восточная Европа в древности и средневековье: Генеалогия как форма исторической памяти. М., 2001. С. 173. Сказанное в этих работах о ситуации в классических Афинах a fortiori относится к архаическим.

[228] Этот род даже не ограничивался одними Афинами. Династии басилеев в некоторых ионийских полисах Малой Азии (например, в Эфесе — Strab. XIV. 632-633) тоже возводили себя к Кодру. Кодридом был, в частности, великий философ Гераклит.

[229] Mitchell L.G. New Wine in Old Wineskins: Solon, Arete and the Agathos // DPAG. P. 137 ff.

[230] He можем согласиться с X. Тумансом, когда он отвергает традицию о занятии Солона торговлей, считая, что это противоречило бы его аристократическим мировоззренческим установкам: См.: Туманс X. Рождение Афины... С. 242 — 243. Давно миновали времена Гомера, когда слово "купец" в устах аристократа действительно звучало ругательством (см., например, — Od. VIII. 159 sqq.). К солоновской эпохе представители знати уже отнюдь не гнушались участвовать в торговых предприятиях и наживаться от этого. См. по этой проблематике: Bravo В. Commerce et noblesse en Grece archa'fque // Dialogues d'histoire ancienne. 1984. Vol. 10. P. 99-160; Polignac F. de. Cults, Territory, and the Origins of the Greek City-State. Chicago, 1995. P. 7. Достаточно вспомнить, что аристократы архаического Милета были прозваны "вечно-плавающими" (ἀειναϋται — Plut. Mor. 298cd). Очевидно, плавания по торговым делам были их главным занятием.

[231] О важности идеи евномии в мировоззрении Солона см.: Reinhardt К. Solons Elegie είς εαυτόν // RhM. 1916. Bd. 71. S. 128-135; Jaeger W. Solons Eunomie // Sitzungber. d. Preussischen Ak. d. Wiss. Philos.-hist. Kl. 1926. S. 69-85; Vlastos G. Solonian Justice // ClPh. 1946. Vol. 41, N 2. P. 65-83; Lumpe A. Solons Einfluss auf Xenophanes // RhM. 1955. Bd. 98, H. 4. S. 378; Jones J.W. The Law and Legal Theory of the Greeks: An Introduction. Oxford, 1956. P. 93; Ostwald M. Nomos and the Beginnings of the Athenian Democracy. Oxford, 1969. P. 68-69; Надь Г. Указ. соч. С. 349 и след. В целом об идее евномии см.: Маркиш Ш. Сумерки в полдень: Очерк греческой культуры в эпоху Пелопоннесской войны. СПб., 1999. С. 148.

[232] Дословно — "исправляет неправые тяжбы" (εὐθύνει δέ δίκας σκολιάς).

[233] Первые две строки этого фрагмента цитируются приводящими их авторами - Диодором (VII. 12. 6) и Плутархом (Lycurg. 6) с некоторыми разночтениями, впрочем, не влияющими на смысл. Последние четыре строки часто считаются позднейшей вставкой, на наш взгляд, без особенного к тому основания: если их элиминировать, то предшествующая строка окажется оборванной на полуфразе.

[234] фактически данный отрывок представляет собой не что иное, как стихотворный пересказ Великой ретры Ликурга. См.: Йегер В. Пайдейя: Воспитание античного грека. М., 2001. Т. 1. С. 129 и след.

[235] Ср.: Lumpe A. Op. cit. Р. 378; Greenhalgh P.A.L. Op. cit. P. 196.

[236] О "борьбе" Аполлона и Диониса в Дельфах см.: Иванов Вяч. Дионис и прадионисийство. СПб., 1994. С. 34 и след. О дельфийской по своему происхождению доктрине умеренности, самоограничения см.: Meier Chr. The Greek Discovery of Politics. Cambridge (Mass.), 1990. P. 45. О "дельфийском духе" у Солона см.: Horm К. Op. cit. S. 72; Masaracchia A. Op. cit. P. 57.

[237] Hammond N.G.L. A History of Greece to 322 B.C. Oxford, 1959. P. 163-164; Доватур А.И. Феогнид... С. 102 и след.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 243.

[238] В своей молодости Солон имел возможность наблюдать яркое проявление принципа коллективной ответственности: весь род Алкмеонидов был осужден на "вечное" изгнание из Афин за религиозное преступление, совершенное в ходе подавления мятежа Килона, хотя непосредственные виновники содеянного ко времени суда были уже мертвы (Arist. Ath. pol. 1). Характерно в связи с этим, что впоследствии законодатель способствовал возвращению Алкмеонидов на родину, впервые в афинской истории применив такую меру, как амнистия (Plut. Sol. 19).

[239] По поводу представлений Солона о божественной справедливости см.: Ranulf S. The Jealousy of the Gods and Criminal Law at Athens: A Contribution to the Sociology of Moral Indignation. Copenhagen, 1933. Vol. 1. P. 130-132; Freeman K. God, Man and State: Greek Concepts. L, 1952. P. 208 ff.; Ehrenberg V. From Solon... P. 72; Adkins A.W.H. Moral Values and Political Behaviour in Ancient Greece: From Homer to the End of the Fifth Century. L., 1972. P. 47-57; Webster T.B.L. Athenian Culture and Society. Berkeley, 1973. P. 94; Manuwald B. Zu Solons Gedankenwelt // RhM. 1989. Bd. 132, H. 1. S. 1-25; Murray O. Early Greece... P. 183.

[240] Forrest W.G., Stockton D.L. The Athenian Archons: A Note // Historia. 1987. Vol. 36, N 2. P. 235-240.

[241] При интерпретации этого факта следует учитывать, что Солон в своих стихах специально подчеркивает принадлежность своих сограждан к ионийскому племени, называет Афины "древнейшей землей Ионии" (Sol. fr. 4 Diehl). Мегары же, как известно, были частью дорийского мира.

[242] Впоследствии Солона обвиняли в том, что он в политических целях сам сочинил эти стихи и включил их в поэму (Plut. Sol. 10; Diog. Laert. I. 48). Укажем здесь и на то, что Солон первым в Афинах, еще до Писистрата, всерьез занялся упорядочением эпической традиции, сбором гомеровских героических песен (Diog. Laert. I. 57). Он, несомненно, был хорошим знатоком Гомера.

[243] Таким образом, к многочисленным заслугам Солона можно добавить еще и то, что он, проведя исследование саламинских некрополей, стал, таким образом, первым в европейской (если не мировой) истории археологом. Впоследствии мегарский историк IV —III вв. до н.э. Герей (FGrHist. 486. F4) уличал Солона в недобросовестности, но мы не знаем, насколько обоснованно.

[244] "Священными" в греческой традиции назывались войны, ведшиеся за контроль над Дельфами. Всего на протяжении VI — IV вв. до н.э. имели место четыре Священные войны. Последняя по времени работа о Первой Священной войне: Howe Т. Pastoralism, the Delphic Amphiktyony and the First Sacred War: The Creation of Apollo's Sacred Pastures // Historia. 2003. Bd. 52, H. 2. S. 129-146.

[245] Была даже попытка просто отрицать ее историчность и считать традицию о ней фиктивной (Robertson N. The Myth of the First Sacred War // ClQ. 1978. Vol. 28, N1. P. 38-73), но подобный взгляд представляется не более чем доведенным до пес plus ultra гиперкритицизмом (полемику с ним см.: Lehmann G.A. Der "Erste Heilige Krieg" — eine Fiktion? // Historia. 1980. Bd. 29, H. 2. S. 242-246).

[246] Forrest W.G. The First Sacred War // BCH. 1956. Vol. 80, N 1. P. 33-52; cp. Idem. Delphi, 750-500 B.C. // САН: 2 nd ed. 1982. Vol. 3, Pt 3. P. 305 — 320. Следует отметить, что еще до Форреста сходные мысли о Первой Священной войне высказывались в отечественной историографии: Глускина Л.М. Дельфы в период Первой Священной войны // ВДИ. 1951. №2. С. 213-221.

[247] Конечно, вызывает некоторое недоверие характерная для эпоса "круглая цифра" (ср. десятилетнюю продолжительность Троянской войны и т.п.). Не исключено, что в действительности война была не такой затяжной. Датировки см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 39-40.

[248] Изменение отношения Дельфов можно проследить на примере Клисфена, тирана Сикиона. Вначале, проводя в своем полисе реформы в культовой области, он натолкнулся на крайне раздраженную реакцию оракула (Herod.V. 67). А впоследствии, сыграв исключительно активную роль в Первой Священной войне (Paus. II. 9. 6; X. 37. 6; Polyaen. III. 5; Frontin. Strat. III. 7. 6; Schol. Pind. Nem. IX. inscr.), он оказался очень влиятельным в дельфийском святилище и, в частности, в 582 г. до н.э. стал победителем в Пифийских играх, в состязаниях колесниц-четверок (Paus. X. 7. 6). О Клисфене Сикионском см.: Hammond N.G.L. The Family of Orthagoras // ClQ. 1956. Vol. 6. N 1/2. P. 45-53; Mastrocinque A. Ricerche sulla storia greca arcaica. I: Clistene lapidatore di Sicione // RIL. 1977. Vol. 111. P. 167-174; Bicknell P.J. Herodotos 5.68 and the Racial Policy of Kleisthenes of Sikyon // GRBS. 1982. Vol. 23, N 3. P. 203-212; Ogden D. Cleisthenes of Sicyon, Λευστήρ // ClQ. 1993. Vol. 43, N 2. P. 353-363.

[249] Jeffery L.H. Op. cit. P. 75.

[250] Aeschin. III. 107- 112; Arist. fr. 615 Rose; Plut. Sol. 11 (со ссылками на различные версии); Paus. Χ. 37. 6 — 7; Suid. s.v. Σόλων.

[251] Мы не согласны с мнением, согласно которому Солон вообще не имел отношения к Первой Священной войне, и участие в ней было приписано ему традицией. См. это мнение: Smertenko СМ., Belknap G.N. Studies in Greek Religion. Eugene, 1935. P. 5 ff.; Глускина A.M. Дельфы... С. 215; Defradas J. Les themes de la propagande delphique. P., 1954. P. 266.

[252] Ср.: Masaracchia A. Op. cit. P. 96-98; Туманс X. Рождение Афины... С. 208 — 209 (в последней работе роль Солона в Первой Священной войне, может быть, несколько преувеличена).

[253] Так, Алкивиад в 411 г. до н.э. принял командование афинским флотом, а вскоре был и официально утвержден экклесией в должности стратега, несмотря на то, что он был изгнанником, заочно осужденным на смертную казнь.

[254] По поводу событий, о которых пойдет речь далее, см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 36 —41, 133—140, 235 — 237. Наше изложение здесь будет следовать результатам, которые получены в упомянутой работе. Там же приводятся ссылки на источники и основную литературу по вопросу.

[255] Об Ареопаге и эфетах говорилось выше. О суде в Пританее см.: Boegehold A.L. et al. Op. cit. P. 50.

[256] Таким образом, посредническая деятельность Солона была связана именно с возвращением Алкмеонидов, а не с их изгнанием, как ошибочно утверждает Плутарх в другом месте (Sol. 12).

[257] Об этом фрагменте (с просопографическим комментарием) см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 154—155.

[258] Интересно, что и в "Политике" (1274а1) Аристотель отрицает введение Солоном жеребьевки должностных лиц. Ср.: Figueira T.J. The Ten Archontes of 579/8 at Athens // Hesperia. 1984. Vol. 53, N 4. P. 472-473.

[259] Cartledge P. The Greeks: A Portrait of Self and Others. Oxford, 1993. P. 147. По справедливому замечанию К. Моссе, это освобождение крестьян подготовило в Афинах триумф демократии. См.: Mossé С. Les dépendants paysans dans le monde grec à l'époque archaïque et classique // TPDSA. P. 92.

[260] См. также: Horsmann G. Athens Weg zur eigenen Währung: Der Zusammenhang der metrologischen Reform Solons mit der timokratischen // Historia. 2000. Bd. 49, H. 3. S. 259-277.

[261] Впоследствии сложилась даже враждебная Солону традиция (Arist. Ath. pol. 6. 2; Plut. Sol. 15), согласно которой друзья Солона нажились на сисахфии, заранее узнав о ней и взяв в долг крупные суммы (естественно, понимая, что отдавать их не придется).

[262] Сделаем в данном контексте небольшую реплику по поводу одного вопроса древнегреческой торговли. В трудах археологов нередко можно прочесть, что одной из главных статей импорта либо экспорта того или иного полиса была керамика. Подобный вывод базируется на том обстоятельстве, что при раскопках античных греческих городов, например, Северного Причерноморья, находят немалое количество черепков керамических сосудов, произведенных в других полисах. Нам, однако, представляется, что предметом торговли в данном случае следует считать не сосуды как таковые, а их содержимое. И действительно, зачем бы везти глиняную амфору саму по себе, скажем, из Синопы в Херсонес? Точно такую же можно было сделать на месте. Совсем другое дело, если эта амфора служила лишь тарой, вместилищем какого-либо сыпучего или жидкого товара (зерна, вина или того же масла). Иной тары, кроме глиняной, греческая античность не знала, а глиняные черепки практически неуничтожимы и были просто-таки обречены дойти до наших дней, хотя та органическая субстанция, для которой они служили, давно уже погибла, даже если не была потреблена. В нашей конкретной ситуации это означает, что интенсификация экспорта из Афин оливкового масла, начиная с Солона, археологически должна была проявиться в постепенном, но неуклонном увеличении присутствия афинской керамики в Средиземноморье (как оно и происходит, см. динамику по Леванту: Perreault J. Y. Céramique et échanges: Les importations attiques au Proche-Orient du VIe au milieu du Ve siècle avant J.-C. Les données archéologiques // BCH. 1986. Vol. 110, N 1. P. 145—175). Позволим себе поиронизировать: может быть, археологи грядущих веков решат, что главной статьей экспорта из США и Европы в Россию на рубеже II —III тысячелетий были... пластиковые бутылки (как известно, полимеры, из которых они сделаны, тоже практически не подлежат разложению, что, кстати, вызывает тревогу у экологов).

[263] Starr Ch.G. The Origins... P. 356.

[264] Характерный пример. Около середины V в. до н.э. в Афины прибыл сиракузянин Кефал, основавший в них крупную ремесленную мастерскую по производству щитов. Он прожил в Афинах вплоть до смерти и передал свое дело сыновьям — Полемарху и Лисию (будущему оратору). Перед нами, таким образом, целая семья ремесленников, переселившаяся в Афины. Кефал был, судя по всему, родовит (обратим внимание, что его старший сын носил аристократическое имя Полемарх), весьма богат, хорошо образован (входил в кружок Сократа) и вращался в кругах афинской элиты, в частности находился в близких отношениях с самим Периклом. Тем не менее ни он, ни его потомки так и не удостоились ничего большего, чем принадлежность к высшей категории метэков (с правом приобретения недвижимости).

[265] Вопреки мнению, высказываемому в работе: Hansen М.Н. The Athenian Ecclesia II: A Collection of Articles 1938- 1989. Copenhagen, 1989. P. 248.

[266] Boegehold A.L. et al. Op. cit. P. 18.

[267] Forrest W.G. The Emergence... P. 173.

[268] Об эволюции практики рассмотрения дел в гелиее см.; Boegehold A.L. et al. Op. cit. P. 21-42.

[269] Впрочем, к той сфере права, которая относилась к убийствам и была еще до Солона урегулирована драконтовским законодательством, новый порядок не был применен. В ней все осталось по-прежнему (δίκη φόνου, а не γραφή φόνου), и в течение всей афинской истории только родственники убитого имели право возбуждать процесс против убийцы. См.: Mélèze Modrzejewski J. La sanction de l'homicide en droit grec et hellénistique // Symposion 1990: Vorträge zur griechischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Köln, 1991. S. 3- 16.

[270] В этом же пассаже Плутарх (хотя и не без колебаний) высказывает мнение о том, что и Ареопаг учрежден Солоном. Но это мнение очевидным образом ошибочно. О возможных причинах заблуждения Плутарха см.: Суриков И.Е. Афинский ареопаг... С. 31. Дело, судя по всему, в том, что до введения нового Совета Четырехсот старый Совет, заседавший на холме Ареса, был единственным и еще не нуждался в особом названии, фигурируя просто как ἡ βουλή. Потому-то слово "Ареопаг" и не встречалось в досолоновских документах.

[271] Иногда историчность солоновского Совета Четырехсот вообще отрицается (см., например: МсСагдаг D.J. New Evidence for the Kleisthenic Boule // CIPh. 1976. Vol. 71. N 3. P. 250; Doenges N.A. Ostracism and the Boulai of Kleisthenes // Historia. 1996. Bd. 45. H. 4. S. 387-404), однако сколько-нибудь серьезных оснований для этого нет.

