В котомках растут, подрастают потомки 11 страница

- Ра­нень­ко Вы, Ма­ри­на, - это наш двор­ник. Он тад­жик. А, мо­жет быть, уз­бек. Кто их раз­бе­рёт. Ма­ма рас­ска­зы­ва­ла, что пе­ред вой­ной в Ле­нин­гра­де двор­ни­ка­ми ра­бо­та­ли та­та­ры. Те­перь не­весть кто, - Че­го не спит­ся-то?

- Ста­ри­кам не спит­ся.

- Ка­кой ста­рик?! Ты мо­ло­дой. Кра­си­вый, - льстит тад­жик или уз­бек, но мне при­ят­но, - Гос­тей ждешь?

- Жду, Мах­мут.

- Мак­сим я. А же­на моя Ири­на. Ма­ма с па­пой не хо­те­ли звать нас по-тад­жик­ски, - вот и разъ­яс­ни­лось. А то, что у не­го с же­ной од­ни па­па и ма­ма, про­стим. Всё мо­жет быть. Мо­жет и се­ст­ра ему же­на. Вос­ток де­ло тон­кое.

- Жду гос­тей, вот на ры­нок схо­ди­ла. Ба­ра­ни­ны ку­пи­ла, - за­чем я ему го­во­рю о гос­тях. Бол­туш­ка.

Мак­сим взял­ся за мет­лу, во­ро­на карк­ну­ла сер­ди­то и не спе­ша пе­ре­прыг­ну­ла на сан­ти­мет­ров три­дцать. Из со­сед­не­го подъ­ез­да вы­шла де­вуш­ка с моп­сом. Мак­сим ей: Доб­рое ут­ро, Ма­ша.

Ма­рия Ни­ко­лае­ва ак­три­са те­ат­ра и ки­но. Вер­нее, она сни­ма­ет­ся в те­ле­ви­зи­он­ных се­риа­лах. Не­пло­хих. Я бы ска­за­ла, со­лид­но сня­тых. А слу­жит в те­ат­ре. В ос­нов­ном со­ста­ве.

- Доб­рое. Мак­сим, Вы не по­мое­те мне ок­на?

- По­мою. Зо­ви, - обы­ден­но. Се­ро.

Я во­шла в подъ­езд. Жду лифт. У нас два лиф­та. За­га­да­ла, ес­ли пер­вым при­дет гру­зо­вой, то се­го­дня Вик­тор со­об­щит мне о по­езд­ке на мо­ре. Обе­щал же. Он своё сло­во дер­жать уме­ет.

На дво­ре ра­зо­рва­ли про­сты­ни. Я да­же ух­мыль­ну­лась. Ко­му при­спи­чи­ло. За­ла­ял пёс. И ти­ши­на. По­до­шёл гру­зо­вой лифт. Я уже по­ста­ви­ла пра­вую но­гу во­внутрь, как раз­дал­ся крик Мак­си­ма: Дер­жи, дер­жи!!!

Ко­го дер­жи? И от­че­го двор­ник так ис­тош­но кри­чит? Дверь при­ще­ми­ла но­гу. С тру­дом вы­дер­ну­ла, и серд­це силь­но за­би­лось. От бо­ли или от кри­ка.

- Ми­ли­ция! - это кри­чит ак­три­са. Моё серд­це го­то­во вы­прыг­нуть из гру­ди. Обы­ден­но, се­ро.

Но­ги са­ми вы­не­сли ме­ня с сум­кой и пак­том на ули­цу. И че­го они кри­чат? Сто­ит ма­ши­на Вик­то­ра. Ни­кто не вы­шел. Так это не по­вод под­ни­мать та­кой хай. Ох­ра­на долж­на убе­дить­ся в безо­пас­но­сти.

- Ой, Ма­ри­на! Ой, Ма­ри­на!

- Что ой, Ма­ри­на. Че­го ты орешь, Мак­сим.

- Са­ма смот­ри, - ты­чет мет­лой в ма­ши­ну. Те­перь я ви­жу, в ма­ши­не мас­са ды­рок. Ма­лень­ких, ак­ку­рат­ных.

- Отой­дем, - ме­ня тя­нет Ма­рия Ни­ко­ла­ев­на, - мо­жет взо­рвать­ся.

- Там мой Вик­тор. По­че­му он не вы­хо­дит?

