Особенности установления контакта с жителями центра.

«Считается, что выбор объекта исследования определяется беспокойством о собственной профессиональной и эмоциональной безопасности. Судя по составу попавших в мою «выборку», я чувствовала себя эмоционально более комфортно с женщинами, чем с мужчинами, и со светлокожими постояльцами (белыми и hispanics) лучше, чем с чернокожими. Контактов с чернокожими я избегала, особенно в начале пребывания в Dwyer. Мужчин опасалась вдвойне — к ним даже подходить было страшно, хотя причины этого страха я не могла бы объяснить.

Существовали и объективные обстоятельства, влиявшие на мой выбор информантов. Установить контакт с мужчинами было сложнее, чем с женщинами. Они реже находились в lobbyarea, заглядывая сюда лишь по пути домой или в город, и долго не засиживались. Также проблематично было познакомиться с african-americans, они держались в Dwyer обособленно. Женщины редко ходили в одиночку, в lobbyarea они приходили группой — мамаши с детьми — и общались в основном между собой».

Когда возник вопрос, где проводить интервью, автор предпочла свою комнату, которая казалась ей более безопасным местом. Постепенно страхи у нее исчезли, и она брала интервью в комнатах информантов, даже стремилась к этому, с целью узнать еще больше информации о человеке. Вместе со страхами проходили недоверие и настороженность по отношению к жителям Dwyer.

Восприятие жителями Dwyer автора. «Уже перед самым отъездом я узнала, что постояльцы называли меня между собой «Russianlady». Я была для них экзотическим персонажем — многие слышали лишь название страны, из которой я приехала, но не представляли точно, где она находится («где-то на севере»). Возможно, вначале меня могли считать человеком администрации, чему способствовали мои частые визиты на территорию дирекции в первые дни пребывания.

 Ряд событий, произошедших ближе к концу моего пребывания в Сан- Антонио, я расцениваю как свидетельство того, что жители Dwyer меня приняли. Так, Мария стала курить при мне в своей комнате. Курение в Dwyer, как и распитие спиртных напитков, было строжайше запрещено. Нарушение этого правила грозило строгим наказанием вплоть до изгнания из Dwyer. Поэтому тот факт, что Мария курила при мне, можно считать проявлением высокой степени доверия. Кроме того, я считаю важным отметить и то, что со временем некоторые постояльцы стали «стрелять» у меня деньги. Занимать друг у друга небольшие суммы — два-три доллара — нормальная практика, принятая среди жителей Dwyer, при этом долг, как правило, не возвращается».

По ощущениям автора пребывание в Dwyer напоминало скорее экзотический ego-trip, чем тщательно спланированное полевое исследование. Однако она получила новый исследовательский опыт включенного наблюдения в другой культурной и языковой среде, из которого узнала гораздо больше информации о жизни бездомных и бедных, чем из всей деятельности в рамках этого проекта.

 

35. Опыт изучения молодежных тусовок в г. Сочи по книге «Уйти, чтобы остаться: социолог в поле».

Для того чтобы понять глубинные смыслы, которыми молодые люди наделяют те или иные формы собственного досуга, метод участвующего на­блюдения является незаменимым. Это становится особенно очевидным на примере изучения пространства наркотизации. Поскольку господствую­щие представления об употреблении наркотических веществ отпечатаны в обыденном сознании, табуированные в публичном дискурсе практики употребления наркотиков тщательно скрываются от окружающих. Моло­дежные компании выстраивают жесткие границы по отношению к «миру взрослых». «Взрослые» (родители, правоохранительные органы, учителя) ассоциируются с репрессивными функциями и воспринимаются враждеб­но; их не допускают в закрытое молодежное пространство (тусовку). Исследователю, желающему проникнуть в этот закрытый мир, следу­ет быть предельно тактичным и толерантным к культуре и ценностям ту­совки и не брать на себя функции «взрослого». Представляется, что толь­ко молодой ученый может достигнуть достаточной степени включеннос­ти в тусовку, так как одним из значимых элементов допуска в изучаемую среду становится, прежде всего, визуальный код. Включение новых чле­нов в группу обычно происходит через некую инициацию — проверку, ко­торая подразумевает если не участие в общих практиках употребления наркотических веществ, то по крайней мере совместное обсуждение нар­коопыта. Разговоры на «запрещенные» темы ведутся исключительно внут­ри молодежной компании, границы которой защищены ритуалами входа и для стороннего наблюдателя часто непроницаемы.

На одном из этапов ис­следования мне и двум моим коллегам из НИЦ «Регион» предстояло полу­торамесячное этнографическое погружение в «поле». Мы должны были войти в компанию/компании молодых людей, «сопереживать», разделять их практики и затем описать пространство молодежных компаний из пер­спективы открытости/сопротивления наркотизации. При этом все мы еще достаточно молоды^, т. е. общаться нам предсто­яло почти что со своими ровесниками, но имеющими другой культурный опыт и часто другой сценарий социализации.

В моем случае доступ в поле осложнялся тем, что меня должна была принять мо­лодежная тусовка. Для меня это означало, что от того, верно ли я «угадаю» правила и ценности компании, зависит, будет мне открыт доступ без про­блем или же придется осаждать «объект изучения» долгие дни, а то и неде­ли. Из моего собственного социального опыта было ясно, что в каждой мо­лодежной компании есть свои нормы и правила. Так, например, значимы­ми кодами в тусовке выступают определенный музыкальный стиль, марка одежды или аксессуар, приверженность определенному напитку или марке сигарет. Правильно проинтерпретировав этот код, можно предположить, какие ценности разделяются этой группой, какие ритуалы и правила облег­чают коммуникацию, что поможет найти удачный предлог для вхождения в тусовку. До приезда в Сочи планировалось найти некую девочку Наташу, у ко­торой мои коллеги уже брали интервью на предварительном этапе иссле­дования. Тогда она охотно дала свои координаты и выразила готовность сотрудничать в дальнейшем. Но ее телефон потерялся. Оставалось одно — ехать к Наташиному колледжу и искать ее там. Пользоваться «властным» ресурсом и обращаться к администрации колледжа я не стала; предпочла потусоваться среди студентов, ненавязчи­во расспрашивая, не знает ли кто рыжеволосую Наташу с первого курса. Проведя там около полутора часов, я ее так и не нашла, но познакомилась с весьма «субкультурным» мальчиком из этого же колледжа, у которого, как оказалось, мои коллеги тоже когда-то брали интервью. Поэтому я сразу взялась за Андрея, решив, что он вполне адек­ватная замена Наташе. Я сказала ему, что изучаю молодежные компании и попросила помочь. Он охотно согласился, но посоветовал сразу не рас­крывать цель приезда и предложил представлять меня своим приятелям как старую знакомую, приехавшую ненадолго в Сочи.