[272] Как параллель к солоновскому Совету Четырехсот справедливо приводят "народный совет" (ἡ βουλή ἡ δημοσίη) из хиосской надписи первой половины VI в. до н.э. [Meiggs R., Lewis D. A Selection of Greek Historical Inscriptions to the End of the Fifth Century B.C. Oxford, 1989. P. 14 f. N 8). Видимо, альтернативные Советы более демократического характера по сравнению со старинными аристократическими органами создавались в то время в целом ряде наиболее динамично развивавшихся полисов.

[273] Формулировки закона у Аристотеля и Плутарха несколько различаются (не по смыслу, а по словесному оформлению). Более аутентичным следует признать аристотелевский вариант, который к тому же и звучит архаичнее. Из обширной литературы об этом законе Солона см.: Lavagnini В. Solone е il voto obbligatorio // Rivista di filologia classica. 1947. Vol. 25, fasc. 1/2. P. 81-93; Goldstein J.A. Solon's Law for an Activist Citizenry // Historia. 1972. Bd. 21, H. 4. S. 538-545; Fritz K. von. Op. cit.; Develin R. Solon's Law on Stasis // Historia. 1977. Bd. 26, H. 4. S. 507-508; David E. Op. cit.; Pecorella Longo Ch. Sulla legge "Soloniana" contro la neu-tralita // Historia. 1988. Bd. 37, H. 3. S. 374-379.

[274] Суриков И.Е. Законодательство Солона... (там же приводятся ссылки на литературу вопроса).

[275] Специально о стихах Солона см.: Суриков И.Е. Авторское начало... С. 235 и след.

[276] Характерно, что слово "долг" вообще не появляется в стихах Солона: Morris I. Op. cit. P. 206.

[277] Foxhall L. Op. cit. P. 113 ff. P. Осборн справедливо подчеркивает, что главной проблемой Афин на рубеже VII -VI вв. до н.э. был не недостаток земли, а, скорее, напротив, недостаток рабочей силы для обработки земли, имевшейся во вполне достаточном количестве: Osborne R Greece in the Making... P. 221 ff.

[278] Сказанное относится к архаической Греции в целом. См.: Яйленко В.П. Архаическая Греция... С. 100-105.

[279] Хорошую сводку имеющихся в историографии мнений о гектеморах см. в работах: Cassola F. Solone, la terra e gli ectemori // PP. 1964. Fasc. 94. P. 26 - 68; Sakellariou M. Les hectémores // TPDSA. P. 99 - 113.

[280] Спартанские илоты отдавали господам около половины урожая (Sealey R. A History... Р. 68; Finley M.I. Early Greece... P. 107), и это считалось чудовищно высокой нормой эксплуатации.

[281] Туманс X. Рождение Афины... С. 242 и след.

[282] Finley M.I. Politics... P. 29, 118-119. Финли говорит в данной связи об устранении политических противников, но в той же мере это можно отнести и к несравненно более редкому самоустранению политиков.

[283] В другом месте мы высказываем предположение, что Солон в данном случае, поставив, так сказать, эксперимент на себе самом, создал правовой прецедент для последующего введения остракизма — десятилетнего изгнания видных политиков из полиса. См.: Молчанов A.A., Суриков И.Е. У истоков... С.257.

[284] Диоген Лаэртский совершает, правда, ряд ошибок: дает неверную последовательность посещений Солоном различных регионов, а также путает кипрские Солы с киликийскими, и в результате у него получается, что законодатель побывал в Киликии.

[285] В последнем отдавал себе отчет уже Плутарх (Sol. 27), однако заявляя: «Это предание, как известно, засвидетельствовано столькими лицами и, что еще важнее, так соответствует характеру Солона, так достойно его высокого образа мыслей и мудрости, что я не решаюсь отвергнуть его из-за каких-то "хронологических сводов"...».

[286] Подробнее см.: Суриков И.Е. Гостеприимство Креза... С. 72 и след.

[287] Гераклид Понтийский (fr. 147 Wehrli) указывает, что матери Солона и Писистрата были двоюродными сестрами. Кроме того, если брать более отдаленную перспективу, оба знаменитых афинянина происходили от пилосских беженцев из династии Нелеидов.

[288] Некоторые авторы (Plut. Sol. 1; Aelian. Var. hist. VIII. 16) сообщают, что в молодости Писистрат был еще и возлюбленным Солона. В принципе, нельзя исключать достоверность этой информации. Как известно, в архаической Греции гомосексуализм был неотъемлемым элементом аристократического образа жизни. Он выполнял в известной роли инициационно-образовательную роль: юные отпрыски знатных семейств посредством эротически окрашенной дружбы со своими старшими товарищами, зрелыми мужами, постепенно включались в качестве полноценных членов в сообщество καλοί κἀγαθοί. См.: Cantarella Ε. L'omosessualita nel diritto ateniese // Symposion 1985. Vorträge zur griechischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Köln, 1989. S. 153-175; Bremmer J.N. Adolescents, Symposion and Pederasty // Sympotica: Α Symposium on the Symposion. Oxford, 1990. P. 138-148.

[289] Явно ошибочно мнение Гераклида Понтийского (fr. 148 Wehrli), по которому Солон еще долго прожил после утверждения у власти Писистрата.

[290] См.: Humphreys S.C. The Family, Women and Death: Comparative Studies. L., 1983. P. 95; Morris I. Op. cit. P. 131 - 132.

[291] Ср.: Humphreys S.C. The Family... P. 95.

[292] Davies J.K. Athenian Propertied Families... P. 324.

[293] Сопоставление традиций по этому сюжету см.: Linforth IM. Op. cit. P. 308-310.

[294] О Фании (Фении) как историке Солона см.: Mühl Μ. Solon und der Historiker Phainias von Lesbos // RhM. 1955. Bd. 98, H. 4. S. 349-354.

[295] Φ. Буррио считает достоверной версию о том, что прах Солона был развеян над Саламином, но сколько-нибудь убедительных доказательств в пользу этого не приводит. См.: Bourriot F. Op. cit. P. 1014— 1015.

[296] В пользу этого допущения может косвенно свидетельствовать следующий факт. Несколько детей мужского пола, родившихся в 50-х годах VI в. до н.э. в роде Алкмеонидов, союзном в то время с Писистратом, получили имя Гиппократ (Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 153). Не могли ли Алкмеониды таким образом выразить свое почтение к памяти недавно скончавшегося отца своего могущественного союзника?

[297] Колобова K.M. Революция Солона... С. 29.

[298] Ehrenberg V. From Solon... P. 1.

[299] Специально подчеркнем, что в результате солоновских реформ, вопреки распространенному мнению (например: Cartledge P. Op. cit. Р. 147), в Афинах еще не установилась демократия. Это событие следует относить к концу VI в. до н.э., ко времени Клисфена (а возможно, и к еще более позднему времени, ср., например: Kinzl К.Η. Athens between Tyranny and Democracy // Greece and the Eastern Mediterranean in Ancient History and Prehistory. В., 1977. P. 199-223).

[300] Лучшими работами по Великой греческой колонизации, пожалуй, и по сей день остаются исследования: Dunbabin T.J. The Western Greeks. Oxford,1948; Boardman J. The Greeks Overseas. Baltimore, 1964. В отечественной историографии, кроме общих проблем колонизации (Яйленко В.П. Греческая колонизация VII - III вв. до н.э.: По данным эпиграфических источников. М.,1982), особенно углубленно изучались колонизационные процессы в Причерноморье, что выглядит вполне естественным. См., например: Лапин В.В. Греческая колонизация Северного Причерноморья (критический очерк отечественных теорий колонизации). Киев, 1966. Из исследований самых последних лет: Цецхладзе Г.Р. Греческое проникновение в Восточное Причерноморье: некоторые итоги изучения. Ч 1 — 2 // ВДИ. 1997. №2. С. 100- 116; № 3. С. 87 — 97; Русяева A.C. К вопросу об основании ионийцами Ольвии // ВДИ. 1998. № 1. С. 160-170; Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Год рождения Херсонеса Таврического // Херсонесский сборник. Севастополь, 1998. Вып. 9. С. 36-46; Они же. Херсонес изначальный // Древнейшие государства Восточной Европы. 1996- 1997 гг. М., 1999. С. 91 - 129; Иванчик А.И. Основание Синопы. Легенды и история в античной традиции // ВДИ. 2001. № 1. С. 139- 153. Разумеется, данный перечень ни в коей мере не является исчерпывающим и имеет исключительно иллюстративный характер. К тому же число работ по указанной проблематике с каждый годом увеличивается (и, вне сомнения, будет увеличиваться и впредь).

[301] Morris I. Burial and Ancient Society: The Rise of the Greek City-State. Cambridge, 1989. P. 68. Каких бы то ни было других граждан, кроме ойкиста, хоронить на агоре решительно запрещалось. Интересно, что порой ойкист получал подобающие почести даже не после смерти, а еще при жизни. Так, Гагнон, основавший в середине V в. до н.э. афинскую колонию Амфиполь (Thuc. IV. 102. 3), после этого возвратился в Афины, а амфиполиты почитали его как ойкиста. Впоследствии, в период Пелопоннесской войны, они лишили Гагнона этого статуса и объявили ойкистом спартанца Брасида, героизировав его (Thuc. V. 11. 1). Гагнон в это время был еще жив! В целом об ойкистах см.: Leschhorn W. "Gründer der Stadt": Studien zu einem politisch-religiösen Phänomen der griechischen Geschichte. Stuttgart, 1984.

[302] Строго говоря, такой раздел происходил даже еще до основания колонии. Поэт Архилох (fr. 145 Bergk) сообщает о неком коринфянине Эфиопе, который, направляясь в числе колонистов в Сиракузы, еще на корабле продал кому-то из сотоварищей свой будущий клер. Об этом эпизоде см.: Яйленко В.П. Архаическая Греция и Ближний Восток. М., 1990. С. 84-85.

[303] Так, Сибарис и Кротон — полисы в Южной Италии, основанные выходцами из области Ахайя на севере Пелопоннеса, — к концу эпохи архаики стали мощными экономическими, политическими и культурными центрами, в то время как сама Ахайя, их метрополия, продолжала оставаться отсталым аграрным регионом.

[304] Forrest W.G. The Emergence of Greek Democracy: The Character of Greek Politics, 800-400 B.C. L., 1966. P. 78.

[305] Хронология правления Фидона — одна из дискуссионных проблем греческой истории. Его датировки колеблются от середины VIII в. до н.э. до второй четверти VII в. до н.э. Однако в любом случае Фидон оказывается самым ранним из всех греческих тиранов.

[306] Параллель ему могут составить правители из династии Баттиадов в Кирене. В этом полисе легитимная царская власть тоже со временем переродилась в тиранию.

[307] См. о некоторых из этих способов: Андреев Ю.В. Тираны и герои. Историческая стилизация в политической практике старшей тирании // ВДИ. 1999. № 1. С. 3-7.

[308] Впрочем, такое деление, верное само по себе, в ряде конкретных случаев все же нуждается в корректировке. Принципиально важно, какой критерий мы будем считать основным при отнесении того или иного режима к Младшей либо к Старшей тирании — хронологический или стадиальный. Если первый, то, само собой, все тираны IV в. до н.э. окажутся принадлежащими к кругу Младшей тирании, но не будет ли такой подход чисто формальным? А если исходить из стадиального критерия, то куда резоннее отнести, например, фессалийских (Ясона, Александра Ферского) и фокидских (Ономарха, Филомела) тиранов IV в. до н.э.? В указанное время и в Фессалии, и в Фокиде (а эти области отставали по темпам политического развития от передовых регионов Эллады) шли скорее процессы формирования классического полиса, а не его кризиса.

[309] Перечислим лишь важнейшие монографические исследования общего характера: Diesner Η.-J. Griechische Tyrannis und griechische Tyrannen. В., 1960; №е P.N. The Origin of Tyranny: Repr. ed. N.Y., 1962; Andrewes A. The Greek Tyrants. N.Y., 1963; Mosse С. La tyrannie dans la Grece antique. P. ,1969; Giorgini G. La cittä e il tiranno. Varese, 1993; Libero L. de. Die archaische Tyrannis. Stuttgart, 1996. Наиболее фундаментальным трудом по проблеме и по сей день остается книга: Serve Η. Die Tyrannis bei den Griechen. München, 1968. Bd. 1-2 (имеется русс, пер., к сожалению, не включивший в себя обширного научного аппарата работы: Берве Г. Тираны Греции. Ростов-н/Дону, 1997).

[310] О них см.: Drews R. The First Tyrants in Greece // Historia. 1972. Bd. 21. H. 2. S. 129-144.

[311] Berve H. Fürstliche Herren zur Zeit der Perserkriege // Die Antike. 1936. Bd. 12. S. 1.

[312] Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Л., 1988. С. 20.

[313] Stahl Μ. Aristokraten und Tyrannen im archaischen Athen: Untersuchungen zur Überlieferung, zur Sozialstruktur und zur Entstehung des Staates. Stuttgart, 1987; Макаров И.А. Идеологические аспекты ранней греческой тирании // ВДИ. 1997. № 2. С. 25-42. Ср. также: Туманс X. Идеологические аспекты власти Писистрата // ВДИ. 2001. № 4. С. 13 и след., где высказана несколько иная, но в целом близкая точка зрения: тираны использовали модель власти древних басилеев. Эти басилей, само собой, тоже были аристократами.

[314] О Бакхиадах см.: Жестоканов С. М. Олигархия Бакхиадов // Мнемон. СПб., 2003. Вып. 2. С. 53-64.

[315] Forrest W.G. The Emergence... P. 115 (именно на примере Кипсела). В качестве аналогичного примера, возможно, стоит привести тиранов Орфагоридов в Сикионе, которые принадлежали к додорийской знати и должны были в связи с этим чувствовать себя ущемленными.

[316] Зельин К.К. Олимпионики и тираны // ВДИ. 1962. № 4. С. 21 -29; Bengtson Η. Kleine Schriften zur alten Geschichte. München, 1974. S. 190-207.

[317] Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... М., 2000. С. 102-103.

[318] Ср.: Sealey R. A History of the Greek City Statesca. 700-338.B.C. Berkely, 1976. P. 39.

[319] Против этого общепринятого мнения недавно парадоксальным образом выступил М.Ф. Высокий [Высокий М.Ф. Тирания: к вопросу о терминологии // ВЧОАМ. С. 182—196). Но его аргументы не кажутся нам убедительными.

[320] Туманс X. Рождение Афины: Афинский путь к демократии. От Гомера до Перикла (VIII-V вв. до н.э.).СПб., 2002. С. 299 (там же дается ссылка на других авторов, разделяющих аналогичную точку зрения).

[321] См., например: Oost S.I. The Tyrant Kings of Syracuse // ClPh. 1976. Vol. 71, N 3. P. 224 - 236: уже ранние тираны Сиракуз принимали царский титул.

[322] Текст см.: Meiggs R., Lewis D. A Selection of Greek Historical Inscriptions to the End of the Fifth Century B.C.: Revised ed. Oxford, 1989. P. 69-70. N32.

[323] Таким образом, Галикарнасс из-за неоднородного этнического состава населения являл нетипичный пример полиса с двумя гражданскими общинами, не вполне слившимися друг с другом. В своей совокупности, однако, эти общины, как видно далее из надписи, назывались 'Αλικαρνασσεΐς οἱ σύμπαντες ("все галикарнасцы"). Имелся и общий объединенный орган власти.

[324] Например: Андреев Ю.В. Античный полис и восточные города-государства // АП-79. С. 25; Runciman W.G. Doomed to Extinction: The Polis as an Evolutionary Dead-end // GC. P. 348.

[325] Об этих эпизодах см.: Суриков И.Е. Лидийский царь Крез и Балканская Греция // SH. 2001. Т. 1. С. 5; Он же. О некоторых факторах колонизационной политики Гераклеи Понтийской // ПИФК. 2002. Вып. 12. С. 74.

[326] Ср.: Tandy D. W. Warriors into Traders: The Power of the Market in Early Greece. Berkeley, 1997. P. 231.

[327] Подробнее см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 152-153.

[328] Об этом феномене см.: Greenhalgh P.A.L. Aristocracy and its Advocates in Archaic Greece // G&R. 1972. Vol. 19, N 2. P. 190-207; Кнабе Г.С. Русская античность: Содержание, роль и судьба античного наследия в культуре России. М., 1999. С. 133.

[329] Salmon J. Lopping off the Heads? Tyrants, Politics and the Polis // DPAG. P. 60 - 73.

[330] Ср.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 157.