- Отой­дем, - и про­дол­жа­ет тя­нуть за ру­кав. Мы пя­тим­ся, а Мак­сим идет с мет­лой на­пе­ре­вес к ма­ши­не. Вик­тор ку­пил её не­дав­но. Кра­си­вый джип. Чер­ный, с за­те­нен­ны­ми стек­ла­ми, с дву­мя ан­тен­на­ми. Вик­тор очень гор­дил­ся спут­ни­ко­вой свя­зью.

Мы с Ма­шей ото­шли к дет­ской пло­щад­ке. Мопс мол­чит. Лишь ту­пым сво­им но­сом со­пит.

- Ся­дем. Вы от­ды­ши­тесь, - про­из­нес­ла по­след­ние сло­ва Ма­ша и тут мы ус­лы­ша­ли вой ми­ли­цей­ской си­ре­ны.

- Как бы­ст­ро, - поч­ти в про­стра­ции про­из­нес­ла я.

- На­вер­но, Мак­сим по­зво­нил, - не зво­нил Мак­сим, это я точ­но знаю. У не­го нет мо­биль­но­го те­ле­фо­на. Не по кар­ма­ну.

Со сто­ро­ны про­спек­та во двор въез­жа­ет ми­ли­цей­ский УАЗ,ик. Вой обор­вал­ся. Ма­ши­на ос­та­но­ви­лась в от­да­ле­нии. Как буд­то, на­сто­ро­жи­лась. Тру­со­ва­ты на­ши стра­жи по­ряд­ка. На бом­жа они идут сме­ло. Тут же сме­ло­сти не хва­та­ет. Та­кой ав­то­мо­биль и та­кие но­ме­ра. Вик­тор за­пла­тил две­сти дол­ла­ров за них.

- Че­го же они мед­лят? – на­ив­ная ак­три­са, как ска­за­ли бы древ­ние гре­ки, про­та­го­нист. Не ка­кой-ни­будь там три­та­го­нист. Наша Ма­ша иг­ра­ет пер­вые ро­ли. Пер­вые-то пер­вые, а не со­об­ра­жа­ет.

- Ждут, как и Вы, ко­гда рва­нет.

- Идио­ты. И за что им пла­тят?

- За это и пла­тят. Как Вы ду­мае­те, кто им ска­зал, что тут стре­ля­ли. Стре­ля­ли ведь не из пуш­ки.

- Со­се­ди по­зво­ни­ли.

- И где они. Эти Ва­ши со­се­ди. Не те вре­ме­на, Ма­ша. Это при Ста­ли­не со­сед на со­се­да до­но­сы стро­чил. И бы­ло то в ра­дость.

Вы­шел од­ни мент, сто­ит, че­рез пле­чо ав­то­мат. За­чем? Вы­шел вто­рой. Мы слы­шим: Экс­пер­тов на­до вы­зы­вать, мать его в дыш­ло.

Ко­го «в дыш­ло», не уточ­ня­ет. По­ра­зи­тель­но! Они так и сто­ят. К ма­ши­не не идут.

Тут ме­ня бу­к­валь­но под­бро­си­ло. А вдруг Ви­тя ра­нен и ему нуж­на по­мощь. Сум­ка и па­кет па­да­ют в песочницу, и я иду. Пря­ми­ком че­рез га­зон к Джи­пу Че­ро­ки.

Мен­ты про­дол­жа­ют сто­ять. Я иду. Ос­та­лось сде­лать пять ша­гов до ма­ши­ны: Стой, где сто­ишь!

Ко мне идет один из ми­ли­цио­не­ров.

- Ты кто та­кая?!

- Не тычь мне, шну­рок, - от­ку­да этот сленг у ме­ня, са­ма не знаю, - там друг мой. Яс­но? – и по­шла на не­го.

- Ты че­го, - от­сту­пил, - мерт­вя­ков не бо­ишь­ся?

- А от­ку­да те­бе из­вест­но, что Вик­тор мёртв? Ты обо­ро­тень, - взвизг­ну­ла я.

- Са­шок, брось ты с этой су­ма­сшед­шей язык сти­рать. А Вы, гра­ж­дан­ка, отой­ди­те от мес­та про­ис­ше­ст­вия. Сле­ды унич­то­жи­те. Что опе­ра и кри­ми­на­ли­сты ска­жут, - этот мо­ло­же и сим­па­тич­нее. Я от­сту­пи­ла. Ком в гор­ле за­стрял и но­ги оде­ре­ве­не­ли. Вик­то­ра уби­ли.