Несмотря на активность и готовность сотрудничать, демонстрируемые во время первых встреч, мне не удалось вызвать в Андрее сочувствия и же­лания помочь исследованию «ради науки». Тут нужна была другая моти­вация, и спустя неделю я ее нашла, когда стала искренним и благодарным слушателем историй жизни Андрея — из меня получился неплохой психо­терапевт. Но Андрею стало интерес­но общаться со мной больше, чем со своими приятелями. Вместо того что­бы ввести меня в свою тусовку, он попросту перестал проводить с друзьями время вне колледжа. И хотя его истории были крайне интересны и несом­ненно полезны для исследования, но спустя неделю пребывания в городе я так и не продвинулась дальше общения с одним-единственным человеком и смотрела на его компанию исключительно его глазами.

Для «разруливания» ситуации я решила максимально расширить круг знакомых, а затем, если удастся, затусоваться в нескольких компаниях в на­дежде, что хоть один вариант сработает. Поэтому я настояла, чтобы Андрей познакомил меня с наконец-то приехавшей Наташей (как выяснилось, они хорошо знали друг друга и часто встречались в одной компании). Я попро­сила ее свести меня со своими приятелями, взять куда-нибудь, где они обыч­но проводят время. Компаний у Наташи оказалось две: первая состояла из одногруппников, они общались обычно на переменах в колледже и раза два в месяц собирались «попить пива». Вторая компания была из спортивного клуба и общение там сводилось к совместным тренировкам и периодичес­ким выездам на соревнования. Я не вписывалась ни в первую, ни во вторую. В это же время я познакомилась еще с одной девушкой, Катей. Ее теле­фон дали мои знакомые, которые хорошо знали Катиных родителей. Я не рассчитывала на свободное и искреннее общение, но искала возможность выхода на Катиных приятелей. (Этот «вариант» сработал только через полторы недели: я познакомилась и стала общаться с друзьями Кати, хотя близкого контакта так и не получилось). Таким образом, спустя десять дней с момента приезда я познакомилась с тремя различными людьми, которые не могли или не хотели ввести меня в свои компании. Мной овладевало отчаяние. Я злилась на моих инфор­мантов за то, что они — несмотря на все обещания помочь — избегали меня, когда я просила о встречах, демонстрировали сильную занятость и не желали общаться со мной иначе, нежели tet-a-tet.

Я решила предпринять решающую попытку войти в компанию «по реко­мендации» и, в случае неудачи, искать знакомства на улице. Гуляя с Наташей по Сочи, мы пришли на площадь, где катались на скейтах и роликах несколько человек. Другие сидели на лавочках рядом. Среди них Наташа заметила своего дав­него приятеля. Мы подошли, поздоровались и заговорили. Она представи­ла меня как свою знакомую, которая пишет книжку о сочинской молоде­жи. Такая экстравагантная презентация вызвала бурный интерес ко мне: двое молодых людей стали рассказывать про свою компанию - общий смысл презентации сво­дился к тому, что все они здесь (их компания) «деграданты», праздно проводят время и употребляют наркотики. Я спросила, можно ли приходить к ним каждый день, т. к. хотелось бы узнать о них побольше.

С тех пор — не считая пары дней, когда шел сильный дождь — я ре­гулярно приходила на площадь и постепенно знакомилась с тусовкой. Со мной подружилось несколько девочек, которых было мало в этой компа­нии, и постепенно отношения с тремя девочками стали настолько близки­ми, что они начали приглашать меня в гости и не отпускали вечером до­мой. Мы ходили с ними гулять отдельно от остальной компании, сидели в кафе, ходили на концерты. Чувствовала я себя настоящим психотерапевтом: мне рассказывали про личную жизнь, про­блемы с родителями, учителями, разборки в школе, а насыщенность нарративов о наркотических практиках — собственных и чужих опытах — превосходила все мои первоначальные ожидания. Некоторые члены этой компании — те, кто появлялся нечасто — восприняли меня как «новень­кую» и спрашивали, из какого я района и кто меня привел.

Одним из самых волнующих в исследовании стал эпизод, когда двое мальчиков, наиболее активно экспериментирующих с наркотиками, поз­вали меня курить с ними траву. Не скажу, что предложение было для меня неожиданным, т. к. еще задолго до поля я размышляла о том, как далеко смогу зайти, насколько готова включиться в общие практики. Но я исследователь, и отказ может вызвать недоверие и подозрение, т. к. я окажусь единственной «некурящей», а значит — «не такой как все». Кроме того, без личного наблюдения (подразумевающего участие) трудно узнать важные этнографические подробности и групповые ритуалы, сопровожда­ющие эту практику (ей пришлось сделать затяжку).

В итоге двухнедельного интенсивного общения наблюдаемый мной объект разросся до пяти довольно многочисленных и очень различных между собой компаний, две из которых вдобавок тусовались в одном мес­те, но враждовали друг с другом (что выражалось в демонстративно-пре­зрительном поведении, а иногда и в групповых «разборках»).

Все они были мне крайне интересны, т. к. представляли совершенно разные сообщества, насыщенные яркими индивидуальностями, специфи­ческими практиками, и, что самое важное для моего исследования, раз­личными наркотическими установками. В итоге, в последние 10 дней мо­его пребывания желание успеть везде и получить как можно больше ин­формации вынудило меня разрываться и бегать в течение дня из одной компании в другую. Я была не в состоянии запомнить огромное количест­во разрозненной информации и при любом удобном случае делала помет­ки в блокноте (что часто вызывало неодобрительные взгляды моих инфор­мантов и желание «подсмотреть»), а на заполнение исследовательского дневника уходило от четырех до пяти часов в день: часть я писала поздно вечером, часть — утром.