[331] Об этих тиранах см.: Graf D.F. Greek Tyrants and Achaemenid Politics // The Craft of the Ancient Historian. Lanham, 1985. P. 79- 123; Austin MM. Greek Tyrants and the Persians, 546-479 B.C. // ClQ. 1990. Vol. 40, N 2. P. 289-306.

[332] Насколько известно, самой длительной была сикионская тирания, продолжавшаяся чуть более века (ок. 670 — 556 г. до н.э.).

[333] Ср. очень объективную, взвешенную оценку Старшей тирании (на примере Писистратидов), в которой отнюдь не замалчиваются позитивные стороны этого феномена: Finley M.I. Early Greece: The Bronze and Archaic Ages. L., 1981. P. 116 ff.

[334] См., например: Макаров И.А. Формы идеологического обоснования раннегреческой тирании. Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. М., 1995. И.А. Макаров за последние годы опубликовал ряд работ, которые очень способствуют уяснению феномена Старшей тирании. Тем более досадно, что по данному вопросу этот талантливый исследователь занимает одностороннюю позицию.

[335] Фролов Э.Д. Фукидид и тирания (у истоков научного представления о древнегреческой тирании) // ВЧОАМ. С. 28.

[336] Например: Фролов Э.Д. Рождение... С. 158—162.

[337] Уже некоторых позднеантичных авторов смущало это обстоятельство. Так, моралист Плутарх, не желая принять в респектабельную компанию мудрецов кровавого Периандра, ничтоже сумняшеся поставил на его место скифа Анахарсиса (Mor. 152ab).

[338] Достаточно вспомнить, что античная традиция рассказывает о Периандре: и жену свою он убил, и сына изгнал из дома, и ни в чем не повинных керкирских мальчиков отправил в Лидию для оскопления (Herod. III. 48-53).

[339] Удачно показано постепенное формирование такой антитиранической традиции на афинском материале в кн.: Lavelle В.М. The Sorrow and the Pity: A Prolegomenon to a History of Athens under the Peisistratids, c. 560-510 B.C. Stuttgart, 1993.

[340] Кажется, нечто подобное уже начинается, пока в мягкой форме. Так, Харийс Туманс в своих работах делает акцент на позитивных достижениях Старшей тирании. В результате Э.Д. Фролов характеризует концепцию этого исследователя (кстати, в предисловии к его же книге) как "апологию авторитаризма". См.: Фролов Э.Д. Соблазн научного поиска (по поводу книги Харийса Туманса о рождении демократии в древних Афинах) // Туманс X. Рождение Афины... С. 13. Отсюда недалеко и до "оргвыводов". Хорошо, что г-н Туманс - гражданин иностранного государства!

[341] Высокий М.Ф. Тирания... С. 184-185, 189-190. Относительно Пиндара иную точку зрения см.: Гринбаум Н.С. Художественный мир античной поэзии: Творческий поиск Пиндара. М., 1990. С. 7. В действительности, насколько можно судить, "тиран" и "монарх" у Пиндара выступают синонимами.

[342] Или Силосонт. Ранняя история самосской тирании известна крайне слабо. См. о соответствующих проблемах: Shipley G. A History of Samos 800-188 B.C. Oxford, 1987. P. 53 ff.; Лаптева М.Ю. Посвящение Эака в храм Геры Самосской // Μνῆμα: Сб. научн. тр., посвященный памяти проф. В.Д. Жигунина. Казань, 2002. С. 149- 156. Но тот факт, что на острове еще до Поликрата правили тираны, принадлежавшие к тому же что и он роду, несомненен.

[343] Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 103, 106.

[344] Например, биография Периандра у Диогена Лаэртского (I. 94 - 100). Но Периандр рассматривается в его труде, естественно, не как тиран, а как один из Семи мудрецов.

[345] Diesner H.-J. Peisistratidenexkurs und Peisistratidenbild bei Thukydides // Thukydides. Darmstadt, 1968. S. 531-545.

[346] Heidbüchel F. Die Chronologie der Peisistratiden in der Atthis // Philologus. 1957. Bd. 101, H. 1/2. S. 70-89.

[347] Недавно эта ошибка в очередной раз была сделана в работе, исключительно ценной и важной во всех остальных отношениях: Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Херсонес изначальный... Более правильную датировку см.: Berve Η. Die Tyrannis... Bd. 1. S. 51; Bicknell PJ. The Exile of the Alkmeonidai during the Peisistratid Tyranny // Historia. 1970. Bd. 19, H. 2. S. 129-131; McGregor M.F. Phormion and Peisistratos // Phoenix. 1974. Vol. 28, N 1. P. 18 — 21; Morris I. Op. cit. P. 26; Camp J.M. Before Democracy: Alkmaionidai and Peisistratidai //AAAD. P. 7; Brandt H. Pythia, Apollon... S. 201; Суриков И.Е. О некоторых факторах... С. 73 и след. (с аргументацией).

[348] Например: Cornelius F. Die Tyrannis in Athen. München, 1929; Bengtson H. Einzelpersönlichkeit und athenischer Staat zur Zeit des Peisistratos und des Miltiades. München, 1939; Stahl M. Op. cit.; Lavelle B.M. Op. cit.

[349] В том числе: Boardman J. Herakles, Peisistratos, and Sons // RA. 1972. Ν 1. P. 57-72; Idem. Herakles, Peisistratos, and Eleusis // JHS. 1975. Vol. 95. P. 1 — 12; Idem. Herakles, Peisistratos, and the Unconvinced // JHS. 1989. Vol. 109. P. 158—159 (и ряд других работ того же автора); Kolb F. Die Bau-, Religions- and Kulturpolitik der Peisistratiden // Jahrbuch des Deutschen Archäologischen Instituts. 1977. Bd. 92. S. 99- 138; Shapiro H.A. Painting, Politics, and Genealogy: Peisistratos and the Neleids // Ancient Greek Art and Iconography. Madison, 1983. P. 87 — 96; Connor W.R. Tribes, Festivals and Processions: Civic Ceremonial and Political Manipulation in Archaic Greece // JHS. 1987. Vol. 107. P. 40-50; Туманс X. Идеологические аспекты... (тирания Писистрата и его сыновей подробно освещена также и в монографии Х.Туманса: Туманс X. Рождение Афины... С. 285-369).

[350] Bicknell PJ. The Exile of the Alkmeonidai...; Kluwe E. Bemerkungen zu den Diskussionen über die drei "Parteien" in Attika zur Zeit der Machtergreifung des Peisistratos // Klio. 1972. Bd. 54. S. 101 - 124; Camp J.M. Before Democracy; Кыйв Μ. Три "партии" в Аттике в VI в. до н.э. в контексте социально-политической истории архаических Афин // АП-95. С. 57-74.

[351] Зельин К.К. Борьба политических группировок в Аттике в VI веке до н.э. М., 1964.

[352] Гущин В.Р. Был ли Писистрат назначен лидером диакриев? // Античный вестник. Омск, 1995. Вып. 3. С. 99-107; Gouschin V. Pisistratus' Leadership in A.P. 13.4 and the Establishment of the Tyranny of 561/560 B.C. // ClQ. 1999. Vol. 49, N 1. P. 14-23.

[353] Скржинская M.B. Устная традиция о Писистрате // ВДИ. 1969. № 4. С. 87 и след.

[354] Залюбовина Г. Г., Щербаков В.И. Афины в период становления гражданской общины: афинские тираны и полисная религия // Ранние цивилизации: государство и право. М., 1994. С. 17 — 33.

[355] Маринович Л.П. Гражданин на празднике Великих Дионисий и полисная идеология // Человек и общество в античном мире. М" 1998 С. 295-362.

[356] Макаров И.А. Тирания и Дельфы в рамках политической истории Греции второй половины VII-VI в. до н.э. //ВДИ, 1995.№4. С. 117-131; Он же. Формы идеологического обоснования...; Он же. Идеологические аспекты...

[357] Кулишова О.В. Дельфийский оракул и тирания в архаической Греции // АП-95.

[358] Вдовин В.Н. Тирания Писистратидов // АОЦ. 1996. Вып 4 С. 22 - 38. С. 12-27.

[359] В основном в монографии: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 150-160. См. также: Молчанов A.A., Суриков И.Е. Писистратиды - потомки отказавших в гостеприимстве (Актуализация династического мифа) // ЗОГАМ. С. 122- 130.

[360] Несколько иную версию встречаем у Павсания (II. 18. 8-9). Этот периегет, кажется, отказывает пилосскому Писистрату в праве считаться предком афинских Писистратидов. Как бы то ни было, Геродот в данном случае, безусловно, должен считаться заслуживающим большего доверия автором, нежели живший через шесть веков после него Павсаний.

[361] Поэтому не прав X. Туманс, когда он пишет, что Писистрат "происходил из рода древних афинских царей Кодридов" (Туманс X. Рождение Афины... С. 304).

[362] Аргументацию см.: Молчанов A.A., Суриков И.Е. Писистратиды...

[363] Можно, правда, посчитать, что в рассказе Геродота содержится хронологическая несообразность: пересказанная им беседа должна относиться к концу VII в. до н.э., а Хилон был эфором в 556 г. до н.э., т.е. примерно полвека спустя. Однако, по сведениям Диогена Лаэрция (I. 72), в 52-ю Олимпиаду (572/571-569/568 гг. до н.э.) Хилон был уже старцем. Очевидно, этот спартанский государственный деятель прожил очень долгую жизнь и пост эфора занял (скорее всего, не в первый раз) совсем уж в глубокой старости, с Гиппократом же беседовал, будучи еще относительно молодым.

[364] Наиболее важная работа по проблеме: Доватур А.И. Повествовательный и научный стиль Геродота. Л., 1957.

[365] Raubitschek А.Е. Dedications from the Athenian Akropolis. Cambridge (Mass.), 1949. P. 467-468; Jacoby F. Atthis. The Local Chronicles of Ancient Athens. Oxford, 1949. P. 186 ff.; Whitehead D. The Demes of Attica 508/7 - ca. 250 B.C. Princeton, 1986. P. 5-16.

[366] См.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 52 и след.

[367] Frost F.J. The Rural Demes of Attica // AAAD. P. 173.

[368] О географическом положении Нисеи и ее стратегической значимости см.: Legon R.P. Megara: The Political History of a Greek City-State to 336 B.C. Ithaca, 1981. P. 21-40; Пальцева Л.A. Из истории архаической Греции: Мегары и мегарские колонии. СПб., 1999. С. 9—14.

[369] Forrest W.G. The Emergence... P. 158.

[370] Этот Мегакл (II) был сыном Алкмеона, сподвижника Солона, и внуком Мегакла (I), возглавившего расправу над участниками мятежа Килона.

[371] Sealey R. Regionalism in Archaic Athens // Historia. 1960. Bd. 9, H. 2. S. 155 - 180; Idem. A History of the Greek Citi-States... P. 95 ff. К нашей оценке концепции "регионализма" см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 18 — 20.

[372] Хотя характерно, что ни в одном источнике нет прямой информации о принадлежности Солона к группировке паралиев (равно как и к любой другой). Великий реформатор, судя по всему, старался держаться вне группировок.

[373] Ср.: Holladay J. The Followers of Peisistratos // G&R. 1977. Vol. 24, N 2. P. 40 — 56. Аристотель (Ath. pol. 13. 5) как-то странно характеризует группировку диакриев: к ней "примкнули, с одной стороны, те, которые лишились денег, отданных взаймы, — ввиду стесненного положения; с другой — люди нечистого происхождения — вследствие страха". Группировка оказывается очень уж неоднородной: в ней, если верить Стагириту, оказались и богачи, пострадавшие от сисахфии и, таким образом, желавшие отмены солоновских реформ (хотя вроде бы таким людям более подходящее место было в рядах педиеев), и в то же время какие-то странные οἱ τῷ γένει μἡ καθαροί (т.е. граждане совсем уж низкого происхождения и, надо полагать, небогатые). Что роднило тех и других, что привело их под одни и те же "знамена" Писистрата? Да и вообще как понимать эту странную категорию "нечистых" афинян? Кто это — бывшие гектеморы? Освобожденные кабальные должники? Потомки ремесленников и торговцев из других городов, переселившихся в Афины по солоновской инициативе? В любом из этих случаев они должны бы выступать приверженцами Солона. Одним словом, цитированный пассаж из "Афинской политии" озадачивает. Не является ли он очередной умозрительной конструкцией автора?

[374] Ср.: Туманс X. Рождение Афины... С. 306-307.

[375] В переводе Г.А. Стратановского странным образом отсутствует число "триста", наличествующее в оригинальном тексте Геродота.

[376] См.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 104.

[377] При этом мы не можем, конечно, согласиться с крайней позицией, согласно которой никакой группировки диакриев вообще не существовало. См.: Lavelle В.М. Op. cit. Р. 99.

[378] По поводу традиции о противостоянии Солона и Писистрата см.: Mühl Μ. Solon gegen Peisistratos. Ein Beitrag zur peripatetischen Geschichtsschreibung // RhM. 1956. Bd. 99, H. 4. S. 315-323.

[379] Heidbüchel F. Die Chronologie der Peisistratiden in der Atthis // Philologus. 1957. Bd. 101, H. 1/2.

[380] О мягкости и даже гуманности методов межаристократической борьбы в VI в. до н.э. см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 113.

[381] Девушку, дочь Мегакла и его жены Агаристы (отцом которой в свою очередь был Клисфен, тиран Сикиона), звали, судя по всему, Кесирой. См.: Shear T.L. Koisyra: Three Women of Athens // Phoenix. 1963. Vol. 17, N 2. P. 99—112; Суриков И.Е. Остракон Мегакла, Алкмеониды и Эретрия // ВДИ. 2003. № 2. С. 22.

[382] Lavelle В. Μ. Op. cit. P. 95 ff.

[383] Иногда об этой девице сообщаются и подробности (неизвестно, впрочем, насколько достоверные): звали ее Фией, была она торговкой венками, а впоследствии Писистрат будто бы даже женил на ней своего сына Гиппарха (Clidem. FGrHist. 323. F15; Athen. XIII. 609с).

[384] Наиболее полно отразилось в работах: Connor W.R. Tribes...; Туманс X. Рождение Афины... С. 310 и след.

[385] Андреев Ю.В. Тираны и герои... С. 4.

[386] Boardman J. Material Culture // САН: 2nd ed. 1988. Vol. 4. P. 421 (и в ряде других работ того же автора).

[387] Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 153.

[388] Здесь, наверное, уместно будет остановиться, хотя бы в примечании, на проблеме браков Писистрата. Античные свидетельства по этому предмету (Herod. Vol. 94; Arist. Ath. pol. 17. 3; Plut. Cato Μ. 24) несколько разноречивы, но вполне поддаются согласованию. С уверенностью можно говорить о трех браках афинского тирана. Первый был заключен еще в молодости, задолго до его прихода к власти; имя женщины, ставшей женой Писистрата, неизвестно, сообщается лишь, что она была афинянкой. От этого брака родились два старших сына Писистрата, Гиппий и Гиппарх. Судя по тому, что в начале 50-х годов VI в. до н.э. Писистрат женился на Кесире из рода Алкмеонидов, его первой супруги либо уже не было в живых, либо она получила развод. Краткий брак с Кесирой, как увидим ниже, был бездетен. Наконец, еще позже (на наш взгляд, скорее всего во время своего второго изгнания из Афин) он взял в жены знатную аргивянку Тимонассу. Этот брак имел всецело политический характер: он преследовал цель установить дружественные отношения Афин с Аргосом (а, возможно, еще и с Коринфом: предыдущий муж Тимонассы был выходцем из рода Кипселидов). От этого последнего брака у Писистрата родились еще два сына, Гегесистрат (по прозвищу Фессал) и Иофонт. В целом о политических мотивах в браках архаических тиранов см.: Gernet L. Anthropologie de la Grece antique. P., 1968. P. 344-359. Жерне почему-то считает, что брак с Тимонассой был заключен ранее брака с Кесирой, и ищет способы разрешить это противоречие (получается, что Писистрат был одновременно женат на двух женщинах). Однако противоречия вообще не будет, если признать противоположную последовательность этих браков.

[389] Суриков И.Е. Остракизм и остраконы: в Афинах и за их пределами // Hyperboreus. 2000. Vol. 6, fasc.l. P. 114- 115.

[390] Публикацию памятника см.: Lang Μ. Graffiti and Dipinti (The Athenian Agora. Vol. 21). Princeton, 1976. P. 17.

[391] Один недавний адепт этой гипотезы (Arnush Μ.F. The Career of Peisistratos Son of Hippias // Hesperia. 1995. Vol. 64. N 2. P. 135 - 162) прибегает для ее поддержки к совершенно фантастическим реконструкциям.