Ско­ро прие­ха­ла дру­гая ма­ши­на с над­пи­сью на бор­ту – Кри­ми­на­ли­сти­че­ская ла­бо­ра­то­рия. Оце­пи­ли ма­ши­ну Вик­то­ра лен­той и на­ча­ли там ко­по­шить­ся.

- Пой­дем­те ко мне, - Ма­рия всё вре­мя, ока­зы­ва­ет­ся, не от­хо­ди­ла от ме­ня, - Вам на­до вы­пить.

- А как же Вик­тор?

- Вы ему не по­мо­же­те уже.

Ма­рия Ни­ко­лае­ва жи­ла в со­сед­нем подъ­ез­де. Двор­ник Мак­сим и его же­на Ири­на по­мог­ли мне до­не­сти мои ку­ту­ли до квар­ти­ры Ма­рии. Вхо­дя в подъ­езд, я ог­ля­ну­лась. Из Джи­па вы­во­ла­ки­ва­ли те­ло Вик­то­ра. Я уз­на­ла его по бо­тин­кам. Вы­ше все бы­ло в кро­ви. По­ра­зи­тель­но, но ме­ня не стош­ни­ло.

- Эй, гра­ж­дан­ка! – ок­ли­ка­ет ме­ня кто-то от ма­ши­ны, - Не ухо­ди­те. Вы нам по­на­до­би­тесь.

- Гра­ж­дан­ка пой­дет ко мне, - го­лос у Ма­рии звон­кий, - квар­ти­ра но­мер пят­на­дцать.

- Ни­ку­да не ухо­ди­те, - был от­вет.

- То­гда, гра­ж­да­нин на­чаль­ник, офор­ми­те под­пис­ку о не­вы­ез­де, - вы­ка­за­ла не­пло­хое зна­ние УПК РФ Ма­рия.

- Обой­дешь­ся.

Что тут на­ча­лось. Ма­ша сбро­си­ла с се­бя плащ, об­на­жи­ла кра­си­вую грудь. Нет. Не со­всем. Лег­ким дви­же­ни­ем рас­пах­ну­ла джем­пер.

- Вы смее­те мне ха­мить! Мне За­слу­жен­ной ар­ти­ст­ки Рос­сии. Мне, ко­то­рой ру­ко­пле­скал сам Ель­цин. Про­щай­тесь с по­го­на­ми.

Лейтенант ото­ро­пел. Он то хва­тал­ся за ко­бу­ру, то взма­хи­вал ру­ка­ми, слов­но чай­ка на вет­ру. На­ко­нец, он спра­вил­ся с ото­ро­пью и об­рёл дар ре­чи. Имен­но так пи­шут в ро­ма­нах. Но что это бы­ла за речь! Ни од­но­го нор­маль­но­го сло­ва. Ес­ли бы мы смот­ре­ли это по те­ле­ви­зо­ру, то бы­ли бы сплош­ные пи-и-и-и.

 Ма­рия от­ве­ча­ла по фе­не, to Pedlare,s French.

Так про­дол­жа­лось три ми­ну­ты. Для ки­не­ма­то­гра­фа это боль­шое вре­мя.

- Стоп! – ско­ман­до­ва­ла ак­три­са.

Милиционера выключили: Понял, не дурак. Был бы дурак, не понял, - и тут же, Выпить не найдётся?

Мизансцена намбер ту. Помесь французского с нижегородским, как сказала бы моя мама. Пусть земля ей будет пухом. Мария, милиционер, распустивший галстук регат и я. Я, которая должна изображать убитую горем старуху. Это герои. Антураж – кухня «под Европу». В клетке попугай, а на столе литровая бутылка виски и тарелка с крупно нарезанными огурцами и помидорами.

- Помянем грешного, - милиционер поглядел сначала на меня, потом на актрису. Как бы спрашивая, имя расстрелянного. Не дождался и залпом выпил пахучую жидкость.

Чудовищно! Не прошло и двух часов, как убили моего последнего милого друга, а я пью с милиционером и незнакомой мне женщиной. В прихожей остались продукты, что купила для нашего, с Виктором обеда. Теперь он бездыханен, а я…Что сказать. Позор на мою седую голову. Это преувеличение. Седина у меня только в висках и я её не закрашиваю. Виктор говорит, уже говорил, что эта седина придаёт мне пикантность.