Наше общение с информантами превратилось в «приятельские» встре­чи, поэтому часто мне было крайне неловко, когда я должна была уходить в разгар общения, т. к. была назначена другая встреча в малоизвестной мне компании. Это стало вызывать ревность у моих информантов: в них проснулся интерес к общению со мной и делить меня с другими, тем более враждебными компаниями они не хотели. Все чаще мне приходилось слы­шать вопрос: «Как ты можешь общаться с ЭТИМИ (или ТАКИМИ) людь­ми?» Меня перестали воспринимать как исследовательницу и ждали от меня таких же оправданий как и от любого другого члена компании в слу­чае подобного «предательства».

Мои чувства к информантам плохо вязались с представлением о «рабо­те»: к некоторым я испытывала сильную симпатию и привязанность, к дру­гим — неприязнь и отвращение. Все труднее становилось записывать глу­боко личностные откровения в свой дневник — опубличивать их, я сама начинала расценивать это как предательство. Мне доверяли (просто как человеку) такие секреты, обнародовав которые, я могла серьезно повли­ять на судьбу моего информанта. Так, когда я фотографировала одного из активистов скинхэдовского движения, его друг попытался воспрепятство­вать этому: «Ты что? Сейчас она с этой фотографией в ментуру как заявится!». На что тот ответил: «Она же с нами». (Это подтверждение моего нового статуса так тронуло меня, что искушение выкинуть ту фото­графию было очень сильным.)

В результате, устав от собственных эмоциональных переживаний, многочисленных претензий и обид со стороны моих новых знакомых, я пошла «на жертву» и ограничила свое общение только компанией Анд­рея и скейтерами, т. к. посчитала, что достигла здесь больших исследова­тельских успехов, и они являются самым информативным объектом для наблюдения. С другими компаниями я встречалась только эпизодически и случайно.

На третьей неделе пребывания в Сочи я достигла полного физическо­го и психологического изнеможения: мне пришлось совершенно поменять режим дня, к которому я привыкла (спать приходилось гораздо меньше), плюс к этому я начала курить «за компанию» с моими информантами, т. к. ВСЕ они были курящими и постоянно «угощали» меня сигаретами, осо­бенно девочки, которым я была симпатична. Посидеть-поговорить редко удавалось без пива или «отвертки» (надо сказать, что пиво было приня­то покупать самое дешевое и очень крепкое, и оба этих напитка вызыва­ли у меня отвращение, не говоря уже о том, что пили часто «из горла). Но проявлять свои «взрослые» предпочтения было недопустимо.

Лишь однажды я открыто заняла «взрослую позицию», когда поехала на турбазу с компанией Андрея (кроме него самого поехала его однокур­сница Оля, с которой мы тоже достаточно тесно подружились, и еще три их одногруппницы со своими бой-френдами). В компании оказались двое очень агрессивно настроенных юношей, которые гордились своим крими­нальным опытом и активно демонстрировали приверженность законам и правилам «зоны» (у одного из них было холодное оружие). Они беззастен­чиво вторгались в нашу комнату, отбирали еду и прыгали по кроватям. В довершение всего они сильно поругались с администрацией и охранни­ком турбазы, за что нас всех среди ночи хотели выселить оттуда. В один момент ситуация вышла из-под контроля, и я, поставив ультиматум Анд­рею и Оле, уехала оттуда, воспользовавшись первой возможностью. Чув­ство безопасности оказалось сильнее исследовательского интереса.

Итак, моя работа была завершена, приближалось время отъезда. Чувст­ва, которые я испытывала, были очень противоречивы. С одной стороны, я с нетерпением ждала посадки в поезд, т. к. мой психологический диском­форт достиг предела. Длительное пребывание в непривычной ситуации, в малознакомой среде, общение с людьми, которые только становились мне близкими, требовало немалых усилий. Мой «привычный» мир и круг общения были где-то далеко и проявлялись в редких разговорах по телефо­ну с родственниками и друзьями и перепиской по е-мэйлу.

С другой стороны, расставаться с моими новыми друзьями было край­не тяжело, хотя все воспринимали мой отъезд по-разному. Для одних мое присутствие было всего лишь небольшой и почти незаметной переменой в повседневном времяпровождении, для других — любопытным приключе­нием: не каждый день тебя «изучают» приезжие социологи из города, о ко­тором они прежде даже не слышали. Но было несколько человек, которые расставались со мной с неподдельным сожалением и грустью. Они прово­жали меня на поезд с надеждой на непременную новую встречу. Именно благодаря этим троим я не вышла из «поля» до сих пор: каждую неделю мне приходят письма, в которых они рассказывают про свою жизнь и на­ших общих знакомых. Одна девочка, с которой мы очень близко подру­жились почти перед самым моим отъездом, обещает приехать ко мне (как я могу быть против?!). Она подробно пишет мне об изменениях в жизни компании с площади, передает мне приветы, пространно описывает свои наркотические эксперименты, дебюты, ощущения, размышляет о «пользе и вреде» употребления, советуется со мной как с близкой подругой. Анд­рей и Оля пишут про перемены в своей жизни, про свои новые прически и татуировки, присылают свои фото. Из писем я узнаю много подробностей: о появлении новых людей в ту­совке и «изгнании» старых, о причинах межгрупповых конфликтов и стол­кновений. Появляются новые детали, которые мне не удалось понаблюдать самой, я знакомлюсь с интерпретацией событий из перспективы самих учас­тников. Независимо от моего желания исследование продолжается. И мо­жет быть это уже не исследование — оно стало частью моей жизни, а пре­жние информанты стали активными агентами моей биографии.

 

36. Опыт изучения стратегий выживания больных СПИДом по книге «Уйти, чтобы остаться: социолог в поле».