[392] См.: Viviers D. Pisistratus' Settlement on the Thermale Gulf: A Connection with the Eretrian Colonization //JHS. 1987. Vol. 107. P. 193-195. Есть мнение, что Писистрат в эти годы (да и позже) выступал своеобразным "экспертом" по месторождениям драгоценных металлов потому, что еще в бытность его в Аттике серебряные рудники Лаврия находились по большей части на подконтрольной ему территории. См.: Forrest W.G. The Emergence... P. 178. Впрочем, вопрос о принадлежности Лаврия к Диакрии или Паралии спорен.

[393] Впрочем, нет уверенности, что во главе с Мегаклом. Не исключено, что этот "друг-враг" Писистрата к 546 г. до н.э. уже умер и Алкмеонидов возглавлял его брат Алкмеонид или сын Клисфен (будущий реформатор).

[394] Правда, ГА. Стратановский переводит данный пассаж так: "Кимон, сын Стесагора, был изгнан из Афин Писистратом...". Бесспорно, греческий глагол φεύγω может означать и "быть изгнанным" и "бежать, добровольно уйти в изгнание". Но в данном случае конструкция φυγείν έξ ᾽Αθηνέων Πεισίστρατον делает предпочтительным второй вариант перевода; в противном случае стояло бы скорее φυγείν έξ ᾽Αθηνέων ϋπὸ Πεισιστράτου.

[395] ...οΰτε τιμάς τὰς έούσας συνταράξας ούτε θέσμια μεταλλὰξας, έπί τε τοΐσι κατεστεῶσι ἔνεμε τἡν πόλιν κοσμέων καλῶς τε καὶ εύ.

[396] Πεισίστρατος δέ λαβών τὴν ὰρχὴν διώκει τὰ κοινά, πολιτικώς μάλλον ἢ τυραννικώς.... διῴκει δ᾽ ὁ Πεισίστρατος, ὥσπερ εἴρηται, τά περὶ τὴν πόλιν μετρίως καὶ μᾶλλον πολιτικώς ἢ τυραννικώς. ἔν τε γάρ τοις άλλοις φιλάνθρωπος ἦν καὶ πρᾷος καὶ τοις άμαρτάνουσι συγγνωμονικός... οὐδέν δέ τὸ πλῆθος οὐδ᾽ έν τοις άλλοις παρώχλει κατά τὴν ὰρχήν, άλλ' αἰεὶ παρεσκεύαζεν εἰρήνην καὶ έτρήρει τὴν ἡσυχίαν διό καὶ πολλάκις έθρύλλουν ὡς ὴ Πεισιστράτου τυραννὶς ὁ έπὶ Κρόνου βίος εἴη... μέγιστον δέ πάντων ἦν τῶν εἰρημένων τὸ δημοτικὸν είναι τῷ ἤθει καἰ φιλάνθρωπον. ἔν τε γὰρ τοις άλλοις έβούλετο πάντα διοικεΐν κατά τοὺς νόμους, οὺδεμίαν έαυτῷ πλεονεξίαν διδούς... έβούλοντο γάρ καὶ τῶν γνωρίμων καὶ τῶν δημοτικών οἱ πολλοί.

[397] Сообщается, правда, о нескольких новых законах, вроде бы все-таки принятых Писистратом (Plut. Sol. 31: законы о содержании на государственный счет инвалидов войны, о наказаниях за праздность). Но в действительности авторство этих законов спорно: с не меньшим основанием они могут быть приписаны и Солону, что, кстати, осознает и сам Плутарх.

[398] Здесь мы несколько исправляем перевод Г.А. Стратановского (у него — "чтобы кто-нибудь из их семьи всегда занимал должность архонта"). Во-первых, в тексте речь идет о αἱ ἁρχαί (мн.ч.). Во-вторых, семья Писистратидов была все же не настолько большой, чтобы архонтом каждый год мог избираться ее представитель (напомним, что дважды в жизни, во всяком случае, архонтом-эпонимом быть не позволялось). К тому же эпиграфически засвидетельствовано, что далеко не все архонты времени Писистрата и Писистратидов принадлежали к их семье.

[399] Десятипроцентный налог не выглядит чрезмерно тяжелым. Кстати, мы в наше время платим больше. А при сыновьях Писистрата подать была еще в два раза уменьшена и составляла 5% (Thuc. VI. 54. 5).

[400] Forrest W.G. The Emergence... P. 147 ff.

[401] Интересно, что институт "судей по демам", судя по всему, отмененный (или, скорее, отмерший) после ликвидации тирании, был восстановлен при Перикле (Arist. Ath. pol. 26. 3). Перикл же явно не стремился к деполитизации граждан. А значит, сам институт воспринимался как имеющий совершенно иную семантику.

[402] Конечно, современная историография делает всё от нее зависящее, чтобы "развенчать" тиранов во всех этих отношениях, минимизировать их успехи и заслуги. Так, согласно одной новой гипотезе (Childs W.A.P. The Date of the Old Temple of Athena on the Athenian Acropolis // AAAD. P. 1—6), древний храм Афины на Акрополе относится не ко времени тирании, как обычно считается, а к 500-м годам до н.э., т.е. был возведен клисфеновской демократией. Однако данный вывод зиждется на весьма спорных параллелях. Критику см.: Молчанов A.A., Суриков И.Е. Писистратиды... С. 125.

[403] Мильтиад (равно как и его преемники), отбыв на Херсонес, не отказывался от афинского гражданства и скорее всего признавал сюзеренитет Писистрата. Известно, что позже, уже после смерти Мильтиада, около 520 г. до н.э. его племянник Мильтиад Младший был попросту отправлен афинским тираном Гиппием для принятия власти на Херсонесе (Herod. VI. 39). Так может поступать только сюзерен с вассалом.

[404] Связи с Аргосом, Спартой и Фессалией сохранялись и в правление сыновей Писистрата. См.: Herod. V. 63; Arist. Ath. pol. 19. 4 — 5.

[405] Ср.: Shapiro H.A. Op. cit. P. 93 ff. Там же указано, что подобные взгляды, хотя и в имплицитной форме, проявляются уже у Солона, который называет Афины "древнейшей землей Ионии" (Sol. fr. 4 Diehl).

[406] Впоследствии Лигдамид, в свою очередь, помог прийти к власти Поликрату Самосскому (Polyaen. I. 23. 2). Этот последний, впрочем, никогда не находился под контролем Писистрата и даже выступал его соперником в борьбе за контроль над Эгеидой. Что же касается самого Лигдамида, то он около 524 г. до н.э. (т.е. уже после смерти Писистрата) был свергнут спартанцами.

[407] Суриков И.Е. О некоторых факторах... С. 74.

[408] Выкопанные останки были перенесены на соседний остров Ренею. Там следы этой "чистки" открыты археологами. См.: Cook R.M. Thucydides as Archaeologist // ABSA. 1955. Vol. 50. P. 266-270; Long CR. Greeks, Carians, and the Purification of Delos // AJA. 1958. Vol. 62, № 3. P. 297 - 306.

[409] Эти оставшиеся без крова и земли делосцы, как убедительно показано Ю.Г. Виноградовым и М.И. Золотаревым (в цитировавшихся выше их работах), приняли участие в основании Херсонеса Таврического в Крыму.

[410] Например: Залюбовина Г.Л., Щербаков В.И. Указ. соч. С. 20 и след.

[411] Макаров И.А. Орфизм и греческое общество в VI - IV вв. до н.э. // ВДИ. 1999. № 1. С. 8 и след.

[412] См.: Picard Ch. Le "presage" de Cleomenes (507 av. J.-C.) et la divination sur l'Acropole dAthenes // Revue des etudes grecques. 1930. Vol. 43. P. 262-278.

[413] Недавно была высказана точка зрения, согласно которой Великие Дионисии были учреждены не при Писистрате, а позже, после учреждения Клисфеном демократии в Афинах: Connor W.R. City Dionysia and Athenian Democracy // Aspects of Athenian Democracy. Copenhagen, 1990. P. 9 ff. Однако это не более чем проявление уже упоминавшейся нами модной ныне в антиковедении тенденции отрицать какие бы то ни было исторические достижения тиранов. Более взвешенную точку зрения см.: Маринович Л.П. Гражданин на празднике... С. 303 и след.; Янковский А.И. Раннегреческая тирания и возникновение трагедии // AM. С. 110; Роде П. Дж. Афинский театр в политическом контексте // ВДИ. 2004. №2. С. 36-37.

[414] Clinton К. The Eleusinian Mysteries and Panhellenism in Democratic Athens // AAAD. P. 161 f. Там же, правда, предусматривается и возможность иной датировки — временем Клисфена. Но эта последняя датировка несравненно менее вероятна. По сути дела, мы вновь сталкиваемся — который уже раз! — с попыткой если не оспорить, то хотя бы подвергнуть сомнению (неважно, насколько обоснованному) роль тиранов в афинской истории, приписать все позитивные достижения демократии и только ей.

[415] Например: Залюбовина Г.Т., Щербаков В.И. Указ. соч. С. 19. Эту ошибку делал уже Аристотель (fr. 637 Rose).

[416] Этот храм, так называемый Гекатомпедон, стоял на месте, превосходившем все остальные своей сакральностью, а именно там, где во II тыс. до н.э. возвышался царский дворец. Во время нашествия Ксеркса в 480 г. до н.э. храм был обращен в развалины; впоследствии почти на том же месте появился Эрехтейон. Вопрос о Гекатомпедоне в целом весьма дискуссионен. Подробнее по проблеме см.: Hurwit J.Μ. The Art and Culture of Early Greece, 1100 - 480 B.C. Ithaca, 1985. P. 236 - 248: автор разбирает имеющиеся точки зрения и в конце концов приходит к выводу о тождестве Гекатомпедона с писистратовским храмом Афины на Акрополе.

[417] О них см.: Kraay С.М. Archaic and Classical Greek. Coins. Berkeley 1976. P. 55 ff.

[418] Похоже, что в последнее время к этой точке зрения начинают осторожно возвращаться. См.: например: Osborne R. Greece in the Making 1200-479 B.C. L.; № 4., 1996. P. 283.

[419] Афинский Олимпиейон может быть сравнен по своим размерам только с пятью культовыми постройками архаической Греции: с вышеназванным самосским Герайоном, храмами Артемиды в Эфесе, Аполлона в Дидимах близ Милета, Зевса Олимпийского в Акраганте и с так называемым храмом GT в Селинунте (см. сопоставительную таблицу этих и других архаических храмов: Osborne R. Greece in the Making... P. 263 — 264). Характерно, что все перечисленные памятники находились не в центре греческого мира, а на его восточной или западной периферии. Что же касается Балканской Греции, то ни один архаический храм на ее территории даже отдаленно не приближается по размерам к афинскому Олимпиейону.

[420] В целом о монументальном строительстве в Афинах при Писистрате и Писистратидах см.: Boersma J.S. Athenian Building Policy from 561/0 to 405/4 B.C. Groningen, 1970; Kolb F. Op. cit.

[421] Подробнее см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 143 слл. (со ссылками на предшествующую литературу).

[422] Что весьма убедительно показано в работе: Brandt Η. Op. cit.

[423] Абсолютно необоснованной представляется нам недавно предпринятая Э. Фрэнсисом и М. Викерсом попытка в корне пересмотреть общепринятую хронологическую схему эволюции стилей афинской расписной керамики и предложить на ее место новую, альтернативную. По выкладкам этих ученых возникновение краснофигурного стиля имело место не в 20-е годы VI в., а около 480 г. до н.э. О концепции Фрэнсиса - Викерса (с ее справедливой критикой) см.: Cook R.M. The Francis - Vickers Chronology // JHS. 1989. Vol. 109. P. 164-170; Williams D. Refiguring Attic Red-figure: A Review Article // RA. 1996. № 2. P. 227 - 252.

[424] Лосев А.Ф. Гомер: 2-е изд. М., 1996. С. 84 и след.; Cook E.F. The Odyssey in Athens: Myths of Cultural Origins. Ithaca, 1995. P. 3-4.

[425] В связи с дальнейшим изложением см. подробнее: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 154. Здесь мы останавливаемся на правлении сыновей Писистрата очень кратко.

[426] Впечатляющая картина деятельности Гиппарха на этом поприще нарисована в платоновском (или вышедшем из школы Платона) диалоге "Гиппарх". В целом Гиппарху в античной традиции даются очень разноречивые оценки, от восторженных до осуждающих.

[427] В 525/524 г. до н.э., сразу после Гиппия, эпонимом был Клисфен, глава рода Алкмеонидов. В 524/523 г. до н.э. эта должность досталась Мильтиаду из рода Филаидов (скорее всего это будущий марафонский победитель), в 523/522 г. до н.э. — некоему Каллиаду, очевидно, из рода Кериков. После этого, в 522/521 г. до н.э., первым архонтом был поставлен сын тирана — Писистрат Младший.

[428] Именно так говорилось в сколии (застольной песне) в честь Гармодия и Аристогитона: ισόνομους τ' Αθήνας έποιησάτην, т.е. если переводить терминологию раннеклассической эпохи в более позднюю и привычную нам, "установили в Афинах демократию".

[429] Лурье С.Я. Клисфен и Писистратиды // ВДИ. 1940. № 2. С. 45-51; Bicknell P.J. The Exile of the Alkmeonidai...

[430] Судя по всему, сыграл в этом роль и еще один фактор. Как раз в 514 — 513 гг. до н.э. на северное побережье Эгейского моря продвинулись персы, и Писистратиды должны были лишиться своих владений в этом регионе, в частности, приносивших им большие доходы рудников (Грант М. Греческий мир в доклассическую эпоху. М., 1998. С. 93). Вероятно, Гиппий, испытывая после этого дефицит в средствах, усилил финансовый нажим на граждан, что, конечно, не могло не вызвать озлобления.

[431] В отличие от подавляющего большинства других полисов Балканской Греции, Спарта в архаическую и классическую эпохи не нуждалась в импорте зерна.

[432] О Спарте и различных проблемах ее истории написано много; по освещенности в историографии этот полис, бесспорно, стоит на втором месте после Афин, не знающих в данном отношении себе равных. Здесь мы назовем лишь несколько важных монографических исследований разного времени, ни в коей мере не претендуя на исчерпывающую полноту: Ehrenberg V. Neugründer des Staates: Ein Beitrag zur Geschichte Spartas und Athens im VI. Jahrhundert. München, 1925; Chrimes K.M.T. Ancient Sparta: A Re-examination of the Evidence. Manchester, 1952; Michell H. Sparta. Cambridge, 1952; Boer W. den. Laconian Studies. Amsterdam, 1954; Roussel P. Sparte. P., 1960; Clauss M. Sparta: Eine Einführung in seine Geschichte und Zivilisation. München, 1983; Kenneil N.M. The Gymnasium of Virtue: Education and Culture in Ancient Sparta. Chapel Hill; L, 1995. В отечественном антиковедении Спартой занимались значительно меньше. Ей посвятил ряд статей Ю.В. Андреев (наиболее важная его работа на данную тему: Андреев Ю.В. Спарта как тип полиса // Античная Греция: Проблемы развития полиса. Т. 1: Становление и развитие полиса. М., 1983. С. 194 — 216). Совсем недавно появилась первая на русском языке монография о Спарте: Печатнова Л.Г. История Спарты: Период архаики и классики. СПб., 2001. К сожалению, книга представляет собой не целостный обзор истории спартанского полиса, как можно было бы подумать исходя из заглавия, а цикл очерков по различным научным проблемам, связанным со Спартой.

[433] После вторжения в Грецию три основных ветви дорийского племени, подчинив своей власти местных жителей, заселили три области Пелопоннеса — Лаконику, Мессению и Арголиду.

[434] Что справедливо подчеркивается в работе: Андреев Ю.В. Эгейский мир: природная среда и ритмы культурогенеза. М., 1995. С. 11.

[435] См. важные замечания в работе: Hodkinson S. The Development of Spartan Society and Institutions in the Archaic Period // DP AG. P. 83- 105.

[436] Поэтому, кстати, Спарта практически не принимала участия в Великой колонизации. Едва ли не единственная спартанская колония архаического времени — Тарент в Южной Италии — была выведена по чисто политическим причинам.

[437] Впоследствии Коринф был вторым по значению после самой Спарты членом Пелопоннесского союза.

[438] О формировании и составе Пелопоннесского союза см.: Строгецкий В.М. Полис и империя в классической Греции. Н. Новгород, 1991. С. 65 — 77.

[439] О взаимоотношениях внутри Пелопоннесского союза см.: Cawkwell C.L. Sparta and her Allies in the Sixth Century // ClQ. 1993. Vol. 43, № 2. P. 364 ff.

