ПИСИСТРАТ: ПАРАДОКС «КРОТКОГО ТИРАНА» 5 страница
* * *
Отзывы античной традиции о тирании Писистрата могут показаться парадоксальными и даже удивительными, если учесть, что в целом полисная идеология классической эпохи тиранов отнюдь не жаловала. Вот как характеризуют этот период афинской истории самые авторитетные авторы (эти принципиальные пассажи имеет смысл процитировать in extenso и с приведением оригинального текста). Геродот (I. 59): "Он (Писистрат. — И.С.) не нарушил, впрочем, порядка государственных должностей и не изменил законов, но управлял городом по существующим законоустановлениям, руководя государственными делами справедливо и дельно"[395]. Аристотель (Ath. pol. 14. 3; 16. 2; 16. 7-9): "Писи-
[195]
страт же, взяв в руки власть, управлял общественными делами скорее в духе гражданского равноправия, чем тирании... А руководил государственными делами Писистрат, как сказано, с умеренностью и скорее в духе гражданского управления, чем тиранически. Он был вообще гуманным и кротким (!) человеком, снисходительным к провинившимся... Вообще простой народ он старался ничем не раздражать во время своего правления, но всегда обеспечивал мир и поддерживал спокойствие. Вот почему и говаривали часто, что "тирания Писистрата — это жизнь при Кроне (т.е. золотой век. — И.С; ср. к этому также Plat. Hipparch. 229b)"... Но самым важным из всего сказанного было то, что он по своему характеру был демократичным и обходительным человеком. Во всех вообще случаях он хотел руководить всеми делами по законам, не допуская для себя никакого преимущества... За него стояло большинство как знатных, так и демократов[396] (здесь Аристотель, конечно, несколько модернизирует политическую ситуацию VI в. до н.э.)". Перед нами — серия панегириков, рисующих образ "идеального правителя". И характерно, что исходят они отнюдь не от апологетов тирании (ни Геродот, ни Аристотель таковыми не являлись). Насколько можно судить, перед нами — отражение в высшей степени благоприятной для Писистрата народной, фольклорной традиции, в которой на конкретное историческое лицо оказался наложен архетип "доброго царя", защищающего простых людей от произвола знати. Не случайно пассаж Аристотеля о Писистрате наполнен (что, вообще говоря, не характерно для "Афинской политии" и скорее к лицу Плутарху) разного рода доброжелательными анекдотами об этом тиране. То Писистрат встречает на поле крестьянина и, восхищенный его смелыми речами, освобождает его от повинностей (Arist. Ath. pol. 16. 5). То он, будучи вызван неким афинянином в суд Ареопага по обвинению в убийстве, честно является, как простой граж-
|
|
|
[196]
данин, и судебный процесс не происходит только потому, что обвинитель сам прекращает дело (Arist. Ath. pol. 16. 7; ср. Plut. Sol. 31). Подобные анекдоты характерны именно для фольклора. Что-то подобное рассказывали у нас, например, о Петре I... Однако, какова же основа этой чрезвычайно устойчивой фольклорной традиции, переборовшей даже неприязнь граждан демократического полиса к тирании? Иными словами, какие реалии эпохи тирании стоят за похвалами и анекдотами? Во-первых, Писистрат, насколько можно судить, действительно не отменил ни законов Солона, ни в целом солоновской "конституции", более того, не внес в нее сколько-нибудь серьезных изменений[397]. По-прежнему собиралось народное собрание, функционировали Совет Четырехсот и Ареопаг, избирались должностные лица. Правда, как замечает Фукидид (VI. 54.6), "тираны заботились лишь о том, чтобы кто-нибудь из их сторонников всегда занимал архонтские должности"[398]. Но добивались этого они не путем прямого и грубого диктата, а, надо полагать, через практику рекомендаций. Во-вторых, социальным слоем, более всего выигравшим от тирании в Афинах было, несомненно, среднее крестьянство. Кстати, именно в этой среде обычно складывается и бытует устная фольклорная традиция. Вразрез с вышесказанным, кажется, идет сообщение Аристотеля о том, что Писистрат взимал с крестьян десятину (подоходный налог в 10%). Конечно, если он первый ввел в полисе такого рода подать, так сказать, изобрел ее е nihilo, вряд ли потомки сохранили бы о нем благодарную память (такие меры всегда быва-