Статья представляет собой размышления социолога о специфике полевого исследования стратегий выживания людей с ВИЧ/СПИДом, которое проводилось в 1999-2000 гг. в Калининграде. Исследование ставило целью проанализировать, каким образом люди с ВИЧ, живущие в условиях негативного, стигматизирующего дискурса о СПИДе в России, справляются с реальностью болезни. Меня интересовал узкий сегмент социальной жизни субъектов и субъективные смыслы, которыми они наполняли свою жизнь: я хотела выяснить, какие стратегии выживания выбирают ВИЧ-положительные люди для того, чтобы сделать жизнь с болезнью возможной, несмотря на физические, социальные и эмоциональные проблемы, которые она создает. Полевое исследование представляло собой процесс изучения повседневных действий и событий методом включенного наблюдения, т. е. исследователь изучал людей через погружение в естественную для них обстановку с целью приобрести знания о каких-либо аспектах их жизни и взаимодействия из первых рук.

Если объектом исследования являются социально стигматизированные порицаемые среды, доступ к полю неизбежно становится трудным и проблематичным. Поле ВИЧ-положительных и невидимо и закрыто, что чрезвычайно осложняет доступ к нему. «Невидимыми» ВИЧ-положительных людей делает гарантированное российским законодательством право на соблюдение тайны диагноза. Сотрудники организаций, имеющие доступ к сведениям о ВИЧ-инфицированных, осведомлены о возможной ответственности за разглашение врачебной тайны, поэтому получить информацию о людях с ВИЧ из официальных источников практически невозможно.

Это поле также является закрытым. Социальная эпидемиология СПИДа характеризуется тем, что болезнь диспропорционально превалирует в специфических сообществах потребителей внутривенных наркотиков и геев, стигматизированных в публичном дискурсе.

 Интересующие меня люди заведомо принадлежали к маргинальным социальным средам, социальные практики и стиль жизни которых определяются большим обществом как девиантные. Положительный ВИЧ-статус приводит их к еще большей стигматизации в силу предусмотренной российским законодательством уголовной ответственности «за заведомое поставление другого лица в опасность заражения и зараженние ВИЧ-инфекцией».

Таким образом, невидимость и закрытость людей с ВИЧ, необходимость проникновения в закулисные зоны делают получение доступа к этой социальной общности чрезвычайно трудным и проблематичным.

Основные традиционные способы получения доступа к полю — через официальные лица и инстанции, путем поиска добровольцев через широкое афиширование темы исследования, при помощи рекомендаций знакомых — при изучении людей с ВИЧ работают плохо, поскольку стратегия сохранения диагноза в тайне от окружающих является одной из основных стратегий выживания людей с ВИЧ в условиях сформированного в обществе дискурса о СПИДе.

Почти все «жители» поля, с которыми мне удалось наладить контакты, принадлежали к категории заразившихся ВИЧ-инфекцией через употребление наркотиков и являлись бывшими потребителями наркотиков. Эта часть поля оказалась наиболее доступной. В Калининграде велась активная работа по предотвращению распространения ВИЧ-инфекции среди потребителей наркотиков, что давало им возможность взаимодействовать, поддерживать социальные сети в рамках существовавших формальных структур. Другие категории людей с ВИЧ на момент проведения исследования не были организационно объединены. Стремление к сохранению ВИЧ-статуса в тайне и другие вышеперечисленные обстоятельства не позволили мне получить к ним доступ.

Не всегда жизненные проблемы ВИЧ-инфицированных были непосредственно связаны с ВИЧ-инфекцией. Для многих людей с ВИЧ проблема заключается не в том, как разрешить затруднения, которые создала болезнь, а в том, как расположить их в уже имеющемся бесконечном ворохе жизненных трудностей и тупиковых обстоятельств. К моменту, когда многие из участников исследуемого мною поля заразились ВИЧ-инфекцией, их жизнь уже была наполнена проблемами, связанными с продолжительным употреблением наркотиков.

В процессе общения с ВИЧ-положительными людьми я столкнулась с тем, что в повседневном общении о жизни с ВИЧ фактически не говорят. Даже когда повседневные разговоры людей с ВИЧ или их общение в ходе совместной деятельности касаются болезни, то в круг обсуждаемых тем в основном входят такие вопросы как отсутствие доступа к лечению, правовые аспекты жизни с ВИЧ, публикации и передачи в СМИ на СПИД-относительную тематику, случаи дискриминации и стигматизации. Персональные ощущения жизни с болезнью обычно не являются темой обсуждений, об этом говорят лишь на некоторых закрытых встречах групп взаимопомощи людей с ВИЧ. Как правило, получение информации о положительном диагнозе на ВИЧ-инфекцию исходит не непосредственно от самого человека, а от кого-либо из его/ее близкого окружения, например, от другого ВИЧ-положительного. В дальнейшем общении, если он/ она прямо не заявляет о своем ВИЧ-статусе и не включает свою жизнь с ВИЧ в круг обсуждаемых с исследователем тем, невозможно каким-либо образом получить информацию об ощущениях и смыслах, связанных с жизнью с ВИЧ. С такими людьми мне приходилось на протяжении длительного времени общаться по поводу других проблем. Только когда отношения становились достаточно доверительными, я обращалась к нему/ ней с просьбой дать мне интервью и побеседовать о внутренних ощущениях и персональном опыте жизни с ВИЧ. Иногда лишь только в процессе интервью я впервые открыто показывала, что осведомлена о его/ее ВИЧ- статусе, и только в условиях интервью представлялось возможным обсуждение интимных, подчас болезненных аспектов жизни с ВИЧ

Выход из поля:

Выход из поля означал для меня изменение отношений, а не их завершение. Я считаю, что проведенное исследование вовлекло меня в ряд долгосрочных обязательств перед участниками исследования, которые связаны, во-первых, с опытом эмоционального взаимодействия и с возникновением между нами теплых, искренних отношений. Во-вторых, я считаю себя обязанной поддерживать взаимоотношения с ключевыми участниками по этическим соображениям. ВИЧ-инфекция — хроническая болезнь, имеющая для ее носителей социальные, физические, сексуальные, финансовые и эмоциональные последствия. Она в той или иной степени ограничивает социальные взаимоотношения инфицированных людей, особенно в части налаживания новых отношений. Наиболее распространенная среди людей с ВИЧ стратегия сохранения диагноза в тайне от окружающих имеет обратную сторону: во взаимоотношениях с теми, кто не осведомлен о болезни, всегда имеется определенное напряжение и эмоциональная дистанция. Поэтому для ВИЧ-положительных особенно важен тот поддерживающий социальный круг, в котором нет необходимости скрывать диагноз и где они могут быть полностью открыты.