[440] Сводку условий этого мирного договора см.: Bengtson Η. Die Staatsverträge des Altertums. Bd. 2: Die Verträge der griechisch-römischen Welt von 700 bis 338 v.Chr. München, 1962. S. 74 u. folg.

[441] Достаточно привести пример Мегар, которые, находясь в географическом отношении на границе Пелопоннеса и Средней Греции, и в своей политике постоянно колебались между Спартой и Афинами. Они то вступали в Пелопоннесский союз, то выходили из него, то вновь возвращались.

[442] История Аргоса — одного из крупнейших древнегреческих полисов — пока изучена, к сожалению, далеко не в той степени, в какой она того заслуживает, и содержит очень много "белых пятен". Аргос и по сей день остается в ряде отношений государством-загадкой. Наиболее подробно о нем см. в книге: Kelly Th. A History of Argos to 500 B.C. Minneapolis, 1976 (правда, изложение доведено лишь до конца архаической эпохи).

[443] См., например: Макаров И.Л. Тирания и Дельфы в рамках политической истории Греции второй половины VII — VI в. до н.э. // ВДИ. 1995. № 4. С. 129-131.

[444] Традиция признается достоверной в работах: Cawkwell G.L. Sparta and her Allies in the Sixth Century; Курилов М.Э. Спартанская дипломатическая практика в VI — IV вв. до н.э. Автореф. дис.... канд. ист. наук. Саратов, 1999. С. 7.

[445] Ср.: Leahy D.M. The Spartan Embassy to Lygdamis // JHS. 1957. Vol. 77, N2. P. 272-275.

[446] P. Осборн тоже считает, что свержение спартанцами тиранических режимов вызывалось каждый раз конкретными причинами и не было обусловлено неприятием тирании как таковой. См.: Osborne R. Greece in the Making, 1200-479 B.C. L.; N.Y., 1996. P. 287 ff.

[447] Вспомним спартанский арбитраж в афино-мегарском споре из-за Саламина, о котором речь шла выше.

[448] См. его яркую характеристику спартано-дельфийских отношений: Зелинский Ф.Ф. Из жизни идей: 3-е изд. Пг., 1916. Т. 1. С. 22 и след.

[449] Курилов М.Э. Спартанские пифии // Античность, средние века и новое время. Социально-политические и этно-культурные процессы. Н. Новгород. 1997. С. 35.

[450] Курилов М.Э. Спартанская дипломатическая практика... С. 13.

[451] Кулишова О.В. Дельфийский оракул в системе античных межгосударственных отношений (VII—V вв. до н.э.). СПб., 2001. С. 295.

[452] Ср.: Lewis D.M. The Tyranny of the Pisistratidae // САН: 2nd ed. 1988. Vol. 4. P. 300 — 302; Robinson E.W. Reexamining the Alcmeonid Role in the Liberation of Athens // Historia. 1994. Bd. 43, H. 2. S. 363-369.

[453] Ср.: Frost F.J. Faith, Authority, and History in Early Athens // Religion and Power in the Ancient Greek World. Uppsala, 1996. P. 83.

[454] На разных этапах спартанской истории появлялись и исчезали разного рода промежуточные сословные группы (парфении, гипомейоны, неодамоды, мофаки). Они наиболее детально изучены в работах Л.Г. Печатновой. См.: Печатнова Л.Г. Неодамоды в Спарте // ВДИ. 1988. № 3. С. 19-29; Она же. Спартанские мофаки // АП-95. С. 89-103; Она же. Спартанские парфении // AM. С. 172-186. Мы не будем специально останавливаться на этих маргинальных группах, поскольку в спартанской политической истории на интересующем нас хронологическом отрезке они не сыграли практически никакой роли.

[455] Мы не касаемся здесь непростого и дискуссионного вопроса о соотношении понятий "спартиаты" и "гомеи". В контексте нашего исследования этот вопрос не принципиален. Впредь эти два термина будут употребляться как эквивалентные и взаимозаменяемые.

[456] В Платейской битве 479 г. до н.э. участвовали 5 тыс. спартиатов (Herod. IX. 28). Момент был очень важный и напряженный (решался вопрос о том, будут ли персы изгнаны из Эллады или же останутся грозной опасностью), и, следует полагать, спартанский полис выставил свое ополчение в максимально возможном размере. Еще большие проблемы с количеством граждан начались с IV в. до н.э.

[457] Создается впечатление, что у спартиатов не все было в порядке с репродуктивной функцией. Во всяком случае, у них в ходу были некоторые довольно странные брачные практики с элементами полиандрии, имевшие целью оплодотворение одной женщины несколькими мужчинами (Plut. Lycurg. 15). Ср.: Андреев Ю.В. Цена свободы и гармонии. СПб., 1998. С. 146 (где, впрочем, эти факты получают иную, на наш взгляд, менее вероятную интерпретацию — признаются проявлениями тоталитарной евгеники). Судя по всему, в связи с вышесказанным находится довольно высокое (по греческим меркам) положение женщин в спартанском полисе, единодушно отмечаемое античными авторами. В "тоталитарной" Спарте женщина пользовалась значительно большим авторитетом, чем, скажем, в демократических Афинах; к ее мнению всерьез прислушивались (ср. Herod. V. 51 — о влиянии дочери Клеомена I Горго на своего отца).

[458] Диахронный анализ см.: French V. The Spartan Family and the Spartan Decline: Changes in Child-Rearing Practices and Failure to Reform // PaP. P. 241 -274.

[459] В частности, спартиатам предписывалось носить бороды, но брить усы, а также отращивать длинные волосы (по преданию, Ликург говорил, что длинные волосы делают красивого человека еще красивее, а безобразного — еще безобразнее).

[460] Подчеркнем: именно денежного обращения, а не просто денег. В Греции и греческом мире были полисы, которые до довольно позднего времени не вводили собственной монеты (так, Мегары сделали это лишь в начале IV в. до н.э., примерно тогда же — Херсонес Таврический). Однако денежное обращение в названных полисах, конечно, было и до этого, просто в нем использовались монеты других государств. Спарта же и здесь стоит особняком.

[461] Алкивиаду ставили в заслугу то, что он, оказавшись в Спарте, ел "черную похлебку" (Plut. Alc. 23).

[462] Характерен переданный Плутархом (Mor. 224а) эпизод из жизни Клеомена I: «Кто-то хотел представить ему музыканта и всячески расхваливал достоинства этого человека, утверждая, что это лучший музыкант из всех эллинов. Клеомен же, указав на одного из стоящих возле, воскликнул: "А вот этот у меня, клянусь богами, лучший кашевар!"». А ведь музыка еще была тем единственным родом искусства, который спартиаты признавали, не считали совсем уж ненужным.

[463] Им, в частности, была свойственна высокая по греческим меркам музыкальная культура. Иногда Спарту даже называют "признанной музыкальной столицей Древней Греции". См.: Дарвин А.Л. Сфер Борисфенит и реформаторское движение в Спарте (историография вопроса) // Мнемон. СПб., 2003. Вып. 2. С. 173.

[464] О нем см.: Lendon J.E. Spartan Honor // РаР. Ρ .105- 126.

[465] Подробнее см. о них: Shipley G. "The Other Lakedaimonians": The Dependent Perioikic Poleis of Laconia and Messenia // PUCPC. P. 189-281; Hall J.M. Sparta, Lakedaimon and the Nature of Perioikic Dependency // Further Studies in the Ancient Greek Polis. Stuttgart, 2000. P. 73 - 89.

[466] Это ясно видно из слов Геродота (IX. 28 — о битве при Платеях): "На правом крыле стояло 10000 лакедемонян, 5000 из них были спартиаты (значит, остальные 5000 периэки. — И.С); прикрытием им служили 35000 легковооруженных илотов..." Таким образом, периэков "отец истории" считает в числе лакедемонян, а илотов — не считает.

[467] Об илотах см.: Шишова И.Л. Раннее законодательство и становление рабства в античной Греции. Л., 1991. С. 133 и след.

[468] И.М. Дьяконов в одной из своих работ признает категорию илотии применимой не только к античному, но и к древневосточному обществу. См.: Дьяконов И.М. Рабы, илоты и крепостные в ранней древности // ВДИ. 1973. №4.

[469] Очень помог бы разрешению означенной трудности ответ на вопрос: были ли в Мессении илоты до завоевания этой области спартанцами. Но такой ответ при имеющемся состоянии источников вряд ли может быть дан.

[470] О криптиях см.: Видаль-Накэ П. Черный охотник: Формы мышления и формы общества в греческом мире. М., 2001. С. 176 и след.; Levy Ε. La kryptie et ses contradictions // Ktema. 1988. № 13. P. 245-252.

[471] См., в частности: Herod. VI. 80 — 81: илоты участвуют в походе Клеомена I на Спарту, выполняя разного рода подсобные работы. Интересно, что именно их руками Клеомен выполняет самые святотатственные действия: поджигает священную рощу с укрывающимися в ней людьми, прогоняет жреца от алтаря.

[472] Неизвестно, чтобы илоты как-то отличились в Платейском сражении. Зато "отличились" они в другом — в мародерстве на поле боя после победы над персами (Herod. IX. 80).

[473] Именно такое определение встречаем мы в трудах общего характера, в том числе в учебниках (лучший показатель общераспространенности данной точки зрения): См.: Кузищин В.И. Афинская демократия и спартанская олигархия как политические системы // История Древней Греции. М., 1986. С. 164 и след.; Строгецкий В.М. Полис и империя... С. 18 и след. Более взвешенную оценку см.: Маринович Л.П. Греция в V в. до н.э. // История Европы. М., 1988. Т. 1. С. 293.

[474] Андреев Ю.В. Античный полис и восточные города-государства // АП-79. С. 25.

[475] Иногда Спарту называют даже "первой подлинной и последовательной демократией во всех греческих землях и во всем мире" (Грант М. Греческий мир в доклассическую эпоху. М., 1998. С. 133).

[476] О "Великой ретре" и времени ее издания см.: Wade-Gery Н.Т. Essays in Greek History. Oxford, 1958. P. 37 — 85. Автор придерживается самой поздней из возможных датировок ретры (концом VII в. до н.э.). Но, даже принимая эту датировку, следует помнить о том, что, скажем, в Афинах в это (досолоновское) время статус народного собрания был еще практически никак не определен институционально.

[477] В качестве ближайшей параллели Спарте в античной политической теории фигурируют обычно полисы Крита, да еще, как ни странно, Карфаген (хотя все, что мы знаем об этом государстве с его ярко выраженной олигархией, основанной на богатстве и знатности, очень мало напоминает "спартанский космос"). Что же касается критского материала, то главное, что роднит его со спартанским (при весьма существенных расхождениях в конкретике), — это нарочитый архаизм политических (и всех иных) институтов. Только, судя по всему, применительно к Криту правильнее говорить о действительном, органичном архаизме, а применительно к Спарте — об искусственной и сознательной архаизации, о стилизации архаичности.

[478] Приводим текст в переводе С.П. Маркиша, вполне сознавая при этом, что возможны и другие варианты перевода, ввиду большой трудности памятника для интерпретации. О различных вариантах перевода ретры см.: Печатнова Л.Г. История Спарты...

[479] Более поздний характер этого дополнения косвенно подтверждается тем, что оно отсутствует у Тиртея.

[480] Ближайшей параллелью могут быть полисы отдаленного Кипра.

[481] Иногда считается, что одна из царских династий в Спарте (Еврипонтиды) была дорийской по происхождению, а другая (Агиады) — ахейской. При этом опираются на пассаж Геродота (V. 72), в котором Клеомен I, представитель Агиадов, называет себя "не дорийцем, а ахейцем". См.: Латышев В.В. Очерк греческих древностей. Ч. 1: Государственные и военные древности. СПб., 1997. С. 96; Пальцева Л.А. Из истории архаической Греции: Мегары и мегарские колонии. СПб., 1999. С. 69. Соответственно, делается вывод, что двойная царская власть в Спарте — результат компромисса между победителями и побежденными, что, на наш взгляд, не имеет ничего общего с действительностью (да и странным был бы такой компромисс в свете всего, что мы знаем о спартанцах). Попытаемся разъяснить ситуацию. Обе спартанские царские династии возводили свои истоки к Гераклу (ахейскому герою, потомку Персея) и уже поэтому, независимо от их реального происхождения, воспринимались как ахейские, а не дорийские. Ср.: Georges P. Barbarian Asia and the Greek Experience: From the Archaic Period to the Age of Xenophon. Baltimore, 1994. P. 152 ff. Именно в этом контексте следует понимать самохарактеристику Клеомена как ахейца.

[482] Латышев В.В. Очерк греческих древностей. С. 97.

[483] Ср.: Georges P. Op. cit. Р. 152- 157.

[484] Подробнее см.: Суриков И.Е. Законодательство Солона об упорядочении погребальной обрядности // ДП. 2002. № 1(9). С. 12- 13.

[485] Ср.: Hall Ε. Inventing the Barbarian: Greek Self-Definition through Tragedy. Oxford, 1991. P. 44.

[486] Характерно, кстати, что поводы для отстранения царей в спартанской истории были чаще всего религиозными ("знаки свыше", физические недостатки, нечистокровное происхождение). Раз в девять лет эфоры наблюдали небесные знамения и имели право на их основании отрешить царей от престола; впрочем, затем их акция могла быть дезавуирована Дельфийским или иным оракулом (Plut. Agis. 11).

[487] См. о некоторых из таких случаев: Строгецкий В.М. Истоки конфликта эфората и царской власти в Спарте // АП-79. С. 42-57; Он же. Некоторые особенности внутриполитической борьбы в Спарте в конце VI - начале V в. до н.э. Клеомен и Демарат // ВДИ. 1982. № 3. С. 38-49; Он же. Политическая борьба в Спарте в 70-е годы V в. до н.э. (дело Павсания) // Проблемы античной государственности. Л., 1982. С. 60-85.

[488] Йегер В. Пайдейя: Воспитание античного грека. М.,2001.Т. 1.С.117.

[489] Одним из таких исключений был, судя по всему, режим "Тридцати тиранов" в Афинах 404 — 403 гг. до н.э. Тон в этом режиме задавали настолько ярые лаконофилы во главе с Критием (кстати, философом и учеником Сократа), что они, похоже, всерьез вознамерились ввести в афинском полисе некоторые интегральные элементы "спартанского космоса", вплоть до какого-то подобия илотии. Вряд ли стоит специально говорить о том, что их утопические проекты были изначально обречены на неудачу и привели только к большой крови.

[490] Андреев Ю.В. Цена свободы и гармонии... С. 151.

[491] Lenschau Th. König Kleomenes I. von Sparta // Klio. 1938. Bd. 31. S. 412 — 429. Этому же ученому принадлежит и энциклопедическая статья: Lenschau Th. Kleomenes // RE. 1921. Hlbd. 21. Sp. 695-702.

[492] Picard Ch. Le "presage" de Cleomenes (507 av. J.-C.) et la divination sur l'Acropole d'Athenes // Revue des etudes grecques. 1930. Vol. 43. P. 262 - 278. Tritle LA. Kleomenes at Eleusis // Historia. 1988. Bd. 37, Η 4. S. 457-460; Berthold R.M. The Athenian Embassies to Sardis and Cleomenes' Invasion of Attica // Historia. 2002. Bd. 51, H. 3. S. 259-267.

[493] Barello Α. II processo di Cleomene e la crisi dinastica di Sparta // CISA. 1996. Vol. 22. P. 19-27.

[494] Строгецкий В.М. Некоторые особенности...; Он же. О датировке битвы при Сепее // ВДИ. 1979. № 4. С. 108 - 117.

[495] Кулишова О.В. Спартанский царь Клеомен и Дельфы // Мнемон. СПб., 2003. Вып. 2. С. 65-88.

[496] Биографию Хилона, в которой аутентичный материал перемешан с позднейшими домыслами, дает Диоген Лаэртский (I. 68 - 73).

[497] Amit Μ. Great and Small Poleis. Bruxelles, 1973. P. 129.

[498] Насколько можно судить, столь близкородственные браки были нормой в спартанских царских домах. Известно, что Клеомен впоследствии выдал свою дочь Горго за своего брата (правда, единокровного) Леонида.

[499] Действительно, для спартанских обычаев была характерна скорее полиандрия, а не полигиния.