|
|
|
|
|
|
[197]
ют крайне непопулярными). Но как раз в этом позволим себе усомниться. Скорее всего, тиран просто "перевел на себя" те платежи, которые крестьяне ранее делали своим локальным лидерам-аристократам. Для него это стало источником значительных доходов, а положение крестьянства никак не ухудшилось. Очень может быть, что даже улучшилось, если допустить, что одновременно с "переадресовкой" подати она была снижена[399]. Тут самое время вспомнить об аттических "шестидольниках" (гектеморах). Обычно считается, что этот статус в Афинах отменил Солон. Однако, строго говоря, источники об этом не сообщают. Традиция единодушно утверждает, что Солон освободил кабальных должников, но эти последние отнюдь не тождественны гектеморам[400]. А что, если "шестидольники" дожили до времен тирании, а Писистрат снизил требуемую с них подать с одной шестой до одной десятой, но при этом стал взимать ее сам? Такое предположение позволит разъяснить сразу несколько сложностей: ответить на вопросы о том, куда девались гектеморы, в чем причина расположения крестьян к тирану и, наконец, откуда взялись средства, которых требовал курс Писистрата на резкое внутреннее и внешнее усиление Афин. В "Афинской политии" приводится информация о ряде мер Писистрата, непосредственно направленных на улучшение положения крестьянства и приведших к росту экономики (Ath. pol. 16. 2 — 5). Говорится, в частности, о льготных ссудах, которые он предоставлял земледельцам перед началом сезона сельскохозяйственных работ. В том же контексте стоит и сообщение об учреждении разъездных судей (так называемых "судей по демам"), которые разбирали тяжбы между крестьянами прямо на местах. Сам Аристотель видит в этом мероприятии тирана в конечном счете меру по деполитизации граждан: крестьянам не приходилось теперь часто ходить в город, и они всецело переключились, так сказать, с политики на экономику. Но это скорее умозрительная конструкция философа, вытекающая не из фактов, а из принимавшихся им общетеоретических постулатов
|
|
|
[198]
(в частности, о том, что успеху тираний должна сопутствовать слабая вовлеченность массы демоса в политические дела, — см. Arist. Pol. 1305al9 —21). Мы, однако, отнюдь не уверены в том, что тиран действительно стремился к деполитизации гражданского коллектива, тем более что, как мы видели выше, тирания была полисным феноменом[401]. На наш взгляд, есть значительно более убедительная интерпретация данного судебного учреждения. Ранее тяжбы крестьян разбирались локальными аристократическими лидерами, что способствовало укреплению власти этих последних над рядовым населением. Именно эту-то власть Писистрат и хотел подорвать. Теперь функция судей на самом низшем уровне переходила из рук глав знатных родов в руки полисного института; делался еще один шаг на пути освобождения демоса от авторитета евпатридов. Всё это чрезвычайно способствовало консолидации полиса. Опираясь на возросшее богатство Афин (и свое личное), тиран приступил к проведению весьма активной внешней политики, имевшей целью максимально повысить роль афинского полиса в Элладе, превратить его по возможности в ведущий центр греческого мира, с которым будут считаться все. Именно в это время, во второй половине VI в. до н.э. начался значительный подъем Афин (которые еще сравнительно недавно были рядовым полисом) во всех сферах — политической, экономической, культурной. Безусловно, в этом сыграли немалую роль реформы Солона, эффект которых во всей своей полноте начал ощущаться лишь со временем. Но неправомерным было бы отрицать и заслуги Писистрата в этом "афинском рывке"[402].