 

37. Опыт изучения деревенского сообщества по книге «Уйти, чтобы остаться: социолог в поле».

Взаимодействуя с информантами не только в ситуациях интервью или наблюдения, но и при устройстве своего быта и решении каждодневных проблем. Наше по­левое исследование осуществляется циклично. Мы приезжаем в поле, уез­жаем, возвращаемся снова. Зная о «сезонности» деревенской жизни, мы стараемся спланировать поездки так, чтобы увидеть деревню зимой, летом, осенью и весной. Как правило, мы отсутствуем в деревне от двух недель до нескольких месяцев. За это время нас успевают забыть или, напротив, обсу­дить нас и нашу работу, рассказать о нас тем, с кем мы еще не знакомы. Каждый раз мы «новые» приезжаем в «новое» поле.

Деревня — эмпирическая база нашего исследования — находится в Новгородской области, в полутора часах езды от ближайшего города. Деревенское сообщество, которое является объектом нашего исследования, насчитывает около 300 человек.

Сельское хозяйство существует только на уровне личных подсобных хозяйств. Рабочих мест в деревне недостаточно и жители, как правило, устраиваются на работу в соседние населенные пункты. В летнее время одним из основных источников заработка становится лес: доход приносят собранные грибы и ягоды.

Наша исследовательская группа состоит из четырех человек, все четверо — женщины. Периоды нашего пребывания в деревне колеблются от одного дня до полутора месяцев. Живем мы в отдельном доме, в разном составе: иногда вчетвером, иногда остается лишь одна из нас, но, как правило, хотя бы вдвоем. Приезжая в «поле», мы каждый раз возобновляем отношения с местными жителями. Мы не становимся для сельчан «своими»

Знакомство с сообществом мы начали с представителей официальной власти. Участие проводника — человека, известного местным жителям, — значительно облегчило нам вход в поле. Впоследствии круг наших деревенских знакомых расширялся. Многие жители деревни были долгое время «скрыты» от нас по той причине, что мы в первую очередь знакомились с «публичными» людьми — работниками почты, магазинов, библиотеки, школы. В установлении доверительных отношений с деревенскими жителями важную роль сыграло наше участие в их деятельности: общий опыт сближает. Нас запоминали как тех, кто «тоже помогал», «сажал клумбу», «перемыл всю посуду», «был на именинах» и пр. Возникающие у нас бытовые проблемы также служили поводом для знакомства и общения с местными жителями. Кому-то из них мы оставляли электрическую плитку на хранение, чтобы ее не украли из пустого дома, пока нас нет, у кого-то брали напрокат одеяло и пр. С первых дней пребывания в деревне мы поняли, что некомпетентны во многих аспектах деревенской жизни. Наше жилище — типичный для данного региона деревенский дом, в котором не предусмотрены привычные для нас, городских жителей, удобства. Нужно брать воду в колодце, топить печь, выходить в холодный туалет, а в баню, которая топится раз в неделю, по субботам, проситься к знакомым.

Нельзя сказать, что деревенские жители отказывали нам в компетентности. Наоборот, с их точки зрения, мы, городские — образованнее, культурнее, современнее

Наше обыденное знание, достаточное для городской жизни, оказалось во многом бесполезно для жизни в условия деревни.

Сельчане не пытались конкурировать с нами в «городских» вопросах. Случалось, что они стремились использовать нашу связь с городом.

Восприятие нас как городских, плохо разбирающихся в деревенской повседневности, «культурных», «умных», «избалованных» и пр. создавало дистанцию между нами и местными жителями. Так или иначе, в нашем присутствии сельские жители следили за своей речью и старались «облагородить» ее. За «нелитературный» язык часто извинялись.

С первых дней нашего пребывания в деревне местные жители старались нас «подкармливать». В этом видится, в первую очередь, соблюдение правил гостеприимства: гостей принято угощать и, желательно, чем-нибудь необычным Сельчане делятся с нами «лучшим», репрезентируя тем самым преимущества деревенской жизни перед городской.

В процессе нашего «челночного» исследования мы обнаруживаем в старом «новом» поле неожиданные исследовательские темы, выслушиваем новые или по-новому рассказанные истории, наблюдаем незамеченные прежде сцены повседневной жизни сельчан. Просто выходя на улицу, мы получаем поток информации о деревенской повседневности. Качественное исследование предполагает максимальную вовлеченность социолога в повседневность изучаемого сообщества. Полифония источников усложняет интерпретацию собранного материала. Вместе с тем она расширяет возможности постановки исследовательских задач. Беседуя с информантами и затем анализируя интервью, важно учитывать не только то, что, но и то, каким образом и о ком говорят жители деревни. Возможность уезжать из сообщества и возвращаться сохраняет способность открывать новые аспекты исследования, а новый (или увиденный «свежим взглядом») материал позволяет по-новому отвечать на поставленные ранее вопросы или по-новому их задавать. Наше «непривыкание» к полю позволяет избежать рутинизации восприятия деревенской повседневности, оставляет пространство для «удивления» и исследовательской рефлексии. Вспомним, что также разносились «слухи, обсуждения социологов, их деятельности и проч.» по деревне во время отсутствия социологов в поле.

 

38. Опыт изучения экопоселения «Тиберкуль» по книге «Уйти, чтобы остаться: социолог в поле».