[500] Имя ее неизвестно. Геродот (V. 41) называет ее просто "дочерью Принетада, сына Демармена". Не только для Спарты, но и для греческого мира в целом характерно крайне редкое упоминание в источниках женских имен. См. об этом: Schaps D. The Woman Least Mentioned: Etiquette and Women's Names // ClQ. 1977. Vol. 27, N 2. P. 323-330. Считалось, что имя порядочной женщины не должно "выставляться напоказ", поскольку это позорит ее. Вспомним то место из надгробной речи Перикла у Фукидида (II. 45. 2), где лидер афинской демократии говорит: "Та женщина заслуживает величайшего уважения, о которой меньше всего говорят среди мужчин, в порицание или в похвалу" (заметим к слову, что к своим собственным семейным делам Перикл не мог бы применить эту максиму: имя Аспасии было у всех на устах). Не случайно из 62 360 известных из источников по именам жителей Афин (за всю историю полиса) мужчин — 56 617, а женщин лишь 5691, т.е. в десять раз меньше. См.: Matthews Е. Making the Book Again // A Lexicon of Greek Personal Names / Ed. Fraser P.M., Matthews E. Vol. 2: Attica / Ed. Osborne M.J., Byrne S.G. Oxford, 1994. P. VI. He иначе дело обстояло и в Спарте. Едва ли не единственной спартанской женщиной рубежа VI —V вв. до н.э., имя которой известно, была упоминавшаяся выше Горго, дочь Клеомена и жена Леонида.

[501] Геродот (V. 48) совершает странную ошибку, утверждая, что Клеомен будто бы царствовал недолго. Следует отметить, что те сведения, которые он приводит о Клеомене, находятся под сильным влиянием официальной спартанской традиции, сформированной геронтами и эфорами, а эти последние (по причинам, которые будут нам далее ясны) были заинтересованы в том, чтобы принизить реальное значение деятельности Клеомена.

[502] Кулишова О.В. Спартанский царь Клеомен..

[503] Строго говоря, более правильным было бы написание его имени как "Дамарат", в дорийской огласовке. Однако ввиду того, что нашим главным источником является Геродот, составивший свою "Историю" на ионийском диалекте, в историографии вслед за ним прижилось написание "Демарат".

[504] Не исключаем, что в описываемое время Демарат был просто еще очень молод. Известно, что в 480 г. до н.э., т.е. около сорока лет спустя после войны с Аргосом, он участвовал в походе Ксеркса на Элладу (Herod. VII. 101 - 104; 209; 234-235; 239; VIII. 65), причем не похоже, что он был тогда глубоким стариком.

[505] Herod. VI. 77 — 78: аргосцы "...стали действовать вот как. Когда спартанский глашатай что-нибудь объявлял лакедемонянам, то и глашатай аргосцев повторял его слова. Клеомен заметил, что аргосцы делают все, что объявляет его глашатай, и приказал воинам по знаку глашатая к завтраку взяться за оружие и идти в атаку на аргосцев. Так лакедемоняне и поступили. Когда аргосцы по знаку глашатая приступили к завтраку, лакедемоняне напали на них и многих перебили...".

[506] Например: Forrest W.G. The Emergence of Greek Democracy: The Character of Greek Politics, 800 - 400. B.C. L., 1966. P. 239; Clauss M. Op. cit. S. 32; Barello A. Op. cit. P. 19; Robinson E.W. The First Democracies... Stuttgart, 1997. P. 84; Piérart M. L'attitude d'Agros à l'égard des autres cités d'Argolide // PUCPC. P. 327, 348; Osborne R. Greece in the Making... P. 334 ff. (в последней работе - не без колебаний).

[507] Lenschau Th. König...; Строгецкий В.М. О датировке...

[508] О совете Клеомена платейцам и его последствиях см.: Badian Ε. From Plataea to Potidaea... Baltimore, 1993. P. 109 ff.

[509] Характерно, что Пелопоннесская война началась в 431 г. до н.э. именно атакой фиванцев на Платеи (Thuc. II. 2. 1).

[510] Тем более что нам уже приходилось писать об этих событиях: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 43, 48-49, 74, 147- 149, 238-239.

[511] Parke H.W., Wormell D.E.W. The Delphic Oracle. Oxford, 1956. Vol. 1. P. 144-150; Sealey R. A History of the Greek City-States ca. 700-338 B.C. Berkeley, 1976. P. 146; Zähmt M. Delphi, Sparta und die Rückführung der Alkmeoniden // ZPE. 1989. Bd. 76. S. 297-307; Littman R.J. Kinship and Politics in Athens 600-400 B.C. N.Y., 1990. P. 125- 130; Макаров И.А. Тирания и Дельфы... С. 130; Он же. Формы идеологического обоснования ран-негреческой тирании: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1995. С. 22.

[512] Залюбовина Г.Т. Архаическая Греция: Особенности мировоззрения и идеологии. М., 1992. С. 51; Robinson E.W. Reexamining... P. 363 ff.

[513] Если быть совсем точным, Геродот называет спартанского командира Анхимолием, а Аристотель — Анхимолом. Геродотовский вариант, как более ранний, представляется верным.

[514] Судя по тому, что на помощь Гиппию прибыл фессалийский магистрат столь высокого ранга, можно заключить, что Фессалия была чрезвычайно заинтересована в сохранении тирании в Афинах.

[515] Ср.: Osborne R. Greece in the Making... P. 292 ff.

[516] О родовой принадлежности Исагора см.: Bicknell P.J. Studies in Athenian Politics and Genealogy. Wiesbaden, 1972. P. 84 ff.

[517] Справедливости ради следует отметить, что Клисфен в это время не мог выставить свою кандидатуру на архонтскую должность. Он уже был архонтом (в 525/524 г. до н.э.), а дважды занимать этот пост не дозволялось. Очевидно, на выборах 508 г. до н.э. он поддерживал кого-то из своих сторонников.

[518] Об этой реформе см.: Cavaignac Ε. La désignation des archontes athéniens jusqu'en 487 // Revue de philologie, de littérature et d'histoire anciennes. 1924. Vol. 48. P. 144-148; Buck R.J. The Reform of 487 B.C. in the Selection of Archons // ClPh. 1965. Vol. 60, N 2. P. 96-101. О значении должности архонта в Афинах в конце VI - начале V в. до н.э. см.: Badian Е. Archons and Strategoi // Antichthon. 1971. Vol. 5. P. 1-34; Kelly D.H. The Athenian Archonship 508/7 - 487/6 B.C. // Antichthon. 1978. Vol. 12. P. 1 - 17.

[519] Поэтому мы укажем лишь монографические исследования: Lévêque P., Vidal-Naquet P. Clisthène l'Athénien. P., 1964; Siewert P. Die Trittyen Attikas und die Heeresreform des Kleisthenes. München, 1982.

[520] Об особенностях афинского гражданского года см.: Samuel А.Е. Greek and Roman Chronology: Calendars and Years in Classical Antiquity. München, 1972. P. 57 ff.

[521] Kienast D. Die innenpolitische Entwicklung Athens im 6. Jahrhundert und die Reformen von 508 // Historische Zeitschrift. 1965. Bd. 200, H. 2. S. 271.

[522] Мы сознательно не касаемся вопроса о том, началась ли уже практическая реализация реформ Клисфена на момент прибытия спартанского отряда или еще нет, застал ли Клеомен в Афинах еще старые органы власти или уже новые, клисфеновские (в частности, был ли солоновский Совет Четырехсот уже заменен Советом Пятисот). Вопрос этот не находит однозначного ответа в источниках (так, Геродот считает, что реформы реально начались еще до изгнания спартанцев, а Аристотель — что они начали воплощаться в жизнь лишь после этого). Он еще больше запутан в историографии, но в целом представляется нам не таким уж и принципиальным. Важнее другое: в Афинах в среде гражданского коллектива существовал твердый настрой на преобразования, чего не учел Клеомен.

[523] Ober J. The Athenian Revolution: Essays on Ancient Greek Democracy and Political Theory. Princeton, 1999. P. 32 — 52. Впрочем, нам представляется, что Дж. Обер чрезмерно акцентирует роль спонтанного фактора в этом движении. Его критику по этой позиции см.: Карпюк С.Г. Общество, политика и идеология классических Афин. М., 2003. С. 179 и след.

[524] Обратим внимание на то, что здесь Клеомен ведет себя точно так же, как в аргивском Герайоне, ни в малейшей мере не считаясь с требованиями жрецов. Очевидно, спартанский царь рассматривал себя как лицо, наделенное более высоким сакральным статусом, нежели любой священнослужитель.

[525] Об этом посольстве см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 70-71; Osborne R. Greece in the Making... P. 294; Berthold R.M. Op. cit.

[526] Обычно этот инцидент приводят в качестве аргумента против "антитиранической" линии во внешней политике Спарты. Однако не будем забывать о том, что здесь мы имеем дело с личной инициативой Клеомена, которую вряд ли следует отождествлять с позицией спартанского полиса.

[527] Возникновение персидской опасности, о которой речь пойдет чуть ниже, судя по всему, стало впоследствии именно тем внешним фактором, который не дал Пелопоннесскому союзу распасться и, напротив того, сделал его более прочным.

[528] Интересно, что уже сразу после завоевания Киром Лидии спартанцы пытались оказывать на него дипломатическое давление: прибывший в Сарды посол лакедемонян заявил персидскому царю, "что они не позволят ему разорить ни одного эллинского города" (Herod. I. 152). Кир попросту не обратил внимания на это предупреждение, но зато Спарта сумела "сохранить лицо" перед ионийцами. На спартанский демарш, кстати, должно было повлиять и то обстоятельство, что ранее Лакедемон поддерживал дружественные отношения с лидийским царем Крезом, ставшим жертвой Кира. См. об этом подробнее: Суриков И.Е. Лидийский царь Крез и Балканская Греция // SH. 2001. Т. 1. С. 6 и след.

[529] Или чуть позже, в 518-516 гг. (Clauss Μ. Op. cit. S. 28).

[530] О ситуации на Самосе в описываемый период см.: Shipley G. А History of Samos 800- 188 B.C. Oxford, 1987. P. 80 ff. После убийства персами самосского тирана Поликрата тираническую власть на острове захватил его секретарь Меандрий. Персы свергли этого последнего и передали управление Самосом Силосонту, брату Поликрата. Бежавший с острова Меандрий возглавил посольство самосцев в Спарту, о котором здесь идет речь.

[531] Интересно, что Аристагор, пытаясь убедить Клеомена, показывал ему карту ойкумены. Не приходится сомневаться в том, что речь идет о той самой карте, которую составил логограф Гекатей Милетский (Hecat. // FGrHist. 1. Т12). Гекатей, как известно, сам принимал участие в Ионийском восстании (Herod. V. 36).

[532] Геродот, в целом не одобрявший Ионийского восстания, язвительно замечает по этому поводу (V. 97): "Многих людей, очевидно, легче обмануть, чем одного: одного лакедемонянина Клеомена ему (Аристагору. — И.С.) не удалось провести, а 30 000 афинян он обманул". Из этих слов не следует, разумеется, делать вывод, что в начале V в. до н.э. в работе афинского народного собрания принимали участие 30 тысяч человек: перед нами — условная цифра (Hansen Μ.Η. Demography and Democracy Once Again // ZPE. 1988. Bd. 75. S. 191). Что же касается посланной на помощь восставшим эскадры из 20 кораблей, не нужно считать (как иногда делается), что речь идет о каком-то незначительном контингенте, отправленном афинянами лишь pro forma, чтобы их потом не обвиняли в бессердечии по отношению к соплеменникам-ионийцам. Достаточно вспомнить, что все афинские военно-морские силы до реформы Фемистокла в 80-х годах V в. до н.э. не превышали 50 триер.

[533] См. об этих событиях: Osborne R. Greece in the Making... P. 325 ff.

[534] Не исключено, что резкая перемена в афино-спартанских отношениях (недавние враги стали едва ли не друзьями) связана с изменением внутриполитической ситуации в самих Афинах. К описываемому времени Алкмеониды, находившиеся со спартанцами в ссоре, уже не задавали тон в афинском полисе. Более того, на родину возвратился и сразу же занял влиятельнейшее положение Мильтиад, а этот политический деятель (о нем подробнее см. в следующей главе), напротив, придерживался лаконофильских взглядов (о внешнеполитических ориентациях основных афинских политических группировок нам уже приходилось писать в другом месте: Суриков И.Е. Политическая борьба в Афинах в начале V в. до н.э. и первые остракофории // ВДИ. 2001. № 2. С. 118 и след.). Весьма вероятно, что именно Мильтиад стал инициатором примирения со Спартой.

[535] Некоторые архаичные черты государственного устройства Спарты давали ее властной элите определенную свободу для маневрирования. В частности, всегда оставалось не вполне понятным, кто в спартанском полисе является носителем суверенитета (κύριος, αυτοκράτωρ). В различных ситуациях в этой роли могли выступать: апелла (как воплощение гражданского коллектива), эфоры (как полномочные представители гражданского коллектива), герусия (в силу традиционного авторитета), цари (в силу харизматического статуса), а позднее, с конца V в. до н.э., еще и навархи (в силу сконцентрированных в их руках реальных механизмов контроля над войском и значительных финансовых средств). Как следствие такого положения вещей, один орган или носитель власти мог дезавуировать решение, принятое другим. Что-то подобное произошло, например, в 403 г. до н.э., когда наварх Лисандр и царь Павсаний фактически противостояли друг другу в вопросе о том, какой режим (олигархический или демократический) следует поддерживать в Афинах (Xen. Hell. II. 4. 29 sqq.). Иными словами, если та или иная акция, скажем, тех же царей достигала успеха, геронты и эфоры могли "задним числом" санкционировать ее как официальную государственную инициативу, а если она, напротив, влекла нежелательные последствия, те же геронты и эфоры попросту "открещивались" от нее.

[536] История с эгинскими заложниками имела продолжение уже после смерти Клеомена (Herod. VI. 85 sqq.). Эгинеты через Спарту попытались добиться освобождения своих сограждан. Однако афиняне, ощущая свою силу после победы при Марафоне, решительно отказались это сделать (их не смог убедить даже Леотихид, прибывший в качестве посла по этому делу). В результате между Афинами и Эгиной разгорелась полномасштабная война (об этих событиях см.: Figueira T.J. Xanthippos, Father of Pericles, and the Prutaneis of the Naukraroi // Historia. 1986. Bd. 35, H. 3. S. 257-279; Грант Μ. Указ. соч. С. 103 и след.), которая впоследствии послужила непосредственным поводом для морской программы Фемистокла.

[537] Это вызывает некоторое удивление. Есть интересная гипотеза, согласно которой в рукописи Геродота вкралась ошибка, и вместо "Фессалия" следует читать "Селласия" (пограничный периэкский городок на севере Лаконики). См.: Sealey R. A History... Р. 200.

[538] Известно, что как раз в это время (около 490 г. до н.э.) спартиатам приходилось подавлять какое-то очередное восстание мессенских илотов (Plat. Legg. III. 698е). Имело ли это восстание какую-либо связь с подрывной деятельностью Клеомена, — трудно судить. Но, во всяком случае, Спарте, столкнувшейся с внутренними проблемами, меньше всего было нужно одновременное появление внешнеполитических осложнений, тем более что аркадяне были ближайшими соседями, а их гоплитские силы имели репутацию вторых в греческом мире после лакедемонских.

[539] Впрочем, строго говоря, неизвестно, утратил ли он этот статус, даже находясь в изгнании. Не похоже, что на время его отсутствия престол Агиадов был признан вакантным и замещен каким-то другим лицом (таковым должен был быть ближайший родственник Клеомена — его единокровный брат Леонид).

[540] В пер. М.Н. Ботвинника.

[541] Э.Д. Фролов полагает, что интриги Лисандра в религиозной сфере демонстрируют его знакомство с модными на рубеже V—IV вв. до н.э. идеями софистов, "характерное для софистически образованных людей рационалистическое, если не сказать — утилитарное отношение к религии" (Фролов Э.Д. Критий, сын Каллесхра, афинянин, - софист и тиран // ВДИ. 2003. № 4. С. 73). Но как же в таком случае быть с Клеоменом? Он поступал точно так же, как Лисандр, и, пожалуй, даже более цинично и беззастенчиво, - но при этом, повторим, жил и действовал еще в "дософистическую" эпоху. Не будет ли правомерным всерьез задуматься над вопросом, что было в греческом мире первичным — софистика в теории или "софистика" на практике? Обычно считается, что софисты, выдвинув во второй половине V в. до н.э. релятивистские концепции, обрели последователей в лице практических деятелей (таких как Алкивиад, афинские олигархи периода Пелопоннесской войны, Дионисий Сиракузский или тот же Лисандр), которые принялись следовать их рекомендациям в реальной политической жизни. Но ведь возможен и иной ход мысли: как раз практические деятели начала эпохи классики (Клеомен, Фемистокл) навели своей беспринципностью софистов на необходимость теоретического обоснования подобного поведения.