[199]
Основатель афинской тирании по-прежнему сохранял контроль над стратегически важным, богатым месторождениями серебра регионом на фракийском побережье Эгеиды, в устье реки Стримон (Herod. I. 64). Он продолжал и дальнейшую экспансию в том же направлении. Афинский форпост в Сигее, у входа в Геллеспонт, основанный еще в конце VII в. до н.э., был со временем утрачен в пользу Митилены, крупнейшего полиса Лесбоса. Теперь же Писистрат взял реванш, вновь отняв у митиленян Сигей и подчинив его своей власти (Herod. V. 94). Туда был поставлен вассальным тираном один из младших сыновей тирана — Гегесистрат. Противоположный, европейский берег Геллеспонта тоже не остался без внимания: там, на полуострове Херсонес Фракийский, правил в качестве тирана афинянин Мильтиад, сын Кипсела[403]. Афины при тираническом режиме, таким образом, активно стремились закрепиться в зоне Черноморских проливов (впоследствии заинтересованность в этом районе колоссального геополитического значения пройдет "красной нитью" через всю афинскую внешнюю политику не только архаической, но и классической эпохи). Писистрат широко раскинул "щупальца" своей дипломатии. Он продолжал поддерживать союз с Аргосом, Фивами, полисами Эвбеи, основанный на ксенических отношениях. Были установлены также дружественные связи с Фессалией, являвшейся главным центром силы на севере Балканской Греции, и со Спартой, игравшей аналогичную роль в Южной Элладе[404]. На восточном же направлении афинский тиран пытался распространить свое верховенство над островами центральной части Эгейского моря (Кикладами), которые населяли ионийцы, считавшиеся "соплеменниками" афинян. Не исключено, что как раз в это время начали активно использоваться в политических целях древние предания, согласно которым ионийские полисы островов и Малой Азии были основаны выходца-
[200]
ми из Афин, выступивших, таким образом, в роли "метрополии" этих городов[405]. Пропаганда сочеталась у Писистрата с практическими шагами. Очевидно, вскоре после своего третьего прихода к власти он осуществил морскую экспедицию на крупнейший из Кикладских островов — Наксос. Целью акции было установление там власти Лигдамида, который в 546 г. до н.э. поддержал Писистрата. Лигдамид был поставлен наксосским тираном (Herod. I. 64; Arist. Ath. pol. 15. 3), что обеспечивало если не вассальный статус с его стороны, то, во всяком случае, заведомую дружественность к Афинам[406]. Судя по всему, в ходе той же экспедиции[407] Писистрат установил свою власть и над Делосом. Этот крохотный островок в центре Кикладского архипелага, считавшийся родиной Аполлона и Артемиды, имел огромное религиозное значение, являясь, пожалуй, главной общей святыней всех ионийцев, и тот, кто его контролировал, уже тем самым становился весьма авторитетным лидером надполисного масштаба. Захватив Делос, афинский тиран осуществил там демонстративную культовую акцию — ритуальное очищение острова (Herod. I. 64; Thuc. III. 104. 1): с той его части, которая непосредственно прилегала к храму Аполлона, были удалены все погребения[408], а также, судя по всему, выселены и жители[409]. Акция на Делосе дает нам удобную возможность перейти к еще одному исключительно важному компоненту деятельности Писистрата — его религиозной политике. Как от-
[201]
мечалось выше, именно этот аспект привлекает наибольшее внимание исследователей, пишущих о тирании в Афинах, и, соответственно, он изучен с большой степенью детализации. Это позволяет нам остановиться на данном сюжете достаточно кратко, очертив общую направленность и основное содержание писистратовских мероприятий в религиозной сфере. Иногда считается, что Писистрат и его сыновья принадлежали к мистическому религиозному течению орфиков[410]. Раздаются и возражения против этой точки зрения[411]: орфизм в VI в. до н.