Антонина Кулясова, ИСКУШЕНИЕ ПОЛЕМ

Наша группа готовилась к экспедиции в экопоселение (представляют собой сообщества людей, проживающих в сель­ской местности и ведущих альтернативный образ жизни, «дружественный окру­жающей среде») «Тиберкуль». Процесс осложнялся тем, что у нас не было ни почтового адреса, ни номеров телефонов поселения — обычная проблема исследования труднодоступных мест с плохо развитой системой коммуни­кации. Однако мы знали, что Тиберкуль состоит из верующих Церкви По­следнего Завета, община которой есть в Санкт-Петербурге, и обратились к ее лидерам за помощью. Они дали нам необходимую информацию и связа­ли с людьми, побывавшими в Тиберкуле, которые объяснили нам, как луч­ше ехать, что брать с собой, к кому обращаться. Кроме того, нас попросили отвезти коробку церковных свечей и кое-какие мелочи для тамошних жи­телей. Это поручение демонстрировало доверие к нам лидеров городской общины и позволило ехать в Сибирь не как «чужакам».

Тиберкуль находится в Красноярском крае, и добираться поездом от Пе­тербурга до станции назначения нужно пять суток. Денег на исследование было мало, и нам пришлось ехать в плацкартном вагоне. Это было вдвойне тяжело потому, что я вынуждена была взять с собой полуторагодовалую дочь, которую все еще кормила грудью. Путешествие в плацкартном вагоне имеет для социолога и определенные преимущества. Попутчики постоянно менялись, интересно было наблюдать за ними, зачастую, разговорившись, можно было узнать кое-что о том экопоселении, куда мы ехали. Обычно нам выдавали информацию, почерпнутую из СМИ или слухов, но у неко­торых наших попутчиков были там родственники или знакомые. Такие раз­говоры давали нам представление о том, что думают «обычные» люди о Ти­беркуле.

Когда мы приехали на место, нас поселили в летнем домике с печкой, хотя было начало ноября и уже лежал снег. Для местных жителей такие условия считались вполне нормальными, поскольку многие еще жили в па­латках, вагончиках или времянках, строя новые дома. Однако для нас это стало испытанием, особенно из-за дочери. В домике было тепло, только ког­да топилась печка. К утру же наше жилище выстывало до нуля градусов. Мы спали на низком диване без ножек, от которого несло псиной: до нас там обитали три хозяйские собаки. Мы прожили в этом домике несколько дней в начале и в конце экспедиции.

Тиберкуль (а это несколько деревень и Город на Горе, главный поселок экопоселенцев) разбросан на значительной территории, и мы должны были переезжать с места на место. Поскольку с нами был ребенок, то нас подво­зили на машинах и даже усаживали в кабину, в то время как местные жите­ли или шли пешком по 25 и более километров или ехали в кузове грузовых машин. Когда мы в следующий раз, уже без дочери, приехали в Тиберкуль, то нам пришлось путешествовать как всем. Вместе с другими пассажирами мы в пятнадцатиградусный мороз отправились в Город на Горе в кузове гру­зовика. И хотя все укрылись тентом, было очень холодно. Через час, в сле­дующей деревне, к нам подсели еще десятка два человек с козами. На меня улеглась коза, и стало значительно теплее. В оба приезда нам пришлось подниматься 12 километров в Город на Горе по пешеходной тропе, посколь­ку другого пути туда нет.

Условия были для меня очень тяжелыми. Мне приходилось думать не только об исследовании, но и заботиться о дочери. Однако моя маленькая дочь стойко вынесла нашу экспедицию и даже часто нам помогала.

Еще одной проблемой оказалось питание. Жители Тиберкуля придер­живаются веганства. Формально на нас это правило не распространялось, но мы не хотели создавать лишних барьеров. Кроме того, мы хотели опро­бовать на себе новый способ питания. Сразу отмечу, что все три исследова­теля нашей группы имели уже опыт вегетарианства, и это облегчало адап­тацию к веганской пище. Но мы все равно испытывали некоторый диском­форт из-за однообразия еды.

Во время работы в поле я заметила, что подчас всего одна фраза мо­жет стать, как я это называю, «ключом к доверию», который помогает установить контакт с информантами. Таким ключом может стать общий опыт — «прохождение испытаний». Во время исследования экопоселений в Горном Алтае информанты, прежде чем отвечать на вопросы, спрашива­ли нас: «А вы уже побывали в горах?» Опыт, приобретенный в горах, вы­соко ценился, рассматривался как некий допуск к пониманию ситуации в Горном Алтае. В двух других случаях из нашей практики — в исследова­ниях на Северном Кавказе и в Вологодской области — ключом к доверию послужила общая для информантов и одного из исследователей родина. Та­кие «ключи» применяются интуитивно, и только по прошествии времени их начинают использовать сознательно.

При исследовании Тиберкуля таким ключом к доверию стала моя полу­торагодовалая дочь. Информанты проникались уважением к социологам, которые не только сами переносили тяготы экспедиции, но и делили их с маленьким ребенком. Это означало, что исследователи пришли к ним не как отстраненные ученые, а как заинтересованные и дружественные люди, тем более что в СМИ часто писали о Тиберкуле как о секте и представляли экопоселение как «опасное» место. То, что с нами была моя дочь, помогало нам во многих ситуациях (например, в описанных выше перемещениях из одного поселка в другой). Ради нас нарушали даже некоторые формальные правила, например, нас оставили на несколько ночей в Городе на Горе, что было непринято. Для нас сделали исключение, понимая, что с ребенком очень трудно за один день проделать путь в 12 километров по горной засне­женной тропе, а на следующий день спуститься той же дорогой.

Мне пришлось специализироваться на интервью с женщинами, по­скольку нередко приходилось кормить дочь грудью прямо в процессе ин­тервьюирования. С другой стороны, это создавало непринужденную обста­новку и помогало вести более откровенный разговор, свободно беседовать о тендерных отношениях, о практике домашних родов, принятой в экопо­селении, и многом другом. Однако когда возникала необходимость в офи­циальных встречах, присутствие ребенка могло помешать. Так, во время беседы нашей исследовательской группы с духовным учителем Тиберкуля Виссарионом мне пришлось оставить дочь на попечение его жены.

Местные жители часто оценивают поведение исследователя с точ­ки зрения принятых здесь норм поведения. В Тиберкуле все администра­тивные посты занимали мужчины, мужское доминирование было там нор­мой. В нашей группе был единственный мужчина, и, естественно, именно к нему в первую очередь обращались местные. Для того чтобы не создавать неловких ситуаций, мы представили его руководителем, тогда как в дейст­вительности экспедицию возглавляла женщина.