- Выпил? Чеши отсюда пока ветер без камней, - откуда у заслуженной артистки РФ такой сленг.

- Пошёл, - покорно соглашается лейтенант и поправляет галстук. Не уходит. Взгляд его застыл на бутылке.

- На посошок и вали, - Мария ловко наливает.

Оказывается, мы не закрыли дверь.

- Товарищ лейтенант, - в двери стоит сержант, - Вас эксперт просит. Он говорит, надо по свежим следам произвести некоторые следственные действия, - сержант тоже вперился в виски.

- Иду, - сержант продолжает стоять, - Чего стоишь? Иди. Сказал. Сейчас приду.

- Лейтенант, - Мария раскована и почти весела, - младшему чину положено налить. Разрешите?

- Пять капель.

Они ушли.

- Как Вам моя антреприза? Думаю, наш худрук оценил бы. 

- Откуда этот сленг?

- Вы, значит, не смотрели меня в «Воровской саге». Там я играю бендершу. Этакую Соньку Золотая ручка. Выпьем спокойно без лишних.

Не успели мы выпить спокойно. Позвонили в дверь. На этот раз Мария заперла дверь. Сержант сказал, что начальство просит меня спуститься во двор.

Следователь решил, что будет лучше, если я тут же опознаю труп.

Виктора успели отмыть от крови. Следы её остались на рубашке. Лицо белое. Оно спокойно. В левом виске небольшая дырочка с окантовкой. 

Составили протокол опознания. Я подписала его и попросила побыть с убитым немного наедине. Виктор лежал в машине Скорой помощи на носилках. Рядом на полке его дорожная сумочка, отчего-то названная борсеткой. Не ведая, что творю, я сунула её себе за лиф и громко расплакалась. Истерика.

Меня отвели обратно к Марии. Я не сопротивлялась. Мне нужна была релаксация после такой процедуры.

Дома я оказалась, именно так, оказалась поздно ночью или рано утром. В моём воспаленном мозгу запечатлелась картинка – я и труп, в руках которого барсетка. С этим сном я проснулась и с ходу: Витя!

Тишина. Я схожу с ума. На кухне, куда я пришла после душа, полный порядок. Такого у меня никогда не бывало. Продукты, что я купила для нашего с Виктором обеда, аккуратно разложены на столе. Записка: Милая Марина, я позволили себе немного похозяйничать у Вас. Пятнадцатого я целый день дома. У меня, так называемый сценарный день. Если захотите поговорить, позвоните. Мария Николаева.

И номер телефона. Чёрт возьми, а какое сегодня число. На календаре с мордой фокстерьера все то же тринадцатое. Не спрашивать же у соседей, какое, мол, сегодня число. Выход один, включать телевизор. На часах, спасибо они на батарейках, без пяти час. В это время по НТВ передают Новости. Там-то скажут, какое число.

Миловидная татарка вещает: Сегодня Президент России принял глав фракций ведущих партий в Государственной Думе.

Принял. Ну и что? Эй, госпожа Буратаева, скажи какое это «сегодня». Пошла «картинка». Какие они все сытые, самодовольные. Владимир Вольфович расплылся в улыбке. Чему радуется этот человек, у которого папа юрист. Стоп! Вот он говорит: Вчера, тринадцатого сентября началась Сталинградская битва. Мне тяжело осознавать, что по прошествии пятидесяти восьми лет в самом Сталинграде есть сотни ветеранов, ютящихся буквально в трущобах.

Спасибо, Владимир Вольфович. Больше мне ничего и не надо. Значит, сегодня четырнадцатое. Ну и спать я! Голод одолел и заставил встать у плиты. Гренки с сыром, яичница с ветчиной и большой помидор. Я его предназначала для Виктора. Поразительно, но ничто не дрогнуло в моем нутре. Чёрствая, как сухарь. Выпила пятьдесят граммов водки и задумалась. Он, то есть, Виктор ехал ко мне. Значит, убийцы знали это. Холодный пот покрыл спину. Они знают, где я живу. Меня убьют. В кино всегда убивают любовниц авторитетов. Так обозвал Виктора следователь, что проводил опознание. Он так и сказал: Это третий авторитет за последний месяц.