э. не являлся еще каким-то строго оформленным течением, скорее можно говорить об отдельных идеях орфического толка, близких к дионисизму и пифагорейству. К тому вряд ли Писистрат — трезвый практический политик, а отнюдь не религиозный учитель, — мог быть восторженным адептом какой бы то ни было мистической концепции. Тем не менее представляется практически несомненным, что тиран прибегал (скорее в целях укрепления и легитимации своей власти, нежели из чистого интереса) к данному кругу идей. Известно, что при дворе Писистратидов некоторое время подвизался Ономакрит — орфический экзегет и прорицатель (Herod. VII. 6). Гиппий, правда, изгнал его из Афин за фальсификацию оракулов, но затем вновь примирился с ним. К разного рода оракулам, пророчествам, предсказаниям афинские тираны, начиная с самого Писистрата, вообще относились весьма трепетно. Они собрали в своей резиденции на Акрополе богатую коллекцию этих древних (или претендовавших на древность) речений (Herod. V. 90). Покидая в 510 г. до н.э. Афины, сын Писистрата Гиппий не смог захватить оракулы с собой; несколько позже (в 508/507 г. до н.э.) ими завладел спартанский царь Клеомен I и перевез в Лакедемон[412]. Несомненно, что при Писистрате в афинском полисе был учрежден ряд новых культов и празднеств. Прежде всего следует сказать в данной связи о культе Диониса. К моменту установления тирании он уже не был в Аттике новше-
[202]
ством: в честь этого бога существовали такие праздники, как Ленеи, Анфестерии, Сельские Дионисии. Тиран, однако, судя по всему, придавал дионисийским ритуалам особенное значение. Именно при нем был учрежден самый крупный и репрезентативный праздник "вакхического" цикла — Великие (Городские) Дионисии[413]. Судя по всему, тогда же берут свое начало прославившие впоследствии Афины представления трагедий. Первый автор, работавший в трагическом жанре, — Феспид (его можно считать основателем античного театра) — был современником Писистрата. Еще одним культом, который афинский тиран хотя и не учредил, но сделал общеполисным, был культ Артемиды Бравронской. Его Писистрат перенес со своей "малой родины" Диакрии на афинский Акрополь, соорудив там соответствующее святилище. Возможно, в этом следует видеть своеобразную дань диакрийскому "регионализму". В Элевсине, крупнейшем центре почитания Деметры и Персефоны, входившем в состав афинского полиса, при Писистрате или его сыновьях был построен Телестерий — помещение для проведения мистерий[414]. С другой стороны, ошибочным является иногда встречающееся утверждение[415], будто бы Писистрат учредил и Великие Панафинеи — главный аттический праздник в честь Афины, справлявшийся раз в четыре года. В действительности Ве-
[203]
ликие Панафинеи (выросшие из практики обычных Панафиней, проходивших ежегодно) впервые зафиксированы еще в 566 г. до н.э., в архонтство Гиппоклида (представителя рода Филаидов). Иными словами, это случилось еще до основания тирании. Можно, конечно, предположить, что Писистрат, еще не став тираном, был тем не менее причастен к учреждению празднества, но это будут чистые догадки. Сказанное не означает, конечно, что, придя к власти, Писистрат не пекся о культе Афины. Напротив, этот главный полисный культ тоже пользовался его вниманием, тем более что, как мы видели, тиран претендовал на особое покровительство со стороны "совоокой" богини. При Писистрате на Акрополе был возведен посвященный ей храм, сразу ставший главной святыней Афин[416]. Характерна эволюция изображений на первых афинских серебряных монетах, которые начали чеканиться как раз при Писистратидах[417]. Вначале наблюдается некоторый разнобой: на так называемых Wappenmünzen (название условное и в целом не вполне корректное, восходящее к тому времени, когда считали, что эти монеты являлись частной чеканкой, несшей что-то вроде "гербов" аттических аристократических родов[418]) мы встречаем совершенно не унифицированные типы изображений (протома коня, колесо, три расходящихся из одного центра человеческих ноги, амфора, голова горгоны и т.п.). Но довольно скоро на смену всему этому приходит единый и чрезвычайно стабильный тип: голова Афины в профиль на лицевой стороне монеты, сова (священная птица той же богини) на оборотной. Эта чеканка отныне на долгие века стала одним из наиболее узнаваемых символов Афин. Ее появление, несомненно, следует связать с укреплением общеполисного культа Афины при тирании.