Мы не хотели выделяться, поэтому я и другие участницы наших экспе­диций, как все местные женщины, носили длинные юбки. Собственно, мне это не доставляло неудобства, поскольку я и раньше часто так одевалась, хотя и не в походных условиях. После подъема в Город на Горе я поняла, что носить длинные широкие юбки всегда удобно, поскольку в них теплее и комфортнее. Теперь я практически не ношу брюки, более того, чувствую себя в них дискомфортно. Со временем меня переставали воспринимать как исследователя. Если мое поведение, речь и образ были близки инфор­мантам, то на меня начинали смотреть или как на одного из потенциальных экопоселенцев или как на гостя-друга. Если я много рассказывала о моих экспедициях в другие экопоселения и демонстрировала знание сельской жизни, то на меня смотрели как на жителя другого экопоселения, который имеет полезный опыт и у которого можно попросить совета.

Погружаясь в поле, я старалась увидеть мир глазами своих информантов. Они же представляли его полным опасностей, стоящим на пороге экологи­ческой и социальной катастроф. Жизнь в городах виделась им как минимум негармоничной. Я получала массу информации о различных духовных иде­ях и представлениях. Как исследователь я старалась беспристрастно опи­сать свои наблюдения, но как обыватель не могла избежать влияния тех или иных взглядов и верований информантов. Нет, информанты не навязы­вали нам свои представления, по крайней мере, явно. Но я чувствовала, что уже просто не могу слышать про духовные учения, составляющие основу их мировоззрения. Мне приходилось подавлять внутренний протест, ста­раться не вступать в полемику и не давать оценок. В тех же случаях, ког­да мое собственное мировосприятие, мой жизненный опыт сближались со взглядами информантов, мне было сложно сохранять беспристрастность и надо было прилагать усилия уже для того, чтобы не раствориться в поле. Подчас я с трудом заставляла себя делать записи в дневнике наблюдений, так как ощущала «никчемность и суетность» этих действий. Я поняла, что означает фраза «исследователь не вернулся из поля». Даже по прошествии нескольких лет я продолжаю глубоко переживать увиденное в Тиберкуле, пытаюсь переосмыслить свою жизнь. Это исследование стало для меня се­рьезным испытанием. Я включила в свою жизнь некоторые практики, о ко­торых узнала в экспедиции, мои представления о жизни обогатились новы­ми идеями, почерпнутыми у моих информантов. Начиная новые исследова­ния, я теперь не могу быть уверена, что «вернусь» из поля.

Опыт исследований экопоселений ставит передо мной и моими колле­гами серьезную методологическую проблему. С одной стороны, мы, будучи специалистами в вопросах социальной экологии и участниками экологи­ческого движения, не можем игнорировать тот факт, что наши информан­ты оставляют без внимания вопросы внешней экологии. С другой стороны, будучи социологами, мы должны минимизировать влияние нашего «втор­жения в поле» на жизнь наших информантов. Имеем ли мы право дейст­вовать акционистскими методами: стимулировать дискуссию, объяснять свои взгляды, делится знаниями о международном опыте экопоселений и экологического движения? Этот вопрос снова и снова встает перед нами, и мы не всегда уверены в правомерности того или иного решения.

 

39. Фокус группы в качественном исследовании.

Фокус-группа – метод сбора и анализа информации, который позволяет с высочайшей степенью достоверности оценить эффективность рекламной продукции на любом этапе ее создания: от возникновения рекламной идеи, до конкретного рекламного продукта. Метод фокус-групп, или фокусированное интервью впервые был использован социологами: Р.Мертоном и Р. Кендаллом (США) в 1944 г.

Фокус-группы имеют три существенных отличия от других социологических методов исследования:

1)Фокус группа является не количественным методом исследования (как, например, социологический опрос), который дает ответ на вопросы "кто" и "сколько", а качественным и дает ответ на вопросы "как именно" и "почему".
2)Способ формирования выборки и методы сбора информации. В социологическом (количественном) исследовании базовым методом является опрос (личный, телефонный), при котором респондентов, представляющих определенную категорию потребителей, опрашивают по единой схеме (анкете). В фокус-группе (качественном) применяются методы глубинного группового интервью, позволяющие получить информацию, не лежащую на поверхности.
3)Фокус-группа является субъективным методом исследования (в отличие от социологического исследования, которое является объективным методом сбора и обработки информации).

Смысл этого метода в том, что в групповом обсуждении потребитель включен в общение с себе подобными. Поэтому психологические барьеры, разделяющие интервьюера и интервьюируемого в социологическом опросе, снимаются намного эффективнее, и эмоциональные реакции (очень влияющие на поведение любого потребителя в повседневной жизни) намного ярче.
На выходе мы имеем наглядное преимущество качественного метода сбора и анализа информации, каковым и является фокус-группа, перед количественными методами. Преимущества обозначены и в объеме информации, который предоставляет этот метод, и в широчайших возможностях интерпретации, которые этот метод предоставляет. Кроме того, диапазон задач, которые решаются с помощью фокус-групп, необычайно широк: от диагностики имиджа политика до оценки рекламного ролика или дизайнерского проекта.

Нужно отметить, что при обработке фактического материала важно эмоциональное восприятие продукта, причем, как вербализованное (выраженное словом), так и невербальное (жесты, мимика). Именно этот ракурс наблюдения за группой позволяет определить глубинные мотивы и причины того или иного поведения респондента.

Работа фокус – группы ведется по составленному заранее сценарию, обязательно согласованному с заказчиком. Вся беседа должна быть записана на видео или аудио носители для дальней расшифровки и анализа. Составляемый социологом план или сценарий проведения фокус-группы получил название “гайд”. План начинается с формулировки приветствия респондентам, цели исследования, объяснения основных правил участия и написания вводных вопросов, позволяющих создать раскованную и свободную атмосферу.

Существует несколько подходов к формулировке план:

1) заключается в постановке вопросов сих последующей переформулировкой в темы.

2) состоит в предварительной формулировке темы и затем составления вопросов.