[542] Поэтому мы укажем лишь несколько недавних работ: Карпюк С.Г. Клисфеновские реформы и их роль в социально-политической борьбе в позднеархаических Афинах // ВДИ. 1986. № 1. С. 17-35; Siewert P. Die Trittyen Attikas und die Heeresreform des Kleisthenes. München, 1982; Develin В., Kilmer Μ. What Kleisthenes did // Historia. 1997. Bd. 46, Η. 1. S. 3-18; Ober J. The Athenian Revolution: Essays on Ancient Greek Democracy and Political Theory. Princeton, 1999. P. 32-52.

[543] Vernant J.-P., Vidal-Naquet Р. La Grece ancienne. Vol. 2: L'espace et le temps. P., 1991. P. 203. Существует, правда, книга, озаглавленная "Клисфен-афинянин": Leveque P., Vidal-Naquet P. Clisthene l'Athenien. P., 1964. В ней предлагается новый, интересный взгляд на клисфеновские реформы, рисуется общая картина развития Афин на переходе от тирании к демократии. Но биографией в собственном смысле слова эту работу вряд ли можно назвать.

[544] Характерно, что автор единственной работы о Клисфене, которую можно в какой-то степени назвать биографической (Cromey R.D. Kleisthenes' Fate // Historia. 1979. Bd. 28, Η. 2. S. 129-147), в конечном счете оказывается перед неутешительным итогом: почти ни по одному поднимаемому им вопросу невозможно категоричное, безоговорочное суждение. Всё неясно, всё гадательно...

[545] О значении введения демов Клисфеном см.: Osborne R. Demos: The Discovery of Classical Attika. Cambridge, 1985; Idem. Greece in the Making, 1200- 479 B.C. L.; N.Y., 1996. P. 294 ff. В целом о демах см.: Eliot C.W. Coastal Demes of Attica: A Study of the Policy of Kleisthenes. Toronto, 1962; Whitehead D. The Demes of Attica 508/7 - ca. 250 B.C. Prinston, 1986.

[546] Наиболее известна реформа в Сикионе (Herod. V. 67 — 68), осуществленная тираном Клисфеном (дедом по материнской линии интересующего нас афинского законодателя). Кроме Сикиона, реформы фил в архаическую эпоху проводились и в некоторых других дорийских полисах: в Коринфе (скорее всего Кипселом), в Кирене (законодателем Демонактом) и, возможно, также в Спарте (если принять мнение Уэйд-Гери, что введенные Великой ретрой обы представляли собой не что иное, как территориальные филы, созданные в противовес родовым. См.: Wade-Cery Н.Т. Essays in Greek History. Oxford, 1958. P. 70 ff., ср. также: Forrest W.G. The Emergence of Greek Democracy: The Character of Greek Politics, 800-400 B.C. L., 1966, P. 131.

[547] Суриков И.Е. Функции института остракизма и афинская политическая элита // ВДИ. 2004. № 1. С. 3 и след.

[548] Osborne R. Greece in the Making... P. 295.

[549] Впрочем, нельзя исключать, что при Солоне существовали и какие-то зачатки позднейшего деления на демы (ср.: Whitehead D. Op. cit. P. 12 — 14). Во всяком случае, демы упоминаются в некоторых законах Солона, производящих впечатление вполне аутентичных (например: D. XLVII. 22. 4). Деметрий Фалерский (FGrHist. 228. F31) - автор довольно информированный — сообщает, что должность демарха учредил Солон.

[550] Некоторые из различных предлагавшихся интерпретаций см.: Kagan D. The Enfranchisement of Aliens by Cleisthenes // Historia. 1963. Bd. 12, H. l.S. 41-46; Bicknell P.J. Whom did Kleisthenes Enfranchise? // PP. 1969. Fasc. 124. P. 34-37.

[551] Пожалуй, даже напротив: устоявшаяся демократия была склонна ограничивать количество граждан (вспомним закон Перикла о гражданстве).

[552] Надеемся, нас прекрасно поймут все, кому приходилось читать лекции по истории Древней Греции и, соответственно, сталкиваться с необходимостью максимально корректно и в то же время максимально доходчиво изложить студентам содержание реформы фил.

[553] Ш. Бренне справедливо отмечает, что после реформ Клисфена персональный состав правящей элиты остался таким же, каким был и до них: Brenne S. Ostrakismos und Prominenz in Athen: Attische Bürger des 5. Jhs. v. Chr. auf den Ostraka. Wien, 2001. S. 17.

[554] Ср.: Connor W.R. The New Politicians of Fifth-Century Athens. Princeton, 1971. P. 18 ff.; Frost F.J. Tribal Politics and the Civic State // American Journal of Ancient History. 1976. Vol. 1, N 2. P. 66 - 75; Ober J. Mass and Elite in Democratic Athens. Princeton, 1989. P. 84 ff.; Littman R.J. Kinship and Politics in Athens 600-400 B.C. N.Y., 1990. P. 125 ff.

[555] См. работы, указанные в гл. II, примеч. 15.

[556] Коннор тоже сомневается, что для V в. до н.э. можно говорить о клиентеле в Афинах: Connor W.R. The New Politicians... P. 18.

[557] О гетериях см.: Sartori F. Le eterie nella vita politica ateniese del VI e V secolo a.C. Roma, 1957; Calhoun GM. Athenian Clubs in Politics and Litigation. N.Y., 1970; Aurenche O. Les groupes d'Alcibiade, de Léogoras et de Teucros: Remarques sur la vie politique athénienne en 415 avant J.C. P., 1974; Murray О. The Affair of the Mysteries: Democracy and the Drinking Group // Sympotica: A Symposium on the Symposion. Oxford, 1990. P. 149-161; Jones N.F. The Associations of Classical Athens: The Response to Democracy. N.Y.; Oxford, 1999; Суриков И.Ε. Демократия и гетерии: некоторые аспекты политической жизни Афин V в. до н.э. // ВЧОАМ. С. 89-99; Фролов Э.Д. Сообщества друзей // АССАМ. С. 11 - 48; Никитюк Е.В. Политические сообщества (гетерии) в классической Греции // АССАМ. С. 49-107.

[558] Об особенностях политики Фемистокла см.: Суриков И.Е. Фемистокл: homo novus в кругу старой знати // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. 8. Спец. выпуск: Персональная история и интеллектуальная биография. М., 2002. С. 342 — 364.

[559] Лидийские цари, правда, осуществляли давление на населенные эллинами города Ионии, стремясь подчинить их своему влиянию и нередко преуспевая в этом. Но с самой Балканской Грецией они старались оставаться в дружбе. Подробнее см.: Суриков И.Е. Лидийский царь Крез и Балканская Греция // SH. 2001. Т. 1. С. 3- 15.

[560] Борухович В.Г. Египет и греки в VI —V веках до н.э. // Учен. зап. Горьковского гос. ун-та. Серия ист. Горький, 1965. Вып. 67. С.74-138. Обильный зерном Египет уже в архаическую эпоху начал превращаться в житницу для малоплодородной Балканской Греции. В то же время, египетские фараоны саисского периода охотно брали к себе на службу греческих воинов-наемников. От одной из групп таких наемников дошел уникальный и чрезвычайно занятный памятник — "автографы", оставленные ими на ноге статуи Рамсеса II в Абу-Симбеле (на юге Египта). Текст см.: Meiggs К., Lewis D. A Selection of Greek Historical Inscriptions to the End of the Fifth Century B.C. Oxford, 1989. P. 12 f. N 7.

[561] В контексте данной главы небезынтересно упомянуть, что ее главный герой, Мильтиад, был зятем одного из таких династов.

[562] Эти связи лучше всего отражены в работе: Burkert W. The Orientalizing Revolution: Near Eastern Influence on Greek Culture in the Early Archaic Age. Cambridge (Mass.), 1992. Нам кажется даже, что В. Буркерт местами преувеличивает степень ближневосточного влияния на греческую цивилизацию. В частности, практически во всех спорных вопросах, когда возможно как заимствование того или иного феномена с Востока, так и самостоятельное его развитие на греческой почве, он, как правило, выносит вердикт в пользу заимствования. Ср. более взвешенный подход в работе: Hurwit J.M. The Art and Culture of Early Greece, 1100-480 B.C. Ithaca, 1985.

[563] См. о ней: Агбунов М.В. Путешествие в загадочную Скифию. М., 1989. С. 117 и след.

[564] Греко-персидские войны, как и в целом греко-персидские отношения, неоднократно привлекали внимание антиковедов. Из важнейшей литературы см.: Bengtson Η. The Greeks and the Persians from the Sixth to the Fourth Centuries. L., 1969; Lazenby J.F. The Defence of Greece 490-479 B.C. Warminster, 1993.

[565] По поводу позиции Дельфийского оракула в Греко-персидских войнах см.: Кулишова О.В. Дельфийский оракул в системе античных межгосударственных отношений (VII-V вв. до н.э.). СПб., 2001. С. 255 и след. Правда, для этой работы в некоторой степени характерно стремление "обелить" Дельфы от обвинений в коллаборационизме.

[566] Об этом процессе см.: Hall Ε. Inventing the Barbarian: Greek Self-Definition through Tragedy. Oxford, 1991; Georges P. Barbarian Asia and the Greek Experience: From the Archaic Period to the Age of Xenophon. Baltimore, 1994.

[567] Собственно, звукоподражательное βάρβαρος должно быть понимаемо как "бормочущий, невнятно говорящий". Греческая лексема подобного рода не уникальна. Сравним обозначение в древнеславянском мире иноземцев как "немцев" (т.е. "немых", не знающих "настоящего" языка).

[568] См. об этом: Osborne R. Greece in the Making... P. 318 ff.

[569] Суриков И.Е. О некоторых факторах колонизационной политики Гераклеи Понтийской // ПИФК. 2002. Вып. 12. С. 78.

[570] Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклассической эпох: Роль Алкмеонидов в политической жизни Афин VII —V вв. до н.э. М., 2000. С. 174 и след.; Он же. Политическая борьба в Афинах в начале V в. до н.э. и первые остракофории // ВДИ. 2001. N2. С. 118 и след.

[571] В чем, собственно говоря, нет полной уверенности. Ср.: Блаватский В.Д. Античная археология и история. М., 1985. С. 195.

[572] Еще около 555 г. до н.э. Гиппий фигурирует в источниках как взрослый человек (Herod. I. 61). Стало быть, он родился никак не позже (а, скорее всего, раньше) 570 г. В 490 г. до н.э. Гиппий был настолько стар, что от кашля у него выпадали зубы. См.: Herod. VI. 107; ср. по поводу этого эпизода: Griffith R.D. Hippias' Missing Tooth // AHB. 1994. Vol. 8, Ν 4. P. 121 - 122.

[573] См., например: Osborne R. Greece in the Making... P. 330.

[574] Можно привести параллель из римской истории: после изгнания Тарквиния Гордого (случившегося по поразительному совпадению в том же 510 г. до н.э., что и изгнание Гиппия) его родственник Тарквиний Кол-латин не только остался в Риме, но и был избран консулом (подобно тому как Гиппарх, сын Харма, был избран архонтом). Но уже вскоре Коллатину пришлось уйти в изгнание (и опять сходство с судьбой Гиппарха!).

[575] Выше мы упоминали об еще более экзотической и совершенно фантастичной гипотезе, согласно которой в Афинах в начале V в. до н.э. якобы оставался старший сын Гиппия — Писистрат Младший. См.: Arnush Μ.F. The Career of Peisistratos Son of Hippias // Hesperia. 1995. Vol. 64, N 2. P. 135-162.

[576] Личное имя Харм попало в род Писистратидов следующим образом: отцом жены Гиппия был некий Харм, занимавший должность полемарха [Athen. XII. 609cd) и, следовательно, входивший в число соратников Писистрата.

[577] В свое время А. Раубичек высказал предположение, что Клисфен, ушедший в тень после своих реформ, возвратился из политического "небытия" после 490 г. до н.э.: Raubitschek А.Е. The Origin of Ostracism // AJA. 1951. Vol. 55, N 3. P. 221 — 229. Эта гипотеза сразу же была подвергнута жесткой и основательной критике (Robinson CA. Cleisthenes and Ostracism // AJA. 1952. Vol. 56, N 1. P. 23 — 26) и ныне, кажется, никем не разделяется.

[578] О Ксантиппе см.: Суриков И.Е. Ксантипп, отец Перикла: Штрихи к политической биографии // ПИФК. 2000. Вып. 8. С. 100- 109 (с указаниями на предшествующую лит. об этом политике).

[579] Аргументацию см.: Суриков И.Е. Фемистокл... С. 350 — 351.

[580] Wade-Gery Н.Т. Op. cit. Р. 171-179; Fornara Ch.W. Themistocles' Archonship // Historia. 1971. Bd. 20, Η. 5/6. S. 534-540.

[581] Впоследствии, в 80-е годы V в. до н.э., этот Меланфий был в Афинах одним из "кандидатов" на остракизм. Найдено несколько остраконов с его именем (см.: Brenne S. Op. cit. S. 230), из надписей, на которых, кстати, стало известно имя этого политика с патронимиком (Меланфий, сын Фаланфа). К какой политической группировке принадлежал Меланфий? Прямых указаний на этот счет нет, однако можно сделать некоторые (пусть и осторожные) выводы на основании косвенных просопографических данных. На остраконе с Агоры упоминается еще один политик по имени Меланфий, но на этот раз сын Неокла (Ibid. S. 231). Учитывая, что оба имени — Меланфий и Неокл — в Афинах достаточно редки, а практика имянаречения имела в греческом мире в подавляющем большинстве случаев семейный характер, приходим к двум заключениям. 1) Меланфий, сын Неокла, скорее всего находился в родстве с Фемистоклом, отца которого тоже звали Неоклом. Соблазнительно даже предположить, что этот Меланфий мог быть родным братом Фемистокла. 2) Следовательно, Меланфий, сын Фаланфа, командующий афинской эскадрой в Ионийском восстании, с большой долей вероятности принадлежал к той же семье.

[582] В пользу нашего предположения, возможно, говорит следующий факт. Единственным, кроме Афин, полисом, тоже оказавшим помощь ионийцам, стала Эретрия, выславшая эскадру из пяти кораблей (Herod. V. 99). А между тем именно в Эретрии издавна были очень сильны позиции Алкмеонидов. Подробнее см.: Суриков И.Е. Остракон Мегакла, Алкмеониды и Эретрия (Эпиграфическое свидетельство о внешних связях афинской аристократии) // ВДИ. 2003. № 2. С. 16-25.

[583] По поводу складывания традиции о Мильтиаде в течение классической эпохи см.: Vanotti G. L'immagine di Milziade nell'elaborazione propagandistica del V e del IV secolo a.C. // CISA. 1991. Vol. 17. P. 15-31.

[584] Так, биография уже начинается такого рода несообразностью (Nep. Milt. 1): Непот смешивает двух Мильтиадов - дядю (Мильтиада Старшего, основателя тирании на Херсонесе Фракийском) и племянника (Мильтиада Младшего, победителя при Марафоне), объединяя их в одно лицо.

[585] Не все биографии Плутарха дошли до нашего времени. Так, известно, что он составлял жизнеописания Эпаминонда, Сципиона Эмилиана, Метелла и даже Геракла.

[586] Berve Η. Miltiades: Studien zur Geschichte des Mannes und seiner Zeit. В., 1937.

[587] Bengtson H. Einzelpersönlichkeit und athenischer Staat zur Zeit des Peisistratos und des Miltiades. München, 1939; cp. Idem. Griechische Staatsmänner des 5. und 4. Jahrhunderts v. Chr. München, 1983. S. 21-45; Kinzl K.H. Miltiades-Forschungen. Wien, 1968. Упомянем также важную статью Г. Уэйд-Гери "Мильтиад", впервые опубликованную в 1951 г., а затем вошедшую в кн.: Wade-Gery Н.Т. Op. cit. Р. 155—170.

[588] Lanziglotta Ε. Milziade nel Chersoneso e la conquista di Lemno // Miscellanea greca e romana. 1977. Vol. 5. P. 65-94; Shimron B. Miltiades an der Donaubrücke und in der Chersonesos // Wiener Studien. 1987. Bd. 100. S. 23 — 24.

[589] Литература о нем весьма обширна, и вряд ли стоит здесь приводить ее развернутую сводку. Ограничимся упоминанием последней по времени работы, в которой есть указания на важнейшие предшествующие исследования: Doenges N.A. The Campaign and Battle of Marathon // Historia. 1998. Bd. 47, H. 1. S. 1-17.

[590] Carawan E.M. Eisangelia and Euthyna: The Trials of Miltiades, Themistocles, and Cimon // GRBS. 1987. Vol. 28, N 2. P. 167-208.