[204]
Уже на закате своей жизни Писистрат задумал грандиозный по меркам VI в. до н.э. религиозно-архитектурный проект, начало воплощения которого в жизнь падает, впрочем, скорее на время правления его сыновей. Речь идет о храме Зевса Олимпийского, который должен был подняться на окраине тогдашних Афин, к юго-востоку от Акрополя. Необычность данной постройки выражается как в ее посвящении, которое ко многому обязывало (как-никак, возводилось святилище верховного бога), так и в запланированных размерах. Новый храм, если бы он был закончен при тиранах, стал бы, бесспорно, одним из самых крупных и импозантных культовых сооружений во всем греческом мире, а в Балканской Греции просто не имел бы себе равных. Весьма вероятно, что Писистрат таким образом отвечал на вызов Поликрата Самосского, который как раз в это время завершил на своем острове строительство огромного и величественного храма Геры[419]. Афинскому Олимпиейону, однако, суждено было стать одним из самых великих "долгостроев" в мировой истории. Писистратиды не успели вплоть до своего свержения в 510 г. до н.э. довести до конца дело, завещанное им покойным родителем. Впоследствии, в эпоху демократии, стройка была заброшена; наверное, она воспринималась как "проклятое наследие тирании". В эллинистическое время (во II в. до н.э.) работы над храмом возобновились, но ненадолго, и были вновь прекращены из-за недостатка средств. Лишь во II в. н.э., в период римского владычества, афиняне, благодаря щедрой финансовой поддержке со стороны императора Адриана, смогли наконец достроить храм. Но в это время он уже, конечно, не мог претендовать на первенство в Элладе по своей величине[420].
[205]
В целом религиозную политику Писистрата следует охарактеризовать как весьма активную и плодотворную. Лишь на одном направлении его старания не увенчались успехом, но как раз это направление — дельфийское — было едва ли не самым важным. Дельфийский оракул был крайне нерасположен как к Писистрату, так и к Писистратидам[421], что, вообще говоря, для него нехарактерно: в целом жречество этого панэллинского религиозного центра на протяжении архаической эпохи скорее благоволило к тиранам[422]. Одной из причин враждебности святилища Аполлона к афинским правителям было то, именно в Дельфах обосновались, уйдя в изгнание, Алкмеониды — противники Писистрата. Но, судя по всему, дело не только в этом. Писистрат вел курс на превращение Афин не только в политически и экономически сильное государство, но и в один из крупнейших самостоятельных религиозных центров эллинского мира. А Дельфам подобная конкуренция никак не могла понравиться. Ведь даже культ Аполлона Писистрат пытался перехватить из их рук: не говоря уже об упоминавшейся выше акции по очищению Делоса, он пытался установить в Аттике и культ Аполлона Пифийского (т.е. собственно дельфийского). При тирании в Афинах было возведено последнему святилище (Hesych. s.v. έν Πυθίω χέσαι; Suid. s.v. Πύθιον). Враждебность дельфийского жречества и Писистратидов, судя по всему, была взаимной. Сохранившийся в традиции рассказ о том, что храм Аполлона в Дельфах, сгоревший в 548 г. до н.э., был якобы подожжен афинскими тиранами (Philochor. FGrHist. 328. Fl 15), вряд ли соответствует действительности, но он, безусловно, отражает традицию о напряженности в афино-дельфийских отношениях в это время. Если попытаться оценить внешнеполитическую ситуацию, как она сложилась для Афин на момент смерти Писистрата, то окажется, что далеко не во всем ему сопутствовал успех. Попытка установить гегемонию в Эгейском море потерпела неудачу: в его бассейне теперь властвовал неожиданно усилившийся тиран Самоса Поликрат. Этот амбициозный правитель перехватил у афинян даже контроль над священным Делосом (Thuc. III. 104. 2). Правда, владения в зоне Черноморских проливов продолжали сохраняться в ру-
Дата добавления: 2021-04-05; просмотров: 146; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!