При создании плана фокус-группы используется такой порядок вопросов, как и в других социологических методах, например, в анкетах. Движение от общего к частному, в связи с тем, что это помогает не открывать в начале замысел исследователя и сохраняет спонтанность высказываний респондентов, что является важным качеством фокус-группы. Кроме того, постепенный переход от общих вопросов к частным позволит создать контекст для последующей дискуссии.
В гайде обычно записываются правила участия в фокус-группе для респондентов, вводные фразы. План групповой дискуссии определяется степенью ее формализованности. Вформализованной фокус-группе гайд представляет перечень тем для обсуждения и примеры вопросов по ним.

Структурирование фокус-группы важно по ряду причин: заранее заданная структура значительно облегчит последующий анализ данных; использование конкретных вопросов устраняет возможные разночтения в языке респондентов и исследователя; помогает сопоставить взгляд на изучаемую проблему со стороны социолога и участника дискуссии; облегчает сравнение групп друг с другом; уменьшает разночтения в понимании тем в проекте с участием нескольких модераторов; контролирует глубину анализа проблемы.

Одним из недостатков следования гайду является снижение спонтанности высказываний, возможности социолога корректировать дискуссию в зависимости от сказанного респондентами.
Ведет фокус-группу модератор. Модератор - это высококвалифицированный психолог, с опытом проведения фокус-групп (как правило, это действующий тренер с опытом преподавательской работы). Анализирует этот труд группа психологов, социологов и маркетологов-аналитиков. Далее результаты обрабатываются, формируются в отчет и рекомендации и передаются заказчику.

 

40. Онлайн технологии в качественном исследовании.

Все началось в середине 1990-х: дискуссионные группы по электронной почте, Онлайн чат с виртуальной комнатой клиента, развитие чат-формата в форумы и другие онлайн инструменты. Онлайн качественные исследования набирают популярность с увеличением роли Интернета в области сбора данных. ВАЖНО: Онлайн квал далеко не всегда способен заменить очные фокус-группы Его следует рассматривать как инструмент для проведения определенных исследований, которые крайне сложно или невозможно реализовать иным образом, либо когда общение лицом к лицу не имеет решающего значения. Технологии проведения качественных онлайн исследований дают больше свободы и привносят дополнительную ценность вашим проектам: КАК, ЧТО и ПОЧЕМУ в дополнение к СКОЛЬКО и КАК ЧАСТО в количественных проектах, мгновенная доступность транскриптов для последующего анализа, больше членов команды может участвовать в исследовательском процессе.

Онлайн фокус-группы (ОЛФГ):

· Синхронные группы, которые обычно длятся от 1 до 2 часов

· 8 – 10 респондентов в группе

· Идеальны для быстрого сбора данных в проектах с жесткими сроками

· Несколько групп могут быть проведены за короткое время, что дает возможность существенно расширить изучаемую аудиторию

· Созданы для сбора первых мыслей и впечатлений

· Вопросы на уточнение, ключевые направления дальнейшей работы, измерение эмоционального фона

· Программный интерфейс группы может быть брендирован по вашему желанию

 

Фокус-группы в формате форума (ФГФФ):

· Асинхронны (респонденты участвуют в дискуссии в разное время, аналогично обычным онлайн-форумам)

· Дают возможность проведения осмысленных обсуждений в течение нескольких дней или даже недель

· Так как число участников может быть расширено, в ФГФФ нередко участвуют представители различных социально-демографических групп

· Возможность достижения занятых респондентов (руководители, врачи, профессионалы и т.п.), так как они участвую в удобное для себя время

· Программный интерфейс группы может быть брендирован по вашему желанию

Преимущества ФГФФ:

· Экономия времени на рекрутирование участников и проведение групп

· Снижение затрат на качественную часть (до 50%)

· Более глубокие, честные и осмысленные ответы участников

· Контроль обсуждения со стороны модератора (время размещения вопросов, длительность просмотра стимулов, ответы других участников закрыты/открыты и т.п.)

· Контроль групповой динамики: минимизация влияния гиперактивных респондентов, продуктивная работа с пассивными участниками, исключение/приостановка участия

· Широкие возможности для тестирования видео-, аудио- и печатных материалов

· Удобство перехода в индивидуальный чат и разбиения группы на подгруппы

· Расширенное участие клиента – виртуальная «смотровая комната»

· Возможность проведения дополнительных обсуждений после доработки концепций

· Интеграция упражнений и заданий для респондентов: классификации, подчеркивание ключевых слов, размещение собственных фото и видео, поход по магазинам, фото точек продаж и т.п.

· Удобная интеграция в количественные проекты

· Возможность использовать ФГФФ для ознакомления с концепциями перед очной фокус-группой

· Возможность ведения блогов и дневников по домашнему тестированию продуктов (IHUT)

· Идеально подходит для B2B проектов, исследований высокодоходных аудиторий, проектов с широкой географией

· Возможность изучения «неудобных» тем: проблемы со здоровьем, средства гигиены, противозачаточные средства, сексуальное поведение и т.п.

· Мгновенная доступность результатов (транскрипты, загруженный контент и т.п.)

 

Инструмент: iMarkItiMarkIt – инновационный инструмент для тестирования концепций. Он дает возможность респондентам оценивать рекламные материалы, видео, веб-страницы, упаковку и любые другие стимулы. У участников есть несколько инструментов для выражения собственного мнения: комментарии, выделение фрагмента, стрелочки, возможность рисовать на креативе, выделение текста, увеличение и некоторые другие.

Онлайн сообщества:

· Интерактивный канал для связи, коммуникации и развития отношений с вашими клиентами.

· Возможность взаимодействовать с потребителями в реальном времени

· Уникальное конкурентное преимущество

· Возможность задавать вопросы целевой аудитории в любое удобное время и получать мгновенные ответы

Есть возможность создавать брендированный интерфейс онлайн сообщества с корпоративными цветами, шрифтами и логотипом. Использование технологий Web 2.0 для получения контента, сгенерированного потребителями. Модуль для проведения исследований позволяет приглашать участников сообщества к количественным и качественным исследованиям.

 

---

Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 125; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

⇐ Предыдущая891011121314151617

---

Мы поможем в написании ваших работ!