Как тут не выпить. В голове прояснилось. Я вспомнила о борсетке. И попять холодный пот. Зачем я её взяла и где она. Бросилась в спальню. Слава Богу! Борсетка лежит на прикроватной тумбочке.

Водительские права, кошелёк и в нём доллары. Тысяча долларов. Целое состояние. Наших денег нет вовсе. Удостоверение в красной обложке. Или как говорят «корочках». Читаю – Выдано Виктору Ивановичу Викторову.

Витя, оказывается, был помощником депутата Санкт-Петербургского законодательного собрания.

Небольшой кляссер. Неужели Витя был настолько сентиментален, что носил с собой фотографии близких.

Ничего подобного. Там какие-то финансовые бумаги. Не стала разбираться, что это за бумаги. Потом. Устала я. Мне не восемнадцать. Тут же и прилегла. Опять в объятиях Орфея.

___________________________________

 

В начале октября мы с Марией решили отдохнуть где-нибудь загородом. Пятнадцатого сентября я все же позвонила ей, и мы мило провели полдня. Маша, так она просила называть её, читала стихи, пела. Была весела и бодра.

- Я родилась, - рассказывала она мне уже поздно вечером, в большой деревне в Ульяновской области. Там жили почти одни татары. У них быт на уровне лет взятия Иваном Грозным Казани. Отец мой служил на Северном флоте, а мы с мамой жили там. В детстве я долго болела и на Севере меня бы похоронили. Мама работала в правлении местного отделении Потребкооперации. Теперь я понимаю, что у мамы с отцом отношения были натянуты, как тетива в луке. Одно неосторожное движение и стрела вылетит, поражая все и всех, - речь актрисы образна и говорит она красиво, - мне было шестнадцать, когда мама объявила, что они с отцом развелись и, что теперь моим папой будет дядя Фатых. Началось настоящее татарское иго. Я не так одеваюсь, я груба, я распущена. А сам так и смотрит, как бы облапить меня. Я и сегодня не отличаюсь пышностью форм. А тогда, вообще, была тоща. Костяк классический, мяса нет. Не говорю уж о жировой прослойке. В старших классах я увлеклась плаванием. В той деревне, на удивление, была хорошая школа. При ней бассейн. Даже конюшня была для выездки. В наездники меня не взяли. Хила. В плавании же я показывала хорошие результаты. Так что сила в руках была. Что я Вас утомляю этой гадостью.

- Продолжайте, - подумала, наверное, у меня такая аура, что женщины стремятся исповедоваться у меня.

- Вообщем, однажды он все же застал меня одну. Мама уехала в город. Сильный был татарин. Кричи, не кричи. Никто не откликнется. Такие там были нравы. Одолел-таки, и говорит: Теперь ты моя жена. У нас так заведено. Тут я и ударила его. Что под руку подвернулось. Думала, убила. Сижу в ступоре. Нет, подонок, очухался. Сидит на полу. Кровь из раны течет. Глаза заливает, а он улыбается, - Теперь ты у меня на коротком поводке. Будешь брыкаться, в милицию сдан. В колонии из тебя быстро курочку сделают.

Мы выпили по рюмке. Помолчали. Что за напасть такая. Что ни история, то изнасилование. Усмехнулась, значит, я не столь привлекательна, что меня никто даже не пытался изнасиловать.

Тот вечер пятнадцатого сентября памятен мне не одним застольем с Марией. Был повод выпить. Моё любопытство заставило меня все же разобраться с бумагами Виктора. Там были две закладные на дома в Зеленогорске и Репино. Три расписки в получении крупных сумм в долг. Поживем и разберёмся с ними. Грех-то, какой. Чужое присваивать. Но и время такое. Греховное. Страну разграбили.

В пансионат бывшего БМП мы с Марией поехали. Отлично отдохнули. Бассейн, душ Шарко, целительные ванны. Массаж и физиотерапия. Кода, сауна. Вечерами мы развлекались то в баре, то в бильярдной. Мужики там поголовно преступники. Так сказала Маша. Ей виднее.

Десять дней. Мало или много. Это как поглядеть. Для меня было много. Не забудьте, сколько мне лет. Да и Маше пора было в командировку на Ладогу сниматься в очередном сериале. Она уезжала одна.

- Ты меня прости. Этот человек субсидирует наш фильм. Не имею права отказать.