[591] Строгецкий В.М. Полис и империя в классической Греции. Н. Новгород, 1991.

[592] О Филаидах и их крупнейших представителях см.: Schachermeyr F. Philaidai // RE. Stuttgart, 1938. Hlbd. 38. Sp. 2113-2121; Davies J.K. Athenian Propertied Families, 600-300 B.C. Oxford, 1971. P. 293-312. Строго говоря, античными авторами наименование "Филаиды" не прилагается ни к одному из известных представителей этого рода, действовавших в архаическое и классическое времена (Мильтиаду, Кимону и др.). Первым афинянином, который эксплицитно охарактеризован в источниках как член рода Филаидов, оказывается философ Эпикур (Diog. Laert. Χ. 1). То, что данный род существовал как некое единство, не вызывает сомнений. Но назывался ли он в VI —V вв. до н.э. Филаидами — утверждать со стопроцентной уверенностью вряд ли возможно. Поэтому в литературе предлагалось и другое (конечно, условное) наименование этого рода или его ветви — Кимониды. Нам представляется, впрочем, более резонным следовать более устоявшемуся и традиционному словоупотреблению. Поэтому в дальнейшем мы будем пользоваться обозначением "Филаиды", разумеется, отдавая себе отчет в том, что афинские роды, в отличие, скажем, от римских, практически никогда не имели четко оформленной и безальтернативной номенклатуры.

[593] Osborne R. Greece in the Making... P. 296 ff.

[594] Этот материал сохранен позднеантичным автором Маркеллином (Vita Thuc. 3), который опирается на генеалога V в. до н.э. Ферекида (FGrHist. 3. F2).

[595] Это стало известно относительно недавно, после находки фрагментов эпиграфического списка ранних афинских архонтов. См.: Bradeen D. The Fifth-Century Archon List // Hesperia. 1964. Vol. 32, N 2. P. 187 - 208.

[596] Alexander J. W. The Marriage of Megacles // C1J. 1959. Vol. 55, N 3. P. 129-134.

[597] He убеждают выкладки одного исследователя, пытающегося доказать, что Исагор-архонт не тождествен Исагору, главному противнику Клисфена. См.: McCargar DJ. Isagoras, Son of Teisandros, and Isagoras, Eponymous Archon of 508/7: A Case of Mistaken Identity // Phoenix. 1974. Vol. 28, N3. P. 275-281.

[598] И в дальнейшем, в классическую эпоху, целый ряд видных деятелей афинской истории происходил из рода Филаидов. О Кимоне, сыне Мильтиада, мы уже не говорим. К тому же роду принадлежали либо были с ним связаны по мужской или женской линии видный политик Фукидид, сын Мелесия (соперник Перикла), великий историк Фукидид, сын Олора, оратор Андокид, упоминавшийся выше философ Эпикур.

[599] Hopper R.J. "Plain", "Shore" and "Hill" in Early Athens // ABSA. 1961. Vol. 56. P. 205-206.

[600] Интересно, что и в этом эпизоде сыграл свою роль Дельфийский оракул, фактически санкционировавший все мероприятие (Herod. VI. 34; Nep. Milt. 1 — между двумя авторами серьезные расхождения в описании событий, но о дельфийском пророчестве упоминают они оба).

[601] Суриков И.Е. Гостеприимство Креза и афиняне // ЗОГАМ. С. 78; Он же. Лидийский царь Крез... С. 14— 15.

[602] См. об этом: Касаткина H.A. Афинские владения на северном берегу Геллеспонта // XII Чтения памяти проф. С.И. Архангельского: Мат. междунар. конф. Н. Новгород, 2001. Ч. 1. С. 56 — 65.

[603] В 536, 532 и 528 гг. до н.э.: Moretti L. Olympionikai, i vincitori negli antichi agoni Olimpici. R., 1957. P. 72. Мильтиад Старший тоже одержал олимпийскую победу в состязании колесниц-четверок, но раньше (в 560 г. до н.э.).

[604] Писистратиды мечтали об олимпийской победе в состязаниях колесниц, но достичь ее самостоятельно им так и не удалось (Молчанов A.A., Суриков И.Е. Писистратиды — потомки отказавших в гостеприимстве (Актуализация династического мифа) // ЗОГАМ. С. 123). Кимон, официально провозгласив олимпиоником вместо себя Писистрата, тем самым оказывал ему очень ценную услугу.

[605] Лампсак находился на противоположном, азиатском берегу Геллеспонта, и главной причиной его войны с Херсонесом Фракийским было несомненно соперничество за контроль над Черноморскими проливами.

[606] Об этом свидетельствует, как нарративная традиция (Dionys. Antiq. Rom. VII. 3. 1), так и упоминавшийся нами выше эпиграфический фрагмент списка афинских архонтов 20-х годов VI в. до н.э.

[607] Bengtson Η. Griechische Staatsmänner... S. 28.

[608] Убедительной параллелью может считаться судьба Клисфена. Он тоже в течение 500-х годов до н.э., держа в своих руках нити власти в государстве, при этом ни разу не был архонтом, - и это, безусловно, потому, что в 525/524 г. до н.э. (непосредственно перед Мильтиадом) он уже занимал данную должность. Приходит в голову, может быть, чрезмерно смелая мысль: уж не преследовали ли Писистратиды каких-то иезуитских целей, делая молодых аристократических политиков архонтами? Ведь тем самым этим людям отрезалась на будущее (когда они могли стать более опасными соперниками) возможность занять высшую магистратуру.

[609] Мильтиад ранее уже был женат на некоей афинянке, от которой имел сына Метиоха. Умерла ли его первая жена к описываемому моменту или он развелся с ней, чтобы заключить более престижный брак, — неизвестно. Детьми Мильтиада и Гегесипилы были знаменитый Кимон и скандально известная Эльпиника.

[610] Osborne R. Greece in the Making... P. 319. В числе греческих аристократов, которые только выиграли от установления ахеменидского владычества, можно назвать Силосонта Самосского, Гистиея Милетского и др.

[611] Блаватский В.Д. Указ. соч. С. 198.

[612] Грант М. Греческий мир в доклассическую эпоху. М, 1998. С. 341.

[613] Если следовать Непоту, получается одно из двух: либо поход персов на Афины, завершившийся Марафонским сражением, состоялся сразу после скифской кампании (что очевидным образом неверно), либо Мильтиад по окончании экспедиции в Скифию двадцать лет спокойно правил на Херсонесе, а потом вдруг испугался мести Дария и бежал (что не менее абсурдно).

[614] Непот, видимо, ошибочно называет жителей Лемноса карийцами, а Диодор — тирренами. В любом случае ясно, что речь идет о какой-то реликтовой группе догреческого населения Эгеиды, как видим, сохранявшегося на некоторых отдаленных островах вплоть до классической эпохи.

[615] Как бы то ни было, есть и terminus ante guem для рассматриваемого события - 493 г. до н.э., когда Мильтиад окончательно покинул Херсонес.

[616] Возможно, этот закон был принят еще в VII в. до н.э., после подавления мятежа Килона. См.: Gagarin Μ. The Thesmothetai and the Earliest Athenian Tyranny Law // Transactions of the American Philological Association. 1981. Vol. 111. P. 71-77.

[617] Скорее всего, судебной коллегией, разбиравшей его дело, был Ареопаг (Carawan Е.М. Op. cit. Р. 92).

[618] Скорее всего Исагор был двоюродным братом Мильтиада. См.: Bicknell P.J. Studies in Athenian Politics and Genealogy. Wiesbaden, 1972. P. 84 ff.

[619] Наверное, не случайно у Аристотеля (Ath. pol. 28. 2) Мильтиад назван простатом знатных (τῶν γνωρίμων), в то время как, скажем, его противник Ксантипп — простатом демоса.

[620] Достоверно известно, что в начале V в. до н.э. в Афинах жил и занимался политической деятельностью сын Исагора Тисандр. Его имя прочитано на одном остраконе с Агоры. См.: Phillips D.J. Observations on some…

[621] Численность персидского войска не может быть точно определена. Геродот, к сожалению, о ней ничего не говорит. Явно завышенные цифры Непота (Milt. 4) — более 200 тыс. воинов — не могут, конечно, вызывать доверия. С другой стороны, следует остерегаться и "минималистских" оценок. Так, иногда можно встретить утверждение, что персов при Марафоне было едва ли не меньше, чем афинян (Блаватский В.Д. Указ. соч. С. 197), что тоже, на наш взгляд, не соответствует действительности. Наиболее взвешенным будет определить численность отряда Датиса и Артаферна примерно в 20 тыс. человек. Ср.: Sealey R. A History of the Greek City States ca. 700-338 B.C. Berkeley, 1976. P. 188; Hurwit J.M. Op. cit. P. 323. Иными словами, он в два раза превосходил тот максимум, который были способны выставить афиняне.

[622] Он был сыном того Артаферна, который еще в 507 г. до н.э. принимал в Сардах в качестве сатрапа афинское посольство.

[623] Уже это обстоятельство, кстати, говорит не в пользу распространенного в античности мнения, согласно которому персы собирались полностью уничтожить Афины, а всех их жителей обратить в рабство и увезти в Азию. Где и над кем стал бы тогда править Гиппий?

[624] Поэтому Эретрия довольно быстро возродилась после персидского разгрома: уже в 480 г. до н.э. она выставила небольшой контингент в составе союзных греческих сил, собранных для отражения нашествия Ксеркса. См.: Суриков И.Е. Остракон Мегакла... С. 24 — 25.

[625] Общая численность гражданского коллектива Афин в начале V в. до н.э. составляла около 30 тыс. человек (Herod. V. 97), что заставляет всерьез задуматься о действительном содержании псефисмы Мильтиада. Никак не выходит, что в соответствии с ней были мобилизованы все боеспособные граждане. На самом деле, судя по всему, Мильтиад — убежденный сторонник "фаланговой" тактики — призвал в ополчение лишь лиц не ниже гоплитского разряда. Но зато уж они были призваны без изъятия, включая даже гоплитов непризывного возраста. Наверняка и рабов освободили только такое количество (и никак не большее), какое государство могло снабдить гоплитскими доспехами. Но в самом том факте, что рабы участвовали в Марафонской битве, сомневаться не приходится. Погибшие из их числа были погребены на поле сражения в братской могиле, отдельно от граждан (Paus. I. 32. 3).

[626] В переводе Г.А. Стратановского почему-то "Каллимах из Афин". Обратим внимание, что Каллимах принадлежал к сельскому дему, что для политиков начала V в. до н.э. чрезвычайно редко (Gomme A.W. The Population of Athens in the Fifth and Fourth Centuries B.C. Westport, 1986. P. 37 — 39). Таким образом, Каллимах вряд ли входил в число влиятельных политических лидеров, хотя и занимал весьма высокую магистратуру. Очевидно, в условиях появления коллегии стратегов роль архонта-полемарха сразу же упала, и на этот пост стали попадать люди случайные. Каллимах, хотя и занимал в Марафонском сражении почетное место во главе правого фланга, проявил себя не полководческим талантом, а лишь личным мужеством, приняв смерть от руки врага. Обратим внимание еще на одно сложное место. Геродот говорит (VI. 109), что Каллимах был избран по жребию. Либо он ошибается (что в принципе вполне возможно), либо "младшие" члены коллегии архонтов начали избираться по жребию, а не голосованием, ранее, чем архонт-эпоним (в 487 г. до н.э.).

[627] По утверждению Плутарха (Aristid. 5), первым из стратегов, проявившим такую инициативу, был Аристид, а другие последовали его примеру.

[628] К чести Мильтиада нужно отметить, что он щадил самолюбие своих коллег и дал сражение не раньше, чем наступил день, на который приходилось его собственное командование.

[629] Для интересующихся деталями приведем сводку важнейших античных текстов, относящихся к Марафонской битве: Herod. VI. 111 — 113 (самое раннее и самое важное свидетельство); Lys. II. 21—26; Isocr. IV. 86 — 87; Plat. Menex. 240a-241 с; Legg. III. 698c-e; Arist. Ath. pol. 22. 2; Nep. Milt. 5; Plut. Aristid. 5; Camill. 19; Mor. 347с; 349de; 350с-е; 628е; 861е sqq.; Paus. I. 15. 3; I. 32. 3-7; Χ. 20. 2; lustin. II. 9. 9-21; Aelian. Var. hist. II. 25; Schol. Aristoph. Equ. 660; Suid. s.v. Ίππίας.

[630] По вопросу о сигнале щитом см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 73 (с указаниями на предшествующую лит.).

[631] Именно отсюда ведет свою историю знаменитый "марафонский бег".

[632] Обратим внимание на небезынтересную подробность, сообщаемую Геродотом (VI. 116): афинское войско во главе с Мильтиадом и при Марафоне заняло позиции близ святилища Геракла и теперь, прибыв в Афины, тоже расположилось у другого святилища того же героя. Эту на первый взгляд малозначительную деталь не следует, на наш взгляд, считать случайным совпадением. Религиозный фактор играл в Греции весьма большую роль в ведении войн, о чем мы уже имели случай упоминать (в гл. I). Выбирая место для битвы или устройства лагеря, опытный полководец, несомненно, учитывал все сопутствующие обстоятельства, в том числе и сакральные коннотации имеющих произойти событий. В данном случае Мильтиад явно ставил афинское ополчение под покровительство Геракла. Возможно, в этом следует видеть проявление его лаконофильских убеждений: ведь Геракл больше всего почитался именно в Спарте, к нему возводили свое происхождение спартанские цари.

[633] Столь колоссальная разница в потерях, безусловно, должна не в последнюю очередь объясняться в высшей степени надежной оборонительной экипировкой гоплитов.

[634] Софан — один из самых доблестных афинских воинов начала V в. до н.э., неоднократно отличавшийся в сражениях (см. о нем: Herod. IX. 73-75).

[635] Ср.: Vanotti G. Op. cit. P. 22.

[636] Геродот в указанном месте явно опирается на враждебную Мильтиаду традицию, Непот, напротив, на дружественную. Оба рассказа чрезвычайно тенденциозны.

[637] О характере раны или увечья Мильтиада см.: Daly L.W. Miltiades, Aratus and Compound Fractures // American Journal of Philology. 1980. Vol. 101, Ν l.P. 59-60.

[638] Другие примеры аналогичного рода см.: Knox R.A. "So Mischievous а Beaste"? The Athenian Demos and its Treatment of its Politicians // G&R. 1985. Vol. 32, N2. P. 132-161.

[639] В целом на эту тему см.: Фролов Э.Д. Политические лидеры афинской демократии (опыт типологической характеристики) // Политические деятели античности, средневековья и нового времени. Л., 1983. С. 6-22.

[640] На момент смерти Мильтиада штраф был еще не выплачен до конца и перешел по наследству к его сыну Кимону. Только этому последнему удалось, выдав сестру Эльпинику за богатейшего из афинян Каллия, получить достаточно средств, чтобы рассчитаться с государством.

[641] Сообщения некоторых авторов, согласно которым Мильтиад умер в тюрьме, в оковах, не соответствуют действительности. Государственных должников начали заключать в тюрьму не ранее 400 г. до н.э. См. по этому сюжету: Ruschenbusch Ε. Die Quellen zur älteren griechischen Geschichte: Ein Überblick über den Stand der Quellenforschung unter besonderer Berücksichtigung der Belange des Rechtshistorikers // Symposion 1971: Vorträge zur griechischen und hellenistischen Rechtsgeschichte. Köln, 1975. S. 73-74.

[642] Нельзя, конечно, исключать, что прах Мильтиада был перенесен на Марафон позже или что ему был там воздвигнут кенотаф. Но эти варианты представляются менее вероятными.

[643] О роли Филаидов и Алкмеонидов в возведении "Расписной Стои" см.: Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С. 209.

[644] О близости Полигнота к Кимону см.: Kebric R.B. The Paintings in the Cnidian Lesche at Delphi and their Historical Context. Leiden, 1983. P. 33 — 36. Распускали даже слухи, будто бы Полигнот находился в интимных отношениях с сестрой Кимона Эльпиникой (Plut. Cim. 4).

[645] О близости молодого Фидия к Кимону см.: Mattusch С. The Eponymous Heroes: The Idea of Sculptural Groups // AAAD. P. 74 f.

[646] Gauer W. Das Athenerschatzhaus und die marathonischen Akrothinia in Delphi // Forschungen und Funde. Innsbruck, 1980. S. 129-130.

[647] Павсаний (I. 18. 3) сообщает еще об одной статуе Мильтиада, стоявшей в Афинах, причем на очень почетном месте — близ древнего Пританея.

---

Дата добавления: 2021-04-05; просмотров: 134; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!