Расстались тепло. Даже расцеловались.

Маша уехала, а у меня оставалось два дня. Сходила в бассейн, на душ. Никто на меня не обращает внимания. Вот так, старуха. Со смертью Виктора из меня вышел весь кураж. Сижу в своем номере. Попиваю винцо, говоря словами героя «Фиесты» Хэмингуея. Скучаю. Приеду, найду хорошего юриста. Надо решать с бумагами авторитета. Позвоню Наталии. Как они там с Аркадием. Что с их дочерью. Нехорошо тогда расстались. Я оклемалась, а как она. С её характером переживать такую болячку тяжело.

Утром в день моего отъезда так похолодало, что казалось, выпадет снег. Ветер с залива нес тяжёлые тёмно-синие тучи. Чайки замерли в воздухе, сопротивляясь напору ветра. В пансионате почти никого не осталось. Богатые дяди. Чего им несколько сотен зелени. Так они называют американскую валюту.

От пансионата до платформы нас, меня и ещё двух женщин довез служебный автобус. Потом электричка и через час я уже у своего дома на улице Савушкина. Проходя по двору, ещё раз вспомнила тот день. Вот тут стоял Джип Чероки. А тут машина милиции, поодаль Скорая. Никакого волнения. Мне не привыкать. Рок.

Мой «Мерседес» стоит, где стоял. Максима нет. Он уже свое дело сделал. Теперь с женой пекут пирожки. На продажу.

Родной запах дома. Живу всего ничего, а уже квартира пропиталась моими запахами. Не подумайте ничего дурного. Ну, есть немного аромата алкоголя. Ну и что? Я же нормальный человек. Я не какой-нибудь гомоэректус. Да я и не умею делать из камня орудия производства. Как сказал мудрец, ничто человеческое мне не чуждо.

Распаковала свой багаж и ходу в ванную. Душ. Родной душ. Немец Шарко выдумал неплохую штучку, но дома и вода родная.

Двадцатое октября. Пока я была в душе, приводила своё тело в порядок. То есть моё body. Во дворе всё побелело. Выпал ранний снег. Он скоро растает, но как красиво в данный момент. Я не лирик, скорее циник, но красоту чувствую. Зря, что ли я в шестом классе почти полугодие ходила в изокружок при районом ДПШ. Учитель рисования так и говорил: Ты хорошо чувствуешь цвет. Рисунок у тебя хромает, но в цвете ты успеваешь.

Черные блестящие стволы тополей и лип, с ветвями и оставшимися кое-где пожухшими листьями контрастируют со снегом. Он налип и на ветки, и на стволы. Ворона сидит на ветке и что есть мочи каркает. Она радуется снегу? Или, наоборот, возмущается причудам природы.

В батареях центрального отопления забулькало. Неужели дадут тепло.

Однако надо покушать. В пансионате на завтрак давали, как обычно геркулес, porridge, а по-американски, - oatmeal. Бутерброд с сыром и чай. Разве на этом долго продержишься? Ни хрена. В морозилке кусок свиной вырезки. Его пока разморозишь, с голоду подохнешь. Омлет и ветчина в банке. Выдумка тех же янки, но произведена в Югославии. Нам такого Иосипа. Жили бы, как люди. Нет же, у нас после Иосифа пришел к власти Никита.

Потеплело в животе. Голова отяжелела.

Эх! Бабоньки! Мужика бы сейчас. Неймётся старухе. Не заниматься же мне мастурбациецей. В мои-то года.

Лучшее средство в таком случае добрая порция спиртного. С Марией я привыкла к виски. И пускай я не нищая, но и приработка не предвидится. Надо экономить. Удовлетворюсь нашей Ливизовской.

Я проснулась от звонка. Телефон у меня новый. Подарок Вити авторитета. С АОН,ом. Номер знаком, но убей Бог, не могу вспомнить, чей он. Поднимать трубку или нет. Секунд пять я размышляю. Телефон все трезвонит. Достал.

- Марина! – это подруга Наташа, - Ты, что умерла?

- Да, я тебе отвечаю из тартарары. Тут жарко.

- Идиотка, - это у неё почти, как ласкательное обращение, - Ты, где пропадала. Я подумала, что с тобой случилось. Ты болела? – хлебом не корми её, а дай поговорить о болезнях.

---

Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 63; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!